— Я не знал, что ты зашел… так далеко. Возможно…

— Возможно что? — спросил Чарли.

Иммерман вздохнул.

— У час на это совсем немного времени. Почти ничего не осталось. Я не имею возможности лично следить за тем, как ты вживаешься в новый образ. Это будет настоящая, подлинная личность, а не просто роль, согласен?

— Со мной будет все в порядке, — ответил Чарли. — Было действительно такое потрясение. Наверно, слишком сильно я вжился в эти свои роли. Я не останавливаюсь на полпути. Я делаю дело надлежащим образом или не делаю вообще. Я справлюсь. Кроме прочего, я умею хорошо приспосабливаться. Много ли вы знаете людей, способных так быстро и плавно переключаться с одного образа на другой? Многие ли смогли бы так легко справиться сразу с семью ролями? Какие проблемы? Мне и восьмая по плечу. На самом деле я ищу новую легенду. Я устал от этой семерки.

Не зашел ли он слишком далеко, стараясь убедить Иммермана в своей способности справиться с новым заданием?

В голове его как будто звучало несколько голосов одновременно. «Я не хочу умирать!» — в один голос кричали его двойники, да так громко, что Чарли всерьез испугался, не услышит ли их Иммерман. Опасаться, естественно, было нечего, но впечатление у него создалось такое, будто комната буквально звенит от их голосов.

— Ты сейчас вернешься к себе на работу, — сказал Иммерман. — Как я уже говорил, один из наших друзей устроил так, что твое отсутствие будет легко объяснить. Имя этого друга — Аманда Траш. Прошу не забыть. Она сказала там, что ты упал в душе, ушиб спину и немного задержишься. Понял? Прекрасно. Я хочу, чтобы ты познакомился со своей новой личностью и убедился в том, что она действительно хорошо продумана. Ты станешь иммигрантом, мои люди позаботятся о том, чтобы в банке данных все было оформлено как следует. Мадж придет к тебе домой вечером, после работы будь дома. Ты скажешь ему, кем хочешь быть. Затем он примет необходимые меры и оставит сообщение для своего Воскресного коллеги. Этот коллега вступит с тобой в контакт. У тебя будет еще один последний день, который ты проживешь в старой роли, — Воскресенье. Если, конечно, не возникнут обстоятельства, которые этому помешают.

Чарли ожидал, что теперь старик отпустит его, но дед, уставившись в одну точку куда-то за его спиной молчал, покусывая губу. Чарли ждал. Сиамский кот тоже вперился в него, довольно громко мурлыкая — Иммерман левой рукой нежно поглаживал ему спину. «Тоже левша, — подумал Чарли, — наверно, я это от него унаследовал. Сразу с обеих сторон».

Минг, несомненно довольный проявлением хозяйской ласки, тем не менее поднялся и, потянувшись, спрыгнул с колен Иммермана. Затем он медленно вышел из комнаты, явно направляясь пс одному из тех таинственных дел, которыми занимаются коты когда их нет дома. Иммерман с любовью посмотрел на него.

— Коты прямо как люди. Во многих аспектах их поведение вполне предсказуемо, но всякий раз, как только ты начинаешь думать, что постиг все премудрости их характера, они выкидывают нечто такое, что предвидеть было совершенно невозможно. Мне нравится думать, что это проявление свободного духа. Мне кажется, — он взглянул на Чарли, — ты не совсем уразумел, о чем речь, что мы пытаемся сделать. Может быть, когда я все объясню, ты не будешь столь страстно сопротивляться пониманию того, что для достижения наших целей время от времени приходится прибегать к насилию.

Ом напряженно заерзал в кресле.

— Родители мне это совершенно четко объяснили.

