Кейт медленно брела к центру города.
      Она все еще была ребенком, когда ей пришлось столкнуться лицом к лицу с окружающим миром. Она не знала своего округа, не говоря уже о штате. Она совершенно не представляла, куда пойти. Было уже поздно, и темнота улиц пугала ее. Она должна была принять решение.
      Кейт пошла на автобусную станцию. Она сядет на первый попавшийся автобус – и прочь из этого города, неважно куда.
      Она достала свой небольшой кошелечек. В общей сложности было восемнадцать долларов. Это были рождественские подарки и деньги, заработанные, когда она нянчила соседских детей.
      Первый автобус шел на Стоктон. Кейт купила билет и села в зале ожидания. Ждать ей оставалось всего пятнадцать минут.
      Она почему-то совсем не боялась, что могут явиться мать и Рей и задержать ее.
      Когда подали автобус, она вошла, протянула водителю билет и села у окна. Автобус был наполовину полон сонными пассажирами, равнодушно глазевшими в окна. Кейт заметила двух служащих, сидящих вместе, одинокого торговца и парочку бедняцкого вида семейств, похоже, ехавших на заработки. Вся их нехитрая собственность помещалась в небольших побитых картонных чемоданах. У детей были голодные глаза.
      Автобус отъехал от станции. Скоро город остался позади. Усталыми глазами смотрела Кейт на почти ирреальный ночной пейзаж родного штата, открывавшийся перед ней. Родственники ее матери жили в Мендоте, в другой стороне от дома. Она никогда здесь прежде не бывала. Так что апельсиновые рощицы и широко расстилавшиеся поля были ей совершенно незнакомы. Она была буквально в эпицентре пустоты. Отсутствие у нее какой-либо цели делало эти земли ирреальным без плоти и сути.
      В конце концов Кейт ощутила, что ее одиночество – больше того, что она в силах вынести. Она вынула из чемодана фотографию отца и стала разглядывать ее. Глаза, мягкие и мечтательные, старый костюм, пальто – сама бедность и кротость. Она всмотрелась в форму лица, подбородка, и ей впервые пришла мысль, насколько же она похожа на отца. Это ее немного утешило.
      Но одновременно это же чувство наполнило ее сердце пронзительной болью. Как она одинока! Отец ушел навсегда, мать где-то осталась. Теперь она может рассчитывать только на себя. И не было дома, куда можно вернуться…
      Кейт уснула.
      Два часа спустя автобус прибыл в Стоктон. Она вышла, волоча за собой чемодан.
      Нужно было куда-то идти. Кейт отправилась в город. Было еще темно. Станция находилась в деловой части городка, более шумной, нежели те, что она когда-либо видела. Боясь бродить по ночным улицам, девушка вернулась на станцию и села на скамейку, дожидаясь рассвета. Едва забрезжило, как Кейт уже встала, взяла чемодан и вышла наружу. Грузовики пыхтели по дороге, сновали городские автобусы и машины. Кейт охватил трепет при виде такого количества больших офисов, фабрик и пакгаузов. После небольшого городишка своего детства она не была готова увидеть город такой величины.
      Но час был еще ранний, и все магазины и офисы были закрыты. Чтобы как-то убить время, Кейт одиноко брела По улицам. Она чувствовала себя очень уставшей, чемодан казался каменным, но ей не хотелось останавливаться – Кейт боялась, что если присядет, то больше не встанет никогда. Мужество покидало ее.
      Воздух медленно отогревался. Будет знойный день. Резко пахнуло бензином, мусором и удушливым запахом готовящейся еды из ближайшего ресторана. Кейт тошнило от голода.
      Она миновала магазин одежды, где куртку можно было купить за шесть долларов девяносто пять центов, кожаные туфли – за один доллар семьдесят пять центов, дождевики – за два доллара шестьдесят девять центов. Парикмахерская приглашала постричься и побриться за тридцать центов. Витрина магазина стройматериалов завлекала купить стиральную машину за двадцать три доллара девяносто пять центов. Она прошла ресторан, где можно было съесть ветчину или свиные котлеты за двадцать пять центов и тарелку гуляша за пятнадцать центов.
