Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Табу

ModernLib.Net / Художественная литература / Гейдж Элизабет / Табу - Чтение (стр. 27)
Автор: Гейдж Элизабет
Жанр: Художественная литература

 

 


      Фюзеляж начало трясти. Самолет терял устойчивость. В любой момент могло сломаться одно из крыльев.
      – Пилот вызывает членов экипажа, – Джо снова вышел на связь. – Прыгайте! Повторяю – прыгайте!
      Жалкие остатки подразделения поворачивали назад к своему аэродрому. Горящие бомбардировщики становились неуправляемыми. Немецкие зенитки были повсюду, их снаряды оглушительно взрывались в голубом небе. Это был настоящий ад.
      Не успел Джо додумать эту мысль, как немецкий снаряд, выпущенный из двадцатимиллиметровой пушки, попал в кабину. У него было такое ощущение, будто кто-то гигантским кулаком изо всей силы врезал ему между ног. Найт был ранен. И очень тяжело.
      Он попытался снова выйти на связь, но ему не хватало дыхания. Джо не знал, было ли это из-за ядовитых паров или дала о себе знать рана. Он не мог понять.
      – Пилот вызывает экипаж, – прошептал он. – Вы слышите меня? Кто может мне ответить?
      Но ответа не было. Те члены экипажа, которые не выбросились с парашютом, были либо мертвы, либо ранены, либо погибли от смертоносных паров, отравлявших воздух.
      Джо взглянул на приборы. Самолет летел на высоте шесть тысяч футов и продолжал снижаться. Первый двигатель горел, крыло опасно вибрировало. Не было смысла пытаться вести самолет. Нужно катапультироваться.
      Найт подумал о Генри. Почему же он не отвечает все это время?
      Превозмогая резкую боль в бедре и тазу, Джо отстегнул ремни, взял сумку с парашютом и отправился к Генри. Быть может, он еще жив и они смогут вместе покинуть гибнущий самолет.
      Джо схватил переносной кислородный баллон (самое большое– его хватит на четыре минуты), еще один парашют и покинул кабину. Он стонал от нестерпимой боли в бедре. Найт заметил, что обмундирование было насквозь пропитано кровью, и отвел взгляд.
      Буквально скрипя зубами от боли, он протиснулся в бомбовый отсек и почувствовал удушье от паров керосина. Бомбардир был мертв. Генри – без сознания, его рука все еще сжимала замок бомбодержателя.
      Несмотря на боль, ставшую просто непереносимой, Джо схватил Генри и потянул его к себе. Затем он сбросил все бомбы. Самолет накренился. Резкая потеря веса может позволить им несколько секунд сохранять стабильную высоту, необходимую для успешного катапультирования.
      У него не было времени узнать о судьбе остальных членов экипажа. Самолет начал медленно пикировать – это было характерно для «Б-17», потерявшего управление. Он был просто не в состоянии спасти своих людей. Оставалось только уповать на то, что те из них, кто еще остался в живых, были в сознании, чтобы нажать на катапульту и попытаться спастись.
      Джо смотрел на Генри. Лицо друга, не полностью закрытое шлемом, было как у спящего невинного младенца. Но цвет его кожи был нездоровым от нехватки кислорода. Друг был в опасности. Джо подхватил Генри, натянул на него парашют и потянулся к катапульте. Помогать выброситься с парашютом человеку, находящемуся в бессознательном состоянии, означало подвергать себя невероятному риску. Когда воздушная волна подхватит обоих мужчин, их тела могут столкнуться. Сила ударной волны будет такова, что они могут убить друг друга. К тому же их парашюты могут переплестись. Это была верная смерть.
      – О'кей, Генри, – пробормотал Джо. – Не волнуйся. Мы выберемся отсюда.
      Он крепко прижал друга к себе, встал перед бомбовым люком и заглянул вниз. Самолет снизился настолько, что можно было увидеть созревающий урожай на крестьянских полях.
      Крепко держа Генри, Джозеф Найт шагнул в бомбовый люк.
      Кейт находилась во власти ночного кошмара.
