Куинси и Рейни (№3) - Несчастный случай

Поговаривали, что его карьера началась в знаменитой тюрьме Сан-Квентин, где он какое-то время работал психиатром. Работа заинтриговала Эндрюса настолько, что он получил докторскую степень по криминологии и сделал себе имя на исследовании проблемы институционализации преступников, придя к выводу, что сама природа тюрем гарантирует повторение актов жестокости и насилия, когда в общество возвращаются закоренелые уголовники.

Жесткий, требовательный, грубоватый. И очень умный. Кимберли относилась к нему с огромным уважением.

— Может, вам стоит начать сначала, — предложил доктор Эндрюс.

— Нет. Не хочу проходить через это еще раз. Слишком больно, слишком тяжело. Я просто не могу. Странно, я всегда удивлялась, как отец может приходить домой после такой работы и выглядеть совершенно спокойным, собранным. Полицейские, какими их показывают по телевизору, возвращаются с места преступления нервными и мрачными, они пьют и курят, матерятся и дерутся. Это мы с сестрой понимали. Это имело смысл. Но когда папа приходил домой, он… он был как застывший пруд. Можно было сколько угодно изучать его лицо, оно оставалось непроницаемым. Я поняла это только теперь. Его работа — это война. На войне недопустимы эмоции. Они твой враг.

— Как по-вашему, что почувствовал бы ваш отец, если бы услышал вас сейчас? — спросил доктор Эндрюс.

— Ему было бы неприятно, больно.

— А тот человек, который избрал вашего отца своей мишенью, в чем его цель?

— Сделать папе больно, — ответила Кимберли и, поняв смысл вопроса, опустила голову.

Доктор Эндрюс посмотрел на нее своим знаменитым взглядом.

— Если это война, мисс Куинси, то чья сторона сейчас имеет преимущество? Кто побеждает?

— Моя мать терпеть не могла его работу.

— Уровень разводов в семьях, где супруг является сотрудником правоохранительных структур, непропорционально велик.

— Нет, мама ненавидела именно то, что делал он, то, что всегда присутствовало в его работе. Насилие. Грязь. Ей казалось, что он принадлежит не нам, а ей, этой грязной, мерзкой работе. Она создала прекрасный дом. Растила двух прекрасных дочерей. А отец как будто предпочитал жить в той грязи, в той темноте.

— Это призвание. Вы же понимаете.

— В том-то и дело. Моя сестра погибла, маму убили, и мне плохо, я злюсь, но… У меня есть мотивация. Впервые за несколько последних месяцев я чувствую себя так, словно наконец-то проснулась. Раньше я как будто пребывала в заторможенном состоянии, а теперь… теперь я хочу поймать ублюдка. Хочу читать отчеты с мест преступлений, хочу выслеживать это чудовище, хочу сорвать с него маску и увидеть его подлинную мерзкую личину. И это желание сильнее, чем горе по матери. Доктор Эндрюс, что с нами такое?

И тут произошло неслыханное: ее собеседник наконец-то улыбнулся, жесткое лицо на мгновение смягчилось.

— Ах, Кимберли. Разве вы еще не заметили, что криминологи никогда не изучают криминологов?

— Мы больные, да? С отклонениями? Он покачал головой:

— Мы интеллектуалы. Наше стремление понять причины происходящего превосходит гнев, вызванный тем, что происходит.

— Гнев чище, — с горечью сказала она.

— Гнев лишен конструктивности. Думайте так: полицейские — деятели. Они сталкиваются с явлением и злятся, реагируют эмоционально. Производят аресты. Таким образом они помогают контролировать преступность, но их вмешательство всегда происходит после свершившегося факта. Криминологи, социологи, психологи — мыслители. Нами движет любопытство. Мы проводим исследования. Составляем профили преступников, которые помогают силам правопорядка предотвращать будущие преступления.

— Когда я еще училась в школе, то представляла отца генералом, воюющим в какой-то чужой стране. Я гордилась им. Даже когда мне было обидно, даже когда злилась на отца за то, что он не пришел на игру или опоздал на мой день рождения. Я все равно гордилась им.