      Кейт вспомнила, что ничего не ела с тех пор, как вышла из дома. Сандвич вечером был ее последней едой. Она почти уже вошла в ресторан, но запахи, доносившиеся оттуда, отбили у нее аппетит. Кроме того, она хотела сэкономить деньги. Девушка купила яблоко за цент у бедной торговки фруктами и положила его в карман.
      Пройдя аллею, Кейт остановилась. Она увидела женщину, одетую в истрепанную одежду – надетые слоями друг на друга лохмотья. Та копалась в помойке. Двое крошечных худых ребятишек стояли рядом, около них валялись две массивные хозяйственные сумки. Кейт видела тучи мух, роящихся над отвратительно вонявшим контейнером.
      Пока Кейт смотрела, женщина нашла кусочек какой-то гнили, может, картошку, и, стряхнув липнувших мух, протянула его одному из детей, маленькому большеглазому мальчику. Тот быстро понес огрызок ко рту. Кейт отвернулась, чтобы не видеть пустой, остановившийся взгляд недетских глаз.
      Кейт бросилась прочь, убыстряя шаги.
      Она продолжала бесцельно странствовать по городу. В голове было пусто. Она ощущала себя на дне огромного гиблого моря.
      Но вот на стене одного из офисов она увидела большое объявление.
      «Работа для выпускников школ! – гласила надпись. – Оплата хорошая. Обращаться в стенографическое бюро, 223, Центральная улица».
      Кейт тупо смотрела на объявление. Можно приврать насчет образования. А что? Язык не отсохнет. Тем более что в школе ее учили машинописи. Пусть она была не очень прилежной ученицей, но она постарается.
      Теперь было куда идти. Прилив энергии заставил ее помчаться вперед – туда, где, как ей казалось, было бюро. Увидев полисмена-регулировщика, Кейт спросила, как пройти к Центральной улице.
      – Вернитесь туда, откуда пришли, – ответил он устало. – Три квартала на запад, потом сверните налево. Это центр.
      – Спасибо.
      Она пошла назад, оглядывая здания, которые уже видела. Затем поняла, что она уже в центре. Кейт быстро повернула налево. Ее ноги гудели, но она стремительно неслась вперед как на крыльях. Теперь у нее была цель.
      Номера домов медленно возрастали. Путь от тридцать седьмого до семьдесят восьмого занял целых три квартала.
      К тому времени, как счет достиг двухсот, Кейт прошла семь кварталов и очень устала.
      Она остановилась, когда увидела здание под номером 223. Здесь.
      Дом стоял заброшенный, все окна были заколочены. Кейт стояла, молча уставясь на этот разор, не в силах понять, что теперь делать.
      За спиной послышался голос:
      – Что-нибудь ищете, юная леди?
      Вздрогнув, Кейт обернулась и увидела другого полисмена, на этот раз постарше первого.
      – Я… да, – ответила она. – Я ищу стенографическое бюро. Мне кажется, я не ошиблась адресом.
      Он сочувственно улыбнулся.
      – Они переехали около года назад, – сказал он. – Нет смысла искать их здесь.
      – А-а… Спасибо!
      Он отвернулся и пошел прочь, постукивая дубинкой по бедру.
      Неожиданно Кейт почувствовала себя дурно. Только сейчас она поняла, как устала, бродя по городу. Ей захотелось присесть, но поблизости не было ни одной скамейки. Она медленно поплелась назад тем же путем, которым пришла.
      Она чувствовала, что слабеет. Ее мучил голод. Девушка собралась было съесть яблоко, но тут в памяти всплыла женщина у помойки с двумя ребятишками, жужжание мух. В ноздри словно заполз отвратительный запах отбросов. Кейт подташнивало. Она быстро спрятала яблоко в карман и забыла о нем.
      Наконец на автобусной остановке ей удалось набрести на скамейку. Кейт села.
