Табу

      – Забудем об этом, – безразлично произнесла Кейт, хладнокровно поставив сковороду на бесчувственную грудную клетку босса.
      – Я боюсь, нам придется уйти отсюда, – заметила Мелани. – Когда он очухается, он нас обеих уволит, это уж точно.
      Кейт пожала плечами:
      – Ну и пусть.
      Мелани натянула уличное платье, которое вынула из обшарпанного стенного шкафа. Кейт помогла ей застегнуть «молнию».
      – Эй! – сказала Мелани неожиданно. – У меня есть идея!
      – Какая? – спросила Кейт.
      – Поехали в Голливуд! – воскликнула Мелани.
      Ее дружба с Кейт, недавняя сцена, когда Кейт огрела Рольфа, проявив недюжинную силу, придала ей мужества пуститься во все тяжкие, сжечь мосты и начать наконец реализовывать свою мечту.
      Но она не могла отправиться в путь одна. Кейт казалась безразличной.
      – Голливуд? – спросила она.
      – Ну, пожалуйста, Кейт, – вскричала Мелани. – Это – то, что я всегда хотела. Но до сих пор у меня не хватало духу сделать первый шаг. Если ты будешь со мной, я его сделаю. Я верю, что сделаю! Ты поедешь?
      Кейт видела, что Мелани говорит правду. Мелани была мечтательницей – из тех девушек, которые никогда не решатся осуществить свои мечты, пока кто-нибудь их к этому не подтолкнет.
      Кейт мысленно бросила жребий. Ей, в сущности, было все равно куда ехать и с кем. Почему бы и не сделать Мелани приятное? Ей же ничего это не стоило.
      Она скинула свой передник и швырнула его боссу на лицо.
      – Хорошо, – сказала она Мелани. – Едем в Голливуд. Этой же ночью они уже были в автобусе, идущем в Лос-Анджелес.
      Хотя Кейт и не предчувствовала этого, но это не была судьба Мелани, за которой она следовала в этой ночной поездке.
      Это была ее судьба.

КНИГА ВТОРАЯ

1

      Джозеф Найт все еще оставался в Голливуде.
      Но он уже не был просто туристом или дилетантом в кинопроизводстве. Он был человеком, имеющим определенную цель. Не обращая внимания на город вокруг него, Найт всецело сосредоточился на изучении механизма киноиндустрии, стараясь как можно точнее понять его законы.
      Он изучал финансовое состояние каждой студии. Он интересовался карьерами Майера, Талберга, Уорнеров, Сэма Голдвина – начиная от их стартовых точек, с которых эти сыновья иммигрантов-торговцев начали свое восхождение к вершинам богатства и влияния.
      И еще он ходил в кинотеатры.
      Он не только посмотрел все фильмы, отснятые крупнейшими киностудиями, – что занимало у него почти все его время, так как эти студии производили от пятидесяти до ста кинолент в год, – он также интересовался голливудскими архивами и получал наслаждение, смотря первоклассные картины, снятые Д. В. Гриффитом, Эрихом фон Штрогеймом, Кингом Видором и другими.
      Он приобщался к традициям немого кино от самых ранних коротких роликов до великих мелодрам Гриффита «Нетерпимость» и «Рождение нации». Он наблюдал полный катаклизмов переход от немого к звуковому кино – каким образом это отразилось не только на звездах, но и на сценаристах и продюсерах, создававших фильмы. Он видел, как тяжелые экономические условия эпохи Депрессии влияли на кинематограф и как порожденное этими условиями всеобщее настроение отчаяния и безнадежности из-за обнищания большей части населения диктует вкусы публике.
      Чем больше он углублялся в свои исследования, тем яснее видел, что в Голливуде, несмотря на его жесткую монополистическую структуру, найдется место и для него – Джозефа Найта.
