Четверг Нонетот (№1) - Дело Джен, или Эйра немилосердия

– В очередь! – возбужденно заявил Джек Дэррмо, размахивая экземпляром «Плазменной винтовки на войне».

Он запихнул книжку к червям и приказал Майкрофту открыть портал. Как только черви закончили обработку, Майкрофт подчинился. Дэррмо ухмыльнулся и сунул руку в мерцающий проем, нашаривая винтовку, которая была так хорошо описана в книге.

Вот только у Безотказэна появились другие планы. Он легонько пнул Дэррмо, и тот с воплем исчез в портале. Безотказэн дал отмашку Майкрофту, тот щелкнул выключателем, машина отрубилась, и связь книги с порталом прервалась. Джек Дэррмо тоже ошибся с выбором времени. Жаждая как можно скорее заполучить вожделенную винтовку, он не позаботился о том, чтобы голиафовские гориллы постоянно находились рядом. Когда появились телохранители, Безотказэн помогал Майкрофту уничтожать Прозопортал, предварительно достав оттуда червей. Рукопись «Джен Эйр» – с несколько измененным финалом – мы вернули представителю Федерации Бронте.

– Где полковник Дэррмо? – рявкнул первый охранник.

Виктор пожал плечами:

– Ушел. По каким-то делам, связанным с плазменной винтовкой.

Голиафовцы собирались задать и другие вопросы, но тут собственной персоной заявился министр иностранных дел Уэльса и изрек, что, раз все улажено, нас проводят за пределы Республики. Голиафовские оперативники начали было спорить, но их быстренько вытолкали из комнаты представители Валлийской Республиканской армии, которым на угрозы «Голиафа» было решительно наплевать.

Нас увезли из Мертира в президентском лимузине и высадили в Эбертоу. Представитель Федерации Бронте всю дорогу хранил ледяное молчание – мне показалось, что он не очень-то доволен новым финалом. Когда мы добрались до города, я ускользнула от всех, добежала до своей машины и на максимальной скорости погнала в Суиндон. Слова Рочестера все еще звучали у меня в голове. Свадьба Маргариточки и Лондэна должна была состояться в три часа пополудни, и я твердо намеревалась присутствовать.

35. ПОЧТИ КОНЕЦ ЭТОЙ КНИГИ

Я серьезно вмешалась в роман – мой крик «Джен! Джен! Джен!» у нее под окном изменил книгу в лучшую сторону. Это было непрофессионально, это шло вразрез со всеми принципами, которые я клялась защищать. Я могу объяснить случившееся только одним: это был простой акт раскаяния – я чувствовала себя виноватой за страдания искалеченного Рочестера и сгоревший Торнфильд. Мною управляло сочувствие, а не долг – иногда это оборачивается к лучшему.

Четверг Нонетот. Личные дневники

В пять минут четвертого я, взвизгнув тормозами, остановилась перед церковью Нашей Благословенной Владычицы Омаров – к великому удивлению фотографа и водителя огромной «испано-сюизы», стоявшей наготове в ожидании молодой четы. Я глубоко вздохнула, постояла, собираясь с мыслями, и, чуть дрожа, поднялась по ступеням главного входа. Громко играл орган. Поначалу я почти бежала, но вдруг замедлила шаг, утратив мужество. Какого черта я тут делаю? Неужто я и вправду думаю, что если я вдруг откуда-то вынырну после десяти лет разлуки, то человек, которого я когда-то любила, вот так все бросит и побежит на мне жениться?

– О да! – сказала какая-то женщина своей спутнице, проходя мимо меня. – Лондэн и Маргариточка так любят друг друга!

Я почти затормозила, отчаянно надеясь на то, что опоздала и не надо будет ничего решать… Церковь была полна народу, и я незаметно проскользнула прямо к купели в форме омара. Я видела стоявших впереди Лондэна и Маргариточку в небольшой компании подружек невесты и мальчиков, несущих ее шлейф. В церковке было много людей в военной форме, крымских друзей Лондэна. Я увидела женщину, наверное, мать Маргариточки – она шмыгала в платок. Папа Муттинг нетерпеливо поглядывал на часы. Со стороны Лондэна присутствовала его мать, которая держалась особняком.

