Колесо Времени (№10) - Перекрестки сумерек

Том колебался, поглаживая свои усы большим пальцем. Наконец, он вздохнул.

«Ее обнаружили в собственной спальне утром после того, как мы сбежали, Мэт. Все еще связанную по рукам и ногам. Ее голова… Ее голова была оторвана.

Мэт не почувствовал, как подогнулись его колени, пока не обнаружил себя сидящим на полу с гудящей головой. Он как будто слышал ее голос: «Ты все же рискуешь остаться без головы, поросеночек, если не будешь осторожен, и мне это не понравится». Сеталль наклонилась вперед на узкой кровати и сочувственно потрепала его по щеке.

«Ищущие Ветер?» — сказал он глухо. Он не должен был говорить больше.

«По словам того лейтенанта, шончан всю вину свалили на Айз Седай. Поскольку Тайлин принесла клятву шончан. Это — то, что они объявят на церемонии ее похорон».

«Тайлин умирает той же самой ночью, когда освобождаются Ищущие Ветер, и шончан полагают, что ее убила Айз Седай?» Он не мог представить Тайлин мертвой. «Я собираюсь поужинать тобой, утеночек». — Это бессмысленно, Том.

Нахмурившись, Том колебался, что-то обдумывая. «Это может быть из политических соображений, отчасти, но я думаю, что это — то, чему они действительно верят, Мэт. Тот лейтенант сказал, что они уверены, что для Ищущих Ветер побег был слишком трудным, чтобы останавливаться или сворачивать с пути, а самая короткая дорога из дворца от клетушек дамани вовсе не проходит около апартаментов Тайлин.»

Мэт хрюкнул. Он был уверен, что все было не так. И если было, то тут он ничего поделать не мог.

«У марат'дамани была причина убить Тайлин», — внезапно сказала Селюсия. "Они должны бояться, что ее примеру последуют другие. А какой мотив был у дамани, о котором вы говорите? Никакого. Руке правосудия требуется мотив и доказательства, даже для дамани и да’ковале». Она говорила так, словно читала страницу из книги. И краешком глаза посматривала на Туон.

Мэт просмотрел через плечо, но если маленькая женщина и показывала Селюсии жестами, что говорить, то сейчас ее руки спокойно лежали на коленях. Она наблюдала за ним, с нейтральным выражением на лице.

«Ты переживал за Тайлин так глубоко?» — спросила она осторожным голосом.

«Да. Нет. Чтоб мне сгореть, она мне нравилась! — Отвернувшись, он запустил пальцы в волосы, уронив шляпу. Он никогда в жизни так не радовался, уходя от женщины, но это…! — „И я оставил ее связанной и с кляпом во рту, и она даже не могла позвать на помощь, — легкая добыча для голама“, — сказал он горько. — „Он искал меня. Не качай головой, Том. Ты знаешь это так же хорошо, как я“.

«Что такое э… голам?» — спросила Туон.

«Исчадие Тени, моя Леди», — ответил Том, обеспокоено хмурясь.

Он не беспокоился по пустякам, но только дурак не стал бы беспокоиться из-за голама.

«Он похож на человека, но может проскользнуть сквозь мышиную норку или в щель под дверью, и он достаточно силен, чтобы…» — Он фыркнул сквозь усы. — «Хорошо, достаточно об этом. Мэт, ее могла окружать сотня гвардейцев, и это все равно не остановило бы ту тварь». Ей не нужна была бы сотня гвардейцев, если бы она не завязала дружбу с Мэтом Коутоном.

«Голам» — сдавленно пробормотала Туон. Внезапно она сильно стукнула костяшками пальцев по макушке Мэта. Хлопнув рукой по голове, он воззрился на нее недоверчиво.

«Меня очень радует, что ты настолько привязан к Тайлин, Игрушка», — сказала она серьезным голосом, — «но мне не нравится, что ты веришь во всякие суеверия. Я в них не верю. Это не приносит Тайлин чести». — Чтоб ему сгореть, смерть Тайлин, казалось, тронула ее ничуть не больше, чем возможное самоубийство Сюрот. И на этой женщине он собирается жениться?

