Даниэль понимающе кивнула головой. К обращениям о помощи без предварительных церемоний она уже давно привыкла. Правда, сейчас она осталась совсем одна: шевалье д'Эврон уехал во Францию, где, очевидно, занимался тем же, чем сама Даниэль и ее супруг шестью месяцами раньше. Уильям Питт постоянно нуждался в свежей информации из Парижа.

— Прошу вас, объясните, что же все-таки произошло, — мягко прервала Даниэль поток извинений и оправданий.

Наконец старик очень спокойно, стараясь не испугать графиню ужасными подробностями, рассказал, что утром его двенадцатилетняя внучка пошла на базар и попала в очень неприятную историю. Она уже собиралась уходить домой, когда стоявший рядом с ней у прилавка мужчина вдруг громко завопил: «Карманник! Держите вора!» И тут же к ногам девочки упал какой-то тяжелый предмет, оказавшийся золотыми часами. Бедняжку схватили и потащили в суд. Судья весьма благосклонно отнесся к показаниям нескольких свидетелей со стороны «потерпевшего», но наотрез отказался даже выслушать девочку, пытавшуюся на ужасном английском языке доказать свою невиновность. Теперь маленькая Бриджит сидит в Ньюгейтской тюрьме в ожиДанни суда. И нет никого прилично знающего английский язык, кто согласился бы выступить в ее защиту.

Внимательно выслушав всю историю, Даниэль задумалась. Потом встала из-за стола и принялась медленно расхаживать по комнате. Она не знала, как быть. Первым шагом, несомненно, должно стать немедленное освобождение девочки из тюрьмы. Можно было взять ее под залог или дать взятку золотыми соверенами… Но Даниэль не знала, как это делается. Наверное, придется самой поехать в тюрьму. Ужасно, что ее некому сопровождать: шевалье д'Эврон — во Франции, Джулиан с друзьями уехали за город на соревнования по боксу. Последняя надежда оставалась на супруга, однако Даниэль понятия не имела, где он сейчас находится. Каждая минута промедления угрожала жизни Бриджит, не говоря уже о душевной травме, наносимой несчастной девочке.

— Дайте мне час времени, — твердо произнесла Даниэль.

Графиня решила, что поедет одна, если не найдет Джастина. Конечно, этим она нарушит свое обещание, но прогнать несчастную семью от дверей Даниэль не могла. Линтон поймет это, как понимал и все остальное.

Графиня попросила семейство Робертсов подождать в библиотеке, а сама тут же дала указание Бедфорду послать своих людей во все места, где мог находиться граф, и постараться срочно привезти его домой. Среди прочих адресов Даниэль назвала и дом Мейнеринг. Хотя сын Маргарет Эдвард уже полгода служил в какой-то пехотной части, Линтон мог заглянуть к ней на часок по старой дружбе. Одновременно Даниэль быстро переоделась, накинула на плечи плащ и сунула в карман пистолет. Потом снова спустилась в библиотеку и торопливым почерком написала мужу записку, в которой приносила извинения и объясняла положение дел.

Джастина нигде найти не удалось. Даниэль приказала подать к дверям экипаж графа и, затолкав на заднее сиденье Робертсов, уселась впереди сама. На этот раз она решила не делать секрета из цели своей поездки, а наоборот — постараться использовать весь авторитет и власть, которые ей давало положение в свете. Об этом же Даниэль честно написала Линтону.

Если бы только Данни видела выражение лица сидевшего к ней спиной кучера, когда она давала ему адрес! Но это был приказ графини, который надлежало исполнить. Малькольм тронул поводья, и экипаж с фамильным гербом Линтонов на дверцах поехал в направлении Ньюгейтской тюрьмы.

Даниэль решила сначала поговорить с начальником тюрьмы. Однако ворота оказались закрытыми. Охранники не признали в маленькой фигурке в бархатном костюме для верховой езды знатную леди. Тогда Даниэль пригрозила, что пожалуется начальству на их пьянство при исполнении службы. Ворота наконец раскрылись, и юная графиня, попросив своих спутников подождать ее, беспрепятственно прошла во двор тюрьмы.

