Смятение сердца

— Вам нужно немного посидеть, — сказала она, трогая его за рукав.

— Пройдет! — прохрипел он, пытаясь выпрямиться. Ох уж эта мужская гордость, поморщилась Сэйбл.

— Мистер Мак-Кракен, меня мало интересует, пройдет или не пройдет. Хочу предостеречь: свалившись, вы можете расшибить голову еще сильнее, а это только осложнит ситуацию. Сейчас же обопритесь на меня!

Она заставила его подчиниться, буквально ввинтившись плечом ему под мышку. Они двинулись под сень деревьев. Сэйбл шагала с уморительно сосредоточенным видом, уверенная, что и впрямь помогает Хантеру. Тот не мог не улыбнуться, от чего рана на щеке приоткрылась.

— Что это ты раскомандовалась, женщина? Забыла, как опасно дразнить раненого медведя?

— Ласковая рука усмиряет любого зверя, мистер Мак-Кракен.

Сэйбл усмотрела добрый знак в том, что он снова взялся ее поддразнивать. Благодарно сжав ее плечо, он позволил усадить себя спиной к стволу дерева и стянуть с головы шляпу. Присев на корточки и встревоженно хмурясь, она размотала насквозь пропитанный кровью «бинт». Чтобы лучше разглядеть рану, ей пришлось сдвинуть в сторону прядь черных волос, заскорузлую от запекшейся крови.

— Голова кружится?

— Иногда.

— Боль пульсирующая или ноющая?

— Я даже и не знаю, — проникновенно ответил Хантер. — Такое пульсирующее ощущение… в самых неожиданных местах. В основном ниже пояса. Не хотите ли проверить, сестра милосердия?

— Ах, вот как!

Сэйбл вскочила, швырнула шляпу на колени Хантеру и направилась к лейтенанту. Но она улыбалась. Если этот несчастный мог даже думать на эту тему, он уже был в превосходном состоянии, а уж если у него еще и поворачивался язык!..

Ной расседлывал лошадь.

— Лейтенант! — Он повернулся, едва устояв на ногах, но, когда Сэйбл бросилась на помощь, резко выпрямился. — Если вы не против, я осмотрю ваши раны.

— Думаю, они не опасны, — смутился Ной, крутя пуговицу рубашки.

— Предоставьте мне судить об этом, — заявила она тоном, не терпящим возражений. — Садитесь рядом с мистером Мак-Кракеном.

— Так точно, мадам! — отчеканил лейтенант, отдавая честь.

Сэйбл понимала, что инфекция быстро проникает в раны, если их не обработать вовремя. Что касается Хантера, она собиралась поставить ультиматум: никакого лечения, пока на его лице красуется борода.

Но прежде всего нужно было покончить с обычной походной рутиной. Кто знал, сколько времени могло потребоваться на обработку ран? Сэйбл решила оставить это занятие напоследок, а для начала проверила наличие съестных припасов. Их оставалось совсем немного, но об охоте пока не могло быть и речи. Собрав достаточно дров, она благосклонно выслушала советы мужчин по поводу выбора места кострища и тому подобного, но, как только огонь разгорелся, перестала обращать внимание на их комментарии.

Хантер одобрительно следил за всей этой деятельностью. Сэйбл очень кстати вдруг проявила многочисленные таланты, потому что от него сейчас не было никакого толку. Он и стоять-то не мог, не то что хлопотать по хозяйству. Однако чем дальше, тем удивительнее было видеть это хрупкое создание за решением самых разнообразных задач. Вот она расседлала его лошадь, едва не опрокинувшись в костер под тяжестью седла. Хантер и Ной разом нырнули вперед, но не успели еще встать, как Сэйбл выпрямилась и бросила тяжеленное седло на землю, подняв клубы пыли. Расседлав лошадь лейтенанта, она насухо вытерла каждое животное и стреножила их, оставив щипать скудную траву на краю поляны. Интересно, что все это получилось у нее довольно ловко и быстро. Невероятно!