На этот раз, когда раздался стук кулака в дверь, он даже не потрудился встать. Он чувствовал оцепенение внутри и ноющие ссадины снаружи. Блаэрик ворвался в фургон не дожидаясь ответа, с его темного коричневого плаща стекали струйки дождя. Это был старый плащ, изношенный, тонкий и покрытый пятнами, но Блаэрика, казалось не заботило, промочит ли его дождь.

Страж проигнорировал всех, кроме Мэта, или почти всех. Мужчина все же улучил минутку, чтобы рассмотреть грудь Селюсии!

«Джолин хочет видеть тебя, Коутон, — сказал он, продолжая изучать сей предмет. Свет! Мэту только этого и не хватало — для полного счастья.

«Кто такая Джолин?» — требовательно спросила Туон.

Мэт не обратил на нее внимания.

«Скажите Джолин, что я увижусь с ней, как только мы тронемся в дорогу, Блаэрик». — Последнее, чего он хотел сейчас — выслушивать очередные жалобы какой бы то ни было Айз Седай.

«Она хочет видеть тебя сейчас же, Коутон.»

Со вздохом Мэт встал на ноги и поднял с пола шляпу. Блаэрик сверлил его взглядом так, словно запросто мог постараться его оттащить, или доставить к Джолин как-то иначе. Мэт подумал, что в своем нынешнем расположении духа вполне мог бы вогнать в него кинжал, решись тот попробовать. И получить в наказание сломанную шею. Страж не отнесся бы с легкостью к кинжалу под ребрами. Он был твердо уверен, что уже умирал однажды, как то было предсказано, и не в древних воспоминаниях.

Достаточно уверен, чтобы не рисковать и уступить.

«Кто такая Джолин, Игрушка?»

Если бы он не знал ее лучше, то мог бы сказать, что голос Туон звучит ревниво.

«Проклятая Айз Седай», — пробормотал Мэт, натягивая шляпу и удовлетворенно улыбаясь впервые за весь день. У Туон челюсть отвисла от удивления. Он захлопнул за собой дверь, прежде чем она сообразила, что сказать. Небольшое, но удовольствие. Единственная бабочка на кучу навоза. Тайлин мертва, и Ищущие Ветер все же могут быть причастны к этому, что бы ни говорил Том. Да еще Туон и проклятые кости в голове. Огромная гора навоза и одна-единственная крохотная бабочка.

Небо было сплошь затянуто мрачными тучами, и дождь усилился, превратившись в ливень. Дождь, как из ведра, — так они называли его дома. Едва он успел сделать пару шагов, как вода уже просочилась сквозь шляпу, намочила голову и насквозь пропитала кафтан. На Блаэрика, похоже, это никак не влияло — он только плотнее завернулся в плащ. Делать было нечего, поэтому Мэт, ссутулившись, пошлепал сквозь растущие лужи по грязным улицам. Все равно, к тому времени, когда он доберется до фургона со своим плащом, он полностью пропитается влагой как губка. Такая погода как нельзя кстати подходила его настроению. Удивительно, но несмотря на ливень, за то короткое время, что он пробыл внутри, была сделана львиная доля работы. Насколько хватало взгляда, по всему периметру пропала стена, отсутствовала половина грузовых фургонов, которые стояли вокруг шатра Туон. Большая часть животных перевозилась в этих повозках. Большая, обитая железом клетка, в которой содержался черногривый лев, послушно катилась к дороге за лошадьми, совершенно не боявшимися спящего льва, также как и ливня. Актеры уже отправились в дорогу, хотя каким образом они пронюхали про отъезд, было неизвестно. Большинство палаток, казалось, просто испарилось. В одном месте пропали сразу три ярко раскрашенных фургона, в другом — каждый второй, а кое-где фургоны все еще, кажется, чего-то ждали, скопившись в одном месте. Единственная вещь, которая указывала на то, что труппа не просто разбежалась, был сам Люка, широко шагавший по улице и закутанный в ярко-красный плащ, время от времени останавливаясь, чтобы хлопнуть кого-нибудь по плечу или что-то прошептать на ухо женщине, заставляя ее рассмеяться. Если бы труппа разбегалась, Люка уже спешил бы вдогонку за теми, кто пытался убежать. Он сплотил труппу, в том числе и убеждением, и никогда не позволил бы никому уехать даже без слабой попытки лично переубедить того остаться. Мэт знал, что он должен чувствовать себя лучше, зная, что Люка все еще здесь, хотя тот никогда и не допускал мысли, что парень убежит с его золотом, но в данный момент, ему казалось, что ничто не заставит его чувствовать себя менее окоченевшим и сердитым.

