Четверг Нонетот (№1) - Дело Джен, или Эйра немилосердия

Камень величиной с крикетный мячик был раскален докрасна. Виктор бросил его Мюллеру, который инстинктивно сделал рукой хватательное движение. Увы, перчатки у него не было. Шипение и взвизг раздались одновременно, Мюллер бросил метеорит, заорал от боли, и в этот момент Виктор двинул ему в челюсть с неожиданной для семидесятипятилетнего человека быстротой и силой. Мюллер упал, как кегля, а Виктор бросился к упавшему пистолету. Затем приставил его к затылку Мюллера, вздернул доктора на ноги и, подталкивая, вывел из крепости. Метеоритопад начал ослабевать, и я по микрофону предупредила начальника, чтобы он вел себя поосторожнее.

– Значит, вы все-таки Аналогиа? – уточнил Мюллер.

– Все-таки. ТИПА-27. Вы арестованы.

К тому времени, когда Брэкстон и Дэррмо сообразили, кто попал под арест, мы с Виктором и Безотказэном как раз доставили Мюллера в камеру для допросов за номером 3. Виктор успел предложить Мюллеру, чтобы тот подтвердил, что его зовут Мюллер, и тут дверь в камеру распахнулась. Это был Дэррмо в сопровождении двух оперативников из Девятки. По их виду было ясно, что чувство юмора у ребят отсутствует как класс.

– Он мой, Аналогиа.

– Нет, мой, мистер Дэррмо, – твердо ответил Виктор. – Арестовал я, юрисдикция моя. Я допрашиваю доктора Мюллера по делу о похищении рукописи «Чезлвита».

Джек Дэррмо обернулся к Пшиксу, стоявшему у него за спиной. Тот прокашлялся.

– Мне жаль, Виктор, но корпорация «Голиаф» и ее представитель получили командование над Суиндонскими отделениями агентств Девять и Двадцать семь. Утаивание материалов от мистера Дэррмо, исполняющего обязанности регионального заместителя директора ТИПА, повлечет за собой обвинение в сокрытии жизненно важной для текущего расследования информации. Вы понимаете, что это значит?

– Это значит, что Дэррмо может вытворять, что угодно, – не удержался Виктор.

– Передайте арестованного, Виктор. У корпорации «Голиаф» первоочередное право.

Аналогиа чуть не прожег в нем дырку взглядом, затем оттолкнул начальника и вышел из комнаты.

– А я бы предпочла остаться, – сказала я.

– Нет, – ответил Дэррмо. – Присутствие сотрудников ТИПА-27 недопустимо.

– Допустим, – ответила я, – но у меня все еще есть бэдж ТИПА-5.

Джек Дэррмо выругался и заткнулся. Безотказэну приказали убраться, по обе стороны двери встали костоломы из ТИПА-9, Дэррмо и Пшикс сели за стол, напротив Мюллера, который беззаботно курил сигарету. Я прислонилась к стене, бесстрастно наблюдая за допросом.

– Он меня вытащит отсюда, – неторопливо проговорил Мюллер, и на лице его появилась редкая гостья – улыбка.

– Не думаю, – ответил Дэррмо. – Суиндонская Девятка уже окружила участок, и секретная полиция тоже. Здесь столько спецагентов, что вы и за месяц не пересчитаете. Даже такой псих, как Аид, не осмелится сюда сунуться.

Мюллер перестал улыбаться.

– Девятка – лучшее антитеррористическое подразделение в мире, – продолжал Дэррмо. – Так что мы его возьмем. Это лишь вопрос времени. А если вы нам поможете, то в суде к вам отнесутся с большей снисходительностью.

Мюллер и ухом не повел.

– Если ваша Девятка – лучшая на планете, почему меня арестовал семидесятипятилетний литтектив?

Джек Дэррмо не нашелся с ответом. Мюллер повернулся ко мне.

– И если Девятка так хороша, то почему загнать Аида в угол удалось только этой юной леди?

– Мне повезло, – ответила я и сразу перехватила инициативу. – А почему Мартин Чезлвит не пострадал? Ведь не похоже, чтобы Ахерон просто так разбрасывался угрозами.

