Жажда золота

Йен усмехнулся.

— Я с ним согласен. Это позабавит Руэла, порадует его. Он ведь тоже нуждается в заботе. Ты посмотри, он работает, как раб на галерах, не покладая рук.

— Ему это доставляет удовольствие. — Маргарет отвернулась от мужа и принялась глядеть в огонь. — Но ты прав насчет того, что я немного переутомилась. Больше я не буду ходить в мастерскую Картаука. Это отнимает слишком много времени.

— Нет, — спокойно возразил Йен. — Нельзя отказываться от того, что доставляет радость и удовлетворение.

— Удовлетворение? Если Картауку не нужно ничего подать или принести, он вообще не обращает на меня внимания. Какое удовлетворение я могу получить от сидения там?

— Но твои шаги становятся легче, и улыбка светится на лице, когда ты возвращаешься из мастерской. И это радует меня.

— Правда? — Если то, что сказал Йен, верно, то ее решение отказаться от первоначального плана мудрее даже, чем она думала. Насколько же она ослепла, если не заметила, что с ней происходит в эти последние дни.

— Тебе обязательно нужно отвлекаться, — закрыв глаза, сказал Йен. — Чего только я не отдал бы за то, чтобы увидеть тебя счастливой и довольной.

— Одно только твое присутствие доставляет мне радость.

— Неправда, — улыбнулся Йен. — Но это добрая ложь. Я приношу тебе только одно беспокойство и неприятности.

— Нет! — Она поднесла его ладонь к своей щеке. Сейчас, при солнечном свете, кожа его была еще тоньше и еще прозрачней, чем раньше. — Я и в самом деле беспокоюсь о тебе. Из-за того, что ты не хочешь мне помочь и побороться за свою жизнь. Аюбовь не может приносить неприятности.

Его рука нежно пробежала по ее волосам.

— Хорошо. Я понимаю. И не стану заставлять тебя лгать больше, чем тебе уже пришлось. Завтра пойди к Картауку и попробуй сделать печатку для меня. Представляешь, как мне будет приятно запечатывать письма в Глен-кларен со своими указаниями собственной печаткой?

— Нет, я не хочу…

— А мне не хочется, чтобы ты все время сидела здесь, — перебил ее Йен. — Неужели ты не видишь этого, Маргарет? Меня это тяготит.

Она видела. И это пугало ее. С каждым днем Йен отдалялся от нее все больше и больше.

— Если ты разлюбил меня… — Она замолчала. Нет. Не стоит отягощать его еще и этой тяжестью… И без того он несет немалый груз. Кроме того, просто слова не помогут. Его должно охватить неодолимое желание выжить. А его у Йена нет.

Ребенок!

Но, может быть, она придумала этот повод, чтобы оправдать супружескую неверность, с отчаянием подумала Маргарет. Сначала у нее не было никаких сомнений в чистоте своих помыслов. Но теперь такой уверенности уже не существовало. Быть может, все это время тайная страсть к Картауку нашептывала ей эту мысль.

— Мне не хочется идти туда, — проговорила она.

— Сделай это для меня. — Он улыбнулся, поддразнивая ее. — Как лэйрд Гленкларена я заслужил право иметь собственную печатку.

И он нуждается в ребенке для Гленкларена. В ребенке, который разбудит в нем едва теплившуюся жизнь. Даже если Картаук доставит ей плотское наслаждение, будет ли она прощена за спасение Йена?

— Маргарет?

— Ну хорошо, — она уткнулась лицом в мягкий кашемировый плед, лежавший на его коленях. — Я попробую сделать печатку. Надеюсь, у меня получится. Я смотрела, что делал Картаук, и смогу повторить весь процесс.

Стоя у дверей мастерской, Маргарет поколебалась. А потом рывком распахнула дверь и вошла.

— Доброе утро, Картаук. Я немного припоздала, но я…

Он шел навстречу ей. И выражение его лица…

Маргарет не хотела знать, что скрывается за этим выражением, и опустила глаза к мозаичному полу.

Картаук остановился перед ней. Она видела его сильные ноги, обутые в кожаные сандалии, ощущала знакомый запах воска, дерева, гипса.

Нервно облизнув пересохшие губы, Маргарет проговорила:

— Я много думала обо всем и…

— Молчи, Маргарет. — Голос Картаука был низким, почти гортанным. Его пальцы скользнули по ее волосам, и он заставил ее поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Тебе не следовало бы возвращаться.