Доктор Эндрюс подался вперед:

— Вы говорите, что гордитесь отцом, мисс Куинси, и я вам верю. Но в последнее время вы упорно дистанцировались от него. Почему?

Она напряглась,

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Приступы беспокойства. Вы рассказывали мне о них, но у меня сложилось впечатление, что вы не упоминали об этом в разговоре с отцом.

Кимберли снова опустила голову.

— Я не… не знаю. Я говорю себе, что не хочу беспокоиться о нем. Не знаю. Дело, наверное, не в этом. Не хочу, чтобы он видел меня такой нервной, вздернутой… как Мэнди.

Доктор Эндрюс мигнул. Откинулся на спинку стула. Впервые Кимберли показалось, что он чем-то встревожен. Морщины стали глубже, взгляд утратил непоколебимую твердость, и на мгновение профессор стал почти похож на человека.

— Похоже, мне придется признать свою ошибку, мисс Куинси. Наверное, я ввел вас в заблуждение.

— Что вы имеете в виду?

Она села прямее. Сердце снова заколотилось. «Нет. Вы не можете ошибаться», — думала она. Вселяющий в сердца студентов страх профессор не может опуститься до уровня простого смертного. Мир вокруг раскалывался на кусочки, но боги должны оставаться богами.

— Именно я в самом начале приписал ваши приступы беспокойства стрессу, — сказал доктор Эндрюс.

— Я потеряла сестру, разве это не причина для стресса?

— Да, но теперь у нас есть дополнительная информация. Подумайте о том, что сказал ваш отец. Кто-то открыл охоту на членов вашей семьи. Этот кто-то держит вас под наблюдением по меньшей мере два года.

— Да. — Кимберли непонимающе посмотрела на Эндрюса, и вдруг в голове у нее что-то щелкнуло. Кровь отхлынула с лица. О нет! Нет, нет, нет, нет. — То есть когда мне казалось, что кто-то следит за мной… Вы думаете… думаете, это он?

— Вполне возможно, — негромко сказал доктор Эндрюс и мягко, чего она никак от него не ожидала, добавил: — Мне очень жаль, мисс Куинси. Я сделал чересчур поспешное заключение. Кажется, мне пора послушать собственные лекции.

— Он выслеживает меня.

Кимберли испытала двойственное чувство — злость, смешанную с облегчением. Кто-то, неизвестный хищник, вторгся в ее жизнь и начал охоту на нее, как на какую-нибудь овечку. Это злило ее. И в то же время девушке стало легче, потому что угроза оказалась реальной, а не придуманной, она существовала в действительности, а не только в ее голове. Гусиная кожа, мурашки по спине, холодный пот… Теперь все объяснялось реальной причиной, а не игрой больного воображения. Она не сошла с ума. Сильная, логичная Кимберли осталась сильной, логичной Кимберли. Слава Богу…

— Это соответствует его модус операнди [9]? — продолжал доктор Эндрюс.

— Черт бы его побрал! Он преследует меня! Теперь Кимберли разозлилась. Впервые за последние недели щеки ее покраснели, а спина выпрямилась. И это сделал гнев. На нее охотятся? Ну уж нет, она не позволит на себя охотиться. Профессор внимательно посмотрел на нее и, похоже, удовлетворенный увиденным, кивнул.

— Не забыли, о чем мы говорили? Дайте волю любопытству. Поставьте себя на место хищника. Что его заводит? Что возбуждает?

Кимберли перевела дыхание.

— Игра, — сказала она. — Ему нравится играть.

— Это соответствует тому, что мы о нем знаем. Что еще?

— Он не любит убивать быстро. Его интересует не столько результат, сколько процесс. Убийство для него интимный процесс.

— Вы должны его знать. Он не может быть совершенно посторонним для вас человеком.

— Но возможно, я еще не встречалась с ним, — медленно произнесла Кимберли. — Это ощущение, что за тобой наблюдают… Если бы я уже знала его, ему не нужно было бы следить за мной издалека, он ведь уже был бы частью моей жизни.

