Неделю спустя после церемонии в «Амбассадоре» Кейт отправилась на поиски театрального агента.
      Она никому не сказала о том, что собиралась делать. Меньше всего ей хотелось сообщать об этом Мелани. Она стеснялась своей затеи и даже чувствовала себя почему-то виноватой. И ей было неуютно вдвойне, потому что она не могла понять, почему она делает это. А в привычки Кейт не входило предпринимать какие-либо действия, не зная, что побуждает ее к ним.
      Что-то изменилось в Кейт. До того вечера она была совершенно равнодушна к лицедейству и презирала Голливуд. Но теперь в ее душе завелся какой-то очаг беспокойства, как песчинка в раковине, из которой вырастает жемчужина. Это было желание попробовать себя в качестве актрисы перед тем, как выбросить эту идею из головы окончательно.
      Почему она внутренне изменилась, Кейт не знала. Она не была склонна к рефлексии и самоанализу, чтобы задавать себе вопросы – связано ли это с эпизодом, подсмотренным в туалетной комнате, или же церемония награждения так затронула ее. Она только знала, что переменилась.
      Конечно, она никогда не сможет изгнать из памяти трагический образ Ив Синклер, прекрасные черты которого были искажены мучительным чувством, когда Ив думала об «Оскаре», который был отдан Ребекке Шервуд, новой звезде, засиявшей в великолепном фильме Джозефа Найта.
      И она никогда не забудет самообладания Ив, когда она в мгновение собрала свое лицо из обломков перед тем же зеркалом, спрятав свою муку одним усилием воли.
      Для Кейт вечер церемонии присуждения «Оскара» был особенным моментом, вырванным из окружающей ее жизни, – это была колдовская сказка, как ночь Золушки на балу у принца. Ей не хватало реальности, но именно благодаря этому она до сих пор очаровывала Кейт и напоминала ей о ее детских грезах, об Ив Синклер и волшебном мире, в котором она жила.
      Но эти мысли не вели Кейт к ответу на загадку ее нового поведения. Она не задавала себе никаких вопросов. Наоборот, она двинулась вперед решительно, так же как она поступила бы, ища работу официантки. Она разослала копии своих фотографий, сделала ряд телефонных звонков и получила долгожданный ответ.
      Ее первое интервью было с агентом по имени Барнетт Ливингстон. Кейт как-то слышала от Мелани, что он дает молодым исполнителям шанс – дальше все зависит от них. И кроме того, что-то в этом имени возбуждало любопытство Кейт. У нее было детское желание быть принятой человеком с таким элегантным именем и фамилией.
      Она была удивлена и даже немного разочарована, когда пришла в офис в деловой части Голливуда, который оказался маленьким, захламленным, с промерзшей стеклянной дверью. Там был стол секретаря, но сам секретарь отсутствовал. Плешивый человек в рубашке с короткими рукавами, с толстым животом и сигарой приветствовал ее.
      – Барни Ливингстон, – представился он, не обратив никакого внимания на ее изумленное лицо. – А вы…
      – Кэтрин Гамильтон, – сказала Кейт, заставив себя улыбнуться.
      – Присядьте, – предложил он. – Я говорю по телефону. И сейчас приду.
      Он вышел в соседнюю комнату, не прикрыв дверь. Он взял трубку и продолжил прерванный разговор, пуская клубы дыма.
      – О'кей, порядок, – говорил он невидимому собеседнику. – Я знаю, что она может сделать. Но будет ли она это делать, вот в чем вопрос, Фрэнки. Ты не можешь рассчитывать на нее сегодня так же, как год или два назад. Она теперь совсем не та актриса, как прежде. И все это знают. Вот почему я тебе говорю – дай шанс другой девушке. Просто сделай пробу. Необязательно, чтобы кто-нибудь об этом знал. Господи, да это займет десять минут. Ну, тогда сделай это для меня. Большие звезды отыскиваются именно таким путем. И ты это знаешь.
      Наступило долгое молчание. Спина агента была повернута к Кейт. Она могла видеть, как он кивал во время разговора. Он откинулся в кресле, его ноги были на столе.
      Наконец, разговор был окончен.
      – О'кей, – сказал он. – Звучит неплохо. Я знал, что ты мне друг, Фрэнки.
      Он повесил трубку и встал. Затем он подошел к двери.
      – Заходи, золотко, – сказал он Кейт. – Твое фото у меня с собой.