– Что верно, то верно, – ответил Мюллер.

– Отвечайте на вопрос, Мюллер, – многозначительно сказал Дэррмо. – Иначе я гарантирую вам крупные неприятности.

– Куда вам до Ахерона! Его главные хобби – медленное убийство, пытки и флористика.

– Вы что, не можете оставаться серьезным? – вмешался Пшикс, которому тоже захотелось поучаствовать в допросе. – Насколько я понимаю, вам светит пять пожизненных заключений. Или через пару минут вы уйдете отсюда свободным. Ну, что выбираете?

– Делайте что хотите. От меня вы ничего не добьетесь. Что бы вы ни придумали, Аид меня вытащит.

Мюллер скрестил руки и откинулся на спинку кресла. Повисло молчание. Дэррмо наклонился вперед и выключил магнитофон. Достал из кармана платок, набросил его на объектив видеокамеры, стоявшей в углу камеры. Мюллер внимательно наблюдал за ним, но ничуть не забеспокоился.

– Начнем по новой. – Дэррмо вытащил пистолет и прицелился Мюллеру в плечо. – Где Аид?

Мюллер не дрогнул:

– Либо вы убьете меня сейчас, либо Аид убьет меня потом, когда узнает, что я заговорил. Я все равно покойник, и от ваших рук я умру намного безболезненней, чем от Ахерона. Вы не поверите, на что он способен.

– Я – поверю, – медленно проговорила я. Дэррмо снял пистолет с предохранителя.

– Считаю до трех.

– Я не могу сказать вам…

– Раз.

– Он убьет меня!

– Два.

Я подхватила, взяв на себя роль доброго следователя:

– Мы можем взять вас под охрану.

– От него? – воскликнул Мюллер. – Вы совсем идиоты?

– Три!

Мюллер закрыл глаза, его затрясло. Дэррмо опустил пистолет. Вариант не сработал. Внезапно мне в голову пришла мысль.

– У него больше нет рукописи, правильно?

Мюллер открыл глаза и посмотрел на меня. Значит, я угадала.

– Майкрофт уничтожил ее? – продолжала я, вычислив, что мог сделать – и сделал – в такой ситуации мой дядя.

– Так и было? – спросил Джек Дэррмо.

Мюллер не ответил.

– Он захочет найти альтернативу, – заметил Пшикс.

– На свете тысячи рукописей, – пробормотал Дэррмо. – За всеми не уследишь. Какая будет следующей?

– Я не могу сказать, – заикаясь, ответил Мюллер. Решимость его слабела на глазах. – Он меня убьет.

– Он убьет вас, когда узнает, что вы рассказали нам о том, что Майкрофт уничтожил рукопись «Чезлвита», – ровным голосом сообщила я.

– Но я же не…

– А вот этого он не узнает. Мы можем вас защитить, Мюллер, но мы должны схватить Аида. Где он?

Мюллер по очереди посмотрел на всех нас.

– Защита? – заикаясь, пробормотал он. – Для этого понадобится не меньше армии.

– Я могу ее предоставить, – заверил его Дэррмо. Позже он прославился своим умением использовать правду крайне экономно. – «Голиаф» не поскупится.

– Хорошо… я скажу вам.

Он посмотрел на нас, отер лоб, который внезапно покрылся блестящими каплями пота.

– Тут не слишком жарко? – спросил он.

– Нет, – ответил Дэррмо. – Где Аид?

– Ладно, он в… в…

Фраза оборвалась на полуслове. Лицо Мюллера исказилось от страха, тело изогнулось от боли в пояснице. Он закричал.

– Быстро говорите! – заорал Дэррмо, притянув беднягу за лацканы.

– Пен-дерин! – вопил тот. – Он в…

– Дальше! – ревел Дэррмо. – Пендеринов тысячи!

– Дгввести! – верещал Мюллер. – Вввести… ааааа!

– Какие двести? Я с тобой не в игрушки играю! – орал Дэррмо, яростно тряся Мюллера. – Говори прямо, или голыми руками порву, прямо сейчас!

Но Мюллер был уже не способен воспринимать угрозы. Корчась в агонии, он с диким визгом упал на пол.

