Колесо Времени (№10) - Перекрестки сумерек

«По дороге сюда, Мать, я встретила Тиану, и пообещала ей, что передам вам это».

«Это» — было сегодняшним сообщением о беглянках, хотя такие сообщения поступали не каждый день, и даже не каждую неделю с тех пор как Послушниц разделили по семьям. Кузины поддерживали друг друга, когда им было плохо, и отговаривали друг друга от совершения ошибок, вроде побега. На листке стояло только одно имя. Николь Трихил.

Эгвейн вздохнула и положила листочек обратно. Она думала, что жажда Николь к знаниям сможет удержать ее здесь, неважно, насколько та была разочарована. И все же. Она не могла сказать, что ей жаль увидеть подобную развязку. Николь была бессовестной притворщицей, готовой на шантаж, и на что угодно еще, лишь бы получить собственную выгоду. Очень возможно, что ей помогли. Арейна не остановилась бы перед кражей лошадей, чтобы они скрыться вдвоем.

Внезапно ее внимание привлекла дата, стоявшая рядом с именем. Даже две даты, помеченные вопросами. Месяцы редко указывали, еще реже проставляли дни, кроме как в официальных документах и докладах. Подписано, запечатано и засвидетельствовано в городе Иллиан в двенадцатый день седьмого месяца, такого-то года по милости Света… А также в сообщениях вроде этого, и в записях о поступлении девушки в Книге Послушниц. В остальных же случаях писали: «на столько-то дней раньше, или на столько-то дней позже». Написанные даты всегда казались ей немного странными. Ей пришлось посчитать на пальцах, чтобы удостовериться в том, что она увидела.

«Николь сбежала три или четыре дня назад, Шириам, а Тиана только сейчас докладывает мне об этом? Она даже не уверенна, произошло это три или четыре дня назад?»

«Кузины Николь прикрывали ее, Мать». — Шириам с сожалением покачала головой. Странно, но, кажется, ей, судя по ее полуулыбке, было забавно. Или даже восхищена.

«Причем не от большой к ней любви, а, по-видимому, они были рады, что это дитя сбежало, и боятся, что ее приведут обратно. Она очень кичилась своим Талантом Предсказания. Боюсь, Тиана ими очень недовольна. Думаю, ни одна не сможет спокойно сидеть на занятиях сегодня, и еще пару дней. Тиана сказала, что собирается пороть их каждый день вместо завтрака до тех пор, пока Николь не найдут. Однако, думаю, она еще смягчится. Поскольку Николь сбежала задолго до того, как ее побег обнаружили, то на ее поиски может потребоваться некоторое время».

Эгвейн слегка поморщилась. Она могла легко припомнить собственные посещения кабинета Наставницы Послушниц, тогда еще занимаемого женщиной, которая стояла перед ней. У Шириам была тяжелая рука. Ежедневная порка была бы лютым наказанием. Но укрывательство побега было делом куда серьезнее, чем шастанье по ночам или прочие шалости. Она отодвинула сообщение в сторону.

«Тиана сделает так, как сочтет нужным», —сказала она. — «Шириам, изменили ли Сестры мнение о моем сне?» — она рассказала о своем сне про атаку Шончан на следующее же утро, после того, как его увидела. Но женщины, которым об этом она рассказала, только равнодушно уставились на нее, возможно еще и потому, что в их памяти еще слишком свежа была смерть Анайи. Она потрясла всех.

Вместо ответа Шириам прочистила горло и принялась разглаживать свои голубые в полоску юбки.

«Возможно, вы не знаете, Мать, но одна из кузин Николь — Ларин Айелин. Из Эмондова Луга», — добавила она, словно Эгвейн этого не знала. — «Никто не подумает, что вы подыгрываете любимчикам, если вы простите все семейство. Смягчится Тиана или нет, но она действительно какое-то время будет с ними очень сурова. Они будут страдать».

