Беовульф

1145

(ютам памятно

это лезвие!),

от которого

Финн лютосердый

принял смерть в бою

во дворце своем.

Так случилось,

что Гудлаф с Ослафом,

с горькой вестью

к данам ходившие,

1150

возвратились из-за моря,

и сердца их исполнились

духом ярости

– кровь заструилась

в доме Финна,

и рать была выбита,

и жена его

стала пленницей.

Было Скильдингам

чем грузить ладьи

1155

драгоценностями,

самоцветами,

– всем, что в доме,

в хоромах Финна,

отыскать смогли;

и жену благородную

возвратили они

из заморья в отечество,

в землю датскую!»

Так закончил

1160

сказитель песню;

пир продолжился

за медовым столом,

и вино – дивных бочек сокровище

разносил виночерпий.

Златовенчанная

вышла Вальхтеов

в зал, где конунг

сидел с племянником

(не порвались еще

1165

узы кровные),

а в стопах у владетельных Скильдингов

сел вития

Унферт, признанный

меж людьми

многодоблестным,

хоть и был он убийцей

кровных братьев своих.

И промолвила Вальхтеов:

«Господин мой,

1170

испей эту чашу,

о даритель сокровищ,

да возрадуешься

ты, друг воинов!

Слово доброе

молви гаутам,

будь с гостями

не скуп, но равно

дари и ближних,

приветь и дальних!

1175

Назвал ты сыном,

так я слыхала,

героя-гаута,

который ныне

очистил Хеорот

кольцесверкающий, —

так будь же щедрым,

покуда можешь! —

когда же срок твой

придет, оставишь

1180

своим сородичам

казну и земли!

А добрый мой Хродульф[72]

поддержит славу

юной дружины,

коль скоро прежде,

чем он, о Скильдинг,

ты жизнь покинешь;

сторицей, надеюсь,

воздаст он нашим

1185

детям за прежнее:

был сиротой он,

его мы вскормили

и мы возвысили

нам на радость,

ему во славу!»

Затем повернулась

к скамье, где братья,

Хредрик и Хродмунд,

сыны ее кровные,

1190

сидели средь юных,

а между ними —

герой гаутский,

воитель Беовульф.

Ласковым словом,

чашей медовой

был он привечен,

а также пожалован

двумя запястьями

златовитыми

1195

да украшением

– кольцом ошейным,

какого в жизни

я и не видывал,

и кто из героев

владел, не знаю,

подобным сокровищем,

кроме Хамы,[73]

который, в дом свой

внеся ларец

1200

с ожерельем Бросинга,

бежал от гнева

Эорменрика

под руку Предвечного.[74]

Гаутский Хигелак,

внук Свертинга,[75]

тем даром Вальхтеов,

кольцом был украшен

в последней битве,[76]

где защищал он

1205

свою добычу,

стоя под стягом, —

войнолюбивца

Судьба настигла

в пределах фризских:

надев на шею

то украшение,

пришел за море

дружиноначальник,

но пал под щитами,

1210

и с телом вместе

убор нагрудный

достался франкам,

и это сокровище

также стало

поживой слабейших[77]

врагов на поле,

где многих гаутов

смерть похитила.

Под клики застольные

1215

молвила Вальхтеов,

стоя меж воинов:

«Владей, о Беовульф,

себе на радость,

воитель сильный,

дарами нашими —

кольцом и запястьями,

и пусть сопутствует

тебе удача!

Гордись же, воин,

1220

славой и мощью

и будь наставником

этих юных.

Не я прославляю —

ты сам прославил

себя среди смертных

вовек и повсюду,

вплоть до границы

суши и моря!

Будь же, воитель,

1225

благоуспешен!

Живи безбедно!

И я надеюсь,

ты станешь другом

сынам моим кровным,

о многорадостный!

Конунгу предан[78]

каждый наш ратник,

верен другу

и кроток духом;

1230

старейшины дружны;

слуги покорны;

хмельные воины

мне повинуются!»

Воссела гордая!

Великолепен был

пир-винопитие;

и не предвидели,

не знали витязи

Судьбы злосмертной,

1235

им уготованной,

когда под вечер

Хродгар на отдых

в покои конунга

ушел, оставив,

как должно, в зале,

в чертоге, стражу,

дозор дружинный.

Служили им ложами

и подголовьями

1240

скамьи дощатые[79]

(Роком отмечен

был между ними

один брагопийца[80]);

щиты широкие,

блестя, стояли

у них в изголовьях;

на лавах виднелись

высокие шлемы;

и меч отменный

1245

у каждого воина

был под рукою,

и сбруя кольчатая.

Таков обычай

у них, всечасно

готовых к сече:

и в дальнем походе,

и в доме отчем —

везде, где опасность

грозит владыке,

1250

стоит на страже

дружина добрая!

Они уснули.

