Для пробы он поковырял замок, потом потянул кольцо, соединявшее кандалы с цепью. Ничего не получилось. Звено за звеном он проверил всю цепь вплоть до железного кольца, вделанного в стену. Вся конструкция была прочной, словно ее изготовили на прошлой неделе, а не в прошлом веке.

Снова усевшись, Сент принялся обшаривать свои карманы. Немного денег, носовой платок, карманные часы, чужая пуговица — видимо, от прогулочного платья Фатимы, — но ничего, чем можно было бы воспользоваться для побега.

Сент снова ощупал рану на виске. Он оказался полным дураком. С чего он решил, что Эвелина собирается раздвинуть перед ним ноги? Потому что ему хотелось так думать. Она все утро держалась холодно и отстраненно, затем в ярости набросилась на него. И он поверил, принял как должное, что двадцатью минутами позже она могла предложить свое тело в качестве взятки, только потому, что очень хотел этого.

Он недооценил ее, и, странное дело, ему это было приятно. Он часто оказывался в рискованных ситуациях, но никогда еще ни один разгневанный муж или ревнивый любовник не додумался заточить его в темницу.

— Проклятие!

Сент еще раз с силой рванул цепь, но только порезал палец об острый край одного из звеньев.

Какой бы урок ни замыслила Эвелина ему преподать, он не собирался плясать под ее дудку. Ни одной девчонке ни за что не удастся взять над ним верх. Ему нужно только выяснить, чего она хочет добиться, и затем воспользоваться этим для освобождения. А месть в отношении ее будет очень сладкой и займет о-очень много времени.

Не будь у него карманных часов, Сент подумал бы, что прошло гораздо больше тридцати семи минут, прежде чем дверь за восемью ступеньками снова скрипнула. Сент, обхватив голову, склонился к ногам: его настиг новый приступ головокружения.

Ключ повернулся в двери, и маркиз откинулся назад, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

— Сент, — тихо окликнула Эвелина, высунув голову из-за двери.

Он не ответил, прикидывая расстояние между концом цепи и дверью — добрых шесть футов. Тот, кто строил эту темницу, хотел быть уверен, что никто по своей воле не выйдет из нее, если выйдет вообще.

— Я рада, что вы немного успокоились, — отважилась произнести Эви. Она сильно нервничала, щеки ее пылали. Ей удалось вычистить платье от пыли и зачесать кверху волосы, но она все еще выглядела такой же взъерошенной, как и он. — Теперь вы меня выслушаете?

— Да. Я с удовольствием послушаю, каким образом избиение и похищение послужит — как это ты сказала? — «для моей собственной пользы».

Эвелина поморщилась.

— Леди Гладстон как-то сказала мне, что вы настолько порочны, что вам нет смысла быть добродетельным.

А Фатима не так уж глупа, как он полагал.

— И ты с этим не согласна, как я понимаю?

— Да, не согласна.

Она скрылась за дверью и вновь появилась с подносом.

— Вода и повязка, как я обещала.

Сент продолжал наблюдать. Ему было любопытно, как она собирается передать ему все это, не заходя в зону досягаемости. Он напрягся, готовый к нападению при малейшей оплошности.

Однако она поставила поднос на пол намного дальше того места, куда позволяла ему дотянуться цепь его кандалов. Снова выйдя за дверь к своему невидимому помощнику, Эви вернулась с палкой от метлы, которой и воспользовалась, чтобы подвинуть к нему поднос.

— Тебе, случайно, не приходилось делать этого раньше? — спросил он, не двинувшись с места.

— Конечно, нет.

— Когда я сказал, что намерен стать у тебя первым, я имел в виду совсем другое.

Эвелина покраснела, поспешно шепнула что-то через щель своему спутнику и закрыла дверь.

— Я понимаю, почему вы рассердились, — сказала она, поставив скамейку на место и усевшись на нее. — Вы оскорблены, что кто-то, против вашей воли и желания, лишил вас свободы.

— Не кто-то, — поправил он. — Ты.

— Ну кто-то же должен был это сделать.

Сент прищурил глаза. Обычно ему нравились их словесные поединки, но тогда он не был прикован цепью к стене. И ему не навязывали эти разговоры насильственно.

— Пошла ты со своими речами, Эвелина.