      Она зашла в кабинет. Он оставался в соседней комнате какое-то время, ища что-то на столе секретаря, затем вошел в кабинет, прикрыв за собой дверь.
      – Извини, что заставил тебя ждать, – сказал он. – Это – один из наших лучших продюсеров. Мне удалось уговорить его избавиться от одного из наших клиентов. Веришь ли, это было – словно зуб вырвать.
      Он сел и закурил сигару. Он переводил взгляд с Кейт на фотографию, лежавшую на столе. Его глаза сузились, когда он рассматривал ее.
      – Ты очень привлекательна, – заключил он. – Я имею в виду – не похожа на других. Я видел тебя где-нибудь?
      Кейт покачала головой.
      – Я снималась только в массовке и роли прохожих, – ответила она. – Но мне кажется, они это вырезали.
      Он кивнул, оценивающе смотря на нее.
      – Очень своеобразна, – проговорил он. – Да, твоя внешность должна озадачивать тех, кто монтирует фильм. Они любят, когда девушки все одинаковые. Надеюсь, ты не струсила от этих неудач. В тебе есть что-то необычное.
      Он посмотрел на ее фото и покачал головой.
      – Фотограф попытался скрыть это качество, – сказал агент. – Мы не можем его винить за это – он думает, что именно за это ему платят. Его работа – сделать так, чтобы ты и все остальные выглядели как Марлен Дитрих. Тогда как в тебе есть что-то своеобразное, индивидуальное…
      Он опять посмотрел на нее.
      – Ты не могла бы встать? – спросил он.
      Кейт встала, опустив сумку на пол рядом со стулом.
      – Отлично, – сказал он. – Теперь пройдись взад-вперед по комнате. Та-ак… Отлично. Теперь положи руки на бедра. Улыбнись. Улыбнись! Прекрасно… О'кей! Теперь сядь.
      Кейт села и посмотрела на него.
      – Хорошо, это кое-что… – сказал он со вздохом. – Я не знаю, как это назвать, но что-то специфическое. Скажи, ты умеешь произносить слова роли? Ты брала уроки актерского мастерства?
      Кейт покачала головой.
      – Пару раз сходила на какие-то занятия, – сказала она. – По правде говоря, я не относилась к этому серьезно до тех пор, пока… До недавнего времени. Я надеюсь, что смогу научиться.
      Он улыбнулся. Ее искренность произвела на него впечатление.
      – Держи, – сказал он, протягивая Кейт листок печатного текста. – Прочти мне первую строчку.
      Кейт прочла.
      – Половина одиннадцатого, мэм. Ваша мать уже здесь.
      Агент улыбнулся.
      – Золотко, мы же не в морге, – сказал он. – Побольше живости. Пусть это звучит естественно.
      Кейт прочла строчку снова. Он смотрел на нее без какого-то либо выражения на лице.
      – Теперь попробуй восемнадцатую, – проговорил он. Она скользнула взглядом по странице и нашла нужную строчку.
      – Я не собираюсь принимать это от тебя, – прочитала она.
      – Теперь – гнев, – сказал он. – Вложи сюда побольше чувства. Думай о ком-нибудь, кого ты ненавидишь больше всего в жизни. Представь себе его лицо и мысленно обращайся к нему, когда читаешь эту строчку. Давай!
      Кейт стала думать о Рее – своем отчиме.
      – Я не собираюсь принимать это от тебя, – проговорила она.
      Долгое мгновение агент внимательно смотрел на Кейт. Потом улыбнулся.
      – Отлично, – сказал он, вставая. – Ты будешь сниматься. Подожди минутку.
      Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с голубой папкой, внутри которой были какие-то бумаги.
      – Распишись три раза на десятой странице и один – на одиннадцатой, – велел он, давая Кейт ручку. – Это стандартный контракт. Пять лет, пятнадцать процентов.
      Кейт посмотрела на него, глаза ее сияли. Он согласен!
      – Вы действительно?.. – спросила она.
      – Я не могу давать никаких обещаний, ты ведь понимаешь, – сказал он. – Ты кажешься умной девочкой. Ты знаешь, какой у нас жесткий бизнес. Но я постараюсь сделать для тебя все от меня зависящее. Это я тебе обещаю.
      Кейт быстро подписала контракт. Текст его ничего не значил для Кейт. Она поставила свою подпись там, где ей сказали, и положила бумагу на стол.
