Звездный скиталец

      Несколько минут он сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, ожидая, когда наступит пронзительная острота и чеканная ясность мысли, которые приходят к человеку только во сне или в состоянии сильного опьянения.
      - Жизнь и смерть, - пробормотал он, не открывая глаз. В кабинет вошла Эльсинора. Он почувствовал это, но никак не отреагировал. - Любовь и ненависть. Огонь и вода... Начало и конец...
      - Ты сошел с ума? - поинтересовалась она.
      - Не мешай. Кажется, я только теперь начинаю понимать, что к чему.
      - Серьезно? И причем тут эти пары антонимов?
      - На них зиждется мир.
      - На антонимах?
      - На контрастах.
      - Ты пьян. - Она потянула носом. - И уронил на ковер сигарету. Чувствуешь, пахнет паленым?
      - Мало ли что горит в этом мире.
      - Что, например? - Она подобрала сигарету, положила в пепельницу.
      - Многое, - уклонился он от ответа.
      - Приступ мировой скорби? - насмешливо спросила она. - А я-то не пойму, чего это вдруг: коньяк - фужерами.
      - Люси, - он продолжал сидеть, касаясь затылком епинкн кресла. - Ты можешь быть со мной до конца откровенной?
      - Попытаюсь, - усмехнулась она. - Спрашивай.
      - Ты меня любишь?
      - Неплохое начало! Ты в этом сомневаешься?
      - Иногда.
      - И сейчас как раз такое "иногда"?
      Он кивнул.
      - Я не могу понять, кто ты?
      - Это тебе очень нужно?
      - Да, - сказал он. - Очень.
      - Ну что ж. - Она вздохнула и опустилась в кресло по другую сторону столика. - Выпить, что ли, для храбрости?
      Он потянулся было к бутылке, но она улыбнулась и покачала головой.
      - Не надо. Я пошутила. Итак, кто я такая? Девка, которую ты подцепил на улице...
      - Люси! - протестующе вскинулся Симмонс.
      - Помолчи. Говорить теперь буду я. Ты ведь сам хотел откровенного разговора? Ну так слушай. Итак, девка с улицы, законная супруга, добровольная спутница твоих сомнительных одиссей. Верно?
      - Допустим.
      - Предлагая мне отправиться с тобой, ты не задавал никаких вопросов. Кто я такая - тебя не интересовало. Тебе нужна была живая душа рядом.
      - У меня просто не было времени, - возразил Симмонс.
      - Нет, - она покачала головой. - Дело не в этом. Ты отчаянно трусил, Эрнст. Нуждался в поддержке. В человеке, который бы понимал тебя. Был твоим единомышленником. В друге, у которого можно поплакаться на плече. Не так?
      - Так, - кивнул он. - Все так.
      Она удивленно посмотрела ему в глаза и опять покачала головой.
      - Я думала, ты ударишься в амбицию.
      - Зачем? Ты понимаешь меня лучше, чем я сам.
      - Возможно. Со стороны виднее. Скажи, Эрнст, я оправдала эти твои надежды?
      - Еще как! - Он был искренен.
      - Скажи, Эрнст, - продолжала она. - Я когда-нибудь без особой на то нужды вмешивалась в твои дела? Пыталась изменить что-то? Сделать по-своему?
      - Пожалуй, нет.
      - "Пожалуй..." - Она невесело усмехнулась. - Я, наверное, должна была вмешаться в то, что ты делаешь.
      - Вот как? - удивился он. - Зачем?
      - Ты пытался изменять реальности.
      - Я и не скрывал этого.
      - Да, не скрывал. Но я должна была отговорить тебя.
      - Должна?
      - Не придирайся к словам. Твоя затея была по меньшей мере бесполезной. Для тебя во всяком случае. Куда проще было сделать другое.
      - Что? - спросил он.
      - Изменить свою родословную. Тебе не приходило в голову отыскать своих предков, ну, скажем, поколения за два, и сделать так, чтобы твой дед женился не на твоей будущей бабушке, а на ком-то другом? А мать вышла замуж не за Симмонса, а за какого-нибудь Мэдильяни или Джонсона? Словом, сделать себе другую биографию.
      - Чепуха!
      - Почему!