Начальник показался Даниэль не трезвее своих подчиненных. Его галстук был весь в пятнах, а бриджи и сюртук — до невозможности измятыми. Увидев перед собой невысокую даму, одетую в платье, какого ему никогда раньше не приходилось видеть, он с огромным трудом встал со стула.

— Сидите, умоляю вас! — поспешила успокоить его Даниэль. — Так вам будет удобнее. Я пришла внести залог за некую Бриджит Робертс. Ее привезли в тюрьму рано утром и еще не допрашивали. Если вы назовете мне сумму, устанавливаемую судом в подобных случаях, мы быстро все уладим.

Начальник не имел никакого представления о том, кто такая Бриджит Робертс. Он знал только, что во вверенной ему тюрьме сидит более трехсот женщин. Как они здесь появлялись и куда потом исчезали, его мало интересовало. Одни из них попадали к палачу, другие пересылались по этапу в иные места заключения, остальные постепенно умирали здесь. Те заключенные, которые имели деньги и могли оказать сопротивление своим товаркам по несчастью, получали шанс выжить, остальных ожидала смерть от побоев и недоедания.

Начальник тюрьмы тупо смотрел на нежданную гостью и молчал. Даниэль решила проявить инициативу:

— Если вы сами не помните, как эта Бриджит выглядит, то прикажите привести ее сюда, и

мы закончим это дело. Даниэль сунула руку в карман и вытащила кошелек.

— Я не смогу сделать даже этого, миледи, — жалобно простонал начальник, не отрывая глаз от кошелька. — Мы ее просто там не найдем.

— Тогда я сделаю это сама. Просто идемте со мной и покажите мне камеры.

Это было сказано тоном приказа. Вдобавок на стол начальника тюрьмы легли три золотых соверена. Но когда он потянулся за монетами, Даниэль тут же прикрыла их ладонью:

— Будет еще. И гораздо больше. Я уверена, что для выкупа карманного воришки потребуется немалая сумма. Так что давайте найдем Бриджит и разойдемся к взаимному удовольствию.

Монеты вернулись в кошелек Даниэль. Начальник нервно облизывал губы: он размышлял о том, что, пожалуй, никто не заметит исчезновения одной девчонки среди такого количества заключенных. До суда над этой Бриджит Робертс скорее всего пройдут многие месяцы, а за это время она может умереть, скажем, от тифа. И никому в голову не придет в этом сомневаться. Смерть от болезней или голода была в тюрьмах обычным делом.

Однако сама мысль о посещении женских камер приводила начальника тюрьмы в ужас. Он подумал, понимает ли эта респектабельная дама, заявившая о готовности отыскать девчонку, что говорит? И если нет, то какое впечатление произведет на нее подобное зрелище. Потрясение? Шок? Что ж, пусть так и будет.

Идея так понравилась начальнику, что он тут же с готовностью сказал:

— Хорошо. Я провожу вас до входа в женское отделение тюрьмы, но искать эту девчонку в камерах вы будете сами. И еще: сначала я должен получить залог.

Он с деланной серьезностью перебрал несколько папок с бумагами и, прочитав название на одной из них, воскликнул:

— А, вот она! Бриджит… Как ее?

— Робертс.

— Ну да — Робертс. Залог за нее составит сто гиней.

Даниэль тут же отсчитала всю сумму целиком. Начальник потянулся за деньгами, намереваясь опустить монеты в карман, но графиня вновь накрыла их рукой:

— Нет, господин начальник. Деньги останутся на столе до тех пор, пока я не приведу сюда девочку. Мой кучер с экипажем дожидается у ворот, и если со мной что-нибудь случится, то…

Даниэль не закончила фразу, но как ни был пьян начальник тюрьмы, он все понял. Они молча посмотрели друг на друга и вместе вышли из комнаты.