Прошло совсем немного времени — и вот уже мужчины сидели у огня, опираясь на подставленные под спины седла. Несмотря на то, что хлеб заплесневел, оба позволили себя уговорить и съели по куску с сушеным мясом. Тем временем Сэйбл точила нож о широкий кожаный ремень. Все необходимое для врачевания — жестянка с водой, бутылка виски, самодельные бинты — было разложено у ее ног.

— С кого начнем? — спросила она, пробуя остроту ножа кончиком пальца.

— С него, — разом ответили оба, указав друг на друга. Окинув каждого оценивающим взглядом, Сэйбл решила, что Ной находится в более плачевном состоянии.

— Снимите рубашку, лейтенант, — попросила она, против воли краснея: в этих словах было что-то не совсем приличное.

— Вы можете называть меня просто Ной, мадам, — сказал тот с улыбкой.

— Это невозможно, сэр, — ответила Сэйбл непререкаемым тоном. — Правила хорошего тона не одобряют подобной фамильярности.

Она отвернулась. Ной обратил к Хантеру вопросительный взгляд, тот в ответ пожал плечами (весь его правый бок откликнулся на это движение острой болью).

— Мистер Мак-Кракен, ради Бога! — воскликнула Сэйбл, услышав едва слышный возглас боли. — Неужели вы не можете посидеть неподвижно хоть пять минут?

Пропыленные пряди сосульками свисали вокруг ее лица, синяки и царапины покрывали каждый дюйм кожи, одежда являла жалкий вид. Хантер заметил неряшливые мазки на ее шее и предположил, что она пыталась подкрасить ее красной охрой. После мытья руки выглядели более белыми, чем когда-либо (возможно, потому, что он никогда не разглядывал их при свете дня). Не было никаких сомнений, что перед ним белая женщина, получившая подобающее воспитание. В этот образ все ее слова и поступки вписывались идеально.

Он смотрел так пристально, что Сэйбл ощутила сильнейшую неловкость. Она приписала этот взгляд болезненному состоянию Хантера, и на лице ее отразилась тревога.

— Вы уверены, что сможете продержаться еще четверть часа?

— Ну конечно.

«Это взгляд женщины, которой ты небезразличен… Мечтатель! Точно так же она смотрит и на лейтенанта. Просто она милосердна по натуре, как уже говорил однажды Кристофер».

Сэйбл отвернулась, тем самым подтвердив правоту рассуждений Хантера, и мягко обратилась к лейтенанту:

— Будет больно, но тут уж ничего не поделаешь.

— Можно узнать, что вы собираетесь делать? — встревожился Ной, с подозрением глядя на нож в ее руке.

— Ваши порезы… они не так глубоки, чтобы можно было наложить швы, но в обработке они все же нуждаются. Мне придется их прижечь, чтобы не произошло заражения.

— Поступайте, как считаете нужным, — вздохнул Ной, опуская на свою израненную грудь взгляд, заранее преисполненный жалости.

Пока лезвие ножа раскалялось на углях, Сэйбл промыла наименее значительные порезы на лбу, запястьях и руках лейтенанта. Оставалось не менее дюжины ожогов и несколько перекрестных резаных ран на груди. До сих пор ей не приходилось иметь дело с ожогами, но здравый смысл подсказывал правильные действия, а серьезность ситуации придавала сил.

Лейтенант выносил боль молча, лишь время от времени издавая невнятное шипение сквозь стиснутые зубы. Работа была медленной, кропотливой. Следовало не только промыть места ожогов от золы и грязи, но и вскрыть каждый волдырь. Несмотря на то, что прикосновения Сэйбл были на удивление осторожными, израненное тело напоминало комок оголенных нервов. Всей силы воли молодого офицера едва хватило, чтобы удержаться от крика, когда на первую из ран полилось огненное виски. Капли алкоголя, красные от крови, закапали на землю. Губы лейтенанта даже не побелели — они стали пепельно-серыми. Однако он так и не издал ни звука до самого конца экзекуции.

Когда Сэйбл подняла нож, раскаленное лезвие отсвечивало красным.

— Гот-товы? — спросила она, нахмурившись, когда голос сорвался.