      "Потому что в этой другой биографии я бы не встретил тебя", - мысленно произнес он и сам поразился тому, как тоскливо защемило в груди,
      - Так почему же?
      - Потому что от брака с Модильяни родился бы Модильяни, а не Симмонс, - ответил он, встал и прошелся по комнате. Она следила за ним взглядом, продолжая сидеть.
      - Не смотри на меня так! - не выдержал он. - Чего ты от меня хочешь?
      - Пытаюсь понять, нужна я тебе или нет. А если нужна, то зачем ты меня мучаешь?
      - Прости. - Он проглотил подступивший к горлу колючий комок и кашлянул. - Я понимаю, это не утешение, но еще больше я мучаю себя самого.
      - Думаешь, это может продолжаться бесконечно?
      Он молча развел руками.
      - Что надо для того, чтобы это кончилось?
      - Я не знаю. Наверное, полная откровенность.
      - Ты уверен, что я от тебя что-то скрываю?
      - Да.
      - Ну что ж. В конце концов, это твое право.
      - При чем тут право? - вяло удивился он.
      - Не могу же я заставить тебя думать иначе!
      - Можешь. - Его голос упал до умоляющего шепота. - Сделай это, Люси. Хотя бы ради меня сделай.
      - Ты сходишь с ума, Эрнст. - Она поднялась с кресла, подошла к нему, положила руки на плечи. - Нельзя так жить, Эрнст.
      - Нельзя, - согласился он и медленно, словно непомерную тяжесть, снял ее руки со своих плеч.
      Обида... Возмущение... Гнев... Ярость... Постепенно сходящее на нет раздражение... Симмонс как бы смотрел на себя со стороны, равнодушно фиксируя смену выражений на собственной физиономии и не испытывая при этом никаких эмоций. Потом состояние странной раздвоенности прошло, он опять почувствовал себя одиноко и неуютно и потянулся за бутылкой.
      - Налей и мне, пожалуйста, - попросила она. Чтото в ее голосе заставило его насторожиться. Он поднял глаза и замер, пораженный: Эльсинора смеялась.
      - Я, кажется, действительно схожу с ума, - пробормотал он и провел ладонью по лицу. - Мерещится черт знает что.
      - Сядь, - приказала она. - Ничего тебе не мерещится. Просто ты меня разозлил. И, наверное, действительно пора расставить все по своим местам.
      "Что-то в ней изменилось, - подумал Симмонс, наблюдая за Эльсинорой из кресла. - Не внешне. Глубже, подспуднее, что ли? Этот приказной тон... Какая-то подчеркнуто снисходительная независимость... Дает почувствовать собственное превосходство..."
      - Итак, ты хочешь знать, кто я и откуда? - продолжала она, глядя на него сверху вниз. - Изволь. Меня действительно зовут Эльсинора. Эльсинора Ван Роотс. Институт наблюдений и контроля над прошлым. Тридцатый век. Я - инспектор-наблюдатель по двадцать третьему столетию.
      "Даже так, - тупо подумал он. - Вот тебе и ангел-хранитель. А я-то дурак..."
      - Ну зачем же так категорично? - усмехнулась она и взяла его ладонь в свои. - Должна вам сказать, Симмонс, все это время вы держались просто великолепно.
      - Благодарю, - вздохнул он и добавил уже про себя; "Она вдобавок еще и мысли читает".
      - Я и не то умею. - Эльсинора рассмеялась и, не выпуская его ладони, присела на ручку кресла. - Вчера ты мог в этом убедиться.
      От нее веяло такой чистосердечной доброжелательностью, что он невольно улыбнулся и поднес ее ладонь к губам.
      - И тебе не страшно? - поинтересовалась она.
      - Ты ведь читаешь мысли, - напомнил он. - Зачем спрашивать?
      - Мысли, но не чувства, - уточнила она. - И у тебя нет ко мне никаких вопросов?
      - Один. Ты меня действительно любишь?
      - Глупый. - Она взъерошила ему волосы и прижалась щекой к щеке. - Конечно, люблю. С какой стати я вышла бы за тебя замуж?
      - Ну, мало ли... - Симмонс зажмурился и снова тронул губами ее ладонь. - Может, по долгу службы.
      Она напряглась и тут же расслабилась вновь.
