Уроки любви (№2) - Неисправимый повеса

Как бы там ни было, ей все же удалось сплотить их вокруг себя.

Малышка Роза подскочила к Эви и обвила руками ее ноги. « — Спасибо, мисс Эви.

— Не за что, — ответила та с улыбкой.

Сегодня был удачный день. Она взглянула на мрачное лицо Сента. Какие бы намерения он ни имел, устраивая развлечение с оркестром, ему не удалось их осуществить.

— Мы также должны поблагодарить за все лорда Сент-Обина.

Маркиз принял благодарность с поклоном, который дети, видимо, расценили как сигнал расходиться. Они устремились по лестнице вниз, в спальни, или во внутренний двор — поиграть. Ну что ж, она умудрилась дать урок также и ему. Пусть знает, что леди высоко ценит его добрые дела независимо от того, какими побуждениями он руководствовался.

— Это было очень любезно с вашей стороны, — сказала она, подбирая отложенные книги и бумаги.

— А знаете, один из них украл вашу брошь, — сказал Сент, направляясь вместе с ней к двери.

Она подняла руку и ощупала воротник. А я и не заметила! Вы уверены?

— Высокий мальчик с красным шарфом.

— Вы даже не знаете его имени?

— А вы знаете?

— Рэндалл Бейкер. Почему вы его не остановили? Маркиз пожал широкими плечами.

— Это ваша игра, не моя. Я верну вам эту брошь.

— Раз он украл ее, значит, она ему нужнее, чем мне. Сент вопросительно поднял бровь.

— Вам нравится роль мученицы?

— Вовсе нет.

— У меня вы требовали свое ожерелье назад.

— Вам оно вовсе не нужно. И для меня это не игра. Вы до сих пор этого не поняли?

Никто не смеет так ее донимать. Даже Сент-Обин.

— Я уверен, вам нравится, что они смотрят на вас как на свою прекрасную спасительницу в зеленом шелку, Эвелина, — сказал он в ответ, — но это уже не ново.

— Прошу прощения?

Ступив на лестницу, он оглянулся через плечо.

— Как только вам надоест быть предметом поклонения, вы тоже исчезнете.

— Я здесь не для того, чтобы мне поклонялись.

Он оставил ответ без внимания.

— Моя мать обычно приезжала сюда в первый вторник каждого месяца.

— В самом деле? Значит, маркиза задумывалась о том, чтобы быть полезной обществу. Вы должны гордиться, что она старалась помочь тем, кто в этом нуждается. Что…

Сент презрительно рассмеялся.

— Она со своим кружком шитья мастерила салфетки для праздничных обедов.

— И все же она хоть что-то делала, — возразила Эви, спускаясь вслед за ним по лестнице. Если он намекал, что она поступает точно так же, ее это не устраивало.

— Да, несомненно. Ходили слухи, что двое или трое прежних обитателей приюта имели прямое отношение к ее мужу, чем, вероятнее всего, и объяснялся этот интерес к ним. Я думаю, что таким образом мой отец тоже внес существенный личный вклад в это проклятое место.

Щеки Эви жарко запылали. Мужчинам не пристало вести подобные разговоры с благовоспитанными леди.

— А есть ли среди них ваши? — все же спросила она, сама удивляясь своей дерзости.

Очевидно, он тоже считал это в порядке вещей, потому что повернулся кругом и посмотрел на нее.

— Нет, насколько мне известно, — ответил он, немного помедлив. — Я не собираюсь приумножать свои несчастья.

— Тогда почему вы здесь?

— Сегодня? Потому что я хочу вас. О Господи!

— Я имею в виду, почему вы в совете попечителей?

— А-а. Я же говорил, по завещанию моей матери две тысячи фунтов в год и член семьи Холборо направляются в сиротский приют «Заря надежды».

— Но…

— Мне надоело смотреть, как остальные попечители покупают себе кареты и содержат любовниц на денежки моей семьи.

— Не может быть!

