Всемирная история. Древний мир

Между такими пессимистами одним из самых честных, а потому и самых опасных, был Фокион. Он был знаком с войной и всюду довольно удачно выполнял свои долг; в житейском отношении он был безукоризнен, отличался солдатской простотой и полной неподкупностью; как бы для компенсации этих добрых качеств он позволял себе относиться с величайшим презрением к толпе и ко всем великим мастерам ораторского искусства. Как опытный в военном деле человек, он отлично понимал, что главное преимущество Филиппа заключается в его превосходно организованном и обученном войске. Но он принадлежал к людям, которые способны отрицать что-то только потому, что это мнение большинства, мнение толпы, мнение многих, в том числе весьма ограниченных и даже просто глупых людей… Когда его речь встречала одобрение, он каждый раз спрашивал у своих слушателей: "Разве я сказал какую-нибудь глупость?", и этот каламбур достаточно характеризует его нездоровый образ мыслей. Нечто иное представлял собой ритор Исократ, человек мирных устремлений, исключительно преданный своему перу, не представлявший какой бы то ни было партии, а только выражавший известные модные мысли и настроения. Это был человек небесталанный, но очень тщеславно относившийся к своему стилистическому искусству; прирожденный афинянин, он считал возможным в округленных фразах советовать своим землякам отказаться от своего морского могущества – от своей несчастной талассократии, в которой он видел главную причину всех бед. Более всего он хлопотал о распространении в обществе мысли, которая, несомненно, была пущена в ход из круга приближенных к Филиппу лиц: идеи общеэллинского похода против персов под предводительством македонского царя, предназначенного судьбой быть мстителем за всех греков. Так, конечно, мог думать македонский царь, но не афинянский гражданин. Ведь это значило – подчинить и Афины, и всю Элладу воле чуждого царя, даже не попытавшись вступить с ним в борьбу. Не так думал Демосфен – идеалист, но истинно государственный человек! Разница в воззрениях между ним и Исократом заключалась в том, что последний из преданий о великой борьбе с персами вынес только ненависть к персам, которые давно перестали быть опасными для Греции, как к варварам; а Демосфен всей душой еще жил духом той великой минувшей эпохи. Величие, которое присуще городской общине, подобной солоновским Афинам, при городском самоуправлении и господстве одного только закона, – вот что было ближе всего душе Демосфена. "Разве деспот не есть уже сам по себе враг свободного народа?" – восклицал он с гордостью республиканца-афинянина, который не мог примириться с мыслью, что "делами эллинов правит царь Македонии – страны, из которой прежде нельзя было получить даже порядочного раба!" А ему представлялось, что первенствующее место в Элладе должно принадлежать как почетное право его родному городу, свободному, просвещенному, преобладающему над всеми и в мире, и в войне, городу, на который он все еще смотрел глазами Перикла. Только так и мог говорить истинный патриот того времени, незнакомый с путями Провидения; и думать он мог только об общей коалиции всех элементов государства, в контакте с Персией как союзницей против Македонии.
 
 

 

 
Греческая мужская одежда.
Гиматий (слева) – плащ из шерстяной или льняной ткани, у мужчин закреплялся под правой рукой; юноша в коротком хитоне, надевающий гиматий (справа).
 
 

 

 
Греческая женская одежда.
Повседневный костюм (слева), праздничный костюм (справа).