Осторожно откидываясь назад, из-за шатающейся ножки стула, Эгвейн нахмурилась, глядя на стоящую перед ней женщину. Ларин была почти одной с ней возраста, и к тому же близкой подругой детства. Они проводили время, сплетничая и учась заплетать волосы в косу, ожидая, когда Круг Женщин сочтет, что они уже достаточно взрослые. Кроме того, Ларин была одной из немногих девушек из Эмондова Луга, которые, казалось, допускали, что Эгвейн действительно может быть Престолом Амерлин, хотя показывала это в основном тем, что держалась от нее на расстоянии. Но неужели Шириам действительно решила, что Эгвейн станет подыгрывать любимчикам? Даже Суан выглядела ошеломленной.

«Тебе лучше, чем кому-либо еще, должно быть известно, Шириам, что дисциплина среди Послушниц — это дело Наставницы Послушниц. По крайней мере, до тех пор, пока девушку не обидят понапрасну, и не тебе предлагать подобное. Кроме того, если Ларин думает, что сегодня ей может сойти с рук помощь при побеге — помощь при побеге, Шириам! — то, на что она решится завтра? Она может получить шаль, если у нее хватит здравого смысла ее добиться. Я не собираюсь вести ее по тому пути, который окончиться тем, что ее отправят домой за недостойное поведение. Итак. Что они сказали по поводу моего сна?»

Шириам моргнула и взглянула на Суан. Свет, неужто она решила, что Эгвейн так ее отчитала только из-за присутствия Суан? Потому что Суан могла разнести сплетни? Она же была Наставницей Послушниц — ей следовало лучше знать правила.

«Сестры по прежнему считают, Мать», — наконец сказала Шириам, — «что Шончан находятся за тысячу миль отсюда, и они не умеют Перемещаться, а если они выступят на Тар Валон, мы узнаем об этом прежде, чем они смогут приблизиться на двести лиг».

Суан пробормотала себе под нос нечто, что звучало просто отвратительно, но отнюдь не удивленно. Эгвейн тоже хотелось выругаться. Беспокойство из-за смерти Анайи не имело ничего общего с равнодушием Сестер. Они не верили в то, что Эгвейн была Сновидицей. Анайя была в этом уверена, но Анайя была мертва. Суан и Лиане ей верили, но, если уж на то пошло, ни одна из них не занимала достаточно высокого положения, чтобы быть выслушанной с большим вниманием, чем того требовала простая вежливость. И было абсолютно ясно, что Шириам тоже в это не верит. Она следовала своей клятве настолько добросовестно, насколько Эгвейн только могла пожелать, но нельзя же приказать кому-то поверить. Он только повторит то, что ты ему скажешь, но от этого ничего не изменится.

Когда Шириам ушла, Эгвейн поняла, что раздумывает о том, для чего приходила эта женщина. Могло ли это быть просто желанием привлечь ее внимание к тому, что Ларин собирались наказать? Конечно нет. Но помимо этого она ничего не сказала. Кроме того, что отвечала на вопросы Эгвейн.

Вскоре появилась Мирелле, а почти сразу за ней — Морврин. Эгвейн почувствовала, как перед тем, как войти в палатку, каждая из них отпустила Источник, и они оставили своих Стражей ждать снаружи. Даже за те короткие мгновения, что она их видела через открытый клапан палатки, она заметила, что мужчины выглядели обеспокоенными, даже для Стражей.

При виде Суан Мирелле сверкнула своими большими темными глазами, и раздула ноздри. Круглое лицо Морврин осталось спокойным, словно полированный камень, но она отряхнула свои темно-коричневые юбки с такой силой, словно старалась стряхнуть с них какую-то грязь. Возможно, это была неуверенность. В отличие от Шириам, они должны были следовать приказам Суан, и ни одной из них это не нравилось. Не то чтобы Эгвейн хотелось утереть им нос, но Суан она доверяла, а им, не смотря на клятвы, не полностью. Не до той степени, в какой доверяла Суан. Кроме того, иногда было трудно или даже невозможно рассказать Сестрам, давшим ей клятву, что она хотела сделать. Суан могла передавать послания, и таким образом Эгвейн могла быть уверенна, что они будут исполнены.