Из них единый

за сон расплатился,

как то и прежде

случалось в доме,

где долго злочинствовал

Грендель, покуда

казнь по заслугам

1255

его не настигла,

но скоро люди

о том узнали,

что недруг по смерти

оставил мстителя

за кровь, пролитую

в том сражении.

Выла над сыном

родитель Гренделя[81]

– женочудовище,

1260

жившее в море,

в холодных водах,

в мрачной пучине,

с тех пор как Каин

мечом зарезал

отцово чадо,

кровного брата,

а сам, заклейменный,

утратив радости

рода людского,

1265

бежал в пустыню

и там породил

многих проклятых

существ, подобных

Гренделю-волку,

ходившему в Хеорот

где с ним и встретился

ратник сильный,

жаждавший мощью

с мерзким помериться,

1270

благо от Бога

дан человеку

дар многославный

– сила и храбрость;

там, уповая

на волю Господа,

воин сразился

и твари адской

воздал, как должно,

– с позором сгинул

1275

лишенный счастья

враг земнородных

в болотное логово.

Но мать страшилища,

тварь зломрачная,

решила кровью

взыскать с виновных,[82]

отмстить за сына:

явилась в Хеорот,

где войско датское

1280

дремало в зале,

и новые скорби

и страхи прежние

сулила людям

родитель Гренделя.

(И все же не слишком

страшна врагиня

– не так ведь могуча

жена в сражении,[83]

как муж, подъявший

1285

молотокованый,

кровью запятнанный

меч остролезвый,

дабы с размаху

разбить на вражьем

шеломе вепря[84].)

Щитов достаточно

нашлось в чертоге,

клинки засверкали

в руках у воинов

1290

(лишь тот, застигнутый

врасплох, спросонок

не вспомнил о шлеме,

о мече и кольчуге);

тогда от дружины

она бежала,

уйти поспешила,

жизнь упасая,

но все же успела

похитить сонного

1295

схватила ратника

и скрылась в топях.

Она сгубила

любимца Хродгара,

слугу вернейшего

из всех старейшин

земель междуморских,

достойного мужа,

храброго в битвах.

(Тем временем Беовульф

1300

спал после праздника

златодарения

в дальних палатах,

гаут всеславный.[85])

Крики в хоромах;

она похитила

руку Гренделя,

н вновь злосчастье

вернулось в Хеорот:

выпал жребий

1305

гаутам с данами

дань выплачивать

кровью родичей.

Многострадального

старца-правителя

скорбь сокрушила,

когда он услышал,

что умер лучший

из благороднейших

его соратников.

1310

Тогда поспешно

к нему был призван

победный Беовульф,

и рано поутру

военачальник

со всем отрядом

своих сородичей

к вождю явился,

дабы услышать,

какими благами

1315

воздал Создатель

за прежние муки.

Шагал по плитам

прославленный в битвах

и с ним дружина

(дрожали стены)

навстречу мудрому

старцу-конунгу;

владыку Ингвинов

спросил он, приветствуя,[86]

1320

счастливо ль минула

ночь прошедшая.

Хродгар промолвил,

защита Скильдингов:

«Речь не о счастье!

– Вновь посетили

датчан печали:

мертв Эскхере,[87]

первый из братьев

в роду Ирменлафов,

1325

мудрый старейшина,

столп совета,

с кем мы конь о конь

скакали в сечах,

прикрыв друг друга,

рубили вепрей

на вражьих шлемах,

– да будет примером

каждому ратнику

слава Эскхере.

1330

Тварью грозной,

забредшей в Хеорот,

был убит он,

и я не знаю,

с поживой, жадная,

куда бежала,

в какое место.

На месть возмездием

она ответила,

на бой полночный,

1335

в котором с Гренделем

ты сквитался,

воздав за гибель

и долгострадание

народа нашего,

– недруг страшный

лишился жизни;

теперь явилась

ему на смену

эта зломыслая

1340

кровью выместить

смерть сыновнюю, —

так полагает

любой из героев,

скорбящих в сердце

о верном соратнике.

Смотри! Вот Эскхере

рука, что щедро

деяния добрые

для всех творила!

1345

Я слышал – старейшины

мне поведовали,

также и люди,

окрест живущие,

что им случалось

видеть воочию

двух на пустоши

воров крадущихся,

существ кромешных,

и будто бы первой —

1350

так им казалось

– тварь выступала

в обличий женском,

а следом – поганый

шел отверженец

тропой изгнанников,

муж, что огромней

любого смертного,

– народ издревле

нарек его Гренделем,

1355

но кем зачат он,

и чьи они чада,

и кто был их предком

из темных духов,

и где их жилище

– люди не знают;

по волчьим скалам,[88]

по обветренным кручам,

в тумане болотном

их путь неведом,

1360

и там, где стремнина

гремит в утесах,

поток подземный,

и там, где, излившись,

он топь образует

на низких землях;

сплетает корни

заиндевелая

темная чаща

над теми трясинами,

1365

где по ночам

объявляется чудо

огни болотные;

и даже мудрому

тот путь заказан;

порой бывает,

что житель пустошей,

гонимый сворой,

олень гордорогий,

спасая голову,

1370

стремится к лесу,

но, став на опушке,

он жизнь скорее

отдаст охотнику,

нежели ступит

в темные чащи,

страшное место! —

когда же буря

тлетворным ветром

дышит над водами,

1375

вздымаются волны,

мрачнеет воздух,

небо плачет.

