Гарет, с мимолетной гримасой, покачал головой. Он никогда не сдается, не так ли? «Вы должны сохранить Белую Башню живой, Мать, но моя работа помочь вам это обеспечить. Если ничего не изменилось, о чем мне не известно. Я вижу, как Сестры шепчутся и пожимают плечами, даже если не знаю, что это может означать. Если вы все еще хотите овладеть Башней, надо сделать это штурмом. И лучше раньше, чем позже».

Внезапно утро показалось ей таким темным, словно солнце заслонили тучи. Чтобы она ни сделала, мертвые все равно продолжали громоздиться штабелями, но она обязана сохранить Белую Башню живой и действующей. Она должна. Когда хорошего выбора нет, надо выбирать то, что кажется наименее неправильным.

«Я увидела достаточно», — сказала она спокойно. Кинув последний взгляд на ту узкую струйку дыма за городом, она направила Дайшара к деревьям в ста шагах от реки где, среди вечнозеленых болотных миртов и по-зимнему голых берез и буков, ее ожидал эскорт.

Две сотни легкой кавалерии в нагрудниках из вываренной кожи или куртках, покрытых металлическими дисками, появись они на берегу, неизбежно привлекли бы к себе внимание. Однако, Гарет убедил ее в необходимости присутствия этих солдат, вооруженных копьями и короткими конными луками.

Без сомнения, та струйка дыма на дальнем берегу поднималась от горящих складов или фургонов. Булавочные уколы, но эти уколы происходили каждую ночь. Иногда один, иногда два или три — пока люди, вставая на рассвете, не стали привыкать, первым делом, выискивать новые дымы. Поймать налетчиков не удавалось, по крайней мере, пока. Вокруг преследователей разражался внезапный снежный шквал, или поднимался свирепый леденящий ночной ветер, или следы просто резко исчезали, оставляя снег после последнего отпечатка копыта столь же гладким, словно он только что выпал. Остатки плетений однозначно давали понять, что им помогали Айз Седай. И не было никаких шансов за то, что у Элайды на этой стороне реки тоже не было людей, а, возможно, и Сестер. Немногое на свете могло обрадовать Элайду больше, чем попадание в ее руки Эгвейн ал'Вир.

Конечно, в ее эскорте были не только солдаты. Кроме Шириам, ее Хранительницы Летописей, этим утром Эгвейн выехала в сопровождении еще шести Айз Седай. Те из них, кто имел Стражей, захватили их с собой, поэтому Сестер поджидало восемь человек в меняющих цвета плащах, покрывавшихся причудливой рябью, если их шевелил легкий ветерок. Когда же плащи оставались неподвижными, отдельные части всадников и лошадей, казалось, исчезали на фоне стволов деревьев. Предупрежденные об опасности, по крайней мере, на счет налетчиков, и зная, что их Айз Седай взвинчены до предела, Стражи следили за близлежащей рощицей так, словно рядом не было никакой кавалерии. Безопасность собственных Айз Седай была их главной заботой, которую нельзя доверить никому другому. Сарин, чернобородый коротышка, не столько низкорослый, сколь чересчур широкоплечий, так жался к Нисао, что казался тенью миниатюрной Желтой Сестры. Джори тоже умудрялся выглядеть тенью Морврин, хотя на самом деле был ее ниже. Он был таким же широкоплечим как Сарин, но невысоким даже для кайриэнца. Трое Стражей Мирелле — трое, которых она осмеливалась признавать, теснились вокруг нее так, что она не могла двинуть свою лошадь и не оттолкнуть со своего пути одного из них. Сетагана — Страж Анайи — худой, смуглый и почти столь же красивый, насколько она была невзрачной, в одиночку почти что сумел обеспечить ей круговую защиту. Тервайл, со сломанным носом и покрытым шрамами лицом, то же самое проделал с Беонин. Карлиния Стража не имела, что было в порядке вещей для Белых, но, из глубины своего обитого мехом капюшона, рассматривала окружающих мужчин так, словно собиралась вывернуть кого-нибудь из них наизнанку.