— Может, лучше мне сделать это? — предложил Хантер.

Она яростно помотала головой. Ной встретился с ее взглядом, отчаянно решительным, и поспешил отвернуться, выразив таким образом свою готовность к очередному испытанию. Его обнаженный торс мелко подрагивал. Боясь, что это зрелище разметает остатки ее мужества, Сэйбл нацелилась на ближайшую рану и прижала к ней горячее лезвие ножа. Раздалось отвратительное шипение, запахло паленой кожей. В следующее мгновение лейтенант отпрянул, глухо застонав. Не замечая слез, часто капающих на подогнутые колени, Сэйбл снова нацелилась ножом. Она чувствовала себя палачом! Этот человек успел столько вынести, а теперь приходилось причинять ему новую боль!

Не дожидаясь просьбы, Хантер молча передавал ей все необходимое для процедуры. Трудно сказать, кто из троих испытал большее облегчение, когда ужасный процесс был наконец закончен.

Ной сделал судорожный выдох, только в этот момент сообразив, что задержал дыхание почти в самом начале, боясь не совладать с собой и закричать от боли. Он был мертвенно-бледен, несмотря на загар, и весь покрыт густой испариной, невзирая на по-зимнему холодный день. Хантер молча протянул ему бутылку. Лейтенант приложился к горлышку и сделал несколько жадных глотков, пока Сэйбл бинтовала его грудь и помогала надеть относительно свежую рубашку. Заметив, как сильно уменьшился уровень жидкости в бутылке, она укоризненно покачала головой, но закупорила и убрала ее, не сказав ни слова. Когда последняя пуговица на рубашке Ноя была застегнута, он просто свалился на спину и отключился.

— Господи! — ахнула Сэйбл, не зная, что делать в подобном случае.

— Ничего, пусть себе лежит, просто накрой его одеялом. Парню пришлось нелегко, и отдых будет кстати.

— Но что, если у него начнется жар? — Сэйбл прикусила нижнюю губу, как делала иногда в моменты тревожного раздумья. — Что, если его будет мучить боль? Может быть, сделать отвар из трав? Вот только я не знаю, какие подойдут.

— Пока ему будет достаточно выпитого виски, — усмехнулся Хантер, — а позже я поищу «соломонову печать» или «собачий язык».

— Нет, не поищете! Вы расскажете мне, как выглядит то и другое. После того как я с вами разберусь, мистер Мак-Кракен, вам будет не до сбора трав.

— Звучит жутковато.

— Так и было задумано, — отрезала Сэйбл. — Пожалуйста, снимите рубашку.

— Только рубашку? Ничего больше?

— Прошу вас воздержаться от непристойных замечаний, мистер Мак-Кракен, — строго сказала Сэйбл, стараясь не выдать смущения. — Меня интересуют ваши ребра, ничего больше. Они могут быть сломаны.

С этими словами она принялась рыться в его седельном мешке. Озадаченный, Хантер следил за этими манипуляциями.

— Со мной все в порядке. Вот разве щека… — Он коснулся раны кончиками пальцев, заставив отвалиться корку свернувшейся крови.

Рана тотчас начала слабо кровоточить. Сэйбл между тем достала что-то из мешка и положила перед Хантером. Увиденное было столь неожиданным, что он не сразу узнал в этом предмете свои бритвенные принадлежности.

— Что у тебя на уме, Фиалковые Глаза? — спросил он с деланным безразличием, отбрасывая рубашку и вновь осторожно откидываясь на седло.

— Устранить источник инфекции, — сладким голосом ответила та. — В этой бороде полно грязи, пыли и крови. Кто знает, возможно, водится и живность. Одним словом, борода — это источник заразы!

Сэйбл говорила тем более мстительным голосом, что взгляд ее сам собой притягивался к голой загорелой груди, так похожей на грудь античной статуи.

— Я выживу и без бритья, — проворчал Хантер с мрачным видом.

— Уж не боитесь ли вы, что я перережу вам горло? — лукаво спросила она, поворачивая наточенное лезвие так, что оно ослепительно блеснуло на солнце.