      Она позволила глазам закрыться на какой-то момент. Она видела свою спальню, дом, свой стенной шкаф, папку с фото Ив Синклер, немногочисленные книжки, своих смешных чернильных человечков и школьные тетрадки. Больше всего ей не хватало уютной подушки. Кейт знала, что долго еще она не будет спать в мягкой, теплой постели. Ей стало совсем грустно.
      Все это казалось за сотни и миллионы миль отсюда – как на луне. И пустота расставания со своим детством влилась в нее, как отравленное зелье, иссушая и сжигая в душе все чувства, осталось только отвращение и страх перед чем-то безличным и холодным, приближавшимся к ней из равнодушного будущего.
      Она словно плыла в пустоте, в полудреме, когда неожиданный взвизг тормозов и звук клаксона разбудили ее.
      Это был автобус, старый городской автобус, с надписью на стекле водителя «Центральная улица – пригород».
      На одном дыхании Кейт села в автобус. Хватит с нее города. Ей хотелось только одного – прочь отсюда, неважно куда. Она заплатила за билет монетками со дна кошелька и села у окна.
      Совершенно обессиленная, клюя носом, девушка смотрела на город, проносившийся за окном. Странные улицы, печальные лица людей, которых не знала и никогда не узнает, жалобные гудки машин, воздух, пропитанный дымом, – все это словно невидимой рукой касалось ее. Она была рада, что скоро уедет отсюда. Под мерный рокот мотора Кейт заснула.
      Проснувшись, она заметила, что городские улицы стали почти безлюдны. Большие магазины и офисы уступили место дешевеньким маленьким домишкам, потом и те исчезли совсем. Изредка попадались фермы и пастбища.
      Наконец автобус, совершенно пустой, не считая Кейт и еще одного пассажира, остановился.
      – Конец маршрута, – сказал водитель, выходя из кабины. Другой пассажир, мужчина в рабочей одежде с черным металлическим ящичком для завтраков, вышел наружу. Кейт в нерешительности сидела, не двигаясь с места. Водитель взглянул на нее.
      – Конец маршрута, мисс, – повторил он нетерпеливо. Кейт неохотно встала, взяла чемодан и вышла из автобуса. Старая колымага, взревев, отъехала, пуская вонючий дым.
      Кейт осталась стоять на перекрестке, окруженном садами и полями.
      Недавний попутчик мельком взглянул на нее.
      Затем видавший виды грузовик, словно из-под носа, вынырнул перед ним. Он сел внутрь. За рулем сидела женщина в рабочей одежде. Грузовик растворился за поворотом одной из сельских дорог.
      Кейт огляделась вокруг. Никаких указателей или дорожных знаков на перекрестке не было.
      Приглядевшись, она увидела дальше:
      «Сакраменто – 40. Модесто – 22».
      Кейт злилась на саму себя. Как ей не пришло в голову поехать обратно тем же автобусом в Стоктон? Совершенно ясно, что ей нечего делать в этом Богом забытом местечке. Был уже почти полдень. День начал свой бег к ночи, которая означала дом и уют для других людей, таких, как этот рабочий, которого подобрала его жена сейчас, и блуждания и одиночество для Кейт.
      Подгоняемая смутной мыслью набрести на какой-нибудь поселок и найти комнату на ночь, она брела вдоль обочины дороги.
      Миля, другая… Асфальт плавился от зноя. Она не чуяла ног от усталости. Но, казалось, ничуть не приблизилась к городу. Она все глубже и глубже забиралась в сельскую местность. Апельсиновые рощицы и поля сахарной свеклы примыкали к дороге. Она миновала также фермерский домик. Никаких признаков города не было.
      Наконец, устав идти наугад, Кейт решила вернуться назад.
      Она сядет на автобус, идущий в Стоктон, и постарается найти дешевую комнату.
      Раскаленная жарой земля, казалось, плыла у нее перед глазами. Кейт хотелось надеяться, что усталость и голод не заставили ее сбиться с пути. Мельком взглянув на окрестности, Кейт совсем пала духом. Она больше не была уверена, что идет верной дорогой.
