Сестры Дункан - Шарады любви

Даниэль с отвращением посмотрела на свои черные от грязи ногти на руках и еще более страшные — на ногах, представила себе сумрачное лицо Джастина. Ох, как бы он был сейчас ею недоволен!

А кругом так тихо. Ни звука. Только в траве стрекочут какие-то насекомые. Никого… Лишь высокие деревья и зеленая трава в светлых пятнах от проскальзывающих между листьями солнечных лучей.

Неожиданно решившись, Даниэль встала во весь рост и сбросила с себя одежду. Ей безумно захотелось окунуться в эту студеную ванну за здравие далекого супруга…

Погрузившись в прозрачную чистую воду, правда, слишком мелкую, чтобы закрыть все тело, Даниэль промыла каждую пору и складочку, вычистила грязь из-под ногтей и, нагнувшись, уже окунула в бегущий поток голову…

— Данни, Данни! Куда вы делись?

Это был голос Тони, продиравшегося, ломая ветки, через прибрежные заросли. Даниэль присела посередине ручья, где вода едва закрывала ей бедра. Ситуация казалась такой смешной, что она еле удерживалась от хохота, хотя Тони мог появиться на берегу ручья каждую секунду и увидеть ее сидящей с виноватым видом в ручье, как пресноводная русалка…

— Тони! — негромко крикнула Даниэль. — Погуляйте немного где-нибудь. Я скоро приду.

— Черт побери, где же вы? О Боже! Тысяча извинений! — проговорил заикаясь Тони и стыдливо отвернулся.

— Не надо извиняться, Тони, — крикнула Даниэль ему в спину. — Лучше принесите мою сумку, мне надо надеть свежую рубашку. А старая послужит полотенцем.

Пробормотав что-то утвердительное, Тони исчез за деревьями. Даниэль тотчас выскочила на берег и насухо вытерлась старой рубашкой. Затем натянула на себя бриджи и надела камзол, наглухо его застегнув.

Из-за кустов вновь раздался голос:

— Даниэль?

— Пожалуйста, Тони… Я уже в сравнительно приличном виде. Но все же оставьте сумку на берегу и еще немного погуляйте.

Даниэль быстро выстирала в ручье грязную рубашку, надеясь, что на теплом ночном ветерке она быстро высохнет и, когда понадобится вновь, будет хоть и измятой, но все-таки свежей.

Для Даниэль и ее друзей наступающая ночь должна была стать последней сравнительно безопасной до самого отъезда из Парижа в Бретань. В столице они могли позволить себе пробыть не более двух дней. За это время Даниэль надеялась выяснить, в какой из тюрем заключен шевалье д'Эврон; остальные должны были отыскать д'Эстэфа и собрать небольшую группу эмигрантов, которые хотели бы уехать прямо сейчас. Кроме того, надо было подготовить следующую партию беженцев.

Даниэль рассчитывала до возвращения Линтона побывать во Франции как минимум еще один раз. А потом, если Джастин к ним присоединится, в чем она уже почти не сомневалась, они перегонят из Дувра в Корнуолл «Черную чайку» и будут перевозить эмигрантов большими группами.

Джулиан и Филипп вернулись примерно через час с небольшим, упиваясь своим успехом. Они купили две подводы и так щедро заплатили фермеру, что тот совершенно ошалел от счастья. За целый день удачной торговли капустой и салатом он не выручил бы и половины полученной суммы.

На рассвете, смешавшись с сотнями других фермерских подвод, они въехали в Париж через ворота Святого Антония. Даниэль, правившая первой подводой, уверенно повернула в сторону площади ле Галль. В свою бытность парижским беспризорником она шныряла там между ларьками и повозками, подбирая отбросы фруктов и овощей, выклянчивая хлеб у сердобольных матрон или придерживая под уздцы лошадей за пару су.

Друзья Даниэль знали, что каждому из них предстояло делать, и без лишних слов разместили на площади повозки. Уэстмор и Филипп приготовились торговать, в то время как Джулиан и Тони бросились рыскать по городу в поисках Эстэфа.