      - Нет, Эрнст. Служебный долг тут ни при чем. И давай не будем говорить об этом. По крайней мере пока. Знаешь, чего мне хочется?
      - Откуда? - усмехнулся он. - Читать мысли ты меня не научила.
      - Я хочу остаться с тобой наедине. Увези меня куда-нибудь, Эрнст. К морю, к золотистым пляжам, к солнцу. И чтобы на десятки миль вокруг ни души. Есть у тебя такое местечко на примете?
      - Есть, - кивнул он. - Устюрт. Аральское море.
      - Ну вот и прекрасно! - обрадовалась она. - Едем, не откладывая.
      Задержаться все же пришлось.
      В самый разгар сборов в дверь робко заглянула Рея, Было это на нее непохоже, и Симмонс невольно насторожился.
      - Что стряслось?
      - Там вас дожидаются.
      - Где это "там"?
      - В кабинете.
      - Кто разрешил открывать кабинет?!
      - Они велели.
      - "Они велели!" - не на шутку разозлился Симмонс. - Ты что - первый день у нас служишь? Почему без моего ведома...
      - Ну что ты на нее напал? - вмешалась Эльсинора. - Проще пойти и выяснить все на месте.
      - Ты права. - Симмонс сдержал гнев, чтобы обрушить его на головы непрошеных гостей, нахально ворвавшихся в его кабинет.
      Голова оказалась всего одна, и Снммонс тотчас вспомнил, где ее видел. Тогда, правда, на ней красовался котелок. Теперь котелок отсутствовал, а жидкие, неопределенного цвета волосы были зачесаны на пробор. Исчезли и усики, но безликое выражение лица осталось все тем же.
      "Любопытно! - отметил про себя Симмонс, чувствуя, как опять поднимается утихшее было раздражение. - Ну уж теперь-то ты от меня не улизнешь, как тогда, на пристани".
      Между тем незваный гость и не думал ретироваться. Бесцеремонно развалившись в кресле, он окинул Симмонса наглым взглядом водянистых глаз и даже не счел нужным встать.
      - Господин Симмонс, если не ошибаюсь? - тон, которым был задан вопрос, был таким же наглым, как и взгляд.
      - Он самый. - Симмонс едва сдерживал гнев, но старался говорить спокойно.
      - Присаживайтесь.
      - Благодарю. - Симмонс демонстративно взгромоздился на угол письменного стола, покачивая левым штиблетом в угрожающей близости от физиономии посетителя. Тот опасливо вытаращил глаза и на всякий случай отодвинулся в глубину кресла.
      - Чем обязан? - осведомился Симмонс тоном, каким спрашивают: "Чего надо?"
      Визави прикинул на глазок расстояние до нервно подрагивающего симмонсовского штиблета и счел за благо подняться с кресла.
      "Ничтожество! - мысленно выругался Симмонс. - Плюгавая напыщенная мразь! Выкладывай побыстрее, что тебе нужно, пока я тебя не вышвырнул вон!"
      - Благородного из себя корчите? - ощетинился гость. - А рыльце-то в пуху!
      - Даже так? - презрительно усмехнулся Симмонс.
      Теперь он уже не сомневался относительно принадлежности визитера. Первое впечатление там, на берегу Амударьи, не обмануло.
      - А то как же! - возликовал филер. - Хлебалов дело знает!
      "Хлебалов? Чушь какая-то. Неужели это фамилия?" - подумал Симмонс и спросил: - Хлебалов это кто?
      - Хлебалов это я! - выпятил грудь филер.
      - Прекрасно. Рад был познакомиться. Так чего вы хотите, господин Хлебалов?
      - Чего я хочу? - фыркнул Хлебалов. - Вы лучше ответьте, чего вы хотите?
      - Я? - удивился Симмонс. - Ну мало ли, чего я могу хотеть. Сейчас, скажем, меня так и подмывает взять вас за шиворот.
      - А кучу неприятностей не хотите иметь?
      - Каких, например?
      - Самых что ни на есть серьезных. Строганова вашего мы не сегодня-завтра с поличным возьмем. Допрыгался, сукин сын! Теперь догадываетесь, чем вам это грозит?
      - Представьте себе - нет.
      - Шутки шутить изволите? За оказание содействия государственному преступнику знаете, что полагается?