      Она видела Джо в самолете, который стремительно падал вниз. Машина была сбита и горела. Кейт смотрела в глаза Джо. Затем она видела происходящее словно его глазами: земля приближалась с невероятной быстротой; как в бешеном калейдоскопе мелькали горы и реки. Солнце ярко светило.
      Казалось, мир сошел с ума. Он подошел к краю пропасти. Еще мгновение – и наступит конец света. Но Джо был словно равнодушен ко всему. Его взгляд остановился – он смотрел через плечо, спокойный, как смерть, на то, что творилось вокруг, не делая ни малейшей попытки спастись. Рядом с ним был некто, чьего лица Кейт не могла разглядеть, – безликое существо, не издававшее ни звука.
      Кейт металась на постели, приглушенные стоны отчаяния и муки срывались с ее губ. Казалось, смерть подкралась к Джо, парализуя его волю – чтобы он не мог бороться. Лицо его было безразличным, даже ошеломленным – так выглядит человек, только что пробудившийся от чудесного сна и пытающийся понять, как он попал сюда.
      Эта бездеятельная отрешенность была самой сутью кошмара. Кейт отчаянно звала Джо, пытаясь вывести его из забытья, объяснить ему, что он погибнет, если не будет бороться. Но все было напрасно. Он падал к земле, самолет крутило, как детскую неуправляемую игрушку, и запах керосина, полыхавшего ярким пламенем, обжигал дыхание.
      Кейт проснулась от неистового крика. Кричала она сама. Ее пронзила мысль, что это был не просто ночной кошмар. Что-то действительно произошло. Ее Джо был в опасности. Когда Кейт встала с постели, кровь хлынула по ее ногам и спазм нестерпимой боли заставил ее согнуться.
      Еще до того, как она добралась до ванной, Кейт поняла, что у нее произошел выкидыш.
      Джо держал Генри изо всех сил, когда их подхватил воздушный поток. Затем он дернул за кольцо парашюта друга и резко оттолкнулся от него. Парашют подбросил Генри высоко в небо – над Джо.
      Джо смотрел вниз, пока падал. До земли оставалось не больше семисот или восьмисот футов. Он дернул за кольцо своего парашюта и услышал звук натянувшихся строп, когда воздух наполнил купол.
      От этого резкого толчка волна боли прокатилась по его бедру. Он чувствовал, как кровь струилась между ног. Его форма набухла от этой тягучей жидкости. Потом в течение долгого времени он парил в воздухе, словно безмятежная чайка, глядя, как земля дюйм за дюймом приближалась к нему. Он видел – самолеты, сражающиеся в небе друг с другом, пылающий керосин, грибки парашютов, горящие истребители, падающие бомбардировщики, огнедышащие жерла зениток. Развернувшаяся перед ним панорама была абсурдной. Более того, она была по-детски непредсказуемой. Невозможно было поверить, что множество взрослых мужчин собралось здесь только для того, чтобы наполнить это упоительное лазурное, благоухающее утренней свежестью небо горящими факелами машин и криками гибнущих людей.
      Будьте вы прокляты, думал он, вспоминая умиротворенное лицо Генри, погруженного в беспамятство.
      Он думал о войне, о немцах, о человеческом безумии, он видел искореженные самолеты и раненое небо.
      – Прокляты, прокляты, прокляты… – повторял он.
      Вот его ноги коснулись земли. Все его тело словно прожгли раскаленным железом – рвущая на части боль пронзила его ноги, позвоночник. Парашют упал на него, но Джо был слишком слаб, чтобы освободиться. Наверно, он потерял много крови – много, слишком много… Он лежал на спине и глядел в небо, словно из недр земли. Носившиеся с ревом самолеты, ровные блюдечки парашютов казались теперь нереальными, потусторонними.
      Он уже почти терял сознание, когда появились немцы. Они прикатили на джипе. Джо слышал их голоса, эхом отдававшиеся в странно плывущем сознании.
      Они подошли ближе. Джо увидел знакомые шлемы, а под ними – лица, на которых еще не остыло ожесточение, вызванное идущим сражением.