Женщины содержались в двух общих камерах и двух одиночных. Предполагалось, что «одиночки» предназначены для особо опасных преступниц, но на деле все было совсем иначе. Отбывающие предварительное заключение и мелкие воровки содержались вместе с бандитками и убийцами, приговоренными к смерти. Тюрьма была переполнена, и ни о каком одиночном заключении не могло быть и речи. На Даниэль сразу же дохнуло непереносимым зловонием. При виде хорошо одетой леди и начальника тюрьмы полуголые женщины сгрудились около железной решетки: они о чем-то просили, выкрикивали грязные ругательства, протягивали сквозь решетку худые, как плети, руки. Дети ползали по полу и громко плакали, в то время как их матери спешили посмотреть на представительницу богатой знати, неожиданно возникшую около их грязной клетки.

В камерах не было ни одной кровати, по полу текла отвратительная вонючая жидкость, но в этих условиях женщинам приходилось есть, готовить пищу и спать вместе с детьми, многие из которых еще ни разу не видели дневного света.

Даниэль вспомнила о золотых кольцах у себя на пальцах и полном кошельке в кармане: войти со всем этим в камеру было чистым безумием. Начальник тюрьмы смотрел на графиню с откровенным злорадством, тогда Даниэль обернулась к стоявшему рядом тюремщику:

— Вот вы! Сходите-ка к воротам и приведите сюда моего кучера. Только живее!

Тюремщик посмотрел на начальника, ожидая его согласия, но не дождался даже взгляда и подчинился приказанию строгой дамы. Даниэль же изо всех сил старалась скрыть свою беспомощность. Как можно было отыскать в этой дико орущей толпе двенадцатилетнего обезумевшего от ужаса ребенка?!

Время, прошедшее, пока тюремщик ходил к воротам, показалось Даниэль вечностью. Но вот он наконец появился в сопровождении Малькольма. Огромный рост, богатырские плечи кучера и его внушительная дорогая ливрея придали Даниэль уверенности и произвели должное впечатление на начальника тюрьмы.

— Подержите все это, — приказала Даниэль Малькольму, передавая ему кольца и кошелек. — А теперь прошу отпереть дверь.

— Миледи, вы не должны… Не должны туда входить, — заикаясь пробормотал начальник тюрьмы. Он вдруг впервые подумал о страшных последствиях, которые его ожидают, если что-нибудь вдруг случится с графиней Линтон.

— Но ведь кто-то должен туда войти! — спокойно произнесла Даниэль. — Пошлите одного из своих людей.

— Только не меня! — воскликнул тюремщик, только что приведший Малькольма, и попятился к противоположной от решетки стене. — Они тут же выцарапают мне глаза!

— Не мелите ерунды, — усмехнулась графиня. — Ведь вы постоянно выводите отсюда разных женщин. Кого в суд, кого на свободу, кого для пересылки в другие тюрьмы… Почему же вы сейчас так испугались?

Начальник тюрьмы не стал уточнять, что в подобных случаях тюремщикам помогает целая команда здоровенных парней, числом не меньше полудюжины.

— Отоприте камеру! — звенящим голосом повторила Даниэль при всеобщем гробовом молчании, приготовившись к чему-то страшному, но неизбежному…

Когда Джастин появился в клубе «Уэйтер», к нему сразу подошел маркиз Луден:

— Джастин, ваши слуги носятся по всему Лондону в поисках своего хозяина. Одного из них я видел час назад.

— Серьезно, Джордж? Он не передал вам никакой записки?

— Нет. Он просто спросил, где вас найти. Я посоветовал поискать у Армана Жилара — мастера фехтования, который сейчас дает показательные уроки всему двору.

— Я там действительно был. Посыльный, видимо, просто меня не застал.

Линтон не смог скрыть от друга охватившей его тревоги.

— Извините, Джордж, но я хочу поехать домой и выяснить, почему так срочно потребовалось мое присутствие.

— Конечно, конечно, — кивнул маркиз. — Надеюсь, ничего серьезного не случилось. Леди Данни чувствует себя хорошо?

— Да. Когда я с ней утром разговаривал, все было в порядке. Наверное, Питер написал для меня одну из выдающихся речей и хочет показать, прежде чем отправить в палату лордов.

Линтон старался говорить легко и непринужденно, и маркиз не заметил его волнения.

