Власть. Пастухи на костылях

Вадим Сергеевич Еловенко
 
Власть. Пастухи на костылях

      "Какая революция? С ума сошел? Чтобы наш народ, пробыв в тысячелетнем рабстве, взял в руки оружие? Очнись. Мы в рабстве были до семнадцатого года, и… после семнадцатого. То, что вообще случилась революция это не наша заслуга, а исключительно немцев. Начиная от денег выделенных на нее заканчивая самой войной с ними. Народ научившийся убивать, вернувшийся с фронта не был уже тем закабаленным стадом. Точнее не очень желал им оставаться. А сейчас? Да мы, (Вырезано цензурой), счастливы быть баранами, лишь бы нам жрачку в хлева подвозили вовремя. Ты говоришь, что растет новое поколение, которое не будет помнить рабства? БРЕД! Это уже генетическая память. На кого ты рассчитываешь? На тех, кто вырос на эм-тиви, сериалах, мыслях о богатой сытой жизни? Глупая затея. Абсолютно".
Один вроде приличный социалист.

      "Да, похрену что и кто говорит. Россия это корабль! Его надо хорошенько раскачать, что бы "крысы" с перепугу побежали прочь. Когда мы избавимся от крыс и приживал, сидящих на нашей шее и срущих на нас же, очистимся от налипшего сброда, тогда и только тогда мы, наверное, и станем свободными. Когда нам самим придется думать за себя и решать за свою страну. Уж тогда-то мы никому не позволим засирать нам мозги. И ни одна тварь не сможет сказать вслух слово "толерантность". Ибо терпение суть добровольное явление. И какого черта меня ОБЯЗЫВАЮТ быть терпимым? Терпеть тех, кто заполонил нашу страну. Заполонил это от слова "полон". Нас давно и крепко взяли в плен и не отпускают. Нас заставляют стрематься собственной национальности. Каждый день, каждый час. А кто не согласен, и ратует за великую РУССКУЮ державу, тех дерьмократы начинают совками называть. "Совок" придумали те, кто хотел унизить ИМЕННО русского человека. Ты хоть раз слышал, чтобы "совком" называли грузина, чукчу, калмыка? Так что мы давно и прочно в плену тех глупостей, ценностей, тех людей кто не считает русского человека ничем кроме быдла, которому по попущению бога досталась такая огромная территория. И из плена есть только два выхода… (а это правда напечатают?) тогда только два выбора: бежать как те же крысы из уже проданной оптом страны или революция, которая расставит все на свои места. Но патриоты не бегут… Им некуда бежать. Они не смогут без родины".
Один абсолютно неприличный нацист.

      "Да, у нашего общества масса проблем. Беззастенчивая коррупция, с которой только номинально борются. Национализм в любых его проявлениях. Да, и конечно рабский дух в людях. Но нахрена этой стране революция? Может, хватит? Проходили ведь уже. Слава богу, уже дети не знают этого. Слава разуму, что им это теперь преподают вскользь. Не ищите в этом заговора. Это простой практический подход. Не надо этой стране революций. Только идиот пойдет по пути вооруженного восстания и крови, когда, имея мозги все можно сделать деньгами. И мы учимся. Мы все учимся. Поверьте, имея такие ресурсы можно говорить о стратегической политике. А что касается социальных напряженностей, которые возникают как очаги… Кондопога, Питер, города крайнего севера. Эти очаги не способны вызвать революцию в стране. Это настолько все локально, что даже нашим спецслужбам удается частенько не допускать прорыва информации во внешний мир. Вы знаете ведь только о том, что прорвалось. Но ничего не знаете о том, что удалось скрыть, замять, утрясти… И слава богу. Не надо раскачивать судно, если оно, как у нас, плоскодонное. Перевернемся все и сразу. Все потонут. И вот тогда действительно к нам придут интервенты и поделят нашу страну между собой. Мы должны быть сильными. А любая революция нас только ослабит. Но это лишь мое скромное мнение".