— Не без того, не без того! — хмыкнул он, вспоминая резкости, которые успел наговорить ей с начала путешествия.

— Волноваться не о чем, я опытный брадобрей, — похвасталась она, энергично помешивая помазком в жестянке. — Мне не раз приходилось брить отца.

— Можно узнать, кто твой отец, Сэйбл?

Рука с кисточкой замерла. Взгляд Сэйбл испуганно заметался, губы задрожали.

— Откуда вы узнали мое имя?

— Я выбрал момент, когда ты засыпала, задал вопрос и получил ответ. — Заметив, что лицо ее болезненно побледнело, Хантер почувствовал себя негодяем. — Не бойся, других вопросов я не задавал.

Она что-то пискнула — звук, очень похожий на крик белки, попавшей в силок. Он заметил, как сильно дрожат пальцы, обмакивающие в теплую воду чистую тряпицу.

— Имя показалось мне довольно необычным для индианки.

— А вы, я вижу, знакомы с большим числом индианок, — огрызнулась Сэйбл, постепенно справляясь с потрясением.

— Это уж точно, знаком, — солгал он.

До сих пор Сэйбл не приходилось испытывать полноценной ревности, и она не была готова к этому чувству, оказавшемуся сродни бешеной ненависти. Поддавшись порыву, она выхватила тряпку из воды и с силой шлепнула ее на лицо Хантеру.

— Близко знаком, — невнятно раздалось из-под тряпки.

«Отвратительный тип!»

В отместку она намочила и шлепнула тряпку еще пару раз так, что только брызги летели. Если Хантер и хотел добавить еще что-нибудь, у него не оказалось возможности. Намыливая бородатую челюсть, Сэйбл так возила помазком, что из него полезли волоски.

— Может, лучше я сам? — предложил Хантер с видом беззащитной, полузамученной жертвы.

— Мистер Мак-Кракен, — вдруг начала она робко, — я… э-э… я прошу вас не обращаться ко мне по имени в присутствии лейтенанта Кирквуда.

— Какого черта?

Хантер был серьезно озадачен. Почему кавалерист, случайно встретившийся им на индейской территории, не имел права знать, как ее зовут? Имя и вправду было редким, но не настолько, чтобы раздувать из этого проблему. Впрочем, оно могло натолкнуть лейтенанта на разного рода предположения. Но на какие именно?

А Сэйбл думала о том, как близко они находятся от форта Макферсон и от железной дороги «Юнион Пасифик». Малейший намек со стороны лейтенанта — и ее местонахождение будет раскрыто (если даже отбросить предположение, что отряд Ноя как раз и был послан в погоню за ней и Маленьким Ястребом).

— Обещайте мне это, мистер Мак-Кракен. Это ведь ничего не будет вам стоить.

— Надеюсь, ты объяснишь мне, в чем дело?

Она почти уступила — таким искренним, таким повелительным был его взгляд. Дни и недели постоянной лжи, подозрений и недоверия утомили ее сильнее, чем сама дорога, и Сэйбл всем существом жаждала открыться, опереться на более сильное плечо. И все же… Хантер Мак-Кракен слишком долго был офицером. Кто мог знать, чью сторону он примет в критической ситуации? Армия охотилась за Черным Волком и, как коршун, набросилась бы на его сына. Маленький Ястреб был, конечно, под присмотром Быстрой Стрелы, который недолюбливал вождя племени сиу. Узнай Хантер все, что бы он сделал? Для начала не отдал бы ей ребенка, а потом и ее сдал в первом же форте?

Что бы она ни испытывала по отношению к проводнику, интересы Маленького Ястреба были важнее.

— Я не могу, — ответила она, понурившись и не замечая горькой усмешки Хантера.

«Она по-прежнему не доверяет мне!»

— В таком случае, Сэйбл, я ничего тебе не должен.

— Тише! — Испуганный взгляд метнулся к спящему лейтенанту. — Умоляю вас, мистер Мак-Кракен!

