— Я заметил. Ты всякий раз норовишь уйти куда-нибудь, как только я появляюсь в лагере.

— У меня нет времени на пустые разговоры.

— Я не меньше, чем ты, заинтересован в скорейшем окончании пути. Но я всегда нахожу время для тебя.

«Всегда». Интонация, прозвучавшаяся в голосе Руэла, заставила ее снова насторожиться. Он не оставит ее в покое до тех пор, пока не заставит ее испить всю меру страдания и унижения. Господи! Как она устала от всего этого.

— Ты выяснил все, что хотел? Мне пора…

— Да, я выяснил все, что собирался. — Руэл повернулся. — Сейчас еще загляну в деревню, а потом поеду во дворец, посмотреть, как там Йен. Через пять дней я снова буду здесь.

— Не волнуйся! Через пять дней мы пройдем Слоновью тропу и подойдем к ущелью.

— Я и не волнуюсь. — Он обернулся и улыбнулся ей. — Ты знаешь, в глубине души мне очень хочется, чтобы ты успела к назначенному сроку. Трудно не восхищаться тем, как у вас идут дела. Гораздо лучше, чем я мог надеяться даже в самых смелых мечтах.

Джейн с удивлением смотрела на него. Неужели и эти его слова — очередная насмешка? Едва только ей удавалось заставить себя держаться с ним холодно и равнодушно, как в голосе Руэла, в его обращении к ней снова начинали проглядывать те заботливые интонации, в которых угадывался прежний Руэл. Руэл, каким она помнила его по Казанпуру до аварии. И ее опасения и предубеждения тотчас отступали. «Хоть бы поскорее он ушел», — мысленно взмолилась Джейн. Это все из-за приступа малярии. Лихорадка так изматывает ее, что она начинает терять бдительность.

— До свидания, Джейн!

Некоторое время после его ухода она продолжала смотреть на карту невидящими глазами. Ей не из-за чего нервничать. В прошлый раз приступы малярии в конце концов прошли бесследно. Она не даст себе разболеться и сейчас. Работа идет успешно. Циннидарцы замечательно справляются с заданием, не пытаются увильнуть от трудностей. И, судя по всему, им удастся закончить все в намеченные сроки.

Йен откинулся на подушки, дыхание постепенно начало выравниваться, и на лице отразилось чувство глубокого удовлетворения.

— Маргарет…

Она отодвинулась в сторону и легла рядом с ним. Ее волосы рассыпались по обнаженному плечу Йена.

— Меня удивляет, что ты смог заговорить так быстро. Это значит, ты не…

— … мне очень хорошо, Маргарет, — перебил ее Йен. — Мне всегда бывает очень хорошо с тобой. — Он нежным движением начал перебирать ее волосы. — А тебе?

— Конечно, — привычно солгала Маргарет, помня о наставлениях Картаука. Он постоянно твердил ей, как важно для мужчины осознавать, что ему удается доставить женщине удовольствие. Маргарет коснулась губами плеча Йена. — Мне тоже всегда очень хорошо с тобой.

— Не представляю, каким образом это удается. Я лежу как бревно, в то время как тебе приходится брать все на себя…

— Почему тебя это удивляет? Ты же знаешь, что я всегда была властолюбивой женщиной. И я получаю огромное удовлетворение от того, что сама могу задавать темп… — Маргарет приподнялась на локте и с нежностью посмотрела на своего мужа. — Кто знает? Может быть, учитывая эти качества моего характера, я и не смогла бы получить истинного удовольствия, сложись все иначе. Покорно следовать за…

— Покорно? Нет, это не для тебя. — Палец Йена скользнул по губам Маргарет.

— Конечно, нет. — Она придвинулась к нему поближе. — Еще?

Йен засмеялся восхищенно.

— Ты принимаешь меня за племенного жеребца?

— А зачем тогда ты женился на мне? Я всегда знала, что сын любвеобильного лэйрда будет таким же ненасытным в любви, как и его отец. — Маргарет прильнула к нему. — Но я вижу, мне следует дать тебе небольшую передышку. — Она безошибочно научилась заранее угадывать признаки утомления, когда у Йена начинали закрываться от слабости глаза и он готов был погрузиться в сон. — Ты заметил, что намного окреп с тех пор, как мы приехали на остров? Циннидар действует на тебя самым благотворным образом.