Молодой демократ второй волны.

Часть первая.

Пролог

      Мужчина появившийся в архиве и нарушивший уже привычную для Сергея тишину, казался настолько дряхлым стариком, что молодой историк удивился, с какой бодростью тот пересек длинный коридор между раздвижными стеллажами и подошел к нему.
      Замерев на мгновение и, словно собираясь с мыслями, старик представился:
      - Штейн. Иосиф Абрамович Штейн.
      Сергей, вскинув брови, поднялся и, протягивая руку, представился. Потом снова сел и вопросительно посмотрел на такого же гостя архива, как и он сам. Старик, представившийся Штейном, чудаковато огляделся и спросил:
      - А вам никто не помогает разве? Никто не смотрит, что вы здесь делаете?
      Сергей, улыбаясь от риторического вопроса, указал рукой на одну из телекамер над своей головой. Молча так указал, но многозначительно улыбнулся. Молодому человеку понравилась реакция Штейна. Тот театрально воскликнув "Ах, как я мог забыть?", также комедиантствуя раскланялся перед невидимым наблюдателем, и спросил у молодого историка:
      - И что? Как хотите, так и разбирайтесь с этим хламом?
      Историк улыбнулся и пояснил:
      - Там на входе вы же заявку на нужные вам документы оставляли? Вам должны были их предоставить. Странно, что вас сюда пропустили. Должны были в отдельную комнату отвести и дать то, что вас интересует. И это же не сам архив. Это "предбанник". Читальный зал архивариусов.
      Наморщив лоб, словно страдая, старик сказал:
      - Когда и кто просил сказать Штейна, что ему надо в архивах? Все давно знают, что Штейну в архивах надо все.
      Улыбаясь от говора этого странного старика, Сергей спросил с интересом:
      - А вы историк? Тоже с института? Просто я вас раньше не видел. Я почти всегда один здесь работаю. Редко кто из военных присоединяется, еще реже кто из гражданских.
      Старик, выхватив из-под соседнего стола обитый красным велюром стул и, словно пианист, виртуозно усаживаясь на него, сказал:
      - Нет. Я не историк. Я футуролог. Я изучаю наступающее будущее. Прогнозирую его, и составляю различные вариации.
      Откровенно забавляясь, Сергей откинулся на спинку стула и спросил:
      - Ну и как? Получается?
      Старик возмутился:
      - Как понять "как"? Как понять "получается"? Я же не гаданием занимаюсь, а профессиональным прогнозом. Тут не бывает, получается или нет. Методики придуманы давным-давно и следуя им, не получиться не может. Главное в моем деле правильно обозначить переменные. И конечно не забывать о постоянных.
      - Гадание, поставленное на научную основу? - С усмешкой спросил Сергей.
      Штейн как-то кисло покивал и, окидывая взглядом помещение, спросил:
      - Вы когда тут смотрели документы, не видели отчеты греческого торгпредства для совета министров за одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый?
      Покачав головой, Сергей только удивился: надо же какие старики пошли. Интересные… А Штейн, встав и пройдясь между стеллажей вращая специальные "штурвалы" и раздвигая проходы между ними, на некоторое время исчез из видимости молодого историка. И Сергей, пользуясь моментом, продолжил чтение подобранных им документов.
      Постановления, постановления, постановления. Докладные, отчеты, анализы. Секретно, сов. секретно, особой важности… Молодой человек уже давно не обращал внимания на грифы. Он только переползал с документа на документ, словно улитка какая-то и его откровенно удручало, что по нужной ему тематике отмеченных материалов казалось как-то уж подозрительно мало. От грустных разочарованных мыслей его отвлек вновь появившийся из-за стеллажей Штейн. Он был все так же без коробок или бумаг в руках и видно не смог найти нужное. К удивлению Сергея старик снова присел рядом с ним и спросил:
      - А вы, какую тему рассматриваете?