      Чем больше он накапливал знаний о шоу-бизнесе, тем больше убеждался, что крупнейшие студии вовсе не являются такими самодостаточными гигантами, какими они себя провозглашали. В действительности они были всего лишь средством производства продукции для крупных корпораций, обосновавшихся в Нью-Йорке, корпораций, которые получали доходы посредством владения целой сетью кинотеатров. «Парамаунт» с ее тысячью двумястами кинотеатрами, «Уорнер» – с четырьмястами двадцатью пятью, «Континентал» – с шестьюстами пятидесятью, «Фокс» – с пятьюстами и более мелкая «Монарх» – с четырьмястами – эти корпорации делали деньги, привлекая максимально большее количество публики. Они производили фильмы на своих собственных студиях и показывали их в своих собственных кинотеатрах – начиная от наиболее доходных, с участием крупных кинозвезд, и более скромных фильмов разряда «Б» с «безымянными» актерами, кончая роликами новостей и небольшими мультфильмами.
      Такие маститые главы студий Голливуда, как Майер, Джек Уорнер, Гарри Коэн, благодаря баснословным доходам и общественному положению, были у всех на виду. Но они были лишь марионетками в руках «денежных мешков» Нью-Йорка – теневых фигур с малоизвестными именами, таких, как Катц, Мазур, Нагель, Шнек, – которые субсидировали кинопроизводство для того, чтобы иметь регулярный приток зрителей в свои кинотеатры. Эти безликие фигуры и были истинными воротилами шоу-бизнеса.
      Власть большинства кинокорпораций меньше основывалась на фильмах, которые они производили – в основном она держалась на кинотеатрах, которыми они владели. Эти кинотеатры держали под контролем кинорынок не только в Соединенных Штатах, но и в Великобритании и континентальной Европе. Кинотеатры, которые были абсолютно недоступны для продукции таких ненавидимых Голливудом фигур, как независимые продюсеры.
      Таков был первый и наиболее важный вывод, который сделал Джозеф Найт, занимаясь анализом деятельности Голливуда. Если он собирался делать деньги в рамках шоу-бизнеса, он должен осуществить это в одной из самых крупных киностудий.
      Другой важный вывод гласил, что в Голливуде времена меняются – независимо от того, нравится это большим студиям или нет.
      Эскейпизм, желание убежать от действительности – такова была основная тональность кинопродукции эпохи Депрессии середины тридцатых годов. Ширли Темпл становилась одной из наиболее высокооплачиваемых звезд Голливуда – бесчисленные мюзиклы давали огромный кассовый сбор. Благодаря этим мюзиклам и быстро сляпанным историческим костюмированным драмам крупнейшим студиям удавалось держаться на плаву даже в наиболее скверные моменты «тяжелых времен».
      Но положение дел менялось. Популярность Ширли Темпл ослабевала по мере того, как она становилась взрослее. Сработанные по накатанной схеме фильмы, которыми насильственно кормили публику в течение всего периода эпохи Депрессии, уже не приносили прежнего дохода. Блеск большинства звезд этого десятилетия заметно померк. Зрители начали уставать от этих эскейпистских мелодрам с их шаблонными героями и слащавым концом.
      Но студийные патриархи и их штат сценаристов до сих пор еще не знали, как реагировать на перемены, произошедшие в сознании публики. Текущие голливудские фильмы, за редкими исключениями, были по-прежнему стереотипными. В них не ощущалось человеческой трагедии. Они избегали реальных характеров и концовок, как чумы. И поэтому громом среди ясного неба явился успех таких фильмов, как «На западном фронте без перемен» и «Ярость». Он показал, что зрители не боятся правдивых историй, что психологическая достоверность этих лент не является препятствием для их показа аудитории.
      Джозеф Найт собирал все эти факты по крупицам во время своих уединенных прогулок по Голливуду и напряженной домашней работы. Он пришел к заключению, что Голливуд стоит на пороге новой эпохи. Хотят они того или нет, но крупнейшие киностудии нуждаются в новых талантах, чтобы перешагнуть в новое десятилетие и выжить. Это означало, что придут новые звезды, новые сценаристы, новые продюсеры. Меняются не только времена – придется измениться и кинематографу.