— Это было очень давно, — сказал Иммерман. — К тому же твой случай совершенно особенный. Поскольку ты живешь в горизонтальном календаре, переходя изо дня в день и каждый раз становясь совершенно другим, новым человеком, ты постепенно утерял свежесть восприятия необычности того положения, в котором находимся все мы, иммеры. Каждая из тех личностей, роли которых ты сыграл, все они старались как можно сильнее подавить воспоминания и свои связи с другими ролями, с образами других дней. Но это отделение всегда было ограниченным и весьма условным — ведь тебе все время приходилось перевоплощаться из одного образа в другой, заметать следы. К тому же время от времени обстоятельства заставляли тебя ощущать, что ты не один, что ты расслоился и сроднился со всеми семью своими двойниками. Хотя и нечасто, но тебе все же приходилось иногда передавать сообщения из одного дня в другой. В последнее время, однако, тебе часто напоминали о том, что ты больше чем просто один человек. Обстоятельства встряхнули тебя, устроили тебе заваруху. Теперь под угрозой каждый из твоих я, все твои полуобразы сталкиваются друг с другом.

— Это все временно, — вставил Чарли. — Я приведу себя в порядок. Со мной все будет хорошо.

— Ты хотел сказать «_с _н_а_м_и_», не так ли? — слегка улыбаясь заметил Иммерман. Сложив руки на коленях, он подался вперед. Пальцы левой руки скользили взад-вперед по ноге, словно он поглаживал спину невидимого кота. — Понимаешь ли, Джеф, то есть я хотел сказать, Чарли, ты — не единственный дэйбрейкер среди нас в больших городах Западного полушария, есть еще по крайней мере дюжина, да еще несколько в Китае. Но ни один из них не вжился в свои роли так глубоко. Никто не _о_т_о_ж_д_е_с_т_в_л_я_л себя с теми личностями, облик которых принял. Все они — просто хорошие актеры. Ты же в своем роде уникален, что-то вроде супердэйбрейкера.

— Я никогда не верил в полумеры, — сказал Чарли.

Иммерман улыбнулся и сплетя пальцы откинулся назад.

— Очень хорошо. Настоящий Иммерман. Но такой же напор и энтузиазм, какой ты проявляешь в своих образах, необходим и в другой твоей роли.

— Вы о чем? — после долгого молчания спросил Ом.

Иммерман почти вонзился в Ома.

— Быть настоящим иммером!

Голова Ома от неожиданности резко откинулась назад, будто кто-то невидимый попытался ткнуть его пальцем в глаз.

— Но я… им и являюсь! — воскликнул он.

Дедушка снова сложил руки вместе, словно отбивая пальцами левой руки по правой ладони условную мелодию.

— Недостаточно. Ты проявил очевидные колебания в следовании приказам. Ты позволил своим чувствам, присущему тебе неприятию насилия — что в другой ситуации безусловно могло бы вызвать восхищение — помешать выполнению твоих высших обязанностей.

— Мне кажется ясно, о чем идет речь, — сказал Чарли, — и все же я спрошу.

— Тебе было приказано сразу же после допроса Сник отправиться домой. Но несмотря на это, ты остался там, рядом с этим домом. Не сомневаюсь, что тебя занимало только одно — помешать убийству Сник. Тебя совершенно не заботило то, что, останься она в живых, мы все подверглись бы опасности. Кстати, сейчас мне кажется, что в той ситуации ее не стоило убивать. Благодаря твоему вмешательству так оно и обернулось.

— Так ее не убили? — спросил Ом.

— Нет. Она в безопасном месте. Но все еще далеко не кончено. Время от времени приходится делать то, что не вызывает у нас восторга. И мы делаем это, Чарли, делаем ради общего блага.

— И в чем же оно?

— Достижение для всех большей свободы, подлинной демократии. Мы стремимся к созданию такого общества, которое позволит избавиться от постоянного и плотного давления правительства. Ситуация и сейчас уже достаточно плоха, а если ничего не делать, то она станет значительно хуже. Долгое время считалось, что политика правительства оправдывает наши действия, как будто оно — единственное, что вызывает сопротивление иммеров.

Он сделал глоток чая. Чарли в нетерпении подался вперед.

— Я вместе с некоторыми моими коллегами сопротивлялся неподобающему и весьма постыдному предложению. И вот сейчас мы, кажется, проигрываем.

