Всемирная история. Древний мир
ModernLib.Net / История / Егер Оскар / Всемирная история. Древний мир - Чтение
(стр. 16)
|
Автор:
|
Егер Оскар |
|
Жанр:
|
История |
|
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(3,00 Мб)
- Скачать в формате doc
(610 Кб)
- Скачать в формате txt
(584 Кб)
- Скачать в формате html
(3,00 Мб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55
|
|
<Paaaa
Кощунство над статуями Гермеса
Как велико было возбуждение в среде консервативных кружков, доказывается загадочной проделкой – известным кощунством над статуями Гермеса. Незадолго до отплытия экспедиции одним утром обнаружилось, что все гермы, т. е. священные камни с головой Гермеса, бога торговли и мореплавания, всюду в городе воздвигнутые в качестве символов мирных торговых отношений, были изуродованы. Это кощунство привело в ужас всю еще весьма наивно веровавшую массу афинского народа, причина этого преступления до сих пор остается загадкой для исследователей, но есть основание думать, что этим чрезвычайным злодеянием желали возбудить в народе опасение против экспедиции и навлечь подозрение на ее инициатора, Алкивиада, легкомыслие которого уже не раз проявлялось в осмеянии священных обрядов. Довольно ясным представляется то, что злодеяние было совершено немногими участниками и притом приведено в исполнение быстро, умно и тайно. Показательно также, что никакого беспристрастного расследования не было произведено. Но цель, к которой стремились лица, участвовавшие в этом заговоре, не была достигнута ( 415 г . до н. э.).
Изготовление гермы.
Резник работает характерным для того времени тонким долотом на длинной ручке. Изображение с красно-фигурной аттической вазы. 480 г . до н. э.
<Paaaa
Осада Сиракуз. 415 г .
С удивительным мастерством рисует Фукидид ряд картин этой трагической экспедиции, целью которой был первый из сицилийских городов – дорийская колония
Сиракузы. При этом своим примером древний писатель доказал, что историк, проникнутый сознанием своих высоких обязанностей, может найти в себе силы для точного, правдивого и беспристрастного изложения даже того, что ему особенно горько и тягостно излагать как патриоту. Едва ли из древности дошла другая подобная картина, настолько же сохранившая всю свежесть своих красок. По Фукидиду можно проследить это предприятие начиная с раннего утра того июльского дня ( 415 г . до н. э.), когда войска из города направились к гавани и после жертвоприношений, вознесенных необозримой толпой народа, направились на ожидавшие их корабли, которые пустились в свой гибельный путь, весело обгоняя друг друга. Затем, по прибытии флота в италийские воды, видна нерешительность и несогласие в среде вождей, виден перст судьбы в прибытии того государственного корабля, который должен был увезти в отечество Алкивиада – единственного человека, способного провести это предприятие до конца или вовремя от него отказаться
. И вот честный, преданный своему отечеству, но ограниченный Никий вынужден руководить предприятием, которое он положительно не одобрял, которое по своему существу вполне противоречило и его природным свойствам, и его политическим воззрениям. Он подступил к городу после долгого промедления, в течение которого сиракузяне имели возможность приготовиться к обороне. Весной 414 г . до н. э. начинается осада, ведется усиленно, победа уже близка, но вскоре все изменяется.
Осада Сиракуз в 416 г . до н. э.
Афиняне подошли с севера (1) после короткого боя, заложили два укрепления: одно на плато Эпиполы, другое – круглый форт и начали строить стены для блокады города. Чтобы воспрепятствовать этому, сиракузяне попытались построить вал (2), который был взят и разрушен. Затем осажденные попытались провести через болота ров с палисадом (3), но и эти укрепления были взяты афинянами. После этого осаждающие стали строить прибрежные укрепления (4), чтобы прикрыть свой флот, вместо того чтобы закончить укрепление на севере. Сиракузяне получили подкрепления из Спарты и возвели стену (5) между морем и афинским укреплением, кольцо оказалось разомкнутым. Афиняне построили три форта (6) и расположили под ними флот. Сиракузяне перешли в наступление, взяли форты и заперли в гавани афинский флот торговыми судами, соединенными цепью (7). После судьбу экспедиции решило морское сражение, в котором афинский флот был разбит.
