е. огромного большинства. Скромный и признательный автор, которому Цезарь оказал личное одолжение, отплатил ему за это любезной услугой: в обширном эпосе, в " Энеиде", он изложил давно уже всеми усвоенное сказание о начале Рима и троянце Энее, его предполагаемом основателе, которого выставил предком знаменитой семьи Юлиев, великого Цезаря и его преемника. Прекрасный язык, полный риторического пафоса, производил некоторого рода впечатление на публику, которая уже настолько привыкла к подражанию греческим образцам, что ее даже не поражало то неуклюжее и наивное повторение Илиады и Одиссеи, которое представляла собой Энеида, эта довольно складная, но вполне искусственная героическая поэма, по достоинствам своим так мало напоминавшая настоящий древний эпос. Наиболее талантливым из трех вышеупомянутых поэтов был Гораций, который сумел удивительно тонко понять изменившееся положение общества и явиться истолкователем идей новой эпохи. История его жизни отражает на себе со многих сторон это замечательное время. Он родился в 65 г . до н. э. в Венусии (в Апулии) и был единственным сыном вольноотпущенника, обладавшего небольшими средствами. На родине он получил школьное образование. Отец Горация – вероятно, один из многих современных отцов – захотел дать своему талантливому сыну хорошее образование, чтобы улучшить в будущем его общественное положение. Он обратил свою небольшую недвижимость в деньги и отправился с сыном в Рим, где и сумел доставить ему такое образование, какое получали только представители высшего сословия, сыновья всадников и сенаторов. Знатная римская молодежь для усовершенствования своего научного образования отправлялась обыкновенно на некоторое время в Грецию – в Афины или на Родос, славившиеся своими знаменитыми школами и знаменитыми преподавателями. Точно так же и Гораций, закончив образование в Риме, отправился для его усовершенствования в Афины. Тут в жизнь 23-летнего юноши внезапно вторглась политика. Смерть Цезаря, несомненно, в кружке этой учащейся молодежи в Афинах была встречена как радостное событие, как смерть тирана, и когда два года спустя Брут кликнул клич, взывая к борьбе против триумвиров, то клич его был встречен знатной римской молодежью, обучавшейся в Афинах, сочувственно. Гораций, разделявший республиканские воззрения этой молодежи, вместе со многими из своих сотоварищей вступил в ряды войска Брута и сразу был удостоен высокого звания военного трибуна, что, конечно, не служит доказательством его военных талантов, а только указывает на крайний недостаток лиц, которым можно было бы поручить начальство над республиканским войском. Его военная карьера была, впрочем, очень непродолжительна: поражение при Филиппах положило ей конец и в то же время отрезвило юношу от его республиканского идеализма. Он возвратился в Италию, где последние остатки отцовского владения были поглощены новыми раздачами земель ветеранам; пробившись кое-как некоторое время в скромной должности квесторского секретаря (scriba quaestorius), он обратил на себя внимание умом, прекрасным образованием и выдающимся поэтическим даром, который сначала проявлял только среди небольшого кружка друзей. На него обратил внимание Меценат, и вскоре Гораций занял при нем такое положение, которое приблизило его к высшим, правящим кружкам – "к богам", как он в шутку выражался. Он с полным убеждением перешел на сторону нового порядка, хотя и сумел сохранить за собой независимость развитого и умеренного в своих желаниях человека. Важной его заслугой, как писателя, было то, что он пересадил на римскую почву многие высокоразвитые формы греческой лирики и в то же самое время умно и тонко умел разработать своеобразные римские формы поэзии – сатиру и послания. Не подлежит сомнению и то, что он стоял в непосредственном соотношении с внутренней политикой Августа, весьма видным орудием которой служил его покровитель Меценат. Горацию были близко известны замыслы этой политики, хотя он этого нигде не высказывал; в его произведениях есть отклик даже на те планы, которые случайно зарождались в правящих кружках и были там предметом споров и обсуждений ; а в своих одах он серьезно поддерживал основные тенденции законодательства Августа, направленного главным образом на исцеление глубоких моральных язв, столь разрушительно подействовавших на жизнь римского общества во времена междоусобных войн.

<Paaaa
Законодательство.
Октавиан счел совершенно правильным сохранить то, что еще уцелело от древнеримской религиозности, и, насколько возможно, внести новую жизнь в эти остатки верований. По его приказанию очень много разрушенных святилищ вновь были восстановлены и освящены с большим великолепием; в то же время он старался отстранить проникнувшие в Рим новые культы (например, египетский культ Исиды) и, по крайней мере, изгнать их из столицы.