      В это время и вышел на сцену Джозеф Найт.
      Джозеф Найт никогда не был фанатиком кино. Он был слишком беден до того и слишком занят впоследствии, чтобы потратить два или более часов, наблюдая тени, мелькающие на экране в темном зале кинотеатра. Но теперь эти тени поглощали все его внимание, так как он видел, что они воплощаются в доллары и дают большую власть человеку, знающему, как манипулировать ими в сознании публики.
      И пока он наблюдал и учился, случилось нечто удивительное. Он стал сам придумывать истории.
      Фильмы, которые он видел, сделали для него многое понятным из того, что касалось сознания публики, ее надежд, страхов и грез. И теперь, словно окунувшись в интеллектуальную игру, которая быстро становилась серьезной, он старался изобретать характеры, ситуации, конфликты и драматические коллизии, которые по своему уровню были бы не хуже тех, которые он наблюдал на экране.
      Так же как раньше он выстраивал в своем мозгу основные факты, касающиеся рынка, чтобы произвести наиболее выгодный продукт, так теперь он сфокусировал весь свой ум для создания персонажей, которые отвечали бы чаяниям зрителей. Точнее говоря, зрителей, какими они будут через год или два. Потому что Джозеф Найт смотрел вперед.
      Проводя в отеле много часов в одиночестве, он вынашивал эту идею. Шло время – он даже не замечал этого. Через шесть недель напряженной умственной работы у него созрел в голове набросок внушительного голливудского фильма. Имея мало опыта в этом новом бизнесе, он медлил довериться своим собственным силам. Он понимал, что этот замысел, грамотно осуществленный, может принести ему миллионы долларов кассовых сборов.
      Оставалось только преобразовать этот замысел в сценарий.
      Найт тщательно навел справки обо всех ведущих сценаристах, работавших в Голливуде. И вскоре понял, что действительно одаренные авторы давно уже ангажированы крупнейшими киностудиями. Оставшиеся не у дел писатели, в соответствии с их посредственным талантом, могут помочь ему произвести лишь ляп, подобный «Теплым морям» Джерри Меркадо, но не нечто, способное конкурировать с продукцией Голливуда.
      Несколько дней после этого серьезного открытия Джозеф Найт был в подавленном состоянии духа. Он не видел для себя иного пути, как только продать идею за жалкие гроши и, возможно, увидеть ее преобразованной в первоклассный фильм, всю прибыль от которого получат другие.
      Но затем чутье, которое долгое время направляло его в нужную сторону, в сочетании с большим опытом анализа рынков натолкнуло его на неожиданную мысль.
      Что ж, он напишет сценарий сам.
      Это важнейшее решение было принято так же хладнокровно, как и сотни деловых решений прежде. Это потребовало бы такого напряжения физических и интеллектуальных сил, что обычный человек в подобной ситуации смущенно ретировался, потерпев провал.
      Но Джозеф Найт был привычен к огромному риску и верил в свои силы. Он не был обычным человеком.
      Он приступил к работе, воплощая набор основных идей, характеров и сюжетных линий в драматические сцены, имевшие видимую структуру. Работа оказалась куда более трудной, чем ему казалось первоначально. Того совершенства, которым он восхищался в наиболее удачных пьесах и фильмах – естественного и непринужденного, в особенности если за дело брались первоклассные актеры и продюсеры, было удивительно трудно достичь самому начиная с нуля.
      Но Джозеф Найт был упорным. Он переписывал сцены множество раз, ругая свою неопытность, переосмысливая и оттачивая, пока действие не приобретало такую же убедительность и стройность, какую он видел на экране в лучших фильмах.