— Разведка, — предположил доктор Эндрюс. — Когда у вас это началось?

— Несколько месяцев назад. Получается, он изучает меня. Ищет удобный случай.

— Новый приятель?

— Слишком очевидно. Уже отработанный прием. Он испытал его на Мэнди, а потом применил против мамы. Хотя мы считаем, что маму он взял другим: представился человеком, получившим от Мэнди почку.

Доктор Эндрюс качнул головой:

— Блестящий ход.

— У нас в семье я самая сообразительная, — продолжая размышлять вслух, пробормотала Кимберли. — Он знает об этом от Мэнди и мамы. Они ему рассказали. Я серьезная, я всегда хотела работать в правоохранительных структурах. В восемь лет начала заниматься боевыми искусствами, всегда любила футбол и оружие…

Она замолчала — мозг уже установил связь с недавно появившимся в ее жизни человеком. Обаятельный инструктор по стрельбе, человек, начавший работать в клубе примерно шесть месяцев назад. Даг Джеймс.

— Есть идея?

— Не хотелось бы делать скоропалительные выводы.

— Лучше обезопасить себя, чем потом предаваться сожалениям, мисс Куинси.

Она улыбнулась:

— Это первая банальность, которую я слышу от вас, профессор. Даже не ожидала. Впрочем, вполне уместная. Теперь уже улыбнулся доктор Эндрюс.

— Вы уезжаете, да? Полагаю, именно поэтому и пришли. Стратегическое отступление — не самый худший вариант.

— Я еще не знаю, как долго меня не будет.

— Понимаю.

— И не могу сказать, куда уезжаю.

— Разве я спрашивал?

— Вы… Может, вам стоит подыскать другого интерна. Я не стану возражать.

— В такое-то время? Нет. Уж лучше перечитаю собственные записи. Похоже, мне это не повредит. Надо же так ошибиться. Не хватает только увидеть во сне памятник Вашингтону.

— Доктор Эндрюс… спасибо вам.

— Не за что, мисс Куинси. С вами приятно работать. Больше говорить было нечего. Кимберли поднялась.

Протянула руку. Доктор Эндрюс тоже встал. Ей бросилось в глаза, что он очень серьезен.

— Можно один совет?

— Конечно.

— То, о чем вы говорили, мисс Куинси. Этот человек, ваш противник, похоже, специализируется на том, что ставит своей целью отыскание у жертвы слабого места. Обычно это то, чем она восхищается, в чем испытывает потребность. Ваше уязвимое место — вера в силы правопорядка, врожденное уважение и доверие к любому, кто носит значок.

— Поняла.

Кимберли замялась в нерешительности. То, что она собиралась сказать, представлялось полной глупостью. Но промолчать было бы еще большей глупостью.

«День Первый. У меня нет сестры, моя мама убита, а я учусь подвергать все сомнению».

Взгляд Кимберли переместился к окну, теперь уже темному, а не светлому прямоугольнику. Хлопок карбюратора показался ей выстрелом на заполненной людьми улице.

— Доктор Эндрюс, — тихо проговорила Кимберли, — если со мной что-то случится, вы передадите мои слова отцу? Скажите, что последним, кого я видела в этот вечер, был мой новый инструктор в клубе стрелковой ассоциации. Скажите ему что я встречалась с человеком по имени Даг Джеймс.

21

Офис Уильяма Зейна, Виргиния

— Мне нужно имя.

— Анонимность — духовная основа нашей организации, мы не даем подобного рода информацию.

— Ладно. К черту имя; оно все равно было, наверное, вымышленным. Мне нужно описание внешности.

— Повторяю, анонимность — духовная основа нашей организации. Мы не разглашаем такого рода информацию.