– Я прошу и требую от вас обоих, – произнес священник, – если кому-либо из вас известны препятствия, из-за которых вы не можете сочетаться законным браком, признайтесь нам.

Он замолчал. Гости зашушукались. Мистер Муттинг, недостаток подбородка у коего с лихвой компенсировался объемом шеи, забеспокоился и нервно обвел взглядом церковь. Священник повернулся к Лондэну и открыл было рот, чтобы продолжить обряд, но тут сзади раздался громкий, звонкий голос:

– Брак не может состояться, я заявляю, что препятствие существует!

Сто пятьдесят голов повернулись на звук. Один из приятелей Лондэна громко расхохотался – явно счел это шуткой. Однако выражение лица незнакомца говорило, что дело серьезное. И папаша Маргариточки вовсе не склонен был воспринимать происшедшее как шутку. Лондэн был знатной добычей для его доченьки, и маленькая безвкусная шутка не имела права мешать венчанию.

– Продолжайте! – мрачнее тучи рявкнул он на святого отца.

Священник посмотрел на незнакомца, затем на Маргариточку и Лондэна и наконец на мистера Муттинга.

– Я не могу продолжать, раз такое заявление сделано. Я должен выяснить, соответствует ли оно действительности, – сказал он с видом мученика.

Никогда прежде с ним такого не случалось.

Мистер Муттинг побагровел. Будь незнакомец к нему поближе, он ударил бы его.

– Что за чушь собачья? – взревел он, и вся церковь загудела.

– Это не чушь, сэр, – четко ответил незнакомец. – Нерасторгнутый брак одной из сторон вряд ли можно назвать чушью.

Я уставилась на Лондэна, который, казалось, был совершенно сбит с толку таким поворотом событий. Он что, уже женат? Я не могла в это поверить. Я обернулась к незнакомцу, и сердце у меня замерло. Это был мистер Бриггс, адвокат, которого я последний раз видела в Торнфильдской церкви! За спиной громко зашуршало платье; обернувшись, – увидела миссис Накидзима. Она улыбнулась и приложила палец к губам. Я нахмурилась, священник справился с волнением и заговорил:

– А каков характер этого препятствия? Вдруг его можно устранить? Объяснитесь.

– Едва ли, – последовал ответ. – Я назвал его непреодолимым, и я говорю не без оснований, препятствие состоит в том, что один брак уже заключен.

Лондэн и Маргариточка с подозрением посмотрели друг на друга.

– Так кто ты такой, черт тебя побери? – взревел мистер Муттинг. Он единственный был готов действовать.

– Моя фамилия Бриггс, я поверенный из Лондона, Дэш-стрит.

– Хорошо, мистер Бриггс, может, вы будете так любезны поведать нам о прежнем браке мистера Парк-Лейна, чтобы мы могли разоблачить этого трусливого гада!

Бриггс посмотрел на мистера Муттинга, затем на чету перед алтарем.

– Мое заявление не касается мистера Парк-Лейна. Я говорю о мисс Муттинг, или, по мужу, миссис Маргарите Пижжон!

По церкви пронесся вздох изумления. Лондэн уставился на Маргариточку, та швырнула свой венок на пол. Одна из подружек невесты разрыдалась, а мистер Муттинг шагнул вперед и схватил Маргариточку за руку.

– Мисс Муттинг вышла замуж за мистера Мюррея Пижжона двадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года, – возвысил голос мистер Бриггс, перекрывая гул толпы. – Венчание происходило в Саутуорке. Никаких прошений о разводе в документах не обнаружено.

Этого было достаточно для всех. Семейка Муттингов в темпе делала ноги. Начался галдеж. Священник вознес неслыханную молитву непонятно кому, а Лондэн рухнул на скамью, с которой только что снялось семейство Муттингов. Кто-то сзади заорал:

– Авантюристка! – и семейство Муттингов прибавило ходу.