Не так уж и давно, Эгвейн не решилась бы быть замеченной вместе с этими шестью женщинами. Все они, как и Шириам, по различным причинам принесли ей клятву верности. Ни Сестры, ни она не хотели, чтобы это обстоятельство стало известно или хотя бы о чем-то заподозрили. Это был ее способ, по мере возможности, влиять на события, в то время как все остальные видели в Эгвейн не более чем подставное лицо — девчонку, ставшую Амерлин, которой, как хочет, вертит Совет Башни, и к которой никто не прислушивается. Совет утратил эту иллюзию, когда она заставила их объявить войну Элайде, наконец подтвердив то положение, в котором они находились после бегства из Башни, и что надо было сделать в первую очередь. Но это событие только заставило Совет и все Айя терзаться в сомнениях о том, что она собирается предпринять в дальнейшем. Заставило попытаться удостовериться, что действия Эгвейн, независимо от того, какими они будут, свершатся лишь с их одобрения.

Восседающие были весьма удивлены, когда она приняла их предложение о создании при ней особого совещания. Оно состояло из сестер, делегированных в единственном числе от каждой Айя для того, чтобы соотносить действия Амерлин с их мудростью и опытом. Возможно, они решили, что успех с объявлением войны ударил ей в голову. Естественно, Эгвейн лишь оставалось приказать Морврин, Анайе и остальным обеспечить, чтобы выбранными стали они сами. При этом, избранные Сестры заслуженно сохранили достаточно влияния в своих Айя, чтобы непосредственно управлять ими. Уже несколько недель она выслушивала советы совещания, не всегда их принимая. С другой стороны теперь отпала необходимость устраивать тайные сходки или обмениваться шифрованными посланиями.

Кажется, однако, пока Эгвейн наблюдала за Башней, к их компании присоседились посторонние.

Шириам, носившая поверх плаща полагающийся ей по должности узкий голубой палантин, ухитрилась, оставаясь в седле, приветствовать ее чрезвычайно официальным поклоном. Эта рыжеволосая женщина временами держалась невероятно церемонно. «Восседающая Делана желает говорить с Вами, Мать», — произнесла она так, словно Эгвейн сама не смогла разглядеть между ними Серую сестру, восседавшую на пестрой кобыле почти столь же темной масти, как и черноногий конь Шириам. — «По вопросу, как она выразилась, имеющему некоторую важность». Едва ощутимая сухость в голосе подразумевала, что Делана не сообщила Хранительнице Летописей, что это за вопрос. Шириам такого не любила. Она весьма ревниво оберегала свои прерогативы.

«Если вы позволите, наедине, Мать», — сказала Делана, откидывая назад свой темный капюшон и открывая волосы цвета серебра. Для женщины у нее был необычайно низкий голос, но это едва ли являлось отражением того, насколько был важен вопрос, о котором пойдет речь.

Ее появление здесь было несколько неожиданным. Делана часто поддерживала Эгвейн на Советах Башни, когда Восседающие занимались ухищрениями относительно того, касается ли конкретное принимаемое решение прямо войны с Элайдой или же нет. Отсутствие прямого отношения к войне подразумевало, что приказам Эгвейн, для того чтобы стать действительными, требовалось Большое Согласие Совета. Даже те Восседающие, которые поддерживали войну, не делали почти ничего, чтобы противостоять этому мелочному правилу, служившему поводом для нескончаемых уверток. Каждая из них, сама по себе, жаждала свергнуть Элайду, но в целом Совет ничем, кроме споров, не занимался. Хотя, сказать по правде, поддержка Деланы не всегда приходилась ко двору. Иногда она служила просто образцом Серой сестры — умелого посредника при достижении Согласия, и тут же, на следующий день, была настолько резкой в своих аргументах, что каждой Восседающей, слушавшей Делану, хотелось заставить ее замолчать.