— Ну хорошо, я отняла у вас свободу, чтобы вы не смогли отнять что-то у меня.

— Твою девственность? — цинично предположил он. — Ты сама предложила мне ее.

— Ничего подобного, это была уловка.

— Резвая девочка.

— Прекратите. Вы пытались отнять у детей их дом. И вы старались лишить меня возможности делать что-то полезное. Мне необходимо было этому помешать. Вы такой же, как все остальные мужчины в моей жизни, понимаете?

Что бы она ни имела в виду, звучало это оскорбительно. — Нет, не такой.

— Совершенно такой же. Виктор посылает меня беседовать с отвратительными стариками, потому что они находят меня очаровательной. Его не волнует, что мне приходится лгать им, говоря, как они мне интересны. Или эти дурацкие политические чаепития, на которых он заставляет меня присутствовать. Бесполезные и никчемные, они заставляют меня сильно… нервничать. А вы — вы еще хуже.

— Да что ты говоришь!

— Вы пустили меня в приют только потому, что думали, будто это даст вам шанс залезть мне под юбку. Вы красивы и привлекательны и… соблазнительны, ноя, понимаете, не дура. Вы меня совсем не знаете и не знаете этих детей, жизнь которых зависит от вас. Вас волнует только то, что вас это обременяет.

Его ангел определенно слишком разговорился. Он этого не ожидал, но в данный момент не придал этому большого значения.

— Ты закончила? — резко оборвал он.

— Еще нет. Теперь ничто вас не обременяет. В вашем распоряжении масса свободного времени. И кто-то другой будет решать, вернетесь вы снова в свет или нет. — Она встала. — И обдумайте вот что, лорд Сент-Обин. Если вы никогда не появитесь вновь, заметит ли это хоть кто-нибудь? Холодная дрожь охватила его.

— Эвелина, подумай, что ты делаешь, — сказал он медленно, только теперь начиная понимать, какую глубокую яму он сам для себя вырыл. — Если ты не отпустишь меня прямо сейчас, думаешь, ты когда-нибудь сможешь это сделать?

Эви остановилась, взявшись за ручку двери.

— Надеюсь на это. Вы очень умный человек. Думаю, вам удастся стать также и благородным. Пришло время вам кое-чему поучиться.

Эви захлопнула и заперла дверь и без сил прислонилась к тяжелой преграде. Никогда в жизни она ни с кем не разговаривала подобным образом, и было здорово высказать наконец все это вслух.

С другой стороны, создавшаяся ситуация приводила ее в ужас. Она никогда бы не позволила причинить маркизу вред, но вместе с тем она не могла подставить под удар детей.

— Пожалуйста, пойми меня, — шептала она, и слезы струились по щекам.

Встреча в действительности прошла лучше, чем она ожидала. Ведь она точно не знала, что собирается сказать, пока не начала говорить. Хищные порочные мысли, мелькавшие в его глазах, все еще беспокоили и возбуждали ее, но она считала, что тяжелый взгляд лучше, чем крики и попытка нападения.

В конечном счете Сент, может быть, даже оценит, как далеко она зашла в своем старании превратить его в истинного джентльмена. Эви фыркнула, вытирая щеки. Похищение не входило в план занятий, который они состряпали вместе с Люсиндой и Джорджианой. Выпрямившись, она мрачно улыбнулась. В прошлом году они беспокоились, что интриги Джорджианы завели ее слишком далеко. Лорд Дэр был сражен наповал.

Наверху она провела еще один урок вальса, затем наскоро дала последние наставления старшим детям, когда их всех позвали завтракать.

— Мы должны его кормить? — нахмурившись, спросила Молли.

— Конечно. И будь с ним вежлива. Ему там не нравится, и мы должны показать ему, что заботиться, помимо себя, следует еще и о других.

— А если это не поможет? — спросил Рэндалл, прищурив один глаз.

— Поможет, — ответила Эви с большей уверенностью, чем на самом деле чувствовала. Опасный сам по себе, ее план не мог увенчаться успехом до тех пор, пока Сент-Обин не был бы вынужден активно общаться с сиротами, состоящими под его опекой. — Возможно, сначала он будет грубым. Мы должны показать ему достойное поведение.

— Я покажу ему, как себя вести, — проворковала Элис Смит.