      В течение долгих дней и ночей молчаливой работы многочисленные способности Найта и его опыт слились воедино. Он имел в руках грозное оружие. Его знание основных, наиболее популярных кинолент и их структуры позволило ему создать динамичные, полнокровные сцены, которые хорошо легли бы на пленку. Его знакомство с мировой драматургией, Шекспиром, Ибсеном, О'Нилом, помогло ему углубить психологический уровень сценария и тем попытаться увлечь зрителя. Его новоприобретенные знания о Голливуде помогли ему визуализировать неясный в начале проект, избежав потенциальных проблем. Знание «звездной» системы и сути актерского мастерства, возможностей многих голливудских исполнителей подсказало ему некоторые умные идеи насчет распределения ролей.
      Даже теперь, пожиная плоды долгого творческого труда, он не думал о себе как о художнике, осуществляющем замысел, который имеет какое-либо эстетическое значение. «Я просто бизнесмен, производящий продукт, – думал он, – чтобы продать его на наиболее выгодном рынке в наиболее подходящий момент». И поэтому Найт не осознавал, что, не будь он просто человеком дела, бизнесменом но своему собственному выбору, он мог бы без труда получить Пулитцеровскую премию как драматург или наиболее талантливый сценарист Голливуда. Он был рожден и для этого. Но он не понимал истинной сути своей индивидуальности, которая были не чем иным, как одаренностью, и лишь благодаря ей он смог так продвинуться в бизнесе. В напряженной деловой жизни он не делал передышки, чтобы остановиться и понять, что его ум с самого начала шел рука об руку с силой воображения.
      После двух месяцев напряженной работы Джозеф Найт закончил сценарий, который содержал в себе все компоненты, необходимые для коммерческого успеха. Все его сомнения относительно своего таланта были забыты. В глубине сердца он знал – то, что он создал, отвечает потребностям публики. Проект был хитом, ждавшим осуществления.
      Но теперь он видел и слабые места своего замысла.
      Хотя он и создал нечто несравненно более качественное и нужное, чем злосчастные «Моря» Джерри Меркадо, он стоял лицом перед той же проблемой, которая оказалась не под силу Джерри. Как независимый творец, он находился вне закрытой, олигархической системы голливудских студий. Эти студии имели монополию из звезд, продюсеров и на те технические возможности, без которых его замысел не воплотится в качественный фильм.
      Жестокая альтернатива оставалась прежней – продать свой сценарий за гроши или увидеть его канувшим в Лету. Несмотря ни на какие творческие и финансовые кризисы, с которыми сталкивался Голливуд, его позиция по отношению к аутсайдерам сохранялась неизменной. Пока, конечно, не удастся обнаружить дырку в броне, которой окружили себя студии, чтобы совместно получать как можно больше прибыли.
      Столкнувшись нос к носу с этой проблемой, Найт принял, однако, одно важнейшее решение. Это было дьявольски умное решение, самое умное, какое только такой незаурядный человек, как Найт, мог принять. Даже он осознал этот выход только сейчас.
      К сожалению, это отбросит его назад еще на три месяца и потребует рывка, работы такой же напряженной, какую он только что проделал. Он не знал, сможет ли выдержать это, хватит ли у него сил и энергии продержаться долго. Но если его план сработает, в руках у Найта окажется ключ, отпирающий ворота сказочной пещеры Голливуда – ворота, которые всегда накрепко закрыты для всякого независимого таланта, пытающегося поменять фигуры на шахматной доске шоу-бизнеса, расставленные на поколение вперед.
      Итак, Джозеф Найт вернулся к работе.
      Прошло еще три месяца. Найт работал так напряженно, что частенько забывал есть или спать по тридцать шесть часов кряду. Когда задача была выполнена, он почувствовал себя постаревшим и выжатым более, чем когда бы то ни было в своей жизни.
      Но он сделал то, что хотел.
      Вооруженный плодами шестимесячной работы, он бросил самый важный и смелый вызов, какой когда-либо осмеливался осуществить в своей деловой жизни. Этот вызов основывался на его способности видеть человеческие слабости и использовать их в своих интересах там, где это можно, чтобы добиться успеха.
      На этот раз, впрочем, ему придется столкнуться со слабостью не одного человека, а целой системы. Имя ей – Голливуд.