      "А ведь Строганова, пожалуй, надо выручать, - подумал Симмонс. - Пока не поздно. А как быть с этой мразью? Стоп, пожалуй, знаю!"
      - ...против государя-императора! - брызгая слюной, распинался филер.
      - Послушайте, господин Хлебалов, - остановил его излияния Симмонс. - Вы меня убедили. И давайте поставим точку.
      - Давайте! - Филер словно только этого и ждал.
      - Сколько?
      - Давно бы так. Люблю с умными людьми дела иметь. Ну, скажем... - Хлебалов прищурился, глядя куда-то в потолок. Десять тысяч!
      - Губа не дура! - усмехнулся Симмонс. - А пять тысяч вас не устроит?
      - Никак не устроит! - алчно запротестовал Хлебалов. - Я человек небогатый, опять же жениться собираюсь. Накиньте еще хотя бы пару тысчонок, а? Чего вам стоит?
      Теперь он уже откровенно канточил.
      - Быть по-вашему, Хлебалов! - Симмонс оттолкнулся от стола. - А теперь садитесь сюда, любезный; поближе. Спрыснем знакомство.
      Час спустя пьяный до беспамятства филер уснул прямо в кресле, ощерив в блаженно-идиотской улыбке изъеденные кариесом зубы.
      Первая, кого Симмонс увидел, выйдя из кабинета, была Эльсинора.
      - Заждалась? - виновато улыбнулся он. - Понимаешь...
      - Все понимаю. Я привела Строганова.
      Только теперь он различил в темноватом коридоре позади нее фигуру машиниста.
      - Ты просто чудо, Люси, - он покачнулся и с трудом удержал равновесие.
      - Еще какое чудо! - усмехнулась она. - Мы подождем в столовой, Эрнст. Тебе надо привести себя в порядок.
      - Верно. - Симмонс зажмурился и потряс головой. - Пришлось изрядно хлебнуть. Но я быстро... Пару таблеток энергина, душ, - и опять в форме.
      - Поторопись, Эрнст, - попросила Эльсинора.
      Таблетки и холодный душ сделали свое дело, и когда через несколько минут он вошел в столовую, - опьянения как не бывало.
      - Значит так, - Эльсинора - вся энергия и деловитость, с места в карьер перешла к главному. - Я тут без тебя кое-что объяснила Михаилу Степановичу. В общих чертах, но, думаю, достаточно ясно.
      Она вопросительно взглянула на Строганова, тот кивнул.
      - Мы посоветовались и решили, что ему здесь оставаться нельзя. Михаил Степанович не против перебраться в Воронеж.
      - В Воронеж? - Симмонс невольно вздрогнул.
      - Да. Тебя это удивляет?
      - Нет-нет. Продолжай, пожалуйста.
      - Но тут есть непредвиденное осложнение. Михаил Степанович не может уехать один. - Эльсинора перешла на английский: - У него тут есть пассия. Казашка. Через несколько месяцев у них будет ребенок. Как тебе это нравится?
      Он слушал ее и не слышал: перед глазами маячило скуластое, загорелое лицо молодого командира. Так вот откуда эти монгольские скулы, характерный разрез глаз!
      Прослеживая перед тем, как встретиться, биографию командира, он еще тогда удивился совпадению, но тут же сказал себе, что какая-то закономерность в этом есть: отец занимался революционной деятельностью в этих краях, и сын пошел по его стопам. Потом он удивился тому, как угораздило Строганова-отца попасть в Воронеж. И наконец, уже увидев Строганова-сына, тотчас обратил внимание на восточный тип его лица.
      Теперь все стало на свои места. Все, кроме одного: его вылазка в 1924 год предшествовала нынешней ситуации. Они с Эльсинорой еще только решают, отправлять им или не отправлять Михаила Степановича Строганова и его возлюбленную в Воронеж, а получается, что решать-то, собственно, нечего, все предопределено заранее: Строганов будет жить в Воронеже и у него там в 1900 году родится сын.
      - ...Что ты предлагаешь, Эрнст? - дошел до его сознания голос Эльсиноры.
      - Отправим вдвоем, - ответил Симмонс. - А чтобы было поменьше волокиты с оформлением брака на иноверке, поселим их в 1900 году. Как вы на это смотрите, Михаил Степанович?