      Она совсем уже было начала впадать в панику, когда услышала рев мотора машины, идущей на полной скорости по сельской дороге. Взвизгнув тормозами, машина остановилась перед ней. Трое молодых людей сидели в кабине.
      – Подбросить? – спросил водитель. – Куда ты направляешься?
      Кейт заглянула в кабину. Водитель был молодой человек в джинсах и майке, наверно, рабочий. Он выглядел серьезным и нетерпеливым.
      – Мне нужна автобусная остановка – в город, – ответила Кейт.
      – Доставим в два счета, – улыбнулся он. – Прыгай! Кейт села в машину.
      Машина тронулась. На какое-то мгновение наступило молчание.
      Водитель посмотрел на нее серьезно и спросил:
      – Ты местная?
      Кейт покачала головой.
      – Откуда ты? – спросил водитель.
      Она решилась солгать и сказала первое попавшееся, что пришло ей на ум.
      – Из Сакраменто, – сказала она. С заднего сиденья раздался смех.
      Кейт не обернулась. Она смотрела на дорогу.
      – Что ты делаешь в этих краях? – спросил водитель, все с той же серьезной улыбкой, в которой сквозило любопытство.
      – М-м… Была в гостях, – ответила Кейт.
      Опять смех с заднего сиденья, низкий и на этот раз многозначительный.
      – В гостях была, – повторил водитель. Теперь в его улыбке было что-то неприятное.
      Кейт бросила беглый взгляд на заднее сиденье. Там сидели двое молодых людей, держа бутылки пива между коленей, и курили сигареты. Один из них искоса взглянул на нее, заметив, что она смотрит на них.
      Машина набирала скорость. Они ехали, наверно, со скоростью миль пятьдесят или шестьдесят. Они петляли по сельской дороге среди садов и оросительных каналов.
      Потом они проскочили дорогу, которая показалась Кейт знакомой. Она узнала дорогу, по которой она приехала из города, и даже заметила автобусную остановку.
      – Это моя остановка, – сказала она.
      – Нет, ты ошиблась, – ответил водитель.
      Неожиданно она поняла, что странное, внимательное выражение его лица шло не от нетерпения или недружелюбия, но оттого, что он был пьян. Блеск в его глазах не оставлял места для ошибки. Она ругала себя за то, что не поняла этого, когда они остановились, чтобы посадить ее.
      Теперь машина стремительно летела. Водитель жал на газ до упора.
      – Извините, но не могла бы я выйти? – спросила она. Водитель посмотрел на нее с притворным удивлением. Он иронически поднял бровь:
      – Ты у меня в гостях.
      Но машина не снизила скорость.
      – Вы собираетесь тормозить? – спросила Кейт. Неожиданно он притормозил и свернул на грязную дорогу, которая прямо, как стрела, разрезала рощицу апельсиновых деревьев. Низко висящие ветки стучали и шлепали по бокам машины.
      Теперь Кейт испугалась.
      – Остановите, – сказала она. – Дайте мне выйти. Неожиданно рука с заднего сиденья обвилась вокруг ее шеи. Она почувствовала рот, пахнущий пивом, около своего уха.
      – В чем дело, детка? Тебе неуютно?
      Рука еще теснее обвилась вокруг ее шеи. Она начала бороться. Она слышала пьяный смех с заднего сиденья. Рука скользнула вниз к ее груди.
      В одно мгновение Кейт почувствовала лицо Рея, сильно приближенное к ее собственному, его тело, прижимавшее ее к кровати, его пахнущее алкоголем дыхание заполнило ее нос.
      Воспоминание обожгло ее. Она очнулась и изо всех сил ударила по руке на шее.
      Она услышала хриплый вопль с заднего сиденья:
      – Чертова сука!
      Потом рука вцепилась ей в волосы. Кейт запаниковала. Машина по-прежнему шла на большой скорости. Они углублялись– все дальше в никуда.
      Кожа ее головы горела. Она боролась, как могла.