— Мистер Зейн, речь идет о расследовании убийства. Либо вы даете информацию мне сейчас по-тихому, либо позднее предоставите ее полиции в ходе официального следствия, о чем станет известно прессе. Итак, вы описываете нужного мне человека, делая это, так сказать, в порядке частного обмена, или по городу начинают ходить слухи о том, что некий психопат-убийца использует собрания общества «Анонимные алкоголики» для выбора жертв. Выбирайте.

Уильям Зейн, председатель местного отделения общества, колебался. Это был высокий, за шесть футов, и крупный, более четырехсот фунтов, мужчина. Его костюм вполне удовлетворил бы требованиям какого-нибудь занимающегося инвестициями банкира, а держал Зейн себя так, что становилось ясно — этот человек привык к беспрекословному подчинению. Рейни сильно подозревала, что в прошлом у него остались как минимум три супруги и забавы с кокаином. Сейчас с точки зрения закона мистер Зейн был чист и занимался достойным делом, руководя собраниями «Анонимных алкоголиков».

Когда-нибудь, решила Рейни, она обязательно пошлет роскошную поздравительную открытку этому чудесным образом исправившемуся представителю человеческого рода. Но в данный момент она хотела всего лишь получить от него имя и описание внешности «приятеля» Аманды, вместе с ней посещавшего встречи тех, кто еще не завязал с пагубной привычкой.

Был четверг, шесть часов вечера, до отбытия в относительно безопасный Портленд оставалось двенадцать часов, и Рейни, не имея на то особых причин, испытывала все возрастающее беспокойство из-за Кимберли. Другими словами, задерживаться здесь ей совсем не улыбалось. Уильям Зейн вздохнул. Встретиться с Рейни он согласился, только когда узнал, что дело Аманды Куинси открыто заново и что речь идет о возможном убийстве. Сейчас руководитель отделения «АА» явно сожалел о своем поспешном решении.

Мистер Зейн поднялся с кресла, с достоинством и значением пронес свое внушительное тело по кабинету и плотно закрыл дверь.

— Вы должны ясно представлять себе, о чем просите, — сказал он. — Залог эффективности работы «Анонимных алкоголиков» в соблюдении простого принципа: мы оказываем конфиденциальную поддержку каждому, кто проявляет желание бросить пить. Мы никому ничем не обязаны — ни судам, ни полиции, никому. Мы не благотворительная организация. И для очень многих людей мы — единственная надежда на спасение.

— Аманде надежда теперь не нужна.

— Но вы спрашиваете не об Аманде. Речь идет о нынешних членах.

Теперь вздохнула уже Рейни.

— Позвольте не согласиться, мистер Зейн. Я — член организации. Да, я бы не пришла на первое собрание, если бы оно не было анонимным, и я перестала бы посещать собрания, став офицером полиции, если бы они не были анонимными. Так что я понимаю вашу озабоченность. Но этот человек убил Аманду Куинси. Подстроил так, что она въехала в телеграфный столб на скорости тридцать пять миль в час. А затем расправился с ее матерью. Хотите посмотреть фотографии с места преступления?

— Нет, нет, нет, нет.

Мистер Зейн энергично замахал руками и даже ухитрился стать еще бледнее. К трем женам и кокаину Рейни добавила еще одну деталь, представив его расхаживающим по кабинету с коробкой кубинских сигар. Интересно, приходилось ли ему когда-нибудь менять подгузники?

— Я ищу убийцу, мистер Зейн, — с чувством сказал она. — Вы хотите подавать людям надежду, но если не поможете мне остановить этого парня, то обречете на смерть других женщин. Так станьте же спасательным кругом для будущих жертв. В данный момент вы — мой единственный шанс найти негодяя.

— Возможно, — согласился наконец мистер Зейн. — Но только неофициально. Без протокола

— Договорились. Садитесь и давайте поговорим. Мистер Зейн сел к большому письменному столу. Рейни достала блокнот.

— Вы помните Аманду Куинси?

— Да, она пришла к нам полтора года назад.

— У нее был спонсор?

— У нее был спонсор. Но я назову вам его имя только в случае крайней необходимости.

— Понятно, а вот фотография, на которой изображена голова женщины, налетевшей на телеграфный столб и…

— Ларри Танц, — сказал мистер Зейн. — Приятный парень.