— Мы все что-то имеем с этого, — добавил он с циничной улыбкой. — Отец удовлетворял свои потребности, мать получила возможность рассказывать своим друзьям, какой трагичной и жертвенной была ее жизнь, а остальные члены совета тянут в карман все, что им удается выкачать из фондов приюта. За это их ежегодно благодарит лорд-мэр Лондона.

— А что получаете вы?

— Я получаю искупление. В конце концов, я помогаю сиротам. Разве это не спасает меня от ада? А что вы получаете от этого, мисс Раддик?

Если бы она сказала ему, он бы только рассмеялся ей в лицо.

— Разве вы не испытываете чувство некоторого… удовлетворения, — медленно спросила она, — видя, что эти дети накормлены и одеты? Они вполне могли оказаться на улице, если бы вы не следили за тем, чтобы выделенные им средства расходовались должным образом.

— От чего я получаю удовлетворение, — ответил он, — так это от того, что наблюдаю, как Тимоти Ратледж и остальные стервятники пытаются неделя за неделей скрыть от меня различные махинации по выкачиванию денег, а мне удается их прихлопнуть.

Сент поднялся на несколько ступенек, отделявших его от Эви.

— Возможно, вам все же следовало бы более дружелюбно относиться ко мне, Эвелина. По крайней мере я не обкрадываю детей.

— Я не верю тому, что вы сказали, — заявила она со всей уверенностью, которую ей удалось сохранить. — Вы просто стараетесь поразить меня и убедить отступиться.

— Нет. Видите ли, если вы хотите почувствовать удовлетворение, то существуют и другие, более приятные способы его ощутить. Что бы вы здесь ни делали, это ничего не изменит. И никогда не меняло. Во всяком случае, всегда найдется какой-нибудь другой лорд, готовый жертвовать для неумытых масс.

— Это неправда!

Сент протянул руку и коснулся ее щеки небрежным интимным жестом.

— Почему бы вам не попытаться взамен спасти меня? — произнес он.

Если бы он только знал!

— Мне кажется, — сказала она, настолько разозленная и расстроенная его цинизмом, что у нее дрожал голос, — единственный способ спасти вас заключается в том, чтобы не потворствовать вашим низменным побуждениям. Так что, пожалуйста, отбросьте мысли о спасении. А теперь всего хорошего, милорд.

Его низкий самоуверенный смех заставил ее напрячься.

— Я поцеловал вас, Эвелина Мария. А вы поцеловали меня. Вы не так уж невинны, как себе представляете.

Она остановилась у подножия лестницы.

— И несмотря на всю неприязнь к этому месту, вы все еще кормите этих детей, Майкл. Так что, возможно, вы не так и ужасны, как полагаете.

Сент наблюдал, как она шла по коридору.

— Вы правы, — пробормотал он. — Я гораздо хуже.

Эвелина едва успела вбежать в парадную дверь особняка Раддиков, как часы пробили один раз. Не успев отдышаться, девушка с помощью Лангли сменила утреннюю шляпку на дневную, взяла зонтик и обернулась к лестнице.

— Добрый день, мама, — приветствовала она Женевьеву Раддик, величаво спускавшуюся по широкой лестнице. — Ты готова отправиться на чаепитие?

— Ты что-то слишком задержалась у Люсинды Барретт, — пожаловалась Женевьева и, послюнив палец, подправила кокетливый локон на лбу.

— Я знаю, мама. Просто я не заметила, как пролетело время. Прости меня, — сказала Эви с обезоруживающей улыбкой.

— Ну хорошо, скажи спасибо, что Виктора нет дома. Мне страшно подумать, что бы он сделал, если бы ты пропустила еще одно чаепитие.

— Не беспокойся. Я и не собираюсь пропускать эти встречи. Пойдем?

Ее мать остановилась в дверях, с подозрением вглядываясь в лицо дочери.

— Ты что-то слишком раскраснелась, Эви. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Я всего лишь немного запыхалась от спешки.

«И слегка разволновалась после недавнего разговора с Сен-том».

— Надеюсь, что так. Я не вынесу, если ты устроишь сцену с обмороком или что-нибудь в этом роде.