Даниэль растворилась в толпе среди тысяч парижских оборванцев и занялась обходом тюрем, где мог содержаться д'Эврон. Надежда на успех у нее была ничтожной, но она считала своим долгом попытаться. И для начала направилась в тюрьмы Ла Форс и Консьержери. Охрана той и другой была чисто условной, а потому проникнуть туда не составило особого труда; отношение бунтовщиков к тюрьмам в то время вообще было не очень серьезным, они предпочитали убивать…

Ни в первой, ни во второй тюрьме д'Эврона не оказалось. Даниэль решила попытать счастья в третьей — Аббэ. В ней содержались в основном аристократы, с которыми не слишком церемонились. Но и эта попытка не увенчалась успехом.

Часы показывали три часа дня, и Даниэль поняла, что пора возвращаться на ле Галль. К этому времени туда должны были подтянуться и остальные. Условились, что, если к назначенному часу все не соберутся, опоздавшего будут ждать не дольше пятнадцати минут. Спустя это время неявившийся считался арестованным, и ему следовало выпутываться самому, не подвергая опасности товарищей. Правда, Даниэль подозревала, что, если схваченной окажется она, друзья проигнорируют эту договоренность и перевернут весь город, чтобы ее отыскать. В результате все непременно угодят либо в Ла Форс, либо в Консьержери, либо даже в тюрьму Шателье, одно название которой приводило в трепет самых закоренелых преступников. Поэтому Даниэль поспешила на условленное место встречи, где и нашла всех своих друзей и графа д'Эстэфа. Тот сначала даже не узнал в возникшей неведомо откуда неряшливой, грязной фигурке графиню Линтон. Ее французский язык также имел мало общего с тем, на котором говорили Сан-Варенны: Эстэф с изумлением слышал совершеннейший жаргон парижских улиц. Когда он попробовал ответить тем же, это выглядело настолько примитивной имитацией, что граф в смущении замолчал.

— Сегодня мы сможем переночевать у графа Сан-Вира, — быстро отрапортовал Джулиан. — Сам он сейчас бежать не собирается, но хотел бы отправить в безопасное место жену и детей. Пока нас здесь не будет, Сан-Вир займется подготовкой следующей группы эмигрантов и одновременно будет распространять информацию о нашей деятельности. Те, кто имеет возможность самостоятельно добраться до Ла-Манша, должны будут сделать это за время нашего отсутствия. Когда «Девушка из мечты» вновь появится у берегов Бретани, они подадут знак капитану Джеку, и он отвезет их в Корнуолл, а затем вернется за нами. В летние месяцы яхта может совершать не меньше двух рейсов за декаду.

— Хорошо, — утвердительно кивнула головой Даниэль. — Вам за эти часы удалось многое сделать. А вот у меня так ничего и не получилось. — Она повернулась к Эстэфу и грустно спросила: — У вас нет никаких возможностей выяснить, где содержат шевалье д'Эврона?

— К сожалению, никаких. Все эти два месяца я постоянно пытался разыскать его и буду продолжать поиски во время вашего отсутствия. Надеюсь обнаружить его живым и готовым сопровождать вас в следующей поездке.

Эстэф был уверен, что это обещание непременно заставит Даниэль снова вернуться во Францию. Он даст ей возможность совершить такое путешествие для организации побега очередной группы эмигрантов, а тем временем выведает у графа де Сан-Вира, кто еще готов покинуть родину, чтобы устроить западню и разом захватить всех. В том числе эту малютку де Сан-Варенн, с которой затем вдоволь наиграется.

— Если мы останемся на ночь в Париже, — тихо сказала Даниэль, — то сможем выехать из города только завтра вечером, после захода солнца. Почему бы не забрать семью графа де Вира сейчас? Мы выгадаем целый день.

— Я бы вздохнул свободнее, если бы мы поскорее отсюда убрались, — отозвался Джулиан. — На улицах Парижа очень неспокойно, какая-то массовая истерия, которая действует мне на нервы. Наверное, то же самое чувствует кот, сунувший лапу в огонь. Улицы заполонены санкюлотами, они толпятся на перекрестках, маршируют по аллеям парков, и я далеко не уверен, что они дружелюбнее настроены к фермерам, нежели к аристократам.