Когда Томас тронул коляску, та спокойно покатилась через площадь, но граф выхватил у кучера вожжи и, взмахнув бичом, погнал лошадей рысью. У подъезда своего дома Джастин спрыгнул на землю и поспешно дернул за шнурок звонка. Швейцар открыл дверь, и граф быстрым шагом прошел в холл, где его уже ожидал дворецкий.

— Что случилось, Бедфорд?

— Ее светлость оставила вам записку, милорд, и уехала куда-то с тремя французами.

Взяв записку, Линтон прошел в библиотеку. Сердце у него тревожно билось. Когда же граф прочитал послание Даниэль, его охватила ярость, перемешанная с паникой, чего с ним раньше никогда не случалось. Господи, его жена на пятом месяце беременности, одна, без всякого сопровождения, поехала в Ньюгейт! В эту сточную яму, средоточие разврата и преступности! До такого надо было додуматься! Кроме того, Даниэль нарушила свое слово, которому он свято верил. То, что этот обман был не намеренный и Даниэль с помощью слуг искала его по всему городу, для Джастина уже не имело значения. Она нарушила слово! Преступила его запрет, которому должна была беспрекословно повиноваться!

С бледным как мел лицом Джастин вызвал Бедфорда и приказал немедленно подать к подъезду коляску. Не прошло и пяти минут, как лошади уже стояли у ступеней. На козлах сидел Томас и ожидал распоряжений.

— В Ньюгейт! — отрывисто приказал Линтон.

Томас, не привыкший видеть хозяина в таком состоянии, с удивлением обернулся: в этот район Лондона мало кто решался ездить. Граф кивком головы подтвердил приказание, и верный слуга тронул поводья, думая о том, что причиной поездки, несомненно, стала очередная выходка графини. Только она могла привести его светлость в состояние подобного бешенства. Но какой черт понес ее в Ньюгейт?!

Коляска Линтона остановилась у тюрьмы. Экипаж, на котором приехала Даниэль, продолжал стоять на том же месте у ворот. Двое мужчин и женщина отчаянно старались удержать волнующихся лошадей. Это им плохо удавалось. Малькольма же нигде не было видно. Чуть поодаль столпились несколько зевак, пытавшихся давать советы, но не трогавшихся с места, чтобы помочь.

Линтон спрыгнул на землю.

— Попытайтесь их усмирить, — кивнул он Томасу на бивших копытами и мотавших головами лошадей. — Я сейчас пришлю Малькольма.

— Разрешите мне, милорд, — раздался высокий голосок из толпы зевак.

Линтон обернулся и увидел рядом с собой худенького мальчишку в лохмотьях. Он умоляюще смотрел на графа:

— Я очень хорошо умею обращаться с лошадьми, милорд. Позвольте, прошу вас!

Бросившись к экипажу, мальчишка обежал его и, остановившись под самыми головами передних лошадей, стал как-то по-особенному щелкать языком. К общему удивлению, животные навострили уши и тут же успокоились.

— Все будет в порядке, милорд, — сказал Томас. — Парнишка, как видно, хорошо знает это дело. Если эти черти опять начнут бунтовать, то вдвоем мы с ними управимся.

Джастин пошел к воротам, которые на этот раз сразу же открылись настежь. Видимо, утренние события убедили охрану, что к гербу Линтонов на дверцах экипажей надлежит относиться с почтением. А уж к их владельцам, включая исчезнувшую за решеткой женской камеры благородную даму, тем более.

— Вам, верно, нужно в женскую половину? — услужливо спросил один из охранников, увидевший, что граф в нерешительности остановился посреди двора. — Это вон там. Впрочем, ваш нос безошибочно укажет дорогу.

Охранник ткнул большим пальцем налево и рассмеялся. Джастин бросил ему шиллинг и пошел в указанном направлении…

— Отоприте дверь, — уже в третий раз повторила Даниэль, внутренне содрогаясь от страха. — Я не могу тратить целый день на столь утомительное дело.

При этом она подумала, что дело может оказаться не просто утомительным. Начальник тюрьмы посмотрел на молодую графиню с благоговейным страхом и приказал тюремщику открыть дверь камеры.