И вновь на тебя лишь

мы уповаем!

Подвигнись на поиск,

если отважен,

найди злотворящую

в землях неведомых,

в краю незнаемом!

1380

Я же за службу

воздам, как прежде,

древним золотом

кольцесокровищниц,

коль скоро с победой

в живых вернешься!»

Беовульф молвил,

потомок Эггтеова:

«Мудрый! не стоит

печалиться! – должно

1385

мстить за друзей,

а не плакать бесплодно![89]

Каждого смертного

ждет кончина!

пусть же, кто может,

вживе заслужит

вечную славу!

Ибо для воина

лучшая плата —

память достойная!

1390

Встань же, державный!

Не время медлить!

Пойдем по следу,

и матерь Гренделя

не сможет скрыться —

вот мое слово! —

ни на пустоши,

ни в чащобе,

ни в пучине, —

нет ей спасения!

1395

Ты же нынче

скорбящее сердце

скрепи надеждой,

ибо я знаю твое желанье!»

Старец воспрянул;

благословил он

Бога за речи

храброго мужа.

Был скоро для Хродгара

конь оседлан,

1400

скакун волногривый.

Правитель мудрый

ехал, державный,

и с ним дружина,

его щитоносцы.

Ног отпечатки,

тропа тореная

вела по равнине,

путь указуя

в лесную чащу,

1405

к Сумрачным топям

(лучшего витязя

мертвое тело

там волокла она,

друга Хродгара

и его соправителя).

Дальше направились

высокородные

к скалам гранитным,

к теснинам темным,

1410

где меж утесов

стези кремнистые

шли над ущельем,

кишащим нечистью;

вождь – впереди,

а старейшины ехали

сзади, дабы

не сбиться со следа,

– вдруг перед ними

явились кручи,

1415

склоны, поросшие

мрачным лесом,

камни замшелые,

а ниже – волны,

кипящие кровью.

Горько оплакивали

скорбные даны

долю Скильдингов,

горький жребий,

судьбу героя,

1420

когда сыскали

меж валунами

на побережье

голову Эскхере.

Видели воины,

как омут вспенивался

горячей кровью

(рог боевую

пел погудку);

спешившись, конники

1425

тут же приметили

червоподобных

подводных чудищ,

игравших в зыбях,

лежавших на отмели,

морских драконов

из тех, что часто

в час предрассветный

парусу путь

преграждают в море,

1430

ища поживы;

хлынула нечисть

прочь, злобесная,

едва заслышала

звуки рога;

тут воин гаутский

стрелой из лука

пресек на водах

жизнь пучеглазого[90] —

прямо в сердце

1435

вошло стрекало, —

и змей, влекомый

потоком в море,

смертельно раненный,

все тише бился;

кабаньими копьями,

крюками острыми

его забагрили

и скоро вытянули

на сушу диковинного

1440

волноскитальца,

выходца бездны.

Беовульф к бою,

страха не знающий,

надел кольчугу,

доспех, сплетенный

руками искусников,

наряд, который

должен был в бездне

служить дружиннику,

1445

ратнику нужен

покров нагрудный,

хранящий в сечах

мечедробящих

сердце от раны,

жизнь от смерти;

и шлем сверкающий

нужен воину

в бучиле темных

водоворотов,

1450

кров надежный,

увитый сетью

и золоченым

вепрем увенчанный

(так он умельцем

лет незапамятных

был выкован дивно,

что ни единый

удар в сражении

ему не страшен).

1455

Также герою

стало подспорьем

то, что вручил ему

вития Хродгаров:

меч с рукоятью,

старинный Хрунтинг,[91]

лучший из славных

клинков наследных

(были на лезвии,

в крови закаленном,

1460

зельем вытравлены

узорные змеи);

в руке героя,

ступить решившегося

на путь опасный,

на вражью землю,

тот меч не дрогнет —

не раз бывал он,

клинок остреный,

в работе ратной.

1465

Теперь, отдавая

оружие воину,

его сильнейшему,

не хвастал сын Эгглафа

своей могучестью,

как прежде случилось,

когда упился он

брагой на пиршестве, —

не он ведь решился,

жизнью рискуя,

1470

на подвиг в пучине,

чем честь и славу

свою поущербил!

Но не таков был

герой, надевший

одежды битвы.

И молвил Беовульф

сын Эггтеова:

«Славный! припомни,

наследник Хальфдана,

1475

теперь, даритель,

когда я в битву

иду, о всемудрый,