Куинси и Рейни (№3) - Несчастный случай

Поднялся ветер. Листья на деревьях снова зашелестели, и на мгновение Рейни показалось, что за спиной у нее кто-то смеется.

Сердце застучало, гулко и тяжело. Рейни вдруг остро ощутила свое одиночество. Ее окружал густой кустарник, а чуть дальше начинался темный молчаливый лес.

Мэнди наскочила на столб в пять часов утра. Солнце едва коснулось верхушек деревьев, ветер еще хранил пропаду ночи. Пять утра. Тогда здесь было темно и ужасно. Ужасно пустынно.

Рейни вернулась к машине. Забралась в салон и заперла дверцы. Руки тряслись. Она сидела, сгорбившись, втянув голову в плечи, слушая, как громко и настойчиво колотится в груди сердце. Рейни сидела, думая о том, сколько раз приезжал сюда, на это унылое и мрачное место, Куинси. Потом повернула ключ зажигания и поехала куда глаза глядят. Лишь бы подальше. Ей было все равно, что подумает тот, кто наблюдал этот похожий на бегство отъезд. Там, у столба, вслушиваясь в напряженную тишину, Рейни вдруг почувствовала чье-то невидимое присутствие.

12

Пенсильвания

Бетти чувствовала себя превосходно. Солнце сияло, небо было голубое и безоблачное, ветерок приятно холодил шею. Ей нравилось вести эту чудесную машину. Приятно было слышать голос Тристана, потчевавшего ее одной историей за другой. И Бетти с удовольствием рассказывала ему о себе, о своей матери, своей дочери, даже о своем бывшем муже, Пирсе, который, как она подозревала, обзавелся подружкой в Портленде.

Время летело так же легко, как мили дороги. Сначала они ехали на запад, сами не зная куда, потом просто так повернули на юг и оказались в южной Пенсильвании, среди бескрайних зеленых полей и чудесных старых ферм. Они проезжали мимо идущих вдоль пыльных дорог женщин в странных, старомодных белых шляпках. Обгоняли запряженные лошадьми повозки. Они даже увидели мужчину на скотном дворе, занесшего тупой топор над какой-то корягой.

Тристан рассказывал о людях, преимущественно немцах и голландцах, обосновавшихся в этих местах и упорно сохраняющих свои религиозные обычаи. Она кивала, вдыхая запах свежескошенного сена и думая о том, что давным-давно не чувствовала себя такой живой.

Впереди показалась узкая дорога, уходящая в глубь полей.

— Давай свернем! — предложил Тристан, и Бетти послушно повернула руль.

Асфальт сменился щебенкой, потом просто укатанной землей. Дорога сужалась, прячась между обступившими ее с обеих сторон полями. Еще миля — и ярко-красная машина словно въехала в золотистую реку пшеницы.

— Едем дальше, — сказал Тристан. Бетти не возражала. Внезапно поле оборвалось. Они выскочили на зеленую поляну у синей ленты настоящей реки, и Бетти едва успела нажать на тормоз. Она выдохнула и рассмеялась. Тристан выбрался из машины.

— Выходи, — сказал он. Она вышла.

— Хорошее место для пикника, — заметил Тристан. — Посмотри, я тоже захватил шампанское.

Они пили шампанское. Ели икру. Наслаждались прекрасным выдержанным сыром. Бетти уютно устроилась рядом с растянувшимся на траве Тристаном, заботливо положив руку на его скрытый рубашкой шрам. Он смахивал хлебные крошки с ее коленей. Потом положил ее на душистую траву, приник к ее губам и прикоснулся к ее груди.

Когда все закончилось, Бетти нежно погладила багровый шрам. Они встали и молча оделись.

— Как здесь хорошо, правда? — прошептала Бетти. — Так тихо, так спокойно. Сколько машин промчалось по шоссе мимо, но никому не пришло в голову свернуть сюда. Возможно, на много миль вокруг нет ни единой живой души. Подумай только, это место полностью наше.

Тристан повернулся к Бетти. В его голубых глазах еще сверкал огонь утоленной страсти.