На них сыпался град насмешек и оскорблений, которые в церкви звучать не должны. Один из юных шлейфоносцев попытался под шумок поцеловать подружку невесты и получил по морде. Я прислонилась к холодной каменной стене, смахивая с глаз слезы. Я понимала, что это неправильно, но меня разбирал хохот. Бриггс протолкался сквозь толпу бранящихся гостей, подошел к нам, вежливо приподнял шляпу:

– Добрый день, мисс Нонетот.

– Очень добрый день, мистер Бриггс! Какого черта вы тут делаете?

– Меня прислал Рочестер.

– Но я покинула книгу всего три часа назад!

Тут вмешалась миссис Накидзима:

– Вы покинули ее за двенадцать страниц до конца. За это время в Торнфильде прошло десять лет, а десятилетия более чем достаточно для исполнения любого плана!

– В Торнфильде?

– Конечно. Его отстроили заново. Мой муж ушел в отставку, и мы с ним сейчас ведем дом. В книге никто из нас не упоминается, и миссис Рочестер решила, что так будет и впредь. В Торнфильде куда приятнее, чем в Осаке, и зарабатываем мы куда больше, чем от туристического бизнеса.

У меня просто не было слов.

– Миссис Джен Рочестер попросила миссис Накидзима доставить меня сюда, – просто объяснил мистер Бриггс. – Они с мистером Рочестером очень хотели вам помочь, поскольку вы помогли им. Они желают вам счастья и здоровья и благодарят за своевременное вмешательство.

Я улыбнулась:

– Как они?

– О, у них все в порядке, мисс, – радостно сообщил Бриггс. – Их первенцу уже пять лет. Чудесный здоровенький мальчик, копия отца. Этой весной Джен родила очаровательную дочку. Ее назвали Хелен Четверг Рочестер.

Я оглянулась на Лондэна, который стоял в дверях церкви и пытался объяснить своей тете Этель, что тут произошло.

– Я должна поговорить с ним.

Но я уже обращалась в пустоту. Миссис Накидзима и адвокат исчезли. Вернулись в Торнфильд, рассказать Джен и Эдварду, что дело сделано.

Когда я подошла, Лондэн сидел на ступенях церкви, вынув из петлички свою гвоздику и рассеянно нюхая лепестки.

– Привет, Лондэн.

Он поднял взгляд и моргнул.

– А, – сказал он. – Четверг. Я должен был догадаться.

– Могу я посидеть с тобой?

– Пожалуйста.

Я пристроилась рядом с ним на теплые ступени из белого известняка. Он смотрел в пространство перед собой.

– Это твоих рук дело? – спросил он наконец.

– Нет, – ответила я. – Признаюсь, я ехала сюда расстроить свадьбу, но у меня духу не хватило.

Он посмотрел на меня.

– Почему?

– Почему? Ну, потому… наверное, потому что я думала, что стану лучшей миссис Парк-Лейн, чем твоя Маргариточка.

– Это я знаю! – воскликнул Лондэн. – И всем сердцем согласен! Я не понял, почему тебе не хватило духу. В конце концов, ты охотишься за матерыми преступниками, встреваешь в самые опасные операции ТИПА, радостно нарушаешь устав, чтобы спасти товарищей под страшным артиллерийским огнем, но…

– Теперь поняла. Не знаю. Может, вопросы жизни и смерти решать проще, они такие резко черно-белые, что выбирать легко. Я справляюсь с этим, потому что это просто. А вот с людскими чувствами… там же столько оттенков серого! В полутонах я не очень-то разбираюсь.

– В полутонах я прожил последние десять лет, Четверг.

– Знаю и сожалею. Мне очень тяжело было примирить чувства к тебе с твоим… предательством Антона. Это как перетягивание каната, а я – такой маленький носовой платочек, привязанный к веревке посередине: ни туда, ни сюда.

– Я тоже любил его, Четверг. Он был для меня братом, насколько это возможно. Но я не мог вечно тянуть за свой конец каната.