<Paaaa
Война на севере
Ему наконец удалось создать в Афинах значительную партию, которая стала поддерживать во всей Греции отношения со своими единомышленниками. Филипп воспользовался мирным временем, чтобы окончательно утвердиться в Фессалии, где он сначала правил, пользуясь влиятельными партиями среди знати, а с 342 г . до н. э. стал уже распоряжаться ею, как своей провинцией; он даже разделил ее на четыре тетрархии, в которые сам назначил тетрархов. Зато в Средней Греции он пока что не пользовался преимуществами своего положения: только в Эвбее он поддержал тиранию своих приверженцев в некоторых городах да в Пелопоннесе навязался в покровители недавно основанных там новых городов – Мессены и Мегалополя, а также старого противника Спарты – Аргоса и ее нового врага – Элиды. В 342 г . до н. э. он решил овладеть водными путями на севере или, лучше сказать, городами Перинфоми Византием, которые служили ключами к Пропонтиде и Босфору. Если бы ему это удалось, то ему ничего бы не стоило принудить город Афины к добрым отношениям, т. к. их важнейший торговый пункт на севере был бы у него в руках, и в то же время он мог бы в ближайшем будущем начать натиск на Персию в Малой Азии, тем более что время для этого натиска, по его мнению, уже настало. Он, конечно, знал, что, выступая против этих городов, он должен будет прийти в столкновение с Афинами, но, уже по опыту Олинфской войны, также знал, что, имея войско под боком, ему нечего особенно пугаться посылаемой издали афинской помощи. Однако в своем расчете он ошибся, и из этого видно, как еще нелегко было справиться с Грецией: от обоих городов, Перинфа и Византия, Филипп должен был отказаться. Ему оставалось только вступить в борьбу с Афинами непосредственно, воюя в Средней Греции. Там, в самом сердце Эллады, предстояло разрешение борьбы, и, не победив Эллады, нечего было, конечно, и думать о завоевании Малой Азии.

<Paaaa
Четвертая Священная война. 339 г .
Значение неудачи, понесенной Филиппом в войне с северными городами, было преувеличено в Греции, в кругах, враждебных Македонии. Стали уже всерьез думать, что на время можно будет отдохнуть от опасений, внушаемых честолюбием Филиппа, и все радовались, что Афинам в борьбе за северные города удалось объединить несколько мелких эллинских государств и что неуспеху македонского царя способствовала даже помощь, оказанная Персией. На этого общего врага в Греции уже махнули рукой: рассказывали, что его флот уплыл куда-то на север, и что он сам около устьев Дуная ведет войну с каким-то скифским князем… А он как раз в это время и собирал силы для нанесения решительного удара. Не подлежит никакому сомнению, что повод к вступлению Филиппа в Элладу был ему дан подкупленными им сторонниками, среди которых самым ловким и хитрым был афинский посол на амфиктионийское собрание (весной 339 г . до н. э.) Эсхин. Чисто греческий спор из-за жалчайшего клочка земли подал повод к бурным прениям на этом собрании: буря поднялась из-за поля, некогда принадлежавшего жителям города Кирры. Над этим полем долгое время тяготело проклятие, но т. к. через него постоянно шли толпы паломников из Пелопоннеса и с запада, направляясь к Дельфийскому святилищу, то амфисские локры запахали это поле, застроили его домами, гостиницами и т. п. Бурное заседание по этому поводу привело даже к кровавому столкновению, при котором амфиктионийским послам было нанесено оскорбление со стороны разгневанных амфиссиев. Возбуждение, вызванное этим эпизодом, не утихало, и на осеннем заседании амфиктионийского совета интрига вышла наружу: царю Филиппу было поручено наказать амфиссиев. Он был назначен главнокомандующим в этой четвертой из Священных войн ( 339 г . до н. э.).

