Беовульф

позорной казни!

Тогда он в душе своей

людские радости

отринул ради

света Господня:

селенья и земли

он, уходящий,

2470

как должен владелец,

оставил детям.

И были битвы,

ходили шведы

войной на гаутов,

морскими походами,

с тех пор, как умер

державный Хредель,

и до поры, пока

сыны Онгентеова

2475

войнолюбивые

не пожелали

мира на море,

но в дерзких набегах

с нами сходились

близ Хреоснаберга.

И многим известно,

как наше воинство

с ними сквиталось

за кроволития,

2480

хотя победа

была добыта

ценой крови

вождя гаутского, —

настигла Хадкюна

в той схватке гибель.

Но, как я слышал,

убийца конунга

убит был наутро,

воздал за родича

2485

родич Эовор,

встретив Онгентеова, —

шлем от удара

широко треснул,

пал наземь Скильвинг,

и меч не дрогнул

в руке гаутского

кровоотмстителя.

За все, что Хигелак

мне дал державный,

2490

за все достояние,

дом и земли,

ему платил я

клинком, сверкавшим

в работе ратной:

ни витязей шведских,

ни датских всадников,

ни войска гепидского[150]

к себе на выручку

не призывал он,

2495

казны не тратил

на слабых ратников,[151]

коль скоро я первым

вступал в сражения,

стяжая победы! —

и так да будет,

покуда жив я,

покуда мне верен

клинок испытанный,

не раз служивший

2500

моей отваге

с тех пор, как Дагхревна[152]

убил я, и хугский

вождь не вернулся

к владельцу фризов

вместе с добычей,

с тем драгоценным

кольцом ошейным,

но пал на поле

знаменоситель,

2505

дружинник храбрый,

сраженный не жалом, —

он так был стиснут

в моих объятьях,

что хрустнули кости.

И ныне да служат мне

меч и руки

в борьбе за сокровища!»

Слова последние,

клятву пред битвой

2510

измолвил Беовульф:

«Немало я с молодости

сеч перевидел,

и ныне снова,

защитник народа,

ищу я встретиться

с жизнекрушителем,

свершу возмездье,

коль скоро выползет

червь из пещеры!»

2515

Так он прощался

с ратью доспешной,

державный воин

с верной дружиной:

«Я без оружия,

без меча остролезвого

пошел бы на недруга,

когда бы ведал

иное средство,

убив заклятого,

2520

обет исполнить,

как то было с Гренделем;

пламя опасно,

и, чтобы укрыться

от ядовитого огнедыхания,

нужны мне доспехи

и щит железный.

Не уступлю я

пламевержителю

в битве ни шагу!

2525

и да свершится

суд справедливый

Судьбы-владычицы! —

не похвальба спасет,

но храбросердие

в борьбе с крылатым!

А вы дожидайтесь

вблизи кургана,

мужи доспешные

того, победного,

2530

из двух соперников,

кто упасется

от раны смертельной;

не вам сражаться,

но я – единственный,

кому по силам

тягаться с гадом,

с поганым в битве

мериться мощью!

Возьму добычу,

2535

богатства курганные,

либо гибель

в удел достанется

вашему конунгу!»

Встал щитоносец

в кольчуге, в шлеме,

воин гордый,

сил преисполненный

и добромужества,

путь свой направил

2540

к серым утесам,

– трус отступил бы!

но вождь, победивший

во многих схватках,

где рати враждебные

сшибались с грохотом,

шел, и вскоре

увидел в скалах

жерло, откуда

потоком жарким

2545

огонь изливался,

путь преграждая

в недра кургана:

никто не смог бы

пройти невредимым

в глубь подземелья,

проникнуть в пещеру

сквозь раскаленное

дыханье змея.

Тогда разъярился

2550

вождь ведеров:

вопль неистовый

из горла вырвался,

гневное слово

громом грянуло

среди утесов;

и распалился

ревнитель клада,

заслышав клич, —

не мольбу о мире,

2555

но вызов на битву.

Сперва из пещеры

дыханье смрадное

червя курганного

взметнулось дымом —

скалы дрогнули.

Гаут державный,

щитом прикрывшись,

пред каменным устьем

стоял, покуда

2560

гад, извиваясь,

полз в потемках

к месту схватки;

и меч двуострый,

наследье древних,

сиял, подъятый,

в руках у конунга;

и оба сердца

равно кипели

и страхом и ненавистью.

2565

Держа наготове

свой щит спасительный,

стоял незыблемо

войсководитель

в наряде ратном,

а змей тем временем,

свиваясь в кольца,

лез из пещеры

судьбе навстречу.

Казалось ратнику,

2570

что щит, защитник

души и тела,

не так надежен,

как то хотелось бы

герою, коль скоро

впервые в жизни

Судьба не хранит его

в единоборстве,[153]

в победной битве.