Ей были ведомы и другие способы как запустить кота в стаю голубей. На сегодняшний день она уже не менее трех раз потребовала от Совета официально назвать Элайду Черной Айя. Что неизменно вело к образованию неловкой тишины, пока кто-либо не призывал отложить заседание. Немногие желали открыто обсуждать вопрос о Черной Айя.

Делана же могла обсуждать что угодно, начиная от того, как им обеспечить надлежащее облачение для девятисот восьмидесяти семи послушниц, до того, имеет ли Элайда тайных сторонниц среди Сестер. Это был второй вопрос, превращавший большинство сестер в ощетинившийся колючками куст.

Все это порождало вопрос — для чего она столь рано и в одиночку выехала из лагеря. Прежде она никогда не приближалась к Эгвейн без сопровождения хотя бы одной или пары-тройки Восседающих. Бледно-голубые глаза Деланы могли ответить на него не больше, чем ее гладкое лицо Айз Седай.

«Пока мы едем», — ответила ей Эгвейн. — «Мы хотели бы иметь возможность уединиться», — добавила она, заметив, что Шириам открыла рот. — «Пожалуйста, побудь с остальными сзади». Зеленые глаза Хранительницы Летописей сузились в выражении, которое могло быть принято за гнев. Умелая и энергичная Хранительница, возложившая все надежды на Эгвейн, она старалась держать в секрете свое недовольство любой встречей Амерлин, в которой сама не принимала участия. Расстроенная или нет, но она лишь с небольшой заминкой склонила голову в одобрении. Шириам не всегда понимала, кто кем командовал, но сейчас подчиненной была она.

Удаляясь от реки местность, постепенно повышалась. Но не превращалась в холмы, а просто поднимаясь к чудовищному пику, который вырисовывался на западе. Он был так огромен, что называть его простой горой казалось насмешкой над ним. Драконова Гора выделялась бы своей высотой, даже находясь посреди Хребта Мира. При сравнительно ровной местности вокруг Тар Валона, ее увенчанный белой шапкой гребень, как чудилось, доставал до небес. Особенно, так казалось сейчас, когда в стороне от зубчатой вершины струилась тонкая нить дыма. Дым на такой высоте был чем-то совершенно посторонним, почти рукотворным. Деревья заканчивались менее чем на полпути к вершине Горы, и никому никогда не удавалось добраться до вершины, или хотя бы приблизиться к ней. Хотя говорили, что склоны усеяны костями тех, кто пробовал. Почему кто-то захотел попробовать оказаться первым, внятно объяснить не мог никто. Иногда на закате удлинившаяся тень горы достигала города. Люди, проживавшие в этой местности, привыкли к господствовавшей в небе Драконовой Горе почти так же, как к Белой Башне, вздымавшейся над городскими стенами и видимой за многие мили вокруг. Обе громады не изменяли того, что всегда есть и всегда будет — плуг и молот занимают в заботах народа место большее, чем горы или Айз Седай.

Среди крошечных деревушек, часто состоявших едва ли из дюжины каменных домов, крытых соломой или черепицей, лишь изредка встречались те, что набирали с сотню построек. Дети, игравшие на снегу или тащившие в ведрах воду из колодцев, прекращали свои занятия и с разинутыми ртами глазели на солдат, едущих по грязной проселочной дороге, которая считалась улицей, пока вновь не утопала в снегу. Над отрядом не было никаких знамен, но у некоторых на плащах или рукавах курток было вышито Пламя Тар Валона. Необычные плащи Стражей также указывали на то, что, по крайней мере, некоторые из женщин являлись Айз Седай. До недавних пор, даже вблизи города увидеть Сестру было событием необыкновенным и, этого все еще было достаточно, чтобы зажечь свет любопытства в глазах ребенка. Вероятно, довершало список чудес и само появление солдат.