Значит, — подумал Чарли, — он все-таки входит во Всемирный Совет.

— Предложение состояло в том, чтобы каждому взрослому гражданину имплантировали микропередатчик, который будет порождать индивидуальный код. Спутники и наземные станции сумеют принимать этот сигнал, откуда бы и когда он не был передан, кроме периода пребывания в стоунере. Они хотели бы получать сигналы и от окаменевшего человека, но это невозможно. Это означает, что правительство сможет с точностью до нескольких дюймов определить местоположение любого человека и тотчас же идентифицировать его личность.

Чарли, ошеломленный, попытался мысленно раскачать себя, вывести из оцепенения.

— Но это же значит, что никто не сможет быть дэйбрейкером. Его же сразу обнаружат!

— Совершенно верно, — подтвердил Иммерман. — Однако если забыть твою личную проблему, остается самое главное — этот проект навсегда лишит всех граждан чувства собственного достоинства. Это решение превратит людей в ничтожества, приравняет их к цифровому коду. Мы этого не хотим. Даже то наблюдение, под которым мы находимся сегодня, представляется нам чрезмерным. Человечество значительно выиграет от того, что установится демократия со всеми ее преимуществами и издержками. Тут ничего не поделаешь: одно без другого получить нельзя.

Но это — далеко не единственная наша цель. Мы знаем, что на Земле гораздо больше пространства для жизни, чем утверждает наше правительство. Не жертвуя ни комфортом, ни благосостоянием, которыми мы сейчас обладаем, можно значительно увеличить численность населения. Процесс этот, конечно, должен носить постепенный характер. Радикал Ванг требует отменить все способы контроля рождаемости, но это явное сумасшествие. Знаешь о ком я говорю?

— У Ванга нет никаких шансов быть избранным, — кивнул Чарли. — Его ни в коем случае нельзя выбирать.

— В каждом из дней есть личности, похожие на него, — заметил Иммерман. — Все они, без сомнения, работают на правительство и выполняют его приказы.

— Что? — спросил Чарли, прислушиваясь.

— Ванг и ему подобные — это провокаторы, агенты правительства. Радикальные меры они предлагают только для того, чтобы обозлить население и представить самих себя в смешном свете. Они надеются, что благодаря этому более обстоятельные и разумные идеи общество отклонит. Общественность станет путать радикалов с умеренными. Людьми просто манипулируют в интересах правительства. Оно желает сохранить статус-кво.

— Ничего удивительного, — согласился Чарли.

— Мы собираемся установить такое правительство, которое не будет пользоваться столь недостойными и неэтичными методами.

Иммерман бросил взгляд на экран, показывающий время.

— Мы вовсе не собираемся действовать неосмотрительно и прибегнем к решительным насильственным мерам лишь тогда, когда для этого наступит подходящий момент. Мы работали очень настойчиво и не спеша, и вот теперь в высших правительственных эшелонах у нас есть свои люди. Ты удивился бы, узнав, насколько велика наша семья. Но чем больше она разрастается, тем больше вероятность быть обнаруженными. И чем реальнее подобная опасность, тем плотнее мы должны контролировать наших членов. К сожалению, это так.

«Именно под таким предлогом действует и правительство», — отметил про себя Чарли.

Иммерман поднялся. Чарли последовал его примеру.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Мы будем ничуть не лучше того самого правительства, с которым сейчас боремся, а может быть, еще хуже. Не верь этому. Мы давно разрабатываем самую лучшую из возможных правительственных систем для нынешней стадии развития человечества. В один прекрасный день наш план будет обнародован. А пока запомни вот что. Еще Томас Джефферсон сказал, что самое лучшее правительство — то, которое меньше всего управляет. Тебя назвали в его честь. Ты знаешь об этом?

Чарли кивнул.

— Мне пора идти, — сказал Иммерман.

— Еще одно, — поспешил вставить Чарли. — Мне кажется, что существует единственная ситуация, в которой убийство оправдано. Это — самооборона.