Фургон, к которому привел его Блаэрик, был почти столь же огромным как и фургон Люка, но он был не выкрашен, а побелен. Побелка во многих местах потекла, поблекла и полностью исчезла, а дождь превратил ее в нечто серое, особенно в местах, где проглядывала древесина. Фургон раньше принадлежал группе клоунов, четырем мрачным типам, что на потеху зрителей малевали себе лица красками, обливали друг друга водой, мутузили надутыми бычьими пузырями, или тратили время и деньги на выпивку, покупая столько вина, сколько могли выпить. Получив от Мэта кучу денег за аренду их фургона, они могли теперь не просыхать месяцами, и стоило это больше, чем они смогли бы заработать.

Четыре невероятно косматых лошадки были впряжены в фургон, и Фэн Мизар, другой Страж Джолин, уже сидел с вожжами в руках на козлах, закутавшись в старый серый плащ. Его раскосые глаза следили за Мэтом — так волк мог бы смотреть на нахальную дворнягу. Стражи с самого начала были не в восторге от плана Мэта, полностью уверенные в том, что они, возможно, уже благополучно увезли бы Сестер далеко отсюда, едва выбрались за городскую стену. Возможно, они могли бы попробовать, но Шончан настойчиво охотились за каждой женщиной, способной направлять — труппу обыскивали четыре раза с тех пор как пал Эбу Дар — и все, что нужно — единственная промашка, чтобы накрыть всех одним сачком. Судя по тому, что рассказали Эгинин и Домон о Взыскующих, те могли заставить даже камень рассказать о том, что тот когда-то видел. К счастью, не все Сестры были столь же самоуверенны как Стражи Джолин. У Айз Седай имелась привычка впадать в сильное возбуждение, когда они не могли договориться, что сделать.

Когда Мэт добрался до лестницы позади фургона, Блаэрик придержал его, упершись рукой в грудь. Лицо Стража было словно вырезано из дерева, абсолютно неподвижное, словно дуб под дождем, орошающим его щеки.

«Фэн и я благодарны тебе за то, что ты вытащил ее из города, Коутон, но так не может продолжаться. Сестры теснятся, деля фургон вместе с теми другими женщинами, и они не ладят. Могут быть неприятности, если мы не сможем найти другой фургон».

«И что — весь шум только из-за этого?» — сказал раздраженно Мэт, поднимая воротник. Не то чтобы это как-то помогало. Спина его уже промокла, и спереди было не лучше. Если Джолин вытащила его сюда просто чтобы еще раз поскулить об удобствах…

«Она сама скажет тебе, за чем ты здесь, Коутон. Только помни, что я сказал».

Бормоча про себя проклятия, Мэт поднялся по заляпанным грязью ступенькам и вошел, хорошенько хлопнув дверью.