      Но Джозеф Найт был готов. Он спланировал каждую фазу своей атаки так же тщательно, как до того оттачивал мельчайшие детали продукта, который он собирался продать.
      Пришла пора действовать.
      Двадцать шестого января 1940 года Джозеф Найт имел встречу, которая оказалась самой важной из тех, которые имели значение для его карьеры в Голливуде.
      Он использовал одно свое деловое знакомство с востока, человека, которому он оказал очень большую услугу несколько лет назад, чтобы добиться встречи с Оуэном Эссером, одним из самых известных продюсеров в Голливуде и, похоже, самым высокооплачиваемым на «Континентал пикчерз» – самой престижной студии в этой системе.
      Он увиделся с Эссером в его бунгало на съемочной площадке фильма, который он в тот момент делал. Эссер был крупной фигурой. Он получил уже двух «Оскаров», и вскоре ожидались еще шесть. Он не только сам снимал фильмы, но имел важный голос, когда дело касалось ассигнований проектов других продюсеров, работавших по контракту со студией. Он был очень близок к Брайану Хэйсу, главе студии, – был женат на племяннице Хэйса.
      – У вас есть десять минут, мистер Найт, – сказал Эссер, уверенный в себе и своей значимости тип. Он был занят мячом для гольфа и делал вид, что не смотрит на Найта.
      – Я благодарен вам за аудиенцию, – ответил Найт. – У меня есть сценарий, который, как мне кажется, может заинтересовать студию. Позвольте мне вкратце рассказать о нем и просить вас быть его судьей.
      Эссер покровительственно улыбнулся. В свое время он наверняка выслушал уже с тысячу предложений от любителей. Когда, о Господи, люди поймут, что это дело профессионалов – угождать вкусам публики и делать фильмы, которые приносят деньги?
      Подавив зевок, он посмотрел на часы.
      – Я вас слушаю, – молвил он.
      Через тридцать секунд его зевота исчезла и он был весь внимание. Эссер отложил мяч и смотрел на посетителя.
      Незнакомец предлагал ему один из наиболее хитро заверченных сценариев, какой он только слышал. В нем было все, что только владельцы «Континентал пикчерз» могли пожелать. Романтика, приключения, удачнейшие роли для ведущих актеров и актрис. Подобно фильмам, принесшим «Континентал» наибольшую прибыль, это была костюмированная драма, действие которой разворачивалось на фоне бурных исторических событий, – на этот раз темой была русская революция. Психологическое взаимодействие героев было настолько тонким и в то же время настолько в духе жанра, что обойти вниманием это предложение Эссер просто не мог.
      Ему пришлось скрыть свое восхищение. Принесенный незнакомцем сценарий был подобен динамиту. Словно лучшие мозги департамента сценариев «Континентал» работали целый год, чтобы произвести продукцию экстра-класса. Было просто невозможно устоять.
      – Героя будет играть Гай Лэйвери, – сказал Найт. – А героиню – конечно, Мойра Талбот.
      Оуэн Эссер кивнул. Незнакомец попал в точку. Гай Лэйвери – красивый и элегантный ведущий актер. Мойра Тал-бот была крупнейшей звездой «Континентал», кассовые сборы которой были максимальны в течение последних шести лет. Более совершенного выбора незнакомец сделать не мог. Это будет «Оскар» для нее, если она хорошо сыграет эту роль.
      Джозеф Найт остановился. Оуэн Эссер приподнял брови. Это было еще не все.
      – Ну? – сказал Эссер. – Это звучит действительно интересно. Доскажите мне остальное. Как кончается история?
      Джозеф Найт улыбнулся.
      – Вы сказали, что располагаете всего десятью минутами, – ответил он, глядя на часы. – Десять минут истекли. Я не буду больше злоупотреблять вашим временем.
      – Не обращайте внимания на то, что я сказал раньше, – возразил Эссер нетерпеливо. – Ради Бога, расскажите конец.
      Найт покачал головой.