В лавандовых глазах была такая мука, что он невольно отвел взгляд. Маленькая рука с неожиданной силой сжала его локоть, и это не удивило Хантера. Он знал, какую сумасшедшую силу придает страх человеку слабому. Сэйбл была даже не перепугана — она была в ужасе, словно кто-то невидимый занес над ней нож. При всем богатстве воображения он не мог себе представить, что может привести в такое состояние молодую красивую женщину. Может быть, она похитила ребенка и опасается преследования? Догадка показалась ему нелепой, ведь Сэйбл не убегала от сиу, а, наоборот, возвращалась к ним. Тогда что же она делала среди белых? Жила какое-то время? Гостила у родных или знакомых?

Что, если ее муж — белый, а ребенок родился в результате изнасилования воином сиу? Это звучало достаточно правдоподобно — настолько правдоподобно, что Хантер с трудом подавил ревнивый гнев. Он успел привыкнуть к мысли о муже Сэйбл, смириться с его существованием, но теперь понял, что ни разу не заметил даже намека на то, что этот самый муж ее хоть как-то интересует. К кому она бежала от него? Неужели ей дорог тот, кто наградил ее этим симпатичным мальчуганом? Такой расклад совершенно менял дело!

Впрочем, от кого бы она ни бежала и к кому, с ним, Хантером Мак-Кракеном, ее связывало только деловое соглашение.

— Сделка за сделкой, — прошептал он иронически, наклоняясь вперед вопреки боли во всем теле. — Что ж, Сэйбл, заключим еще одну. Только будь уверена: я ничего не делаю даром.

— Ни минуты в этом не сомневаюсь, — ответила она рассеянно, занятая мыслями о том, не знает ли он больше, чем хочет показать.

Головни в костре рассыпались, разбросав вокруг угли и горячую золу. Ни Сэйбл, ни Хантер даже не вздрогнули.

«Он согласился», — думала она с облегчением. «Другой мужчина!» — раздраженно думал он.

— А теперь я побреюсь сам, — заявил Хантер, протягивая руку за бритвой. — После встряски, которую ты только что пережила, брадобрей из тебя никудышный.

— В таком случае надеюсь, что мне повезет и я отрежу вам язык. То-то наступит спокойная жизнь!

— Кто бы говорил, — буркнул он, невольно улыбнувшись.

Снова взявшись за помазок, Сэйбл вспомнила о Маленьком Ястребе. В ту самую минуту, когда она увидела Хантера в лагере пауни, она догадалась, что малыш остался с Быстрой Стрелой. Что с ним теперь? Здоров ли он, сыт ли? Младенец под присмотром мужчины! Она вознесла пылкую молитву, прося Бога, чтобы метис оказался пригодным для роли няньки. Пусть кто угодно платит за ее ошибки, только не Маленький Ястреб. Конечно, Быстрая Стрела уже понял, что она вовсе не кормящая мать, но догадается ли он использовать бычий пузырь? И потом, куда он мог направится с малышом? Где договорились встретиться он и Хантер? У Сэйбл язык чесался засыпать проводника вопросами, но она боялась, что лейтенант спит недостаточно крепко.

— Разбитое зеркало приносит несчастье.

Выведенная из задумчивости, Сэйбл посмотрела под ноги. Там валялось небольшое зеркальце — к счастью, оно не разбилось.

Оказывается, она сидела, держа его в руках, а Хантер брился самостоятельно. Она понятия не имела, когда он забрал помазок и бритву, но успел он многое. Единственный островок волос оставался на подбородке. Теперь в проводнике невозможно было не узнать кавалерийского офицера, когда-то рисковавшего жизнью ради стопки бумаг и однажды так бесцеремонно появившегося на балу в честь дня ее рождения. При виде таких, как он, чувствительные дамы от восторга лишались чувств, но она, молоденькая и до предела избалованная девчонка, пять лет назад узнала в его объятиях только страх и стыд.

— Почему ты так смотришь?

— Потому что… потому что вы очень изменились.

— К лучшему, или к худшему? — рассеянно спросил Хантер, стирая с лица остатки мыльной пены.

И то, и другое, подумала она. Радость для глаз, горе для сердца.