— Я так и собиралась, но… — Она не могла отвести глаз от его лица. Он смотрел на нее тем же пожирающим взглядом, каким прежде в ее присутствии смотрел только на свои статуи. — Йен попросил сделать для него… печатку.

— Я не хочу слышать его имени. — Губы Картаука прижались к ее губам: крепко, жарко, грубо-чувственно. Одной рукой он притянул ее к себе, а другой вынимал шпильки из волос, бормоча слова на языке, которого она не знала. Его губы передвигались по ее лицу, по шее. И у нее было ощущение, будто каждое прикосновение оставляет на ее теле горячий неизгладимый след. Его руки касались ее плеч, потом скользнули к набухшей груди… Шелковистая борода терлась о кожу. Это была не ласка. Он пожирал, поглощал ее всю. А когда он обнял ее за ягодицы и прижал к себе, Маргарет приняла это как нечто само собой разумеющееся. Должно быть, что-то порочное вселилось в ее душу, если ее не возмущает то, что он проделывает с ней.

Волосы рассыпались по плечам. И его пальцы, как гребень, проходили сквозь них. Он на миг оторвался от нее.

— Ты хочешь меня. — Слова его прозвучали почти с яростью. — Меня!

— Да! — Маргарет и сама осознала это. — Да, Картаук.

Он стиснул ее, не давая возможности вздохнуть. Столь же желанный, сколь и опасный. Это должно было случиться. Маргарет считала, что готова принять свою судьбу, но тело ее затрепетало, словно она готова была шагнуть в бездну.

— Что мне делать? — прошептала Маргарет. — Помоги мне. Ты хочешь, чтобы я делала то же самое, что и с Йеном?

Его мускулы стали твердыми, как железо. Руки замерли в гуще ее волос.

— Боже, зачем ты это сказала? — Картаук оттолкнул ее от себя.

Маргарет невольно потянулась к нему.

— Нет, — процедил он сквозь зубы, не давая ей приблизиться. — Нет, Маргарет.

— Почему? — Она не могла поверить, что он отвергает ее. — Я думала…

— И я тоже… — Он глубоко вздохнул и медленно разжал руки, стискивавшие ее плечи. Теперь они висели как плети. — Я думал об этом всю ночь. Я думал об этом с тех самых пор, как у тебя мелькнула эта безумная мысль. — Он повернулся и направился к рабочему столу. — Садись.

Она села, внимательно глядя на него, чувствуя себя более неуверенной, чем когда-либо в жизни.

— Почему? Я нравлюсь тебе. Я знаю, что мне далеко до Элен Мактавиш, но ты неравнодушен и ко мне.

— Неравнодушен? Господь знает, как это далеко от истины. — Он сел за рабочий стол. Голос его сразу стал хриплым. — Хотя можно сказать, что ты тронула мое сердце.

Маргарет сделала движение в его сторону.

— Тогда нет причины…

— Оставайся на месте, — резко сказал он. — Не приближайся ко мне.

Маргарет замерла и робко улыбнулась.

— Если ты не считаешь меня неприятной, то почему бы тебе не поразить меня «священным огнем»?

— Потому что ты не похожа на других женщин.

— Но у меня есть ноги, руки, глаза и грудь, как у всех.

— А еще нежное сердце, совесть священника и теплота, которая скрывается за оболочкой холодности и сдержанности. Я не хочу причинять тебе боль.

— Но ты ведь желаешь меня?

— Я не просто желаю тебя. Я люблю тебя.

Не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на него.

— Ты удивлена? — Картаук горько улыбнулся. — Я понял это в тот самый момент, как только ты впервые вышла из замка и принялась командовать мной.

— Как же так… — Маргарет с трудом услышала саму себя. — Я не троянская Елена, которая ослепляет мужчин.

— Но меня ты ослепила сразу, с первого взгляда. Ты светилась, как золото при свете солнечных лучей. И точно так же светишься и сейчас. Временами, когда ты устаешь или приходишь в уныние, этот свет тускнеет. А потом он вспыхивает снова…

— Не обманывай себя Это всего лишь красивые сравнения, красивые слова, придуманные тобой, — покачала она головой.

— Ты не хочешь слышать слов признания. Думаешь, я сам не знал этого? — Его большая сильная рука медленно сжалась в кулак. — Мне разрешено желать тебя, но не любить. Но мы слишком близко подошли друг к другу. — Он встретился с ней глазами. — Будь честна перед самой собой и признай это.