Злой дух Афин, Алкивиад, с беспримерной наглостью перешедший на сторону врагов и бежавший в Спарту, вступает в дело. По его наущению спартанский военачальник
Гилиппприбыл на Сицилию с небольшим отрядом, проник через афинские линии в осажденный город, принял начальство над сиракузянами, сумел ободрить их, и осенью того же года положение осаждающих ухудшилось настолько, что осаду уже можно было продолжать с надеждой на успех только в случае присылки сильных подкреплений из Афин. Подкрепления были посланы, но Никий не был отозван обратно: народ, жаждавший успеха экспедиции и уверенный в том, что в ней затронута честь имени Афин, к сожалению, слишком доверял своему малоспособному вождю. Демосфен, приведший подкрепление из Афин, после первой же неудачи признал, что следует отказаться от несчастного предприятия; но Никий никак не мог решиться на этот шаг. Наконец он решился на это, но тут лунное затмение (27 августа 413 г . до н. э.) довершило дело: жрецы объявили, что отплытие может совершиться только через трижды девять дней. Тогда сиракузяне, пользуясь этим невозвратно утраченным временем, загородили вход в гавань, где стояли афинские корабли, и только победой могли проложить себе путь в открытое море – единственный путь к спасению. Последовала битва в большой сиракузской гавани; описание ее у Фукидида переносит в то отдаленное время и заставляет переживать те ощущения, которые, во время этой страшной битвы, переживали сиракузяне, следившие за ее ходом со стен города и с окружающих его высот. Приближался ли к берегу, в общей сутолоке, афинский корабль и экипаж его собирался искать спасения на берегу, стоявшие там спрашивали его: не думает ли он посуху вернуться в Афины? Когда в таком же положении находился сиракузский корабль, сиракузяне кричали своим землякам с берега, что смерть есть жребий всех людей и что нет смерти прекраснее, чем на водах родного города. В конце концов афинянам не удалось прорваться в море – единственный путь к спасению был утрачен.
<Paaaa
Катастрофа 413 г .
Последние движения афинского войска, попытка отступления внутрь острова для соединения с дружественными племенами – все это было не более чем содрогания умирающего. Победители преследовали афинян по пятам. Сначала была обезоружена окруженная в оливковом саду сиракузянами часть афинского войска под предводительством Демосфена; в пяти часах пути от Сиракуз, на берегах маленькой речки Асинар, войско Никия остановилось. Порядок был нарушен окончательно, это уже не войско, а толпа несчастных людей, измученных лишениями и жаром, отчаянных беглецов, которым Никий, проявивший в крайности большое самообладание, еще раз предложил сразиться, и когда они ему в том отказали, предоставил их и себя великодушию того спартиата, который руководил сиракузянами в победе. Сиракузяне не послушали Гилиппа, который хотел, по крайней мере, спасти вождей афинского войска: Никий и Демосфен пали жертвами народной мести. Те из пленных, которые не погибли в сиракузских каменоломнях, были проданы в рабство; "скачущий конь", герб города Сиракузы, был выжжен у них на лбу и указывал на то, что свободные афинские граждане отныне стали собственностью города Сиракузы. Немногие из жертв этой катастрофы, которых местами можно было встретить на острове, старались снискать себе смягчение своей горькой доли тем, что вслух читали трогательные стихи из трагедий Еврипида, любимейшего в то время трагика афинян.