— В самом деле? — слабым голосом спросил Йен. — Значит, мы вскоре сможем вернуться домой.

— Еще рановато. — На самом деле Йену не стало намного лучше. Кашель, правда, исчез бесследно, но он продолжал худеть, и Маргарет с ужасом видела, как он словно бы отдаляется от нее.

— Рановато? Но я нужен в Гленкларене.

— Я же прочитала тебе письмо от викария. Дела в поместье идут прекрасно.

Маргарет услышала, как тяжело вздохнул Йен, и тотчас поняла, что совершила непростительную оплошность. С каким трудом ей каждый раз удавалось сохранять равновесие, не отклоняясь ни вправо, ни влево.

— Все верно. И я обманываю самого себя, считая, что нужен Гленкларену и тебе.

— Не говори глупостей, — сердито сказала Маргарет, досадуя на себя. — Ты необходим нам. И в первую очередь мне.

Он покачал головой.

Маргарет почувствовала, что слезы готовы навернуться ей на глаза. Но она не имеет права плакать при Йене, не должна выказывать слабость. Но Господи Боже мой! До чего она устала сражаться за него каждую минуту.

— Неужели ты сомневаешься в моей любви к тебе?

— Нет, конечно. Но я приношу тебе одну только боль. Если бы меня не было, ты бы могла встретить сильного, здорового мужчину, который смог бы доставить тебе истинную радость… и ты смогла бы родить от него ребенка.

Ребенок. Каждый раз Йен возвращался к этой теме. Маргарет попыталась придать своему тону как можно больше непринужденности и беспечности:

— Кто знает! Может быть, именно сегодня я и зачала ребенка.

Йен ничего не сказал в ответ, и она почувствовала, как в ней поднимается волна страха. Прежде ей всегда удавалось зажечь в нем огонек надежды, пусть и совсем крошечный. И это всякий раз пробуждало в нем желание жить, поддерживало его дух.

— Вот увидишь, — нежно сказала Маргарет. — То, о чем мы мечтаем, непременно произойдет.

Какое значение имела еще одна ложь? Маргарет уже давно перестала испытывать угрызения совести. Что делать, если только таким образом она могла удержать его, вернуть ему веру в самого себя — Теперь ты стал значительно крепче и…

— Тсс, — Йен дотронулся губами до ее виска. — Аюбовь моя! Моя ненаглядная Маргарет!.. Я так устал. Дай мне спокойно уйти в мир иной.

Она изо всей силы сжала его плечо. Неужто сердце и в самом деле способно разрываться от боли? Ей всегда казалось, что это не более чем красивые слова. Но сейчас она поняла, что это истинная правда.

— Не могу, — проговорила она.

— Но я чувствую, что был бы счастлив. А ты ведь хочешь, чтобы я стал счастливым?

— Очень, — прошептала она. — Ты же знаешь… — Голос ее сорвался.

— Ты плачешь, Маргарет? Вот видишь, я постоянно причиняю тебе боль.

— Я не плачу.

— Потому что не можешь позволить себе этого. Ты не можешь позволить себе такой слабости в моем присутствии.

— Но из-за чего мне расстраиваться, посуди сам? Я вышла замуж за человека, которого любила с детства и который доставляет…

— Ты никогда не сдашься, не отступишься от своего, так ведь?.. Милая, милая Маргарет…

Но она вовсе не милая. Временами ей начинало казаться, что Йен и понятия не имеет о том, какая она на самом деле. В такие минуты Маргарет готова была стучать кулаками по столу, выкрикивать какие-то оскорбительные слова в адрес проклятой судьбы, которая сотворила все это с Йеном.

— И ты тоже не сдашься. Ты мне нужен.

— А я грежу об освобождении каждую ночь. Помнишь, как мы детьми взбирались на холм и сидели в вересковых зарослях?

— Конечно.