— Трудно сказать, — отмахнулась Сэйбл, прилагая усилие, чтобы не выдать впечатления, произведенного столь разительной переменой.

Хантер был явно разочарован, и это доставило ей грустное удовлетворение. Как следует сполоснув тряпку, она принесла свежей, очень холодной воды и приложила к ране на щеке холодный компресс. Трудно сказать? Совсем даже не трудно! Оказывается, губы у него красивой формы… Она совсем забыла об этом или, может быть, не заметила тогда, пять лет назад. Очень выразительный рот, решила она со вздохом.

Тем хуже.

Она выдрала длинную прядь волос из головы Хантера (настолько болезненно, насколько сумела), обмакнула в виски. Проделав то же самое с иглой, продела волосы в ушко на манер нитки.

— Кто научил тебя этому?

«Сестра», — ответила Сэйбл, но только мысленно.

— Рот должен быть закрыт! — отрезала она и придвинулась поближе.

Она примерилась так и эдак, не зная точно, куда опереться рукой. Хантер терпеливо ждал. Наконец, когда она уселась на корточки, меряя его оценивающим взглядом, он не выдержал:

— Можешь упираться так, как нужно, я потерплю.

— Я знаю, — ответила она с отсутствующим видом и, прежде чем воспитание успело воспрепятствовать намерению, уселась на Хантера верхом.

Его изумленный взгляд отрезвил ее. Она чуть было не соскочила и не бросилась в смущении прочь, но Хантер удержал ее за талию обеими руками.

— Похоже, на этот раз у тебя не выйдет быть и медсестрой, и леди одновременно.

Процесс бритья растревожил рану, она приоткрылась, возобновилось обильное кровотечение. Сэйбл поняла правоту слов Хантера: если она собиралась помогать ему, общепринятые нормы и правила поведения лучше было отложить на потом. К сожалению, ее смущала не только поза, но и вид вздутой, сочащейся кровью плоти. Вдруг ей станет дурно? Вот если бы это была салфетка, которую требовалось вышить…

Она проткнула кожу иглой. Хантер даже не вздрогнул. Его зрачки были расширены (от сильной боли, конечно), и он не сводил Глаз с ее лица. Стягивая края раны мелкими аккуратными стежками, Сэйбл боролась с желанием всласть поплакать. Что за гордость, думала она с восхищением и состраданием, что за мужество! Чувствуя, как стискивают ее талию горячие ладони, она не сомневалась, что Хантер испытывает ужасные муки.

Она даже не подозревала, до какой степени права. Хантер испытывал все муки ада. Вот только рана не имела к ним никакого отношения. По правде сказать, щека так горела и пульсировала, что он едва чувствовал уколы иглы. Зато тело Сэйбл он чувствовал каждой клеточкой. Она сидела лицом к нему, и оставалось только откинуться на спину, чтобы оказаться в одной из наилучших поз для занятия любовью. В этот момент он, как никогда, понимал тщетность попыток держаться подальше от этой женщины. Разве можно держаться подальше от подобного искушения? Его кровь была слишком горяча для того, чтобы следовать доводам рассудка. Смутно надеясь на то, что его рана все спишет, Хантер сжимал теперь уже бедра Сэйбл, с каждым движением еще немного сдвигая вверх ее юбки.

— Постарайтесь не шевелиться, мистер Мак-Кракен, — попросила она голосом, полным жалости. — Я знаю, вам очень больно, но я могу нечаянно попасть в глаз.

Он украдкой бросил взгляд из-под ресниц, проверяя, не разоблачена ли его уловка. Впрочем, ему было совершенно все равно.

Стараясь как можно лучше выполнить работу хирурга, Сэйбл не замечала, что все крепче сжимает ногами его бедра. Ее тело двигалось, терлось о него, и Хантеру казалось, что он чувствует сквозь юбки самое нежное, горячее и вожделенное место на ее теле. Образы, сменявшиеся в его мозгу, были один бесстыднее другого. Обнаженные тела, смуглое и белое; длинные гладкие ноги, обвивающиеся вокруг его бедер; его рука, свободно и смело блуждающая, где ей заблагорассудится…

Если бы можно было прямо сейчас, здесь, опрокинуть ее на землю и воплотить все эти мечтания в жизнь!