Даниэль шагнула в темную зловонную клеть, сжимая правой рукой лежавший в кармане пистолет. Дверь с лязгом закрылась за спиной, и она почувствовала себя пленницей Ньюгейтской тюрьмы. Такой же, как эти похожие на одичавших животных женщины, которые хватали ее за одежду и жалобно о чем-то просили. Даниэль подумала, что, пока рядом, хотя уже и с противоположной стороны решетки, находятся Малькольм, начальник тюрьмы и его помощник, ей ничто не угрожает. Но что произойдет через несколько мгновений, когда придется смешаться с толпой полубезумных женщин, многие из которых физически выглядели гораздо сильнее Данни и были значительно выше ростом? И как среди них отыскать поступившую утром двенадцатилетнюю девочку?

— Дайте мне пройти, — приказала Даниэль. — А если поможете найти девочку по имени Бриджит Робертс, я обещаю вас вознаградить.

— Чем, миледи? — раздался голос из темноты, и чья-то грязная рука попыталась схватить ее за кружевной воротничок у самого горла.

— Гинеями, — ответила Даниэль, резко отбросив дерзкую руку.

Омерзительное зловоние и грязь были повсюду; Даниэль чувствовала, что вот-вот начнет задыхаться. И вдруг под сердцем у нее шевельнулось что-то живое. Ребенок! Ее ребенок впервые дал о себе знать здесь, в этой отвратительной клоаке. Данни вдруг подумала о том, что сейчас спасает чье-то чужое дитя, ставя под угрозу жизнь собственного. Ее ребенка… Ребенка Линтона.

— Прочь с дороги! — крикнула она.

Тянувшиеся к ней существа, лишь отдаленно напоминавшие женщин, сразу отступили назад, открыв узкий проход. Даниэль воспользовалась этим и быстро пошла вперед. Толпа за ее спиной вновь сомкнулась, загородив решетку и стоявших за ней трех мужчин. Данни очутилась в сплошном кольце, и тут ее охватил непреодолимый страх, но уже не только за себя…

В самой глубине камеры Даниэль заметила группу полуголых, дрожащих от страха и холода совсем молоденьких женщин. Она выкликнула имя Бриджит, и от группы отделилась худая фигурка в разодранном платье, с покрытым толстым слоем грязи лицом, свалявшимися волосами и потухшими глазами.

— Вы Бриджит Робертс? — спросила Даниэль голосом даже более твердым, чем она желала. Фигурка молча кивнула головой. Даниэль пристально всмотрелась в Бриджит и ужаснулась, увидев, во что превратили бедную девочку всего несколько часов пребывания в этой страшной тюрьме. Но времени на переживания и раздумья не было.

Тотчас же откуда-то из темноты камеры донесся хриплый голос:

— Чем она лучше нас?! Почему миледи берет только ее? — Правильно! — откликнулся другой голос. — Почему берут ее?

— Потому что она не сделала ничего плохого! — резко ответила Даниэль. — Пропустите!

— А что вы хотите сделать для нас, красивая леди? — выкрикнула молодая женщина, выглядевшая на общем фоне почти амазонкой. Она сделала шаг вперед и встала грудь в грудь с Даниэль.

Бриджит отчаянно завизжала, увидев, как женщина срывает шляпку с головы графини, но в ответ раздался только злобный смех:

— Эта вещица стоит немало! А кружева — и того дороже!

И грязная рука с силой рванула на себя ворот жакета Даниэль. Раздался звук треснувшей материи, утонувший в общем диком хохоте.

— За эти вещички можно получить не одну бутылку джина! — продолжала издеваться «амазонка». — Разве не так, подружки?