<Paaaa
Македонские войска в Элатее
Конечно, он уже давно был готов исполнить решение, подготовленное и проведенное стараниями его приверженцев, и прежде чем в остальной Греции успели сообразить, к чему приведут эти амфиктионийские решения, Филипп со своим войском уже перешел Фермопилы. Сохранилось описание Демосфена, которое дает возможность на несколько минут перенестись в тогдашние Афины и знакомит с возбуждением, которое было там вызвано этими событиями. Пританы (выборные из совета, облеченные исполнительной властью) сидели в здании заседаний за ужином. Нетрудно себе представить, что они были заняты обсуждением весьма щекотливого положения. Вдруг им возвещают о прибытии гонца с важной вестью: войска царя Филиппа стоят уже в Элатее . Пританам не надо было объяснять, что это значит – особенно, если фиванцы уже заодно с Филиппом. В течение той же ночи во взволнованном городе собрался на заседание совет и были созваны стратеги. Сигнальные огни возвестили сельскому населению, что на ближайшее утро назначено открыться народному собранию. Рано утром оно собралось в здании театра на юго-востоке от Акрополя, и было необычайно многолюдно еще до появления совета, который должен был изложить собранию положение дел. Гражданам предстояло обсудить политический вопрос первейшей важности! С гордым и вполне справедливым сознанием собственного достоинства великий оратор впоследствии подробно останавливался на этом величайшем моменте своей жизни: "Вот явился совет; гонец повторил принесенную им весть пред лицом всего народа: глашатай громким голосом стал вызывать желающих держать речь; и вот – тогда только, когда глашатай в третий раз повторил свой вопрос – поднялся Демосфен". Он заявил, что, насколько ему известно, решение, которого так опасаются афиняне, еще не принято фиванцами, что еще есть время воспрепятствовать присоединению этого государства к Македонии и что теперь не время толковать о тех мелочных вопросах, которые некогда разъединили оба соседние государства. Как он сказал, так и поступили: после его мощной речи союз с Фивами был бесповоротно решен; и между тем как сам Демосфен поспешил туда (ему предстояло вступить в ораторское состязание с выдающимся македонским дипломатом Пифоном), другие афиняне спешили в другие места – в Коринф, в Мегару – всех призывать к войне против македонского царя, который стоит уже в самом центре Греции как враг. В Фивах Демосфену действительно пришлось бороться с македонским послом, но в этой борьбе он призвал на помощь гордый дух независимости города, у которого было громкое прошлое: сила его речи победила. Подобно облаку рассеялась непосредственно грозившая опасность, т. к. Филипп, у которого еще не все войска были в сборе, не решился немедленно вступить в борьбу.

<Paaaa
Афино-фиванский союз
Намерение его было таким: отнять у Афин всех союзников и тем запугать их. Об осаде Афин и их завоевании он, конечно, не думал. Это намерение не могло быть приведено в исполнение именно вследствие того, что два наиболее важных города Средней Греции вступили между собой в союз. Приходилось, следовательно, уже оружием решать вполне ясно поставленный вопрос: можно ли будет впредь допустить, чтобы эллинские города и области могли самовольно распоряжаться своей судьбой, или нет. Но даже при неизбежности борьбы было незаметно, чтобы национальное одушевление владело греческими городами хотя бы настолько, как во время Персидских войн. Одушевление и способность к самопожертвованию в Греции проявлялись не при решении общеэллинских дел, а преимущественно по поводу частных, городских или областных вопросов. И если бы кто-нибудь спросил, способно ли было бы это афино-фиванское войско биться за великое дело, важное для всего человечества, ответить нужно было бы отрицательно. Конечно, вполне понятен энтузиазм, одушевлявший Демосфена, и было бы действительно дурно, если бы город Афины после такого славного прошлого сдался без борьбы… Но все же нужно признать, что сражался он за дело, которое уже нельзя было назвать вполне справедливым, хотя тут граждане и бились за отечество или, по меньшей мере, за родной город. Наступило время отвлечь силы эллинского народа, неисчерпаемо богатые и разнообразные, от его бесконечных самоубийственных распрей; волею судеб было решено тех, кто сам не мог совладать с собой, объединить под единой сильней властью.

<Paaaa
Победа Филиппа при Херонее, 336 г .
Союзные эллинские войска удачно отбивались от Филиппа в течение года. Затем в августе 338 г . до н. э. они потерпели страшное поражение при Херонее, близ беотийско-фокейской границы. В недавнее время были раскопаны останки избранного афинского войска – так называемого "священного" отряда. Они пали при атаке македонян, которых вел в битву 19-летний сын Филиппа, Александр.
 
 

 

       Боевой конь. Мраморная плита IV в. до н. э., найденная в 1948 г .
 