Потом, словно чтобы добить его окончательно, его голой груди коснулись твердые вершинки сосков. Хантер осторожно поднял взгляд, стараясь понять, замечает ли Сэйбл, что происходит. Она продолжала шить, от напряжения сильно прикусив нижнюю губу. Судя по всему, у нее устала левая рука, придерживающая края раны, и она уперлась локтем о седло у самой шеи Хантера. Именно поэтому ее груди прижимались теперь к его телу — теплые, мягкие, дышащие учащенно и неровно.

Неожиданно Сэйбл наклонилась перекусить волосяную нить зубами. Их взгляды встретились, и она вздрогнула, ткнувшись ему в щеку коротким подобием поцелуя.

— Вот и все, мистер Мак-Кракен.

— Что, уже? — Он-то надеялся, что это будет длиться и длиться! — Не может быть, чтобы все было сделано!

— Порой я готова придушить вас своими руками, мистер Мак-Кракен, — ответила Сэйбл тоном, в котором ясно слышалось: пора бы вам подумать о своем поведении. — Но это не значит, что я буду мучить вас дольше, чем это необходимо.

Она шевельнулась, собираясь подняться, но ладони Хантера продолжали удерживать ее.

— Ты могла бы не тратить столько времени и сил. На мне все заживает, как на собаке.

— Лучше не испытывать судьбу. И потом, ваши раны — результат моей неосторожности, и я просто обязана была позаботиться о них.

— Я на тебя не в обиде.

— Тогда отпустите меня. — Когда новая попытка освободиться также не увенчалась успехом, Сэйбл перестала притворяться хладнокровной и взмолилась:

— Пожалуйста, не удерживайте меня, мистер Мак-Кракен!

— Ты еще не сказала, что тоже прощаешь меня.

— За что же?

— За то, что не сумел тебя защитить.

Хантер сказал это скорее сурово, чем просительно, но Сэйбл расслышала в его тоне скрытую мольбу, невысказанную потребность в ласковом слове. Все лучшее в ней сразу откликнулось.

— Мы живы, Хантер, остальное не важно, — прошептала она.

Звук собственного имени, впервые произнесенного ее губами, был так странен и трепетен, что хотелось поймать его ртом, отведать на вкус. Ласка, по которой он истосковался за недели, прожитые бок о бок с этой женщиной, светилась в ее глазах и была адресована именно ему. Хантер снова забыл данный себе зарок, забыл намеренно и с готовностью. Прижимаясь к губам цвета спелой вишни, он весь дрожал, дрожь порождала боль, и боль была частью наслаждения.

Сэйбл ответила ему пылко, с ощущением жажды, которая только возрастала. Губы, у него были все еще припухшие — то мягкие, как бархат, и едва прикасающиеся, то сильные и жадные. Рот и язык на вкус отдавали кровью. Она не сознавала, что тихонько стонет, что руки зарываются в волосы, а бедра бесстыдно движутся, чтобы можно было лучше чувствовать растущую выпуклость внизу его живота. Возбуждение перечеркнуло все предписания хорошего тона.

С самой первой секунды Хантер понимал, что зайдет еще дальше, чем уже случалось. Он даже не пытался бороться с собой. Он должен, просто должен был дотронуться до ее грудей, чтобы воплотить хоть одну мечту, созданную разгулявшимся воображением. Протянув руку, он секунду помедлил — и опустил ладонь на часто вздымающийся округлый холм.

Он ожидал возгласа, толчка в грудь, пощечины и готов был принять все это, как заслуженную кару. Но ничего не случилось. Наоборот, Сэйбл прижалась еще теснее, безмолвно предлагая продлить украденную ласку.

Украденную. Все, что бы он ни получил от нее, будет ворованным.

Крошки с чужого стола.

Наслаждение, взятое взаймы.