Даниэль вдруг снова почувствовала себя парижским бродягой. Выбросив вперед ногу, она ударила обидчицу носком сапога по колену, но тут же поняла, что совершила ошибку: кто-то сильно толкнул Даниэль в спину на стоящих впереди женщин. И тут же на нее набросилась вся толпа. Женщины царапались, кусались, били кулаками и ногами, чья-то длинная рука рванула ее за ворот. Одежда затрещала, и все та же рука впилась ногтями в оголившуюся грудь Данни. Только тогда молодая графиня вспомнила про оружие. Держа одной рукой Бриджит, она принялась бешено отбиваться другой от наседавших со всех сторон разъяренных преступниц и, улучив какую-то долю секунды, выхватила из кармана пистолет. Раздался выстрел. Даниэль целилась поверх голов, но в темноте пуля могла кого-нибудь и задеть. Раздался пронзительный визг, и все нападавшие при виде дымящегося оружия дружно повалились на пол. Даниэль понимала: пройдет несколько мгновений, и они поймут, что для следующего выстрела пистолет требуется перезарядить. Поэтому она бросилась в открывшийся перед ней живой коридор, крепко сжимая руку Бриджит, и через несколько секунд очутилась по другую сторону решетки…

…Джастин услышал выстрел, когда входил в здание тюрьмы, и с бешено колотящимся сердцем помчался туда, откуда донесся звук. Добежав до уже запертой решетки камеры, он увидел трех мужчин и собственную супругу — оборванную, в крови, державшую за тонкую ручонку дрожащую от ужаса девочку.

Даниэль находилась в полной прострации и даже в первые секунды не узнала Джастина. Только услышав виноватое бормотание Малькольма: «Милорд, я… я…», графиня обернулась и увидела разъяренное лицо своего супруга.

— Отдайте мне это все, — процедил сквозь зубы Линтон, жестом указывая Малькольму на плащ Даниэль, ее кольца и кошелек, которые тот по-прежнему продолжал держать в руках. — А теперь идите и помогите Томасу управиться с лошадьми. Их у него сейчас целых восемь.

— Слушаюсь, милорд, — с отчаянием в голосе ответил Малькольм и побежал к выходу. Он был твердо уверен, что после сегодняшних событий его непременно уволят без всяких рекомендаций. Но ведь он всего-навсего исполнял приказание! Или ему следовало самому войти в этот ад? По коже честного кучера побежали мурашки…

— Линтон, — сказала Даниэль, смотря на супруга какими-то странными, пустыми глазами и жестом указывая на трясущегося от страха начальника тюрьмы, — я внесла залог за девочку, заплатив этому человеку сто гиней. Подобного подарка он не заслужил. Поэтому вы с полным правом можете потребовать от него вернуть эти деньги. Если, конечно, пожелаете. — Голос Даниэль неожиданно задрожал. — Взгляните, что они сделали с ребенком за четыре часа! Дайте мне плащ.

И, выхватив свой плащ из рук Джастина, Данни накинула его на Бриджит.

— Этот плащ понадобится вам самой, — ледяным тоном сказал Линтон. — Вы только посмотрите на себя!

Он забрал плащ и закутал в него Даниэль, накинув ей на голову капюшон.

— Ребенку будет достаточно простого одеяла. Принесите!

Приказ относился к начальнику тюрьмы. Тот побледнел и виновато пробормотал:

— Я… я… не знаю, есть ли у меня одеяло.

— Тогда отдайте мне ваш сюртук.

Начальник понял, что одежду у него все равно отберут, и, беспрекословно раздевшись, протянул сюртук графу.

— Деньги, — жестко напомнила Даниэль. — Я без них не уйду. Они лежат на столе в кабинете этого мерзавца. Он не получит из них ни пенса. А если откажется принести, то я…

— Замолчите! — прервал ее граф. — Вы будете делать только то, что я вам скажу.

Маленькая Бриджит вдруг закрыла лицо руками и горько зарыдала.

— Посмотрите, что вы с ней сделали! — крикнула Даниэль, с презрением глядя на начальника тюрьмы. — Иди ко мне, малышка. Я сейчас отведу тебя к маме. Она уже давно дожидается за этой стеной. А потом мы все поедем ко мне домой. Там ты отмоешь волосы от всей этой мерзости, а я постараюсь подыскать приличную одежду вместо той, которой ты лишилась. — Даниэль повернулась к мужу: — Сейчас вы заберете у него деньги, и на этом кончим.