Национальный музей. Афины.
По предположению некоторых исследователей на плите изображен Буцефал, любимый конь Александра Македонского, на котором он сражался в битве при Херонее.
По известным источникам невозможно подробно проследить ход всего сражения, известны только отдельные эпизоды. Но из вышеупомянутой находки (из 300 человек, составлявших священный отряд, вырыты останки 118) видно, что союзники бились упорно и с полным сознанием значения этой битвы. Рассказывают, что и сам Демосфен – ему было тогда 42 года – также сражался в рядах афинских гоплитов. Но постоянное войско раз и навсегда одолело здесь ополчение, составленное из граждан. На стороне Филиппа – твердо сплоченный организм, хорошо обученное войско, в котором все было прочно и все части согласованы; стройное целое, подчиненное безусловной воле царя-полководца; а на стороне союзников – недостаток именно в этой силе, хотя воины были и храбры, и разумны, и воодушевлены одной общей идеей. Поражение было полным, и впечатление, произведенное им в Афинах, ужасающим; однако там никто не потерял головы, никто даже не подумал об изменении политики, и Демосфен получил в это время особенно почетное и в политическом смысле важное поручение – сказать надгробную речь своим павшим соратникам. По предложению Гиперида, принадлежавшего к одной партии с Демосфеном, были приняты все меры к энергичной обороне Афин. Одновременно с этим были начаты мирные переговоры, которые и закончились благополучным исходом, т. к. Филипп, на первых порах отуманенный победой и забывший об умеренности, совладал с собой и решил весьма осторожно воспользоваться своим успехом. Он только занял македонским гарнизоном Кадмею в Фивах и этим обеспечил свое военное положение в Средней Греции. Афины были избавлены победителем от внешнего унижения – от занятия города или его области иноземным войском. Филипп теперь более, чем когда-либо, был озабочен тем, чтобы лаской привлечь афинян и всех греков на свою сторону. Он не хотел довести их до положения, в котором они находились после битвы при Эгоспотамах, не хотел и такого мира, какой был заключен Фераменом.
 
 

 

 
Филиппейон. Реконструкция.
Был заложен в Олимпии Филиппом Македонским в честь победы над греками в битве при Херонее.
Строительство было завершено Александром.
Наступило время, когда он мог привести в исполнение свои замыслы против Персии. Он вступил со своим войском или его значительной частью в Пелопоннес, где никто и не думал о сопротивлении ему, и после такого очевидного доказательства своей мощи он созвал все греческие государства на большой конгресс в Коринфе( 337 г . до н. э.). Одни только спартанцы не откликнулись на его призыв, и Филипп очень умно ответил на этот протест презрительным невниманием. На конгрессе он формально объявил о своем намерении идти походом на Персию и всеми городами был избран полномочным полководцем. Таким образом, новая идея была подана греческому миру – идея, которая могла стать до известной степени популярной и во всяком случае должна была увлечь многих. Вооружения были начаты тотчас же; поход предполагалось начать летом 336 г . до н. э.
 
 

 

 
Капитель коринфского ордера


<Paaaa
ГЛАВА ВТОРАЯ" Смерть Филиппа; первые годы царствования Александра и падение царства Ахеменидов"