Нетрудно вычислить, что долгая осада и заключительная катастрофа стоила афинянам не менее 8 тысяч афинских граждан и около 200 триер; можно сказать, что едва ли когда-либо высокомерие демократии, избалованной долгим периодом счастья, наказывалось более страшным ударом! И едва ли когда-либо более ясным всем и каждому представлялось неудобство такого государственного устройства, при котором в решении трудных вопросов и положений внешней политики последнее, решающее слово принадлежит народному собранию. Каждый видел наступление бедствия, никто – и менее всего сами полководцы – не сознавал в себе мужества или права вовремя это бедствие отклонить или от него отстраниться. И если в данном случае должно обвинить афинян, то, с другой стороны, справедливость побуждает признать, что, напротив, способ действий афинян после пережитой ими ужасной катастрофы был достоин лучших времен афинской республики и лучших деяний прошлого. Вскоре после того, как афинские граждане справились с первым, потрясающим впечатлением катастрофы, они одумались и приготовились к одной из славнейших в истории человечества оборонительных войн, только девять лет спустя закончившейся взятием Афин спартанцами, после всевозможных колебаний счастья то в ту, то в другую сторону.
<Paaaa
Отчаянное положение и героизм Афин
Так начался
третийпериод войны (413-404 гг. до н. э.), главный интерес которой вращается преимущественно около этой изумительной обороны. Несчастливый исход сицилийского похода, конечно, тотчас вызвал против Афин целую коалицию хищных врагов, желавших поживиться богатой добычей. Прежние противники афинян в Греции получили новое подкрепление со стороны сиракузян, еще не пресыщенных местью и явившихся доказать свою признательность дорийским союзникам, оказавшим помощь их городу. К коалиции примкнули и города, участвовавшие в Делосском союзе, отпавшие от Афин вследствие понесенного ими поражения или просто пользовавшиеся случаем выбиться из-под их власти, потому что под влиянием Спарты во главе управления этих городов явилась олигархическая партия. Особенно чувствительным для Афин было отпадение от них
Хиоса( 412 г . до н. э.), который все же занимал в союзе выдающееся положение. К этим противникам Афин присоединились, наконец, и персы. На быстро долетевшее из Суз известие о поражении афинян в Сицилии персидское правительство ответило очень странной мерой: царская казна вновь потребовала от двоих сатрапов Малой Азии внесения тех даней, которые никогда не платили персидскому царю греческие малоазийские города. И уже в 412 г . до н. э. между сатрапом Тиссаферном и Спартой был заключен оборонительный и наступательный союз, по которому Артаксерксу I, персидскому царю (с 465 г . до н. э.), следовало возвратить все его прежние владения на берегах Малой Азии.
<Paaaa
Спартанцы в Аттике
К счастью, все эти противники выказали себя медлительными, и афиняне успели далеко обогнать их в приготовлениях к войне: уже к концу 412 г . до н. э. они снова обладали флотом, состоявшим из 104 триер, тогда как в пелопоннесском флоте их было всего 94. Хуже всего было то, что спартанцы, по совету Алкивиада, вместо своих ежегодных вторжений в Аттику заняли в этой области местечко Декелею
, укрепили его и поместили в нем сильный гарнизон. Это не повело непосредственно к столкновению, но было все же чрезвычайным стеснением для афинян; недаром Аристофан в своей знаменитой комедии "Облака" влагает в уста Стрепсиада жалобу на то, что "теперь нельзя даже и рабов своих выпороть всласть – того и гляди убегут в спартанский лагерь". Известно, что и в действительности среди рабов в Афинах эти побеги сделались обычным делом.
Вообще говоря, война около этого времени велась очень вяло, и все были гораздо менее заняты войной, нежели интригами, в которых Алкивиаду вскоре опять пришлось играть главную роль.
<Paaaa
Алкивиад в Персии
После того как Алкивиад в течение долгого времени пользовался при спартанском правительстве влиятельным положением полезного советника, пришло и такое время, в которое недоверие к нему, никогда вполне не проходившее, вновь стало преобладать. Человек он был в Спарте бесправный, да притом стал признаваться неудобным – с ним и не поцеремонились. Эфоры вынесли ему смертный приговор. Но хитрый иониец не дался им в руки: он бежал к сатрапу Тиссаферну и, вероятно, при его дворе чувствовал себя лучше, чем среди спартанцев, которых от души презирал, как истый афинянин. И вот он задумал примириться со своим родным городом и даже готов был предложить своим согражданам награду за это примирение: он надеялся склонить их в пользу сатрапа, у которого вскоре стал пользоваться большим значением.