      – Стойте! – кричала она. – Дайте мне выйти!
      Рука в ее волосах напряглась еще сильнее. Превозмогая боль, она ткнула водителя в бок. Он выругался.
      – Черт бы ее побрал, – услышала она рычание. Машина затормозила, поднимая клубы пыли. Разъяренная рука была все еще в ее волосах. Водитель вышел из машины и направился к ней. Она почувствовала, что ее тащат из машины. Ее волокли по земле между двух апельсиновых деревьев. Теперь она могла разглядеть лица молодых людей. Это были обычные деревенские парни, невежественные любители выпить, бродяги. Ей был знаком этот тип людей еще дома, хотя она никогда не видела так близко никого из них.
      Но эти парни были очень пьяны и разъярены борьбою в машине. Водитель особенно, так как она подвергала опасности всех, когда он был за рулем. Двое с заднего сиденья схватили ее руки и готовились швырнуть ее на землю. Приближался водитель. Внезапно Кейт поняла, что он был у них за главного. Губы ее кривила улыбка, он поигрывал концами ремня.
      – Тебе бы следовало быть повежливей, – сказал он. – И теперь я намерен тебя проучить. Держи ее ноги, Эрл!..
      Кейт почувствовала, как мужские руки швыряют ее на землю. Один из парней пытался выпрямить ей ноги. Глядя презрительно вниз, водитель начал снимать джинсы.
      В глазах у Кейт поплыло. Она вспомнила Рея, и мать, и жизнь, которой те жили все эти годы – с тех пор, как умер отец. Она слышала – вот Рей ссорится с Ирмой, вот опять скрипят пружины.
      Она думала о липком мужском теле, которое так часто владело ее матерью, только вчерашней ночью давившее ее саму…
      И теперь эти грубые, неотесанные парни хотят того же. Нет, она не позволит им, пока жива!
      Она бешено извивалась в цепких руках. Двое пытались сбить ее на землю, но выпитое пиво лишило их сил, так же как ярость сделала сильной Кейт. Ей удалось высвободить ноги и, когда водитель приблизился, изо всех сил ударить его в пах. Он взвыл.
      Затем она развернулась к остальным. Они все еще висли на ней, но она дралась с такой неожиданной свирепостью, что вскоре отбросила их. Теперь они были на равных.
      Все было кончено в считанные секунды. У Кейт плыло в глазах. Она чувствовала шквал ударов, летящих в нее, изредка, как из тумана, всплывали уродливые морды, искаженные злобой и болью. Она дралась с судорожным гневом, брыкаясь, пиная, кусая. Во рту был вкус собственной крови. Ее юбка и блузка были разорваны. Странная сила, более могучая, чем усталость и голод, ширилась в ней – она не сдается! Кейт боролась, пока они не сломались.
      Кейт услышала проклятья, затем смех. Шум мотора… облако пыли. Она была одна.
      В ушах – еще стояли смех и проклятья.
      Она долго лежала на земле.
      Кейт вдыхала странную смесь аромата апельсиновых деревьев в цвету и пахнущей пивом слюны, которой была запачкана ее кожа. Она знала, что дешево отделалась. Все было бы совсем по-другому, не будь они так пьяны.
      Внезапная мысль пронзила ее – они могут вернуться!
      Кейт бросилась бежать через апельсиновую рощу к тому месту, где они остановились. Она вышла на дорогу и пошла по ней куда глаза глядят. Не важно куда. Она знала только одно – ей надо спешить.
      Иногда случайная машина или грузовик проносились мимо нее. Но ни одна из них не замедлила ход. В этом ей везло.
      Кейт ощутила вкус крови во рту и поняла, что ее избили сильнее, чем можно было подумать.
      Только сейчас пришла ей в голову мысль, что ее чемодан и кошелек остались в машине. Она была без единого цента, одна, на чужой незнакомой дороге, ее юбка и блузка были разорваны. Но больше всего ее мучило то, что она лишилась фотографии отца – единственной вещи на свете, которая для нее имела ценность. Кейт заплакала.