— Как Аманда Куинси познакомилась с Ларри Танцем?

— Он хозяин ресторана, в котором она работала. Ларри посещал собрания «Анонимных алкоголиков» на протяжении десяти лет и спонсировал многих из своих работников. — Мистер Зейн бегло посмотрел на нее. — Удивительно, сколько пьяниц среди барменов. А ведь есть еще повара…

Рейни закатила глаза и быстро записала в блокнот новое имя. Если Мэнди работала у Ларри Танца, то у него же работала и Мэри Олсен. Интересно.

— Вам не показалось, что между Мэнди и мистером Танцем существовали другие отношения? Ну, выходящие за рамки чисто деловых?

— В нашем отделении существует на этот счет определенная практика. Нашим членам рекомендуется подождать год, прежде чем начать встречаться, — быстро ответил мистер Зейн. — Как вы, несомненно, знаете, завязать с пьянством не так-то легко. Лучше обойтись без дополнительного стресса, который неизбежен в случае разрыва серьезных отношений и даже самых стойких заставляет прикладываться к бутылке. Поэтому первое свидание часто совпадает с годовщиной вступления в организацию.

— Звучит романтично. Так Мэнди трахалась с Ларри или нет?

— Я так не думаю, — сдержанно произнес мистер Зейн.

— Почему? Почему не думаете?

— Во-первых, Ларри — хороший парень. Во-вторых, хотя смерть Аманды и огорчила его — может быть, он даже чувствовал за собой какую-то вину, — я не видел, чтобы он так уж сильно сокрушался. То есть ее гибель не стала для него личной трагедией.

— Что ж, ему повезло. Как насчет кого-нибудь еще? С кем она сблизилась на собраниях?

— У нее появилось много друзей…

— Меня интересуют те, кто стал ходить на собрания примерно в одно время с ней. Между такими людьми обычно складываются особенно близкие отношения.

Мистер Зейн заколебался. Рейни уперлась в него взглядом. Он взял в руки искусно оформленное пресс-папье, вероятно, сувенир из какого-нибудь экзотического путешествия. Она добавила твердости во взгляд.

— Ну, был один парень…

— Имя.

— Бен. Бен Зикка.

— Опишите его.

— Не знаю… Немолодой. Около пятидесяти. Невысокий, примерно пять футов десять дюймов. Редеющие темные волосы. Полноват. Одевался без особого вкуса, определенно покупал все в магазине. — Мистер Зейн с важным видом провел ладонью по рукаву пиджака. — По-моему, он назвался то ли офицером полиции, то ли кем-то в этом роде. Наверное, излишне увлекался пончиками.

Рейни нахмурилась и задумчиво прикусила губу. Она ожидала другого.

— Немолодой, неряшливо одетый… Вы уверены, что с Мэнди был он?

— Абсолютно уверен. С какого-то времени они начали вместе уходить с собраний. Потом я заметил, что они и приезжать стали в одной машине.

— Мы ведь говорим об одной и той же Аманде Куинси, не так ли? Двадцать три года, изящная, светлые волосы, большие голубые глаза?

— Да, она была хорошенькая, — оживился мистер Зейн.

У Рейни вдруг разболелась голова.

— Вы уверены, что у Мэнди и Зикки что-то было?

— Не знаю. Вы спросили, с кем из новых членов она подружилась. Я ответил: из новеньких она подружилась с ним. Сказать по правде, он посещал наши собрания только первые несколько месяцев, а потом перестал приходить. Она тоже появлялась все реже. Ларри Танц уже собирался спросить, в чем дело, когда произошла эта трагедия.

— Итак, Мэнди приходит на собрания, встречает этого парня и постепенно начинает отдаляться от вас.

— Да. — Мистер Зейн пожал плечами. — Вначале со многими бывает именно так. Трудно признать, что ты алкоголик. Еще труднее оставаться трезвым. Немало таких, кто то завязывает, то опять принимается за старое.