Этого Эви и опасалась. Она знала на собственном опыте, каким обаятельным может быть маркиз. Она никогда больше не попадется на его уловки, но эти девочки — эти маленькие леди — еще очень неопытны.

— Только помните, как это важно. Он очень хитер, поэтому вы не должны заходить к нему поодиночке. И ключ от кандалов останется у меня. Если он узнает, что у вас нет ключа, у него не будет причины пытаться получить его от вас.

— Кажется, есть более легкий путь позаботиться об этом. — Рэндалл вытащил из кармана небольшой складной нож.

О Боже милостивый!

— Нет. Иметь лорда Сент-Обина в союзниках гораздо выгоднее, чем получить его… труп. Обещайте мне, что ни один из вас не причинит ему вреда.

— Вам нужно обещание? От нас?

— Да. И я надеюсь, что вы сдержите свое слово. Рэндалл спрятал нож.

— Хорошо. Мы обещаем.

Наконец-то Эви смогла вздохнуть спокойно. Им надо было многому научиться, так же как и Сенту. И по какой-то причине, кажется, ей выпала участь спасти их.

— Завтра утром я первым делом зайду к вам. Желаю удачи.

Когда Эвелина добралась до особняка Барреттов, она опаздывала всего на двадцать минут, но не могла избавиться от ощущения, что потеряла гораздо больше времени. Наверное, все видят ее насквозь и сразу узнают, что она похитила Сент-Обина и держит его взаперти в подвале сиротского приюта «Заря надежды».

— Эви, — сказала Люсинда, поднимаясь, чтобы пожать ей руки, — мы беспокоились о тебе.

Эвелина принужденно рассмеялась и с беззаботным видом подошла к кушетке поцеловать Джорджиану в щеку.

— Я не так уж и опоздала, правда?

— Нет, но обычно ты никогда не опаздываешь.

— Я заигралась с детьми.

— А что с твоим платьем? — спросила Люсинда.

Эви взглянула вниз. Она пыталась почиститься, но тщетно.

— О Господи, — сказала она, вымученно посмеиваясь. — Думаю, мне следовало играть с меньшим энтузиазмом.

— А твои волосы? — Джорджиана потрогала пальцем одну из прядей, выбившихся из растрепанного пучка.

Вот черт!

— Мы с девочками делали друг другу прически. Что, очень страшно?

Люсинда рассмеялась:

— Я заставлю Елену привести в порядок твою прическу перед тем, как ты уйдешь.

Как всегда, они поговорили о событиях недели, и Джорджиана рассказала им анекдот о младшем брате Дэра, Эдварде, которому только что исполнилось девять. Эви медленно начала оттаивать, хотя никак не могла избавиться от мыслей о Септе, прикованном цепью к стене, томящемся в одиночестве в подвале, в то время как она, посмеиваясь с подругами, балуется чаем с пирожными.

— Как проходят твои другие занятия? — спросила Люсинда, отхлебывая чай.

— Какие еще занятия?

— Ты знаешь — с Сент-Обином. Или ты решила последовать нашему совету и выбрать себе более подходящего ученика?

— Я не видела его сегодня, — выпалила Эви, прежде чем успела остановиться. Черт, она выглядит полной дурой. — И… должна признать, — продолжала она, делая вид, что не замечает взглядов, которыми обменялись подруги, — что он создает больше проблем, чем я ожидала.

— Ну так забудь его, ладно? — Джорджиана взяла ее за руку. — Дело не в том, что мы сомневаемся в тебе, Эви. Просто он слишком…

— Ужасен, — закончила Люсинда. — И крайне опасен.

— Я думала, что идея в том и состояла, чтобы выбрать кого-нибудь ужасного, — возразила Эвелина. — Ты, бывало, говорила нам, что Дэр был самым худшим из мужчин в Англии, Джорджиана. Думаю, поэтому ты его и выбрала.

— Я знаю. — Виконтесса слабо улыбнулась. — У меня были личные причины желать преподать урок именно ему. Вы обе это знали. Ты не можешь сказать то же о Сент-Обине.

«Теперь могу».

— Как бы то ни было, — громко сказала Эви; — я решила научить его быть джентльменом. Подумайте обо всех тех дамах, добродетель которых я, может быть, спасаю.

Люсинда обняла ее за плечи.