— Да, но что такое самооборона? Разве она имеет только одно проявление?

— Меня этим не смутить, — ответил Чарли. — Моя этика более привержена сути, нежели словам. Я знаю, что правильно, а что нет.

— Весьма достойно уважения, — произнес старик. — Кстати, кто из вас это говорит?

Он был удивлен, когда дед подошел к нему и крепко обнял. Сжимая в объятиях Иммермана, Ом взглянул из-за его плеча на ту композицию семнадцатого века, которая еще раньше привлекла его внимание. Никаких сомнений не осталось. Он почувствовал прилив ненависти к Иммерману за все, что он сделал.

Направляясь к выходу, он подхватил свою сумку. Она оказалась теперь значительно легче, однако Чарли промолчал. Иммерман несомненно удивился бы желанию внука сохранить оружие в ситуации, когда никаких серьезных причин для этого не было.

Путешествие в обратную сторону почти полностью, с точностью до наоборот, повторило их поход к Иммерману. Правда, Ом не стал возвращаться в свою квартиру, а вместо этого отправился в Избар, где его встретил обычный шум, запах пива и спиртного. Он помахал в знак приветствия нескольким завсегдатаям разной стадии опьянения и прошел в кабинет управляющего. Получив мягкий нагоняй от босса (никакого сочувствия по поводу его ушибленной спины), Ом надел фартук и отправился за длинную овальную дубовую стойку бара, на которой стояли статуэтки трех святых-покровителей: Фернанд Пети, изобретатель «кровавой Мери», У.К.Филдс [Уильям Клод Филдс (1879-1946) — американский комический киноактер; снимался в амплуа мошенников] и сэр Джон Фальстаф [в пьесах У.Шекспира «Генрих IV» и «Виндзорские насмешницы» толстый, пристрастный к удовольствию и деньгам рыцарь]. Только половина посетителей относилась к числу местных вииди. Остальные — обитатели трущоб или агенты-органики, которые как всегда пытались поймать контрабандистов, выменивающих спиртное на различные товары.

Ома нельзя было признать вииди в полном смысле этого слова, поскольку он не удовлетворялся жизнью на минимальное пособие, выдаваемое правительством. Однако работа его не была связана с желанием заработать на какие-то дополнительные радости. Стоя за стойкой бара в рабочие часы и по другую ее сторону после них, он имел возможность много слышать. Иногда попадалась информация, весьма полезная для Совета иммеров.

Сегодняшний день отличался необычностью распорядка. Пил Ом очень мало и был целиком погружен в собственные мысли — несколько завсегдатаев даже подтрунивали над ним по этому поводу. Не сильно погрешив против истины, Ом ответил, что влюбился. Картина, представшая его взору на экране в комнате Иммермана, голоса, без умолку звучавшие внутри него, постоянные усилия сформировать по крупицам свою новую личность — все это стучало в его мозгу, словно мощные волны, бросающиеся на волнорез. Он едва дождался времени окончания работы и, быстро попрощавшись, отправился к себе на квартиру. Проглотив легкий ужин, он принялся расхаживать по комнате взад-вперед с таким ожесточением, словно хотел протереть ковер на полу, чтобы сквозь образовавшуюся дыру обнаружить ответы на волновавшие его вопросы. Остановился он только в 7:35 вечера, когда явился Мадж.

С хмурым выражением лица Мадж поведал ему весьма невеселые новости: Иммерман изменил свое решение о местопребывании Ома. Он считает, что будет лучше, если Чарли пройдет через стоунер и затем его отправят в Лос-Анджелес в грузовом контейнере. На следующей неделе в этот калифорнийский город ожидается прибытие десяти тысяч иммигрантов из Австралии и Папуа. Все будет сделано таким образом, что Ома занесут в их списки. Сегодня вечером Мадж и Ом вместе должны разработать новую легенду. Окончательно во всех подробностях Чарли должен доработать ее уже в Лос-Анджелесе.

Чарли сел, тяжело вздохнув.

— Возражать, видимо, бессмысленно?