<Paaaa
Положение Персидского царства
Планы, осуществлением которых были так заняты в Пелле и на которые уже давно указывали в своих писаниях эллинские публицисты, были хорошо известны в Сузах. Но там к этой угрозе давно уже привыкли; и, по-видимому, до самой битвы при Херонее все утешали себя тем, что до исполнения этих планов еще много пройдет времени, да и вообще эти планы, как и все в Греции, зависят от случайностей. Издавна уже персы отделывались только тем, что поддерживали врагов Филиппа известного рода субсидиями, и, возможно, эти деньги целиком не доходили по назначению; только уже во время борьбы за Перинф и Византий персы приняли в ней деятельное участие. Полное усыпление, овладевшее всеми частями этого великого царства, отозвалось и на внешней политике Персии, и то обновление персидского могущества, о котором некогда мечтал Кир Младший, оказалось после несчастной битвы при Кунаксе неосуществимой фантазией. Артаксеркс II процарствовал, в прямой ущерб своему царству, очень долго – до 362 г . до н. э. Уже из рассказа Ксенофонта об отступлении 10 тысяч греческих наемников можно узнать, в каком положении было в то время Персидское царство. Никто не дерзает открыто напасть на небольшой греческий отряд, против которого решаются действовать только средствами трусливого невежества, и эти греческие воины, пройдя сотни миль по персидским владениям, должны были поведать Западу тайну великой слабости громадной империи. В Мемфисе, еще при Дарий II Ноте, предшественнике Артаксеркса, уже снова правил туземный царь, начавший собой новые, 29-ю и 30-ю династии. При Артаксерксе отпадения от царства стали более частыми; восстание следовало за восстанием, на Кипре, в Финикии, на малоазийском берегу, в Карий, на берегах Понта Евксинского; в самом царстве появились независимые от персидского царя племена, и для того, чтобы спокойно проехать от Персеполя до Суз, он должен был каждый раз посылать денежный подарок горцам, владевшим горными проходами, а этот подарок немногим отличался от обязательной дани. При наследнике Артаксеркса II, Артаксерксе III, положение дел несколько изменилось к лучшему, потому что руководителем этого царя стал некий Багас, энергичный правитель на восточный лад, сумевший на время восстановить значение царской власти. Когда же царь выказал желание уклониться от его влияния, Багас беспощадно истребил весь род Ахеменидов, кроме одного, Арсеса, от имени которого и продолжал править царством. Только уже следующему царю (наследовавшему престол по боковой линии), Дарию III Кодоману, удалось устранить страшного визиря, поднеся ему отраву. Это случилось в тот год, когда должен был начаться македонско-греческий поход ( 336 г . до н. э.).

<Paaaa
Убийство царя Филиппа. 336 г .
Но судьбе было угодно еще на некоторое время отсрочить падение этого жалкого царства: в то время как всюду велись самые оживленные приготовления к походу, царь Филипп был убит одним из начальников своего отряда телохранителей (зимой 337/336 г. до н. э.). Это событие произвело потрясающее впечатление на всех современников и на ближайшее поколение. Актер Неоптолем, один из эллинских технитов, которыми так охотно окружал себя Филипп, был очевидцем этого трагического эпизода и говорит, что никакое впечатление трагедии Софокла или Эсхила не может с ним сравниться по впечатлению. Он пал, достигнув верха могущества и счастья, во время празднества по случаю свадьбы его дочери Клеопатры , на пороге театра, где выступал среди праздничного шествия, в котором торжественно несли перед царем изображения двенадцати олимпийских божеств.
Этот эпизод даже в Македонии отозвался общим колебанием. В Македонии в это время существовала партия приверженцев сына Филиппа от второго брака, и другая – стоявшая за племянника Филиппа Пердикку, некогда устраненного им от престола. Предвидя замешательство по престолонаследию, соседние варварские племена вторглись в Македонию с севера, а на ее западной границе разразилось восстание между горцами. Разумеется, и в Греции все держались того мнения, что со смертью Филиппа должна пасть вся задуманная им Коринфская конвенция.

<Paaaa
Воцарение Александра
Но все эти затруднения и сомнения были быстро разрешены новым македонским царем, Александром, сыном Филиппа от его брака с Олимпиадой, дочерью эпирского князя. В самой Македонии ему нечего было пугаться: он вырос в таких условиях, что мог смело быть наследником своего могущественного отца, и все войско, уже знавшее его, было ему безусловно предано.
 
 

 

 
Мраморный бюст Александра Великого.
Найден в 1779 г . при раскопках виллы Пизона в Тиволи (Тибур). Считается единственным подлинным портретом Александра. Ныне хранится в Лувре.
Два-три смертных приговора против главных противников, приведенные в исполнение прежде, чем они были произнесены, разом навели порядок в Македонии; и Фессалия легко подчинилась Александру, и в Греции его постоянное войско и быстрота его действий предупредили всякое мятежническое движение.