Она сразу же спросила их про сплетни о своем сне, но, как того и следовало ожидать, их рассказы мало отличались от рассказа Шириам. Шончан были далеко. Никто не шевельнет даже пальцем, пока что-либо не изменится. Должно последовать много предупреждений. Они говорили то же самое уже неделю. Еще хуже…

«Может быть, все было бы иначе, останься Анайя жива», — сказала Морврин, балансируя на одном из шатких табуретов перед письменным столом. Несмотря на полноту, у нее это получалось легко и грациозно. — «У Анайи была репутация Сестры, обладающей тайным знанием. Я сама всегда думала, что ей следовало выбрать Коричневую Айя. Если она говорила, что вы Сновидица…» — она закрыла рот, поймав суровый взгляд Эгвейн. Мирелле внезапно захотелось погреть руки над жаровней.

Ни одна из них тоже не верила. Кроме Суан и Лиане никто в целом лагере не верил в то, что у Эгвейн было настоящее Сновидение. Варилин взяла под контроль переговоры в Дарейн, ловко оттеснив Беонин на менее значимое место, и у нее постоянно находились отговорки, почему именно сейчас она не может передать предупреждение. Может быть, через несколько дней, когда страсти поутихнут. Как будто они не были Сестрами, и боятся в разговоре сказать лишнее слово, которое может обидеть другую сторону. Нет, только Суан и Лиане. Она думает, что хоть они-то верят.

Мирелле отвернулась о жаровни, словно с трудом удержавшись от того, чтобы сунуть руку в угли.

«Мать, я думала о том дне, когда был уничтожен Шадар Логот», — она запнулась и отвернулась обратно к жаровне когда в палатку вошла длиннолицая женщина в темно-голубом платья, с трехногим табуретом, разрисованным яркими спиралями, в руках.

Майган была красива, с большими глазами и полными губками, но вся она казалась какой-то вытянутой. Она была не так уж высока, но даже ее руки казались длинными. Она холодно кивнула Морврин, и подчеркнуто проигнорировала Мирелле.

«Сегодня я пришла со своим стулом, Мать», — сказала она, сделав реверанс, насколько позволял ей это табурет, зажатый в одной руке. — «Ваши несколько неустойчивы, если можно так сказать».

Для нее не стало сюрпризом то, что из-за смерти Анайи Голубая Айя должна будет кого-то выдвинуть в «малый совет» при Эгвейн, но она надеялась на лучшее, когда узнала, кто это будет. Когда Суан была Амерлин, Майган была одной из ее сторонниц.

«Вы не возражаете, если я отошлю Суан за чаем?» — спросила Майган, усевшись на свой стул. — «на самом деле, вам надо бы держать при себе Послушницу или Принятую, чтобы та бегала на посылках, но сгодится и Суан».

«У Послушниц есть занятия, дочь моя», — ответила Эгвейн. — «И даже после организации семей, у Принятых едва хватает времени на собственное обучение». — Кроме того, ей всякий раз приходилось бы заставлять Послушницу или Принятую ждать на холоде, когда ей надо было бы поговорить с кем-нибудь наедине. Это тяжелое испытание для того, кто еще не научился игнорировать жару или холод, и еще это было бы равносильно вывешиванию флаг для всех, что внутри, возможно, происходит что-то, что стоит подслушать. — «Суан, пожалуйста, не могла бы ты принести нам немного чаю? Думаю, нам всем не повредит выпить чего-нибудь горячего».

Майган подняла руку, как только Суан направилась к выходу. — «У меня в палатке есть банка мятного меда», — властно сказала она. — «Захвати ее. И не вздумай немного стащить. Я помню, ты любила сладкое. Ну, давай — поторопись». — Майган раньше была союзницей Суан. Теперь же она была одной из тех Сестер, которые считали ее виновной в расколе Белой Башни.

«Как скажешь, Майган», — кротким голосом ответила Суан, и даже слегка согнула колени, перед тем, как поторопиться выйти. И она действительно поторопилась. Майган имела такое же высокое положение, как у Мирелле или Морврин, и здесь ее не защищали никакие приказы или клятвы верности. Длиннолицая женщина удовлетворенно кивнула. Суан пришлось просить, чтобы ее снова приняли в Голубую Айя, и по слухам, Майган была среди тех, кто особенно настаивали на том, чтобы она просила.