Его слова разрушали стену, которую она попыталась возвести вокруг себя, и больно ранили ее.

— Я… не отрицаю, что пожелала тебя.

— Да, у тебя хватает смелости признать это. Но вожделение — это всего лишь грех. А грехи прощаются. Изменой Йену могла стать только любовь. А на это ты не отважишься. Так ведь?

— О чем ты говоришь? Я люблю Йена. — Боль в груди становилась нестерпимой. Она закрыла глаза, чтобы не видеть Картаука. — Я на самом деле люблю Йена, — повторила она, как заклинание, которое помогало ей удержаться на краю бездны.

— Знаю. — Он помолчал. — Но ты любишь и меня тоже.

Глаза ее распахнулись.

— Нет!

— Черт возьми! Подари мне хотя бы признание. Не будь такой безжалостной.

— Женщина не может любить двух мужчин.

— Потому что все поэты и трубадуры пели о том, что в жизни может быть только одна большая любовь? Любовь бывает самой разной. Та, которой мы любим друг друга, самая высокая и глубокая. — Его карие глаза сверкали. — Она полна не только страсти, но и взаимопонимания. Мы как две половинки единого целого. Неужели ты не видишь?

Маргарет покачала головой, не желая признавать правды.

— Только чувство долга стоит между нами. Оно как стена мешает нам воссоединиться.

— Я не хочу слышать этого.

— Потому что не хочешь поверить в это. Я предупреждал, что теперь не буду щадить тебя. — Он снова сжал кулаки. — Три долгих года я прятал этот огонь, чтобы пламя его не обожгло тебя. Я мог бы овладеть тобой минуту назад. Но дал тебе возможность самой осознать, что происходит. И я обещаю, что заставлю тебя поверить в то, что твои чувства — больше, чем вожделение.

— Почему же ты не взял меня?

— Потому что не хотел видеть твоих глаз в ту минуту, когда ты осознаешь, что изменила человеку, которого любишь. Ты сильная женщина. Но даже тебе нелегко было бы выдержать такой удар. Я хочу, чтобы ты пошла на это сознательно.

— Я не люблю тебя. И никогда не полюблю, — в отчаянии повторила Маргарет.

— Полюбишь. Но сейчас мы не будем говорить об этом. — Он повел своими могучими плечами, будто сбрасывал невидимый груз. — Ты сказала, что Йен хотел бы получить собственную печатку? Вот и приступай к ней. Нам придется…

— О чем ты говоришь? — спросила она онемевшими губами. — Печатку?

Картаук решительно кивнул:

— Мы будем продолжать работать вместе. Ты удивительно понятливый подмастерье. Немного болтливый, но это не самый серьезный недостаток.

— Но я не могу делать вид, что…

— Вспомни, зачем Йен отправил тебя сюда. Он хотел, чтобы ты немного отвлеклась, так ведь? И я обещаю, что хорошее настроение не покинет тебя. Что касается другого… — Он встретился с ней глазами. — Я подожду, когда ты сама сделаешь первый шаг.

— Я никогда не сделаю его.

— Ты хочешь ребенка для Йена? — печально улыбнулся он. — Бедная Маргарет! Какое безвыходное положение.

— Теперь все изменилось. Я не могла бы… — Она прикоснулась дрожащими пальцами к виску. — Я не в состоянии трезво мыслить.

— А тебе и не надо мыслить. Я бы предпочел, чтобы ты поверила своим чувствам. И такой день наступит.

Маргарет покачала головой.

— Этого никогда не случится.

— Тогда будем считать, что ничего не изменилось.

Но и это было невозможно. На самом деле изменилось все. Каждый нерв, каждый мускул ее тела, казалось, откликался на самые незаметные его движения, жесты, слова.

— Ты был прав, — горько сказала Маргарет через некоторое время. — Мне не следовало приходить сюда.

— Видишь, в этом ты уже согласилась со мной, — улыбнулся он. — Но уже поздно, Маргарет. Великий период самопожертвования закончился. Теперь я буду брать все, что мне дарит судьба. Если ты не станешь приходить в мастерскую, я буду приходить к вам и часами сидеть в комнате Йена.

— Даже не думай!

— Почему? Я люблю Йена. Он жалеет о том, что я в последнее время перестал к нему приходить. Выбирай. Или ты будешь приходить сюда одна, или я буду приходить к Йену. И, глядя на меня, ты каждую минуту будешь чувствовать, о чем я думаю и что я хотел бы сделать.