<Paaaa
Второй съезд в Коринфе
На втором съезде в Коринфе за Александром был утвержден тот же почетный титул, который был дан его отцу, но пределы его власти и значения, на этот раз, видимо, были точнее и полнее определены. Сам документ не сохранился, но положения этого второго Коринфского съезда были в высшей степени важны для внутреннего устройства Греции. Всем городам были гарантированы полная их автономия и существующий в них порядок управления, притом же установлен всеобщий мир на суше и на море между всеми союзными государствами.
Важным шагом вперед было учреждение постоянной комиссии наблюдателей, которые должны были присматривать за соблюдением общего мира и за непременным выполнением всех постановлений съезда. Этот общий договор, согласно современному обычаю, был высечен на каменных столпах, а столпы развезены по городам и всюду поставлены на самых видных местах во всеобщее сведение. Торговые отношения и на море, и на суше были освобождены от всякого запрета и стеснений; таким образом, грекам было дано гораздо более, нежели они сами когда-либо могли себе доставить.

<Paaaa
Восстание в Фивах. Коринфская конвенция
После всего этого Александр повернул со своим войском на север, чтобы усмирить тамошние варварские племена и обезопасить от них на некоторое время страну. Это ему удалось, и всех особенно поразило то, что он переправился через Истр (Дунай) и заставил покориться своей власти даже жившее там варварское племя гетов; отовсюду к нему стали приходить посольства этих племен с изъявлениями покорности. Он уже считал здесь дело законченным, как вдруг – в Пелионе, на западной границе Македонии – получил известие о восстании в Фивах. Кто-то распустил слух о смерти юного царя, и фиванцы, увлекшись воспоминаниями о своих славных героях, задумали вернуться к прежней вольности; но Александр был жив и с невероятной быстротой явился под стенами Фив. Борьба фиванцев оказалась совершенно безнадежной, т. к. македонский гарнизон теснил их изнутри, а извне город был осажден 30 тысячами пешего войска и 3 тысячами конницы Александра, с которыми невозможно было соперничать в воинском искусстве. Восстание было подавлено, и город взят после краткого, но жестокого боя, и разорен, что в данных условиях было делом политической необходимости. При этом была соблюдена некоторая формальность: Александр предоставил решение участи города служившим в его войске гражданам беотийских городов – Феспии, Платей, Орхомена – и фокейцам, и эти граждане, много претерпевшие под гнетом фиванского владычества, не затруднились произнести желаемый смертный приговор над городом. Александр позволил себе смягчить этот приговор лишь настолько, насколько допускалось государственной необходимостью: он приказал пощадить дом Пиндара и храмы богов. Последнее условие подавало надежду на то, что в будущем, и даже может быть в близком будущем, город может быть восстановлен; надежду исполнимую, т. к. достоверно известно, что ни один фиванец, впоследствии обращавшийся к Александру с просьбой, не был им отпущен неудовлетворенным. От Афин, где, к счастью, восстание не успело еще проявиться, Александр потребовал только выдачи ораторов, возбуждавших народ против Македонии. Афиняне предложили осудить их по закону, и Александр этим удовлетворился; пощадив в Фивах дом Пиндара, Александр не мог желать разрушения Афин… И вот теперь, после того как все греческие дела были улажены на третьем съезде в Коринфе, ничто не препятствовало ему приступить к выполнению того великого предприятия, которое одним представлялось действительно национальным подвигом, другим нравилось потому, что они связывали с этим предприятием смутные надежды на возможность возвращения себе прежней свободы, и, наконец, очень многих привлекало возможностью отличиться и удовлетворить свое корыстолюбие.