Большая часть земли была занята фермами, кормившими Тар Валон. Высокие амбары из камня или кирпича и усадьбы окружали разгороженные каменными стенами поля. Между ними лежали рощицы деревьев и участки под вырубку. Нередко появлялись стайки фермерских детей, бегущих с небольшим отставанием параллельно отряду и, как зайцы, прыскающих через заснеженную дорогу. Обычные зимние заботы по хозяйству заставляли старших сидеть по домам, но те из них, кто рисковал, плотно закутавшись от холода, выбраться наружу, уделяли и солдатам, и Стражам, и Айз Седай лишь мимолетный взгляд. Скоро наступит весна, а вместе с ней время пашни и посева. Чтобы не затевали Айз Седай, этого им не изменить. Да ниспошлет Свет, чтобы так и было.

Нет никакого смысла в эскорте, если он не передвигается в порядке, пригодном для отражения нападения. Поэтому Лорд Гарет направил сильный отряд впереди колонны, а часть всадников растянул в линию на флангах. Замыкающие прикрывали тыл, в то время как он сам возглавлял основную массу солдат прямо позади Стражей, едущих непосредственно после Шириам и «совещания». Все они образовывали большое, неровное кольцо вокруг Эгвейн так, что она почти могла вообразить себя проезжающей мимо поселян наедине с Деланой. Конечно, если не присматриваться слишком внимательно. Или не оглядываться по сторонам. Если бы не настоятельное желание Восседающей от Серой Айя говорить с ней — это была бы всего лишь долгая дорога назад к лагерю. Никому не разрешалось создавать врата там, где необходимые для этого плетения могут быть замечены. В пути будет достаточно времени, чтобы услышать все, что Делана собиралась ей сказать — и Эгвейн занялась сравнением ферм, мимо которых они проезжали, с двуреченскими.

Возможно, на эти сравнения Эгвейн подвигло именно осознание того, что Двуречье больше не было ей домом. Признание правды никогда не являлось предательством, но все же она нуждалась в памяти о Двуречье. Ты можешь забыть, кто ты есть на самом деле, если забудешь, откуда ты родом. Но, иногда, та прежняя дочь хозяина гостиницы из Эмондова Луга казалась ей незнакомкой. Несомненно, любая из этих ферм, выглядела бы странно, появись она рядом с Эмондовым Лугом, хотя Эгвейн, даже поставив на кон свой палец, не могла точно ответить на вопрос — почему. Другой внешний вид усадеб, иной наклон кровель. Здесь, из-за снега, нередко заносившего крышу, дома чаще, чем двуреченские, были крыты черепицей, а не соломой. Конечно, теперь в Двуречье соломы стало гораздо меньше, чем кирпича и камня. Она видела это в Тел'аран'риоде. Изменения происходили или так медленно, что было невозможно заметить их приближение, или так быстро, что не оставляли минуты на размышление. Ничего не оставалось прежним, даже если ты думала, что это так. Или надеялась, что это так.

«Кое-кто считает, что вы собираетесь сделать его своим Стражем», — внезапно тихим голосом сказала Делана. Можно было подумать, что она поддерживает легкую болтовню. Казалось, все внимание Серой Сестры было сосредоточено на том, как ее затянутые в зеленые перчатки руки приводят в порядок капюшон плаща. В седле Делана держалась хорошо, столь естественно гармонируя с движениями своей кобылы, что создавалось впечатление — она и не подозревает, что едет на животном. — «Некоторые полагают, что, возможно, вы уже сделали это. У меня уже некоторое время нет своего, но только осознание присутствия Стража может даровать покой. Если выбираешь правильно».

Эгвейн приподняла бровь — она была слишком горда, чтобы раскрыть рот от подобного заявления. Это была самая последняя тема для беседы, которую она ожидала услышать, особенно от Деланы. — «Лорд Гарет. Он проводит с вами большое количество времени. Он несколько старше, чем это бывает обычно, но Зеленые сестры часто выбирают для первого раза более опытного человека. Я знаю, что Вы никогда на самом деле не вступали в Айя, но все же я часто думаю о вас как о Зеленой. Интересно, испытает ли Суан облегчение, если вы свяжете его узами, или расстроится? Иногда я думаю так, иногда по-другому. Их отношения, если это можно так называть, весьма странные. Но все же она выглядит абсолютно свободной».

«Ты должна спросить об этом саму Суан». — Улыбка Эгвейн скрывала в себе укус. Так же, как ее тон. Она так до конца и не объяснила себе, почему Гарет Брин предложил ей свою верность, но у Совета Башни есть лучшие способы потратить свое время, чем сплетничать подобно деревенским кумушкам. — «Ты можешь сообщить всем, кому захочешь, Делана — я никого не связывала узами. Лорд Гарет, как ты выразилась, проводит со мной время, потому что я — Амерлин, а он — мой генерал. Можешь и об этом им напомнить».

Значит, Делана думала о ней как о Зеленой. Это была Айя, которую она изберет. Хотя, по правде, она хотела для себя только одного Стража. Но Гавин находился либо в Тар Валоне, либо на пути в Кэймлин, если не где-нибудь еще. Так что ей еще нескоро предстоит возложить на него руки. Она совершенно без надобности потрепала Дайшара по шее и попробовала сдержать, готовую ослепительно сверкнуть улыбку. Было приятно хоть на некоторое время, среди прочих вещей, позабыть о Совете. Именно поведение Совета помогло ей понять, почему Суан, в то время пока была Амерлин, так часто напоминала нравом медведя с больным зубом.

«Не сказала бы, что это стало предметом широкого обсуждения», — пробормотала Делана. — «Пока. Однако, в том, возьмете ли вы себе Стража, и кто им будет, есть определенный интерес. Сомневаюсь, что Гарета Брина посчитали бы мудрым выбором». Она повернулась в седле, чтобы оглянуться назад. На Лорда Гарета, подумала Эгвейн, но когда Восседающая развернулась обратно, она очень мягко произнесла, — «Шириам, конечно, никогда не была вашим выбором на должность Хранительницы Летописей, но вы должны знать, что избранные в совещание от Айя, также назначены и для того, чтобы следить за вами».

Ее пятнистая серая кобыла была пониже, чем Дайшар, так что Делане пришлось взглянуть на Эгвейн снизу вверх. Ее водянистые голубые глаза внезапно глянули весьма проницательно. — «Кое-кто считал, что Суан могла быть той, кто помогает вам советами… слишком уж удачно… особенно, после выбора Вами способа объявления войны Элайде. Но она все еще обижена своим изменившимся положением, не так ли? Теперь, в качестве наиболее вероятной виновницы, рассматривается Шириам. В любом случае, Айя хотят иметь какое-то предупреждение, если вы решите выкинуть новый сюрприз».

«Я благодарю тебя за предостережение», — вежливо сказала Эгвейн. Виновница? Она доказала Совету, что не станет их марионеткой, но большинство Сестер все еще полагало, что должен существовать кто-то, исподтишка направляющий ее поступки. Что ж, хотя бы никто не подозревает правды об ее нынешнем составе совещания. Можно надеяться, что никто.

«Есть и другая причина, по которой вы должны быть осторожны», — продолжала Делана. Напряженность взгляда противоречила небрежности ее голоса. Произносимое сейчас было более важно для нее, чем она хотела показать это Эгвейн. — «Вы можете быть уверены, что всякий совет, который любая из них дает вам, исходит непосредственно от главы ее Айя. А как вы знаете, глава Айя и Восседающие от нее не всегда имеют возможность встретиться с глазу на глаз. Слишком точное следование их рекомендациям может поставить вас в конфликт с Советом. Далеко не каждый приговор Совета касается войны, но вы, конечно, хотите, чтобы хоть некоторые из них отвечали вашим желаниям».

«Амерлин перед принятием решения, должна выслушать все стороны», — ответила Эгвейн, — «но я буду помнить о твоем предупреждении, когда они станут мне советовать, дочь моя». Делана считает, что она дура? Или, возможно, пробует ее рассердить. Гнев способствует поспешным решениям и опрометчивым словам, которые иногда трудно взять назад. Она пока не могла понять, куда клонит Делана, но когда у Восседающих не выходило добиться от нее желаемого одним путем, они тут же пробовали другой. Во время избрания Амерлин, у нее было достаточно практики борьбы с подобными манипуляциями. Заставив себя правильно и глубоко дышать, она постаралась обрести внутреннее спокойствие и добилась своего. И позднее у нее тоже было слишком много подобной практики.