Она не смогла бы вынести такой пытки. Картаук знал об этом, как знал все, что имело отношение к ней.

— Еще вчера я думала, что ты добрый. Но это неправда. Ты очень жестокий.

— Я ни добрый, ни жестокий. Я просто измученный жаждой человек, который мечтает только о том, чтобы припасть к живительному источнику. — Он повернулся к ней спиной. — Сегодня ты немного вышла из себя. А для того, чтобы вырезать печать, рука должна быть особенно твердой. Подождем до завтрашнего дня и тогда приступим к изготовлению формы. А после того, как мы закончим печать, настанет время делать твою скульптуру.

16

Руэл смотрел на слепящие лучи закатного солнца, садившегося за гору.

Скоро придет Джейн.

И наконец-то он испытает удовлетворение. Он уже чувствует его, черт побери!

Джейн потрясла даже не столько потеря такой большой суммы, на которую она возлагала надежды, сколько поражение в борьбе с ним. Ему удалось заставить ее почувствовать себя беспомощной.

Он никогда не забудет выражение немого ужаса на лице, когда Джейн смотрела на разгром, учиненный Дано-ром. Руэл почувствовал, как что-то в его груди перевернулось. Ему захотелось…

Нет, перебил себя Руэл. Вполне естественно восхищаться своим врагом, который героически ведет бой. Но это не означает, что он должен смягчаться по отношению к ней. Он не имеет права проявлять слабость.

Руэл с трудом заставил себя отойти от окна и пройти к креслу, стоявшему у камина. Скоро это кончится. Неизвестно откуда появившийся слон выступил его союзником. А когда Джейн покинет домик-пагоду, он освободится от нее. А именно это ему и нужно, убеждал себя Руэл.

Конечно же, он хотел именно этого. И нервы, натянутые, как струна, свидетельствуют лишь о том, что его одолевает нетерпение.

Нетерпение… и вожделение.

Изогнутая темно-синяя черепичная крыша домика-пагоды при свете луны казалась сделанной из темного хрусталя. Свет, пробивающийся сквозь шторы, отбрасывал на траву причудливые тени.

Руэл ждал ее.

Собрав все свое мужество, Джейн пошла по тропинке, ведущей к домику.

С этим пора кончать. Нельзя позволять своим страхам разрастись до невероятных размеров. Руэл не сможет причинить ей никакого вреда, если она не захочет.

Подойдя к двери, она снова глубоко вздохнула и распахнула ее.

— Я здесь.

— Вижу. — Руэл сидел в роскошном кресле в стиле Людовика XV перед отделанным мрамором камином. Он был одет во все белое, как в тот день, когда они прибыли во дворец. Его золотистый загар и такого же золотистого цвета пряди волос контрастировали с белизной костюма. Его поза и голос свидетельствовали о том, что он чувствует себя совершенно непринужденно в этой со вкусом убранной комнате. Джейн с горечью отметила, что он всегда и везде вел себя уверенно и непринужденно: и под проливным дождем в джунглях, и во главе стола у себя во дворце, и у костра в лагере.

Руэл поднялся ей навстречу и слегка поморщился.

— К сожалению, не только вижу, но и чувствую.

— Мне пришлось проскакать по жаре двадцать пять миль. — Она закрыла за собой дверь. — Если тебе не нравится, я могу вернуться к себе.

— Это легко поправить. — Он прошел через комнату к парчовой занавеске бледно-лиловых и кремовых тонов, что перегораживала помещение. — Тем более что я приготовился и попросил согреть воду. — Он отодвинул занавеску, за которой открылось пространство, казавшееся намного больше из-за зеркал, украшавших стены Там, где кончался ярко-синий с белыми узорами ковер китайской работы, закрывавший дубовый паркет, она увидела неглубокий бассейн, наполненный водой, от которой поднимался легкий пар.

На противоположном конце комнаты стояло широкое ложе, покрытое белым атласным покрывалом и окруженное прозрачной противомоскитной сеткой. Проследив за ее взглядом, Руэл слегка улыбнулся.

— Как удачно, что ты приехала до того, как вода успела остыть.

— Полагаю, что ты собираешься наблюдать за тем, как я буду мыться? — спросила она спокойно.

Странная волна пробежала по его лицу.

— Конечно.

Джейн прошла к бассейну, села на низкий белый атласный пуф с кисточками и принялась снимать ботинки и носки.

— Я так и знала. Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя… беззащитной и униженной. — Она встала и начала расстегивать рубашку. — Это твоя конечная цель.