      - Мне надо посоветоваться.
      - С будущей супругой?
      - И с ней тоже.
      - Понятно. Сколько на это потребуется? Времени, я имею в виду.
      - Часа два-три. Это имеет какое-то значение? Филер, настолько я понимаю, пьян в стельку. А если и проспится, вы его можете отправить в тартарары.
      - Его - да. А вот всех, с кем он связан, - нет. Мы их просто не знаем. Вполне возможно, что где-то уже и ордер на ваш арест выписан. Так что вы поторопитесь, пожалуйста.
      - Хорошо, - кивнул Строганов и поднялся. - Где мы встречаемся?
      - Здесь, наверное. Заканчивайте дела, берите свою пассию и приезжайте. Чем быстрее, тем лучше. Может, нашей коляской воспользуетесь?
      - Не надо, обойдусь и так. До скорого.
      - До свидания.
      - Ну вот пока и все, - произнес Симмонс, когда за Строгановым закрылась дверь.
      - Все? - переспросила Эльсинора, пристально глядя на мужа.
      - А что еще?
      - Тот мерзкий тип в твоем кабинете.
      - Скажи Джуме, чтобы отвез его куда-нибудь подальше за город.
      - Джума у нас уже не работает.
      - А ведь верно! Совсем из головы вылетело. Ну тогда поручи Дюммелю. В два счета управится.
      - Могут быть неприятности.
      - У кого? - поинтересовался Симмонс. - Строганова здесь не будет, нас - тоже, а хлебаловские беды тебя, надеюсь, не волнуют?
      - Нисколько, - усмехнулась она. - Его беды это его личное дело.
      - Я тоже так думаю, - кивнул Симмонс. - Но оставлять его в этом доме совершенно ни к чему. Давай-ка подумаем, как от него избавиться.
      - Вы обещали ему золотые горы, мистер Симмонс, - напомнила она.
      - Он их получит, - весело заверил он. - Но вряд ли они доставят ему удовольствие. Скорее наоборот. Тащи-ка сюда времятрон.
      На этот раз для осуществления задуманного требовалась филигранная точность, и, прежде чем включить времятрон, Симмонс тщательно проверил аккумулятор.
      Дальнейшие события развивались так: в седьмом часу вечера в ворота загородного дома управляющего Русско-азиатским банком Крафта отчаянно забарабанил оборванец-каракалпак. Заспанный сторож-узбек, зевая, отодвинул засов и без особого интереса уставился на возмутителя спокойствия.
      - Аксакал дома? - спросил тот.
      - А тебе на что? - лениво поинтересовался страж. - Вшей своих в банк сдавать принес?
      - Да заткнись ты! - возмутился оборванец. - Мне письмо аксакалу передать надо.
      Он достал откуда-то из-за пазухи помятый конверт и ткнул под нос сторожу.
      - Воткни себе в задницу! - отрезал хорезмиец, отпихнул задрипанного курьера и попытался закрыть ворота. Каракалпак взвыл дурным голосом, поплевал в кулаки и бросился на обидчика. Завязалась драка.
      Вышедший на шум Крафт долго на мог сообразить, что к чему из путаных объяснений.
      - Письмо? Какое письмо? От кого? Да говори ты толком, кайсак!
      - Думли-немис велел передать, - взмолился оборванец, переиначивая на свой лад фамилию Дюммеля,
      - Дюммель, что ли?
      - Да, - каракалпак все еще не мог успокоиться. - А этот сын собаки!..
      - Хватит! - рявкнул Крафт. - Где письмо?
      Конверт, скомканный и затоптанный, валялся на земле. Брезгливо морщась, Крафт поднял его, вскрыл и достал сложенный вдвое листок. Послание гласило: "Герр Крафт! Из верных источников мне стало известно, что в хранилище вашего банка проник вор. Примите срочные меры.
      Ваш Зигфрид Дюммель".
      Розыгрыш? Крафт на мгновенье представил себе обрюзглую физиономию Дюммеля и тотчас отверг эту мысль. Какое там чувство юмора!.. Уж кто-кто, а Дюммель на розыгрыш не способен.