Внутри фургон очень напоминал шатер Туон, однако здесь было четыре кровати. Две из них были сейчас сложены и пристегнуты к стене выше двух оставшихся. Он понятия не имел, как шесть женщин устраивались поспать, но подозревал, что это был далеко не мирный процесс. Воздух в фургоне накалился, как жир на сковородке. На каждой из нижних коек сидело по три женщины, и каждая выразительно смотрела на сидящих напротив, либо полностью их игнорировала. Джолин, которой не пришлось побывать в шкуре дамани, вела себя так, словно троих сул’дам просто не существовало. Читая маленькую книгу в деревянном переплете, она до кончиков ногтей была воплощением Айз Седай и высокомерия на палочке, даже несмотря на затасканное синее платье, когда-то принадлежавшее женщине, которая учила львов всяким трюкам. Однако две другие Сестры на себе испытали, что такое быть дамани. Эдесина настороженно наблюдала за тремя сул’дам, одной рукой вцепившись в нож на поясе, в то время как взгляд второй — Теслин — постоянно метался из стороны в сторону, глядя куда угодно, только не на сул’дам, а руки теребили темную шерстяную юбку. Он не знал, как Эгинин сумела заставить сул’дам помочь в спасении дамани, но не смотря на то, что их искали так же, как Эгинин, они не поменяли свое отношение к женщинам, которые могли направлять. Бетамин, высокая и темненькая как Туон, в эбударском платье с очень глубоким вырезом, и юбками подшитыми выше колена, с одной стороны открывавшим нижние красные юбки. Казалась воплощением матери, ожидающей очередной проказы своих детей, в то время как соломенноволосая Сита, в сером закрытом шерстяном платье, полностью скрывавшем ее фигуру, казалось изучала весьма опасных животных, которых, рано или поздно, посадят в клетку. Ренна, та, что рассказывала об отсечении рук и ног, притворялась читающей, но очень часто отрывала от книги свои обманчиво мягкие карие глаза, изучая Айз Седай, и когда встречалась с ними взглядом, неприятно улыбалась. Мэт почувствовал грозящие ему проклятия прежде, чем хоть одна из них открыла рот. Умному мужчине сразу ясно, когда у женщин разногласия, особенно если среди них Айз Седай, но так бывало всякий раз, когда он приходил в этот фургон.

«Лучше, чтобы это было что-то важное, Джолин». — Расстегнув свой кафтан, он попробовал избавиться от воды. Но подумал, что лучше будет выжать. «Я только что узнал, что голам убил Тайлин в ту ночь, когда мы уехали, и я не в настроении выслушивать жалобы».

Джолин пометила место тщательно вышитой закладкой и сложила руки на книге перед тем как начать разговор. Айз Седай сами никогда не торопятся. Они только остальных подгоняют. Не будь его, она бы возможно уже носила ай'дам, но он никогда не замечал за Айз Седай особой склонности к благодарности. Она проигнорировала то, что он сказал о Тайлин.

«Блаэрик сказал мне, что труппа уезжает», — сказала она холодно, — «но ты должен все остановить. Люка послушает только тебя». — При этих словах на ее щеках проступили желваки. Айз Седай также были непривычны выслушивать других — Зеленые не были исключением — не скрывая своего неудовольствия.

«Мы должны немедленно отказаться от Лугарда. Мы обязаны взять паром, чтобы пересечь гавань, и направиться в Иллиан».

Это было очередным плохим предложением, которое он от нее услышал, хотя она, конечно, считала это приказом. Она была еще несноснее Эгинин. Половина труппы уже в дороге, или почти половина. Затем потребуется еще целый день только на то, чтобы спустить их к причалу парома, а, кроме того, это значит — войти в город. Идти в Лугард означало убраться от Шончан так быстро, как только возможно. На границе же с Иллианом у Шончан были разбиты многочисленные походные лагеря, и даже уже на территории Иллиана. Эгинин отказывалась рассказывать, что ей было известно, но у Тома был способ разведать подобные вещи. Однако, Мэт даже не потрудился скрипнуть зубами. Ему это не требовалось.

«Нет», — сказала Теслин напряженным голосом, выдав свой сильный иллианский акцент. Стройная по сравнению с Эдесиной, она выглядела так, словно ела камни по три раза в день, весьма суровая и с твердым подбородком. Но в ее глазах читалась нервозность, относящаяся к тем дням, когда она была дамани. «Нет, Джолин. Я сказала тебе, мы не сделаем ничего такого рискованного! Ничего рискованного!»

«Пропадать? Ах, пропадать? Дай только им нацепить на тебя этот воротник, а потом уж говори об этом!» — Рука Теслин погладила шею, словно она все еще чувствовала ошейник ай'дам. «Помогите мне убедить ее, Эдесина. Если мы ей позволим, то на нас снова нацепят ошейники!»