      Откинувшись на стуле, и с нескрываемым сомнением посмотрев на старика, Сергей ответил:
      - Кризис планового хозяйства на заключительном этапе…
      Многозначительно покивав, старик обратил внимание на документы по Анголе на столе и спросил, указывая на них:
      - Тоже во взаимосвязи смотрите?
      - В каком смысле? - не понял молодой историк.
      - Я вижу у вас особые документы по Африке. - Сказал футуролог насмешливо. - Они вам для вашего "планового хозяйства" понадобились?
      В сомнении, вскинув брови, Сергей посмотрел на папки, словно первый раз их видел. Потом, переведя взгляд на Штейна, ответил:
      - Нет. Просто попались на глаза. Интересно было почитать. Но там не все… очень многого не хватает. В основном доклады по действиям культурных отделов при посольствах… и противодействии им.
      Штейн изумленно покачал головой и спросил:
      - От даже как? Подумать только. Эти документы не похоронили… - видя непонимание Сергея, старик спросил: - А вам кто-то подсказал их или вы сами?
      - Да сам… конечно сам… - с легким смешком сказал Сергей. - Кто тут, что вообще подсказывает? На весь архив одна симпатичная физиономия и то фээсбэшницы.
      - Интересно… - протянул загадочно старик, с прищуром глядя на молодого человека. - И что же вы выяснили из этих бумаг? Я их знаю. Я с ними работал. Еще тогда… в Советском Союзе.
      Приглядевшись к искреннему на вид лицу старика, Сергей пожал плечами и сказал:
      - Ну, нам там очень кто-то мешал.
      - Так, так, так… - заинтересовано затараторил Штейн, но не продолжил, а просто вопросительно посмотрел на Сергея. Его насмешливые черные глаза немного смущали Сергея. Да и сам вид старика не располагал к общению с ним на такие темы. Несерьезный старик какой-то. И как того вообще пропустили в это "злачное" место.
      Сергей, потерев висок, повторил:
      - Очень мешал.
      - А кто? Американцы? - со странной усмешкой спросил старик.
      Помотав головой, Сергей улыбнулся и сказал:
      - По всем бумагам нет. Не они.
      - Тогда кто? - не унимался старик.
      Покачав головой, Сергей вынужденно признался, что не знает. Странно-довольно улыбаясь, Штейн, поднял палец вверх и сказал:
      - И не узнавайте. Не надо. Поверьте, себе дороже будет. Есть вещи, которые не надо знать. Просто не надо и все. - Он поднялся и сказал молодому человеку на прощание: - И помните, история это не то, что было на самом деле. А то, что соизволили записать. Это огромная разница.
      Проводив взглядом старика, Сергей хмыкнул и снова уткнулся в документы. Футуролог учит историка, что такое История.

Глава первая.

1.

      Думаю, мало найдется на свете людей, кто ни разу не ощущал странного состояния природы в предрассветные часы. Солнца еще нет. Горизонт только окрашивается в светлые тона. Птицы в большинстве своем молчат, кроме самых неугомонных. Кажется, сама земля спит и видит сны. Человек сутью часть природы. И не удивительно, что вот эти предрассветные часы считаются самыми важными для отдыха. Теми часами, когда снятся вещие сны. Тем временем, когда человек, пусть не на долго, но един с природой.
      Это предрассветное время, когда все четче и гуще проступает туман, обещая отличную погоду днем, издревле считалось магическим, волшебным. Не полночь, воспетая в романах ужасах. А именно вот это время. Закономерный и неизбежный перелом отступающей со своими мороками ночи и медленно наползающего очищающего от страхов солнечного дня.
      Странное, интересное, но и страшное время. Не раз и не два в истории с первыми проблесками зари нападал на мирное дремлющее поселение враг. Не одну тысячу краж совершили лихие люди, пользуясь крепким сном хозяев домов. Не одна сотня автомобилистов усыпала за рулем, чтобы уже не проснуться. Да и просто… как сливается с дорогой машина, стоящая у края в такое время, тоже особо не нуждается в объяснении.