Эви взяла мать под руку и направилась к ожидающей их карете.

— Никаких обмороков. Обещаю.

— Прекрасно. Потому что сегодня, ради твоего брата, мы должны произвести на всех самое лучшее впечатление. Понимаешь ли, политические чаепития у твоей тетушки Хаутон получили большую известность. Карьера многих людей была построена или, напротив, разрушена именно на этих встречах за чаем с пирожными. И тебе не следует распространяться насчет твоих теорий просвещения бедных. Там для этого не место и не время.

— Хорошо, мама.

Сегодня ей действительно было немного легче согласиться с этим требованием.

— Никаких прогрессивных идей, если только это не пойдет на пользу Виктору.

— Именно так.

Даже при вновь обретенной уверенности в себе день представлялся почти невыносимым. Большинство дам напоминали Эвелине данное Сентом описание его матери: полны сочувствия и заботы, пока это не требует от них никаких усилий и не создает неудобств. Тут возникает другой вопрос: если все это в порядке вещей, почему это так сильно волнует Сента, учитывая его заявление, что ему вообще ни до чего нет дела?

— Что-то ты приумолкла. — Лидия Барнсби, леди Хаутон, уселась рядом с Эвелиной на кушетку, расправив юбку, окружавшую ее мягкими изящными складками. — Ты всегда избегаешь разговоров на эту тему, но сегодня ты даже не заикаешься от возмущения.

— Или заикаюсь, по временам, — ответила Эви с легкой улыбкой. — Я всегда очень переживаю, что любой мой неверный шаг может потопить все политические устремления Виктора.

— Ты не должна так думать, дорогая. Сомневаюсь, что ты бы хоть чем-то навредила брату. Кроме того, я не допущу, чтобы так случилось на одном из моих приемов.

— Это обнадеживает, — сказала Эвелина. — Поскольку брат использует меня единственно для того, чтобы очаровывать его политических союзников, я все же чувствую себя здесь несколько… второстепенной. — Она понизила голос. — Я думаю, что меня вообще никто не замечает. Ее тетушка наклонилась ниже.

— Это не вполне верно. Я, например, должна отметить, что у тебя на юбке пятно. Похоже на отпечаток руки. Маленькой руки.

Эвелина побледнела.

— О! Нуда, мы с Люси прогуливались утром и встретили трех очаровательных детишек с их гувер…

— Ты снова ходила в тот приют, — тихим голосом перебила тетушка Хаутон. — Я предупреждала тебя, как это опасно. Там можно подхватить любую болезнь, и, если верить твоему брату, большинство из этих сирот — преступники.

— Ради Бога, это совсем… не опасно.

«Если, конечно, не принимать в расчет Сент-Обина».

— Если бы ты была замужем, твой муж мог бы позволить тебе жертвовать некоторые денежные суммы на это заведение. Но общаться с простолюдинами, да еще за пределами Мейфэра — просто недопустимо для молодой леди твоего положения, Эви.

Эвелина постаралась скрыть свое раздражение и принять огорченный и пристыженный вид.

— Понимаю.

— Обещай мне, что больше не станешь этого делать.

Пропади все пропадом!

— Обещаю. — И она скрестила пальцы под своей чашкой чаю, так, чтобы никто не заметил.

Когда Сент явился в главный зал заседаний палаты лордов, его встретил приглушенный шум голосов, который, как волна, то становился громче при его приближении, то стихал с его уходом. Действительно, прошло уже около месяца с его последнего появления. Если он не станет бывать в парламенте, кто-нибудь наверняка постарается объявить его умершим или недееспособным и конфисковать его немалые владения в пользу Короны.

Он слегка задумался, садиться ли ему на свое обычное место возле Дэра и Уиклиффа, наименее неприятных ему лордов. Однако они оба знали Эвелину, и Дэр скорее всего будет подпевать образцу благопристойности. Сент помешкал.

— Что я пропустил? — тихонько спросил он, усаживаясь рядом с Дэром.

— Сегодня или за последний месяц?