      Их оружие было нацелено на него. Немцы быстро сообразили, что он им совершенно не опасен. Один из них процедил что-то. Другие неприятно усмехнулись.
      Джо смотрел на них спокойно – словно они были друзья. Потеря крови оказалась в определенном смысле спасением для его рассудка. Ничто не казалось реальным. Ничто не могло вызвать чувство ужаса.
      Говоривший немец был сержантом, лет на десять старше остальных. Он смотрел на Джо сверху.
      – Du hast dich verletzt? – произнес он, увидев почерневший от крови участок его формы. Медленная улыбка обозначилась на его губах.
      Немец поднял ногу в полевом ботинке и всем своим весом опустил ее на раздробленное бедро Джо. Нечеловеческий крик вырвался из его груди – так бьется в агонии раненое животное, издавая вопль с безумной силой, которую никто не мог от него ожидать. И в первую очередь он сам.
      Прежде чем впасть в забытье, Джозеф Найт увидел, как немцы волокли к нему мертвое тело Генри Апчерча.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

1

      ЕЩЕ ДВА ГОДА СПУСТЯ
 
       «Дейли вэрайэтиз», 18 апреля 1946 года
      «МИСТЕР И МИССИС НАЙТ СНОВА ПРИСТУПАЮТ К РАБОТЕ
      Долгожданный день настал.
      Джозеф Найт и его жена Кетрин Гамильтон, чей фильм «Бархатная паутина», снятый четыре года назад, произвел беспрецедентный кассовый фурор – величайшая сенсация за всю историю Голливуда, – начали работу над новой лентой.
      Это очень отрадная новость для Голливуда, потому что Кейт Гамильтон не появлялась на экране с того самого времени, когда ее имя в одночасье стало всемирно известным благодаря ее незабываемой игре в «Паутине». Все эти годы актриса провела в своем доме в уединении, которое она нарушала только ради благотворительных концертов в пользу военнопленных и нескольких выступлений в Европе перед военнослужащими, чью любовь она сразу же снискала благодаря своему выдающемуся таланту.
      Джозеф Найт за свою храбрость – он служил летчиком, сражаясь против врага в небе Европы, – получил заслуженные награды: орден «Пурпурное сердце» и крест «За боевые заслуги». Сейчас он постепенно оправляется от тяжелых ранений. Кроме того, Джозеф Найт провел одиннадцать месяцев в немецком лагере для военнопленных, что тоже самым тяжелым образом сказалось на его здоровье. Согласно нашим сведениям, в данный момент состояние его здоровья хотя и медленно, но улучшается. К сожалению, раны в области бедра и таза причиняют ему постоянные страдания.
      Найт принял участие в пресс-конференции на «Монак пикчерз», на которой присутствовал также Оскар Фройнд. Джозеф Найт рассказал журналистам о замысле нового фильма, для которого он сам написал сценарий. Как и прежде, он сам будет режиссером и продюсером картины.
      «Я хочу снять фильм о войне, – сказал он. – Я хочу, чтобы Кейт играла в нем главную роль. Но оба эти мои желания связаны с определенным риском. Я не уверен, что буду объективен в оценке войны. И я также не уверен, что буду объективен в том, что касается Кейт. Вернее, я был не уверен. Но теперь, когда я написал сценарий, я вижу, что, возможно, из этого что-нибудь получится».
      Согласно его словам, новый фильм будет о том, как война повлияла на любовь типичной американской девушки. Когда ее возлюбленный уходит служить в армию, она ждет его и надеется, что после его возвращения все в их жизни будет по-прежнему. Но Джозеф Найт в своем трогательном, правдивом и умном сценарии говорит нам то, что многие американцы начинают понимать только сейчас – жизнь после войны не может быть такой же, какой была до нее.
      Кейт Гамильтон полна радостных надежд. Она с нетерпением ожидает начала работы со своим мужем.
      «Я видела, как он целый год проводил по двенадцать часов за письменным столом, работая над сценарием. Когда он наконец показал его мне, я была потрясена. Для меня будет большой радостью и честью снова работать вместе с ним. Я люблю его как мужчину и уважаю как кинематографиста».