– Врача! – выкрикнула я, падая на пол рядом с Мюллером.

Рот его был раззявлен в безмолвном вопле, глаза лезли из орбит. В нос мне ударил запах горящих тряпок. Я отскочила, а из спины Мюллера вырвался шар пламени. Затем Мюллер вспыхнул весь, целиком, и мы поспешно попятились от нестерпимого жара, который испепелил арестованного в считанные минуты.

– Черт! – ругнулся Дэррмо, когда мерзкий едкий дым улетучился.

Мюллер лежал на полу кучкой углей. Даже для опознания ничего не осталось.

– Аид, – прошептала я. – Что-то вроде встроенного самоуничтожителя. Как только Мюллер стал болтать, оно и сработало. Очень чистая работа.

– Впечатление такое, что вы чуть ли не восхищаетесь им, мисс Нонетот!

– Ничего не могу поделать, – пожала я плечами. – Ахерон – словно акула, он стал почти совершенным хищником. Я никогда не охотилась на крупную дичь и не буду, но азарт охоты мне близок. Первым делом, – сказала я, не обращая внимания на дымящуюся кучку пепла, которая недавно была Мюллером, – надо утроить охрану во всех местах, где хранятся ценные рукописи. А потом начнем искать этот самый Пендерин.

– Я займусь этим, – сказал Пшикс, наконец дождавшийся предлога, чтобы убраться отсюда.

Мы с Дэррмо переглянулись.

– Похоже, мы на одной стороне, мисс Нонетот.

– Увы, – презрительно бросила я. – Вы хотите получить Прозопортал. Я хочу вернуть дядю. Чтобы каждый из нас добился своего, Ахерон должен быть уничтожен. До тех пор мы работаем вместе.

– Полезный и счастливый союз, – ответил Дэррмо, с совершенно не выражавшим восторга лицом.

Я ткнула пальцем в его галстук.

– Усвойте одно, мистер Дэррмо. Может, за вами и сила, но за мной – правда. Поверьте мне, когда я говорю, что пойду на все ради защиты своей семьи, я это сделаю. Вы поняли?

Взгляд Дэррмо был очень, очень холоден.

– Не пытайтесь угрожать мне, мисс Нонетот. Я могу перевести вас литтективом в Леруик, в самое захолустье, а вы и глазом моргнуть не успеете. Вы здесь потому, что хорошо делаете свое дело. Кстати, я тоже. Мы похожи куда больше, чем вы думаете. До свидания, мисс Нонетот.

Краткий поиск по Уэльсу дал нам не двести, но 84 Пендерина – это если брать города и деревни. Улиц было в два раза больше, еще столько же – пабов, клубов и ассоциаций. Не удивительно, что их оказалось так много: Дик Пендерин был казнен в 1831 году за то, что якобы ранил солдата во время Мертирского восстания, – он был невиновен, а потому оказался первым мучеником валлийского возрождения и в каком-то смысле символом борьбы за республику. Даже если «Голиаф» и сможет проникнуть в Уэльс, они не будут знать, с какого Пендерина начать. А поиски займут уйму времени. Усталая, я возвращалась домой, в «Finis». Взяла из гаража машину: в ней умудрились сменить ведущий мост, втиснуть новый мотор и заделать дырки в корпусе. Я ехала, а над моей головой медленно поднимался дирижабль класса «клипер». Сгущались сумерки, сигнальные огни подсвечивали бока огромного воздушного корабля, лениво мерцавшего в вечернем небе. Элегантное зрелище. Десять винтов вращались с ритмичным гудением. Днем дирижабль мог бы затмить солнце.

Я вошла в вестибюль. Мильтоновский кон закончился, и Лиз приветствовала меня скорее как друга, а не гостя.

– Добрый вечер, мисс Нонетот. Все в порядке?

– Да не совсем, – улыбнулась я. – Но все равно спасибо.

– Вечером привезли вашего дронта, – сказала Лиз. – Он в вольере номер пять. Новости расходятся быстро – суиндонские фэны дронтов тут уже побывали. Они говорят, что это очень редкая версия – один что-то там. Они просили, чтобы вы им позвонили.