Серая Сестра взглянула на нее из-за края капюшона. Ее лицо было абсолютно безмятежным, но бледно-голубые глаза теперь пронзали Эгвейн словно сверла. — «Вы могли бы поинтересоваться их мнением на счет предмета их переговоров с Элайдой, Мать».

Эгвейн едва не улыбнулась. Перемена темы была довольно нарочита. Очевидно, Делане не по вкусу быть названной «дочерью» женщиной, куда более юной, чем большинство Послушниц. Более юной, чем большинство из Послушниц, покинувших Башню, не говоря уж о записавшихся после. Но, если на то пошло, и сама Делана была слишком молода, чтобы быть Восседающей. Эгвейн не могла проявить самообладание меньшее, чем то, которым обладала, будучи дочерью хозяина гостиницы. «Почему я должна этим интересоваться?»

«Потому, что эта тема постоянно поднималась в Совете за последние несколько дней. Не как конкретное предложение, но об этом весьма хладнокровно упомянула Варилин, и Такима, а также Магла. Файзелле и Саройя казались заинтересованными в том, что они собирались обсуждать».

Спокойствие спокойствием, но червь гнева внезапно заворочался внутри Эгвейн, и раздавить его оказалось нелегкой задачей. Упомянутые Сестры были Восседающими еще до раскола Башни. Но еще важнее было то, что они представляли обе главные фракции, борющиеся за контроль над Советом. В сущности, они делились на поддерживающих Романду или Лилейн. Все та же парочка, готовая выступить друг против друга, лишь бы это означало провал предложений обеих. Они продолжали удерживать своих сторонниц в железных тисках.

Она могла бы поверить, что часть сестер напугана последними событиями, но только не Романда или Лилейн. Полнедели назад разговоры об Элайде и захвате Башни сошли почти на нет, подавленные тревожными толками о невероятно мощном, невероятно долгом извержении Единой Силы. Почти все хотели знать, что было тому причиной, и почти каждый боялся узнать это. Лишь вчера Эгвейн удалось убедить Совет, что переместить небольшую группу Сестер на место этой вспышки будет не слишком рискованным предприятием. Воспоминание об этом выбросе у всех было достаточно сильным, чтобы определить точное место. Большинство сестер все еще, казалось, затаили дыхание в ожидании возвращения Акаррин и остальных, кто отправился с ней. Каждая Айя хотела иметь в отправляемой группе своего представителя, но Акаррин была единственной Айз Седай, вызвавшейся самой.

Однако, как раз ни Лилейн, ни Романда не выглядели озабоченными. Всплеск Силы был интенсивным и затяжным. При этом произошел он очень далеко и не причинил видимого вреда. Если он, что наиболее вероятно, был работой Отрекшегося, шанс разузнать что-либо был исчезающее мал. Вероятность того, что они что-нибудь смогут сделать, чтобы противостоять этому, еще меньше. Трата времени и усилий на невыполнимое была бессмысленна, в то время как перед ними в полный рост стояла более важная задача. Так они говорили, скрипнув зубами, когда на этот раз обнаружили между собой согласие. Тем не менее, если в чем они и были солидарны еще, так это в необходимости отобрать у Элайды палантин и жезл Амерлин. Романда требовала этого с почти такой же страстью, как и Лилейн. Если свержение Элайдой Амерлин, когда-то принадлежавшей к Голубой Айя, просто разгневало Лилейн, то провозглашение распуска Голубой Айя привело ее в бешенство. Если же они позволяют болтать о переговорах…. Это не имеет разумного объяснения.