Глава 16

Хантер оттеснил мрачную тайну своего прошлого, отбросил честь и предписанные обществом правила, которым следовал вопреки участи добровольного отщепенца. В этот момент он готов был жадно схватить каждую брошенную ему подачку, каждый миг наслаждения, которое Сэйбл так безрассудно дарила ему. Она не могла быть всецело его, даже если бы обстоятельства изменились. Он был неподходящей парой, тем более для такой женщины, как она. Что бы она ни чувствовала к нему, это чувство было обречено. Узнав правду, всю до конца, она тотчас отвернулась бы от него. Значит, оставалось пользоваться драгоценным моментом краденого счастья, и это примешивало к наслаждению ярость и тоску. Прикасаться к Сэйбл было все равно что прикасаться к собственным воспаленным ранам, бередить их, будить застарелую боль. Ничего хорошего не могло выйти из радости, замешенной на горечи. Но и назад дороги не было. Прошлое слишком долго держало его в своих темных глубинах, не позволяя чувствовать, желать и любить. Постепенно в душе Хантера образовалась громадная пустота, требующая заполнения. В его душе было слишком много мрачных тайников, и он тем более тянулся к свету, жадно черпая из чистого желания Сэйбл, как из прозрачного источника.

Она была такой живой в его руках и в то же время такой покорной! Звуки, которые она издавала, напоминали то мурлыканье оглаживаемой кошки, то ее хищный крик, Хантер слышал то страстный бессвязный шепот, то стон, и сам что-то шептал в ответ, не задумываясь, что именно. Движения их становились все более исступленными, пока оба не отпрянули с одновременным возгласом боли.

Сэйбл схватилась за затылок обеими руками.

Хантер, морщась, держался за правый бок.

Воспоминание оставалось не только в памяти, но и во всем теле: вкус рта, густота и жесткость черных волос, запах кожи. А еще было ощущение ладони на груди, словно там остался заметный даже на взгляд отпечаток. Что, если бы и она положила руку… Сэйбл отшатнулась от этой непристойной мысли.

Она робко посмотрела на Хантера. Тот не отводил взгляда от ее бедер, оседлавших его. Ленивая, многозначительная улыбка блуждала по его губам. Вспыхнув до корней волос, Сэйбл соскочила с него, точно ошпаренная. Он протянул было руку, чтобы поймать ее и удержать, но сдался боли и снова схватился за бок.

— Что такое, что случилось? — Сразу забыв про смущение, Сэйбл склонилась к Хантеру так резко, что стукнулась подбородком о его темя. — Ой! Простите, ради Бога!

Она легко тронула его ребра с правой стороны. Он содрогнулся.

— У вас есть хоть одно неповрежденное место, мистер Мак-Кракен? — спросила она, сверкая глазами, полными чем-то вроде негодования.

— Ты выглядишь ничуть не лучше, — усмехнулся тот.

— Благодарю, вы очень любезны, — огрызнулась Сэйбл, вздернув подбородок.

Она поднялась, запустив руки в перепутанные волосы. Пропылившись, они потеряли цвет красного дерева, превратившись в тускло-коричневые, но так и остались густейшей гривой, в которой пальцы Сэйбл запутались и потерялись. Посмеиваясь, Хантер мельком посмотрел на свои пальцы и вдруг заметил, что они в крови. Почему? Неужели это ее кровь? Улыбка на его лице сразу померкла.

— А ну-ка, присядь.

Она пропустила приказ мимо ушей, продолжая осторожно ощупывать затылок.

— Сэйбл!

— Вы же обещали! — прошипела она, покосившись на Ноя, который продолжал крепко спать.

Вместо ответа Хантер схватил ее за руку и потянул к себе. Рана была неопасна: рассеченная кожа и порядочная шишка могли со временем зажить — но пока это должно было причинять серьезное неудобство. Он дотянулся до жестянки с водой, намочил кусок ткани и коснулся вздутия под волосами. Сэйбл напряглась, но стояла спокойно, не мешая ему заниматься раной.

— Откуда у нас столько тряпок?

— Это была одна из нижних юбок. — Сэйбл покосилась через плечо, сверкнув глазами сквозь завесу падающих на лицо волос.