Морврин, извинившись, вышла следом за Суан, возможно, чтобы по какой-то причине ее перехватить, а Мирелле уселась на один из табуретов и вступила с Майган в своего рода состязание: кто дольше сможет не замечать соседку. Эгвейн не понимала причин враждебности между ними. Иногда люди просто друг другу не нравятся. Как бы там ни было, все это не очень-то способствовало разговору. Эгвейн получила возможность пролистать папки Суан, но не смогла сосредоточиться на слухах из Иллиана и косвенных намеках из Кайриэна. Ничто не подтверждало заявления Теодрин об истории, о которой судачили Желтые сестры. Суан сказала бы, если бы знала.

Майган и Мирелле следили, как она переворачивает листы, словно это было самым интересным делом на свете. Она бы отправила их прочь, но ей хотелось выяснить, что Мирелле думала о том дне, когда Шадар Логот был стерт с лица земли. Она не могла отослать одну, не отослав вторую. Чтоб им обеим провалиться!

Когда вернулась Суан с деревянным подносом, на котором стоял серебряный чайник и фарфоровые чашки и белый горшок с медом, за ней по пятам в палатку вошел солдат в кольчуге и латах, молодой шайнарец со сбритыми волосами кроме пряди на макушке. Молодой, но уже не юноша. Темную щеку Рагана бороздил морщинистый шрам от стрелы, и его лицо было настолько твердым, каким может быть лицо мужчины, который каждый час ожидает смерти. Пока Суан расставляла чашки, он поклонился, одной рукой придерживая у бедра шлем, увенчанный луной, положив другую на рукоять меча. Ничто в выражении его лица не говорило о том, что он встречал ее прежде.

«Честь служить вам, Мать», — официально произнес он. — «Меня послал Лорд Брин. Он сказал передать вам, что, кажется, прошлой ночью на этот берег реки могли перебраться рейдеры. Вместе с Айз Седай. Лорд Брин удвоил патрули. Он советует Сестрам держаться поближе к лагерю. Чтобы избежать несчастных случаев».

«Мать, прошу меня извинить, могу я удалиться?» — внезапно сказала Суан слегка смущенным голосом женщины, которая обнаружила, что ей срочно необходимо в уборную.

«Да, да», — ответила Эгвейн, настолько небрежно, насколько могла, и еле дождалась, пока та выскочит из палатки, прежде чем продолжить. — «Передай Лорду Брину, что Айз Седай ходят там, где хотят и когда хотят», — она захлопнула рот, едва удержавшись, чтобы не назвать его по имени, Раган, но это только помогло ей казаться строже. Она надеялась, что помогло.

«Я передам ему, Мать», — отозвался он, снова отвешивая поклон. — «Служу сердцем и душой».

Майган слегка улыбнулась, когда он ушел. Она резко осуждала солдат — Стражи были хороши и необходимы, а солдаты, по ее мнению, только и делали, что создавали беспорядок, который приходилось убирать другим. Но она благосклонно относилась ко всему, что могло вбить клин между Эгвейн и Гаретом Брином. Или лучше сказать, Лилейн благосклонно к этому относилась. В этом Майган принадлежала к лагерю Лилейн до кончиков ногтей. Мирелле просто выглядела озадаченной. Она знала, что Эгвейн в хороших отношениях с Лордом Гаретом.

Эгвейн встала и налила себе чашку чая. И взяла капельку меда Майган. Ее рука была тверда и не дрожала. Лодки уже на месте. Через пару часов Лиане заберет Боде, и они уедут из лагеря прежде, чем придется кому-либо объяснять, что они собираются делать. Ларин понесет заслуженное наказание, а Боде сделает то, что должно быть сделано. Когда Эгвейн отправили охотиться на Черных сестер, она была моложе Боде. Шайнарцы служили своей войне против Тени в Запустении, служили сердцем и душой. Айз Седай, также как и те, кто еще только станет Айз Седай, служили Башне. Оружие против Тени гораздо более мощное, чем любой клинок, и не менее опасное в неумелых руках.