      – Умница, – сказал он. – А теперь встань. Кейт встала.
      – Снимай их, – сказал агент. Его слова застали Кейт врасплох.
      – Что вы сказали? – спросила она.
      – Я сказал – снимай их, – ответил он. – Снимай свои трусы. Иди сюда, детка. У меня не так много времени. А дел невпроворот.
      Кейт нахмурилась.
      – Я не понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она.
      Он встал, обошел стол и дотронулся до ее груди пожелтевшим от табака пальцем. От него пахло сигарами и дешевым алкоголем.
      Его взгляд был одновременно похотливым и заискивающим.
      – Ты можешь далеко пойти, – проговорил он. – Ты и впрямь красивая, по-своему.
      Его рука скользнула от груди к бедрам. Он стал притягивать Кейт к себе.
      – Если ты будешь… – начал он.
      Прежде чем он смог докончить, Кейт оттолкнула его обеими руками.
      Он взглянул удивленно и злобно.
      – Золотко, в чем дело? – спросил он. – С какой планеты ты свалилась? Это же Голливуд, США. Тебе понятно? Очнись!
      Кейт ничего не ответила. Она взглянула на него – в ее глазах было что-то опасное, в чем она не отдавала себе отчета. Но он не заметил этот взгляд. Он был слишком поглощен очертаниями ее груди под блузкой.
      Он был по-настоящему возбужден теперь. Он видел, что Кейт и впрямь нечто необыкновенное.
      – Не будь тупицей, золотко, – проговорил он. – У меня мало времени. Снимай трусы и раздвигай их, иначе ты не получишь ничего! Ты хочешь получить работу или нет?!
      Он схватил ее за плечи и попытался поцеловать.
      Мгновенно колено Кейт вынырнуло из пустоты и сильно ударило его между ног. Его глаза широко раскрылись. Он задыхался.
      Прежде чем он смог разразиться бранью, Кейт ударила его в нос. Кровь хлынула мгновенно. От сильного удара агент отлетел назад.
      – Бешеная сука! – сказал он. – Поганая дрянь! Внезапно боль между ног заставила его согнуться. Он упал на пол, хрипя.
      С хладнокровием, которое удивило ее саму, Кейт наступила высоким каблуком ему на грудь, прижав его к полу, и потянулась к столу.
      – Вонючая сука… – хрипел он, захлебываясь собственной кровью.
      Кейт нашла свой контракт. Сняв ногу с груди агента, она отошла в сторону и старательно разорвала его. Она положила обрывки в сумку. Кейт стояла и смотрела на него сверху. Кровь струилась по его губам и подбородку. Он глядел на нее со смесью ненависти и изумления. Он не мог поверить в то, что она сделала.
      Кейт повернулась на каблуках и не спеша покинула офис. Странное спокойствие было внутри ее, образ Рея всплывал и исчезал в ее сознании вместе с лицом Барни Ливингстона.
      К тому времени, как она вышла на улицу, Кейт уже не ощущала ничего – кроме внезапного голода.
      Она прошла несколько кварталов. Солнце светило по-утреннему неярко. Воздух был более свежим, чем обычно. Ей было приятно идти на высоких каблуках по освещенной солнцем улице. Странное отсутствие эмоций бодрило Кейт. Она чувствовала себя молодой и сильной.
      Через некоторое время Кейт оказалась перед кафе, которое показалось ей знакомым. Она огляделась, пытаясь понять, на какой улице она находится. Вдалеке Кейт разглядела отель «Амбассадор».
      Она повернулась к кафе. Это было то самое заведение, в котором они сидели с Мелани в день церемонии присуждения «Оскара».
      Она зашла внутрь и села у стойки. Когда подошла официантка, Кейт заказала чашечку кофе и сандвич. Она была голодна, но в приподнятом настроении. Улыбка то и дело мелькала у нее на губах.
      Глубокий, приятный голос внезапно прозвучал у ее уха, заставив ее очнуться от мыслей:
      – Рад встретить вас здесь.
      Кейт подняла голову и увидела лицо, которое мгновенно вспомнила. Это был щегольски одетый мужчина средних лет, что был здесь, когда они зашли с Мелани, – который объяснял им, как пробраться в «Амбассадор» через запасной вход.
      – Хелло, – сказала она с улыбкой. – Мир тесен, не правда ли?