— Мне кажется, то, что мне предстоит пережить, чем-то похоже на эти минуты: ощущение мира, покоя, счастья и… света. — Йен отодвинул прядь волос с лица Маргарет. — Он зовет меня к себе.

— Пусть подождет еще лет пятьдесят, — сказала она. — Ты с каждым днем становишься сильнее. Гленкла-рену нужен наследник, учти это! И мы…

Йен отрицательно покачал головой.

Маргарет уткнулась лицом ему в грудь, чтобы скрыть отчаяние, которое захлестнуло ее.

— Почему ты дрожишь, Маргарет? — погладил ее Йен. — Не терзай свою душу. Все хорошо. Иди спать, любовь моя.

Как она могла заснуть после всего этого? Он сказал, что все хорошо! Но он не пообещал ей биться за то, чтобы выжить, чтобы одержать новую победу в борьбе со смертью, которую он вынужден был вести каждый день.

Несколько минут спустя Йен уже спал глубоким сном. А Маргарет лежала, глядя в темное окно. Надо придумать, как возродить его веру в себя, найти то, что заставит его снова полюбить жизнь.

— Сию же минуту прекрати работу. — Маргарет стремительно вошла в мастерскую Картаука и закрыла за собой дверь. — Мне надо поговорить с тобой.

— В самом деле? — спросил ее Картаук, вытирая руки о полотенце. — С тех пор, как мы приехали на остров, ты перестала заглядывать ко мне, и я решил, что у тебя больше нет никаких трудностей в жизни.

— Как без них? Что ты говоришь! Но я не могу тратить время на пустую болтовню. — Она подобрала юбки и села в плетеное кресло, оглядывая мозаичный пол мастерской, чистые стены, многочисленные окна, которые можно было закрыть плотными шторами, если солнце окажется слишком ярким. Мебель в мастерской была простой, но со вкусом сделанной. Она ничем не напоминала то помещение в конюшне, куда она так часто приходила в те минуты, когда у нее было особенно тяжело на душе. Маргарет с усилием улыбнулась.

— Комната производит приятное впечатление. Боюсь, что скоро ты превратишь ее в такую же конюшню, в которой работал в Гленкларене.

— Я здесь уже более двух месяцев. Но чтобы учинить настоящий разгром, мне потребуется значительно больше времени.

— А где твоя печь?

Картаук кивнул в сторону веранды:

— По требованию Руэла ее выстроили за пределами дворца, чтобы я случайно не подпалил его.

— Весьма разумно с его стороны. — Маргарет одернула манжеты на рукавах. — Надеюсь, что ты насладился работой со своим обожаемым металлом? Похоже, что…

— С чем вы пришли ко мне, мадам?

Маргарет нахмурилась.

— Я как раз и собираюсь поговорить с тобой на эту тему.

— Но почему-то оттягиваешь разговор. А мне еще надо успеть закончить к полуночи этот фриз.

— Сейчас едва рассвело…

— Вот именно. Итак, это связано с Йеном?

— Отчасти.

— Я так и подумал. Если бы все шло хорошо, ты бы не появилась здесь. Ты недовольна тем, как Тамар ухаживает за ним?

— Тамар? Напротив! Стоит Йену только бровью повести, как Тамар уже летит к нему, готовый исполнить любое его желание. Джоку совершенно нечего делать. — Взгляд Маргарет упал на лежавшую у ног Картаука собаку. — А что тут делает Сэм? Я думала, он на конюшне.

— Джейн попросила меня присмотреть за ним. Этот пес слишком сообразителен. И она боится, не забрел бы он куда-нибудь, если за ним не будет догляда.

— Ну да, он такой неприспособленный. — Маргарет провела рукой по волосам, поправляя прическу. — Ты не хочешь предложить мне этого ужасного пойла, которое называешь кофе?

— Нет. У тебя так дрожат руки, что ты можешь разбить чашку.

— Не говори глупостей. — Маргарет еще крепче сцепила пальцы рук. — А что это за фриз, над которым ты начал работать? Для чего он…

— Ты пришла сюда совсем не для того, чтобы обсуждать мою работу, — перебил ее Картаук. — Йену стало хуже?