Когда появилась Романда, сопровождаемая Теодрин, которая придержала для нее клапан палатки, эта Желтая сестра с седыми волосами сделала точно рассчитанный реверанс — ни на долю меньше, ни на долю больше, чем требовалось от Сестры перед Амерлин. Они сейчас были не в Зале Совета. Если там Амерлин была лишь первой среди равных, то в своем кабинете она значила немного больше, даже для Романды. Хотя, она не сделала попытки поцеловать кольцо Эгвейн. Всему есть предел. Она взглянула на Мирелле и Майган, словно раздумывая, попросить их уйти или нет. Или, возможно, взглядом приказывая им уйти. Это был острый момент. От Сестер ожидалось повиновение Восседающим, но ни одна из них не принадлежала к ее Айя. К тому же, это был кабинет Амерлин.

В конце концов, она не сделала ни того, ни другого, просто позволив Теодрин принять у нее плащ, расшитый по краям желтыми цветами, и налить себе чашку чая. Теодрин даже не нуждалась в указаниях, чтобы это сделать, и отступила в угол, запахнувшись в шаль и закрыв рот на замок, пока Романда садилась на свободный табурет. Несмотря на шатающиеся ножки табурета, когда она расправила шаль с желтой бахромой, которая была на ней надета под плащом, Романде удалось создать впечатление, что она, по меньшей мере, сидит в Зале Совета, или на королевском троне.

«Переговоры продвигаются плохо», — сказала она своим высоким музыкальным голосом. Она постаралась, чтобы это прозвучало официально. — «Варилин в расстройстве кусает губы. Магла тоже расстроена из-за этого, и даже Саройя. Когда даже Саройя начнет скрипеть зубами, остальные Сестры просто завопят». — За исключением Джании, каждая Восседающая, которая занимала должность до раскола Башни, постепенно оказывалась вовлеченной в процесс переговоров. Они говорили с женщинами, которых давным-давно знали по Совету Башни. Беонин уже почти что бегала у них на посылках.

Романда коснулась губами чашки, а затем, не говоря ни слова, отставила ее на блюдце. Теодрин выскочила из своего угла, подхватила чашку и бросилась к подносу, где она добавила меда, после чего вернула чашку Сестре, а сама вернулась обратно в угол. Романда снова попробовала чай и утвердительно кивнула. Теодрин покраснела.

«Переговоры будут проходить так, как будут», — осторожно сказала Эгвейн. Романда противилась любым переговорам, даже ложным. И она знала, что должно произойти сегодня ночью. Держать Совет в неведении об этом казалось ненужной пощечиной.

Плотный узел волос на затылке Романды качнулся, когда она кивнула.

«Одно они нам уже дали понять. Элайда не позволит Сестрам, которые говорят от ее лица, отступить хоть на дюйм. Она вцепилась в Башню, как крыса в свою жертву. Единственный способ выкурить ее из норы — это отправить к ней хорьков». — Мирелле издала странный звук, заработав удивленный взгляд от Майган. Романда не отрывала взгляда от глаз Эгвейн.

«Так или иначе, но Элайда будет смещена», — спокойно сказала Эгвейн, опуская чашку на блюдце. Ее рука не дрожала. Что узнала эта женщина? И как?

Романда едва заметно скорчила гримасу над своим чаем, словно в нем по-прежнему было недостаточно меда. Или в знак разочарования, что Эгвейн не сказала больше. Она переменила позу, в которой сидела, словно наполнив воздух звоном мечей — женщина, собирающая силы для новой атаки, или поднимающийся вверх клинок.

«То, что вы сказали о Родне, Мать. Что их больше тысячи, вместо нескольких дюжин. Что некоторым по пятьсот или шестьсот лет». — Она недоверчиво покачала головой. — «Как все это могло ускользнуть от внимания Башни?» — Это был вызов, а не вопрос.

«Мы только недавно выяснили, сколько способных направлять среди Морского Народа», — мягко ответила Эгвейн. — «И мы все еще не уверенны, сколько их на самом деле». — На сей раз, гримаса Романды была не столь незаметной. Желтые одними из первых подтвердили, что в одном только Иллиане сотни дичков из Морского Народа. Первый удар от Эгвейн. Однако, одним ударом нельзя было победить Романду. Или даже серьезно ранить ее.