      - Фаэтон! - скомандовал Крафт и толкнул продолжавшего пожирать каракалпака глазами сторожа. - Живо запрягай фаэтон, идиот!
      Перед массивной бронированной дверью, ведущей в хранилище отделения Русско-азиатского банка в Ново-Ургенче, столпились управляющий отделением Крафт, трое членов правления, служащий, миршаб в полосатом халате с саблей наголо, пристав и двое понятых: мадам Любимова - владелица публичного дома и пожилой казак старообрядец, смахивающий на деда Мороза, случайно забравшегося в сорокаградусное хорезмское лето.
      Служащий банка обследовал печати и пломбы на двери, оглянулся на Крафта.
      - Все целехонько. Может, не открывать?
      - Открывайте! - приказал управляющий,
      Служащий пожал плечами и повиновался.
      Плавно, без скрипа отворилась тяжелая дверь. По* тянуло подвальной сыростью. В падавшем из двери свете смутно угадывались серые холщовые мешки на деревянных полках.
      Крафт первым спустился по ступенькам. За ним последовали остальные.
      - Посветите, Евстигнеев, - глухо прозвучал под сводами голос Крафта. Служащий поднял над головой фонарь и присвистнул: на полу, на подстилке из пачек ассигнаций спал, подложив под голову туго набитый холщовый мешок, человек, словно рыбьей чешуей, усыпанный золотыми монетами различного достоинства.
      - Вот это да! - ахнул кто-то из членов правления. Пристав наклонился над лежащим и озадаченно взялся за затылок. Миршаб убрал саблю в ножны.
      - Ну что? - нетерпеливо поинтересовался Крафт. - Так и будем стоять?
      - Штабс-капитана Хорошихина позвать надобно, - вздохнул пристав. - Это по его части.
      - Да вы в своем уме, милейший? - возмутился Крафт. - С каких пор жандармы ворами занимаются?
      - Так-то оно так, - пристав оставил в покое затылок, поправил фуражку. - Только это его человек. Мне вмешиваться никак невозможно.
      За штабс-капитаном послали фаэтон. Между тем Евстигнеев обошел весь подвал и вернулся в полном недоумении.
      - Таракану проползти негде. Как он сюда забрался, ума не приложу.
      "Если кто и может ответить на этот вопрос, то только Дюммель", - подумал Крафт.
      - Ваше благородие! - взмолился старообрядец. - Дозвольте отлучиться. С утра скотина не поена.
      - Может, и впрямь отпустить? - пристав вопросительно взглянул на Крафта. - Все одно протокол составляться не будет.
      - Поступайте, как считаете нужным, - буркнул управляющий.
      - Иди, борода, - разрешил пристав. - И вы, мадам, можете быть свободны. Но чтобы никому ни гу-гу! Понятно?
      - Уж куда понятнее! - откликнулся старик, проворно поднимаясь по ступеням.
      - А я, пожалуй, подожду, - проворковала мадам Любимова, достала из сумочки пудреницу и принялась демонстративно пудрить нос. - Такое не каждый день увидишь.
      - Мадам! - густо багровея, пристав взял Любимову под локоть и потянул к выходу. - Извольте покинуть помещение.
      - Хам! - взвизгнула Любимова. - Как обращаешься с дамой!
      - Марш в свой вертеп, стерва! - рявкнул пристав. - Я тебе такого хама покажу, не рада будешь!
      - Что за шум? - весело поинтересовался, появляясь в дверях, штабс-капитан Хорошихин. - Добрый вечер, мадам! Рад вас приветствовать, господа!
      Пристав отпустил Любимову, взял под козырек.
      - Имею честь доложить, ваше благородие. В подвале банка мною обнаружен неизвестный, оказавшийся на проверку агентом Хлебаловым.
      - Что? - вытаращил глаза Хорошихин. - Как он сюда попал?
      - Не имею чести знать, ваше благородие! - рявкнул пристав.
      - Да тише ты! - штабс-капитан выхватил фонарь из руки банковского служащего и поднес к лицу Хлебалова. Тот беспокойно заворочался.
      - Так... - Хорошихин резко выпрямился. - Очистить помещение от посторонних!
      - Слушаюсь! - щелкнул каблуками пристав. - Прошу, господа. Прошу, прошу...
      - Господин Крафт!
      - Да, господин Хорошихин?