— Перестаньте разговаривать, молодые бездельники, — прошипел старый граф Хаскелл, обернувшись и с неодобрением глядя на них.

— Подберите слюни, Хаскелл, — протяжно ответил ему Сент. — У вас вообще-то еще остались зубы?

Лицо графа приобрело свекольно-красный цвет.

— Ах ты, мерзавец! — рявкнул он, поднимаясь на нетвердых ногах. Его соседи с обеих сторон ухватили его за плечи и снова усадили на место.

— Мы опять обсуждаем долги Принни, — громко сказал Уиклифф.

Проклятие! В таком случае ему, наверное, лучше было не приходить. Если слухи дойдут до Принни или одного из его советников, дело может скверно обернуться.

— Обычный вздор? — сказал он в ответ, позаимствовал у Дэра программу и принялся рисовать на обратной стороне.

— Скорее всего так. Если бы не случайная перебранка, я бы уснул в своем кресле. — С легкой усмешкой виконт подался вперед. — Рад, что ты пришел, правда. Избавил меня от необходимости искать тебя.

— Я думал, ты больше уже не общаешься со мной. — Сент вдруг понял, что лицо, которое он рисовал, начинает обретать знакомые черты, и быстро добавил усы и касторовую шляпу. Эвелина Раддик не оставляла его в покое даже в свое отсутствие. — Вся эта пустая болтовня о женитьбе и все такое прочее.

Виконт улыбнулся еще шире:

— Семейная жизнь имеет свои преимущества. — Он еще понизил голос. — Именно поэтому я тебя и разыскивал. Вынужден попросить тебя прекратить домогательства в отношении Эвелины Раддик.

Уже далеко не впервые его предупреждали о необходимости оставить женщину, но обычно это случалось тогда, когда дело усложнялось и касалось более серьезных вещей, чем простое времяпрепровождение. Но на этот раз он испытывал страстное желание к девушке и был сильно разочарован тем, что не добился успеха.

— Это предостережение исходит от той самой леди, которую застукали в прошлом году, когда она запустила свою изящную ручку к тебе в брюки?

Дэр прищурил глаза, его веселое настроение испарилось.

— Ты уверен, что хочешь продолжать со мной эту игру? Сент пожал плечами:

— Почему бы нет? Я веду ее со всеми.

— Ты говоришь о моей жене, Сент-Обин.

— И моей кузине, — недовольно добавил представительный герцог Уиклифф.

— Понятно.

С притворной беззаботностью Сент поднялся на ноги. Дэр и Уиклифф вместе были достаточно сильны, чтобы он не захотел связываться с ними в палате лордов, хотя где-нибудь в другом месте он охотно затеял бы драку.

— Почему бы вам не спросить мисс Раддик, хочет ли она, чтобы я оставил ее в покое? А до тех пор я желаю вашим семейным задницам всего наилучшего.

Через проход от них сидел, уставившись на Сента, лорд Гладстон. По правде говоря, многие мужья были совсем не рады лицезреть маркиза. Когда Сент-Обин вышел, до него дошло, что Фатима, леди Гладстон, скорее всего в это время дня дома и принимает гостей, так что, если он хочет облегчить свои страдания, она, без сомнения, с готовностью окажет ему эту услугу.

В то же время он понимал, что не получит в результате никакого удовольствия. Его привлекала совсем другая, более серьезная добыча. Когда хочется фазана, его не заменить цыпленком.

Его фазанчик отправился на политическое чаепитие, или что-то в этом роде. Но ему удалось кое-что выпытать у нее. Только одни женщины, причем в большинстве старые и морщинистые. Политические чаепития притягивают не так много девиц, еще способных найти другие способы развлекаться.

Не будучи девицей, интересующейся политикой, Сент пошел домой.

— Джансен, — спросил он своего дворецкого, снимая сюртук, — как бы мне развлечься?

— Вы намекаете на… женскую компанию, милорд? Боюсь, на сегодня никого… подобного не вызывали.