Тогда на недруга

2575

воитель гаутский

мечом обрушился,

искуснокованым

наследьем конунгов,

но вкось по кости

скользнуло железо,

клинок по черепу,

не так, как нацелился

высокородный;

удар неловкий

2580

лишь раззадорил

холмозащитника:

он пыхнул пламенем —

далеко хлынул

пар ядовитый.

Правитель ведеров

не мог похвастаться

удачей в стычке:

не лучшим образом

ему служило

2585

лезвие славное.[154]

Нелегкую долю

избрал достойнейший

сын Эггтеова,

решившийся биться

с драконом насмерть, —

и суждено ему

в край далекий

уйти, покинув

юдоль земную,

2590

как и всякому смертному!

И снова, не медля,

сошлись противники;

но страж подземелья,

приободрившись,

приподнял голову,

и стал, полыхая

дыханьем смрадным,

огневержитель

теснить героя;

2595

и не нашлось

под рукой у конунга,

как должно в сражении,

благородного воинства[155] —

но в дальнюю рощу

спаслась дружина,

рать укрылась.

Из них лишь единый

смутился в сердце —

ибо изменником

2600

стать не может

муж доброчестный!

То Виглаф был,[156]

сородич Эльвхера,

сын Веохстана,

щитоноситель,

любимец Скильвингов.

Увидев на конунге

одежды битвы,

объятые пламенем,

2605

он вспомнил, какими

его приветил

дарами владыка,

вернувший Вагмундингам

наследные земли

и власть над племенем

его родителю.

И поднял Виглаф

щит желто-липовый

и меч, наследье

2610

потомка Охтхере,

скитальца Эанмунда,

который был в битве

убит, бездомный,

в сраженье с Веохстаном,

взявшим в добычу

это оружие:

нагрудник кольчатый,

шлем железный

и меч отменный,

2615

подарок Онелы,

издревнее лезвие, —

одежды битвы,

орудие сечи,

наряд воителя

(однако Онела

за смерть племянника

не мстил убийце[157]);

тот меч хранился

и щит и кольчуга

2620

у Веохстана,

покуда не вырос

ему преемник,

дабы продолжить

славу отцовскую

среди гаутов, —

оставил старец,

покинув землю,

наследство сыну.

И вот впервые

2625

воина юного

призвал державный

делить с дружиной

удары битвы:

был духом он крепок,

а меч наследный

остро наточен, —

и скоро на деле

дракон изведал

его могучесть!

2630

Промолвил Виглаф

печальносердый,

уча соратников

дружинному долгу:[158]

«То время я помню,

когда в застолье

над чашей меда

клялись мы честью

служить исправно

кольцедробителю,

2635

нас одарившему

одеждой битвы,

мечами, кольчугами,

коли случится

нужда в подмоге!

Из многих воителей

себе в попутчики

избрал он лучших,

сильнейших героев —

копьеметателей,

2640

храбрейших кольчужников,

сочтя нас достойными

дела смелого,

хоть и замыслил

вождь дружинный

сам, в одиночку,

народоправитель,

свершить возмездие,

ибо не раз он

снискивал подвигами

2645

славу всеземную!

Но так случилось,

что ныне нуждается

вождь в отваге

своих сподвижников,

в силе воинства! —

так не пора ли

и нам изведать

огненной пагубы!

Бог свидетель,

2650

уж лучше мне в пламени

навеки сгинуть,

владыку спасая,

чем ждать в укрытье!

Бесчестно было бы

нам, щитоносцам,

вспять обратиться,

не испытавши

врага железом,

не встав на сторону

2655

правителя ведеров!

Не должным образом

вождю мы платим

за прежние милости,

коль скоро конунг,

покинутый гаутами,

гибнет в битве!

Да будет щит мой

и меч в сражении

ему подспорьем!»

2660

Туда поспешил он

сквозь чад ядовитый

к вождю на помощь

и так воскликнул:[159]

«Бейся, о Беовульф,

рубись без страха,

как ты поклялся

в дни твоей молодости!

Да не померкнет

до смерти слава

2665

и честь державная!

Ты, вождь всезнатный,

несокрушимый,

за жизнь сражайся

что силы достанет!

Я встану рядом!»

Тогда, услышав

тот клич героя,

огневержитель,

кипящий яростью,

2670

дохнул – и пламя

окутало воинов,

мужей доспешных:

ни сбруя кольчатая,

ни щит копьеносца

не защитили,

и сгинул бы юный,

сгорел бы витязь, —

но родича родич

державный, ратника,

2675

чей щит обуглился,

укрыл железной

доской от пламени,[160]

и, вспомнив о славе,

нацелил конунг

дракону в голову

удар сокрушительный.

Ярость умножила

силы мужа! —

но преломился

2680

каленый Нэглинг,[161]

меч Беовульфа,

старинное лезвие:

была воителю

дана такая

мощь, что в сечах

ему и лучший меч

был несподручен,

и, как я слышал,

в руках ратоборца

2685

любое лезвие,

железо остреное,

от мощных ударов

крошилось в сражении!