— Только защити свою собственную. Будь осторожна. Во всяком случае, обещай нам это.

— Обещаю, — покорно повторила Эвелина, начиная задумываться, действительно ли Сент оказывает на нее большее влияние, чем она на него. Прежде ей никогда не удавалось успешно солгать. — Я буду осторожна.

— Хорошо. А если ты хочешь развлечься сегодня вечером, я даже потанцую с твоим братом.

Эви помрачнела.

— Сегодня вечером?

— Бал у Суини, дорогая. Даже Сент-Обин приглашен для пикантности, как я слышала.

Эви похолодела от ужаса.

Эвелина надеялась улучить несколько минут, чтобы проведать Сент-Обина перед балом, но когда она вернулась домой и переоделась, Виктор уже расхаживал по холлу.

— Боже милостивый, — сказала она, надевая накидку, которую ей подал Лангли, когда Виктор склонился, чтобы предложить ей помощь. — Ты ведь не хочешь, чтобы мы прибыли первыми, не правда ли?

— Я действительно хочу именно этого, — ответил он, взяв мать под руку и спускаясь с парадного крыльца. — Я всю неделю пытался переговорить с лордом Суини. Он тоже был в Индии. У меня не будет более удобного случая привлечь его внимание. Он сможет даже представить меня Веллингтону.

Эви затаила дыхание.

— Ну а что будем делать мы с мамой?

Виктор взглянул на нее так, словно она была детской фарфоровой куклой, которая обрела внезапно дар речи.

— Беседовать с леди Суини, разумеется.

На мгновение она задумалась, не упомянуть ли, что грубый высокомерный маркиз уже заперт в подвале, а второй комплект кандалов свободен и готов принять еще одного претендента. Вместо этого она улыбнулась:

— Сделаю все возможное.

Сент не знал, который час, потому что было темно. Но он не сомневался, что уже утро, судя по щетине на щеках и по тому, насколько он был голоден.

Не знал он также, давно ли проснулся, хотя ему казалось, что уже много часов назад. То короткое время, что удалось поспать, маркиза тревожили беспокойные сны, в которых он снова и снова осуществлял свою месть над обнаженным телом Эвелины Марии Раддик, пока он наконец не проснулся, возбужденный и страдающий.

— Идиот! — выругался он в темноту. Голос прозвучал глухо в тесной камере. Она похитила его, состряпав, вероятно, целый заговор, а он все еще испытывает к ней сильное влечение. Какой бы урок она ни собиралась ему преподать относительно вожделения к упрямой коварной девственнице, он его явно не усвоил.

Некоторое время Сент размышлял над ее словами о том, что случится, если он никогда больше не появится в обществе. Его слуги привыкли, что он исчезает на некоторое время без предупреждения, и он только что появлялся в парламенте, так что в течение нескольких недель никто не заметит его отсутствия. Из-за Эвелины у него сейчас не было любовниц, поэтому ни одна женщина не будет оплакивать его исчезновение из своей холодной постели.

Что касается друзей, то у него их действительно не осталось. Одни встали на праведный путь и женились, другие погибли от своих дурных привычек, а он просто глубже увяз в темных злачных местах Лондона. Хотя даже там не было так мрачно, как в этой тюрьме, когда догорела последняя свеча. Вот так-то обстояли дела. Никто не хватится его вообще.

Маркиз содрогнулся. Он не боялся умереть. Его удивляло, что он до сих пор жив. Скорее, его беспокоила перспектива быть полностью забытым. Нет никого, кто стал бы горевать о нем, кто задумался бы, куда он пропал. Он не сделал ничего, что могло бы заставить хоть кого-нибудь пожалеть об его отсутствии.

Наружная дверь скрипнула, и он выпрямился. Минутой позже слабый проблеск света проник сквозь решетку в верхней части двери, осветив стену позади него.

Ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Свет свечи проник в комнату, и Сент прикрыл глаза. Прошла минута, прежде чем он смог различить за светом Эвелину.

— О, прошу прощения за свечи! — воскликнула она. — Я думала…

— От них мало толку, — прервал он ее. — К тому же мне не стоит рассчитывать, что ты принесла кофе? Или газету?

За дверью послышался голос мальчика, отпустившего замысловатое ругательство. Все же он хоть кого-то задел за живое. Сент поднял одну бровь.