      Это время требует особой осторожности и внимания. Оно требует даже больше чем внимания. Оно требует уважения к себе словно старый капризный языческий бог. И уважая этого божка, ты получишь в нужный момент от него и поддержку и помощь. Ведь сколько людей в эти предрассветные часы спасали себе и родным жизни, сбегая из осажденных городов? Сколько беглецов от гонений смогли спасти свою свободу? Сколько действительно гениальных идей приходит в это время заработавшимся до утра людям. Сколько чудных минут провели влюбленные на рассвете, с уважением и восхищением глядя на встающее солнце.
      Странное время. Тот, кто в безветренную погоду встретил его далеко от города, в тиши настоящей природы уже навсегда станет другим человеком. Поверьте или проверьте, не важно. Словно величественные горы, это время исцеляет от суеты и пагубной спеси. Проникаясь им, ты словно навсегда в нем остаешься. И когда тебе становится невмоготу от капризов безумного века, ты вспоминаешь, как стоял и встречал рассвет. И невзгоды, если и не отступают, то становятся размытыми, а память несет покой и умиротворение.
      Путник вышедший в это время навстречу своей судьбе, не думал о величии состояния природы, когда она, набравшись сил, была уже готова к новому дню. Он шел почти не глядя под ноги и лишь радовался возможности размяться, подышать свежим, сыроватым воздухом.
      Влажная трава, ударяясь о ткань светло-зеленых брюк, оставляла на них следы, очень похожие во тьме на кровавые порезы. Скоро эти "раны" начинали уже расплываться, отчего свободного кроя брюки становились почти черными. Напитавшись влагой, ткань липла к коже и создавала немалые неудобства. Но пробирающийся туманным полем, молодой человек не обращал внимания на то, что его одежда знатно потяжелела и мешала движению. Да и что было поделать ему по пояс в траве, без намека на тропинку. Было тепло, и сырость практически не раздражала его. Лишь иногда он открытой ладонью утирал воду с лица даже не гадая - пот это выступил или туман осел. А нелегко идти… так ведь никто не говорил, что будет просто.
      Не зная толком дороги, но, представляя направление, путник все равно спешил и, кажется, не опасался в темноте переломать себе ноги. Он шел с четким намерением, еще до первых лучей солнца выбраться к уже не столь далекому шоссе. Он двигался, словно каждый его шаг был уже кем-то рассчитан и сверен по часам.
      Шоссе, по которому с удручающей редкостью проносились машины, было, проще говоря, обычной двухполосной дорогой от Малоярославца до Медыни. "Убитой", как большинство дорог Калужской области. Неосвещенной, как великое множество дорог нашей страны и опасной, как и любая другая ночная дорога мира. Но путника такие мелочи не волновали и не смущали. Что ему до неосвещенной дороги, когда он почти час брел вообще без всякого света, по абсолютному бездорожью. И если бы в этой темноте можно было различить мимику ночного "туриста", мы бы отметили что на его лице нет-нет, да и проскочит странно довольная улыбка. Он наслаждался и этой ночью, и этой травой выше пояса, и даже сам путь приносил ему удовольствие, не говоря уже о ночной тишине. Тишине, о которой он так давно мечтал.
      Он очень удачно вышел к шоссе. Как раз к нужному знаку, предупреждающему об опасном повороте. Взобравшись на насыпь, он по памяти сверил ориентиры и убежденный в правильности скатился с дороги обратно в траву. Развел ее пошире руками и, не думая о влаге, просто сел на землю. Ему оставалось только ждать. Ждать и наслаждаться покоем и тишиной, которые скоро у него опять отнимут.
      Со странной радостью этот путник встретил и посветлевшее небо, и пение соловья в кустах у обочины. И он был очень раздражен, когда гремящая фура, несущаяся по своим делам, спугнула раннего певца. Но в тишине, после того как рев и дребезжание фуры затихли вдали, осталось светлеющее нежно голубое утреннее небо, и его путнику, для возвращения хорошего настроения, было более чем достаточно.