Эдезина отшатнулась, прислонившись спиной к стене — тонкая, красивая женщина с черными волосами, доходящими ей до пояса. Она всегда молчала, пока ругались Красная и Зеленая, а ругались они часто, но Джолин не удостоила ее даже взглядом.

«Ты будешь просить помощи у мятежницы, Теслин? Мы должны были оставить ее у Шончан! Послушай меня. Ты тоже чувствуешь это, так же как я. Ты действительно хочешь подвергнуться большей опасности, чем обойтись меньшей?»

«Меньшей!» — прорычала Теслин, — «Ты же не знаешь ни-че-го!»

Ренна вытянула руку с книгой и позволила ей упасть на пол с громким стуком.

«Если милорд оставит нас на некоторое время, то у нас по-прежнему где-то были наши ай'дам. Одно ваше слово и мы сможем научить этих девочек вести себя». — Ее голос был довольно музыкальным, но улыбка на губах не вязалась с взглядом карих глаз. «Они быстро все забывают, поэтому нельзя позволять им раскисать». Сита мрачно кивнула и встала, словно собираясь достать поводки.

«Думаю, что мы покончили с ай'дам», — сказала Бетамин, не обратив внимания на потрясенные взгляды других сул’дам, — «Но есть и другие способы успокоить этих девочек. Могу я предложить милорду вернуться через час? Они расскажут вам все, что вы захотите знать, без всяких ссор, только не смогут сидеть». — Ее слова звучали как полное отражение ее мыслей. Джолин уставилась на троих сул’дам с легким недоверием, но Эдесина резко выпрямилась выхватив нож с выражением полной уверенности в происходящем, тогда как теперь Теслин отшатнулась к стене, защищаясь скрестив руки на груди.

«Этого не потребуется, — сказал Мэт через мгновение. Только одно мгновение. Каким бальзамом на его сердце было видеть как удалось „осадить“ Джолин. Эдесина могла держаться за свой нож, но это не остановит хорька, попавшего в курятник.

«О какой огромной опасности ты толкуешь, Джолин? Джолин? Что прямо сейчас может быть опаснее, чем Шончан?»

Зеленая решила, что ее взгляд не оказал никакого впечатления на Бетамин, и направила его на Мэта. Если бы она была кем-то другим, а не Айз Седай, он сказал бы, что она выглядела мрачной. Джолин не любила давать объяснения.

«Если тебе следует знать, то кто-то направляет. Теслин и Эдезина кивнули. Красная Сестра неохотно, Желтая решительно.

«В лагере? — спросил он в тревоге. Его правая рука сама метнулась вверх, чтобы сжать серебряную лисью голову под рубашкой, но медальон не был холодным.

«Далеко», — ответила Джолин, все еще непреклонно. — «На севере».

«Намного дальше, чем любая из нас должна была бы почувствовать направляющего Силу», — вставила Эдесина, с легкой тревогой в голосе. «Такое количество сайдар должно быть огромно, невообразимо огромно». — Она затихла под острым взглядом Джолин, который вернулся к Мэту, как бы решая, сколь много она должна ему рассказать.

«На таком расстоянии», — она продолжала, — «Мы не способны чувствовать каждую Сестру, направляющую в Башне. Это могут быть только Отрекшиеся. И независимо оттого, что они там делают, нам не хочется оказаться ближе, чем мы могли бы».

Мэт на миг успокоился. Потом, наконец, сказал,

«Если это далеко, то мы будем действовать по плану».

Джолин принялась его убеждать, но он не потрудился выслушать. Всякий раз, когда он думал о Ранде или Перрине, в его голове кружились цвета. Он решил, что это часть того, что называться быть та'верен. На сей раз, он не думал ни об одном из друзей, но внезапно цвета вспыхнули тысячей радуг. На сей раз, они почти сформировали образ. Какое-то смутное видение, то что, возможно, могло быть мужчиной и женщиной, сидящими на земле друг против друга. Оно немедленно пропало, но он уже со всей определенностью знал, кто это, так же как с детства знал его имя. Это не Отрекшийся. Это Ранд. И не смог удержаться от вопроса: что же сделал Ранд в тот момент, когда кости остановились?