      В фильме также есть превосходная роль главного героя – ожидается, что его будет играть Сэмуэль Рейнз, – и очень перспективная роль для другой ведущей актрисы. Можно с уверенностью сказать, что каждая голливудская звезда будет счастлива получить эту роль. Удачи вам, леди!»
      Брайан Хэйс отложил в сторону номер «Дейли вэрайэтиз» и откинулся на спинку кресла, глядя на лужайку возле своего особняка в Бель-Эйр.
      Хэйс не был счастливым человеком. И появление на горизонте Джозефа Найта именно в этот момент с новым блестящим замыслом, конечно, не могло его обрадовать. Это были плохие новости для Хэйса и его студии.
      Успех «Бархатной паутины» больно ударил по Брайану Хэйсу четыре года назад. Теша себя надеждой, что Джозеф Найт совершил непростительную глупость, заменив профессиональную Ив Синклер дилетанткой, Хэйс решился противопоставить ленте соперника роскошную костюмированную драму в классическом голливудском стиле. Но Джозеф Найт, словно фокусник, вытаскивающий кролика из пустой шляпы, обманул его надежды. Его «Паутина» удалась на славу. И Кейт Гамильтон в одночасье стала звездой номер один. Это было невероятно, но это было именно так. «Бархатная паутина» получила восемь «Оскаров». Брайан Хэйс и его «Континентал» опять остались с носом.
      Хэйс рвал и метал, вспоминая провал «Зимы их судьбы». На фоне первой великолепной ленты Найта – «Конец радуги»– хэйсовская поделка смотрелась убийственно. И теперь Найт опять переходил ему дорогу. Хэйс молил Бога, чтобы его соперник не вернулся с войны. Он не хотел состязаться с ним снова. Найт был крупной солью на ранах Хэйса. Занозой в пятке.
      В годы войны дела у Хэйса шли довольно скверно. Студия пыталась лавировать, делая недорогостоящие военные сериалы и мюзиклы, а также фильмы для семейного просмотра. Ни одна из этих лент не получила какой-либо награды, и лишь некоторые из них приносили ощутимый доход. Престиж «Континентал» пошатнулся после истории с «Зимой их судьбы». О прежнем почете не было и речи.
      В этом году Хэйс и его студия были заняты тем, что сооружали новый грандиозный приключенческо-романтический фильм под названием «Превратности фортуны». Хотя съемки его обойдутся довольно дорого, Хэйс намеревался палить изо всех орудий, напичкав ленту множеством звезд, подобрав престижного режиссера. С этим фильмом были связаны большие надежды – глава студии собирался открыть им послевоенную эпоху в жизни «Континентал» и восстановить былое величие.
      Но теперь этот чертов Найт опять вынырнул из-за печки. Хэйс хорошо знал– всякий раз, когда Найт берется за новый фильм, ему и его студии нужно готовиться к провалу.
      Размышляя об этом, Хэйс услышал телефонный звонок:
      – Как поживаешь, Брайан? Это Арнольд.
      Арнольд Шпек. Вот уж кого Хэйс меньше всего на свете хотел бы слышать сейчас!
      – Привет, Арнольд.
      – Ты читал газеты?
      – Да, Арнольд. Что ты имеешь в виду?
      – Джо Найта.
      Повисла пауза. Хэйс уже догадался, зачем звонил Шпек, – тот обожал изводить партнера денежными вопросами.
      – А я как раз прикидываю наши финансовые расходы на этот год, – начал Шпек. – Мы изрядно поистратились на «Превратностях фортуны». Как бы нам не прогореть.
      Хэйс вздохнул. Если, не дай Бог, Найт опять подставит подножку его новому фильму, это будет последним гвоздем, вбитым в гроб карьеры Брайана Хэйса как главы «Континентал пикчерз».