– В Крыму я кое-что потеряла, – прошептала я. – Но, похоже, снова нашла. Может, снова попытаться все это возродить?

– В последнюю минуту, не так ли? – ухмыльнулся он.

– Нет, – ответила я. – Уже три секунды как.

Он нежно поцеловал меня в губы. Мне стало тепло и уютно – так возвращаешься домой, к горящему очагу после долгой дороги под дождем. К глазам подступили слезы, и я, всхлипывая, уткнулась Лондэну в воротник. Он крепко обнял меня.

– Извините, – сказал священник, который болтался поблизости. – Прошу прощения, что мешаю, но в три тридцать будет еще одна свадьба.

Мы заизвинялись и встали. Гости все еще ждали какого-нибудь решения. Почти все они знали про нас с Лондэном, и мало кто, если вообще таковые были, считал Маргариточку лучшей парой для него, чем я.

– Ну, ты согласна? – прошептал мне на ухо Лондэн.

– Что – согласна? – спросила я, подавив хихиканье.

– Дурочка! Выйти за меня замуж!

– Хмм, – ответила я, а сердце у меня колотилось, словно била крымская артиллерия. – Мне надо подумать!

Лондэн вопросительно поднял бровь.

– Да, да, да! Согласна, всем сердцем!

– Наконец-то! – вздохнул Лондэн. – Сколько же мне пришлось вытерпеть, чтобы добыть любимую женщину…

Мы снова поцеловались, но на сей раз поцелуй затянулся надолго – священнику, который не отрываясь смотрел на часы, пришлось похлопать Лондэна по плечу.

– Спасибо за репетицию, – сказал Лондэн, горячо пожимая ему руку. – Мы вернемся через месяц, чтобы повторить все по-настоящему!

Священник пожал плечами. Это была самая нелепая свадьба за всю его карьеру.

– Друзья, – объявил оставшимся гостям Лондэн, – я рад сообщить о моей помолвке с этим прелестным офицером ТИПА-Сети по имени Четверг Нонетот. Как вы знаете, в прошлом у нас с ней были разногласия, но теперь все они разрешены. Около моего дома стоит палатка, набитая едой и выпивкой, и, насколько я знаю, Холройд Уилсон собирается играть с шести и до упору. Было бы просто преступлением все это пробакланить, потому я предлагаю просто сменить повод!

Гости восторженно заорали и побежали ловить попутный транспорт. Мы с Лондэном сели в мою машину, но поехали долгим кружным путем. Нам много о чем надо было поговорить. Ничего, немного повеселятся без нас.

Веселились мы аж до четырех утра. Я перебрала и поехала в гостиницу на такси. Лондэн умолял меня остаться, но я в приступе кокетства отказалась: мол, до свадьбы подождешь. Я смутно помню, как добралась до своей комнаты, – и все. До того, как в девять утра зазвонил телефон, я была в полной отключке, а после того выяснилось, что я лежу полуодетой, Пиквик смотрит телевизор, и голова у меня раскалывается на кусочки.

Звонил Виктор, и настроение у него, судя по голосу, было не слишком радужным, но он всегда вел себя подчеркнуто вежливо. Он спросил, как я себя чувствую.

Я посмотрела на часы. В голове словно молотком стучали.

– Бывало и лучше. Как на работе?

– Не блестяще, – сдержанно ответил Виктор. – Корпорация «Голиаф» требует тебя по поводу Джека Дэррмо, а Федерация Бронте бегает по потолку из-за разрушений в тексте романа. Что, абсолютно необходимо было сжигать Торнфильд дотла?

– Это Аид…

– А Рочестер? Слепой, с покалеченной рукой! Это, надеюсь, тоже Аид?

– Вообще-то – да.

– В этом весь сыр-бор, Четверг. Лучше приезжай сама и объяснись с ребятами из Федерации Бронте. Мне на голову свалился их Особый исполнительный комитет, и они явно не собираются вручать тебе медаль.