Глава 4. История о кукле

Фурик Карид сидел и смотрел на письменный стол, не замечая ни документов, ни карт, разложенных перед ним. На столе горели две зажженные масляные лампы, но в них уже не было нужды. Должно быть, солнце уже выглянуло из-за горизонта, однако после пробуждения от прерывистого сна и молитвы во славу Императрицы, да пребудет она вечно, он даже не побрился, а только облачился в свою мантию цвета, означающего собственность Императорской семьи, — темно-зеленого, хотя некоторые предпочитали называть этот цвет черным. Он не двигался. Дождь закончился, и нужно было бы приказать слуге открыть окна в комнате. Свежий воздух взбодрит его. За последние пять дней каждое затишье между дождями заканчивалось новым ливнем, а его кровать находилась как раз между двумя окнами. Сначала нужно было высушить на кухне матрас и простыни.

Чей-то писк и удовлетворенное ворчание отвлекли его. Его слуга, жилистый коротышка по имени Аджимбура, держал на кончике своего длинного ножа тушку крысы размером чуть меньше кошки. Эта крыса была не первой, пойманной им за последние дни. По мнению Карида, такое вряд ли могло случиться, если бы гостиницей «Странница», в которой он жил, по-прежнему заправляла Сеталль Анан. Похоже на то, что популяция крыс в Эбу Дар увеличилась задолго до прихода весны. Грубое лицо Аджимбуры, на котором расплывалось довольное выражение, напоминало мордочку старой мудрой крысы. Племена на Кэншадских холмах до сих пор оставались полудикими и почти неконтролируемыми, несмотря на то, что эти территории вошли в состав Империи более трехсот лет назад. Рыжие, с проблесками седины волосы Аджимбуры были собраны в толстую косу до пояса. Если бы он когда-нибудь решил вернуться в свои родные предгорья и принял участие в одной из нескончаемых клановых или племенных войн, эта коса стала бы великолепным трофеем. К тому же слуга пил только из украшенного серебром кубка, который при ближайшем рассмотрении оказывался черепом.

«Если ты собираешься это съесть, то освежуешь тушку на конюшне так, чтобы никто не увидел», — сообщил Карид тоном, не оставляющим сомнений. Аджимбура мог есть все, за исключением ящериц, употребление в пищу которых было запрещено его племенем по не совсем ясным причинам.

«Разумеется, господин», — ответил слуга, пригнувшись. Среди людей его племени это могло называться поклоном: «Я прекрасно знаю, как обходиться среди городских, и я не запятнаю позором господина». Даже двадцать лет службы у Карида не смогли бы помешать освежевать крысу и зажарить ее в комнате на маленьком огне кирпичного камина, если только ему не напоминали о приличиях.

Аджимбура стряхнул тушку в небольшой полотняный мешок и отложил на потом. Он тщательно протер оружие, вложил его в ножны и устроился на корточках в ожидании приказаний Карида. При необходимости его терпеливый как да’ковале слуга мог провести так целый день. Карид никогда не задавался вопросом, почему Аджимбура оставил свою крепость в холмах ради служения одному из Стражей Последнего Часа. Эта служба сильно ограничивала его жизнь, к тому же Фурик трижды чуть не убил своего будущего слугу, прежде чем тот выбрал свою нынешнюю стезю.

Отбросив мысли об Аджимбуре, Карид повернулся и взглянул на бумаги, лежавшие на столе. Он не собирался работать над ними прямо сейчас. Его назначили Генералом Знамени за небольшие успехи в битвах с Аша’манами, потому что немногие могли противостоять мужчинам, способным направлять Силу. По мнению некоторых, его опыт смог бы пригодиться и в битвах с марат’дамани, ведь никто не воевал с ними уже много веков. Однако, с тех пор, как называвшие себя Айз Седай марат’дамани всего в нескольких лигах от гостиницы показали, на что они способны, было написано множество проектов по противодействию их силе. Помимо проектов, а также рутинных запросов и отчетов, дожидавшихся его подписи или резолюцию, стол был завален требованиями от трех леди и четырех лордов прокомментировать сообщения о группировавшихся в Иллиане войсках, которые готовились выступить против них, и требованиями от шести леди и пяти лордов дать особые разъяснения по проблеме Айильцев. Все эти вопросы могли быть решены кем-то еще, что, скорее всего, и произошло. Его слова были нужны только для того, чтобы выяснить, кто и что контролировал во время Возвращения. В любом случае, для Стражей Последнего Часа война всегда была вторым делом. Конечно, Стражи, меч самой Императрицы, да живет она вечно, всегда были там, где шла главная битва, чтобы разбить ее врагов и вести за собой воинов. Но главным для Стражей была защита членов ее семьи, не заботясь о собственной жизни. Такая смерть была отрадой Стража. А сегодня, сегодня будет уже девять дней, как без следа исчезла Верховная Леди Туон… Карид не думал о ней, как о дочери Девяти Лун, и не будет, пока не узнает, что она сняла вуаль.