      – Я не думаю, что есть повод для беспокойства, – осторожно произнес Хэйс. – «Превратности фортуны» имеют все шансы на большой успех. Я это нутром чую. Выкинь из головы Найта с его поделкой за пазухой. Ему просто не успеть к рождественскому показу. А если и поспеет, мы выбьем его из седла. Уж поверь мне. Я-то знаю, что говорю.
      – Но как ты можешь быть уверен? Это железно? – прозвучал классический ультиматум Шпека.
      – Что может быть железно на этом свете, Арнольд? – ответил уклончиво Хэйс. – Ты знаешь это не хуже меня. Все, что мы можем – это поднатужиться. И мы жмем изо всех сил. Мы приготовили Найту славный подарочек. Фильм вышел выдающимся. Помяни меня – он принесет нам кучу денег.
      Наступило молчание. Собирались тучи. Сейчас Шпек перейдет к угрозам. Уж что-что, а штучки партнера Хэйс знал как свои пять пальцев. Арнольд любил нагнетать обстановку.
      – Верно замечено, Брайан, – разродился он наконец. – Ничто не может быть железным. Особенно в таком бизнесе.
      В моем бизнесе. Именно это имел в виду Шпек. Это был ультиматум – либо дай мне твердые гарантии, что новый фильм Найта не оставит нас с носом, либо пеняй на себя. Все мы под Богом ходим, в данном случае – под Шпеком. Если Найт и на этот раз напакостит, Брайан Хэйс как глава «Континентал» может считать себя конченым человеком.
      Пять долгих лет, со времени провала фильма «Зима их судьбы», Брайан Хэйс словно балансировал на канате, постоянно атакуемый кознями Шпека, чье влияние в совете в Нью-Йорке возрастало пропорционально падению престижа Хэйса в Голливуде. Теперь Шпек решил потуже закрутить гайки. Для Хэйса настал момент решающей схватки. Его оружием была новая лента «Превратности фортуны». Его противниками были Джозеф Найт со своим выдающимся талантом и деловым чутьем, и Кейт Гамильтон, имевшая невероятный зрительский успех.
      Завтра может и не наступить, если Хэйс не постарается выкрутиться сегодня.
      – Брось, Арнольд. Не волнуйся, – сказал Хэйс. – Мы свалим их. Я найду способ.
      – Рад слышать это от тебя, Брайан, – произнес вкрадчиво Шпек. – Но дела говорят лучше, чем слова.
      – Я правда думаю… – Хэйс не успел окончить фразу, когда понял, что Шпек повесил трубку.
      Взорвавшись, Хэйс швырнул аппарат об пол. Час испытания настал. Он должен именно в этом году обскакать Джозефа Найта. Но как?
      Он делал все, что в человеческих силах, чтобы вытащить студию из пропасти, куда ее столкнул Найт своей «Бархатной паутиной».
      Хэйс лез вон из кожи, пытаясь нащупать слабое место, которое могло бы обернуться против Джозефа Найта и его жены, когда для них настанет час расплаты.
      Но все было впустую.
      Как только Найт ушел на войну, Хэйс тотчас нанял детективов, которые следили за каждым шагом Кейт. Но их донесения были неутешительными. Все четыре года отсутствия Найта Кейт вела себя как монашка, сидя безвылазно в своем доме в Бенедикт-Кэньон – за исключением тех моментов, когда она занималась благотворительностью в пользу военнослужащих и встречалась с узким кругом друзей, включавшим Оскара Фройнда и некоторых других с «Монак пикчерз». Она также часто обедала и гуляла среди "холмов с неким Норманом Вэббом, малоприятным типом, бывшим голливудским сценаристом.
      Когда Найт вернулся с войны, Кейт полностью посвятила себя ему, находясь при муже неотлучно. Ни теперь, ни во время его отсутствия не было и намека на неверность с ее стороны. Кейт была преданной женой – событие, невероятное в Голливуде.
      На данный момент жизнь Найтов была безупречной. Они были тихой супружеской парой, жившей в обычном доме среди холмов. Они не посещали вечеринки, не увлекались азартными играми, не баловались наркотиками или алкоголем. Их существование было разительным контрастом голливудскому стилю жизни.