— Нет, никаких женщин, — ответил Сент нахмурившись. — Ты знаешь, как люди — мужчины — обычно проводят время, когда не ложатся в постель с женщиной?

— О… — Дворецкий оглянулся через плечо, но если кто-то из слуг и находился поблизости, они уже успели скрыться. — Ну, у вас наверху есть библиотека и…

— Библиотека?

— Да, милорд.

— И там есть книги?

Только теперь Джансен начал понимать, что маркиз подшучивает над ним, но принял это со своей обычной невозмутимостью. Без сомнения, он решил, что лучше пусть шутит, чем накричит на него, или, не дай Бог, начнет швыряться вещами.

— Да, милорд.

— Гм. По правде говоря, я не люблю читать. Можешь предложить что-нибудь другое?

— Может, бильярд?

— Бильярд. Ты играешь в бильярд, Джансен?

— Я… я не знаю, милорд. Играю?

— Сейчас начнешь. Пошли.

— Но две…

— Пусть гиббон или кто-нибудь еще позаботится о дверях.

— Вы не нанимали никого по имени Гиббон, милорд.

Сент остановился посреди лестницы, стараясь за хмурым видом скрыть усмешку.

— Странно. Ну что ж, напомни мне нанять кого-нибудь по имени Гиббон.

— Да, милорд.

— И не думай, что ты отделаешься от бильярда. Пойдем.

Сент истязал дворецкого час или около того, но это оказалось не так уж забавно. Кроме того, он, сам того не желая, стал жалеть Джансена. Влияние Эвелины, вне всякого сомнения. По-видимому, у нее есть способность сделать добросердечным даже каменного истукана. Ну что ж, он не каменный истукан, и поцелуй или два определенно не превратят его в подобие Дэра или Уиклиффа. Ради всего святого, уже семь часов вечера, а он все еще дома, играет в бильярд со своим проклятым дворецким.

— Вели Уоллису оседлать коня, — сказал Сент, бросив кий на стол.

Джансен так и обмяк от облегчения.

— Сию минуту, милорд. Вы вернетесь к обеду?

— Нет. Я вообще не вернусь ночевать, если повезет.

Он обедал в светском клубе и сел играть в фараона с лордом Уэстгроувом и еще двумя незнакомыми джентльменами. Это вполне устраивало Сента, поскольку никто из знакомых не решался состязаться с ним.

— Послушайте, — начал младший, более дородный, из двух смельчаков, — мой дядя Фенстон сказал, что в светском клубе будет полно лордов и прочих светил, но сегодня здесь что-то… малолюдно, если можно так выразиться.

Уэстгроув, проигравший еще десять фунтов банку, недовольно проворчал:

— Сегодня бал в «Олмаке». Будет представлен целый выводок зеленых дебютанток. Все самцы ринулись на поиски туго набитых кошельков.

— Будь я проклят, — пожаловался второй, старший, более тощий из них. — Бал в «Олмаке». Всегда хотел туда попасть.

Почему? — с насмешкой спросил Сент, делая ставку. Он совсем забыл, что была среда, вечер приема в «Олмаке». Его фазанчик, без сомнения, уже там, делает реверансы и улыбается, рассказывая всем, как она хитростью сумела заставить Сент-Обина позволить ей сунуть свой нос в этот проклятый приют для сирот. Если, конечно, не считать того, что она, видимо, предпочитает держать это в секрете.

— Все бывают в «Олмаке». Разве нет?

— Лимонад теплый, ликер не подают, в карты не играют, повсюду престарелые патронессы, зыркаюшие глазами, и весь вечер вальс. Вот что такое бал в «Олмаке». Вы ничего не потеряли.

Уэстгроув рассмеялся, и его смех перешел в сухой отрывистый кашель.

— Не обращайте на него внимания, джентльмены. Он так говорит, потому что ему запрещено там появляться.

— Запрещено? Правда? За что?

— Слишком много ума, — пробормотал Сент, желая, чтобы Уэстгроув заткнулся. Он здесь не для того, чтобы наряду с городскими монументами служить развлечением для двух деревенских болванов.