В дверь постучали. Я сказала Виктору, что сейчас приеду, и, пошатываясь, побрела на стук.

– Кто там? – спросила я.

– Прислуга! – послышалось из-за двери. – Мистер Парк-Лейн позвонил и заказал для вас кофе.

– Подождите! – воскликнула я и попыталась загнать Пиквика в ванную: в отеле насчет домашних животных правила строгие.

А Пиквик, совершенно мирное животное, вдруг озверел. Будь у него крылья, он сердито захлопал бы ими.

– Кончай… бузить… нет… времени! – пыхтела я, запихивая упрямую птицу в ванную и закрывая защелку.

Я немного подержалась за голову – не помогло, мучительная боль никуда не делась, – завернулась в халат и открыла дверь. Зря я это сделала. Слуга там был, но не один, а в компании. Как только я распахнула дверь, два здоровяка в темных костюмах ворвались в комнату и приперли меня к стенке. Один приставил пистолет к моей голове.

– Если вам хочется выпить со мной кофе, закажите себе еще пару чашек, – простонала я.

– Очень смешно, – сказал человек в ливрее гостиничного слуги.

– «Голиаф»?

– Он самый. – Он взвел курок. – Игры кончились, Нонетот. Дэррмо – важный человек, и нам надо узнать, где он. От этого зависит безопасность нации и исход Крымской войны. Жизнь какого-то паршивого офицеришки – пшик по сравнению с этим великим делом.

– Я отведу вас к нему, – просипела я, пытаясь глотнуть воздуха. – Он неподалеку от города.

Голиафовцы расслабились и велели мне одеваться. Через несколько минут мы уже направлялись к выходу из гостиницы. Голова у меня все еще болела, и тупая боль сверлила виски, но я хотя бы стала чуть лучше соображать. Впереди образовалась небольшая толпа, и я испытала нежданную радость, разглядев, что это семейка Муттингов – собирается отбыть в Лондон. Маргариточка спорила с папашей, мистер Муттинг устало качал головой.

– Эй, авантюристка! – крикнула я.

Маргариточка с папашей перестали препираться и уставились на меня. Голиафовцы попытались протолкнуть меня мимо.

– Ты что сказала?

– Что слышал. Не знаю, кто тут большая сучка – твоя дочка или твоя женушка.

Эффект оказался именно таким, как я рассчитывала. Мистер Муттинг побагровел и выбросил кулак в мою сторону. Я присела, и кулак врезался прямо в челюсть одному из голиафовцев. Я дернула к парковке. Над ухом у меня просвистела пуля, я пригнулась и выскочила на дорогу прямо перед большим черным военным «фордом».

– Сюда! – крикнул водитель.

Меня не надо было просить дважды. Я прыгнула в «форд», и тот рванул с места. В заднем стекле появились две круглые дырочки от пуль. Машина, взвизгнув тормозами, свернула за угол.

– Спасибо, – прошептала я. – Еще немного – и я пошла бы на корм червям. Вы не подбросите меня к полицейскому участку?

Водитель ничего не сказал. Нас разделяла стеклянная перегородка, и мне вдруг стало ясно, что угодила я из огня да в полымя.

– Можете высадить меня где угодно, – попробовала я.

Он не ответил. Я подергала дверь – заперто. Постучала в стекло – водитель меня игнорировал.

Мы проскочили мимо здания полицейского участка и покинули старый город. Ехал он быстро. Дважды проскочил на красный свет, раз зацепил автобус. Меня швырнуло к двери, а он завернул за угол и едва не снес грузовик пивоварни.

– Остановите! – заорала я, забарабанив по стеклу.

Водитель лишь прибавил скорость и зацепил еще одну машину, свернув слишком быстро.

Я едва не оторвала дверную ручку и уже собиралась выбить каблуком стекло, когда машина вдруг резко затормозила и остановилась. Я соскользнула с сиденья и осела кучкой на резиновом коврике. Водитель вышел, открыл дверь и отрапортовал:

– Вылезайте, мисс, я не хотел, чтобы вы опоздали. Приказ полковника Фелпса.