— Не было ли на этих встречах другого мужчины, который на ваш взгляд, мог знать Мэнди? Высокий, за шесть футов, хорошо одетый, спортивного телосложения, около пятидесяти?

Рейни описывала человека, которого видела с Бетти соседка, — человека, похожего на Куинси. Но мистер Зейн покачал головой.

— Уверены? — не отставала она.

— Вы, наверное, давно не посещали собрания «Анонимных алкоголиков», мисс Коннер? Человек, который половину своей жизни злоупотреблял алкоголем и наркотиками, редко бывает хорошо одет, не говоря уж о спортивном телосложении. Чудесные превращения случаются с голливудскими кинозвездами, но все остальные выглядят так, как живут. Даже Аманда Куинси не избежала общей участи.

Рейни снова нахмурилась. Получив имя и описание, она нисколько не продвинулась вперед. Скорее, наоборот. Рейни изучающе посмотрела на Уильяма Зейна. Тот не смутился. Не отвел глаза. Черт возьми! Рассчитываешь поймать кого-то на вранье, а он начинает говорить правду.

Рейни взглянула на часы — поздновато, а у нее еще два дела — и поднялась, стараясь не обращать внимания на выражение явного облегчения на лице собеседника.

Однако уже у двери она остановилась и задала последний вопрос:

— На этих ваших встречах вы ведь говорите очень откровенно, не так ли?

— Да.

— О чем говорила Мэнди? Он замялся.

— Фотографии, мистер Зейн. Сцены с места преступления.

— У Мэнди были проблемы с самооценкой. Очень большие проблемы. Она говорила о том, какой у нее знаменитый отец. Какая красивая мать. Какая умная сестра. И еще она говорила о… Скажем так, она относила себя к категории одноразовых блондинок.

— Одноразовых блондинок?

— Мэнди была одержима насилием, мисс Коннер. Ей нравилось смотреть соответствующие фильмы, читать соответствующие книги. Как-то она рассказала, что в детстве пробиралась в кабинет отца и рассматривала учебники по криминалистике, даже читала отчеты о преступлениях. Ей было страшно, но ее снова и снова тянуло к этим ужасам. В этом есть что-то нездоровое. Она делала это не для того чтобы преодолеть страх, а чтобы наказать себя. Понимаете большинство из нас, читая подобного рода романы или смотря фильмы, отождествляют себя с тем, кто борется с преступником. Но не Мэнди. Она отождествляла себя с голубоглазой красоткой блондинкой, с жертвой. Отсюда и это выражение — одноразовая блондинка. Красивая женщина, живущая только для того, чтобы утолить жажду крови какого-нибудь маньяка.

К тому времени когда Рейни вошла наконец в дом, где располагался офис Фила де Бирса, она еще не пришла в себя. По небу катились низкие тучи. В воздухе пахло грозой. Где-то там, вверху, уже стояла почти полная луна, но вечер не принес свежести, а лишь усилил ощущение духоты. Притихли даже сверчки.

Она вышла из машины и настороженно огляделась, готовая в любой момент нажать на спусковой крючок, а уж потом спрашивать, кто там. Девять часов. Кимберли, должно быть, уже вернулась домой. Куинси, вероятно, закончил дела в Квонтико и возвращается в Нью-Йорк. У нее в программе остается еще два пункта. Надо поторапливаться.

Однако вместо того, чтобы поторапливаться, Рейни остановилась посреди парковочной площадки, вглядываясь в кромешную тьму, будто пытаясь найти там что-то, чему не было имени. Где-то далеко проносились, шурша колесами, невидимые автомобили. Свет от четырех уличных фонарей расплывался лужицами по черному асфальту. На Рейни пахнуло густым и тяжелым запахом жимолости и смородины.

— Здравствуйте, мэм.

Она вздрогнула и резко повернулась, бросив руку к пистолету.

Мужчина, стоявший у входа и с любопытством смотревший на нее, точь-в-точь соответствовал фотографии Фила де Бирса в Интернете.

— Не желаете войти? — вежливо спросил он.