— За то, что в кладовке вступил в сношения с Изабеллой Райгл, как я припоминаю.

— В кла… правда?

— Нет. — Сент поднял взгляд, затем положил следующую ставку. — Едва ли это можно назвать сношением. Всего лишь ублажение ртом, но никак не сношение.

— Хватит! — воскликнул младший, более полный. — Как, вы сказали, вас зовут?

— Я не говорил.

— Это, друзья мои, — вмешался виконт, — не кто иной, как маркиз де Сент-Обин.

— Вы Сент? Говорят, вы убили человека на дуэли. Это правда?

— Возможно, — ответил Сент, кивнув банкомету, что закончил. — Но я уверен, что он этого заслуживал. Всего хорошего, джентльмены.

— Но…

Холодный ночной воздух приятно освежал его лицо, когда они с Кассиусом отправились на поиски менее шумных развлечений. В этот час прием в «Олмаке» был в самом разгаре. И возможно, с полсотни мужчин выстроились в очередь, чтобы насладиться очарованием Эвелины Марии Раддик.

Сент повернул коня. Двумя кварталами дальше он остановился возле ничем не примечательного кирпичного здания и стал смотреть на освещенные окна. Легкий холодный ветер доносил из дома звуки музыки и обрывки разговоров.

Она там. Сент знал это и был очень расстроен. Эвелина могла посещать места, куда ему путь был закрыт. Благопристойные, скучные, лицемерные надоедливые сборища, но на этот раз ему не удалось убедить себя, что это его устраивает. Уже пять лет он был отлучен от «Олмака» и до сегодняшнего вечера ни разу не пожалел об этом. Вплоть до сегодняшнего вечера.

Эви отодвинула занавеску, изнывая по глотку свежего холодного воздуха. В «Олмаке» всегда было очень душно. На другой стороне улицы смутно виднелся силуэт всадника, и на мгновение он показался ей странно знакомым. Но прежде чем она смогла в этом убедиться, он ускакал. И все же… Эви одернула себя. Сент ни в коем случае не мог находиться вблизи такого добропорядочного места, как дворец «Олмак». И в любом случае у него не было никаких оснований прятаться в тени там, на улице.

— Эви, ты меня слушаешь?

Эвелина опомнилась и выпустила занавеску из пальцев.

— Прости, Джорджи. Что такое?

— Я говорила, что сегодня Сент-Обин чуть было не затеял драку в палате лордов. Во всяком случае, так мне сказал Тристан.

— О, ради Бога, Джорджиана, он постоянно устраивает что-нибудь в этом роде. Какое мне дело?

— Ты по крайней мере могла бы признать, что ради тебя я подвергся большой опасности; Эви, — раздался звучный голос виконта Дэра с другой стороны.

Джорджиана оцепенела.

— Нет, ничего подобного. Уйди сейчас же.

— Нет, ничего подобного, — миролюбиво повторил он и поклонился. — Всего хорошего.

— Подожди! — Эвелина схватила его за руку. — Что ты имел в виду, сказав «ради тебя»?

— Я… э-э… — Виконт посмотрел на жену. — Я ничего не имел в виду. У меня умственное расстройство.

— Пожалуйста, Дэр, скажи мне, что происходит. Понимаешь, я пытаюсь с ним работать, и я не хочу, действительно не хочу, чтобы ты все усложнял.

Отважный виконт вздохнул.

— Я только сказал ему, чтобы он перестал тебе докучать. Ты не та женщина, что его обычно привлекают, поэтому я предположил, что у него в отношении тебя дурные намерения.

— Не думаю, что хоть когда-нибудь его намерения были добрыми, — проворчала она. — Я очень признательна тебе за участие, но, как я уже сказала, если я собираюсь продолжать свое дело, мне нужно с ним сотрудничать. Пожалуйста, больше ничего не делай ради моей пользы.

Он утвердительно кивнул темноволосой головой.

— Только потом не говори, что я не предупреждал тебя, Эви. Он позволяет себе такие вещи, что я выгляжу просто ангелом.