      Без часов, точно представляя, сколько уже времени, странник разочарованно поднялся и поглядел на пустынную дорогу. Его уже должны были забрать. Все ведь было рассчитано до минуты. Все было сверено, проверено и согласовано. Все были оповещены. Но он все еще торчал в поле в десяти километрах от Медыни и не наблюдал даже намеков на попытку его подобрать. Он не спешил делать выводы о непунктуальности тех,других… но он сделал вывод, что в следующий раз это место все равно не годится для встреч.
      Слишком открытое. Слишком проветриваемое. Слишком влажное. И если теплая середина июня еще годилась для вот таких ночных прогулок, то, к примеру, декабрь или тем паче февраль стали бы для любого настоящим испытанием. Ждать ночью в снегу на обдуваемом всеми ветрами поле, это приключение не для него.
      Да и давно уже прошли времена, когда была нужна самопожертвованность. Когда такие как он не редко гибли, выполняя свое нелегкое, но важное для них Дело. Выполняя свою работу. Работу что была не хуже и не лучше других. Все стало мягче, цивилизованней. Уже не надо бояться каждого косого взгляда и не надо рвать себя, чтобы добиться цели. Настали наконец-то времена, когда можно было работать в свое удовольствие и получать от жизни все что хочется. Путник, расслабленно наблюдающий за дорогой, суховато улыбнулся мысли, что ему, наверное, повезло. Повезло родиться так поздно.
      Вдали, в сумерках небольшого леса, из которого вытекало шоссе, показался свет ярких фар. Опасаясь быть замеченным посторонними, ночной странник снова спустился в траву и присев в ней буквально исчез из вида.
      Наблюдая за приближающимся автомобилем, путник буквально n-адцатым чувством осознал, что это именно те, кто ему нужен. Еще значительно раньше, до окончательной остановки большого темного внедорожника, прятавшийся в траве молодой человек, поднялся, и в несколько прыжков оказался на насыпи, замерев у края дороги. Разглядывая исподлобья приближающуюся машину, он поднял в осторожном приветствии руку.
      Внедорожник остановился в метрах десяти от него и из раскрывшихся дверей, озабоченно поглядывая, на освещенную фарами фигуру, вышли двое рослых мужчин.
      - Доброго утра. - Сказал зычно один из них.
      - У кого утро, а у кого уже давно вечер. - Ответил заученной фразой, жмурящийся от света путник. - Все зависит от разницы во времени.
      - Да. Действительно. Все зависит от времени. - Согласился мужчина у внедорожника и жестом пригласил путника в машину.
      - Вы опоздали. - Проходя мимо мужчины сказал путник, но не получил ответа на свою претензию.
      Когда подобранный забрался на заднее сидение, второй мужчина, севший справа от водителя, осведомился:
      - А вы совсем без вещей?
      Вместо ответа путник кивнул, не думая о том, что его жеста впередисидящий просто не видит.
      - Все что мне понадобится, я возьму здесь. - Сказал он и в этот раз уже кивком отозвался спрашивавший.
      Водитель, развернувший в два приема машину в обратный путь, спросил неподобающе насмешливо:
      - Вы молодо выглядите. Ваш предшественник даже нам показался стариком.
      Путник, странно прикоснувшись к виску, словно мучаясь головной болью, пояснил:
      - Возраст для нас не важен. Абсолютно. - Подумав, путник добавил: - Дети и старики такая категория, что меньше всего привлекают ненужного внимания.
      - Не, ну на ребенка вы тоже не похожи. - Признался со смешком водитель. - У вас есть хоть какие-нибудь документы?
      - Да, паспорт Украины. - Кивнул пассажир.
      - Нет, он не подойдет. - Уверенно покачал головой водитель.
      - Значит, сделайте мне новые документы. - Флегматично пожал плечами сидящий на заднем сидении и отстраненно стал смотреть в окно.