Рейни поежилась и кивнула.

— А я только что сварил кофе, — сообщил он, впуская ее в дом. — Эти грозы действуют на меня как-то странно. Дождя проливается столько, что и крысу не утопишь, но у меня постоянно возникает потребность выпить чего-то горячего. Или виски. В данном случае, учитывая, что ваш визит носит профессиональный характер, я ограничился кофе.

— Облом, — сказала Рейни, заработав широкую белозубую улыбку невысокого, аккуратно одетого черного парня.

— Вы меня поймали. У меня есть старое доброе скисшее сусло…

— Хорошо, — мрачно заметила она, — но я алкоголик и пью только кофе.

— Облом, — эхом откликнулся он, и Рейни тут же решила, что парень ей нравится.

Для начала прошли в крохотную общую кухню, которой пользовались все клиенты этого здания. Фил плеснул в чашку малую толику виски, а Рейни засыпала столько сахара и налила столько сливок, что ее партнер рассмеялся.

— Вижу, кое-кто крепко подсел на сладкое, — прокомментировал он.

— Сахар и жиры — это ведь социально приемлемые наркотики.

— И вы их неплохо переносите.

Фил без всякого смущения окинул фигуру Рейни оценивающим взглядом и жестом пригласил пройти в офис, где расположился в вызывающем однозначно греховные мысли, обтянутом красной кожей кресле. Ей же достался жесткий и шаткий кухонный стул, рассчитанный, вероятно, на любителей долгих разговоров.

Фил протянул стеклянное блюдечко:

— «Эм-энд-эмс»? Рейни покачала головой.

— У каждого свои слабости, — весело признал де Бирс, беря пригоршню конфет.

Пока он похрустывал ими, Рейни оглядела комнату. Помещение было небольшое и вполне типичное для частного детектива. На одной стене — два ряда книжных полок с толстыми томами «Законов штата Виргиния» и стопками журналов. На другой — диплом полицейской академии и несколько черно-белых фотографий в рамках, запечатлевших де Бирса с какими-то мужчинами в костюмах. Наверное, важные шишки, подумала Рейни и pешила щегольнуть своими дедуктивными способностями.

— Серьезный парень? — спросила она, указав на первое попавшееся фото.

— Директор Фри.

— Директор Фри?

Де Бирс снова широко и белозубо улыбнулся:

— Глава ФБР.

— А, директор Фри.

После такого конфуза Рейни заткнулась и молча допила кофе. Пожалуй, с виски он был бы лучше.

— Итак, — сказал де Бирс, — я, как вы и просили, вел наблюдение за Мэри Олсен. Чертовски скучная женщина, эта миссис Олсен. Так и не вышла из дома ни вчера, ни сегодня.

— Это нам ничем не поможет.

— Нет, но у меня есть контакт в телефонной компании. Попробую достать список номеров, по которым она звонила. Если вы спугнули женщину, то она вряд ли будет целыми днями только смотреть телевизор.

— Она свяжется с кем-то.

— Вот именно. Я добуду номера телефонов, фамилии тех, кому она звонила, и адреса. Что делать потом?

— Перешлите всю эту информацию мне по факсу. Я знаю одного полицейского, который ее проверит.

— Не возражаю.

— Я также хочу, чтобы вы продолжали наблюдать за Мэри на тот случай, если она не удовлетворится одними звонками. Да, и вот вам новое имя. Ларри Танц. Предположительно владелец ресторана, в котором работали когда-то Мэри Олсен и Аманда Куинси. Мне бы хотелось знать, не нанесет ли он вдруг визит своей бывшей служащей.

— Испуганных женщин издалека не утешишь.

— Точно. — Рейни помолчала. — Вы всегда носите оружие?

Де Бирс удивленно посмотрел на нее.

— Охо-хо. Что-то потянуло жареным.

— Есть свидетельства того, что дочь моего клиента погибла в результате несчастного случая, как сообщал вначале. Это было убийство. А прошлой ночью в Филаделфии… Похоже, тот же человек убил бывшую жену моего клиента. Зверски.