«Как только наше дело здесь будет улажено, нам придется на них поохотиться», — угрюмо сказала она. — «Позволить паре дюжин оставаться в Эбу Дар или Тар Валоне, чтобы помогать нам следить за беглянками, это одно, но мы не можем позволить тысяче дичков оставаться… организованными». — В последнее слово она вложила больше презрения, чем во всю остальную фразу — презрения к самой мысли о том, что дички могут организовать сообщество. Мирелле и Майган внимательно наблюдали и слушали. Майган даже подалась вперед, настолько она была сосредоточенна. Никто из них не знал больше, чем распространила Эгвейн через «глаза и уши» Суан.

«Примерно тысяча», — поправила Эгвейн, — «и ни одна из них не является дичком. Все женщины были отосланы из Башни, кроме разве что нескольких беглянок, которым удалось сбежать». — Она не повышала голос, но она выделяла каждое слово, отвечая на пристальный взгляд Романды. — «В любом случае, как ты собралась на них охотиться? Они рассеяны по всем странам, по всем поселениям. Эбу Дар был единственным местом, где они встречались более-менее регулярно, и все они оттуда бежали, когда город захватили Шончан. Со времен Троллоковых Войн, Родня позволяла Башне знать только то, что они хотели, чтобы мы знали. Две тысячи лет они прятались под самым носом у Белой Башни. Их число росло, тогда как число Сестер в Башне уменьшалось. Как ты предлагаешь найти их сейчас, среди всех тех дичков, которых Башня считала слишком старыми, чтобы записывать Послушницами? Женщины Родни ничем не отличаются от них, Романда. Они пользуются Силой точно так же, как и Айз Седай, но они меняются с возрастом как все остальные, только медленнее. Если они захотят продолжать прятаться, мы никогда их не найдем». — Еще несколько ударов от Эгвейн, сама же она пока не получила ни одного. На лбу Романды выступили слабые признаки пота — верный знак отчаяния для Айз Седай. Мирелле сидела очень неподвижно, а вот Майган, казалось, готова была упасть носом вниз со своего табурета, каким бы устойчивым он ни был. Романда облизала губы.

«Если они будут направлять, они привлекут внимание. Если они стареют, они не могут направлять часто, если вообще направляют. И они никоим образом не могут жить по пятьсот или шестьсот лет!» — кажется, больше никакого притворства.

«Есть только одно настоящее различие между Айз Седай и Родней», — тихо сказала Эгвейн. Но слова все равно вышли слишком громкими. Даже Романда задержала дыхание. — «Они покинули Башню прежде, чем поклясться на Клятвенном Жезле», — ну вот, наконец, это было сказано.

Романда дернулась, словно получив смертельный удар.

«Вы еще не принесли Клятвы», — хрипло сказала она. — «Вы хотите отказаться от них? Просить Сестер от них отказаться?» — Мирелле или, возможно, это была Майган, но кто-то из них, задохнулась. Хотя, может быть, и обе.

«Нет!» — резко сказала Эгвейн. — «Три клятвы — это то, что делает нас Айз Седай, и я принесу их, как только Клятвенный Жезл окажется у нас!» — глубоко вздохнув, она умерила тон. Но она также склонилась к собеседнице, пытаясь привлечь ее, вовлечь ее в свою мысль. Убедить ее. Она почти протянула ей руку. — «Так, как происходит сейчас — Сестры просто удаляются на покой, чтобы прожить свои последние годы в тишине и покое, Романда. Разве не лучше было бы, если бы это были не последние годы их жизни? Если бы Сестры переходили в Родню, они привязали бы Родню к Башне. Тогда в бесполезной охоте не было бы нужды». — Раз она зашла так далеко, придется идти до конца. — «Клятвенный Жезл может не только связывать клятвой, но и освобождать от клятвы».

Майган свалилась на пол, встав на колени, и тут же вскарабкалась обратно на табурет, отряхивая юбки с таким возмущением, словно ее толкнули. Оливковая кожа Мирелле слегка побледнела.