<Paaaa
Политическая борьба в Афинах
Однако Тиссаферн в виде ручательства потребовал изменения демократического правления в Афинах в смысле преобладания аристократического принципа. И такому изменению в данное время действительно способствовали многие обстоятельства. После того как многие из новых людей, подобных Клеону, Гиперболу и др., вышедшие из низших слоев народа, привели демократию к целому ряду неудач, древнеафинские аристократические элементы сплотились теснее. Появились в обществе гетерии или клубы; припомнили и то, что несчастная сицилийская экспедиция не одобрялась одним из представителей аристократического сословия, честным и верным правительству Никием. Многим демократическая форма правления стала казаться неудобной, и это направление нашло себе горячего сторонника в талантливейшем и остроумнейшем из всех афинских писателей – в
Аристофане.Мир был необходим, но как же могло демократическое правление прийти к какому бы то ни было соглашению со Спартой? Алкивиад, по-видимому, надеялся добиться своего возвращения в Афины при помощи олигархической партии, которая временно получила некоторую точку опоры в довольно распространенном настроении массы. Но эти надежды рухнули потому, что Алкивиаду не удалось переманить персов на сторону Афин и ему перестали доверять, даже опасаться его. Олигархическая партия решилась действовать и помимо его, и – отчасти при помощи насилия, отчасти при помощи ловкой интриги – произвела такой государственный переворот, при помощи которого солоновское государственное устройство было устранено и замещено олигархическим способом правления. Эту перемену старались несколько прикрыть тем, что в механизме нового правления оставили место и для
экклесии, состоявшей из 5 тысяч зажиточнейших граждан, как бы сохранив народное собрание, и притом на довольно широкой демократической основе. Но эта экклесия никогда не собиралась, потому что право созывать ее было предоставлено особому
совету четырехсот( 411 г . до н. э.). Весть об этом перевороте в правлении вызвала восстание на афинском флоте, в то время находившемся близ берегов Самоса. Слова, некогда высказанные Фемистоклом накануне Саламинской битвы, не утратили своего значения для этих афинян: они пришли к убеждению, что здесь, за стенами кораблей, сохранилось настоящее афинское государство и весь строй их родного города, что "не они, восставая против новых порядков, отпадают от города, а город от них отпадает". Так выразился один из их вождей, Фрасибул. Затем афинские моряки побратались с гражданами Самоса, державшими сторону демократии; все поклялись держаться демократического способа правления и обязались вести войну с Пелопоннесом, не щадя никаких усилий. А т. к. им нужен был вождь с громким именем, а Алкивиад пользовался славой человека, который может добиться всего, чего захочет, то они его призвали, и он принял над ними начальство.
<Paaaa
Возвращение Алкивиада. Победы афинян
Можно сказать, что он был человеком, вполне подходящим для такого запутанного положения. Он выказал и знание людей, и осмотрительность, и патриотизм, и сумел отстранить те крайние меры, к которым, как известно, люди именно тогда выказывают наибольшую склонность, когда они наименее способны привести их в действие. Пока он посредничал, новый переворот произошел в Афинах.
План античных Афин
Олигархия была низвержена и прежнее государственное устройство восстановлено, причем партия, взявшая верх, выказала большую умеренность. Тяжеловесная спартанская политика не сумела воспользоваться этим опасным кризисом. И вот счастье как будто вновь улыбнулось утесненным Афинам: под предводительством Фрасибула и Фрасилла афиняне одержали при Абидосе победу над пелопоннесским флотом, который все это время оставался праздным. В следующем, 410 г . до н. э., уже при содействии Алкивиада, они одержали вторую, более полную, победу при
Кизике(в Пропонтиде) над пелопоннесским флотом и войсками персидского сатрапа Фарнабаза. Донесение спартанских начальников, заступивших место убитого в сражении Миндара, дошло в своей первоначальной форме и дает отличное понятие о лаконичном деловом слоге спартанцев: "Кораблей нет, Миндар убит, люди голодают, мы беспомощны, что делать?"
<Paaaa
Лисандр. Союз с Персией.