      – Мне не хотелось бы утомлять вас, мистер Эссер, – сказал он. – Я благодарен вам, что вы согласились принять меня. Но я предпочел бы обсудить финал непосредственно с мистером Хэйсом.
      Наступило долгое молчание. Эссер рассматривал Найта со смесью ненависти и изумления. Он не мог поверить своим ушам. С ним обращаются как с нижним чином, не удостаивая чести узнать решающий момент фильма – конец. Да за такие штуки он мог стереть в порошок любого на «Континентал»! И во всем Голливуде.
      С другой стороны, он не мог не восхищаться наглостью незнакомца. Этот Джозеф Найт не только имел блестящие идеи, он также знал, что с ними делать. Интересно, почему он никогда не слышал об этом парне раньше? Найт обладал талантом и ловкостью крупнейших голливудских тузов. На нем это было просто написано.
      Но Оуэн Эссер не собирался так просто сдаваться.
      – Мистер Хэйс никогда не рассматривает идеи прежде, чем они будут обсуждены его ближайшим окружением, – заметил Эссер, пожав плечами. – Я боюсь, что то, о чем вы просите, – невозможно.
      Джозеф Найт улыбнулся.
      – Спасибо вам за внимание, – сказал он, вставая.
      – Почему вы так уверены, что не будете?.. – взорвался Эссер.
      Найт протянул карточку.
      – Я остановился в «Беверли-Уилтшир-отеле», – сказал он. – Дайте мне знать, если вы передумаете. Было приятно побеседовать с вами.
      И, не сказав больше ни слова, он ушел.

2

      Брайан Хэйс, урожденный Соломон Вельфехэйм, был главой одной из самых преуспевающих студий Голливуда.
      Он начинал с немых фильмов, в паре с неким финансовым авантюристом по имени Адольф Герман. Имея небольшой капитал, в 1922 году они основали «Континентал пикчерз» и стали производить немые комедии и приключенческие фильмы.
      Еще неоперившаяся студия была вынуждена бороться, чтобы конкурировать с другими агрессивными продюсерами немых фильмов. Наконец, в 1927 году Хэйс, у которого было безошибочное чутье на таланты, раскопал Кристину Гэнт, девушку-подростка довольно неопределенного вида, из Айовы. Вначале она играла маленькую роль в одном из его вестернов. Но затем Хэйс разглядел в ее лице признаки большого будущего и дал ей роль инженю в двух костюмированных мелодрамах, где она была тотчас замечена и выделена публикой.
      Годом позже Кристина Гэнт стала звездой международного класса. Брайан Хэйс бросил все ресурсы студии «Континентал» на то, чтобы обеспечить рост ее карьеры и найти талант, достойный играть в паре с ней. Благодаря ей, серии немых мелодрам имели такой успех, что «Континентал» сравнялась в финансовом отношении со своими конкурентами и даже вырвалась вперед, обскакав многих соперников.
      Но карьера Кристины Гэнт закончилась неожиданно – с появлением в 1929 году звука в кино. Голос, который услышала публика, был носовой, неприятно гнусавый, ее средневосточный выговор не мог исправить ни один специалист по фонетике. Понятно, что она уже не отвечала требованиям звукового кино.
      Брайан Хэйс с досадой аннулировал контракт с Кристиной Гэнт и стал искать новую звезду, которая могла бы заменить Гэнт. Но не успел он этим заняться, как случился крах на фондовой бирже, заставивший «Континентал» продать часть принадлежавших ей кинотеатров. Дела пошли еще хуже.
      В этот период Брайан Хэйс ловко избавился от своего партнера, который был слишком потрясен случившимся, чтобы продолжать суровую борьбу за выживание в джунглях шоу-бизнеса. Хэйс стал единоличным владельцем студии. Он лавировал нахрапом сквозь смутные годы —1931-й, 1932-й и 1933-й, производя серии скромных приключенческих фильмов и вестернов, и сумел привлечь достаточно инвесторов из Нью-Йорка, чтобы выкупить потерянную половину своих кинотеатров.