      Вместо ответа водитель лишь внимательней всмотрелся в залитую туманом дорогу и начал сухим тоном инструктировать собеседника:
      - Вы будете жить на Юго-Западной первое время. Ваша легенда уже готова. Документы, когда сделаем, поправим в мелочах и ее. Тогда уже и на работу вас определим, как было условлено. Хотя конечно вы нас немного подвели с вашим возрастом. Думаю, нам все равно придется делать вам не меньше двадцати пяти…
      - Кто мой патрон? - Перебил говорившего путник.
      - Депутат Госдумы. Естественно вас оформят его помощником для полного доступа. То, к чему вы как помощник доступа иметь не будете, вам будет предоставлено отдельно. Все протоколы и слушания, все материалы по интересующему вас делу… в общем всем чем можем…
      - Федеральная служба при проверке не наткнется на несуразности? - скорее для проформы спросил Путник.
      - А вы надолго к нам? - Поинтересовался водитель осторожно.
      - Пока не пойму, что происходит и какие меры принимать. А там уже либо я останусь координировать работу прибывших специалистов, либо, если ничего страшного, то да… думаю, довольно быстро покину вас. Но все равно рассчитывайте не меньше полугода.
      - Тогда федералы могут и накопать неувязки. - Сказал, поворачиваясь второй встречающий. - Нас не предупреждали, что вы так к нам надолго. Нам обещали простой визит контрольный для ознакомления. На наш взгляд все происходит более чем удачно. Страна семимильными шагами интегрируется в мировое сообщество. Странно и непонятно… Что именно вызвало у вас беспокойство? Тем более настолько, чтобы полгода изучать обстановку вблизи.
      - А разве полгода это долго? - Искренне удивился почти подсохший пассажир.
      - Для такого дела да. - Уверенно заявил водитель. Немного помолчав, обгоняя еле плетущийся раздолбанный гремящий грузовичок, он снова обратился к путнику: - Так что именно так взволновало ваше руководство?
      Пассажиру сзади не очень хотелось пускаться в объяснения, но инструкции по обращению с партнерами требовали от него хотя бы мнимой искренности.
      - Нас несколько удивило, почему не были приняты меры по предотвращению этого очередного саммита в Санкт-Петербурге. А то, что встреча с делегацией ЕС прошла опять не в Москве, а вообще черт знает где, нас уже даже не удивляет, а просто вызывает раздражение. Понятно и приятно, что товарооборот между странами Европы и Россией растет. Но не надо забывать и о ключевых моментах, от которых Россия не отступает ни на шаг. Очень непонятны очередные военные учения в Псковской области. А испытания нового противоракетного комплекса? Некрасиво, что никто из вас ничего не сделал, чтобы остановить программу вывода на орбиту новой группировки военных спутников. Россия, как и Китай, чересчур много сил и средств уделяет для модернизации армии. Это пока еще копейки, но мы видим тенденцию и хотим понимания. Если ваши ястребы готовятся к войнушкам, мы будем пристальнее рассматривать весь вопрос в комплексе. Вплоть до радикальных мер. Сейчас нельзя, и это не только наше мнение, милитаризировать общество и нельзя даже думать об этом. И вами и нами сделано все возможное, чтобы ценность человеческой жизни перестала быть абстракцией. Гуманизм должен прививаться с садиков. Пусть навсегда забудут, что такое в войну играть. - Тяжело вздохнув, Путник добавил: - Так же мы хотим понять, как исправить ситуацию с вашей миграционной политикой. Миграцию надо остановить. Любой ценой. Если бы ваши пустили на территорию России, скажем, турок или корейцев по такому упрощенному варианту, слова бы никто не сказал. Но увеличение населения за счет русскоговорящего притока нас несколько настораживает. России достаточно даже двухсот миллионов, что бы процессы, которые мы для нее наметили, невозможно было бы реализовать. Есть еще некоторые моменты. Да и вы сами наверняка понимаете, что без веских опасений меня бы не послали.