— Нет, — возразила Даниэль, — я не чувствую с их стороны особой враждебности. К тому же мы одеты точно так же, как и они. А сейчас давайте торопиться. Рынок закрывается, и нам необходимо слиться с потоком фермерских повозок, чтобы проскочить через городские ворота.

— Я пойду вперед, — сказал Эстэф, — и предупрежу де Вира, что план изменился. А вы подъезжайте на подводах к концу аллеи, что за этим домом. Там будут ждать участники сегодняшнего побега.

— Хорошо, — согласилась Даниэль. — Через полчаса мы будем там.

В тени окружавшей дом де Вира высокой стены их поджидала маленькая группка оцепеневших от страха беглецов. Сердце Джулиана замерло в груди, когда он увидел младенца на руках графини. Один его несвоевременный крик — и все пропало! К мадам де Вир жались еще двое детей — четырех лет и пяти, с бледными личиками и печальными не по возрасту глазами. Рядом стоял сам граф и с некоторым недоверием смотрел на Данни, которая, спрыгнув с первой повозки, стала раздавать указания. «И этот грязный оборванец собирается спасти мою семью, отвезя ее в какое-то безопасное место!» — думал парижский аристократ. С таким же недоверием отнесся он и к четырем фермерам, один из которых, как бы прочитав его мысли, подмигнул де Виру и чуть заметно кивнул головой.

На какое-то мгновение граф вновь задумался, но тут из-за стены раздались оглушительный гром барабанов и крики: «Да здравствуют патриоты отчизны!» Де Вир обнял жену, детей и принялся рассаживать их по подводам.

— Мадам, — озабоченно сказала Даниэль графине, — вы должны сделать все возможное, чтобы ребенок не кричал, пока мы будем проезжать через городские ворота.

Беглецов накрыли одеялами, поверх которых навалили соломы.

— В следующий раз вы сами поедете с нами, мой друг, — шепнула Даниэль графу, — а продолжать вашу работу здесь будет кто-нибудь другой. Потом настанет его очередь уехать. И так далее. Мы планируем организовать целую цепь таких отъездов.

Де Вир взглянул в покрытое грязью маленькое личико, большие карие глаза, в которых искрился живой ум, прислушался к культурной речи, сразу вызывающей уважение, голосу, так напоминавшему своим нежным звучанием парижские аристократические салоны, и крепко пожал руку «оборванцу»:

— К тому времени вы найдете меня готовым к немедленному отъезду. Будет выковано и очередное звено вашей цепи.

— Прекрасно! Итак, до свидания, граф!

Даниэль вскочила на первую подводу, Джулиан тронул лошадей, и те послушно двинулись в направлении ворот Святого Антония.

На протяжении всего пути до городской стены Даниэль ежеминутно вскакивала с грязного облучка повозки, выкрикивая в толпу задорные шутки на неимоверном жаргоне. Ей отвечали дружным смехом и такими же озорными криками. Тем временем обе повозки смешались с морем им подобных, медленно плывших к городским воротам. Даниэль продолжала заигрывать с толпой, зорко следя за тем, чтобы остальные не вмешивались в эту игру. Ее спутники сохраняли на лицах суровое выражение, не вызывавшее, однако, ни у кого подозрений или неприязни. В конце концов, их ведь принимали за фермеров, возвращавшихся домой после трудного дня, а потому — достойных уважения.

У самых ворот остроумие Даниэль, казалось, достигло апогея. Джулиан не выдержал и предостерегающе посмотрел на нее, однако в ответ услышал только громовой взрыв хохота охранявших ворота гвардейцев. В следующее мгновение обе повозки были уже за городской стеной.