– П-полковника Фелпса? – заикаясь, спросила я.

Водитель улыбнулся и быстро, как рукой махнул, отдал честь. Фелпс сказал, что пришлет за мной машину, чтобы я могла поучаствовать в его митинге, и слово свое сдержал.

Я выглянула наружу. Мы стояли у ратуши Суиндона, и на меня пялилась уйма народу.

– Привет, Четверг! – послышался знакомый голос.

– Лидия? – удивленно спросила я, застигнутая врасплох внезапной сменой декораций.

Это была она. Но она была тут не единственным телерепортером – их тут толкалось шесть или семь, и все нацелили камеры на меня, так неизящно сидевшую на резиновом коврике в промежутке между сиденьями. Я попыталась выкарабкаться из машины.

– Вас приветствует Лидия Сандалик из «ЖАБ-ньюс», – поставленным дикторским голосом начала репортаж Лидия – С нами Четверг Нонетот, офицер ТИПА-Сети, спасшая «Джен Эйр». Прежде всего позвольте мне поздравить вас, мисс Нонетот, с успешным возрождением романа!

– В каком смысле? – ответила я. – Я же все испортила! Спалила Торнфильд дотла и покалечила несчастного мистера Рочестера!

Мисс Сандалик рассмеялась.

– По последней оценке девяносто девять читателей из ста заявили, что восхищены новой концовкой романа. Джен и Рочестер поженились! Разве это не замечательно?

– Но Федерация Бронте…

– Шарлотта не для них книгу писала, мисс Нонетот, – вмешался мужчина в льняном костюме с большой синей розеткой фэнов Шарлотты Бронте, нелепо смотревшейся на лацкане пиджака. – Федерация – горстка напыщенных ничтожеств. Позвольте представиться: Уолтер Бранвелл, председатель группы «Бронте для народа», отколовшейся от Федерации.

Он протянул мне руку и широко улыбнулся, а стоявшие вокруг люди зааплодировали. Когда маленькая девочка протянула мне букет цветов, засверкали вспышки фотоаппаратов, а настырный журналист начал выспрашивать, каким на самом деле человеком оказался мистер Рочестер. Водитель схватил меня за руку и потащил к зданию.

– Полковник Фелпс ждет вас, мисс Нонетот, – любезно прошептал он.

Окружающие расступились, и я оказалась в огромном, забитом до отказа зале. Тупо заморгала и огляделась по сторонам. Толпа возбужденно гудела. Шагая по проходу, я слышала, как люди шепотом произносят мое имя.

В старой оркестровой яме устроили импровизированную ложу для прессы, там сидели представители нескольких ведущих новостных агентств. Митинг в Суиндоне стал фокусом стихийного общественного мнения по поводу войны, и любое слово, произнесенное здесь, обретало необычайный вес.

На сцене было установлено два стола. Обе стороны в споре уже четко определились. Под большим английским флагом расположился полковник Фелпс. Его стол был щедро украшен гирляндами флажков, горшками с цветами, а также стопкой блокнотов и брошюрок для раздачи. С ним по большей части сидели одетые в форму представители военных министерств, которые бывали на полуострове. Все они были готовы до хрипоты отстаивать важность Крыма. Один солдат даже держал новую плазменную винтовку.

С другой стороны стоял стол оппозиции. Он тоже был здорово обсижен ветеранами, но только в гражданской одежде. Я узнала двух студентов из аэропорта и своего брата Джоффи, который улыбнулся и крикнул:

– Привет, Доктор Зло!

Толпа зашикала – все знали, что я намеревалась приехать, и ждали меня.

Под прицелом камер я подошла к сцене и спокойно поднялась по ступеням. Фелпс поднялся было приветствовать меня, но я направилась к столу оппозиции и села на стул, который пододвинули мне студенты.

Фелпс был потрясен. Он побагровел, но взял себя в руки, вспомнив, что камеры отслеживают каждое его движение.