      – Вы правы, моя дорогая. В Голливуде нельзя избежать одной вещи – столкнуться с человеком, с которым ты уже встречался. Это может быть скверным сюрпризом, а иногда – наоборот.
      Он стоял, перекинув пальто через руку, одновременно элегантный и потрепанный – такой же, как и в тот вечер. На лице его была заразительная улыбка. У него были великолепные зубы – белые и блестящие, его усы были прекрасно ухожены. Его непринужденный юмор очаровал Кейт.
      – Я как раз оттуда, где меня встретят не по-дружески, если я еще раз там появлюсь, – заявила она, удивившись своей открытости.
      Он иронически приподнял брови.
      – Можете не говорить, – догадался он. – Ассистент режиссера? Распределяющий роли?
      – Агент, – уточнила Кейт.
      – А-а… – улыбнулся он понимающе. – Эти – из худших. Я надеюсь, вы оставили ему что-нибудь на память о себе?
      Кейт кивнула, развеселившись, как маленькая девочка.
      – Так ему и надо, – добавил он. – Не каждая молодая актриса может преподнести ему такой подарочек. Эти типы думают, что у них все в шляпе.
      Кейт открыла сумку и вынула разорванный контракт. Она держала его, как трофей.
      – Я подписала его, – сказала она, – прежде чем он стал вести себя неподобающим образом.
      – Вы разорвали контракт или он? – спросил незнакомец. Кейт указала на себя.
      Он зааплодировал ей – мягко, руками, одетыми в перчатки. Звук был тихим и успокаивающим.
      – Браво, – воскликнул он. В его глазах был отеческий блеск. – Голливуд мог бы проглотить и не такую, как вы. Скажите, вы попали в «Амбассадор» тем вечером так, как я сказал?
      Кейт кивнула:
      – Благодаря вам, спасибо.
      – И было интересно?
      Опять Кейт кивнула. Она не могла начать рассказывать ему, как важен был для нее тот вечер. Но в то же время она поняла, что ее неожиданное решение серьезно заняться актерским мастерством привело ее сюда, в это кафе, с обрывками контракта, – это было все, к чему свелись ее усилия. Круг замкнулся таким сумасшедшим образом. Это ее позабавило. Кейт громко рассмеялась.
      – Должен вам сказать, я восхищаюсь тем, как вы восприняли это, – заметил незнакомец. – Сдается мне, что в вас есть что-то особенное. Разрешите представиться. Норман Вэбб. Когда-то – драматург, а в настоящий момент – м-м, – в настоящий момент я в поисках судьбы.
      Кейт положила порванный контракт обратно в сумку и протянула руку.
      – Кейт Гамильтон, – ответила она. – Официантка. Улыбка на его лице стала шире.
      – Вы нравитесь мне все больше и больше, – уточнил он.
      – Вы не возражаете против того, чтобы присоединиться ко мне? – пригласила Кейт.
      Он сделал вид, что колеблется, дотрагиваясь до своего потертого шелкового галстука.
      – Вообще-то у меня назначена встреча на бегах, – сказал он. – Но я думаю, что мои пони подождут. Благодарю вас.
      Он присел к стойке. Кейт еще раз про себя отметила, что у него были приятные манеры настоящего джентльмена. Он положил свое пальто сбоку, вынул золотой портсигар, открыл его и предложил Кейт сигарету. Она отрицательно покачала головой.
      – Вы не возражаете, если я… – спросил он.
      – Конечно, нет, – ответила Кейт.
      Он взял сигарету, постучал ею о портсигар и зажег ее при помощи золотой зажигалки, которая, как и портсигар, казалось, знавала лучшие времена. Кейт улыбнулась. Каждая черточка в нем словно объединяла блеск и нужду, светскость и легкомыслие. Казалось, он гордился этим.
      – Прекрасно, – продолжал он. – Что ж, теперь, когда лед разбит, почему бы вам не поведать мне все о себе? Какая судьба привела вас в эту маленькую Мекку?
      Кейт рассказала ему сокращенную версию своей жизни, пока ждала свой сандвич. Она вспоминала о своем детстве, не затрагивая причин, побудивших ее уйти из дома. Она также опустила историю своего замужества. Она давно уже отнесла Квентина ко временам древней истории и никогда не рассказывала о нем даже Мелани.