Двигаясь очень медленно, Романда поставила чашку на край стола и встала, закутываясь в шаль. Без всякого выражения она смотрела сверху вниз на Эгвейн, пока Теодрин набрасывала ей на плечи ее плащ с желтой вышивкой, застегивала фибулу и поправляла складки так аккуратно, словно служанка знатной леди. Только тогда Романда заговорила, голосом холодным, словно камень:

«Когда я была маленькой девочкой, я мечтала стать Айз Седай. С того самого дня, как я пришла в Башню, я старалась жить как Айз Седай. Я жила как Айз Седай. И я умру как Айз Седай. Такого нельзя разрешать!»

Она плавно повернулась, чтобы уйти, но опрокинула табурет, на котором сидела, даже не заметив. Теодрин поспешила следом. С тревогой на лице, что было странно.

«Мать?» — Мирелле глубоко вздохнула, вцепившись в свои темно-зеленые юбки. — «Мать, вы и вправду предлагаете…?» — она остановилась, видимо, не в силах произнести этого. Майган села на свой табурет, словно держась с усилием, чтобы снова не свалиться.

«Я изложила факты», — спокойно сказала Эгвейн. — «Любое решение принимать Совету. Скажи мне, дочь моя. Что предпочла бы ты — умереть, когда могла бы жить, или продолжать служить Башне?»

Зеленая и Голубая сестры обменялись взглядами, потом до них дошло, что они сделали, и они опять принялись не замечать друг друга. Ни одна из них не ответила, но Эгвейн почти видела мысли, вертящиеся в их головах. Через несколько секунд, она встала и задвинула за собой стул. Но даже этим она не смогла добиться от них большего, чем пустых извинений, что ей пришлось делать это самой. Затем они впали в молчаливое размышление.

Она постаралась вернуться к страницам из папки Суан — дела в Тирской Твердыне шли все так же, и никто понятия не имел, чем все это закончится, но прошло не так уж много времени после ухода Романды, когда появилась Лилейн.

В отличие от Романды, стройная Голубая Сестра была одна, и сама налила себе чай. Усаживаясь на свободный стул, она сбросила свой подбитый мехом плащ с плеч и оставила его держаться на серебряной застежке, украшенной крупными сапфирами. На ней тоже была шаль. Сестры обычно так и поступали. Лилейн была более прямолинейной, чем Романда. Или так казалось с первого взгляда. Ее глаза сурово блестели.

«Смерть Кайрен создает еще одну помеху для возможности прийти к какому-либо соглашению с Черной Башней», — проговорила она над своей чашкой, вдыхая пар. — «А еще надо что-то делать с беднягой Лливом. Может быть, Мирелле могла его бы взять? Двое из трех ее Стражей ранее принадлежали другим. Никому кроме нее никогда не удавалось спасти двух Стражей, чьи Айз Седай погибли».

Эгвейн была не единственной, кто услышал в этом особый подтекст. Лицо Мирелле заметно побледнело. У нее было два секрета, и один из них состоял в том, что у нее было четверо Стражей. Ничего подобного передаче уз Лана Мандрагорана от Морейн к ней не проделывалось уже сотни лет. Сейчас на это смотрели как на связывание мужчины против его воли. Чего не делали гораздо дольше.

«Троих мне вполне достаточно», — сказала она, затаив дыхание. — «Простите меня, Мать?»

Майган мягко рассмеялась, когда Мирелле быстрым шагом вышла из палатки. Однако не настолько быстрым, чтобы не успеть обнять саидар до того, как клапан палатки опустился.

«Ну конечно», — сказала Лилейн, обмениваясь веселыми взглядами с другой Голубой. — «Говорят, она за своих Стражей выходит замуж. За всех. Возможно, бедняга Ллив не годится ей в мужья».

«Да он толст, как лошадь», — вставила Майган. Несмотря на ее веселье по поводу бегства Мирелле, в ее голосе не было злости. Она просто констатировала факт. Ллив был очень крупным мужчиной. — «Думаю, что знаю молоденькую Голубую, которая могла бы его принять. Она не интересуется мужчинами в таком смысле».

Лилейн кивнула, словно говоря, что юная Голубая нашла себе Стража.