Он не думал о том, чтобы убить себя, хотя позор был неизмерим. Это Высокородные могли убить себя, чтобы избежать бесчестья, а Стражи Последнего Часа всегда боролись до последнего. Командиром отряда телохранителей Верховной Леди Туон был Мюзинж, но как старший по званию член Стражи, Карид нес главную ответственность за благополучное возвращение пропавшей. В городе под тем или иным предлогом обыскали каждую щель, в гавани — каждую лодку. Однако разыскивающие даже не подозревали, что в их руках судьба всего Возвращения. Всю ответственность взял на себя сам Карид. Конечно, среди родственников Императрицы, да живет она вечно, всегда плелись интриги, по своей сложности несравнимые с замыслами остальных Высокородных, да и сама Верховная Леди Туон умела плести многоходовые и подчас смертоносные комбинации. Мало кто знал, что она уже исчезала — дважды, и даже была объявлена мертвой, вплоть до проведения всех похоронных церемоний. Оба раза эти исчезновения входили в ее планы. Однако, какими бы ни были причины исчезновения на этот раз, он должен был найти и защитить ее. Пока что у него не было ни единой зацепки. Может, ее смыло волной во время шторма, возможно, ее унесла Хозяйка Теней. С самого рождения ее пытались выкрасть или убить. Если бы Карид нашел ее тело, он должен был бы выяснить, кто совершил убийство, и отдать приказ, чтобы отомстить любой ценой. Это был его долг.

В комнату без стука проскользнул худой человек. Судя по одежде, он мог быть одним из конюхов гостиницы, но ни у одного местного не могло быть таких светлых волос или голубых глаз, которыми тот окинул комнату так, словно запоминал каждую деталь. Незнакомец сунул руку за пазуху, и пока он доставал отделанную золотом круглую табличку из слоновой кости, на которой было выгравировано изображение башни и воронов, Карид успел обдумать два варианта его убийства голыми руками. Однако Взыскующим Истину не было надобности стучать или представляться. Убить того, кто подчинялся только Хрустальному трону, было серьезным преступлением.

«Оставь нас», — приказал Взыскующий Истину Аджимбуре и спрятал значок, уверившись, что Карид узнал его. Маленький человечек не двигался. Брови гостя поднялись в изумлении. Даже в холмах Киншады знали, что слово Взыскующего Истину было законом. Хотя, может, и не в самых отдаленных фортах, если тамошние кланы были уверены, что Взыскующих не было рядом. Но Аджимбура должен был знать.

«Подожди снаружи», — резко сказал Карид. Слуга проворно поднялся, бормоча: «Я слышу и повинуюсь, о господин». Он открыто посмотрел на Взыскующего, словно желая увериться, что тот запомнил его лицо, и вышел. Когда-нибудь ему отрубят голову за такие выходки.

«Преданность — весьма ценная добродетель», — произнес светловолосый человек, после того как за Аджимбурой закрылась дверь, внимательно изучая письменный стол. «Вы в курсе планов Лорда Юлана, Генерал Карид? Не думал, что Стражи Последнего Часа в этом участвуют».