      - Что здесь происходит?
      - Это я у вас должен спросить, штабс-капитан.
      - Ку-ку! - как гром с ясного неба игриво прозвучало в подвале. Хорошихин и Крафт, как по команде, одновременно повернули головы. Сидя на ассигнациях, Хлебалов улыбался блаженной улыбкой и игриво грозил пальцем. - Петр Петро-о-вич! Ми-илай! Хотите, озолочу?
      У Хорошихина явственно заскрежетало в животе. Ни слова не говоря, он подскочил к Хлебалову и с размаху ударил кулаком в нос.
      - Так-то лучше, - резюмировал Крафт. - А теперь немедленно все покиньте хранилище. Евстигнеев!
      - Слушаю, господин Крафт!
      - Опечатайте помещение.
      - За что, ваше благородие? - всхлипнул Хлебалов, шмыгая расквашенным носом.
      - Идиот! Кретин! Баранья башка! - Хорошихин выскочил из-за стола, сунул кулак под многострадальный хлебаловский нос. Хлебалов зажмурился, но отпрянуть не посмел. - На весь Ново-Ургевч осрамил, подлец! На все ханство Хивинское!
      - Виноват, ваше благородие! - плаксиво запричитал филер, не открывая глаз. - Хотел как лучше...
      - За каким чертом ты в хранилище полез? Как ты вообще туда попал, каналья?
      - Не могу знать, ваше благородие. Не иначе как бес попутал.
      - Бес! - фыркнул Хорошихин, возвращаясь к столу. Распахнул окно и, задернув занавеску, сел в кресло. В комнате потянуло вечерней прохладой. - Ну, чего стоишь как болван? Открой глаза!
      - Слушаюсь, ваше благородие.
      - Садись.
      - Постою, ваше благородие.
      - Садись, говорю!
      - Слушаюсь. - Хлебалов опасливо, как на ежа, опустился на стул.
      - Выкладывай все как есть.
      "Шалишь, брат! - злорадно подумал Хлебалов. - Дурака нашел. Я тебе расскажу, а ты сам за Симмонса примешься. Тогда уж мне точно ни шиша не достанется. Нет уж, дудки. Умолчу. Авось пронесет".
      К Симмонсу, он, как ни странно, обиды не питал. После трюка с банковским подвалом, тот даже вырос в его глазах. Аферист по натуре, он и в других ценил прежде всего умение вывернуться из любых положений, выйти сухим из воды, урвать и не упустить лакомый кусок. На этот раз он сплоховал, дал обвести себя вокруг пальца. Но игра еще не окончена. И уж теперь-то он, Хлебалов, не позволит себя облапошить.
      Будь Хлебалов поумнее, задумайся он над тем, каким образом переправил его Симмонс в подвал Русско-азиатского банка, он бы наверняка счел за благо отступиться. Но Хлебалов был глуп и жаждал реванша.
      - Что ж ты молчишь, шельма? - продолжал допытываться Хорошихин. - Признавайся, где нализался? С кем-нибудь из банковских?
      - Так точно, ваше благородие.
      - С кем?
      - Запамятовал, ваше благородие. По пьяному делу.
      - Запамятовал значит. Так-так... - Не сводя глаз с Хлебалова, Хорошихин мизинцем поправил рыжеватые, загнутые кверху усы. "А ведь хитрит, сукин сын. Скрывает что-то. Ну ничего, сейчас ты у меня заговоришь, негодяй". - Ты, стало быть, пьянствуешь, а поднадзорный твой тем временем...
      По тому, как насторожился Хлебалов, штабс-капитан понял, что попал в точку, и специально затянул паузу. Филер нервно заерзал.
      - ...дал тягу! - выпалил Хорошихин, не подозревая о том, как он близок к истине.
      - Не может быть! - подскочил Хлебалов. - Когда?
      - А это уж тебе лучше знать, милейший. Ты за ним наблюдаешь. Ну, так где твой Строганов?
      И Хлебалов не устоял. Сломался. Выложил все, как было.
      - Та-ак... - удивленно протянул штабс-капитан. - Стало быть, шантажировать Симмонса пытался? А знаешь ты, дурья твоя башка, что за это полагается?