«Зеленые могут быть очень странными. Взять, к примеру, Илэйн Траканд. Вообще-то, я никогда не думала, что Илэйн выберет Зеленую Айя. Я бы сказала, что в ней больше от Голубой. Эта девушка очень ловко чувствует политические течения. Хотя, она всегда старалась нырнуть поглубже, а это могло быть небезопасно. Как вы думаете, Мать?» — улыбнувшись, она вернулась к своему чаю.

Это совсем не было похоже на осторожные финты Романды. Здесь удар шел за ударом, и клинок появлялся из ниоткуда. Знала ли Лилейн о Мирелле и Лане? Отправляла ли она кого-нибудь в Кеймлин, и если так, как много она узнала? Эгвейн стало интересно, почувствовала ли Романда что-то подобное, когда ее выбили из равновесия, и удивилась.

«Думаешь, смерти Кайрен будет достаточно, чтобы остановить соглашение?» — спросила она. — «Судя по тому, что об этом известно, это может быть Логайн, который вернулся, чтобы свершить какую-нибудь безумную месть», — почему, во имя Света, она это сказала? Ей следует надеть на свой язык узду, и держать свои мысли при себе. — «Или, что более вероятно, какой-нибудь несчастный дурачок с окрестных ферм, или предместья». — Улыбка Лилейн стала шире, и в ней уже было не веселье, а насмешка. Свет, эта женщина месяцами не выказывала такого неуважения.

«Если бы Логайн хотел отомстить, Мать, он направился бы в Белую Башню и попытался бы перебить Красных», — несмотря на улыбку ее голос был ровным и спокойным. Смущающий контраст. Возможно, этого она и добивалась. — «Возможно, жаль, что он этого не делает. Он помог бы сбросить Элайду. Но это было бы проще, чем она того заслуживает. Нет, Кайрен не остановит соглашение, не больше, чем Анайя, но вместе эти два случая могут заставить Сестер больше волноваться о предосторожностях и возбудят скептическое отношение к соглашению. Возможно, на нужны эти мужчины, но мы должны быть уверены, что у нас все под контролем. Полностью».

Эгвейн кивнула. Слегка. Она согласилась, но…

«Могут возникнуть трудности с тем, чтобы заставить их это принять», — сказала она. Трудности. Сегодня у нее открылся талант к преуменьшению.

«Узы Стража можно слегка изменить», — сказала Майган. — «сейчас вы можете заставить мужчину сделать то, что вам угодно, слегка подтолкнув, но необходимость в толчке можно убрать очень просто».

«Звучит очень похоже на Принуждение», — отрезала Эгвейн. Она научилась этому плетению от Могидин, но только чтобы научиться, как против него бороться. Штука была мерзкой, это была кража воли другого человека, или даже всей его сущности. Тот, кого Принудили, делал все, что вы приказывали. Все. И верил, что это был их собственный выбор. Даже подумав об этом, она почувствовала себя грязной.

Майган встретила ее взгляд так же ровно, как и Лилейн, однако, и ее голос был таким же ровным, как и ее лицо. Она не думала о мерзости.

«В Кайриэне на Сестер было оказано Принуждение. Теперь это кажется бесспорным. Но я говорила об узах, это совершенно другое».

«Думаешь, Аша’манов можно уговорить, чтобы они приняли узы?» — Эгвейн не могла сдержать недоверия в голосе. — «Кроме того, кто сможет осуществить это связывание? Если даже каждая Сестра, у которой нет Стража, возьмет по Аша’ману, а каждая Зеленая возьмет по два или по три, у нас не хватит Сестер. И это, если ты отыщешь Сестер, которые согласятся быть связанными с мужчинами, которые вот-вот сойдут с ума».

Майган кивала на каждую фразу, словно соглашаясь. И разглаживала юбки так, словно не вполне слушая.

«Если узы можно изменить в одну сторону», — сказала она, когда Эгвейн закончила, — «то их можно изменить и по-другому. Может быть, есть способ убрать разделение части сознания. Тогда, возможно, сумасшествие не будет проблемой. Это будет другой вид уз, совсем не такой как узы Стражей. Я уверена, все согласятся, что это совсем не то, что иметь Стража. Любая Сестра сможет связать столько Аша’манов, сколько потребуется».