      Но теперь ставки росли. Хэйс был просто обязан найти нечто, исхитриться нанести удар Джозефу Найту, вбить клин в хорошо смазанные колеса будущего фильма конкурента. Он велел детективам удвоить свои усилия и кровь из носа, хоть на краю земли, разыскать какого-нибудь типа, так или иначе связанного с Найтами. Слабое звено должно быть нащупано!
      На карту была поставлена карьера Брайана Хэйса. Этого только еще не хватало! В Голливуде тесно для них двоих – для него и Найта одновременно. Арнольд Шпек дал это понять предельно ясно. Хэйс должен или свалить Найта, или потерять все.
      Третьего не дано.
      Кейт Гамильтон узнала новую сторону счастья, в корне отличную от упоительной радости, которую она испытывала во время их головокружительного романа с Джо Найтом, – но не менее чудесную и прекрасную.
      Первое, что она заметила, когда Джо вернулся с фронта, – каким он стал худым. Он не выглядел тем человеком, за которого она выходила замуж. Тот Джозеф Найт, которого она знала прежде, был сложен, как профессиональный атлет, его фигура дышала мощью, скрытой в его хорошо развитой мускулатуре, глаза пристально вглядывались в окружающий мир. Теперь его взгляд, казалось, был направлен внутрь себя, в то место, где гнездилась загадочная, непостижимая боль.
      В сущности, Джо был очень тяжело ранен. Его бедро раздроблено шрапнелью. Лечение, которое он получил в лагере для военнопленных, было весьма поверхностным. В первый же месяц после возвращения домой он перенес продолжительную и очень сложную операцию на бедре. Через четыре месяца последовала вторая. С тех пор он страдал от постоянной боли. Три раза в день он должен был принимать горсть лекарств, и, несмотря на их явное воздействие, его глаза были глазами человека, постоянно борющегося с физическими страданиями.
      Но он не мог допустить, чтобы Кейт мучилась из-за его состояния.
      – Немного немеет в дождливые дни, – говорил он с улыбкой. – Как у всякого ветерана.
      Он также никогда не рассказывал Кейт об одиннадцати месяцах, проведенных в лагере нацистов.
      – Это совсем неинтересно, – говорил он. – Единственное, что меня добивало, это сознание, что я вдали от тебя.
      Он был крайне недоволен хирургией, которая мешала ему заниматься любовью с Кейт. Как всякий человек с горячей кровью, он хотел наверстать упущенное.
      Но было еще нечто более глубинное в перемене, произошедшей с ним. Словно заглянув в лицо смерти, Джо понял, что он – не бессмертен, что существуют в мире темные силы, которые могут быть сильнее его воли. Он должен мудро пользоваться временем, отведенным им свыше, потому что оно не было безграничным, как он полагал раньше.
      Когда он смог наконец заниматься с Кейт любовью, она почувствовала, что он нуждается в ней больше, чем прежде. Разлука с ней оказалась раной не менее тяжелой, чем те, от которых он страдал сейчас.
      Была какая-то иная близость в его ласках, не менее упоительная, чем во время их медового месяца, – но другая. Если раньше у Кейт перехватывало дыхание, когда Джо поднимал ее до невероятных высот чувственного наслаждения и заставлял дрожать от экстаза, то теперь, казалось, в их отношениях появилось что-то более духовное. Он словно бережно вглядывался в укромные тайники ее души и отдавал большую часть себя целиком. Словно они стали более ранимы в своей интимной близости. Как будто смерть, бывшая раньше бесплотным призраком, далеким, невидимым для их любви, теперь подошла к ним как сила, которую нельзя отвратить. Ее странный, зловещий отблеск…
      Но это не тревожило Кейт – она очень скоро поняла, что все, что Джо пришлось пережить, не повлияло на меру его любви к ней, не ослабило ее. И пытаясь облегчить его боль своим телом, своей любовью, Кейт ощущала, что теперь она больше жена его, чем раньше. Она была ею всего лишь два месяца, прежде чем Джо ушел на войну. Теперь же она чувствовала, что стала причастной чему-то вечному – почти космическая связь соединяла их неразрывными узами.