Лидия Сандалик также заняла свое место на сцене. Она вела митинг. Это они с полковником Фелпсом настояли, чтобы все дождались меня. Сандалик теперь радовалась, а вот полковник – нет.

– Дамы и господа, – торжественно начала Лидия. – Зал переговоров в Будапеште пуст, того и гляди начнутся боевые действия. Миллионы солдат замерли друг против друга на ничейной земле, и мы снова спрашиваем: какова цена Крымского полуострова?

Фелпс приподнялся было, но я сыграла на опережение.

– Я знаю, это старая хохма, – начала я, – но даже если просто переставить в слове английские буквы, «Crimea» превратится в «a crime» – «преступление». – Я помолчала. – Именно так я и рассматриваю эту войну, и я готова бросить вызов любому, кто скажет, что это неправда. Даже полковник Фелпс, здесь присутствующий, согласится со мной, что настало время навсегда похоронить Крымскую войну.

Полковник кивнул.

– Мы с полковником расходимся только в одном: я считаю, что у России больше прав на эту территорию.

Аргумент был спорный. Сторонники Фелпса встали на дыбы, и понадобилось минут десять, чтобы навести порядок.

– Была хорошая возможность выбраться из болота еще два месяца назад. Англия и Россия сели за стол переговоров, чтобы обсудить условия окончательного вывода английских войск с полуострова.

Послышался шепот. Фелпс, откинувшись на спинку кресла, внимательно смотрел на меня.

– Но тут появилась плазменная винтовка под кодовым названием «круть».

Я на мгновение опустила взгляд.

– «Круть» – это ключевой фактор, секретное новое наступательное оружие, способное снова разжечь войну, которая, слава богу, последние восемь лет обходилась без сражений. Но вот в чем проблема. Все это грядущее наступление построено на песке. Вопреки всему, что говорилось и делалось, плазменная винтовка – это чистой воды липа. Она не работает!

Зал взволнованно загудел. Фелпс, сдвинув брови, мрачно сверлил меня глазами и что-то шептал сидевшему рядом бригадному генералу.

– Английские войска ждут нового оружия, а оно не работает и работать не будет. Корпорация «Голиаф» одурачила английское правительство: несмотря на миллиардные инвестиции, плазменная винтовка будет так же полезна в Крыму, как ручка от метлы.

Я села. Я выразилась предельно ясно для всех, кто следил за живым эфиром. Английский министр обороны уже тянулся за телефоном – звонить русским, чтобы не учудили чего второпях, вроде внезапного наступления.

А в Суиндоне полковник Фелпс поднялся с кресла в атаку.

– Смелое заявление со стороны трагически слабо информированного человека, – снисходительно начал он. – Мы все видели разрушительный эффект «крути», и вряд ли тут уместно продолжать этот разговор.

– Докажите, – ответила я. – У вас тут есть плазменная винтовка. Выйдем в парк и посмотрим. Хотите – можете выстрелить в меня.

Фелпс не нашелся с ответом – и проиграл спор и войну тоже. Он оглянулся на солдата с винтовкой, тот нервно хлопал глазами.

После чего и Фелпс, и его сторонники покинули сцену, постаравшись поскорее оказаться как можно дальше от толпы. Он-то, бедняга, рассчитывал на длинную отрепетированную лекцию о памяти погибших братьев по оружию и цене товарищества.

Больше он никогда не выступал перед публикой.

Не прошло и четырех часов, как впервые за сто тридцать один год было объявлено о прекращении огня. Через четыре недели политики уселись за круглый стол в Будапеште. Через четыре месяца ни одного английского солдата в Крыму не осталось. Что до корпорации «Голиаф», то их призвали к ответу за обман. Они с видом оскорбленной невинности заявили, что ничего знать не знают, ведать не ведают, и свалили все на Джека Дэррмо. Я надеялась, что просто так от корпорации уже не отстанут. По крайней мере, мне в спину они уже не дышали.