— Конечно, — ответил Мадж. — Гетман Иммерман сказал, что вам следует покинуть Манхэттен.

— Когда?

— Завтра вечером. Один из наших агентов, работающих в Воскресенье, обо всем позаботится.

«А какие гарантии, что меня потом выведут из окаменения? — подумал Ом. — Логика ситуации требует, чтобы я исчез из числа живых, чтобы меня спрятали куда-нибудь, где меня невозможно будет обнаружить».

Мадж достал из сумки маленький кусочек ленты.

— Это набросок вашей новой личности, антропологические данные, основа биографии.

— Уже?

— Члены Совета поднаторели в подобных делах. У них, наверно, солидный запас. Несколько изменений — и готово. Вы должны все выучить сегодня вечером, а затем стереть. В нужное время вы получите новую информацию.

«Нужное время — это может быть никогда, — подумал Ом. — Или я слишком подозрителен?»

Ему хотелось выпить, но сейчас Чарли не мог себе этого позволить.

Мадж подошел к двери и обернулся. Вместо того, чтобы попрощаться и пожелать Чарли успеха, он сказал:

— Вы несомненно доставили нам массу хлопот. Надеюсь, что в Лос-Анджелесе все будет по-другому.

— Я вас тоже люблю, — рассмеялся Ом.

Мадж еще больше нахмурился и закрыл за собой дверь. Ом включил экраны, показывающие, что происходит в вестибюле и снаружи здания: он хотел убедиться, что Мадж не болтается где-то поблизости. Затем он отправился спать, приложат к вискам электроды «машины сна»; настроил и включил ее. Спал он глубоко и без сновидений. В 9:30 вечера его разбудит встроенный в аппарат будильник.

— Я вынужден сделать это… — пробормотал он. — Может быть, я не должен, не я просто вынужден.

Громкие голоса перешли в шепот возможно потому, что те, другие, надеялись, что они не умрут. Успокоение этой доли внутреннего душевного смятения позволило Ому сконцентрироваться. Сидя в кресле и поставив чашку с кофе на соседний столик, он давал команды экрану. Возникающие на нем по его велению фрагменты Башни Эволюции и прилегающих территорий сменялись один за другим. В 10:15 он приказал удалить все доказательства его интереса к этим схемам. Однако полной уверенности в том, что команда исполнится, у Чарли не было. Вполне возможно, что Департамент строительства и эксплуатации зданий предусмотрел нестираемые программы. Ну и что? Даже если это и так, все равно вероятность того, что кто-то обратит внимание на сделанные им запросы и решит идентифицировать личность любопытного, казалась не слишком великой.

Он покинул свою квартиру в 10:17 вечера и старался идти под прикрытием деревьев. Небо было безоблачным, и жара по сравнению с дневной заметно спала. Движения на улицах почти не наблюдалось, хотя тротуары заполняли жильцы соседних зданий. Люди возвращались домой из мест развлечений, аллей для игры в кегли или из многочисленных таверн. Пройдет пятнадцать минут и на улице уже почти никого не останется. Придется быть еще более осторожным, но ничего тут не поделаешь. Боязнь последствий и безрассудство никогда не идут рука об руку.

Он свернул на Западную Четырнадцатую улицу и прошел до северо-западного угла Башни Эволюции. Здесь, как обычно ночью в этом месте, из отверстия в тротуаре пробивалось продолговатое пятно света. Он посмотрел вниз и увидел стоявших там двух мужчин, одетых в униформу — голубые юбки Субботнего Гражданского Корпуса транспорта и снабжения. Он нажал кнопку «вверх» на подвижной цилиндрической машине рядом с ходом под землю. Платформа начала подниматься, и мужчины заметили его. Ом кивнул им, встал на платформу, едва она остановилась на уровне мостовой, и нажал кнопку «вниз». В двадцати футах ниже уровня мостовой платформа остановилась. Ом соскочил с нее.

— Ну, как дела?

Мужчины переглянулись, и один из них удивленно произнес:

— Хорошо! А что?