— До конца еще очень далеко, Даниэль, — ответил граф с плохо скрываемой угрозой. — Вы можете отдавать любые, какие посчитаете нужными, распоряжения в отношении несчастного ребенка и его семьи. Я же займусь этим… типом. — И он кивнул в сторону начальника тюрьмы. — Ну а затем у меня будет очень серьезный разговор с вами.

Последняя фраза была сказана очень тихо и предназначалась только для ушей Даниэль. Та закусила губу, поняв, что стены воздвигнутого ею здания решительности и самоутверждения начинают рушиться. Рушиться под тяжестью осознания того, что ужас, от которого она несколько минут назад избавилась, неумолимо сменяется страхом перед яростью Линтона. Эта ярость пока еще находилась под его контролем, но грозила в любой момент вырваться наружу. Даниэль смотрела в глаза Джастина со страхом и мольбой, но не увидела в них и намека на снисхождение. Вздохнув, Данни повернулась к Бриджит и, взяв ее снова за руку, направилась через длинный коридор к выходу.

Линтон, сохраняя ледяное самообладание, ни на минуту не забывал о том, через что пришлось пройти его жене. А также о том, что заставило ее рисковать не только собой, но и их будущим ребенком. В какой-то момент весь его гнев вдруг обратился против самого себя: ведь именно он предоставил жене слишком широкую свободу! Он ее муж, а все мужья требуют от своих жен безоговорочного подчинения, таков многовековой уклад. И Даниэль тоже должна была целиком подчиняться своему мужу, то есть ему, Джастину Линтону. Он слишком долгое время был с ней доверчивым, терпимым и добродушно-веселым. Жена же предала его доверие, воспользовавшись готовностью супруга понимать ее всегда и во всем, постоянно прощать ее.

Джастин повернулся и излил весь свой гнев на начальника тюрьмы… Через несколько минут Линтон уже шел через тюремный двор со злополучными ста гинеями в кармане, оставляя далеко позади тот ад, свидетелем которого стал.

Если бы Джастин был способен владеть своими эмоциями, тогда, возможно, на него произвела бы впечатление сцена, происходившая в тот момент у ворот тюрьмы. Бриджит заливалась слезами в объятиях всего своего семейства. Закутанная в плащ Даниэль стояла чуть поодаль. Лошади вели себя смирно под надежным присмотром двух кучеров и мальчишки, который, как оказалось, умел разговаривать с ними на их языке. Вокруг экипажа собралось немало зрителей, которые одобрительными возгласами и слезами умиления выражали свою радость по поводу счастливого воссоединения эмигрантской семьи.

Но графа Джастина Линтона душил гнев, готовый вот-вот вылиться во вспышку ярости. Об умилительной сцене у тюремных ворот он вспомнил гораздо позже, тогда же, когда осознал, что сделала в тот день его супруга. А сейчас граф Линтон возник среди общей радости подобно ангелу мщения, посланному свыше для наказания собственной жены. Он с мрачным видом рассадил Робертсов в экипаже, а сам сел в коляску рядом с унылой женой, на которую даже ни разу не посмотрел. Малькольму было ведено следовать за ними на Гросвенор-сквер, а мальчишке, продемонстрировавшему столь редкое умение обращаться с лошадьми, сказали, что если он хочет получить работу на конюшне графа, пусть едет вместе с Малькольмом. Радости юнца не было предела, когда он вскарабкался на козлы и уселся рядом с возницей самого графа Линтона…

Коляска подкатила к парадному входу дома и остановилась. Тут же подъехал и экипаж с Робертсами. Граф спрыгнул на землю, поднял с сиденья жену и, несмотря на ее протесты, перенес на руках в холл.

— Бедфорд, — сразу же приказал он дворецкому, — срочно пошлите за доктором Стюартом.

— Слушаюсь, милорд.

— Джастин, я не хочу видеть доктора Стюарта! — запротестовала Даниэль, как только Линтон принес ее в спальню и позволил встать на ноги.

— Меня абсолютно не интересует, чего вы хотите, а чего нет, мадам, — с подчеркнутой холодностью ответил граф. — Молли, принесите, пожалуйста, горячей воды, полотенца, мази и все дезинфицирующие средства, какие есть в доме. И поскорее.