      В течение всего периода своего выздоровления Джо, казалось, сомневался в себе, но не хотел признаваться в этом Кейт. Изнуряющая боль, в сочетании с невозможностью их интимных отношений, губительно сказывалась на его моральном самочувствии. Голливудские сплетники могли подлить масла в огонь – уже поползли слухи, что раны Джо повлияли на его творческие способности и что конец его жизни в искусстве как выдающегося кинематографиста уже не за горами.
      Быть может, по этой причине Джо с головой ушел в работу над новым сценарием. День за днем, неделю за неделей он делил свое время между пишущей машинкой и короткими промежутками отдыха, во время которых он молча сидел на заднем дворе своего дома и смотрел на холмы, – мозг его упорно бился над проблемами, связанными с новым фильмом.
      Кейт ценила его уединение, особенно важное в эти трудные для него дни, – она знала, что он борется не только за новый фильм. Он боролся за себя самого. И когда наконец в один из солнечных дней он встал из-за машинки и сказал ей, что сценарий окончен, Кейт поняла по его глазам, что он одержал победу.
      Она была первым человеком, которому он дал прочитать свою работу. Кейт поняла, что это было большее, чем она могла ожидать. Это был потрясающий сценарий. Описывая разлуку двух влюбленных, которую принесла им война, и то невидимое для них будущее, которое ожидало своего часа после ее окончания – трагическое будущее, – Джо сумел раскрыть нечто очень важное, существенное в бедствиях прошедшей бойни. Любовь и насилие…
      Когда он сказал Кейт, что написал для нее главную роль, она встревожилась. Больше четырех лет она не появлялась перед камерой. Несмотря на успех «Бархатной паутины», Кейт ощущала себя дилетанткой. Ее единственный артистический опыт казался таким же стремительным и быстротечным, как первые недели ее брака с Джо, прежде чем война разметала их в разные стороны.
      Но она знала, что ни в коем случае не может поделиться этим с Джо. Работа над сценарием наполовину вернула его к жизни. Остальное должен довершить фильм – и она сама. Если Кейт постарается вложить в роль всю свою душу и мастерство, это будет лучшее, что она может сделать для его спасения.
      Со временем радостное возбуждение по поводу новой работы с Джо ослабило остроту ее тревог – сможет ли она играть достойным образом перед камерой? Подобно Джо, Кейт постепенно начинала чувствовать себя опять профессионалом. Она тоже возвращалась к творческой жизни.
      Наконец война окончилась для Джо и Кейт. Они снова вместе. Они снова могут жить.
      В небольшом кафе, незамеченный другими посетителями, сидел человек и читал заметку о новом фильме Джозефа Найта в «Дейли вэрайэтиз». Очерк сопровождался фотографией Найта вместе с Кейт Гамильтон.
      Машины бесшумно сновали за окнами кафе. Перед ним были чашечка кофе и недоеденный пончик. Забытая сигарета тлела в металлической пепельнице.
      Он понимающе кивал головой, когда читал ту часть заметки, которая касалась ран Найта. Он знал, что это такое, потому что сам был ранен – отметина в память о Гуадал-канале. Он тоже был ветераном.
      Теперь он глядел на фотографию Кейт и пробегал глазами то, что она говорила репортерам.
      «Я люблю его как мужчину и уважаю как кинематографиста…»
      Человек улыбнулся, иронически поджав губы.
      «Итак, ты достигла всего, детка, не так ли? – думал он. – Твой мужчина вернулся, и твоя карьера снова пойдет вверх. Какая удача для тебя…»
      В течение четырех лет он наблюдал за растущей славой Кейт. Он видел ее в «Бархатной паутине» множество раз, покачивая головой, – он оценил ее талант и талант ее нового мужа.
      Но он не предпринимал никаких шагов. Он только ждал, когда станет ясно, каких высот она сможет достичь. Он не хотел вмешиваться, пока ее статус не упрочится и Кейт не станет признанной знаменитостью. Всемирно известной звездой номер один. Не раньше.