— Нет, он чувствует себя по-прежнему. — Маргарет принялась рассматривать свои ладони. — Но ему… — Она замолчала и с трудом закончила: — … ему нужен ребенок.

— Ты мне говорила, что считает врач по этому поводу.

— Да. Врач сказал, чтобы я не питала иллюзий. — Маргарет знала, что Картаук сразу же заметит, как вспыхнуло ее лицо, потому что он всегда подмечал все, что с ней происходит. — Но это необходимо. Это должно произойти.

Он помолчал, а затем насмешливо проговорил:

— Одно дело давать тебе наставления о том, как следует обращаться с мужчиной в постели, чтобы доставить ему удовлетворение, другое… Я не волшебник. Я не знаю такого заговора, который помог бы тебе забеременеть. Мне кажется, что ты…

— Помолчи! — оборвала она его. — Выслушай, не перебивая, что я говорю, и ты поймешь, чего я хочу от тебя.

Он сел на стул и внимательно посмотрел на нее.

— Я готов.

— Все верно, Йен не в состоянии… И я не могу… — Маргарет глубоко вздохнула. — Но если я не найду силы, которая заставит Йена бороться за жизнь, он умрет. Ему нужен ребенок.

Картаук продолжал сидеть, не двигаясь, и молча ждал продолжения.

— Поскольку Господь Бог не сотворил чуда, я хочу сама взять это дело в свои руки. — Глядя прямо перед собой, она быстро спросила: — Ты не переспишь со мной, Картаук?

— Что? — спросил он, ошеломленный ее вопросом.

Маргарет взорвалась:

— Только для того, чтобы я могла зачать. После этого я не стану беспокоить тебя.

Почему он молчит? Хотя Маргарет не смотрела на него, она чувствовала, какая буря чувств захлестнула Кар-таука.

Он заговорил медленно, обдумывая каждое слово:

— Ты хочешь сказать, что я должен стать отцом ребенка, которого ты собираешься выдать за ребенка Йена?

Она кивнула.

— А почему ты выбрала для этой цели именно меня?

— Не будь таким жестоким. — Маргарет облизнула пересохшие от волнения губы. — Мне показалась, что ты подходишь больше всего. Во-первых, ты хорошо относишься к Йену. Ты сильный, умный, и ребенок от тебя будет здоровым.

— А что еще?

— Тебе это не составит особого труда. Ты весьма любвеобилен. Элен Мактавиш и все прочие женщины, с которыми ты…

— Посмотри мне в глаза.

— Если бы в этом не было такой необходимости, я бы никогда… Ребенок спасет Йена.

— Посмотри мне в глаза.

Маргарет медленно подняла на него глаза. И увидела, что взгляд Картаука полон гнева. Она никогда не видела его таким.

— Сначала я подумала, что мне стоит обратиться к Руэлу…

— Руэлу?

— Он тоже весьма похотлив, и он бы пошел на это ради спасения Йена. Но потом поняла, что Руэл не согласится…

— Почему?

— Он не пойдет на прелюбодеяние. Только мне по плечу вынести такой грех. Господь поймет, что я пошла на это, чтобы спасти Йена.

Его губы изогнулись.

— А еще ты решила, что язычник не станет беспокоиться о гневе Божьем?

— Ты знаешь, что с твоей стороны это было бы жестом милосердия. И Господь поймет, что твоей вины в этом нет никакой.

— Ты сошла с ума!

— Когда мне впервые пришла в голову эта мысль, я и в самом деле решила, что сошла с ума. — Ее голос постепенно обрел силу. — Но потом, перебрав все возможные варианты, я пришла к выводу, что иного выхода нет. И решилась пойти на это. Неужели ты думаешь, что мне было так просто обратиться к тебе с подобной просьбой?

— Мне показалось, что это не просьба. А требование.

— Может быть, из-за того, что мне было трудно выговорить эти слова.

Наконец-то гневное выражение погасло, и Картаук заговорил мягче:

— Я знаю. Но я не пойду на это.