Молли, понимая, какая буря может разразиться над головой ее госпожи, сделала реверанс и бросилась вон из комнаты подальше от хозяина, чье угрюмое лицо не предвещало ничего хорошего.

Джастин швырнул на стул плащ, все еще поддерживая Даниэль за локоть, посмотрел на нее критическим взглядом и сказал с выражением крайнего неудовольствия:

— Вы отвратительно выглядите. Взгляните-ка на себя!

В его голосе звучало сдерживаемое бешенство. Линтон схватил жену за руку и чуть ли не насильно подтащил к зеркалу. Даниэль тут же отвернулась, чтобы не видеть растрепанное, грязное существо с до крови расцарапанными лицом и грудью, огромными синяками на лбу, под левым глазом и на спине, в разорванном жакете и нижнем белье.

Джастин подошел к супруге, сорвал с нее остатки одежды и бросил их на пол.

— Немедленно в постель! — проскрежетал он.

Даниэль подчинилась и, спотыкаясь, побрела к кровати, думая о том, что бы такое сказать, дабы вернуть интерес супруга к этому телу, несомненно, ставшему ему чужим. Но ничего не приходило на ум. Тут дверь открылась, и в комнату, сгибаясь под тяжестью огромного кувшина с горячей водой и других вещей, вошла Молли.

— Поставьте кувшин у кровати, — скомандовал непривычно грубый голос.

Молли повиновалась.

— Благодарю. А теперь заберите все это грязное тряпье и поскорее сожгите.

И граф указал на рваные остатки бывшего костюма графини для верховой езды.

— Потом спуститесь вниз, дождитесь доктора Стюарта и проведите его наверх.

Даниэль, уткнувшаяся лицом в подушку, слышала, как закрылась дверь за единственным другом, который в этот момент у нее оставался. И тогда из ее глаз покатились слезы унижения и страха.

— Это средство болезненно, — сказал Джастин, вытряхивая на полотенце дезинфицирующие снадобья, — но придется потерпеть. Неизвестно, какая гадость была под ногтями тех баб.

Он аккуратно промыл царапины на коже Даниэль, которая стойко выдержала и эту экзекуцию, и проведенный затем Джастином тщательный осмотр каждого сантиметра ее тела в поисках других ран. Затем муж вымыл ее с головы до пят горячей водой, поднимая и сгибая руки и ноги, переворачивая со спины на живот и обратно. Вообще Джастин проделал с дражайшей супругой все операции, подходящие для тряпичной куклы. Даниэль молча терпела. Может быть, потому, что в его действиях не было ничего грубого, а иногда проскальзывала почти что нежность…

Затем Джастин вручил Даниэль ночную рубашку, которую она с готовностью надела, хотя все ее существо протестовало против его холодной, бесстрастной маски и плотно сжатых, тонких губ.

В комнату ворвался доктор Стюарт с многословными и шумными извинениями за опоздание. Ему пришлось принимать роды, но все, слава Богу, завершилось благополучно. А что случилось с леди Линтон? Он говорил шутливым тоном до тех пор, пока не заметил мрачное выражение на лице графа и мертвенную, даже на фоне подушек, бледность графини. Доктор тут же стер с лица улыбку и озабоченно посмотрел на графа.

— Графиня упала с лошади, доктор, — бесстрастным голосом объявил Джастин. — И я очень боюсь за ребенка.

Линтон сделал особое ударение на слове «я», что повергло Даниэль в отчаяние. Как муж мог подумать, что она тоже не переживает за судьбу будущего младенца?! Но, увы, у графа действительно был для этого повод…

Стюарт, ежесекундно перемежая свою речь восклицаниями, попросил у Линтона разрешения осмотреть ее светлость. Джастин, не говоря ни слова, просто сдернул с жены одеяло и сам встал рядом с кроватью. Доктор принялся простукивать живот Даниэль, время от времени спрашивая, не ощущает ли она где-нибудь боли. Потом поинтересовался, не чувствовала ли она шевеления плода: