Беовульф

мой срок истекает!

Повелеваю

вам, ратоборцы,

мой прах и пепел

укрыть в кургане,

в холме высоком,

близ моря насыпанном

на Мысе Китовом,[164]

дабы отныне

2805

то место звали

курганом Беовульфа

морескитальцы,

в ладьях плывущие

из дальних пределов

по темным водам».

Обруч ошейный

витого золота

вождь доброчестный

вручил воителю —

2810

кольцом и обручем,

кольчугой и шлемом

он юного мужа

благонапутствовал;

«Ты – единственный

мой наследник

из рода Вагмундингов,

чье семя сгинуло,

Судьбою похищено:

в час предначертанный

2815

ушли знатнейшие —

и я за ними!»

С последним словом

угасло сердце

мудрого старца;

осталось тело,

костра пожива;

душа отправилась

искать награды

среди угодников.

2820

То было горем,

великой скорбью

воина юного:

он видел тело

вождя возлюбленного,

лишенное жизни;

но тут же, рядом,

его убийца

лежал бездыханный,

жизнекрушитель,

2825

погибший в схватке,

змей зломерзкий,

страж, утративший

свои сокровища,

ибо железное

лезвие тяжким

ударом в сердце

вдруг оборвало

дни его жизни,

и грянул оземь

2830

холмохранитель

на склоне кургана:

не властен он больше

летать ночами,

червь огнекрылый,

гад, стерегший

свои богатства.

Дракон был повержен

рукою конунга,

клинком владыки,

2835

каких воистину

среди сынов земли

вовеки не было,

хоть я и слышал

песнопреданья

о многих сильных

и стойких в битве,

но не посмел бы

из них ни единый

в огне сходиться

2840

с ядоточащим

червечудовищем,

стяжая богатство,

как сделал Беовульф,

смертью купивший

клад несметный,

в битве, где оба

противоборца

расстались с жизнью!

Тогда уж из лесу,

2845

из рощи вышли

клятвопреступники, —

те десять бесславных,

бежавших в страхе,

копья в испуге

поднять не посмевших,

меча в защиту

ратеначальника, —

и вот, покрывшие

щиты позором,

2850

они приблизились

к одру героя,

глядя на Виглафа:

сидел скорбящий

над телом старца,

достойный копейщик

кропил водою

лицо владыки,

но бесполезно —

ничто не смогло бы

2855

дружиноводителя

вернуть к жизни!

Господня воля

в веках непреложна,

Промысел Божий

искони правил

делами смертных, —

и ныне так же!

Суровой речью

их встретил воин,

2860

мужей трусливых,

бежавших от битвы;

на них, бесчестных,

глядя презрительно,

так молвил Виглаф,

сын Веохстана:

«Правдоречивый

сказал бы: воистину

вождь, наделивший

вас, нестоящих,

2865

кольцами золота,

ратными сбруями

(ибо нередко

в застольях бражных

шлемы, кольчуги,

наряды сечи,

в дружинном зале

дарил державный

всем, приходившим

в его пределы), —

2870

зря отличил он

мечами острыми

вас, дрожащих

при виде недруга.

Не мог он похвастаться

вашей помощью

в сражении, конунг,

но, взысканный Богом

Победотворцем,

один сумел он

2875

в неравной схватке

врага пересилить!

Я был невластен

спасти державца,

и уберечь его

надежды не было,

но, изловчившись,

помог я родичу:

мечом наудачу

ударил чудовище —

2880

оно ослабло,

и в горле смрадный

огонь пресекся.

Но слишком мало

было соратников

вокруг владыки! —

за то отныне

и вам не будет[165]

даров сокровищных,

нарядов ратных,

2885

ни радостей бражных;

и вы утратите,

землевладельцы,

наделы наследные,

когда услышат

дружиноводители

в краях сопредельных

о том, как в битве

вы обесславились!

Уж лучше воину

2890

уйти из жизни,

чем жить с позором![166]»

Тогда ко дворцу

он гонца с вестями

послал, в хоромы

над морем, где ждали

с утра старейшины,

сидели ратники,

гадая надвое:

то ли оплакивать

2895

вождя погибшего,

то ли с победой

вернется конунг;

и не солгал им

печальный вестник

с холма приморского,

муж, прибежавший

с мыса курганного,

но правду измолвил,

сказал глашатай:

2900

«Возлег сегодня

на ложе смерти

владыка ведеров,

гаут всевластный,

уснул, убитый

в бою драконом!

А рядом с героем

жизнекрушитель

простерся мертвый,

ножом распоротый

2905

(не меч, но двуострый

нож покончил

с червечудовищем).

Там же Виглаф,

сын Веохстана,

над Беовульфом,

живой дружинник

над павшим державцем,

страж печальный,

сидит, охраняя

2910

и друга и недруга!

Ждут нас войны

и кровомщение,[167]

едва о смерти

правителя нашего

узнают фризы,

франки услышат.

Та распря вспыхнула,

когда на хугов

дружину Хигелак

2915

и флот свой двинул

к пределам фризским,

где войско хетваров

с ним переведалось,

воинство сильное,

многомогучее, —

там был повержен

отважный в битве,

пал в сражении

вождь, не успевши

2920

воздать соратникам

за службу добычей;

возненавидели

нас меровинги.[168]

Не жду я также

добра и мира

от племени шведов:

ведь всем известно,

как в Роще Вороньей[169]

убил Онгентеов

2925

Хадкюна Хредлинга.

Тогда впервые

гауты гордые

войнолюбивых

искали Скильвингов,

и встретил гаутов

родитель Охтхере,

старец державный:

сваливши Хадкюна —

вождя мореходов,

2930

из плена выручив

жену, чьи сокровища

враги похитили,

свою супругу,

ему родившую

Охтхере с Онелой,

он гнал дружинников,

лишившихся конунга,

и, встав на дороге,

рать бегущую

2935

близ Леса Вороньего

настиг – и немногих,

там уцелевших,

усталых и раненых,

обставил воинством;

всю ночь он без устали

грозил злосчастным

страшными казнями:

одних он прикажет

зарезать поутру,

2940

других – повесить

на радость воронам

на древе смерти.

Но на рассвете,

когда уж воины

в спасенье изверились,

вдали запели

рога походные

дружины Хигелака —

явился верный

2945

конунг с отрядом

на помощь родичам.

В битве кровавой

сшиблись рати —

гауты, шведы,

народ с народом,

смешались в сече

необозримой.

Тогда с дружиной

вождь сокрушенный,

2950

старец-воитель

бежал, спасаясь,

спешил укрыться

в стенах Онгентеов:

изведав могущество

и доблесть Хигелака,

дольше не мог он

борьбой испытывать

войско вражье,

и, не надеясь

2955

от морескитальцев

спасти казну свою

и чад с супругой,

он под защиту

высокой насыпи

ушел в ограду;

но следом стяги

дружины Хигелака,

теснящей шведов,

по полю двинулись,

2960

рубились Хредлинги[170]

на земляных валах,

покуда Онгентеов,

седобородый

народоправитель,

в смертельной схватке

не встретил лезвия

меча, несущего

гнев Эовора.

Сперва на владыку

2965

напал Вульф Вонрединг,

ударил яростный —

и кровь державного

дружиноводителя

седины окрасила, —

но старый Скильвинг,

не устрашившийся,

врагу, как должно,

воздал, ответил

ударом тяжелым,

2970

взмахнул над недругом

клинком разящим

воитель-старец —

и не поспел герой,

потомок Вонреда,

щитом прикрыться,

как шлем крепчайший

располовинился,

и он, окровавленный,

пал на землю

2975

(еще он не был

смертью отмечен,

но сильно раненный

боец был в ярости).

Тогда воитель

из рати Хигелака,

брата увидев,

к земле склонившегося,

мечом размахнулся

и кровлю шлема,

2980

щита ограду

рассек – тут конунг,

владычный старец,

дух испустил,

и осталось за ведерами,

судьбой хранимыми,

поле брани;

и подняли Вульфа

и раны родича

уврачевали.

2985

Победный Эовор

с Онгентеова,

с вождя дружинник,

сорвал кольчугу,

убор властелина,

и шлем, и лезвие

меча с рукоятью

сложил пред конунгом,

за что герою

награду Хигелак

2990

сулил великую —

и выполнил слово:

за труд кровавый

правитель гаутов,

наследник Хределя,

домой возвратившись,

взыскал и Вульфа,

и Эовора

казною богатой —

было каждому

2995

дано сто тысяч

землей и кольцами[171]

(дары щедрейшие

за ратную службу!),

и дочь родную,

дома отраду,

в залог благосклонности

он отдал Эовору.

Вот корни распри

и ярости недругов

3000

и кровомщения!

Я знаю, скоро

нагрянут шведы

к нашим жилищам,

едва проведают

о том, что не стало

ратеначальника,

ревнителя наших

земель и золота,

вождя, охранявшего

3005

и наше племя

и славных Скильдингов, —

кольцедробитель,

герой владычный

путь свой окончил.

Идите же к конунгу,

проститесь, дружинники,

с владыкой гаутов

и возложите

златодарителя

3010

на ложе пламени,

а с ним и сокровища —

не частью, но полностью —

в огне да сгинут[172]

каменья и золото,

добыча, взятая

в последнем сражении

ценою жизни, —

так пусть же истлит

и казну и конунга

3015

костер единый:

не должно героям

носить драгоценности

горестнопамятные,

да не украсит

и шею девичью

кольцо витое,

коль скоро пленная

жена за недругами[173]

пойдет на чужбину, —

3020

в былое канули

с конунгом вместе

пиры и радости;

морозным утром,[174]

в руках сжимая

копейные древки,

повстанут ратники,

но их разбудит

не арфа в чертоге,

а черный ворон,

3025

орлу выхваляющийся

обильной трапезой,

ему уготованной,

и как он храбро

на пару с волком

трупы терзает![175]»

Так поведал

гонец доброчестный

скорбные вести,

и не солгал он

3030

ни в слове, ни в деле.

Встала дружина;

пошли воители,

слезами облившись,

к Орлиным Скалам

взглянуть на чудо:

там, на песке,

под закатным небом

владыка лежал

бездыханный, воин,

3035

правивший ратью

долго и праведно,

щедрый на кольца,

а ныне похищенный

смертью в сражении,

державный ведер;

там же виднелось,

вблизи героя,

тело драконье,

плоть распростертая

3040

мертвого змея,

червя зломерзкого

труп, опаленный

пламедыханием

(туша твари

ступней в пятьдесят

была длиною);

в небо взвиваясь,

в ночи бесчинствовал

дракон, а утром

3045

скрывался в пещере —

смерть разлучила

кладохранителя

с его владением:

кубки, чаши,

блюда лежали

рядом со стражем,

ржавые лезвия,

кольчуги истлевшие

(долго покоился

3050

клад, наследие

древнего племени,

в том подземелье,

тысячезимнее

златосокровище,

крепко заклятое,

дабы не смел

ни единый смертный

его коснуться, —

лишь Вождь Небесный,

3055

Создатель, властен

открыть богатства

тому, кто взыскан

его благосклонностью,

милостью Божьей,

мужу достойному!)

Но стало ясно,

что не было счастья

владельцу богатства,

казны курганной,

3060

ибо и воин

погиб в сражении,

и страж сокровищ

не смог избегнуть

возмездия в битве.

Не знает смертный

урочного часа

своей кончины,

и все же уходит

он, обреченный,

3065

из зала для пиршеств,

друзей покинув.

Так сделал Беовульф,

когда решился

на бой с драконом,

а сам и не ведал,

за что он в битве

заплатит жизнью:

тот клад до скончанья

веков заклятьем

3070[176]

таким заречен был,

что станет смертный,

в грехах погрязнув,

молиться идолам

и, в цепи ада

попав, запятнает

себя пороками

еще допрежде,

чем ступит на это

место проклятое,

3075

раньше, чем взглянет

на это золото!

Молвил Виглаф,

сын Веохстана:

«Порой погибает

один, но многих

та смерть печалит —

так и случилось!

Наших советов

не принял пастырь,[177]

3080

мольбы не услышал

любимый конунг,

а мы ведь просили

не биться с огненным

холмохранителем —

пускай довека

змей дожидался бы

в своем подземелье

мирокрушения.

Но был вождь верен

3085

высокому долгу —

стяжал сокровища,

и страшную цену

Судьба взыскала!

Я был в пещере,

мне посчастливилось

в тайник проникнуть

(трудна дорога,

тропа подземельная),

и я, увидев

3090

клад сокровенный,

нимало не медля,

выбрал из груды

бесценной утвари,

сколь мог осилить,

и возвратился

с тяжелой ношей

к правителю нашему.

Еще дышал он,

и в полной памяти,

3095

вас перед смертью

благословляя,

он повелел вам

курган насыпать

над пеплом, воздвигнуть

холм во славу

его свершений!

Он был из смертных

всеземнознатных

вождем достойнейшим,

3100

покуда властвовал

казной и домом!

Теперь нам должно

вновь потревожить

тайник подземный,

в курган проникнув,

взглянуть на золото

(стезя мне знакома),

насытить зрение

сиянием клада,

3105

игрой камений.

И пусть ко времени,

когда возвратимся мы,

тут будет ложе

готово для конунга,

одр погребальный,

дабы снесли мы

вождя могучего

туда, где пребудет он,

хранимый Богом».

3110

И повелел им

сын Веохстана,

гордый воитель

героям многим,

готовить для проводов

землевладыки

сруб костровый,

дрова и место

для погребения:

«Испепелится,

3115

в огне исчезнет

муж храброчестный,

не раз видавший

дожди железные,

где стрелы, тучами

с тетив слетая,

в щиты вонзались,

где дрот остреный,

копье бодало

доспехи в битве!»

3120

Тут юный, но мудрый

сын Веохстана

верных из воинства

вызвал витязей

(семеро было

смелых ратников,

сам же – восьмой)

и повел их под своды

вражьего логова

(смолистый пламенник,

3125

факел, высвечивал

тропу в потемках),

и там не делили

они добычу,

ибо знали,

кому достанется

все это золото,

клад бездозорный,

на разорение обреченный;

и, не печалясь

3130

о тех богатствах,

сокровища вынесли

прочь из пещеры.

Тогда же змея,

червечудовище,

с утеса кинули

в море – канул

дракон в пучине.

Кладь золотую,

витые кольца,

3135

и старца-конунга