— Слава Богу, пронесло! — с облегчением вздохнула Даниэль. И только тогда все поняли, что до последнего момента она сомневалась в успехе операции. Джулиан про себя решил, что впредь нельзя взваливать на слабые плечи кузины такой непосильный груз ответственности. Конечно, каждый из них играл свою роль, но, кроме истории с покупкой подвод, они во всем следовали указаниям Даниэль, которые та давала с неизменной улыбкой на лице. Джулиан подумал, что Джастин никогда бы не поверил в легкость и искренность этой улыбки, он увидел бы все, что за ней скрывалось…

— Перебирайтесь в конец подводы и постарайтесь спокойно заснуть, — тихо сказал он Даниэль. — Мы не можем остановиться на ночлег, пока не отъедем от Парижа хотя бы миль на двадцать. Хорошо, что лошади за день хорошо отдохнули и должны выдержать трудный переход.

— Но я могу вам понадобиться, — неуверенно прошептала в ответ Даниэль, оглянувшись на манившую к себе мягкую солому.

— Я не хотел бы вас обижать, мадам, — раздраженно сказал Джулиан, — но кое-что мы можем вполне успешно делать самостоятельно. По крайней мере, на протяжении нескольких часов.

Даниэль удовлетворенно усмехнулась:

— Что ж, пусть так! Мне действительно надо чуть-чуть отдохнуть, но не больше чем один час. Этого времени мне хватит, чтобы вновь стать свежей и полной сил. Вот увидите!

Даниэль переползла в конец повозки и зарылась в солому, попутно приласкав и подбодрив свернувшихся там калачиком детей. Через несколько минут она уже спала сном младенца…

Джулиан и остальные члены группы, на ходу посоветовавшись, решили ехать дальше, пока совсем не стемнеет. За это время они смогут покинуть пределы предместий Парижа, которые охвачены революционным угаром в не меньшей степени, чем сама столица. Останавливаться в расположенных неподалеку от города гостиницах тоже было небезопасно.

…Даниэль проснулась среди ночи, долго смотрела на нависшие над ее головой кроны деревьев и не могла понять, где находится. Но постепенно события минувшего дня стали вырисовываться в ее памяти, и одновременно давало знать о себе чувство голода. Даниэль приподнялась на локте и огляделась. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела слабо тлеющий в нескольких шагах от повозки костер. Вокруг него расположились четверо ее друзей. Чуть подальше над двумя завернутыми в одеяло и лежавшими на мягком мху маленькими свертками заботливо склонилась чья-то длинная тень, баюкавшая поочередно то один, то другой.

— А, Даниэль! Наконец-то вы проснулись, — донесся до нее голос Филиппа. — Мы решили устроить короткий привал. И, как видите, готовы угостить вас отличной тушеной крольчатиной.

— Неужели я так долго спала? — спросила Даниэль, разглядывая отменный ужин, на приготовление которого должно было уйти немало времени. — Где мы сейчас?

— Около сорока миль от Парижа, — ответил на этот раз Тони. — А проспали вы шесть часов. Все это время мы ехали очень быстро. Спускайтесь к нам и поужинайте. Джулиан проявил редкие кулинарные способности в приготовлении кролика. Кроме того, у нас здесь полно овощей.

— Кто вас научил готовить кроличье жаркое, Джулиан? — заинтересованно спросила Даниэль, жадно втягивая носом соблазнительный аромат. Она слезла с повозки и присоединилась к сидевшим вокруг костра. Тони тут же преподнес ей чудесный кусок жареного мяса.

— Вы не ответили мне, Джулиан, кто же все-таки обучил вас кулинарному искусству?

— Джон из Дейнсбери. Он был настоящим кудесником как в обращении с лошадьми, так и в приготовлении разных вкусных вещей. Меня — тогда еще совсем мальчишку — Джон за что-то очень любил и обучил всему,

что сам умел. В том числе готовить кроличье жаркое.

Даниэль с пониманием кивнула головой, соскабливая остатки жаркого со дна глиняной чашки. О том, где удалось раздобыть эти чашки, котелок и всякую прочую кухонную утварь, она не стала спрашивать. Покончив наконец с трапезой и опрокинувшись на спину, графиня Линтон с блаженным ощущением сытости разлеглась на моховом ковре, а ее друзья незаметно переглянулись и удовлетворенно кивнули друг другу.