Самым последним на свете, чего хотелось бы Эгвейн, было возникновение у Деланы или кого-нибудь еще подозрения, что Шириам и остальные являются чем-либо большим, чем просто сворой сторожевых собак, приставленных за нею наблюдать. Однако, она резким тоном попросила их приблизиться.

Сестры достаточно ловкими, чтобы хранить в тайне то, что было необходимо скрыть. Их Айя живьем сдерут с них кожу, если хотя бы половина секретов выйдет наружу. Поэтому они без излишней спешки выдвинулись вперед и сконцентрировались вокруг нее. Маски Айз Седай, наброшенные на их лица, выражали лишь безмятежность и терпение. Дождавшись, когда они приблизятся, Эгвейн велела Делане повторить то, что она только что сказала. При всей настойчивости первоначальной просьбы о секретности, Серая сестра, прежде чем подчиниться, выразила лишь весьма формальный протест. И, сказанные вновь, ее слова стали концом спокойствия и терпения.

«Это — безумие», — заявила Шириам прежде, чем кто-либо еще успел открыть рот. Слова прозвучали сердито и, возможно, чуть-чуть испуганно. Что ж, она могла и в правду быть такой. Ее имя значилось в списке Сестер, намеченных для усмирения. — «Ни одна из них не может по-настоящему считать, что переговоры возможны».

«С трудом их себе представляю», — сухо бросила Анайя. Ее невыразительное лицо скорее могло принадлежать какой-нибудь фермерше, чем Голубой сестре. И одевалась она весьма непритязательно, по крайней мере, на людях, — просто в хорошую шерсть. Но она также легко управлялась с гнедым мерином, как и Делана со своей кобылой. Мало что могло поколебать спокойствие Анайи. Естественно, среди Восседающих, болтавших о переговорах, Голубых не было. Анайя не выглядела воином, но для Голубых эта война была на истребление, когда не просят и не дают пощады. — «Ситуация с Элайдой совершенно ясна».

«Элайда иррациональна», — вскинула голову Карлиния. От этого движения ее капюшон откинулся на плечи и заставил вздрогнуть короткие темные локоны. Она раздраженно вернула его на место. Карлиния редко выказывала даже намек на эмоции, но теперь на ее бледных щеках пылал такой же румянец, как у Шириам, а голос полнился гневом. — «Она, не может всерьез полагать, что теперь мы все приползем к ней назад. Как Саройя может допускать, что она удовольствуется чем-либо меньшим?»

«Тем не менее, приползти на коленях — будет одним из условий, которых потребует Элайда», — кисло проворчала Морврин. На ее обычно спокойном круглом лице застыло такое же кислое выражение, а пухлые руки судорожно сжимали поводья. Она так свирепо нахмурилась на стаю сорок, взлетевшую с берез при приближении лошадей, что казалось, они должны были попадать с неба. — «Иногда Такиме просто нравиться слушать звук собственного голоса. А для того, чтобы услышать себя, она должна говорить».

«Файзелле, должно быть, тоже», — мрачно сказала Мирелле, впиваясь взглядом в Делану, словно та была во всем виновата. Оливковокожая женщина была известна своей вспыльчивостью даже среди Зеленых. — «Никак не ожидала услышать от нее такого. Она никогда прежде не была дурой».

«Не могу поверить, что Магла действительно имела в виду что-либо подобное», — настаивала Нисао, вглядываясь во всех по очереди. — «Она просто не могла. Хотя бы потому, что, как мне не неприятно это говорить, Романда так крепко прижала Маглу пальцем, что та пищит всякий раз, когда Романда чихает, а единственное, в чем сомневается Романда — должна ли Элайда быть высечена прежде, чем будет сослана».