— Давай прогуляемся, — сказал он. Она согласилась.

13

Виргиния

Рейни грозили большие неприятности. В голове у нее бродили опасные мысли. И она собиралась сделать нечто очень опасное. Вместо того чтобы вернуться в мотель номер 6, она направилась к Куинси.

Ему ведь нужен полный отчет о ходе расследования, а кроме того, у нее есть новости. Ладно, пусть не новости, пусть всего лишь некое чувство, которое не объяснишь по телефону. Ему захочется все проанализировать. Такая уж у него привычка. А Рейни не хотелось, чтобы он снова сидел один в темноте, раздумывая над такими ужасными вещами, как убийство собственной дочери.

А потом, есть ведь и много других вопросов. Может, Мэри Олсен всего лишь слегка тронутая неврастеничка, остро нуждающаяся в мужском внимании. А поток обрушившихся на дом Куинси телефонных звонков — чистая случайность, дело рук кучки мучающихся от безделья уголовников с больным воображением. И не исключено, что смерть Мэнди — не более чем результат дорожного происшествия, несчастного случая, и все остальные только воспользовались этим несчастьем, чтобы досадить известному в определенных кругах фэбээровцу.

Или таинственный мужчина все же существует? Что, если именно он помог Мэнди напиться, предвидя, к чему это приведет? И прекрасно понимал, как смерть дочери отразится на Куинси. Выбьет почву у него из-под ног, отвлечет, создаст напряжение на работе. То есть ослабит его перед лицом пока еще не проявившейся реальной опасности. Может, все случившееся до сих пор есть лишь часть некоего обширного плана, разработанного против Куинси…

Было время, когда Рейни сочла бы такие рассуждения нелепыми и абсурдными. Слишком уж все расчетливо, слишком жестоко, чтобы быть правдой. Но в прошлом году в Бейкерсвилле случилось то, что случилось. Теперь она знала то, что знал тогда Куинси. И понимала, на что способны люди, и уже не считала что-то невозможным на том лишь основании, что это «что-то» слишком жестоко. Большинство людей полагают, что убийцы действуют, подчиняясь какого-то рода необходимости. Но это легкие случаи. Куда хуже психопаты, для которых убийство не только хобби, но и нечто вроде спорта.

Однажды Куинси помог ей. Теперь она собиралась вернуть должок.

Рейни еще раз посмотрела на карту, нашла поворот и, имея за спиной богатый тридцатишестичасовой опыт вождения, выполнила совершенно потрясающий и абсолютно запрещенный разворот на сто восемьдесят градусов. Теперь она выехала на нужную улицу.

Дорога здесь была широкая, тротуары четко отделены от проезжей части недавно посаженными магнолиями. Наверное, какой-то новый квартал, решила она. Новые деньги. Еще один поворот. Рейни сбросила скорость и приказала себе не таращиться по сторонам. На широких изумрудно-зеленых лужайках надменно и уверенно расположились громадные кирпичные дома в колониальном стиле. Особняки. Огороженные высокими заборами частные владения. Подъездные дорожки упирались в тяжелые ворота.

Зная о том, как относится Куинси к вопросам безопасности, Рейни, в общем, предполагала, что найдет его не в самом оживленном и легкодоступном районе, но никак не рассчитывала на такое. Следуя номерам домов, она доехала до самого конца тупика, где обнаружила более скромный, чем соседние, и отодвинутый от дороги кирпичный домик. Ей даже не пришлось проверять адрес; достаточно было одного взгляда, чтобы понять — Куинси живет здесь: ни единого кустика, ни единого укрытия для возможного злоумышленника.

Она окинула взглядом голый газон и вздохнула:

— Куинси, Куинси, тебе надо взять отпуск. Подъехав к черным кованым воротам, Рейни нажала кнопку интеркома. Было всего лишь четыре часа пополудни, и она, в общем, не ожидала застать его дома, а потому удивилась, когда на звонок ответили. Еще больше ее удивил тот факт, что голос принадлежал женщине.