– Он один-два, – рассеянно прошептала я. Сейчас мне было не до дронтов. Я молча стояла у стойки.

Лиз почувствовала мою нерешительность.

– Могу я вам помочь?

– Мистер Парк-Лейн не звонил?

– Нет. А должен был?

– Да вообще-то нет. На случай, если он позвонит, я буду у себя в комнате или в «Чеширском коте». А если вы меня не найдете, то попросите его перезвонить через полчаса, ладно?

– А почему вы просто не пошлете ему открытку с просьбой прийти?

– Господи, неужто все так очевидно?

Лиз кивнула.

– Он женится.

– Не на вас?

– Нет.

– Печально.

– И мне тоже. А вас никто никогда не просил выйти замуж?

– Просил, конечно.

– И что вы сказали?

– Я сказала: когда выйдешь, попроси еще раз.

– И попросил?

– Нет.

Я навестила Пиквика, который вроде бы уютно устроился. При виде меня он радостно защелкал клювом. Наперекор теории экспертов, дронты оказались на удивление сообразительными и разумными – неуклюжая легендарная птица была совсем другой. Я дала ему арахиса и под плащом протащила к себе в комнату. Не то чтобы вольера была грязной или неприятной, я просто не хотела оставлять его в одиночестве. Я положила в ванной его любимый коврик, чтобы он мог поспать, и постелила там газеты. Потом сказала, что хочу завтра отвезти его к моей матери, и оставила его любоваться из окна машинами на парковке.

– Добрый вечер, мисс, – сказал бармен в «Чеширском коте». – Чем ворон похож на письменный стол?

– Тем, что в слове «оба» есть буква «б».

– Отлично. Половинку «Ворчуна»?

– Шутите? Джин с тоником. Двойной.

Он улыбнулся и вернулся к своим стекляшкам.

– Полиция?

– ТИПА.

– Литтектив?

– Угу.

Я взяла свой стакан.

– А я учился на литтектива, – задумчиво сказал он. – До кадета дошел.

– Что случилось?

– Моя девушка была воинствующей марловианкой. Переделала несколько «Говорящих Уиллов» так, что они стали читать «Тамерлана» Марло. Когда она попалась, к делу приплели и меня. Вот так. Меня даже в армию не взяли.

– Как вас зовут?

– Крис.

– Четверг.

Мы пожали друг другу руки.

– Я могу говорить только за себя, Крис, но я отслужила в армии и служу в ТИПА-Сети, так что скажи своей девушке спасибо.

– Я и говорю, – поторопился уверить Крис. – Каждый день. Теперь мы женаты, и у нас двое детишек. По вечерам я работаю в баре, а днем – директором суиндонского отделения Общества Кита Марло. У нас около четырех тысяч членов. Неплохо для елизаветинского фальшивомонетчика, убийцы, игрока и безбожника.

– Есть люди, которые утверждают, будто бы он написал пьесы, приписываемые Шекспиру.

Крис растерялся. Его охватили подозрения.

– Не думаю, что имеет смысл обсуждать это с литтективом.

– Споры не противозаконны, Крис. Мы что, по-твоему, полиция мыслей?

– А разве этим не ТИПА-2 занимается?

– Так что там насчет Марло?

Крис заговорил шепотом:

– Ладно. Я считаю, что Марло мог написать эти пьесы. Он, несомненно, был блестящим драматургом, об этом свидетельствуют его «Фауст», «Тамерлан» и «Эдуард II». Он был единственным человеком своего времени, который мог бы это сделать. Забудьте о Бэконе и Оксфорде – им до Марло как до луны.

– Но Марло был убит в тысяча пятьсот девяносто третьем году, – медленно ответила я. – Большая часть пьес написана после этой даты.

Крис испытующе посмотрел на меня и заговорил еще тише:

– Конечно. Если он действительно был убит в тот день.

– Не поняла?

– Возможно, его смерть была инсценирована.

– Зачем?

Крис глубоко вздохнул. Уж в этом вопросе он разбирался.

– Вспомните: королева Елизавета была протестанткой. Атеизм, как и папизм, ниспровергает авторитет протестантской церкви и самой королевы как ее главы.