36. ЗАМУЖЕМ

Мы с Лондэном поженились в тот самый день, когда было объявлено, что в Крыму наступил мир. Лондэн шутил, что мы сэкономили на колокольном звоне. Я нервно оглядывалась в течение всей процедуры – пока священник не дошел до «Назовите же их сейчас или навек сохраните в тайне». Но никто не выступил, чтобы заявить о препятствии к браку. Я несколько раз встречалась с Федерацией Бронте. Они мало-помалу смирились с новым финалом романа, особенно когда поняли, что, кроме них, в общем-то, никто и не возмущается. Мне было жаль Рочестера, жаль его сгоревшего дома, но я была счастлива, что они с Джен после ста лет разлуки обрели наконец мир и счастье, которого оба стократ заслуживали.

Четверг Нонетот. Жизнь в ТИПА-Сети

Гостей оказалось куда больше, чем рассчитывали мы с Лондэном: к десяти народ начал заполнять сад. Босуэлл малость перебрал, так что я затолкала его в машину и отправила в «Finis». Пейдж Тернер прекрасно поладила с саксофонистом – около часа их обоих не было видно. Мы с Лондэном наслаждались кратким периодом затишья. Я сжала его руку и спросила:

– А ты и правда женился бы на Маргариточке, если бы Бриггс не вмешался?

– Я отвечу так, как ты пожелаешь, Душистый Горошек!

– Папа?

Он прибыл в полной парадной форме полковника Хроностражи.

– Я подумал над твоими словами и сделал несколько запросов.

– Извини, пап, я не понимаю, о чем ты.

– Помнишь, о чем мы говорили две минуты назад?

– Нет.

Он нахмурился и посмотрел на нас обоих по очереди. Затем на часы.

– Великий Шотландец! – воскликнул он. – Я, наверное, рановато. Черт побери эти хронографы!

Он постучал по циферблату и быстро исчез, не сказав больше ни слова.

– Это твой отец? – спросил Лондэн. – Мне казалось, ты говорила, будто он в бегах?

– Был. Есть. И будет. Сам знаешь.

– Душистый Горошек! – снова появился мой отец. – Удивлена?

– Можно и так сказать. Поздравляю вас обоих!

Я посмотрела на народ, который продолжал веселиться. Время не остановилось. Значит, Хроностража скоро будет здесь.

– Плевать на Двенадцатый, Четверг! – сказал он, угадав мои мысли, и взял у официанта бокал. – Я хотел повидаться с зятем.

Он повернулся к Лондэну, схватил его за руку и осторожно пожал.

– Ну, как ты, мальчик? Вазектомию делал?

– Да нет, – несколько обалдев, ответил Лондэн.

– А ноги тебе в регби не ломали?

– Нет.

– А лошадь тебя никуда не лягала?

– Нет.

– А крикетным мячом тебе по причиндалам не попадали?

– Нет!!!

– Хорошо. Тогда, значит, от этого недоразумения все-таки можно ждать внучат. Четверг пора бы и ощениться, вместо того чтобы носиться диким горным поросенком… – Он недоуменно примолк. – Вы как-то странно на меня смотрите.

– Да ты тут уже был, меньше минуты назад.

Он нахмурился и украдкой огляделся по сторонам.

– Если это был я, то, насколько я себя знаю, я бы спрятался где-нибудь поблизости. Ага, вот! Смотрите!

Он показал в угол сада, где в тени навеса над растениями в горшках затаилась какая-то фигура. Папочка сузил глаза и выстроил наиболее логичную цепочку событий.

– Так, посмотрим. Я, должно быть, предложил оказать тебе услугу, сделал это и вернулся – но слегка поторопился. Обычное дело в моей работе.

– О какой услуге я могла у тебя просить? – спросила я, все еще сбитая с толку, но крайне заинтригованная.

– Не знаю, – ответил папа. – Какой-то наболевший вопрос, который обсуждался много лет, но на который до сих пор нет ответа.

Я немного подумала.

– Может, об авторстве шекспировских пьес?

Он улыбнулся.

– Хороший вопрос. Посмотрю, что тут можно сделать. – Он допил коктейль. – Ладно, еще раз поздравляю вас, мне пора.