      - Виноват, ваше благородие! - Хлебалов сполз со стула, грохнулся на колени. - Не губите, ваше благородие!
      "Стало быть, Симмонс, - размышлял тем временем штабс-капитан, не обращая внимания на Хлебалова, - Интересно, интересно... Начал с поблажек рабочим, а теперь, значит, в политику сунулся... Однако!.. Тут есть над чем мозгами пошевелить. И Крафт, видимо, с ним заодно. Теперь понятно, как Хлебалов в подвал угодил: пронюхали, что он на след вышел, и решили моими руками от него избавиться. Недурно задумано!.."
      - ...ваше благородие! - елозил коленями по полу филер. Не берите грех на душу!
      - Пшел вон! - процедил Хорошихин сквозь зубы. - Носа из дому не высовывай, пока не позову!
      - Благодарствую, ваше благородие! Век вашей милости не забуду!..
      Но Хорошихин его уже не слышал. Прожекты один грандиознее другого теснились в его голове. Прожекты, которым не суждено было осуществиться.
      Поздно ночью коляска с погашенными фонарями обогнула город и кружной дорогой вдоль канала Киргизъяб подкатила к кишлаку Сатанлар.
      - Останови тут, - сказал Строганов кучеру возле крайней мазанки.
      - Поторопитесь, Строганов, - напомнил Симмонс.
      - Я быстро. Лишь бы Соня была дома.
      - Соня? - удивился Симмонс, но машинист уже отошел от коляски. - А ты говорила, что она казашка.
      - Она и на самом деле казашка. - Эльсинора открыла противоположную дверцу и сошла на землю. - Ее зовут Сона. Есть такое казахское имя?
      - Есть. - Симмонс тоже вышел из экипажа. - Сона по-казахски овод.
      - Прекрасное имя для девушки! - съязвила Эльсинора.
      - Перестань. Имя как имя. К тому же оно наверняка имеет еще какое-нибудь значение.
      - Валькирия, например.
      - Успокойся, Люси. - Он отыскал в темноте ее руку, погладил. - Не надо нервничать. Посмотри, какая величественная ночь.
      Ночь была и в самом деле прекрасна. Высокое густо усаженное яркими звездами небо отражалось в спокойной воде канала. Шарообразные купы гюджумов, свечи пирамидальных тополей возвышались над кишлаком, словно охраняя его покой. Кишлак спал: ни звука, ни огонька. Даже собаки не лаяли.
      - Что здесь будет лет через сто? - задумчиво произнесла Эльсинора.
      - И я о том же самом подумал, - признался он.
      - Глянем одним глазком?
      - Придется перенастраивать времятрон.
      - Ну и что?
      - Ничего. Будь по-твоему. - Симмонс достал из экипажа чемодан. - Посвети мне, пожалуйста. Хотя, погоди.
      Он подошел к кучеру и похлопал по плечу.
      - Возвращайся домой. Утром разыщи Дюммеля. Скажи, что я оставил ему письмо на столе в кабинете. Пусть прочтет. Поезжай.
      Кучер молча кивнул и тронул лошадей с места.
      - А вот и мы, - раздался рядом голос Строганова. - Не очень замешкались?
      - Как раз вовремя. - Симмонс бросил взгляд на невысокую тоненькую фигурку рядом с машинистом. - Идите сюда поближе. И ничему не удивляйтесь.
      ...Они стояли посредине пустынной, озаренной светильниками площади. Вправо и влево уходил очерченный цепочками огней широкий проспект. Прямо перед ними над облицованной камнем трибуной высился монумент.
      - В. И. Ленин, - прочитал Строганов. - Чудно как-то написано: по-русски и не по-русски. Где мы?
      - Там же, где и были, - ответил Симмонс, продолжая колдовать над пультом. - Ровно через сто лет.
      Он кончил настройку и выпрямился.
      - Смотрите внимательно, Михаил Степанович. Это то самое будущее, за которое вы ратуете. А насчет надписи вы правы: орфография изменилась.
      Над многоэтажным зданием, подсвеченное прожекторами, медленно колыхалось в ночном небе алое полотнище знамени. Мелодично пробили полночь куранты. И тотчас зазвучала торжественная мелодия.
      - Гимн, - сказала Эльсинора.
      - Да, пожалуй, - согласился Симмонс.