– Государственная измена, – пробормотала я. – Карается смертной казнью.

– Вот именно. В апреле девяносто третьего Тайный Совет арестовал некоего Томаса Кида по обвинению в публикации антиправительственного памфлета. При обыске его комнаты были найдены атеистические произведения.

– И что?

– Кид указал на Марло. Сказал, что Марло написал их два года назад, когда они жили вместе. Восемнадцатого мая девяносто третьего года Марло арестовали и допросили. А затем освободили под залог – похоже, просто не хватило доказательств, чтобы отдать его под суд.

– А как же его дружба с Уолсингемом? – спросила я.

– Я к этому и веду. Уолсингем был влиятельной фигурой в тайной полиции, они знали друг друга много лет. С появлением все новых и новых свидетельств против Марло его арест с каждым днем неизбежно приближался. Но утром тридцатого мая Марло был убит в пьяной драке – вроде бы из-за неоплаченного счета.

– Как удачно!

– Более чем. Я уверен, что Уолсингем подстроил убийство своего друга. Три собутыльника Марло были людьми Уолсингема. Коронера подкупили, и Марло скрылся под псевдонимом «Шекспир». Уилл, разорившийся актер, знакомый с Марло еще по труппе «Шордич», наверняка ухватился за шанс подзаработать. И надо полагать, его карьера закончилась, когда Марло и вправду умер.

– Интересная теория. Но разве «Венеру и Адониса» не напечатали за несколько месяцев до смерти Марло? До ареста Кида?

Крис закашлялся.

– Хороший вопрос. Могу предположить, что замысел начали воплощать несколько преждевременно – или просто возникла путаница в записях.

Он замолк на мгновение, огляделся по сторонам и еще сильнее понизил голос:

– Только не рассказывайте другим марловианцам. В версии с инсценированной смертью есть и другие нестыковки.

– Я вся внимание.

– Марло был убит на территории, находившейся в юрисдикции королевского коронера. Тело с ножевой раной осматривали шестнадцать присяжных. Подкуп королевского коронера – штука маловероятная. Будь я Уолсингемом, я бы «убил» Марло в какой-нибудь дыре, где подкупить коронера намного легче. А еще – стоило бы подстраховаться и изуродовать тело так, чтобы его невозможно было опознать.

– Что вы говорите!

– Нельзя исключить и такой версии: Уолсингем сам приказал убить Марло, чтобы тот не сказал ничего лишнего. Под пыткой много что болтают, а Марло мог скомпрометировать Уолсингема по уши.

– Ну и что? – спросила я. – А как быть с вечными вопросами – отсутствием весомых свидетельств о жизни Шекспира, о его существовании в двух лицах, о том, наконец, что никто в Стрэтфорде не подозревал о его литературной деятельности?

Крис пожал плечами.

– Не знаю, Четверг. Просто за вычетом Марло в елизаветинском Лондоне не останется ни единого человека, который мог бы написать эти пьесы.

– Какие-нибудь теории есть?

– Никаких. Но елизаветинцы были забавной компанией. Придворные интриги, тайная служба…

– Эпоха перемен…

– Именно. Будем здоровы.

Мы чокнулись, и Крис отошел обслужить очередного клиента. Я с полчасика поиграла на пианино, прежде чем пойти лечь спать. По пути зашла к Лиз. Лондэн так и не позвонил.

27. АИД ВЫБИРАЕТ НОВУЮ РУКОПИСЬ

Я надеялся заполучить рукопись Остин или Троллопа, Теккерея, Филдинга или Свифта. Может, Джонсона, Уэллса или Конан-Дойла. Забавно было бы отыскать Дефо. Но представьте себе мою радость, когда я узнал, что шедевр Бронте «Джен Эйр» выставлен в ее старом доме! Судьба не могла быть щедрее…

Ахерон Аид. Порочность во имя удовольствия и процветания

К нашим рекомендациям по охране в музее Бронте прислушались, и в ту ночь там стояли на страже пятеро вооруженных охранников. Все крепкие йоркширцы, назначенные на этот почетный пост по причине высокоразвитого чувства литературной гордости. Один оставался в комнате, где хранили рукопись, второй дежурил в здании, двое патрулировали снаружи, а пятый сидел в маленькой комнатке за монитором. Не сводя бдительного ока с экранов, он жевал сэндвич с яйцом и луком и, естественно, ничего подозрительного не заметил. Способности Ахерона были засекречены для всех агентств младше Девятки.