      Она продолжала двигаться, не замечая, где идет, словно плыла в тумане. Как долго и куда шла – она не знала. Пышущее жаром солнце начало клониться к горизонту. Скоро настанут сумерки.
      У обочины дороги показалась площадка для пикника. Увидев фонтанчик питьевой воды, Кейт свернула поспешно – там можно умыться. Вода была теплой. Смыв кровь с лица, девушка стала пить большими жадными глотками. Ей стало чуть лучше.
      Внезапно голод пронизал все ее существо резким приступом боли. Она опять вспомнила, что не ела ничего почти уже сутки. Яблоко, купленное утром, осталось в дождевике.
      Нетвердой походкой она пошла в глубь площадки. Там был небольшой столик. Крошки картофельных чипсов и хлеба были рассыпаны под ним на земле.
      Незакрытый контейнер для отбросов стоял неподалеку. Кейт заглянула внутрь.
      Она увидела что-то похожее на пакетик из-под чипсов. Приглядевшись, увидела несколько кусочков, лежавших на дне. Переборов себя, девушка нагнулась за ним.
      Она услышала неожиданный звук и поняла, что там было какое-то животное. Она выронила пакет и резко выпрямилась. Большая серая крыса смотрела на нее.
      Кейт вспомнила спину оборванной матери в Стоктоне, руку, дающую сыну гнилую картошку. Неожиданный приступ дурноты заставил ее согнуться. Этот образ, трое парней в машине, пьяные глаза Рея в ее спальне, рычащее лицо матери, гнавшей из дома, – все словно смешалось в мозгу Кейт воедино. Она упала на колени в грязный песок. Ее стошнило. Казалось, время остановилось. Боясь пошевельнуться, чтобы не вызвать новых приступов дурноты, Кейт провела в таком положении довольно долго. Ей было трудно встать на ноги. Но уже становилось темно. Из последних сил пытаясь подняться, она убеждала себя – надо идти!
      К несчастью, на площадке не было туалета, и Кейт не могла посмотреться в зеркало и привести в порядок лицо. Она только кое-как оправила порванные юбку и блузку и пошла дальше вперед.
      Кейт потеряла счет времени. Ей казалось, что она идет уже целую вечность. В вечерней мгле рассеялись последние остатки полуденного зноя. Девушку стало знобить. Все тело ее болело. Каким-то невероятным усилием воли она заставила себя не думать ни о чем. Ей надо помнить только одно – надо идти. Чего бы это ни стоило.
      Внезапно Кейт почувствовала, что не может держаться прямо из-за боли в шее. Потом словно раскаленные иглы стали пронзать ее от шеи к спине, едва она делала новый шаг. Пинки и удары парней, наверно, навредили ей больше, чем показалось сначала.
      На секунду Кейт остановилась. Нет, она не может больше идти! Движение было агонией. Положение ухудшалось и тем, что она не спала уже целые сутки.
      Но она шла. Простой инстинкт выживания толкал ее в спину вместе с убеждением, что она ни за что на свете не вернется назад. Не может, не хочет! Неважно, какие испытания еще ждут впереди, прошлой жизни больше нет. Сколько она себя помнит, Кейт была духовно пассивной. Теперь она знала, от чего ей нужно бежать.
      Но вскоре даже эти мысли оставили ее. Она переставляла ноги, одну за другой, уже механически, без надежды и воли, взирая на враждебный ей мир безразличными, остановившимися глазами – как у тех детей в Стоктоне.
      Внезапно Кейт заметила бензоколонку и ресторан на пересечении сельских дорог. «Следующая бензоколонка через 40 миль» – гласила надпись на щите.
      Кейт подошла поближе, пытаясь отыскать признаки жизни. Теперь она была уже за гранью стыда и смущения. Она попросит помощи у любого, кого только увидит сейчас.
      «Всегда открыто» – гласила надпись над темными окнами кафе.
      Не было ни огонька внутри дома. Надпись помельче на окошке входной двери сообщала: «Закрыто».