— А как семья? — спросила Даниэль. — Они сумели хоть чуть-чуть отдохнуть?

— Графиня очень здравомыслящая женщина, — приглушенным голосом ответил Тони. — Она, конечно, волнуется за своего мужа, но главное для нее — дети.

И Тони чуть заметно кивнул в сторону мадам де Вир, баюкающей своих крошек.

Даниэль промолчала. Она тоже очень боялась за жизнь супруга, но покинула своего ребенка. Их ребенка… Конечно, ее сыну не угрожала физическая расправа, однако она пошла на риск сделать его сиротой. А что еще ей оставалось делать в сложившейся ситуации? В отличие от графини де Вир Даниэль не ощущала себя только матерью. Даже если семена материнства были посеяны в ее душе от рождения, их не поливали, не растили, о них не заботились… Сейчас она размышляла об этом и о своем будущем, об опасностях, которым себя подвергала, и старалась подавить растущий в душе панический страх при мысли о том, как ее последние поступки могут отразиться на судьбе сына и мужа…

Глава 21

— Успокойся, Ники! Твоя мама скоро вернется!

Даниэль стояла на пристани в Мервенуэе рядом с мадам Марч, держа на руках сына. Еще один шаг, и она очутится на палубе «Девушки из мечты», готовой ко второму плаванию к неприятельским берегам. Да, теперь Даниэль де Сан-Варенн ступит на землю своей родины как враг и шпион и будет бороться против нового режима, оказавшегося такой же тиранией, как и власть короля Людовика XVI. Даниэль одинаково плохо относилась как к бывшей, так и к нынешней власти во Франции. Но жертвы новой тирании не были для нее недавними тиранами: для Даниэль, повзрослевшей и поумневшей, это были в первую очередь несчастные, попавшие в страшную беду соотечественники. И Даниэль считала своим долгом помогать им по мере своих сил.

Капитан Джек дал команду к отплытию. Даниэль в последний раз поцеловала сына и передала его мадам Марч.

— Пусть все у вас будет хорошо, бабушка, — с болью в голосе сказала она. — Джастин возвратится в мое отсутствие, а нас ждите к началу сентября.

Графиня Марч взяла на руки правнука и горячо поцеловала на прощание свою внучку. Протестовать против ее отъезда было бессмысленно. Оставалось только молиться о скорейшем и благополучном возвращении домой супруга Даниэль, а затем и всей ее группы — тех пяти человек, которые сейчас стояли на палубе яхты и, отчаянно махая руками, посылали ей прощальные приветы. «Девушка из мечты» все дальше отходила от берега, пока совсем не скрылась за мысом…

…Высадившись на побережье Бретани, Даниэль с друзьями без всякого труда нашли своих лошадей и подводы. Там же их встретили несколько человек из следующей группы эмигрантов, подготовленной графом де Виром. Они самостоятельно добрались до далеких северных берегов Франции. На одном из утесов немедленно был разведен сигнальный костер. С яхты спустили шлюпки, доставившие беглецов на борт, после чего «Девушка из мечты» развернулась и взяла курс к берегам Корнуолла.

Путешествие до Парижа обошлось без приключений. Как и в прошлый раз, обе подводы остановились на площади ле Галль. Все пятеро были одеты как санкюлоты — в грязные рубахи, обрезанные снизу бриджи и деревянные башмаки. Даниэль снова смешалась с толпой, надеясь побольше разузнать о происходящих в столице событиях. Джулиан и Уэстмор занялись поисками Эстэфа. Тони же направился к графу де Виру.

Даниэль сразу же отметила, что волнений на улицах Парижа стало еще больше. Новости сыпались на нее со всех сторон. Казалось, что парижане уже потеряли способность сдерживаться и окончательно распустили языки.