Аид вошел с легкостью. Он просто проскользнул в кухонную дверь, вскрыв замок фомкой. Охранник внутри здания шагов Ахерона не услышал. Его скорченное тело позднее было обнаружено под раковиной. Ахерон осторожно поднялся по лестнице, стараясь не шуметь. Вообще-то он мог поднимать какой угодно шум, пистолеты охранников не способны были причинить ему вред, но зачем нарываться? Он медленно прокрался по коридору в комнату, где хранилась рукопись, и заглянул внутрь. Комната была пустой. Охранник почему-то отсутствовал. Аид подошел к боксу из бронестекла и положил на него руку – прямо над книгой. Стекло под его ладонью пошло волнами и потекло; вскоре оно размягчилось настолько, что Аид просунул пальцы внутрь и вцепился в бумажные страницы. Когда он вытащил рукопись, дестабилизированное стекло распрямилось, как резина, и снова затвердело. Единственным свидетельством того, что молекулы перестраивались, осталась легкая рябь на поверхности стекла. Аид триумфально усмехнулся, прочитав на первой странице:

ДЖЕН ЭЙР

Автобиография, написанная Керрером Беллом

Октябрь, 1847

Ахерон намеревался просто похитить книгу, но ему всегда нравилась эта история. Поддавшись соблазну, он начал читать.

Она была открыта на эпизоде, когда Джен Эйр лежит в постели и прислушивается к странному звуку. Где-то совсем рядом звучит низкий сатанинский смех. Убедившись, что его источник находится не в ее комнате, Джен встает и, поспешно задвинув щеколду, кричит:

– Кто там?

В ответ слышатся какие-то стоны, звук удаляющихся шагов, вдали захлопывается дверь. Джен набрасывает на плечи шаль, медленно отодвигает задвижку и осторожно выглядывает в щелку. На ковровой дорожке она видит свечу и замечает, что коридор полон дыма. Скрип приоткрывшейся двери в комнату Рочестера привлекает ее внимание, и тут она замечает тусклое мерцание огня внутри. Джен, забыв обо всем, бросается туда, врывается в горящую комнату Рочестера и пытается разбудить спящего, крича:

– Проснитесь! Проснитесь!

Рочестер не шевелится, и Джен с возрастающей тревогой замечает, что простыни уже тлеют. Она хватает кувшин с водой и выплескивает на постель, потом приносит еще кувшин из своей комнаты. С трудом ей удается залить огонь вокруг кровати, и тут Рочестер, очнувшийся в луже воды, спрашивает:

– Что это, наводнение?

– Нет, сэр, – отвечает она. – Но здесь был пожар. Вставайте, прошу вас, вы залиты водой, я сейчас принесу свечу.

Рочестер не вполне понимает, что происходит.

– Во имя всех фей в христианском мире, скажи: – это вы, Джен Эйр? – спросил он. – Что вы сделали со мной, колдунья? Кто здесь в комнате, кроме вас? Так вы решили утопить меня?

– Повернись. Медленно.

Это произнес уже охранник, отвлекший Ахерона от чтения.

– Как же я ненавижу такие вещи! – возопил он, поворачиваясь к офицеру, который держал его на мушке. – На самом интересном месте!

– Не двигайся и положи рукопись.

Ахерон так и сделал. Охранник отцепил от пояса уоки-токи и поднес к губам.

– Не надо, – тихо сказал Ахерон.

– Да неужто? – уверенно отозвался охранник. – И с какой же стати?

– А с такой, – ответил Ахерон, поймав взгляд охранника и заглянув ему в душу, – что иначе вы никогда не узнаете, почему от вас ушла ваша жена.

Охранник опустил уоки-токи.

– Что ты знаешь про Денизу?