      Кейт была слишком изнуренной, чтобы улыбнуться такому противоречию.
      Она заметила большой дом позади ресторана, около пятидесяти ярдов вверх по пологому холму. Казалось, оттуда пробивается свет.
      Девушка знала, что ни за что не сможет заставить себя идти дальше. Она кое-как взобралась на холм, поднялась по шатким ступенькам и позвонила в дверь.
      Сначала было молчание. Она позвонила опять. Руки ее дрожали. Прерывистое дыхание было хрипящим.
      Наконец, внутри дома зажегся свет. Она услышала звуки шагов, приближающихся к двери.
      Над дверью зажегся свет, ослепив Кейт. Дверь открылась, на пороге стоял старый человек в изношенном фланелевом купальном халате.
      Он смотрел на Кейт.
      – В чем дело? – спросил он.
      – Шея… – прошептала она. – Меня…
      Прежде чем Кейт сделала какое-либо движение, она рухнула к его ногам.

      Когда Кейт пришла в себя, она лежала в кровати под теплым стеганым одеялом.
      Щурясь, она огляделась вокруг. На стенах висели фотографии, пара вымпелов и диплом, прочитать текст которого она не смогла. Из мебели здесь были: кровать, в которой лежала Кейт, старый неказистый стул и дешевый письменный стол.
      Лампа перед кроватью не была включена. Кейт видела свет, идущий из холла. Она слышала шаги.
      Затем раздался тихий, деликатный стук в дверь.
      – Вы проснулись, юная леди?
      В дверях появился старик с подносом в руках. Это был тот самый человек, которого она видела вчера у входной двери.
      – Я принес вам немного супа и стакан молока, – сказал он. – Это, конечно, не Бог весть что, но все же поможет вам взбодриться. Вы выглядите очень слабой.
      Кейт смотрела на него ошеломленно и ничего не отвечала. Она все еще была напугана. Он подошел к ней поближе.
      – Я вытер губкой кровь, – сказал он. – Одежду я оставил на вас, не хотел вас смущать. Вы можете принять душ, когда встанете. У меня есть кое-какая одежда, можете ее надеть, если не возражаете.
      Он поместил поднос у нее на коленях и поправил подушку под ее головой.
      – Вам здорово попало, – сказал он. – Но я думаю, вы скоро поправитесь.
      Он улыбался. Глаза в металлической оправе очков смотрели устало. Лицо его было мягким и чуть виноватым.
      Кейт молча глядела на него глазами дикого зверька, заманенного обманом в капкан. Может быть, по этой причине ей не было задано никаких вопросов о том, что случилось.
      Он указал рукой на диплом и вымпелы.
      – Это – комната моей дочери, – начал он. – Правда, не совсем. Она была здесь всего раза два… Когда мы переехали из Миссури, она была уже далеко – в школе. Но я скучал по ней, знаете, и развесил часть ее наград здесь, на стенах. Франсес – это моя жена – не одобряла. Ей хотелось, чтобы это была комната для гостей. Но я сентиментален.
      Он указал на диплом.
      – Кэсси была прекрасной ученицей, – продолжал он. – Она была седьмой в высшей школе. Правда, их было всего восемьдесят человек – это была маленькая школа, – но дочь была быстрая и звонкая, как хлыст, – во всем, я вам скажу. Я никогда не мог побить ее в споре. Я думаю, она пошла в мать. Они обе были шустрые женщины.
      Он вздохнул:
      – Франсес умерла три с половиной года назад. Туберкулез. Так скверно без нее, скажу я вам. Франсес делала тут почти всю работу. Она купила эту землю, построила бензоколонку и ресторан, наняла помощников и даже пекла сама все эти пироги и пончики. Она была, как динамо. Я качал бензин, она держала в руках наши средства, все эти счета, доходы, расходы… Она была быстрой, как пуля, держала меня под каблуком, но мне кажется, я заслуживал этого. Я не из тех, кто хочет быть лидером.