Де Бирс вскинул бровь. Поднялся. Нашел на полке сложенную газету и бросил ее на стол так, чтобы Рейни увидела заголовок: «Дом ужасов на Сосайети-Хилл». Какому-то предприимчивому репортеру удалось раздобыть фотографию прихожей с бесконечными кровавыми отпечатками на стенах.

— Вот что я называю зверством, — сказал детектив.

— Это оттуда.

— Здесь говорится, что она бывшая жена агента ФБР. Значит, ваш клиент…

— Теперь я понимаю, в чем секрет вашего успеха. Вернувшись в кресло, де Бирс внимательно посмотрел в глаза Рейни.

— Итак, что мы имеем. Вы хотите, чтобы я проследил за женщиной, которая, как вы надеетесь, должна встретиться с человеком, чье хобби состоит в устранении родных и близких агентов Федерального бюро расследований?

— Не агентов, а агента. Дело носит личный характер.

— Месть? — Взгляд де Бирса задержался на жуткой фотографии. — Черт возьми, речь идет о психопате со стальными яйцами.

— Поэтому не забудьте надеть ботинки с набойками. Де Бирс вздохнул:

— Жаль, вы вчера не сказали, что мне надо таскать с собой кусок криптонита [10].

— Была занята.

Де Бирс снова вздохнул:

— Что ж, похоже, придется взять что-нибудь повнушительнее. Что еще вам известно об этом засранце? Имя, возраст, описание внешности?

Рейни открыла блокнот.

— У нас есть два вымышленных имени. Первое — Тристан Шендлинг. Он воспользовался им, когда подбирался к Элизабет Куинси в Филадельфии. Второе — Бен Зикка. Под этим именем его знала Аманда Куинси, с которой он познакомился двадцать месяцев назад здесь, в Виргинии. Бена Зикку я еще не проверила, но Тристана Шендлинга не существует. Мы поняли это сразу, как только попытались пропустить его через компьютер.

— Человек, начавший войну против агента ФБР, мог бы действовать и поосторожнее.

— Он пользуется вымышленными именами, когда знакомится с обычными женщинами. Ну кому придет в голову проверять личность человека, с которым ты намерен встречаться?

Де Бирс согласно кивнул.

— Что ж, это облегчает мне жизнь. Возьму список имен в телефонной компании и отберу те, которые не нуждаются в проверке. А вы через своего полицейского проверите остальные.

И тут Рейни осенило.

— Вообще-то, чтобы открыть счет в телефонной компании, нужен какой-то документ. Одним он уже пользовался.

— Имя?

— Агент ФБР Пирс Куинси.

Де Бирс вскинул голову. Рейни усмехнулась:

— Да. Он украл документы моего клиента. Это выяснилось только два дня назад. Бюро начало расследование, но после убийства в Филадельфии… Боюсь, у них теперь другие проблемы.

— Каков наглец, — пробормотал де Бирс. — Вот уж действительно, стальные яйца. Ладно, давайте вернемся к тому, что нам известно. Описание внешности?

— Целых два. Друг с другом не совпадают.

— Конечно.

— Бен Зикка, вступивший восемнадцать месяцев назад на путь исправления пьяница, характеризуется как невысокий, пять футов десять дюймов, лысеющий, неряшливо одетый мужчина. По словам членов общества «Анонимные алкоголики», имел какое-то отношение к правоохранительным органам. Информация получена всего два часа назад, так что я еще не успела ее проверить.

— Второе описание?

— В Филадельфии пользовался именем Тристана Шендлинга. Свидетель описывает его как высокого, хорошо сложенного и элегантно одетого мужчину. Похож на агента ФБР. Возраст примерно тот же, около пятидесяти.

— Итак, я ищу белого мужчину средних лет. Верно? Подумав, Рейни кивнула:

— Да. Пожалуй, это все.

— Вот, значит, как. При появлении белого мужчины средних лет стрелять на поражение. Дорогуша, вы меня обрадовали.