Тут, с третьего раза,

метнувшись на недруга,

червь огнедышащий,

бич смертных,

поверг на землю

вождя державного —

2690

клыки драконьи

вонзились острые,

ядоточащие

воителю в горло,

и кровь потоком

на грудь излилась!

Тогда, я слышал,

к нему на выручку

поспел дружинник:

он, знатный родом,

2695

известный мужеством,

силой и ловкостью,

в руке опаленной

клинок сжимая,

уцепил не в голову

гаду, но ниже

вонзил оружие,

ужалил в горло

змея зломерзкого —

вошло железо

2700

в плоть огненосную,

сникло пламя,

дыханье драконье;

и тут же конунг,[162]

едва очнувшись,

свой нож широкий,

владыка ведеров,

из ножен выхватил

и острым жалом

вспорол утробу

2705

огневержителя, —

сдохло чудище.

Так рано поутру

два ратника-родича

убили змея, —

да будут примером

они для воинов! —

но стал последним

тот бой победный,

работа ратная,

2710

в жизни конунга:

набухли раны,

следы драконьих

клыков на шее,

горя, смердели,

и грудь покрылась

глубокими язвами —

яд змеиный

въедался в тело.

Вождь мудромыслый

2715

под серыми скалами

сел на камень

вблизи кургана,

напротив жерла,

устья пещеры,

своды которой

на вековечных

столпах покоились.

Лицо владыки

и грудь водою

2720

дружинник добрый

омыл из пригоршней

от крови, пролитой

героем в битве,

и снял с воителя

бремя шлема.

Промолвил Беовульф,

превозмогающий

смертную муку

(ему осталось,

2725

он чуял, мало

земного счастья;

силы иссякли;

пришли к пределу

дни его жизни,

и смерть приблизилась):

«Имей я сына,

ему я мог бы

оставить наследье,

мое оружие,

2730

наряд мой ратный,

тому, кто был бы

моим преемником!

Я пять десятков зим —

хранил державу,

и не единый

из сопредельных

племеводителей

не смел потревожить

меня дружиной,

2735

грозить мне набегом!

Я мирно властил

и ждал урочного

срока и жребия:

не жаждал распрей

и лживыми клятвами

не осквернялся,

чему сегодня,

смертельно раненный,

я радуюсь в сердце,

2740

ибо Создатель

не попрекнет меня

убийством родичей, —

так пусть же изыдет

душа из тела!

Спеши, о мой Виглаф,

сойди под землю,

в тайник курганный

под серыми скалами

(дракон, лишенный

2745

своих сокровищ,

лежит, недвижный,

сраженный в сердце);

и я, увидев

казну издревнюю,[163]

насытив зренье

игрой самоцветов

и блеском золота,

возлягу рядом

и без печали

2750

жизнь покину

и власть земную».

Немедля, – так слышал я, —

по слову конунга,

по воле правителя,

в бою израненного,

сын Веохстана

сошел в пещеру,

воин в кольчуге,

в рубахе сетчатой;

2755

там, добродоблестный,

гордясь добычей,

увидел множество

колец, камений,

груды золота

и самоцветов,

сосуды дивные,

древние вещи,

вдоль стен стоявшие

в жилище змея,

2760

чудные чаши

(канули в вечность

их обладатели!),

и шлемы ржавые

времен прошедших,

кольчуги траченные,

и уборы истлевшие

(таким богатством,

в земле сокрытым,

такой добычей

2765

мог бы гордиться

любой из смертных!);

и там же знамя,

стяг златотканый

на крепком древке

над россыпью золота

солнцегорящий.

искусно шитый

сиял, озаряя

чертог обширный,

2770

сокровищ вместилище,

жилище змея,

который сгинул,

мечом пораженный.

Тогда, – так я слышал, —

сложил дружинник

богатство курганное,

казну гигантов

в мешок, в кольчугу,

сосуды, чаши.

2775

сколь мог осилить,

и взял слепящий

стяг светозарный,

поскольку Беовульф

ножом двуострым,

драконоборец,

сразил дозорного,

издревле стерегшего

холм сокровищный,

пламевержителя,

2780

во тьме полыхавшего

дыханием пагубным

над тем курганом. —

чудище сгинуло.

Вышел воин

с кладью бесценной

из подземелья,

страхом терзаемый,

тревогой в сердце:

застать успеет ли

2785

в живых владыку,

правителя ведеров,

без сил лежавшего

вблизи пещеры.

Золотоноша

нашел воителя,

истекшего кровью,

вождя всезнатного,

почти что при смерти;

он долго витязя

2790

кропил водою,

покуда слово

из сердца воина

на волю не вырвалось;

и молвил Беовульф,

скорбный старец,

глядя на золото:

«Владыке Вселенной

хвала! – я вижу

эти сокровища

2795

и славлю Господа,

Небоправителя,

в день мой последний

мне ниспославшего

победу в битве,

а эту добычу —

народу нашему!

В обмен на богатства

жизнь положил я —

теперь державу

2800

сами храните! —