Карид сдвинул пресс-папье, сделанные в виде фигур львов, удерживавшие на столе карту Тар Валона. Другая карта оставалась свернутой. «Об этом вам лучше спросить Лорда Юлана, Взыскующий. Верность Хрустальному Трону ценнее дыхания жизни; следующей же добродетелью является умение молчать в нужный момент. Чем больше говорит знающий, тем больше об этом становится известно тому, кто знать не должен».

Едва ли нашелся другой смелый человек, знакомый с порядками, заведенными во дворце Императрицы, кто бы осмелился сделать замечание Взыскующему Истину или тому, кто послал его, но собеседник Карида не обратил никакого внимания на его слова. Он сел в одно из кресел, сложил пальцы домиком и взглянул на Стража. Карид мог бы передвинуть свой стул лицом к Взыскующему, или мириться с тем, что его собеседник находится у него за спиной. Большинство людей предпочли бы вообще не находиться с ним в одной комнате. Фурик подавил улыбку и не стал двигать стул. Он лишь слегка повернул голову. Он был достаточно натренирован, чтобы видеть все уголком глаза.

«Вы должны гордиться своими сыновьями», — сказал Взыскующий, — «ведь двое из них решили стать Стражами Последнего Часа, а третий значится в списках погибших с честью. Ваша жена бы была очень горда ими».

«Как Ваше имя, Взыскующий?»

Ответом была оглушительная тишина. Если кто-либо еще кроме Карида мог упрекнуть Взыскующего Истину, то интересоваться его именем не смог бы никто.

В конце концов, он ответил: «Мор. Алмурат Мор». Итак, Мор. Его предком был один из пришедших вместе с Лютейром Пейндрагом, чем он мог гордиться. У Карида не было семейного генеалогического древа, его было запрещено иметь всем да’ковале, и он не знал, какая из историй о его предках была истинной. Может быть, и его родичи прибыли вместе с сыном Ястребиного Крыла, а может и нет. Это было неважно. Те, кто пытался устоять на плечах своих предков, а не на своих собственных ногах, обычно кончали жизнь оставшись без головы. Особенно это касалось да’ковале.

«Называй меня Фуриком. Мы оба принадлежим Хрустальному Трону. Что тебе нужно, Алмурат? Вряд ли ты пришел поговорить о моей семье». Если бы с его сыновьями что-нибудь случилось, то Взыскующий не заговорил бы о них с самого начала. На лице гостя была заметна внутренняя борьба, хотя тот и сумел ее быстро скрыть: беседа выходила из-под его контроля. Он будто бы ждал, что показав свой значок Стражу Последнего Часа, тот не будет готов по первому требованию всадить себе нож прямо в сердце.

«Я расскажу тебе историю», — медленно произнес Мор, — «интересно будет узнать, что ты о ней думаешь». Его изучающий и оценивающий взгляд не отрывался от Карида, как будто тот был товаром, выставленным на продажу. «Это стало известно нам несколько дней назад», — говоря «мы», он, разумеется, имел в виду Взыскующих Истину, — «Этот слух прошел среди местных, насколько можно судить, хотя мы не смогли выяснить, кто первым его пустил. Якобы в Эбу Дар девушка с синдарским акцентом вымогала у купцов деньги и драгоценности. Подразумевалось имя Дочери Девяти Лун». Он поморщился с отвращением. На мгновение кончики сведенных вместе пальцев побелели от напряжения. «Никто из местных не понимает значения этого титула, но ее описание совпадает вплоть до мельчайших деталей. И никто не может припомнить, чтобы эти слухи распространялись до той ночи, когда…, когда была убита Тайлин», — закончил Мор, выбрав для обозначения даты наименее ужасное событие.

«Синдарский акцент», — повторил Карид ничего не выражающим голосом, и Мор кивнул. «Этот слух дошел и до наших людей», — в словах Карида не было вопросительной интонации, но Мор еще раз кивнул. Ни один местный не мог бы выдумать женщину со столь точным описанием и синдарским акцентом. Кто-то затеял очень опасную игру, игру опасную и для него самого, и для Империи. «Как отреагировали на последние события в Таразинском дворце?» Среди слуг в гостинице, как и в самом Эбу Дар, могли быть Слушающие, а все, что они узнают, вскоре сообщали Взыскующим Истину.