      Она поведала о своих странствиях по стране в одном предложении и рассказала, как случайно оказалась с Мелани в Голливуде. Она как раз закончила описание вечера, когда состоялась церемония вручения «Оскаров» и свое неожиданное решение попробовать себя в качестве актрисы, когда появился ее сандвич.
      – Вы – женщина нескольких слов, – резюмировал Норман Вэбб. – Как писатель, я имею в виду, своего рода писатель, могу поучиться у вас краткости.
      Пока Кейт ела, он рассказал ей о себе. Он вырос за границей и приехал в Соединенные Штаты, чтобы закончить свое образование в Йельском университете, подобно своему отцу и дедушке. В колледже он начал писать, мечтая стать причастным к «потерянному» поколению писателей – Хемингуэю, Фолкнеру, Скотту Фицджеральду.
      Но когда он понял, что его талант гораздо скромнее, чем у его любимых авторов, он отправился в Голливуд и примкнул к растущему поголовью «людей идей», которые кропали сценарии для немых фильмов.
      Тогдашние руководители недавно образовавшихся студий обращались с ними, как с животными, не видя ничего общего между их ремеслом и трудом серьезного писателя. Но с появлением звука возникла необходимость в авторах, умеющих писать диалоги. В этом Норман Вэбб был настоящий ас. Не обладая глубиной, его диалоги были изящны, непринужденны. Вскоре он с удивлением обнаружил, что стал преуспевающим сценаристом стильных комедий начала тридцатых годов, так же как и зубодробительных триллеров и мистерий. Он жил прекрасно, хотя, подобно другим голливудским авторам (большинство из которых были вынуждены работать коллективно– кредит, отпущенный на писание сценария, целиком зависел от прихоти продюсера), не пользовался большим уважением у своих боссов.
      Затем с течением времени постоянные компромиссы и поверхность, требуемые Голливудом, презрение студийных шишек и высокомерная претензия кинематографической столицы стали задевать Нормана за живое. Он стал сравнивать абсурдность того, что он делает, с яркостью и свежестью своих детских мечтаний и надежд. Этого он не мог вынести.
      Он развелся со своей первой женой и женился на женщине, которая была значительно моложе его, с которой тоже развелся. Выплата алиментов сочеталась с его растущими карточными долгами, которые съедали все его доходы. Он начал опаздывать на работу в студии, предпочитая бега. Он ссорился с продюсерами, режиссерами и другими сценаристами, убеждая их в фальшивости сюжета и диалогов. Он пал духом.
      Его уволили. Другая студия дала ему шанс, который он погубил независимостью своего поведения. Тогда его включили в черный список. Никто не хотел брать его к себе на работу, потому что у него теперь была репутация неудачника.
      В настоящее время он жил в нужде, изредка пописывая приключенческие истории для расхожих журналов. Он жил в одиночестве в ветхом домишке, пил дешевое виски и почти каждый день ходил на ипподром, покупая двухдолларовые билеты, увлекался лошадьми, а не женщинами.
      Подобно многим голливудским отверженным, Норман Вэбб был элегантен, прекрасно держался, – «бывший человек», который, впрочем, никогда не был «кем-то», потому что все его потенциальные возможности вместе с его самоуважением и надеждой реализовать себя как мужчину были съедены «фабрикой грез».
      Ко всему этому Норман относился с веселым цинизмом, который произвел определенное впечатление на Кейт. Казалось, он забавляется своей разбитой жизнью, словно это случилось с кем-то другим. Он ничего не скрывал, в красках описывая детали своего бедственного положения, будто это вовсе его не касалось. Кейт ощущала, что внутри Нормана жила сильная боль и разочарование. Но она также чувствовала теплоту, заботливую нежность, исходящую от него, – качества, которые она ценила в человеке превыше всего. Она была рада, что предложила ему присесть рядом с ней. Она чувствовала себя теперь не так одиноко.
      – Да-а, – сказала она. – Мне кажется, что мы с вами похожи. Но в конце концов вы знавали лучшие времена. Тогда как мои никогда не наступят. После того, что случилось сегодня. Но это и хорошо. Мне нравится работа официантки.
      – Это – достойная профессия, – уточнил Норман Вэбб. – Это – своего рода актерское мастерство, кроме всего прочего.
      Скажите мне, Кейт, – могу я называть вас Кейт? – что побудило вас прибегнуть к услугам агента? Я имею в виду – стать профессиональной актрисой?