Вечером она незаметно пробралась в одну из таверн на памятной Фобур Сент-Оноре. Там только что распечатали очередной бочонок вина, и все посетители расселись по лавкам вдоль длинного стола. Даниэль не мешкая подсела с краю.

Это была судьбоносная для страны ночь на 9 августа. Национальное собрание наконец оказалось в руках мятежных республиканцев. Каждую минуту в таверну входили все новые люди и приносили новость за новостью. Даниэль внимательно слушала, нервно постукивая по полу каблучками. Напряжение все возрастало. Неожиданно кто-то крикнул: «Граждане! На Тюильри!» Клич был подхвачен десятками глоток, и все бросились на улицу. Даниэль последовала за ними, и ее звонкий голосок присоединился к общему хору, певшему какую-то революционную песню. Толпа вывалилась на центральную улицу и присоединилась к многотысячной массе людей, двигавшейся в сторону Тюильрийского дворца. Цель у всех была одна: уничтожить королевский гарнизон и захватить монарха.

Пока король прятался во дворце, взбунтовавшаяся толпа убивала защищавших Тюильри швейцарских гвардейцев, которым слишком поздно предложили сложить оружие. Даниэль тщетно пыталась вырваться из общей массы. Любой жест, который мог быть истолкован как выражение одобрения роялистам, грозил немедленной расправой. Даниэль смирилась и тоже стала изображать из себя возмущенного республиканца.

Так продолжалось до тех пор, пока уличные страсти сами по себе не улеглись. Тогда она незаметно проскользнула в ближайший переулок и благополучно добралась до особняка графа де Вира.

Ворота были распахнуты настежь, что выглядело зловещим предзнаменованием, но после того, что Даниэль успела увидеть этой ночью, она ничему не удивлялась. Тем более что обе повозки, груженные соломой, уже стояли во дворе. Здесь же дожидались остальные члены группы вместе с Эстэфом, графом де Виром и стоявшими с мрачными лицами у стены будущими эмигрантами.

— Нам надо немедленно уезжать отсюда, — взволнованно проговорила Даниэль. — Не теряя ни минуты. Смешаемся с толпой и дождемся рассвета, а потом попытаемся днем проскочить через заставы. — Она повернулась к стоящим у стены: — Прошу, решите сами, кто из вас поедет с нами.

— Все уже решено, — ответил де Вир. — Вы забираете женщин и детей из этих трех семей, а мы пока останемся здесь и попытаемся самостоятельно добраться до побережья Бретани.

— Хорошо.

Эстэф в бешенстве сжал зубы. Они намерены уехать уже утром! Значит, его план снова рухнул. А как все было великолепно задумано! Эстэф намеревался со своими людьми ехать за беглецами до самой Бретани, а там в самый последний момент схватить всех разом на месте преступления и передать в руки революционного правосудия как предателей и английских шпионов. Этим он в очередной раз продемонстрировал бы свою преданность революции. Затем он собирался задержаться на время в Бретани и вдоволь насладиться юной графиней Линтон, дожидаясь, когда туда непременно пожалует и граф Джастин. Он нашел бы их обоих, это не трудно устроить. Последовала бы дуэль и гибель Линтона. Затем Эстэф с юной вдовой вернулся бы в Париж и передал главу английской диверсионной группы в руки мадам Гильотины.

Но после сегодняшних ночных событий Эстэф уже не мог уехать из Парижа. Он должен был остаться здесь, чтобы не пропустить решающего события, которое могло произойти со дня на день.

Черт побери! Придется ждать нового приезда Даниэль и ее друзей. Впрочем, зачем же спешить? Ведь эта пятерка непременно вернется. А пока он бросит на растерзание львам нескольких аристократов, имена которых уже успел выведать у де Вира. Остальные эмигранты, напуганные арестами и казнями, начнут делать непродуманные шаги. А он, Эстэф, оставаясь у них вне подозрений, станет поодиночке выдавать одного за другим и посылать на гильотину.