Эти победы способствовали окончательному примирению Алкивиада с его согражданами, и в 408 г . до н. э. он торжественно был возвращен в Афины. Весь город – свободные граждане и рабы – сбежался в гавань в тот день, когда ожидали его прибытия, и толпа отнеслась к нему с тем беззаветным доверием, которое она и в республиках, и в монархиях одинаково питает к великим именам. Однако того доверия, которое бы его одного уполномочило стоять у кормила правления, доверия не к таланту, а к характеру, доверия, которого не мог бы подорвать временный неуспех, такого доверия он не встретил в Афинах; да может быть и не заслуживал. Именно такой неуспех, постигший одного из второстепенных его военачальников (он был тут ни при чем), привел его к падению уже в следующем 407 г . до н. э., под влиянием того страшного деспотизма, который присвоила себе толпа, в это время уже расположенная считать всякое обманутое ожидание, всякую неудачу государственной изменой. Таким образом был устранен единственный человек, способный успешно вести борьбу с коалицией, основанной на тесной связи спартанского наварха Лисандра с одним из младших членов дома Ахеменидов, Киром Младшим, и получившей преимущество в последний год этой войны. Оба деятеля, и спартиат из дома Гераклидов, и младший брат наследника персидского престола (сын Дария II, царствовавшего с 424 г . до н. э.), были ярые честолюбцы; они и тогда уже задумали – каждый у себя дома – забрать власть в свои руки и потому легко сблизились. Они оба, в противоположность традициям их народов, были людьми новейшей формации. В Лисандре высокомерие спартиата и суровая беспощадность дорийца соединялись с модным в то время софистическим неверием, которое давало ему возможность в интересах государства или в интересах собственного преобладания приносить вероломные клятвы всем богам и пускать в ход ложные изречения оракулов. Он был, можно сказать, вторым Алкивиадом на спартанской почве, с той только разницей, что ему не пришлось поднять оружие против своей родины. Кир Младший, с другой стороны, был одним из тех весьма немногих персов, которые были расположены ко всему, что составляло основу эллинства: к "свободе", которой он до известной степени завидовал, не понимая ее сущности, наравне с большинством всех восточных людей, но признавая в то же время все преимущества, которые эта "свобода" давала эллинам при каждой борьбе с азиатами. При этом у него не было недостатка ни в персидской национальной гордости, ни в умении пользоваться восточным деспотизмом: кому случалось проезжать по управляемой им провинции, тому нетрудно было убедиться по множеству встречавшихся на пути людей с обрезанными ушами или изуродованными руками в том, как он был быстр на расправу. Как истый перс, Кир Младший разделял и ту злобную ненависть к афинянам, которую питали все персы со времен поражений, нанесенных им во время великой войны за освобождение Греции. Лисандр сумел воспользоваться денежными средствами молодого сатрапа как подспорьем для общепелопоннесского дела, но затем на некоторое время удалился с театра войны, потому что одним из основных правил спартанского правительства была обязательная замена одного наварха другим после годового командования. Его сменил Калликратид, которого недаром называют справедливейшим из спартанцев. Это был действительно один из немногих избранных людей Спарты, который еще был проникнут духом древнеэллинского, общеэллинского патриотизма и потому не пожелал унижаться перед персидскими вельможами. Он запер весь афинский флот в митиленской гавани. Однако афиняне, доведенные до крайности, еще раз сумели сделать невозможное возможным. Путем величайших усилий они успели быстро создать новый флот, который нанес пелопоннесцам страшное поражение при Аргинусских островах ( 406 г . до н. э.), и сам Калликратид пал в этой битве.
<Paaaa
Истощение Афин
О нем рассказывают, будто он сказал, что по возвращении из похода он почтет своей обязанностью позаботиться о примирении эллинов. Но после его смерти об этом не было и речи; один из двоих противников должен был пасть прежде, чем можно было думать о восстановлении мира. А между тем в Афинах наступили тяжелые дни: полководцы, победившие при Аргинусских островах, были приговорены к смерти возбужденной против них толпой и казнены за то, что они, будто бы, после победы не приняли мер к спасению погибавших в волнах, в чем, однако, им препятствовала буря. А спартанцы между тем поставили вновь Лисандра во главе флота: он был, в сущности, главным начальником, а другое лицо носило только титул наварха.