      Кейт задумчиво нахмурила брови.
      – Я, право, не знаю, – смутилась она. Она вспомнила лицо Ив Синклер в зеркале, но решила, что не стоит рассказывать об этом Норману Вэббу. Она честно не знала, почему ей захотелось стать актрисой.
      Он улыбнулся.
      – Знаете, никто по-настоящему не знает причин многих своих поступков, – продолжал он. – Боюсь, что эта тема начала вам надоедать. Как вы себя чувствуете сейчас – после того, как произошла первая перестрелка?
      Кейт опять нахмурилась, задумавшись.
      – Там, – начала Кейт, – там, в его офисе, я чувствовала, что могу убить его. Это было что-то странное. Как будто во мне поднялась какая-то сила. Я не думала о последствиях. Я просто не хотела ему позволить добиться своего. Потом, на улице, я чувствовала себя замечательно. Свободной, как птица. Затем я поняла, что голодна, и зашла сюда.
      Она передернула плечами и улыбнулась:
      – Звучит не очень хорошо?
      – Наоборот, – ответил он. – Лучше не бывает. Вы видите, юная леди, Голливуд попытался закинуть свой первый крючок. И будет еще много других. Каждый из этих крючков высасывает капельку крови и вливает немножко яда. Как укус пиявки. Позволь им проникнуть тебе в душу, и ничего в ней не останется. Это – тайное оружие данного города. Но вы оказались сильнее, чем, наверное, сами о себе думаете. Вы прекратили это раньше, чем оно началось.
      Кейт ничего не сказала. Она не была уверена в правильности того, что говорил Норман Вэбб. Но она ощущала его искреннюю теплоту и приветливость.
      Внезапно он, казалось, погрузился в себя. И очень серьезно посмотрел ей в лицо.
      – Я знавал одного писателя, – сказал он. – Очень талантливого человека. Очень незаурядного и честолюбивого. Он позволил крючку попасть внутрь. Он позабыл, кто он, почему стал писателем. Он видел только деньги, серость, жадность. Он деморализовался – от этого начала страдать его работа и личная жизнь – тоже. Пиявки в конце концов добрались до его таланта и терпеливо пожирали его. Он был на грани того, что его вышвырнут из студии. Однажды босс вызвал его в свой офис.
      Норман остановился, чтобы затянуться сигаретой.
      – Итак, глава студии начал с шутливого пятиминутного разговора. Затем он рассказал о замысле нового большого фильма, дорогостоящего, в котором будут сниматься крупные звезды. Лишь один этот фильм может спасти карьеру писателя. Все знали, в каком он был бедственном положении – и в финансовом, и в творческом.
      Глава студии внезапно прекратил расписывать прелести нового прожекта и подвел его к «капкану». В обмен на право участвовать в новой ленте он должен был предать одного из своих лучших друзей. Я не буду вдаваться в подробности, скажу только, что его друг был тоже писателем, гораздо более талантливым, и босс его не любил. У лучшего друга было прошлое – у кого из нас его нет? – и бедствующий писатель был ему достаточно близок, чтобы быть в курсе его дел. Продюсер хотел, чтобы тот помог ему внести друга в черный список. Босс вел себя по-отечески, как доктор с манерами доброй сиделки, – только помоги мне в этом, и твоим бедам – конец.
      Конечно, писатель понимал, о чем его просят. Он раздумывал долго—долго, поверьте мне, дорогая, – и потом, взвесив на весах совести свою дружбу и свою карьеру, выбрал последнюю. Он сделал то, о чем его просили. Ему дали работу, он получил много денег. А его друга вышвырнули из Голливуда. Больше они не виделись.
      Норман стряхнул пепел с конца сигареты своим маленьким пальцем. Вздохнул.
      К своему удивлению, мой друг обнаружил, что его новый успех не пошел ему на пользу. Казалось, он не мог радоваться деньгам, которые зарабатывал. Лицо изгнанного друга стояло у него перед глазами. Он купил новый дом в Брентвуде, добыл новую жену – все в Голливуде добывают новых жен, когда настает время праздновать тот или иной успех, – и завел ребенка. Он лучше начал писать сценарии. Судьба ему немного улыбалась. Но ничего не помогало. Внезапно – как раз в то время, когда парень, которого он предал, возвращал себе имя, подвизаясь в Нью-Йорке новеллистом, – мой друг повесился в своей комнате в Брентвуде.