Граф удовлетворенно вздохнул. Этот план выглядел не хуже провалившегося…

Даниэль тем временем раздавала указания:

— Необходимо как можно смелее подъезжать к каждой заставе. События этой ночи дают нам неплохой шанс. Мы будем ехать, открыто размахивая красными знаменами и горланя революционные песни. Когда же нас остановят, станем восторженно рассказывать о кровавых событиях у Тюильрийского дворца. Кстати, неплохо было бы запастись какими-нибудь вещицами оттуда, а еще лучше — вымазаться в крови. Так будет более убедительно.

Наступило общее молчание. Потом Тони решительно сказал:

— Тогда надо немедленно идти ко дворцу.

Все пятеро выскользнули из ворот особняка и слились с ревущей, пьяной, беснующейся толпой. На каждом углу распивали вино, вопили революционные песни и танцевали. Сад Тюильрийского дворца представлял собой кромешный ад. С тех пор как Даниэль выбралась оттуда, озверевшая от кровавых убийств и вина толпа лишь чуть-чуть поредела. Среди трупов швейцарских гвардейцев валялись пьяные горожане, другие с остервенением топтали ногами мертвые и даже еще живые тела. В воздухе стояли дикие вопли, которые даже нельзя было назвать победными.

Даниэль нагнулась над убитым гвардейцем и вымазала свою блузку его кровью. Оглянувшись, она заметила своих друзей, делавших то же самое. Поняв друг друга без слов, все они, прячась за кустами и деревьями, незаметно выбрались из сада. Даниэль была на грани обморока и непременно упала бы, не поддержи ее остальные.

— Мне уже легче, — прошептала Даниэль. — Пойдемте…

Светало. Из-за горизонта показался краешек восходящего солнца. Все пятеро, не сговариваясь, оглянулись на Тюильри. Первые солнечные лучи проникли сквозь листву деревьев, освещая страшную картину только что происшедшей здесь кровавой трагедии. У Даниэль закружилась голова. Джулиан с тревогой посмотрел на нее:

— Вы должны отдохнуть, Данни. Хотя бы часа два.

— Нет. Мы тотчас же едем. Я не успокоюсь, пока не окажусь за воротами этого города. И прошу вас всех, не волнуйтесь. Право же, сил мне не занимать! Надеюсь, вы это уже поняли?

— Мы-то поняли… — протянул Джулиан, — но поймет ли Джастин? Откровенно говоря, я очень надеюсь, что он приедет в Мервенуэй и положит всему этому конец!

— Не говорите глупостей, Джулиан. У нас все согласовано. Я даже уверена, что в следующий раз он будет нас сопровождать.

— Не сердитесь, кузина, — сдался Джулиан. — Пусть будет так, как вы хотите…

…Движение на улицах уже начинало замирать, когда две подводы со спрятанными под соломой беглецами подъехали к городским воротам. Примерно в полумиле от заставы Джулиан и Тони пустили своих лошадей в галоп. Затем все разом остановились и запели самую модную революционную песню, при этом размахивая красными флагами и выставляя напоказ запачканные кровью рубахи.

Гвардейцы, проведшие ночь на посту и ничего не знавшие о происшедших в городе событиях, выбежали навстречу. Даниэль спрыгнула с передней подводы и, вытащив из кармана бутылку с вином, потребовала, чтобы все они выпили «за Республику». Те еще раз посмотрели на окровавленную одежду, усталые лица лжесанкюлотов — и поверили им. К тому же Даниэль принялась красочно описывать события минувшей ночи со всеми подробностями. Ее спутники утвердительно кивали головами. Бутылка ходила по кругу, подогревая общий энтузиазм и доверие гвардейцев.

Лежавшие под соломой беглецы тряслись от страха, каждую секунду ожидая разоблачения. Но вот щелкнул бич, и повозки тронулись. По мере того как подводы набирали скорость, сердца спрятавшихся начинали биться ровнее, дыхание обретало свой обычный ритм…

— Вы зарыли в землю свой талант, Данни, — усмехнулся Джулиан.

— Не понимаю? — подняла на него удивленные глаза Даниэль.

— Ваше место на сцене.