— Ваше имя и по какому делу? — спокойно спросила женщина.

— Э… хм… Лоррейн Коннер. Я работаю с Куинси.

Это ведь почти так?

— Пожалуйста, посмотрите в камеру и покажите документы.

Уйти или остаться?

Рейни неуклюже повернулась к установленной на стене камере и помахала лицензией частного детектива.

Ворота заворчали, потом медленно открылись, и она въехала во двор. Передняя дверь уже была открыта, и у порога стояла женщина. Рейни вышла из машины, чувствуя: что-то здесь не так.

Женщина была среднего возраста, около сорока, хотя, возможно, и тридцати с небольшим — строгая прическа и унылый серый костюм не убавляли ей лет. Стояла она немного напряженно, сложив руки на груди. На ногах — практичные черные туфли.

На служанку не похожа, решила Рейни. Бывшая жена?

Нет, не тот тип. А вот домоправительница из нее бы вышла что надо.

Распрямив плечи и уверенно вскинув голову, Рейни прошествовала к входу.

— Кто вы? — спросила она.

— Вопрос в том, кто вы?

— Вы уже видели мой документ. К тому же я первая спросила.

Женщина улыбнулась, но и улыбка у нее получилась такая, словно ее провели строго по линейке.

— Может быть, дорогуша, но только мой документ повнушительнее вашего.

Она предъявила значок ФБР, который, конечно, перевешивал удостоверение частного детектива. Рейни нахмурилась и попыталась определить, что здесь происходит.

— Мне надо увидеть Куинси.

— Зачем?

— Это не ваше дело.

— В данный момент дела Куинси — мои дела.

— Вы с ним спите?

Ее противница удивленно мигнула.

— Похоже, вы неверно истолковали характер моего дела…

— Значит, вы с ним не спите. Тогда наши с ним дела никак не могут быть вашими.

Рейни дала ей время сообразить и, когда агент покраснела, поняла, что та пришла к нужному умозаключению.

— Мне показалось, вы назвались частным детективом, — хмуро сказала коллега Куинси.

— Ну, я подумала, что вы можете оказаться его бывшей супругой, — соврала Рейни. — А теперь, когда я назвала себя и показала документы, вы скажете, где Куинси?

Женщина помолчала, затем, очевидно, взвесив все «за» и «против», позволила себе поделиться с Рейни не представляющей особенной ценности информацией:

— Возможно, вам удастся найти его в Квонтико. Больше ничего сказать не могу.

— Понятно. Телефонные звонки.

Агент ответила не сразу, потом, подумав, осторожно кивнула. Рейни тоже кивнула и уже с новым интересом посмотрела на женщину. То, что она видела теперь, заставило ее пересмотреть поспешно сделанные, профессионально не обоснованные выводы. Унылый серый костюм был всего лишь рабочим костюмом, пошитым таким образом, чтобы скрыть оружие. Строгая прическа тоже обязательный атрибут агента, преследующего преступника. И лицо у нее не угрюмое, а вполне интеллигентное. Лицо умной и успешной женщины. Короче, перед Рейни был отлично подготовленный, стопроцентно настоящий федеральный агент. А кто такая сама Рейни, если не свежеиспеченный частный сыщик, изгнанный с любимой полицейской работы за то, что однажды ее вынудили убить человека.

Перед ней был мир Куинси. И, поняв это, Рейни пожалела о том, что вторглась в него.

— Ладно, я пойду.

— Я передам, что вы приезжали. Рейни прикусила губу. Конечно, агент все ему передаст. Такова ее работа, а у таких, как эта, работа на первом месте.

— Передайте обязательно. А я попробую найти его в офисе.

— В Квонтико.

— Да, в Квонтико.

— Это военно-морская база.

— Я знаю!

Женщина одарила ее еще одной строго отмеренной улыбкой. Судя по всему, присмотревшись к посетительнице как следует, она изменила свое мнение о ней не в лучшую сторону.

Ну и черт с ней. Рейни не стала прощаться. Она повернулась, уселась в машину и поспешила убраться, не дожидаясь, пока железные ворота проводят ее пинком под зад.

— Проклятая всезнайка, — пробормотала она, добавляя газу.

Мысли Рейни устремились к ночам, оставшимся в далеком прошлом. И еще она подумала о том, что, даже признав прошлое, человек не в состоянии убежать от него. Некоторым суждено быть федеральными агентами. А другим?

— Черт! — снова пробормотала Рейни.

Наверное, ей следовало отказаться от первоначального плана, пока это еще было возможно. Она нашла поворот на Квонтико и еще минут пятнадцать ехала по не проходившей через густой лес дороге, неподалеку от которой бегали по плацу морские пехотинцы, а воздух то и дело разрывали сухие автоматные очереди. Рейни миновала несколько неприметных с виду строений, все больше и больше чувствуя себя нарушителем, вторгшимся в частный клуб Дяди Сэма. Никто ее не останавливал. Никто не требовал предъявить документы. Она не знала, радоваться ей или тревожиться.

Рейни уже начала расслабляться, когда военно-морская база кончилась, а впереди показался караульный пост. Очевидно, кто-то наверху решил, что морские пехотинцы в состоянии позаботиться о себе сами, а вот Академия ФБР нуждается в гораздо большей защите. Рейни остановилась у поста, где дежурный, офицер с каменным лицом, записал ее имя, внимательно изучил, лицензию частного детектива и наконец объявил, что проезд запрещен. Рейни еще раз назвала себя и помахала документом. Дежурный повторил, что проезд запрещен.

— Послушайте, я работаю со старшим специальным агентом Пирсом Куинси.

На сурового стража это не произвело никакого впечатления.

— Мне вовсе не нужен полный допуск или что-то такое, — попыталась объяснить Рейни. — Но у вас же должны быть гостевые пропуска. Ей объяснили, что она могла бы считаться гостем, если бы сообщила о своем визите заранее. Тогда ее успели бы должным образом проверить.

— А что, черт возьми, я, по-вашему, сейчас делаю? Стоп, стоп. — Она подняла руку, видя, как на вырубленное из камня лицо набегает мрачная туча. — Я помню, проезд запрещен.

Предприняв еще несколько безуспешных попыток, Рейни согласилась подождать в машине под неусыпным наблюдением дежурного. Он же, в свою очередь, согласился позвонить в офис ОБ и узнать, выйдет ли старший специальный агент Пирс Куинси встречать гостью.

Машина Куинси подъехала через пятнадцать минут. Он выглядел усталым и напряженным и вовсе не проявил радости, увидев Рейни. Такая вот сцена воссоединения: двое бегут друг другу навстречу с распростертыми объятиями. Вместо этого Рейни покорно потащилась за ним следом! и через всю военно-морскую базу и дальше, в какой-то городок, где Куинси заехал на стоянку, у небольшого ресторанчика.

— Хочу выпить кофе, — сказал он, выходя из машины.

— Привет тебе, — ответила она.

— Ты часто вторгаешься в правительственные учреждения?

— Вот уж не думала, что столкнусь с такими трудностями.

— Рейни, здесь же Академия ФБР. Здесь существует определенный порядок. Если впускать каждого желающего, какой тогда толк от этого порядка?

— Отлично. В следующий раз надену свое лучшее платье для вечеринок.

— О Господи, ты бываешь иногда хуже ребенка. Куинси направился к ресторану, а она словно приросла к земле, пораженная холодностью его голоса. Потом шок прошел, и Рейни последовала за ним.

— Да что это, черт побери, с тобой? Она догнала его уже у кассы и решительно схватила за руку.

— Два кофе, — заказал Куинси. — Один черный, один с сахаром и сливками. Сахару побольше.

— Мне не нужен кофе. Ты можешь объяснить, что происходит?

— С кофе легче, — ответил он и не сказал больше ни слова, пока кассирша не подала два пластмассовых стаканчика.

Потом Куинси заставил Рейни протащиться за ним через черный ход во двор, где в тени деревьев притаилась не замеченная ею скамейка. Прогулка тем не менее нисколько ее не остудила.

— Ладно, Куинси, — начала Рейни, едва он сел за столик. — Что, будь оно проклято, здесь творится? И не отмалчивайся, а то заполучишь весь этот кофе со всем сахаром и сливками.

Куинси подул на свой черный. Теперь Рейни наконец заметила, что круги у него под глазами стали темнее, а щеки ввалились, как у человека, не спавшего всю ночь. Как странно. В прошлом году именно она была похожа на ходячего мертвеца, тогда как Куинси читал ей лекции о необходимости есть и спать. «Стресс, — поучал он, — прекрасное основание, чтобы начать получше заботиться о своем организме. Забота о теле помогает заботиться и о душе». Интересно, что бы он сказал, если бы она сейчас прочитала ему эту же лекцию?

— Ты слышала о такой штуке, как присвоение чужой личности? — сдержанно спросил Куинси.

Рейни опустилась на скамейку. Отхлебнула кофе. Кивнула.

— Да, конечно, — продолжал Куинси. — Один человек крадет личность другого. В наши дни это не так уж и трудно. Надо узнать номер карточки социального страхования и девичью фамилию матери, потом, пользуясь этими сведениями, получить копию свидетельства о рождении, и — вуаля! — ты становишься другим человеком. Точнее, другой личностью. Имея основные документы, можно делать все, что хочешь. Можно получить водительские права. Открыть банковский счет. Обратиться за кредитной карточкой. Купить автомобиль, красный «ауди ТТ» с откидным верхом, насколько мне известно, зарегистрировать его на имя ни о чем не подозревающей жертвы и оплатить покупку из ее кармана.

— Ты хочешь сказать, что кто-то воспользовался твоим именем, чтобы купить спортивный автомобиль?

— Да. В Нью-Йорке. Две недели назад. Теоретически я должен сейчас агентству «Уэстчестер» сорок тысяч долларов, которые обязан выплатить в течение следующих пяти лет ежемесячными взносами по восемьсот одиннадцать долларов.

— Кто-то присвоил личность агента ФБР?

— А почему бы и нет? Он ведь уже распространил информацию обо мне по половине тюрем страны, среди самых закоренелых уголовников. В конце концов, что такое какой-то автомобиль, пусть и шикарный? — Куинси помолчал и нехотя добавил: — Ему по крайней мере не откажешь во вкусе.

Рейни недоверчиво покачала головой:

— Ну, не знаю… Разве в Бюро нет специалистов в этой области?

— В Бюро есть специалисты в любой области, — заверил ее Куинси, но как-то без энтузиазма.

Он поставил стаканчик, и Рейни с изумлением заметила, что у него дрожат руки.

— У меня забрали дом, — негромко сказал Куинси. — Сегодня на могиле моей дочери установили камеры слежения. Смешно, правда? Я же эксперт. Специалист именно по такого вот рода делам, но с семи ноль пяти сегодняшнего утра мое мнение уже никого не интересует. Я превратился в жертву, и это бесит меня больше всего.

— Они просто идиоты, Куинси. Я всегда тебе это говорила. Если бы агенты ФБР были посмышленее, то не разгуливали бы в этих ужасных костюмах, которые никто больше в мире не носит. Кем только надо быть, чтобы начинать день с повязывания удавки на шее?

Куинси покосился на свой галстук цвета бургундского с темно-синими и темно-зелеными геометрическими фигурами и подозрительно похожий на тот, который он надевал вчера и позавчера.

— Это невыносимо. Кто-то отбирает у меня мою жизнь, а я не знаю почему.

— Знаешь, Куинси, прекрасно знаешь. Ты хороший парень, а значит, все плохие парни должны тебя ненавидеть. По определению.

— Агенты Родман и Монтгомери работают с телефонными звонками. Мой дом обложили; они даже стараются установить, кто помещал объявления в тюремных бюллетенях, как будто это что-то даст. Ищут красный «ауди». Зачем ему это, я не представляю. Разве что мой не установленный противник просто насмехается надо мной — мол, ты разрабатывай там свою стратегию, а я буду наслаждаться жизнью за твой счет. В этом что-то есть. — Куинси вздохнул и провел ладонью по волосам. — Сегодня я занимался тем, что просматривал файлы со старыми делами и собирал информацию на тех, кого когда-либо отправил за решетку. Плохо то, что таковых очень много. Хорошо, что большинство либо еще сидят, либо уже умерли.

— Мне всегда это нравилось, Куинси. Твоя способность увязывать все логически. Он рассеянно кивнул.

— Я на восемьдесят процентов уверен, что удар направлен именно против меня. Но кто противник? Я даже не знаю, почему он выбрал меня в качестве мишени. Наиболее очевидный ответ — месть. Почему бы и нет? Впрочем, в любом случае кто-то начал плести очень хитрую и сложную паутину, и у меня такое чувство, что я уже запутался прямо в средине.

— У тебя есть друзья, Куинси, — тихо сказала Рейни. — Мы поможем тебе. Я помогу тебе.

— Поможешь? — Он посмотрел ей в глаза. — Рейни расскажи, что ты узнала о Мэнди. Скажи мне то, что мы оба уже чувствуем.

Рейни отвела глаза. Допила кофе. Поставила стаканчик на стол, потом снова взяла его и повертела в руках. Ей не хотелось отвечать на вопрос, и они оба знали почему. Однако Рейни также понимала, что не может смягчить припасенные для него новости. Еще одно объединяло их с Куинси: оба предпочитали выкладывать плохие известия напрямик.

Выложили. Обговорили. Сделали.

— Ты прав. Что-то неладно в Датском королевстве.

— Убийство?

— Пока не знаю, — сразу же и твердо возразила она. — Вспомни первое правило любого расследования — не торопиться с выводами. На данный момент у нас нет материальных улик, дающих основание предполагать убийство.

— С другой стороны… — продолжил за нее Куинси.

— С другой стороны, с Мэри Олсен что-то случилось.

— Вот как? — искренне удивился Куинси. Он нахмурился, потер виски, и Рейни поняла — проверяет свое впечатление о милой миссис Олсен и не может представить, в чем именно ошибся.

— Я разговаривала с ней сегодня утром, и Мэри от всего отреклась. Мэнди вроде бы весь вечер пила только диетическую колу, но, возможно, разбавила колу ромом. Тебе, наверное, показалось, что Мэри упоминала о новом приятеле Мэнди, но она ничего такого не говорила. Далее, Мэнди и раньше садилась за руль пьяная, так что, вероятно, причина случившегося с ней именно в этом.

— Получается, что Мэнди весь вечер пила колу с ромом в доме своей подруги, потом сама по себе заехала черт знает куда и вдруг так опьянела, что не справилась с управлением и врезалась в столб?

— Я не говорила, что Мэри придумала хорошее объяснение, я только сказала, что теперь у нее новое объяснение.

— Но почему? Она же была ее лучшей подругой. Почему? За этим вопросом Рейни слышала другой, более глубокий и горький. Почему все это обрушилось именно на них? На Мэнди? На него? Почему кто-то так возненавидел его дочь? Почему мир не может оставаться разумным и контролируемым, таким, каким хотят видеть его другие?

— На мой взгляд, Мэри — одинокая маленькая принцесса — мягко сказала она. — Думаю, тот, кто окажет ей нужное внимание, сможет легко манипулировать ею.

— Ты хочешь сказать, он добрался до нее? Заставил говорить другое?

— Скорее, добрался до нее и помог придумать новую версию. Мы ведь пока еще ничего не знаем относительно неизвестного мужчины. Однако знаем, что на похоронах Мэри сказала что-то такое, что заставило тебя поверить в причастность этого неизвестного к смерти Мэнди.

— Со мной играют, — медленно продолжил Куинси. — Телефонные звонки, незаконная покупка машины на мое имя, слухи о моей дочери… — Он выпрямился. — Вот дерьмо, со мной играют, меня имеют как хотят!

Рейни удивленно посмотрела на него:

— С каких это пор ты так ругаешься?

— Со вчерашнего дня. И знаешь, к этому быстро привыкаешь. Как к табаку.

— Ты еще и куришь?

— Нет, но я не утратил пристрастия к метафорам.

— Серьезно, Куинси, ты распускаешься.

— А вот ты не утратила пристрастия к преуменьшениям.

— Куинси…

— В чем дело, Рейни? — совсем другим, резким, тоном осведомился он. — Не воспринимаешь меня, когда я такой человечный?

Она вскочила, сама не понимая, что делает, стиснув пальцы в кулаки, с тревожно колотящимся сердцем.

— Что ты хочешь этим сказать? Что все это значит?

— Что значит? Значит… Это значит, что я устал, — немного спокойнее, почти примирительно ответил Куинси. — Значит, что я не в себе. Значит, что мне хочется подраться. Но не с тобой. Так что давай не начинать. Забудь, что я сказал, и хватит об этом.

— Слишком поздно.

— Тебе тоже хочется подраться, а, Рейни? Она знала, что лучше бы промолчать. Знала, что Куинси прав и сейчас не время спорить. Ни одного пусть даже коротенького звонка за долгие шесть месяцев. Рейни дерзко выпятила подбородок и сказала:

— Может быть.

Куинси тоже поднялся из-за стола, а потом посмотрел на нее, и Рейни увидела в его взгляде невозмутимость и собранность, которых ей самой так сейчас не хватало. Да, он всегда умел держать себя в руках.

— Ты хочешь знать, почему у нас с тобой ничего не получилось? — спросил он, ясно и твердо выговаривая каждое слово. — Хочешь знать, почему все началось так — как нам казалось — здорово, а потом шарик даже не лопнул, а сдулся? Я скажу тебе почему. Все закончилось, потому что ты ни во что не веришь. Потому что ты не веришь даже сейчас, по прошествии года. Ты не веришь в меня и, уж конечно, не веришь в себя. В тебе нет веры.

— Это во мне нет веры? — вспыхнула Рейни. — Это я ни во что не верю? И так говорит человек, который может примириться со смертью дочери только при условии, что ее убили!

Куинси вздрогнул, словно от удара.

— Один ноль в пользу женщины в джинсах, — пробормотал он, и лицо его как будто закрылось и стало жестче.

Однако Рейни не отступила. Не могла отступить. С жизнью можно общаться только одним способом — драться с ней.

— Не умничай, Куинси, и не прикрывайся колкостями. Хочешь, чтобы я видела в тебе человека? Так веди себя по-человечески. О Боже, у нас даже спора настоящего не получается, потому что ты сбиваешься на лекцию!

— Я только говорю, что в тебе нет веры…

— Прекрати! Хватит! Ты не психоаналитик. Не пытайся всех лечить, а лучше будь человеком.

— Человеком? Последний раз, когда я попытался быть человеком, ты посмотрела на меня так, будто я вознамерился тебя ударить. Тебе не нужен человек, Рейни. Тебе не нужен мужчина. Тебе нужны либо надутая кукла, либо святой!

— Сукин сын! — крикнула Рейни и вдруг застыла с открытым ртом, потому что поняла, о чем он говорит. Куинси имел в виду ту ночь, их последнюю ночь вместе, в Портленде, около восьми месяцев назад. Они ходили на Пионер-сквер. Сидели возле «Старбакс» и слушали какую-то группу. Разговаривали, снимали напряжение, веселились. А потом пошли к нему в отель, потому что Рейни не хотела вести его в свою дыру. Ей было так одиноко. Она думала, как хорошо увидеть его снова. Рейни придвинулась ближе. Вдохнула запах его одеколона. Как ей нравился тот аромат. И почувствовала, как Куинси затих, почти перестал дышать, будто понял, что может отпугнуть ее даже вздохом. Он замер, а она подбиралась все ближе и ближе. Ткнулась носом ему в горло. Исследовала изгиб уха. И тогда что-то нашло на нее. Может, желание — у нее было так мало опыта по части настоящих чувств. Рейни хотелось просто прикасаться к Куинси, трогать его, лишь бы он оставался вот таким неподвижным, почти не дышащим. Она расстегнула пуговицы на его рубашке. Обнажила его плечо. Грудь у него была твердая — Куинси много бегал на протяжении нескольких лет — и теплая на ощупь. Волоски под ее ладонью слегка пружинили. Рейни положила руку на сердце и ощутила его биение.

На ключице и предплечье три маленьких шрама. В него стреляли из обреза — спас бронежилет. Она провела пальцем по этим шрамам. Куинси, суперагент. Куинси, супергерой. Удивительно…

Он вдруг схватил ее за запястье. Взгляд метнулся к ней. Впервые Рейни увидела его глаза такими — темными, сверкающими от затаившейся в них страсти.

А потом все прошло. Миг пролетел. Рейни замерла, мысли ее метнулись назад, к зеленым полям с желтыми цветами и спокойным, мягко журчащим речкам. Она продолжала прикасаться к нему, но теперь эти прикосновения стали другими, грубыми, бледной имитацией настоящего. Она делала то, чему ее научили в самом начале.

Куинси отодвинулся. Попросил, чтобы она дала ему минутку. Не дала. Рейни была унижена, смущена, пристыжена. И, оставшись верной себе, сказала, что виновата во всем сама, и ушла не попрощавшись. В последующие месяцы ей было легче слушать, как звонит телефон. Если он заставал ее дома, она всегда отделывалась несколькими словами, ссылаясь на дела.

Куинси был прав: она первая перестала отвечать на звонки. Но ведь он должен был понять, в чем дело. Должен был понять и приехать за ней. Но не приехал.

— От меня требуется быть терпеливым, — словно в ответ на ее мысли сказал Куинси. — От меня требуется быть настойчивым. От меня требуется сносить твои перепады настроения, твой норов. А твое тяжелое прошлое! Короче, от меня требуется быть всем. Но мне нельзя злиться и расстраиваться.

— Послушай, у меня и так хватает…

— У меня тоже хватает! У каждого из нас куча проблем. К сожалению, ты считаешь, что только тебе позволено быть капризной. Так вот, у меня есть для тебя новости. В прошлом месяце я похоронил дочь. Сейчас мои коллеги установили наблюдение за ее могилой. Я пытаюсь, но не могу дозвониться до своей бывшей жены, чьи родители могли бы, пользуясь своими связями, добиться снятия этого наблюдения. Я не просто зол, Рейни. Я, черт возьми, вне себя!

— Что ж, в этом твоя проблема — ты берешь пример с меня, хотя именно я должна брать пример с тебя.

— Я не могу быть для тебя совершенством, Рейни, особенно сейчас.

— Да мне не так уж это и нужно! — выпалила Рейни.

Куинси только покачал головой.

— Нужно иметь веру, — тихо сказал он. — Знаю, это трудно, но нужно верить. Есть плохие люди. Некоторые могут причинить тебе зло. Но не все. А пытаться избежать опасности, оставаясь в одиночестве, бесполезно. Одиночество — не защита. Я знаю. Я думал, что если буду держаться на дистанции от семьи, если не буду ни с кем сближаться, то мне ничего не грозит. Потом я потерял дочь, и мне не стало легче от того, что я не был близок с ней. Я развалился на части. Я ничего не могу с собой поделать.

— Куинси…

— Но я соберусь, — продолжал он, словно не слыша. — Я найду этого сукина сына. И если для этого надо быть злым, я буду злым. Если понадобится перестать спать и начать ругаться, я сделаю. Я буду таким, каким потребуется. А теперь, извини, мне надо попробовать дозвониться до Бетти. Куинси повернулся и пошел к машине. Рейни понимала, что должна сказать что-то, но то, что слетело с языка, оказалось сущей бессмыслицей.

— Если ты выжил сейчас, — закричала она ему вслед, — это не значит, что у тебя и дальше все будет так же хорошо. Если ты взял верх сейчас, это не значит, что ты победишь в конце. Всякое может случиться. Шакалов хватает. И… они повсюду, шакалы.