      Внезапно началась война, и он отложил воплощение своего замысла. Четыре года он служил в морской пехоте – трудные, страшные четыре года… Он вернулся с войны, разгоряченный насилием и готовый на что угодно.
      Готовый заняться Кейт…
      Он бросил последний взгляд на фотографию Кейт в газете. Как она великолепно выглядела! Как дивно… Неотразимая! Но все же это была просто Кейт.
      Просто его жена.
      Час пробил, Кетти, душка. Я уже здесь.
      Бросив десятицентовую монетку на столик для официантки, Квентин Флауэрз встал, оставив сигарету дымиться в пепельнице. Он направился к двери кафе, открыл ее пинком и вступил на залитый солнцем бульвар Санта-Моника. Он был в Калифорнии. Он был в Голливуде.

2

      Ив Синклер проснулась в одиночестве.
      Комната была в полумраке. Она не знала, была ли еще ночь или уже наступил день. В ее голове было пусто – память замутнена изрядной порцией алкоголя, выпитого с вечера. Впрочем, так было слишком часто последние четыре года. Слагаемыми ее жизни были спиртное, наркотики, бесчисленные, часто едва знакомые мужчины и кошмарные мысли по ночам. Казалось, от ее былой гордости не осталось и следа.
      Она лежала на кушетке в комнате своего дома в Малибу. Она могла слышать волны, накатывающиеся на берег снаружи, тревожные и зловещие. Они открыла глаза с болезненным усилием. Мгновение она смотрела перед собой, как смотрело бы немое существо на заре мира, вглядываясь в темноту как в нечто абсолютно беспросветное, неизведанное и бездушное.
      Потом она пришла в себя настолько, чтобы понять, кто она такая.
      Прострация сменилась рыданиями. Мир приоткрыл знакомое лицо, уродливое и безнадежное. Еще одно утро. Она проснулась. Дикая головная боль, вызванная похмельем, начала разрывать мозг.
      Она встала и поплелась в ванную, натыкаясь на стулья, кушетки, столы, уставленные полупустыми бутылками со спиртным. Она открыла аптечку, не зажигая света в ванной, и взяла четыре таблетки аспирина. Свежая водопроводная вода на вкус казалась взятой со дна грязного пруда – такими искаженными стали ее вкусовые рецепторы.
      Так и не взглянув на себя в зеркало – ее лицо было зрелищем, которое все труднее было вынести в последние годы, – она стояла и ждала, сможет ли проглотить таблетки без осложнений.
      К ее приятному удивлению, желудок принял их. Она помедлила еще мгновение, прежде чем добавить фенамин к химической смеси внутри себя. Затем проглотила несколько таблеток от тошноты и пошла на кухню.
      Там был кавардак. Она отпустила прислугу почти на неделю, предпочитая мирно пить в одиночестве. Ее руки тряслись, когда она положила кофе ложкой в кофеварку, налила воды, поставила вариться. Ей удалось выбросить несколько бутылок из-под пива и ликера и остатки пищи со стола. Но потом ее силы иссякли, она вернулась в гостиную, закурила сигарету и стала ждать, пока будет готов кофе и подействует фенамин.
      Она окинула комнату наметанным взглядом, ставшим зорким за эти годы отчаяния. Она искренне не могла вспомнить, был ли с нею сегодняшней ночью мужчина. Все говорило за то, что вчера она пила не одна. Сигаретных окурков было больше, чем достаточно для одного человека. Подушки разбросаны на кушетках повсюду. Отдавала ли она свою плоть незнакомцу на большой кушетке у камина? Или это было на полу?
      Она не знала. Если кто и был здесь до того, он уже ушел. Кто бы он ни был.
      Тоска одиночества пронзила Ив при этой мысли. На какое-то мгновение она почувствовала себя маленькой и беззащитной. Она была словно крохотной девочкой внутри тела взрослой женщины, беззвучно плачущей в поисках тепла, которого не было, ласки, которой не было, когда она смотрела на кольца дыма, поднимавшегося от сигареты. Сигарета была в пальцах взрослого, которые не могли принадлежать ей.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35