<Paaaa
Битва при Эгоспотамах. 405 г .
В 405 г . до н. э. был нанесен последний, решительный удар. Близ Лампсака, на Геллеспонте, при
Эгоспотамах(Козьей реке), Лисандр внезапно напал на афинский флот, обманув афинян целым рядом неловких маневров, которые могли свидетельствовать о весьма плохом состоянии спартанской армады. Афиняне дались в обман, и Лисандр застал их врасплох, в состоянии полной беспечности и беспомощности, так что дело, собственно говоря, даже не дошло до сражения. Из большого афинского флота (180 триер) лишь весьма немногие суда успели уйти под предводительством отличного моряка Конона, и между ними один из трех государственных почтовых кораблей, "Парал". Этот корабль и привез в Афины страшное известие о поражении. Всем стало ясно, что конец близок. Не было более никаких вспомогательных средств и никакой надежды, когда, поздней осенью того же года, Лисандр с 150 триерами стал блокировать Пирей и в то же время царь Павсаний подступил к городу с севера с сухопутным войском. Афины долго выдерживали осаду, но наконец жестокий голод, вымотавший все силы осажденных, вынудил город сдаться ( 404 г . до н. э.).
<Paaaa
Мир. 404 г .
Мир был даром спартанцев. "Афины взяты нами", – так сообщал Лисандр своему правительству об этом событии. "Удовольствуемся этим взятием", – так отвечало ему правительство. Этот ответ касался, главным образом, тех диких планов мщения, которые теперь высказывались с разных сторон. Коринфяне и фиванцы добивались разорения Афин, которые, по их мнению, следовало обратить в "овечье пастбище". Но это вовсе не входило в расчеты спартанцев: они нуждались в Афинах как в противовесе против тех чересчур ревностных союзников, которые со временем могли сделаться их врагами. Ввиду этого спартанцы удовольствовались разрушением арсенала и уничтожением материалов для кораблестроения; разрушена была также довольно значительная часть городских стен. Падение афинской демократии и подчинение Афин Спарте было также весьма точно обусловлено. Спартанцы настаивали на том, чтобы Афины возвратились к государственному устройству своих отцов, и всем при данных условиях было понятно, чего, собственно, они добивались. И вот худшие люди последнего олигархического переворота были призваны к кормилу правления и образовали правительственную комиссию, состоявшую из 30 членов. После того, как и Самос, где демократы противились Спарте, был захвачен Лисандром и передан в руки тамошних олигархов, преобладание аристократического принципа и господство спартанцев в Элладе было установлено окончательно.
Элемент греческого декора.
<Paaaa
ГЛАВА ТРЕТЬЯ "Преобладание спартанцев. – Возвышение Фив. – Восстановление могущества Афин"
<Paaaa
Мир. Спартанская гегемония
Несколько десятилетий подряд Спарта стояла во главе Греции. В одном только смысле Спарта действительно могла господствовать над этим чрезвычайно разнообразным и разрозненным миром: в ее распоряжении было небольшое, но постоянное войско, состоявшее из настоящих воинов, не просто прекрасно обученных и снаряженных, но и воодушевленных сознанием собственного достоинства. Слава, всюду предшествовавшая этому войску, удесятеряла его силы, и сверх того, спартанцы всюду в городах встречали более или менее сильную аристократическую партию, среди которой не было недостатка в выдающихся личностях. Что же касается большинства населения, то оно, как и после каждой большой войны, было искалечено, запугано, подавлено, да к тому же и Лисандр был в это время для Спарты наиболее подходящим человеком. Он, собственно, и был главным руководителем судеб Греции: около него группировались по городам вожди олигархической партии, все лично ему известные; и он в ближайшие годы после падения Афин играл точно такую же роль, на какую некогда имел притязания Павсаний, но только Лисандр был к ней гораздо более способен и умел подчинять окружающих действию своей личной тирании, прикрываясь именем Спарты.