Ом кончиком пальца щелкнул по идентификационному диску на груди, словно желая подчеркнуть свой чин и высокие полномочия.

— Я должен расследовать судьбу одного груза. Ничего незаконного, просто произошло недоразумение.

Сейчас он столкнулся с первым препятствием, с первым запутанным перекрестком того лабиринта, который ему предстояло преодолеть. Если у рабочих возникнут подозрения и они поинтересуются его идентификационным знаком, придется изобретать какое-то объяснение. Однако рабочие не проявили к нему никакого интереса: уверенность Чарли была убедительной.

Он проследовал мимо них в туннель и скоро, завернув за угол, скрылся из вида. Ниже ограждения, по которому он шел, находилось еще несколько хорошо освещенных этажей-горизонтов, где по конвейерам в лифтах перевозили ящики обычных и окаменевших грузов. Перед ним открылась часть огромной подземной системы транспортировки товаров и продуктов, распределяемых компьютером автоматически из разгрузочных терминалов Башен Тринадцати Принципов. Каждый конвейер или эскалатор работал почти бесшумно, однако все вместе они издавали низкий мерный грохот далекого водопада.

Ом сел в служебный лифт и опустился на три этажа вниз. Оттуда по узкому помосту он пробрался к площадке, на которой были сосредоточены сразу несколько служебных кабин. Он выбрал лифт номер три и быстро поднялся в нем к экспонату N_147, ВЫМЕРШИЕ ВИДЫ HOMO SAPIENS. Пройдя через короткий, широкий, с высокими потолками коридор, он остановился у двери. В комнате за этой дверью его ждала еще одна трудная задачка. Внутри башни насчитывалось несколько сотен экранов, и все они включались на время, установленное для экскурсантов. Может быть, сейчас они еще работают? Вандализм и грабеж давно были практически полностью искоренены, и особенно редко эти виды преступлений встречались в общественных зданиях. Ом полагал, что включенные экраны и персонал, постоянно наблюдающий за посетителями, — не более чем анахронизм. И все же, нельзя исключить, что кто-то там все-таки и сейчас торчит в апартаментах Иммермана, следя за экспозицией по экранам дисплеев. Например, Мадж. Он вполне годился на эту роль.

Чарли сделал глубокий вдох и толкнул дверь. Переступив порог, он оказался позади композиции, изображавшей французский двор семнадцатого столетия. Огромное пустое пространство внутри башни было безмолвно: туристы давно ушли, круговой эскалатор замер, информационные экраны выключены. Роботы-чудовища беззвучно застыли в неподвижных позах. Ом опасался, что внутри он встретит рабочих, занятых ремонтом или изменением экспозиции; однако на самом деле здесь не было никого. Или он просто не слышит их голоса? По крайней мере в этой нише он один.

Выйдя из-за помоста и нескольких рядом стоящих тронов, он пробрался мимо фигур Короля и Королевы, зигзагом обогнул придворных, облаченных в прекрасные одеяния и напудренные парики, миновал фигуры фрейлин в шелковых платьях и парчовых накидках, на ходу отметив необычайную ширину их платьев и высоту париков. Композиция выглядела весьма реалистично. Одна молодая женщина улыбалась, приоткрыв рот и обнажив в нем пустое место — не доставало по меньшей мере четырех зубов, да и оставшиеся были затронуты кариесом. Лицо некоего мужчины почти сплошь покрывали щербины, которые бывают только после оспы. Еще одна женщина держала в руках веер, прикрывая им лицо. Чарли с ужасом отметил, что добрая половина ее носа съедена сифилисом. Однако отсутствовали многие другие детали придворной жизни того времени. Чарли не почувствовал тяжелого запаха, исходящего от давно немытых тел, и аромата духов, призванных этот запах заглушить. Не заметил он и столь обычных вшей, вечно копошащихся в париках и досаждавших их обладателям, или пятен мочи на туфлях — придворные справляли малую нужду в углах просторных дворцовых залов.