      Водитель несдержанно хмыкнул и сказал:
      - Но то, что вы перечислили это не повод, это так… Саммит в Питере, это довольно давно прогнозируемое предприятие. То, что ЕСовцы опять отдыхали на Волге тоже понятно. Нашим там удобнее им мозги пачкать, чем в Москве. Детишки в садике давно в мобильные телефоны играются. Общество максимально демилитаризировано. Остатки старого поколения и отщепенцы еще думают и мечтают о легализации оружия… Но их минимум. А миграционная политика… не понимаю, чего вы боитесь. Во всем мире только триста миллионов знающих русский язык и считающих его вторым или первым… Это капля в море. При любом раскладе эта капля не сдвинет ничего. И популяризация языка, о которой нынче бредят, практически невозможна без экономического вторжения России на африканском материке, да и в странах Азии и южной Америки. А силенок у России пока не хватит для такой макроэкономической экспансии.
      - Пока не хватит. - Согласно кивнул гость. - Но скоро критический период. Осталось лет десять - двадцать. А в такие периоды… сами понимаете. Никто ничего гарантировать не может.
      Упоминание о неком загадочном критическом периоде, словно командой заставило всех замолчать. И водитель, и его спутник, и подобранный пассажир очень не любили эту тему. Это была больная тема для них. Прошло минут десять, не меньше, прежде чем они снова заговорили.
      - Мне кажется, вы не до конца с нами откровенны. - Через силу усмехнулся водитель. - Все эти рассказы про наступающий критический период нам, честно говоря, уже кажутся не более чем сказкой. Мы так наших граждан кормим сказками. Но вы-то нас зачем? Вроде делаем одно дело. Или нет?
      Пассажир на заднем сидении раздраженно поджал губы, но нашел в себе силы и желание ответить мягко и успокаивающе:
      - Я с вами абсолютно откровенен. Если вы хотите больше на эту тему пообщаться, надо это делать не в машине. Не время и не место.
      Водитель замолчал, а его сосед как бы сказал невзначай:
      - Да, надо всем отдохнуть. Мы же тоже не спали сегодня…
      Пассажир сзади уверенно пообещал:
      - Скоро все мы будем очень мало спать. Работы предстоит МНОГО.

2.

      Машина, надрываясь и кренясь, прошла поворот. Не тормозя, водитель влетел в еще один крутой вираж. И еще. Казалось это не подмосковная дорога, а настоящий горный серпантин. Тихо ругаясь, молодой водитель все-таки стал снижать скорость. Время было дорого, но жизнь дороже. Тем более что он вкатил в деревню, и играть в "увернись от пешехода" ему очень не хотелось. Скорость упала до километров ста в час, но парню стало казаться, что он еле телепается. Только окончились постройки этого небольшого селения, как он снова вдавив педаль в пол, довел скорость до ста шестидесяти.
      Он не догонял. Он не убегал. Он не спешил на встречу. Он просто несся в свой загородный дом. У него было слишком много мыслей, которые стоило упорядочить в голове. И лучше чем там, в тиши сада, на берегу рукотворного прудика, с железной кружкой коньяка в руках и сигаретой у него не получилось бы все оценить, обдумать и в конце принять решение.
      В динамиках над всеми издевался "Сплин" со своей "Жертвой талого льда". В салон врывался раскаленный ветер. В лобовое стекло бились камикадзе-мошки. А в баке омывателя уже, как пару дней окончилась жидкость. Но разве обращает на это внимание человек, который буквально несколько часов назад выжил там, где выжить был не должен? Разве думает о какой-то жаре человек, чей мозг плавится от вещей, которые не положено знать простому смертному. И уж совсем станет любому плевать на сплиновского "явившегося в полночь дирижера" после того, как этого дирижера увидел воочию.