— Да, как ни трудно в это поверить, — добавила Джорджиана, взяв виконта под руку. — Это я виновата, Эви. Я попросила Тристана поговорить с ним. Я беспокоилась о тебе.

— Будь спокойна. Я могу о себе позаботиться.

Без сомнения, они ей не поверили. Очевидно, даже ближайшие друзья считают ее беспомощной и способной только на то, чтобы улыбаться, вести приятные разговоры и шутить, если возникнет необходимость. Сент был не лучше, но у него по крайней мере не было оснований думать иначе. Он мог выманить у нее один или два поцелуя, но если это была его цена за разрешение работать в приюте, она согласна платить. И если бы ей удалось добиться от него доброго слова, она бы считала, что риск оправдан.

Оркестр заиграл очередной вальс, и Эви без труда удалось убедить Джорджиану и Тристана присоединиться к остальным танцующим. Люсинда не пришла на бал, и Эвелина неожиданно оказалась в непривычном одиночестве. К несчастью, это продлилось недолго.

— Эви, — произнес брат, направляясь к ней в компании пожилого джентльмена, — ты знакома с герцогом Монмутом? Ваша светлость, моя сестра Эвелина.

— Очарован! — прогромыхал герцог, и Эви присела в реверансе.

— Я только что рассказал его светлости о твоем увлечении шахматами, Эви.

Шахматы ? Она терпеть не могла шахматы.

— Да, правда, хотя боюсь, у меня к ним больше любви, чем склонности.

Герцог одобрительно кивнул, и пряди его седых волос поднялись дыбом.

— Я всегда говорил, что шахматы женщинам не по уму. Рад видеть хотя бы одну юную леди, которая признала это.

Эви улыбнулась сквозь стиснутые зубы.

— Как вы добры, ваша светлость. Значит, позвольте предположить, вы искусный игрок?

— Я чемпион Дорсетшира.

— Великолепно!

Боже милостивый! Древний игрок в шахматы с растрепанными волосами.

— Его светлость специально искал знакомства с тобой, Эви, — сказал Виктор со снисходительной улыбкой. — Полагаю, вы можете прогуляться с ним по залу, поскольку никто из вас не любит танцевать вальс.

Эви сдержала вздох. Шахматы и никаких танцев. Несомненно, она умрет от скуки.

— С большим удовольствием, ваша светлость.

По крайней мере ей не пришлось беспокоиться о своем участии в разговоре. Герцог не только умел хорошо играть в шахматы, но и знал, из какого материала лучше всего изготавливать шахматные доски, знал происхождение этой игры и даже владел самым дорогим комплектом фигур.

Она одобрительно кивала и улыбалась в подходящий момент, не переставая мысленно посылать проклятия в адрес Виктора. Он и раньше так делал: находил подходящего кандидата себе в поддержку, выяснял его любимое развлечение или хобби и приписывал их ей. Она всегда терпеть этого не могла, но теперь, когда почувствовала, что может заниматься куда более полезными и важными делами, просто возненавидела все это.

Эви была так поглощена улыбками и кивками, что едва не пропустила момент, когда герцог начал прощаться.

— Благодарю вас за весьма содержательную беседу, ваша светлость, — с улыбкой сказала она, приседая в глубоком реверансе. Как только его взлохмаченная шевелюра скрылась в толпе, она отправилась разыскивать Виктора.

— Отлично исполнено, Эви, — сказал он, предлагая ей бокал лимонада.

Она отказалась с недовольной гримасой.

— Ты мог бы хоть предупредить меня. Я почти ничего не смыслю в шахматах.

— Я бы научил тебя, если бы считал, что ты проявишь хоть каплю внимания.

Эви откашлялась. Она сознательно терпела все это. Может быть, если она попытается убедить его…

— Виктор, я провела некоторое исследование, — начала она. — Ты имеешь представление о том, сколько в Лондоне сирот? Что, если…

— Нет, нет и нет. Я провожу избирательную кампанию, а не реформы. И предполагаю, что ты должна помогать мне.

— Этим я постоянно и занимаюсь.