Уловил Чарли и нечто такое, что в другое время непременно заставило бы его рассмеяться. Несмотря на многочисленные исследования и постоянные сверки с литературными и историческими источниками, художник, создававший композицию, все же упустил из виду, что в семнадцатом столетии люди имели гораздо меньший рост, нежели сейчас, в Новой Эре. Любая фигура из этой группы, окажись она и в самом деле при дворе Луи XIII, возвышалась бы над головами остальных придворных, словно башня.

Ом остановился посреди композиции. Молчаливая и неподвижная женщина в ярко-красной с желтым накидке и в золотисто-желтом парике уставилась на него большими карими глазами. Лицо ее прикрывают густой слой пудры и румян.

— Помоги нам Господь! — произнес Чарли Ом.

Приподняв парик на ее голове, Чарли, как и ожидал, увидел под ним ежик коротких, прямых, блестящих коричневых волос — мех котика да и только.

— Подонки! Старый ублюдок! Какая наглость!

Он обхватил тело сзади руками и потащил его к лифту. Высокие каблуки на туфлях Сник скреблись по полу, а потом и вовсе свалились с ее ног. Чарли остановился и, придерживая одной рукой тело в вертикальном положении, наклонился, чтобы подобрать туфли. Нельзя оставлять никаких улик, указывающих на исчезновение одной из фигур композиции. Возможно, что ее отсутствие заметят не скоро. Ему же требовалось не так уж много времени.

— Ом!

Голос прозвучал где-то совсем рядом. Это был Мадж. Чарли выронил туфли и выпустил окаменевшее тело Сник, которое с шумом обрушилось на пол. Мгновенно скользнув вокруг отчаянным и диким взглядом, он заметил двух мужчин и, к своему удивлению, понял, что не узнает их, хотя без сомнения они хорошо знакомы ему. Ому понадобилось еще несколько секунд, чтобы, сфокусировав взгляд, заставить себя вернуться к реальности. Призрачный сон охватил его, лишив дара речи и заставив оцепенеть. Затем он все понял. Двое придворных кавалеров, до этого момента молча наблюдавших за ним, теперь ожили. Это были Мадж и его напарник.

Они заблаговременно вырядились в одежды двух фигур из композиции и, задвинув их куда-то, ждали его появления. Наверняка наблюдали за ним по мониторам с того момента, как он спустился под землю. А едва он вошел через дверь в эту нишу — застыли, изображая придворных.

— Предатель! Болван проклятый! — орал Мадж, медленно приближаясь к Чарли. — Какое тебе дело до этой женщины? Она — органик, она опасна для нас! Что с тобой случилось, объясни, наконец?!

Ом выскользнул из-под ремня наплечной сумки и позволил ей упасть на пол. Он чуть согнул ноги и оглядывался по сторонам с таким видом, будто вот-вот бросится бежать. Пусть они так думают.

Второй мужчина, напарник Маджа — высокий, худой парень с горящими черными глазами — отскочил, чтобы отрезать Чарли пусть к отступлению. Чарли заметил, что парень вытаскивает из висящих на боку ножен рапиру, и понял, что тот успеет перекрыть ему выход.

— Я говорил Гетману… шефу… что ты попадешься в эту ловушку, — сказал Мадж. Он остановился, снимая с себя маскарад: длинные усы, шляпу с пером и парик. Правая рука покоилась на рукояти болтавшейся слева рапиры.

— В ловушку? — переспросил Ом.

В нем начал медленно просыпаться голос Уайта Реппа, сообщающий, что сцена, которая вот-вот будет разыграна, вполне сойдет за эпизод битвы из его последней постановки — по общему признанию, сентиментально-развлекательной работы.

«Ты исполнишь роль героя», — произнес едва слышный голос.

— Конечно, в ловушку, — отвечал Мадж. — Ты думаешь, что увидел Сник случайно. Ничего поденного. Над ее головой мы пустили свечение, которое подсознательно привлекло твое внимание. У тебя не было шансов не заметить ее. Гетман Имм… я хотел сказать, шеф… поместил ее сюда специально, чтобы проверять тебя. Он хотел убедиться, действительно ли ты страдаешь умственной неустойчивостью, способен ли ты на предательство. Теперь вам все абсолютно ясно!