      Затем ему улыбнулась удача.
      Напрягши всю свою ловкость и поставив на карту все свои средства, он сумел переманить Мойру Талбот из «Парамаунт». Мойра была молодой, свеженькой звездой – обаятельная, элегантная. «Парамаунт» была слишком занята другими звездами, чтобы разглядеть ее потенциальные возможности и развивать их. Так Мойра оказалась на «Континентал».
      Хэйс немедленно сконцентрировал всю свою энергию на карьере Мойры. Он занял ее в романтических комедиях, костюмированных драмах и фильмах для семейного просмотра. Вскоре публика заметила ее изысканную красоту и блестящие актерские способности и полюбила ее. Фильмы с ее участием стали приносить большие кассовые сборы, и Хэйс стал подбирать ей соответствующую оправу. Он использовал все свои финансовые возможности, чтобы привлечь на «Континентал» прекрасных продюсеров и сценаристов. Вскоре студия стала известной как одна из лучших в Голливуде.
      К 1936 году студия отыграла все, что потеряла в «тяжелые времена». Ее доход сравнялся с доходами самых известных из ее конкурентов. По количеству принадлежащих ей кинотеатров (650) она уступала лишь «Парамаунт».
      Благодаря своей хватке Брайан Хэйс стал главой патриархов шоу-бизнеса во всей Америке. Теперь его капитал стал больше, чем у кого-либо из владельцев других могущественных студий. Его физиономия стала известной каждому поклоннику кино, так же как и его экстравагантный особняк в Бель-Эйр. Он стал признанным филантропом и столпом калифорнийского общества. Никто уже не вспоминал о его прошлом: всего несколько лет назад он был молодым человеком, лбом пробивавшим себе дорогу в дебрях шоу-бизнеса, выходцем с шумных улиц нью-йоркского Ист-Сайда.
      Брайан Хэйс достиг вершин славы и богатства.
      В настоящий момент «Континентал» была известна высоким уровнем производимых ею фильмов и огромным кассовым сбором, получаемым от этой продукции. Хотя эта продукция и не отличалась оригинальностью – это были вполне предсказуемые поделки, доходы говорили сами за себя. Публика обожала нарядные костюмы героев, роскошные интерьеры, на фоне которых разворачивалось действие, и счастливые бездумные концовки. Это была халтура, но очень умело и красиво сделанная.
      Звезды студии стали известны в каждом доме Америки. Возглавляли это созвездие Мойра Талбот и Гай Лэйвери, который снялся в четырех, имевших оглушительный успех, фильмах вместе с Мойрой. Колонки слухов были заполнены сообщениями о «заэкранном» романе двух кинозвезд, который в один прекрасный момент может перерасти в счастливый брак. Мойра и Гай были любимцами всей Америки. Департамент рекламы «Континентал» был на седьмом небе от счастья.
      В реальной жизни Брайан Хэйс был безжалостным и снедаемым огромным честолюбием человеком – таким же, как пятнадцать лет назад. Он прибегал к самым крайним мерам, чтобы выбить из седла своих конкурентов и саботировать их самые лучшие и талантливые проекты. Он держал голливудский кончик цепи «Континентал» железной рукой. Единственной угрозой его власти был глава корпорации в Нью-Йорке, опасный финансист по имени Арнольд Шпек. Шпек занял свое место в корпорации, скупив большую часть акций. Благодаря обостренному чутью инвестора, последние пять лет Шпек контролировал дела студии. Неважно, какую роскошную жизнь вел Брайан Хэйс в Бель-Эйр, – ему приходилось держать ответ перед Шпеком, когда дела по цепочке доходили до ее руководства. Эти два человека никогда не чувствовали симпатии друг к другу. Хэйс считал Шпека обыкновенной уоллстритской «акулой», Шпек видел в Хэйсе голливудскую выскочку.