— Я принесла кофе, — сказала Эви, вставляя свечу в канделябр. — И еще хлеб с маслом и апельсин.

— По крайней мере тебе не пришлось слишком потратиться, судя по моим удобствам, — сухо сказал Сент.

Она внесла поднос, поставила на пол и палкой подтолкнула к нему. Маркиз был слишком голоден, чтобы капризничать. Он наклонился вперед и подтащил поднос поближе.

— Разве они не покормили вас прошлым вечером? — спросила Эвелина, усаживаясь на скамейку в безопасной зоне.

— Кто-то приоткрыл дверь и запустил сырой картошкой мне в голову, если ты это имеешь в виду, — ответил он, вгрызаясь в свой скудный завтрак. — Я решил сохранить ее на будущее.

— Мне очень жаль, — снова сказала она, наблюдая, как он ест.

— Эвелина, если ты сожалеешь, тогда отпусти меня. Если ты не собираешься этого делать, то, ради всего святого, перестань извиняться.

— Да, вы правы. Я думала, что просто стараюсь подавать хороший пример.

— Мне? — вставил Сент, прожевывая хлеб. — У тебя странный способ учить манерам.

— По крайней мере мне удалось привлечь ваше внимание.

— Ты и до этого привлекала мое внимание.

— Своей наружностью — да, — произнесла она медленно. — Но теперь вам придется меня слушать.

Эви чинно сложила руки на коленях, словно находилась в модной гостиной, а не в грязной темнице с каменными стенами.

— Так о чем мы поговорим?

— О твоем тюремном приговоре? — предложил он.

Эвелина так побледнела от тревоги, что он подумал: она вот-вот потеряет сознание. Сент чуть было не взял свое заявление назад, но сдержал себя. Пусть думает, что здесь у нее все под контролем, но и у него осталась кое-какая власть. Лучше, чтобы она об этом не забывала.

— Я уверена, что мы все же придем к определенному соглашению, — помолчав, ответила Эвелина. — В конце концов, у меня масса времени, чтобы убедить вас.

Сама она довольно быстро усваивает правила.

— Ну, так как ты провела вечер? — спросил он.

— Я была на балу у Суини, — сказала она — О, вам следует знать, что мой братец объяснил ваше отсутствие тем, что он велел вам держаться от меня подальше.

Сент усмехнулся:

— Нужно было послушаться его.

Эви ненадолго замолчала, он взглянул на нее и поймал изучающий взгляд. Эвелина покраснела и сделала вид, что поправляет юбку.

— Хочу предложить вам небольшую сделку.

— И что бы это могло быть?

— Я принесу вам стул, чтобы было удобно сидеть, если вы согласитесь читать детям.

Он мог бы, конечно, отказаться, но у него уже сильно болела спина от постоянного сидения на твердом полу.

— Удобный стул, — ответил он. — С мягкой обивкой.

Эвелина кивнула.

— В обмен на удобный мягкий стул вам придется также выучить с ними гласные звуки.

— И где писать их, на грязи?

— Я принесу вам доску. И учебник.

Сент отставил кофейную чашку и встал, взяв поднос. Эви поднялась со скамейки, с опаской наблюдая за ним, пока он приблизился на длину цепи.

— И еще одну свечу. — Со стуком он опустил поднос у своих ног.

Она поколебалась немного, затем кивнула.

— Договорились.

— Какая досада, что ты меня не любишь, — сказал он, понизив голос, отлично сознавая, что маленькие сорванцы ожидают сразу за дверью, — потому что сейчас мне не пришлось бы оставаться одному.

Легкая улыбка коснулась ее губ.

— Я подумаю, что тут можно сделать. Она повернулась и направилась к двери.

— Я загляну еще раз перед уходом. Ведите себя хорошо с детьми.

— Не о них ты должна бы беспокоиться.

Он пристально посмотрел на нее, затем ударом ноги отшвырнул поднос.

Что бы она ни говорила ему о своей неприязни, Эвелину все еще влекло к нему. Ему не надо было быть прорицателем, чтобы почувствовать это. И она не оставила его снова в одиночестве и темноте, за что он испытывал к ней сильную благодарность. И все же единственное, что ему нужно от нее, — это один неверный шаг. И она сильно ошибается, если думает, что он не сумеет им воспользоваться.