— Я хотел узнать, не убили ли вы ее, — сказал Ом, придвигаясь к ослепительно разодетому придворному справа от себя.

— А какое тебе до этого дело? — поинтересовался Мадж. — Тебе же дали возможность выпутаться из этой истории без ущерба для нашей семьи.

Раздалось резкое и короткое шипение — он с силой вытащил рапиру из ножен.

— Ом, я советую спокойно отправиться с нами. Здесь больше никого нет, и тебе с нами не справиться. Если попробуешь, у меня будет прекрасное оправдание, чтобы прикончить тебя прямо сейчас.

— Она мертва?

— Этого ты уже никогда не узнаешь, — улыбаясь, сказал Мадж.

— Черта с два! — заорал Чарли. Бросившись прыжком вперед, он выхватил шпагу из ножен на боку одного из безмолвных придворных.

— En garde [в фехтовании — в состоянии боевой готовности (франц.)], ты, сучий сын! — вскричал он.

Улыбка Маджа сделалась еще шире.

— Безмозглый вииди, — сказал он. — Нас же двое, а ты один. Может быть, ты и хороший фехтовальщик — Бела говорил, что это именно так — но ты пьян, а против таких бойцов, как мы, не устоит чемпион мира. Я не так уж плох, а Бела… и вовсе серебряный медалист Олимпиады. Опусти шпагу, Ом, и прими положенное тебе лекарство как настоящий мужчина.

Казалось, Мадж с наслаждением предвкушает предстоящий смертельный бой. Его напарник, видать, тоже ждет удовольствия.

«Вот результат правительственного подхода, — подумал Ом. — Семь поколений — и все зря: никакого отвращения к насилию».

Чтобы добраться до него. Если понадобится секунд пять, может быть, даже больше. Ом не собирался терять это время зря. С диким криком, казалось многократно усиленным притаившимися внутри него двойниками — особенно голосами Джима Дунски и Джефа Кэрда, — Чарли толкнул фигуру придворного, шпагой которого он воспользовался. Манекен рухнул на Маджа, заставив его отскочить в сторону. Ом перепрыгнул через манекен и обрушился на Маджа. Заняв на бегу классическую фехтовальную позицию, он, сделав выпад, попытался дотянуться до его лица. В спортивных поединках подобный прием был строжайше запрещен, и Чарли, надеялся, что Мадж, ее привыкший к такому, не успеет вовремя среагировать. Мадж, однако, успешно отразил атаку.

Он и сам совершил молниеносный выпад в сторону Чарли. Тот парировал удар противника и отскочил назад, выбравшись за пределы зоны, занятой экспозицией. Мадж последовал за ним. Правой рукой Ом толкнул в его сторону еще одну фигуру, изображавшую биржевого брокера.

Чарли помчался к перилам и, опираясь на правую руку, перескочил через них. Он метнулся к лифту. Бела Ванг Хорват и Янос Ананда Мадж какое-то мгновение стояли рядом друг с другом, словно в оцепенении. Наконец Хорват что-то сказал своему коллеге, тот кивнул и помчался к углу ниши. Сам Хорват бросился к противоположному углу. Они явно собирались окружить его, а затем напасть одновременно и спереди, и сзади.

Чарли снова перепрыгнул через перила — на сей раз в обратную сторону — и бросился к Маджу мимо фигур Почтальона, Лысого Мужчины и Дипломата. Мадж остановился, завертелся и принял оборонительную позу.

Мадж хмыкнул. Ом усмехнулся в ответ. С того момента, когда, вооружившись клинком, он завопил первый раз, страх и сомнения покинули его. Казалось, сила всех семи его "я" слилась воедино. Иллюзия? Несомненно, но адреналин семерки словно пульсировал в его крови. Он хотел убивать. Не кого-нибудь вообще, а конкретно — Маджа.