— Но почему? Йен погибнет, если я не забеременею в ближайшее время.

— А ты погибнешь, если пойдешь на это. У меня нет в этом никаких сомнений. Ты, конечно, попытаешься закрыть глаза на то, что согрешила, но мысль об этом отравит тебе жизнь и начнет медленно убивать тебя. — Он подошел к ней. — Я не хочу способствовать этому. Мне никогда не нравилось разрушать или уничтожать что-либо. Именно по этой причине я сбежал от Абдара. И я никогда не стану соучастником того, что разобьет твою жизнь.

— Я сама приняла это решение, Картаук.

— В таком случае не жди, что я буду твоим пособником. — Он оглядел ее с ног до головы. — Нет, мадам. На меня не рассчитывайте.

Он подошел к ней так близко, что Маргарет почувствовала запах, исходящий от него: запах мыла, кофе, глины. Она отчетливо видела, как пульсирует кровь у него на виске, чувствовала мощь, что исходила от его рук, от его сильного тела. Это был тот самый Картаук, которого она так хорошо узнала за три года пребывания в Гленкларене. И ей стало не по себе из-за того, что она нарушила дистанцию, всегда существовавшую между ними.

— Есть и еще одна причина, по которой я остановила свой выбор именно на тебе, — с трудом выговорила Маргарет. — Я уважаю тебя как своего самого близкого друга. В моей жизни было не так много друзей.

— Господи! — Он схватил ее за плечи так, словно хотел изо всех сил встряхнуть.

— У меня такое впечатление, что ты знаешь и понимаешь меня так, как никто другой. — Слезы навернулись ей на глаза. — Решение далось мне нелегко, но мне будет гораздо легче пойти на это с тобой, чем с кем-нибудь другим.

Руки Картаука сначала сжали ее изо всех сил, а потом бессильно опустились:

— Я прошу тебя немедленно уйти отсюда!

— Нет. Мы не закончили наш разговор. И я не уйду до тех пор, пока не получу от тебя согласия.

— Мы никогда не придем к согласию в этом вопросе.

— Но это необходимо! Я верю, что это единственно правильный выход: будет ребенок — будет жить и Йен. Неужели ты не понимаешь, что тем самым спасешь его?

— Оставь меня.

— Конечно, я не очень умелая в этих вопросах, хотя Йен уверяет меня, что все получается хорошо. Я буду делать все, как ты скажешь, и надеюсь, что ты тоже останешься доволен.

Картаук с силой заставил ее подняться и потащил к двери.

— Мне так же далеко до этих красоток, как Элен Мактавиш…

— Да, тебе так же далеко до Элен Мактавиш, как далеко Гленкларену до Циннидара.

Непонятная боль пронзила ее, но Маргарет не собиралась обращать внимания на такие мелочи:

— Хорошенькая я или нет, тебе все равно придется сделать то, о чем я прошу. Подумай, я не требую немедленного ответа. Мне тоже потребуется время, чтобы смириться с мыслью о том, что я … — Она помедлила.

— Собираешься изменить мужу.

— Нет. Спасти его. Я уверена, что нам обоим будет легче, когда мы по-настоящему поймем друг друга. И для начала ты можешь называть меня просто Маргарет. — Она вышла в коридор. — Я приду к тебе завтра. До свидания, Картаук.

— До свидания, мадам. И не приходите сюда больше.

Дверь за ней захлопнулась.

Картаук холодно посмотрел на нее.

— Я же просил тебя, мадам, не приходить больше ко мне. У меня нет времени на эти глупые разговоры.

Маргарет закрыла дверь и подошла к нему.

— Я понимаю, что тебя интересует только твоя работа и больше ничего. И подумала, что мы можем помочь друг другу. Тебе нужен подмастерье. Я согласна делать все, что тебе потребуется. — Маргарет завернула рукава платья. — В это время Джок всегда купает Йена. После этого он отдыхает, так что у меня есть три свободных часа. Я буду приходить сюда каждый день и работать над твоими штуковинами. Мы постепенно сблизимся, и тебе не так трудно будет… выполнить мою просьбу. Итак, что я должна сделать для начала?