Я провалилась в зыбкий беспокойный сон. Во сне я снова была в Крыму. Меня окружал грохот пушек и металлический лязг, с которым снаряд попадает в боевую машину пехоты. Я даже ощущала в воздухе вкус пыли, кордита и аматола, слышала глухие крики моих товарищей, треск выстрелов и визг вездесущих пуль. Восьмидесятипятимиллиметровые русские пушки били почти в упор, так что целиться им было просто незачем. Того, что тебя убьет, все равно услышать не успеешь. Я снова служила в легкой танковой – возвращалась на поле боя вопреки приказу отступить. Я вела машину по лугу, по остаткам предыдущих сражений. Машину сильно тряхнуло, и крыша над головой лопнула, внутрь ударил луч света, в котором заплясала пыль. Это оказалось неожиданно красиво. Та же незримая рука подняла машину и подбросила ее в воздух. Несколько ярдов мы катились на одной гусенице, потом плюхнулись в обычное положение. Мотор еще работал, управление тоже действовало. Я продолжала двигаться вперед, наплевав на повреждения. И лишь когда я потянулась к рации, поняла, что крышу-то снесло. Это было отрезвляющее открытие, но времени на размышление не оставалось.

Впереди дымились остатки гордости Уэссекских танковых войск – Третьей легкой танковой бригады. Русские восьмидесятипятимиллиметровки замолчали. Теперь доносились лишь звуки ружейной пальбы. Подъехав к ближайшей группе бредущих раненых, я открыла заднюю дверь. Она была смята – ну и черт с ней. Боковую дверь снесло вместе с крышей. Я поспешно подобрала раненых и умирающих солдат – двадцать два человека, – впихнув их в машину, рассчитанную на восьмерых. Все это происходило на фоне непрекращающихся телефонных звонков. Мой брат, без шлема, с окровавленным лицом, помогал укладывать раненых. Он попросил, чтобы я вернулась за ним. Только я отъехала, от брони отрикошетила пуля. Русская пехота перешла в наступление. Телефон по-прежнему звонил. Я поискала в темноте трубку, уронила ее и, ругаясь, стала шарить по полу.

Звонил Безотказэн.

– Все в порядке? – спросил он, чувствуя, что ошибается.

– Все в порядке, – ответила я, поскольку привыкла делать хорошую мину. – Что стряслось?

Я посмотрела на будильник. Было три часа ночи.

– Еще одна рукопись пропала. Только что пришло сообщение. Тот же почерк, что и в случае с «Чезлвитом». Просто вошли и взяли. Два охранника убиты. Один из собственного пистолета.

– «Джен Эйр»?

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал Рочестер.

– Чего?

– Не бери в голову. Хэворт-хаус?

– Час назад.

– Заеду за тобой через двадцать минут.

Не прошло и часа, как мы уже подъезжали к развилке на Ml в Регби. Ночь была ясной и холодной, дорога почти пустая. Я подняла крышу и включила обогрев на всю катушку, но все равно свистело так, словно ветер снаружи пытался ухватиться за складной верх. Я представила, каково вести машину зимой, и меня прошибла дрожь. К пяти утра доберемся до Регби, оттуда будет легче.

– Надеюсь, раскаиваться не придется, – пробормотал Безотказэн. – Брэкстон не обрадуется, когда узнает об этом.

– Всегда, когда люди говорят: «Надеюсь, раскаиваться не придется», им, как правило, раскаиваться приходится, и очень долго. Только слово скажи, и я тебя высажу. Забей на Брэкстона. Забей на «Голиаф», забей на Джека Дэррмо. Некоторые вещи важнее правил и законов. Правительства и стили приходят и уходят, а «Джен Эйр» остается. Я сделаю все, чтобы роман выжил.

Безотказэн ничего не ответил. Работая со мной, подозреваю, он впервые почувствовал, что ему действительно нравится в ТИПА-Сети. Я сбросила газ, чтобы обогнать ползущий грузовик, потом снова прибавила скорость.

– Откуда ты узнала, что я звонил про «Джен Эйр»?

Я немного подумала. Если я не смогу сказать Безотказэну, то не смогу сказать никому. Я достала из кармана платок Рочестера.

– Посмотри на монограмму.