Выражение лица Деланы было таким мягким и вкрадчивым, что ей пришлось подавить самодовольную улыбку. Явно, что реакция была той, на которую она рассчитывала. — «Романда держит в своих руках Саройю и Варилин по-настоящему твердо. Такима и Файзелле не поставят одну ногу рядом с другой без разрешения Лилейн. Однако они сказали то, что сказали. Тем не менее, я думаю, что чувства ваших советниц разделяет большинство Сестер, Мать». Разглаживая перчатки, она кинула на Эгвейн косой взгляд. — «Вы сможете пресечь все в зародыше, если будете действовать твердо. По-видимому, в этом вы будете иметь от Айя необходимую поддержку. Как, естественно, и мою в Совете. Мою, и намного большую, чтобы оставить вопрос переговоров закрытым». Будто для этого Эгвейн нужна ее поддержка. Возможно, Делана пробовала снискать ее расположение. Или создать впечатление, что защита позиций Эгвейн была ее единственным интересом.

Беонин ехала в молчании, завернувшись в плащ и уставившись в точку между ушами своей коричневой кобылы. Но вдруг, она тряхнула головой. Большие серо-голубые глаза, обычно, придавали ей удивленный вид, но теперь взгляд, которым она обвела из-под капюшона своих спутниц, включая Эгвейн, пламенел от ярости. — «Почему это вопрос переговоров должен оставаться вне обсуждения?»

Шириам удивленно моргнула, а Морврин, сердито сдвинув брови, открыла рот, но Беонин закусила удила, направив свой гнев в сторону Деланы. Ее тарабонский акцент выделялся сейчас сильнее обычного. — «Ты и я — Серые Сестры. Мы улаживаем дела, выступаем посредниками. Элайда, и то, каким образом она заняла свое место, сильно осложняют дело, но так обычно и бывает в начале переговоров. Мы сможем воссоединить Белую Башню и гарантировать всеобщую безопасность, если только начнем диалог».

«Но мы уже вынесли приговор», — огрызнулась Делана, — «и Элайда была осуждена». Это было не вполне точно, однако изумление вспышкой Беонин у Деланы оказалось гораздо сильнее, чем у остальных. Ее голос источал язвительность. — «Видимо, ты хочешь предложить свою кандидатуру для порки. Я — нет, и думаю, что среди других также найдется немного желающих».

«Ситуация изменилась», — упорствовала Беонин. Она, почти умоляюще, протянула руку к Эгвейн. — «Элайда не обнародовала бы заявления, которое сделала относительно Возрожденного Дракона, если бы не имела его в руках, так или иначе. Та вспышка саидар была предупреждением. Отрекшийся должно быть переместился, и Белая Башня, должно быть…»

«Достаточно», — оборвала ее Эгвейн. — «Ты хочешь начать переговоры с Элайдой? С Восседающими в Башне?» — поправилась она. Элайда никогда бы на них не пошла.

«Да», — пылко сказала Беонин. — «Все вопросы могут быть разрешены к всеобщему удовлетворению. Я знаю, что могут».

«Отлично, тогда у тебя есть мое разрешение».

Тотчас же все сестры, кроме Беонин, начали кричать, одна отчаяннее другой, пытаясь ее отговорить. Твердить ей, что это безумие. Анайя вопила также громко, как и Шириам, решительно размахивая руками. Глаза Деланы выкатились в выражении, напоминавшем ужас.

Часть солдат начала присматриваться к Сестрам с тем же вниманием, с каким недавно они вглядывались в минуемые отрядом фермы. Среди Стражей, в данный момент, естественно, не нуждавшихся в помощи уз, чтобы понять, что их Айз Седай взволнованы, тоже началось шевеление. Но они не двинулись с места. Мудрый человек держит свой нос при себе, когда Айз Седай повышают голос.

Эгвейн проигнорировала эти крики и размахивание руками. Она уже рассмотрела каждую возможность окончания войны, при которой будет обеспечено единство и целость Белой Башни. Она часами беседовала с Суан, у которой причин желать свержения Элайды было больше, чем у кого-либо еще. Если бы это могло спасти Башню — Эгвейн сдалась бы Элайде, забыв, насколько законно та стала Престолом Амерлин. При этом предложении Суан чуть не хватил удар, но она все же неохотно согласилась, что сохранение Башни превыше всяких других соображений. У Беонин сейчас была такая счастливая улыбка, что казалось преступлением ее гасить.