— Уйти отсюда.

— Ты всегда надеваешь кожаные передники для работы. Где они висят? Я надену такой же.

— Если мне понадобится подмастерье, я попрошу Руэ-ла прислать кого-нибудь.

— Но ты не сможешь полностью довериться во всем чужим людям. Ты даже не позволяешь им убирать в твоей мастерской из боязни, что они могут нечаянно разбить какую-нибудь из статуэток, — торжествующе заявила Маргарет, довольная тем, что нашла нужные доводы. — Ты знаешь, что у меня ловкие руки, трудолюбием и сообразительностью меня Бог не обидел, и я сумею быстро научиться всему, что необходимо подмастерью великого мастера. У всех гениальных мастеров были подмастерья.

— Мадам, я не… — Он кинул взгляд на нее и решил изменить тактику: — Ты приходила ко мне три года подряд, и мы знаем друг друга достаточно хорошо.

— Ты знаешь меня. Но я-то понятия не имею о том, кто ты. Из нас двоих всегда говорила только я. Ты спрашивал, а я отвечала.

— Не без внутреннего сопротивления.

— Потому что я не из тех, кто любит показывать свое истинное настроение… Впрочем, ты сам знаешь это не хуже меня. — И она добавила: — Тогда ты был очень добр и внимателен. Почему же сейчас вдруг так ожесточился?

— Я намного более внимателен, чем ты думаешь, Маргарет. — Он посмотрел на нее долгим взглядом. — Ты очень настойчивая женщина. И ты ведь не отступишься от своего?

— Нет, конечно.

Картаук вскинул руки.

— Хорошо.

— Ты хочешь сказать, что согласен…

— Нет, черт возьми! — быстро ответил он. — Я имел в виду только то, что согласен взять тебя своим подмастерьем. Если тебя не нагрузить какой-нибудь работой, ты ни за что не угомонишься и будешь и дальше докучать мне своей болтовней.

— Я не болтаю…

— Ты приходишь ко мне, чтобы излить все, что в тебе накипело. И я выступаю в роли священника, который выслушивает твою исповедь. Отдаешь ли ты себе отчет в том, что если я исполню твою просьбу, то тебе уже не к кому будет прийти, чтобы снять тяжкий груз со своей души?

— Я должна думать не о себе, а о Йене.

— До чего же ты, оказывается, глупая женщина. Ты столько лет приносила себя в жертву своему отцу только потому, что он имел отношение к факту твоего рождения. А теперь ты готова принести себя в жертву Йену. — Он помолчал немного и продолжил: — Только из-за того, что считаешь, будто недостаточно любишь его.

От неожиданности у Маргарет перехватило дыхание.

— Как ты смеешь? Я люблю его.

Картаук покачал головой.

— Любовь предполагает взаимность, а твой отец ничего не давал тебе взамен.

Маргарет, все еще не в силах прийти в себя, смотрела на него во все глаза.

— Но Йен…

— Ты любила Йена как друга детства. Со временем это могло перерасти в настоящее чувство. Но обстоятельства сложились так, что тебе пришлось взять над ним опеку. Сейчас он заменил тебе дитя. И ты ведешь себя с ним как с ребенком, который нуждается в твоей защите.

— Ты лжешь, — яростно возразила Маргарет, упрямо вскинув голову. — Я люблю его всем сердцем.

— Не всем. Поэтому чувство вины толкает тебя на очередной акт самопожертвования.

— Ты не имеешь права бросать мне такие обвинения, — прошептала она.

— Почему? — спросил Картаук. — Я давно понял, что, будучи честной с другими, ты никогда не бывала честной сама с собой.

— Тогда почему ты не говорил мне этого раньше?

— Ты необычная, ты удивительная женщина. И мне не хотелось причинять тебе боль. Смущать твой покой. Лишать тебя душевного равновесия. — Он твердо встретил ее взгляд. — Но если ты собираешься продолжать в том же духе, я просто обязан остановить тебя. Я не позволю тебе прятаться от самой себя. Я разрушу любую стену, которую ты попытаешься возвести вокруг себя. Ты должна посмотреть правде в глаза. Никакой уютной пещеры, где бы ты могла спрятаться, больше не останется.