<Paaaa
Олигархия в Афинах
Афины представляли собой оригинальное зрелище. Положение афинского общества отчасти было подготовлено олигархическими клубами, давно уже существовавшими в Афинах. Пять высших должностных лиц, которым без дальних околичностей было дано спартанское название эфоров, побудили народное собрание, еще находившееся под гнетом только что перенесенных страданий, к выбору 30 человек, которые должны были одновременно и управлять Афинами, и набрасывать план нового государственного устройства. Совет был оставлен в прежнем виде, но не смел и пикнуть, потому что спартанский гармост с отрядом войска занимал Акрополь да, кроме того, в распоряжении олигархов состояло известное количество наемников, большей частью чужеземцев, всегда готовых на всякое насилие. Эмигранты, возвращавшиеся в Афины, ликовали. Вскоре дело дошло до того, что насилия стали совершаться уже не по политическим причинам, а по чисто личным побуждениям, по ненависти, корыстолюбию и другим низким пристрастиям. При этом утонченная злоба правителей доказывалась и на практике: так, например, 30 правителей ввели в обычай, чтобы все насильственные меры, принятые по их приказанию, приводились бы в действие именитыми гражданами, которых правители этим путем хотели опорочить в глазах народа и вынужденным участием в их злодействах заставило перейти на свою сторону.
<Paaaa
Террор олигархии
Большим счастьем было то, что среди этих тридцати правителей ни один не пользовался своей неограниченной властью с безусловным авторитетом: власть эта дробилась между двумя умными злодеями,
Критиеми
Фераменом. Последний, принимавший личное участие в недавних мирных переговорах в Спарте и в главной квартире войск, осаждавших Афины, отлично знал афинский народ: цель его заключалась в том, чтобы создать прочное положение, постепенно подготовить почву для олигархии в самом народе. Он стремился к тому, чтобы привлечь на сторону аристократического государственного устройства всех зажиточных граждан, т. е. те 3 тысячи человек из высшего слоя афинского населения, которые имели возможность из собственных средств запастись полным вооружением гоплита.
Пир в богатом греческом доме. Изображение с аттической вазы.
Этот Ферамен по складу ума был человеком государственным; Критий же, наоборот, весьма способный, но жесткий и дурной человек, который не затруднялся с величайшим цинизмом заявлять, что "где сила занимает место права, там следует силой и пользоваться". Быть может, он был прав; мудрено было переделать старую демократию в олигархию путем полюбовных соглашений и тонкостей. Более же всего он признавал необходимым установление единства среди тридцати правителей. И вот, с необычайной дерзостью готового на всякое преступление человека он приказал схватить Ферамена у подножия алтаря, который находился в помещении совета, произнести над ним смертный приговор и свести его в тюрьму, где ему тотчас же был поднесен кубок с ядом.
<Paaaa
Падение коллегии тридцати
Но эта победа террористической партии вскоре привела к такому положению, когда, по весьма меткому выражению одного историка, сам страх уже внушает мужество людям. Правители составили список 3 тысяч граждан, которым могли доверять; этим благонадежным оставили оружие, между тем как все прочие граждане были обезоружены. Последних стали постепенно выселять из города; многие из них были даже тайно казнены. Свободное слово само собой замерло на устах у всех, а там, где оно случайно доносилось до ушей правителей, дерзнувший открыто высказаться вскоре испытывал на себе их тяжелую руку. Так, о Сократе было донесено, что он сказал: "Плох тот пастух, который свои стада сокращает". Его призвали к ответу, и один из тридцати намекнул, что ему не мешает поостеречься, "а не то может случиться, – добавил он с напускным остроумием, – что и ты попадешь в число сокращаемых". Начинаются побеги из Афин; бегут сотнями, а спартанское правительство запрещает своим союзным городам принимать у себя беглецов из Афин. Но из числа этих союзных городов Фивы и Коринф были и без того раздражены грубостью и бесцеремонностью, с которой спартанцы пользовались своим главенством; даже в самой Спарте староспартанская партия была крайне недовольна своеволием Лисандра, который по личному произволу разрешал все вопросы внешней политики.
Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55
|
|