<Paaaa
Планы Александра
Важным историческим переворотом было то, что монархический принцип вдруг получил преобладающее значение среди этого мира республиканских общин. Юный царь (ему тогда только что минуло 22 года) был главным центром всех интересов, и потому известно лишь очень немногое и притом совершенно не имеющее никакого значения о том, что происходило в Греции в ближайшие последующие годы. В первое время, после начала похода, всех сдерживал ужас, наведенный разорением Фив, и опасение перед той весьма значительной воинской силой , которую Александр оставил в распоряжении своего наместника Антипатра. Вскоре после этого ход событий в Азии привлек к себе всеобщее внимание, и никому уже в голову не приходило непосредственное восстание против македонского царя.

<Paaaa
Выступление войска. 334 г .
Положение это, конечно, быстро изменилось бы, если бы Александр потерпел поражение. Действительно, он был в таком положении, при котором ему нельзя было потерпеть неудачи, и потому многие, даже замечательные историки позволили себе говорить о великом предприятии, которое началось весной 334 г . до н. э. переходом войска через Геллеспонт, как о безумно смелом приключении, которое будто бы удалось благодаря целому ряду невероятнейших случайностей. Но такой взгляд оказывается совершенно ложным, и выказалось бы полнейшее непонимание личности великого македонского монарха, если принять в соображение только тот энтузиазм, тот юношеский, поэтический порыв, который, несомненно, руководил его действиями вначале и проявился в нем, как во многих истинно великих людях, и при этом не признать, что лишь весьма немногие деятели в истории человечества были одарены в равной с Александром степени способностью ясно видеть и сознавать ту действительность, которая их окружала. Он реально относился и к людям, и к жизненным явлениям; это вполне ясно видно не только в воинской стороне его деятельности, но и еще более в том, как он устроил завоеванное им царство и как им управлял.

<Paaaa
Персидские вооружения
 
 

 

       Персидские воины. Прорисовка с барельефов Персеполя.
 
Никогда еще навстречу азиатскому войску не выступало войско даже приблизительно равное войску Александра, и притом так прекрасно дисциплинированное. В нем было около 40 тысяч человек при полной соразмерности отношения между пехотой и конницей. Ядро македонских национальных войск, при нем легковооруженные войска из подчиненных Македонии земель, и весьма умеренное количество эллинских союзных войск, 7 тысяч гоплитов, 600 тяжеловооруженных всадников, 5 тысяч наемных гоплитов и 1,5 тысячи фессалийской конницы. Главное начальство над этой армией Александр принял на себя на деле; для предводительствования отдельными частями у него были в распоряжении опытнейшие военачальники, выросшие под знаменами его отца; кроме того, он мог воспользоваться всеми успехами, которые были сделаны военным искусством последней четверти века. Он сосредоточил все свои силы, готовясь нанести удар на суше, и тот небольшой флот, который был в его распоряжении, играл лишь незначительную роль.
И персы не уступали ему в своих военных приготовлениях; при персидском дворе греческие беглецы играли видную роль, и их совета слушались в военных делах. Особенным влиянием у царя пользовались в это время два выходца с Родоса, Ментор и его брат Мемнон – люди весьма способные. Успели воспользоваться и опытом похода Кира Младшего, и благоприятным временем, и набрали довольно значительное число греческих наемников; на это потратили лишь небольшую часть бесполезно и бессмысленно нагроможденных в царской казне груд металла, которые позднее, в большой своей части, достались в добычу победителю. Но противовесом к влиянию греческого элемента служило самомнение, предрассудки и необычайная медлительность в делах, присущие туземной персидской знати. Оба эти влияния беспрестанно сталкивались то в том, то в другом вопросе, так что нередко решение зависело исключительно от прихоти царя. Вот почему один из афинских выходцев, Харидем, дерзнувший не вовремя, со свойственным афинянину свободомыслием, подать совет о замене туземных войск наемными греческими, тотчас был казнен. Разгневанный царь схватил его за пояс и тем подал своим рабам знак, чтобы они его прикончили.

<Paaaa
Победа при Гранике
Первая победа на азиатской почве была одержана при маленькой фригийской речке Граник, впадающей в Пропонтиду, километрах в двадцати от Кизика.