– ЭФР?

– Эдвард Фэйрфакс Рочестер.

Безотказэн с сомнением посмотрел на меня.

– Полегче, Четверг. Я признаю, что я не лучший знаток Бронте, но даже я знаю, что эти люди – не настоящие.

– Настоящий он или нет, я с ним несколько раз встречалась. Еще у меня остался его сюртук.

– Подожди… я еще могу понять устранение Кэверли, но ты-то что несешь? Ты хочешь сказать, что персонаж может вот так запросто спрыгивать со страниц романа?

– Честное слово, я согласна, происходит что-то странное, что-то такое, чего я не могу объяснить. Барьер между мной и Рочестером стал тоньше. И не только он «прыгает» – однажды я сама попала в книгу, когда была маленькой. Я как раз угодила в тот эпизод, где они впервые встречаются. Помнишь?

Вид у Безотказэна сделался глуповатый. Он отвел взгляд и уставился в боковое стекло, за которым пробегала мимо заправочная станция.

– Дешево для неэтилированного.

Я поняла.

– Ты его ни разу не читал, угадала?

– Ну, – замялся он, – просто…

Я рассмеялась.

– Опа! Литтектив, который не читал «Джен Эйр»!

– Ладно-ладно, не сыпь соль на раны. Вместо нее я читал «Грозовой перевал» и «Вильетт». Я собирался и «Джен Эйр» уделить максимум внимания, но, как и многое другое, почему-то вылетело из головы.

– Давай лучше перескажу.

– Наверное, придется, – сварливо отозвался Безотказэн.

В течение следующего часа я пересказывала ему «Джен Эйр», начиная с тревог маленькой сиротки Джен, ее детства у миссис Рид с кузинами и кузеном, потом перешла к ее жизни в Ловуде, ужасной благотворительной школе, которой руководил жестокий ханжа-евангелист. Затем ее добрая подруга Элен Бернс заболевает тифом и умирает, а Джен становится примерной ученицей и, закончив школу, подается в учительницы под руководством своей директрисы, мисс Темпль.

– Джен покидает Ловуд и отправляется в Торнфильд, где ее единственной ученицей становится подопечная Рочестера, Адель.

– Подопечная? – спросил Безотказэн. – То есть?

– Ну, – ответила я, – думаю, это вежливое определение для плода предыдущей романтической связи. Если бы Рочестер жил сегодня, Адель в передовицах «ЖАБ-ньюс» обрыдали бы как дитя любви.

– Но он ведь порядочный человек?

– Да, конечно. Как бы то ни было, Торнфильд оказался приятным местом, правда, чуть странноватым – Джен подозревает, что там творится нечто, о чем все предпочитают помалкивать. Рочестер возвращается домой после трехмесячного отсутствия и оказывается мрачным и властным типом, но на него производит впечатление сила духа Джен, когда девушка спасает его во время странного пожара в спальне. Джен влюбляется в Рочестера, но ей приходится наблюдать, как он ухаживает за Бланш Ингрэм – что-то вроде секс-бомбы девятнадцатого века. Джен уезжает ухаживать за миссис Рид, которая лежит при смерти, а когда она возвращается, Рочестер просит ее руки. За время ее отсутствия он понял, что Джен куда лучше мисс Ингрэм, несмотря на разницу в социальном положении.

– Пока все хорошо.

– Не спеши считать цыплят, еще не осень. Через месяц во время свадебной церемонии приходит адвокат, который заявляет, что Рочестер уже женат и что его первая жена Берта еще жива. Он обвиняет Рочестера в двоеженстве, и это оказывается правдой. Сумасшедшая Берта Рочестер живет в дальней комнате на верхнем этаже Торнфильда под присмотром странноватой Грэйс Пул. Именно она пыталась поджечь Рочестера в спальне несколько месяцев назад. Джен глубоко потрясена – сам представляешь, – а Рочестер пытается оправдать свое поведение тем, что и правда ее любит. Он просит ее уехать с ним в качестве любовницы, но она отказывается. По-прежнему любя его, Джен убегает из Торнфильда и попадает в дом Риверсов, двух сестер и брата, которые оказываются ее кузенами.