Маргарет с большим трудом заставила себя улыбнуться.

— Жизни действительно нужно смотреть прямо в глаза. Я взрослая женщина и не собираюсь прятаться в пещере. Ты ошибаешься, считая, что я боюсь правды.

— И готова выслушать ее?

— Я не трусиха. — Маргарет шагнула к столу и провела пальцем по кромке фриза. — Но сначала ответь, что ты собираешься изобразить на этой штуковине?

Картаук ответил не сразу. И Маргарет, вопросительно вскинувшая глаза, увидела, что он с едва уловимой улыбкой наблюдает за ней.

— А ты никогда не задумывалась, почему столь непочтительно именуешь мои работы «штуковинами»?

Она удивленно посмотрела на него.

— Потому что на самом деле чрезвычайно высоко ценишь мои произведения. Возможно, выше, чем кто-либо из тех, кого я знаю.

— Что ты хочешь этим сказать? — не без опаски поинтересовалась Маргарет.

— Я видел, каким восторгом светятся твои глаза, когда ты любуешься восходом или заходом солнца, когда на твоем пути встречается нечто прекрасное, — негромко проговорил Картаук. — И такое выражение на твоем лице, когда ты смотришь на мои «штуковины».

Легкая тревога пробежала по лицу Маргарет. Она знала, со сколь проницательным человеком ей приходится иметь дело, и изо всех сил пыталась скрыть истинные чувства.

— Зачем же тогда я стала бы делать вид, что не восхищаюсь ими?

— Может быть, потому, что красота не только доставляет радость, но и умеет задевать за самые больные точки, способна ранить тонких и чувствительных людей. Ты осознавала, что открытое восхищение моими произведениями подтачивает основы столь почитаемого тобой чувства долга.

— Это не… — Маргарет не договорила, испытывая такое чувство беспомощности, которого она не переживала со времен раннего детства.

— Нет тихой гавани, — продолжал все так же негромко Картаук. — И не жди снисхождения.

— Я никогда и ничего не просила ни у кого, — отвела она глаза. — Но мне кажется, что на этом мы можем поставить точку. Надеюсь, ты мне выдашь один из твоих кожаных передников, чтобы я могла приступить к работе?

— Вне всякого сомнения. — Улыбка Картаука была несколько печальной, когда он потянулся к тому месту, где висели его кожаные фартуки. — Иначе ты перепачкаешься с ног до головы. Твоя порывистость и нетерпеливость мне хорошо известны.

Трубный рев… грохот… крики людей…

Джейн проснулась и резко села.

До нее снова донесся трубный рев, а затем раздался грохот.

Полог ее палатки откинулся.

— Быстрей! Колея… — торопливо проговорил Ли Сунг, сжимая в руках винтовку.

Джейн, не медля больше ни секунды, отбросила в сторону одеяло и сунула ноги в ботинки:

— Что случилось?

— Слон…

Джейн снова услышала дикий, гневный трубный рев, словно это кричал терзаемый мукой демон из преисподней.

— Но слоны никогда так не кричали! Что с ним случилось? — Она вскочила на ноги, выбралась из палатки и побежала следом за Ли Сунгом.

— Дилам говорит, что это скорее всего слон-отшельник.

Тут Джейн увидела и саму Дилам, которая бежала к ним навстречу с зажженным факелом в руке.

Вместе с толпой рабочих они двинулись в ту сторону, откуда доносился рев.

— Кто такие слоны-отшельники? — спросил Ли Сунг у Дилам, изо всех сил стараясь не отставать от нее.

— Это слоны, которых изгоняют из стада, — ответила Дилам на ходу. — Иной раз, когда на них нападает тоска, они становятся очень опасными и агрессивными.

Рев послышался уже совсем близко.

Но металлический скрежет, который раздался следом, испугал Джейн намного больше, чем яростный рев.

— Вы слышите! Он ломает колею!

Они выбежали из-за поворота дороги, и Джейн впервые увидела живого слона.