— Тогда прекрати разговаривать с Сент-Обином и брось заниматься изысканиями. Если тебя так интересуют дети, то выходи замуж и обзаведись своими.

— Я так и собираюсь поступить.

— Я здесь не для того, чтобы пререкаться с тобой. Между прочим, тебе не следует стоять, подпирая стену. Твоя популярность отражается на мне.

— Но мне показалось, что я не люблю вальс, — ответила она, жалея, что отказалась от лимонада. Даже теплый, он принес бы облегчение в душной атмосфере бального зала.

— Ты не любишь вальс только в присутствии Монмута, — сказал ее брат, потягивая лимонад. — Или же если Сент-Обин отирается поблизости.

— Гм. Сент-Обин по крайней мере не лжет всем обо всём, чтобы манипулировать людьми.

В тот же миг она поняла, что этого не следовало говорить, но было уже слишком поздно. Виктор отставил бокал с лимонадом и, схватив сестру за руку, отвел ее в сторону.

— Я был, насколько возможно, терпелив относительно тебя и Сент-Обина, — пробормотал он. — Я уверен, что ты считаешь себя умной, независимой и тому подобное. Но, как брат, я вынужден тебе сообщить, что ты просто выставляешь себя лицемеркой и полной дурой.

Слезы огорчения наполнили глаза девушки, но она сумела их удержать. Она не позволит брату почувствовать удовлетворение от того, что довел ее до слез.

— Ты всегда считал меня глупой, — ответила она, — но я вовсе не дура и не лицемерка.

— Значит, ты оставила свои попытки помогать беднякам, сиротам и нищим в Лондоне?

Ха! Если бы он только знал.

— Нет. И никогда не оставлю.

Ее брат мрачно улыбнулся:

— Тогда тебе не помешает узнать, что повеса, с которым ты прямо на моих глазах выставляешь себя напоказ, ведет сейчас с принцем Георгом переговоры о том, чтобы снести сиротский приют, а на его месте устроить парк. Тебе не удастся сохранить оба твоих увлечения, Эви, если только ты не лицемерка. И не дура.

Эви уставилась на Виктора, не в состоянии даже вздохнуть. Ее брат солгал. Это единственное объяснение.

— Это неправда.

— Истинная правда. Мне сказал об этом сам Принни. «Заря надежды», или как-то там еще. Без сомнения, Сент-Обин поимеет с этого немалую выгоду, кроме всего прочего. Он уж точно не отличается альтруизмом.

Эвелина вырвала у брата свою руку. Но боль от его пальцев была ничто в сравнении с той раной, которая открылась в ее сердце. Почему Сент решил так поступить? Иногда он казался почти… милым. А эти дети находились под его покровительством. Если он собирался снести это здание, почему позволил ей расчистить складские помещения? И…

Эвелина нахмурилась. Конечно, он разрешил ей освободить комнаты внизу. И избавил себя от необходимости делать это позже. А что касается покраски стен, ну что ж, это всего лишь маленькое неудобство и ему не пришлось за него платить. И безусловно, это способствовало тому, что ни дети, ни она ничего не заподозрили.

— Может быть, теперь ты станешь слушаться меня, когда я пытаюсь давать тебе советы, — сказал Виктор. — Ты ведь знаешь, я принимаю близко к сердцу твои интересы. — Он склонился ближе. — Теперь пойди потанцуй с кем-нибудь, а не стой здесь с открытым ртом. Ты отлично потрудилась сегодня. Теперь немного повеселись.

Эвелина сжала зубы. Проклятый Сент-Обин! Ему не удастся разрушить ее единственную надежду сделать что-нибудь полезное. Она этого не допустит.

Глава 10

Бегу; с душой моей усталой

От искушения уйдем.

Нельзя мне видеть рай бывалый,

И снова не мечтать о нем…

Байрон. Прощание с леди

Эви приехала в приют рано и вошла в столовую, когда дети заканчивали завтракать. Она смогла убедиться, что детей хорошо кормили, хотя пища была простой и на кухне было мало прислуги.