— Да, вы правы. Думаю даже, что эта профессия меня бы увлекла. Но тогда я годилась бы лорду Линтону только в любовницы…

Смех Джулиана далеко разнесся в свежем утреннем воздухе. Другие, слышавшие шутку Даниэль, присоединились к нему. И все же в этом веселье сквозило сильное нервное возбуждение. Впрочем, могло ли быть иначе после оставшейся позади ужасной ночи?..

И вот — они снова в Мервенуэе. Все опасности остались позади, но мысли Даниэль, казалось, продолжали витать где-то далеко.

— Она думает о своем сыне, — уверяла Лавиния Чарльза, когда август сменился сентябрем, а их внучка снова отложила очередную поездку во Францию. Но старая графиня ошибалась. Даниэль ждала мужа. Или хотя бы известий о нем. Граф Марч это отлично понимал и поэтому тут же возразил жене:

— Две недели назад она послала письмо Питту и теперь ждет ответа. Он вот-вот должен прийти.

Большую часть свободного времени Даниэль проводила в розарии, играя с Николасом «в прятки». Оттуда хорошо была видна дорога, на которую графиня Линтон постоянно посматривала. Так было и сегодня. Она сидела на камне, том самом, около которого граф Линтон в свое время сделал предложение шумной дерзкой девчонке. Теперь же здесь играл его сын, поочередно произносивший то английские, то французские слова. Даниэль уже в который раз взглянула на дорогу и вдруг увидела одинокого всадника, направлявшегося к их дому. Издали трудно было разглядеть его фигуру, а тем более лицо, но сердцем Даниэль поняла, что это не тот, кого она ждет. Однако могло случиться, что прискакал вестовой от Питта из Лондона и привез какие-то известия о Джастине. Плохие или хорошие — это для нее уже почти не имело значения. Главное — знать, что с ним и жив ли он.

Даниэль взяла на руки Николаса и побежала в дом. Оказалось, что всадник действительно привез письмо от премьер-министра. Даниэль взяла конверт и долго не решалась его распечатать. Наконец, собравшись с духом, сломала гербовую печать…

Ничего особенно утешительного послание Уильяма Питта не содержало. Премьер сообщал, что никакими сведениями о судьбе Джастина Линтона пока не располагает. Очевидно, желая поддержать Даниэль, он писал, что прошедшие со дня отъезда графа пять месяцев — еще недостаточный срок, чтобы предаваться отчаянию, но одновременно признавал, что основания для беспокойства уже есть. Еще Питт горячо благодарил графиню Линтон за ценные сведения, которые она сообщила ему после возвращения из Парижа, а в конце письма желал ей оставаться такой же мужественной и следить за своим здоровьем.

В тот вечер ужинали все вместе. Когда принесли десерт, Даниэль обвела взглядом сидевших напротив участников последней поездки и с улыбкой сказала:

— Итак, друзья мои, не пора ли нам совершить следующее путешествие во Францию? Мы его уже давно откладываем, а в рыбацком поселке на берегу Бретани, наверное, нас уже с нетерпением ждут. И могут пасть духом. Уильям Питт пишет, что положение в Париже еще больше ухудшилось, если такое вообще возможно. Королевская семья содержится в одном из замков под стражей, ее судьба зависит от людского милосердия. Мадам Гильотина трудится без устали и требует себе все новых жертв.

— Данни, а что, если мы поедем туда без вас? — очень робко задал вопрос Джулиан, хотя уже знал ответ.

— Нет, — решительно отрезала Даниэль. — Одна я здесь просто сойду с ума! Вы предлагаете мне каждый час карабкаться на утес и жадно смотреть на дорогу? Для этого у меня уже есть Линтон… Как раз сейчас мне просто необходимо поехать в Париж. Нас там ждет большая и опасная работа. Все свои силы и энергию я отдам ей, вместо того чтобы лить слезы о муже и готовиться к трауру.

Над столом повисло молчание. Возразить Даниэль не решился никто…

Через три дня они отплыли от берегов Корнуолла, а на девятый — прибыли в Париж, объявленный столицей новорожденной Французской республики.