      Хэйс подозревал, что в один прекрасный день Шпек намерен свалить его. Ловкий «денежный мешок» просто ждал удобного случая, чтобы разрушить его империю. Он готовился нанести Хэйсу удар. Но шквал финансового успеха делал Хэйса неуязвимым для коварных замыслов Шпека. Хэйс был признанной величиной. Его позиция на «Континентал» была прочной. Его знала вся Америка.
      Хэйс царил на своем Олимпе, недосягаемый для вторжения вездесущей публики и даже собственных звезд, огражденный от них броней ассистентов и помощников. Его называли самым большим затворником, которого редко можно было увидеть в Голливуде. Работал он, как правило, дома, в Бель-Эйр, появляясь в своем офисе лишь на официальных церемониях.
      Но сегодня Брайан Хэйс готовился принять посетителя.
      Джозеф Найт приехал ровно в одиннадцать. Его провели в одну из гостиных особняка, где он ожидал около получаса, пока появился Хэйс, одетый в купальный костюм и халат.
      – Почему вы не прошли прямо к пруду? – спросил Хэйс. – Хотите поплавать?
      – Благодарю вас, я просто посмотрю—ответил Найт.
      Небольшого роста, довольно непрезентабельный дворецкий возник ниоткуда. Это был мужчина лет шестидесяти, видимо бурно поживший. Его глаза имели комично-меланхолическое выражение.
      – Карл, – сказал Хэйс коротко, – принесите нам бутылку виски и немного содовой к пруду, хорошо?
      Дворецкий, запачканная ливрея которого была под стать его небрежно выбритому лицу и неловким манерам, скользнул из комнаты, не сказав ни слова.
      Хэйс улыбнулся Джозефу Найту.
      – Вы, наверно, не узнали моего домашнего парня, не так ли? – спросил он.
      Найт покачал головой.
      – Конечно. Вы слишком молоды, чтобы знавать его в его лучшие дни, – говорил Хэйс, проводя Найта через дом в парк. – Его настоящее имя – Карл Хэйнц Рёхер. Он был хорошим режиссером немых фильмов – точнее сказать, одним из лучших. Но появление звука положило конец его карьере. Он просто не знал, как приспособиться к новым требованиям. Затем Депрессия добила его, потому что он вложил все свои деньги в фондовую биржу. Он был на грани самоубийства. Я нашел ему мелкую работу на студии – специальные эффекты, дизайн по свету и так далее. Но к тому времени у него, похоже, что-то уже случилось с головой – на него нельзя было положиться. В конце концов я взял его к себе в дом в качестве дворецкого и камердинера – просто чтобы выручить из беды. Ведь альтернативой было решение – либо я, либо государственная больница. Не удивляйтесь его наружности или поведению. Он для меня как член семьи. У меня просто рука не поднимается призвать его к порядку.
      Джозеф Найт кивнул. Если эта небольшая история и звучала чуть фальшиво, он не подал вида, что заметил это.
      Двое мужчин подошли к роскошному плавательному бассейну, который начинался внутри солярия и глубоко вдавался в лужайку за особняком. Найт наблюдал, как Хэйс томно погрузился в воду. Через некоторое время он выбрался наружу и выпил немного виски, которое принес лакей. Главе студии, видимо, было около шестидесяти лет. Он привык к сидячей работе, и его тело было не в лучшей форме. Но плавал он превосходно—сильными, уверенными гребками. Он наслаждался купанием и, казалось, вовсе не спешил разговаривать с посетителем.
      Наконец он вылез наружу.
      – Ну что ж, – начал он, вытираясь полотенцем. – Давайте послушаем, по какому поводу вся эта суета. Оуэн Эссер сказал, что у вас есть что-то сногсшибательное за пазухой.
      Джозеф Найт подробно изложил свой сценарий. Он видел, как серые глаза Хэйса впились ему в лицо. Но сам глава студии был непроницаем. Он спокойно потягивал виски.
      Когда Найт окончил, Хэйс поставил стакан.
      – Ну а теперь, – сказал он, – могу я услышать этот таинственный конец? Чем заканчивается вся эта кутерьма?