      В новеньком японском внедорожнике, особенно после часового полета по трассе уже не чувствовалась скорость, и свернув на проселочную дорогу парень привычно попытался разогнаться. Но сильная раздражающая тряска заставили его сбросить скорость, отвлечься от мыслей и музыки и сосредоточиться на вождении. Он неспешно погнал машину к виднеющемуся вдалеке лесу. Там почти у самой кромки сине-зелено-черной стены он уже видел двухэтажный дом. Его дом. Оставалось немного. Надо было не торопясь дотянуть и машину постараться не покалечить.
      Довольно скоро он был уже так близок к дому, что заметил возле дверей чей-то серый внедорожник. Сердце словно холодной волной окатило. Парень испугался. Он даже по тормозам ударил. Остановившись, он буквально минуту думал, что ему делать дальше. Развернуться и удирать со всех ног или пересилить себя и все-таки направиться к дому. К своемудому, что вместо неприступной крепости уже казался очевидной ловушкой.
      Он не был трусом. Он просто не знал этого чувства страха раньше. А если и знал, то это были такие мелочные страхи, что даже вспоминать о них не приходилось. Но здесь страх был ощутимым, вязким, и дурманящим голову. Мысли путались в этом страхе, даже не пытаясь, построиться во что-то разумное. Они словно напуганные в парке белки скакали с ветку на ветку. Только природное упрямство заставило парня нажать на газ и погнать машину к дому.
      Подкатив и встав вторым бортом к пустому чужому внедорожнику, парень не думая, набрал телефон милиции. Ему ответил глухой и неразборчивый голос. Назвав адрес и сообщив, что в его дом пробрались воры, парень выслушал идиотские инструкции милиционера и положил трубку. У него, как он понял, было много времени, чтобы самому выяснить кто же его непрошенные гости. Милиция, узнав куда ехать, протяжно затянула, что постараются побыстрее, но раньше, чем за час не успеют.
      Достав травматический пистолет из сумки с документами, он проверил заряд, снял с предохранителя и, пряча руку за спину, вышел из машины. Не задерживаясь ни мгновения, парень прошел к двери и толкнул ее от себя. Как он и ожидал, та, взломанная, беспрепятственно открылась, пропуская хозяина внутрь.
      Но вместо того чтобы сразу нырнуть в темноту прихожей парень замешкался на пороге. Ему вдруг отчетливо представилось, какой он, ослепший после яркого солнца на улице, будет беспомощный там, внутри. Какой он станет легкой добычей для тех, кто его поджидает. Он уже почти решился дождаться неторопливую милицию, а не лезть сломя голову в руки злоумышленников, когда на порог из темноты вышел незнакомый мужчина в сером строгом костюме. Само появление незнакомца перед молодым человеком, напугало того настолько, что он попятился, запнулся и повалился на гравий парковочной площадки. Чуть не упустив пистолет из рук, неуклюже распластавшись, парень вызвал улыбку на незнакомом, но уже отчего-то противном ему лице.
      - Поднимайтесь, Виктор. Мы вас заждались. Мы вас очень давно ждем.
      Молодой человек краем глаза заметил выходящего из-за его машины другого мужчину в спортивного кроя одежде и тут уже не выдержал. Страх, а скорее паника заставили его, навести оружие на незнакомца перед ним и нажать на курок. Пистолет несильно дернулся в плотно сжатых пальцах. Звук выстрела больше похожий на глухой взрыв детской петарды с металлическим отзвоном, придал парню решимости, и он снова надавил на курок. Снова игрушечный выстрел. И снова. Было видно даже, куда именно бьют травматические пули. Но то, что они не производили на стоящего мужчину никакого эффекта, заставило молодого человека запаниковать еще больше. Сзади к нему быстро приблизился другой незнакомец и ударом ноги по руке выбил пистолет. Тот отлетел, подскакивая на гравии, и уткнулся в ствол поваленного дерева, уже не первый год лежащий на площадке. Мужчина нагнулся, подхватил молодого человека под руки и поднял его перед господином в сером костюме.