      Кейт слушала в молчании. Она теперь уже гораздо меньше боялась. Несмотря на странности, происходящие с ней уже сутки и сделавшие ее недоверчивой к окружающему миру, Кейт видела, что это безобидный и одинокий старик.
      Он оглядел комнату.
      – С тех пор как Франсес нет, дела пошли из рук вон скверно, – начал он опять. – Кэсси вышла замуж в Пенсильвании за парня, которого встретила в школе. У них самих теперь дети. Я не вижу их, наша страна слишком большая, чтобы народ мог ездить на такие расстояния. Но она пишет мне письма, шлет фотографии маленьких. Что касается меня, то я продолжаю работать, но дела совсем никудышные. Совсем не так, как раньше. У меня проблемы с прислугой в ресторане. И честолюбия у меня маловато… Один парень хотел продать мне место для рекламы на магистрали. Но я почувствовал что-то вроде ужаса. А надо бы решиться…
      Кейт удалось слабо улыбнуться. Она чувствовала, что этот старик в своем мире как рыба в воде – так же, как и она в своем. Ему так отчаянно хотелось с кем-нибудь поболтать, что он выговорил целую историю своей жизни почти на одном дыхании перед совершенно незнакомым ему человеком. От этого Кейт почувствовала себя менее одинокой.
      Он посмотрел вниз на Кейт, которая терпеливо ела свой суп. Он засмеялся.
      – Ну вот, – сказал он. – Я знакомлю вас с историей моей жизни и даже не знаю, как вас зовут.
      – Кейт, – сказала она. – Кетрин полностью.
      – Чудесное имя, – улыбнулся он. – Почти как Кэсси. Странно, не правда ли?
      – Мистер?.. – Кейт взглянула вопросительно.
      – Стимсон, – ответил он. – Ивелл Стимсон. Рад познакомиться с вами, Кейт. Как суп?
      – Замечательный, – ответила Кейт. – Спасибо.
      – Это из консервной банки, – смутился он. – Но я сам ем такие на обед почти всегда. По правде говоря, я не очень-то умею готовить. Это просто стыдно, если содержишь ресторан, не так ли? Но такие уж дела…
      – Вы нанимаете повара на кухню? – спросила Кейт.
      – Мой последний повар, которого я взял на полный рабочий день, сбежал с одним из моих покупателей три месяца назад, – он опять улыбнулся. – Скверное дело. Парень был мастер на все руки. Мог стряпать превосходные мясные блюда. Дела только начинали идти в гору, когда он исчез.
      Он посмотрел на Кейт.
      – Как насчет неплохого кусочка шоколадного торта? – спросил старик. – О, не беспокойтесь. Его испек не я. Он из кондитерской в городе. Они пекут там отменные торты и пироги.
      – Город? – спросила Кейт. – Мы недалеко от города?
      – Город Трейси, – ответил он. – Десять миль по этой дороге, – он указал в окно. – На пути в Модесто.
      Она ничего не ответила. Она вспомнила дорожный указатель МОДЕСТО, когда сегодня в полдень выходила из автобуса. Словно целый век прошел. Смутный образ трех парней, которые избили ее, мелькнул перед глазами. Кейт почувствовала, что ее тошнит. Усилием воли она выбросила их из головы.
      Человек по имени Ивелл Стимсон смотрел на нее с улыбкой. В его взгляде был вопрос. Но он по-прежнему не беспокоил Кейт расспросами.
      – Ну вот, теперь хорошо, – сказал он. – Какие-то краски возвращаются на ваши щечки, юная леди. Я очень этому рад. Это все напомнило мне о временах, когда Кэсси растянула лодыжку. Она была в восьмом классе. Бог мой, как я волновался! Но молодые люди поправляются очень быстро.
      Затем наступило молчание. Старик отвел глаза от Кейт и окинул взглядом комнату.
      – Так плохо, что она не смогла провести здесь с нами хотя бы немного времени, прежде чем вышла замуж, – говорил он. – Я действительно любил свою девочку. Понимал ее даже лучше, чем Франсес. Но молодые люди должны жить своею собственной жизнью.