Это был огромный серый монстр с разорванным ухом. Схватив хоботом секцию с рельсами, он потянул ее и отбросил в сторону с такой легкостью, словно это была зубочистка. Шагнув вперед, он схватил следующую секцию. Послышался треск и хруст…

— Остановите его! — закричала Джейн, не понимая, что она требует невозможного.

Слон замер на месте, посмотрел на них налитыми кровью глазами, а потом задрал хобот и издал тот самый трубный рев, от которого у Джейн мороз прошел по коже и кровь застыла в жилах.

Пробормотав какое-то ругательство, Ли Сунг поднял винтовку.

— Нет! — закричала Дилам. Вытянув руку, она надавила на ствол винтовки, заставив дуло опуститься к земле. — Это же Данор!

— Мне нет дела… — начал Ли Сунг, но не успел договорить.

Слон наклонил голову, выставив вперед страшные бивни, и ринулся на них.

Дилам отпрыгнула в сторону. Джейн толкнула Ли Сунга с такой силой, что они покатились кубарем с насыпи в тот самый момент, когда слон протопал там, где они только что стояли.

Схватив винтовку, которую выронил Ли Сунг, Дилам выстрелила в воздух.

Слон поднял хобот и принялся раскачивать им взад и вперед.

Дилам выстрелила еще два раза.

— Что ты делаешь! — сердито крикнула Джейн. — Эти слоны не знают, что такое ружье. Этим ты его не испугаешь. Стреляй прямо в него, пока не кончились пули.

— Нет! — Дилам опять выстрелила поверх головы слона.

Он еще немного потоптался, затем вдруг повернулся и с невероятной быстротой скрылся в джунглях.

Джейн, наконец, вздохнула и попыталась унять сердцебиение.

— Он вернется?

— Сегодня вряд ли, — ответила ей Дилам, возвращая винтовку Ли Сунгу. — Извини, но я не могла тебе позволить стрелять в Данора.

— Ты же сказала, что это — отшельник.

— Я ошиблась. Откуда мне было знать, что это пришел Данор. А его нельзя убивать. Это необычный слон.

— Ты считаешь, что было бы лучше, если бы он растоптал нас? — спросила Джейн.

— Не нас, а именно меня, — поправил ее Ли Сунг, отряхиваясь. — И я этого так не оставлю. Я пойду и разыщу его.

— Перестань, Ли Сунг! Не говори глупостей, — отрывисто проговорила Джейн и только теперь позволила себе повернуться и оглядеть пути. — Боже!..

Она стояла, с ужасом глядя на то, что сотворил слон. Насколько хватал глаз, лежали вывернутые вместе со шпалами рельсы — результат работы многих людей, плоды ее труда, ее надежда на свободу. Схватив факел из рук Дилам, она быстро пошла вдоль колеи.

Повсюду царили хаос и разрушение.

— Как плохо, — пробормотала Дилам, шагая следом за Джейн.

«Плохо» было не самым подходящим словом. Слон разрушил две мили полностью законченного отрезка дороги. На восстановление его требовался целый день.

Джейн стиснула виски.

— Но как он ухитрился с такой скоростью проделать это все? Мы услышали его минут пятнадцать назад…

— Потому что он не хотел, чтобы мы его услышали, — проговорила упавшим голосом Дилам.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Он затрубил только тогда, когда решил привлечь наше внимание.

Джейн с изумлением смотрела на нее.

— Ты хочешь сказать, что он нарочно это сделал?

— Наверно.

— Тогда скажи, появится ли он снова?

Дилам покачала головой.

— За это я не могу ручаться. Ясно одно: ему что-то не понравилось.

Джейн вспомнились громадные бивни, направленные в их сторону, и она невольно вздрогнула.

— Завтра вечером я выставлю на колее охрану, — попыталась успокоить ее Дилам.

— Но ты же не сможешь выставить людей вдоль всей дороги, — заметил Ли Сунг. — Самое лучшее — выследить его и застрелить.

Выражение лица Дилам стало замкнутым.

— Я не стану тебе помогать в этом.