— Хорошо, что ты понимаешь это. Но ты упустила еще одну вещь. Я подумал, что ты должна пережить то, что испытывала твоя мать.

Джейн почувствовала себя так, словно ее с размаху ударили в грудь. Ее пальцы замерли.

— Ты, конечно, понимаешь, что я не стану бить тебя кнутом, издеваться и мучить тебя. Вспомни, когда мы говорили о моем отвращении к змеям, я сказал тебе, что у каждого человека есть то, чего он страшится больше всего. — Он впился в нее глазами. — Ты более всего страшишься быть похожей на свою мать, так ведь?

— Да, — прошептала она онемевшими губами. Ей следовало ожидать, что Руэл будет мстить ей самым изощренным способом. Он угадывает, как больнее задеть ее.

— Ты еще не передумала? — спросил он, глядя ей прямо в лицо.

— Нет, — ответила Джейн, беря себя в руки.

На мгновение ей показалось, что на его лице промелькнуло разочарование, но, должно быть, она ошиблась, потому что в следующую секунду знакомая насмешливая улыбка снова заиграла на его губах.

— Тогда раздевайся. Вода остывает.

— Я хочу, чтобы ты дал мне обещание.

— Какое? — несколько удивился он.

— Когда я уйду отсюда, мы будем квиты. Дай мне обещание, что не станешь приезжать на строительство, за исключением тех случаев, когда твое появление неизбежно и необходимо.

Помедлив мгновение, Руэл отрывисто сказал:

— Пусть будет по-твоему.

— Хорошо. — Остро ощущая на себе его взгляд, Джейн сняла оставшуюся одежду и шагнула к бассейну.

— Подожди. Повернись ко мне.

Джейн замерла и затем медленно повернулась к нему лицом.

Руэл стоял, опершись о кресло, и взгляд его медленно скользил по ее обнаженному телу.

— Ты похудела с тех пор, как уехала из Гленкларена. В одежде это было незаметно.

— При такой напряженной работе в этом нет ничего странного.

Он сжал губы.

— Надеюсь, ты сказала это не для того, чтобы вызвать у меня жалость?..

— Я сама приняла решение приехать сюда. — Она с вызовом смотрела на него. — И я почти победила.

Руэл едва заметно улыбнулся:

— Да. Почти. — Его взгляд стал опускаться все ниже. — Повернись кругом. Только не спеши.

Джейн почувствовала, как горячая волна жара охватила ее, но ей удалось сохранить непроницаемое выражение лица, когда она молча выполнила его команду.

— Несмотря на то, что ты похудела, груди у тебя остались такими же большими и налитыми.

— А теперь я могу сесть в воду? — спросила она резко.

— Еще нет. Повернись ко мне спиной.

Она повернулась и замерла, прикусив нижнюю губу.

— Какие чудесные ягодицы. — Голос Руэла вдруг стал хриплым. — Сожми их и напряги… ты помнишь те картины в вагоне махараджи?

Джейн чувствовала себя как рабыня, которую привели на рынок. Нужно избавиться от него. Он получил, что хотел. Он заставил ее пережить то, чего она избегала всю свою жизнь. Шлюха в палатке Француженки.

— Нет. Не помню. Достаточно?

— Да, — сказал он все таким же хриплым голосом. — Можешь спускаться в бассейн.

Она с облегчением погрузилась в пенистую воду. Не смотреть на него. Думать только о том, что впереди ее ждет свобода. Она выдержит это мучительное испытание и не позволит ему унизить ее. От плавающей на поверхности воды губки распространялся опьяняющий запах жасмина и лимона. Взяв ее, Джейн принялась тереть плечи, смывая дорожную пыль.

— Не так сильно и грубо, — насмешливо попросил Руэл. — Мне не хочется, чтобы ты содрала свою нежную кожу.

Джейн смотрела на разводы пены невидящими глазами.

— Ты будешь разочарован. Твоя месть не удастся.

— Правда? — Его голос раздался уже за ее спиной. — Почему ты так решила?

— Я не собираюсь… — Она запнулась, почувствовав, как его руки коснулись ее волос. Руэл начал расплетать косу. — Я не позволю тебе оскорбить или задеть меня.

— В самом деле? — Его пальцы утонули в ее волосах, разделяя их и распуская по плечам.

До чего же умен этот Руэл. Мягкие шелковистые волосы, рассыпавшиеся по плечам, еще более усиливали ощущение уязвимости. Она облизнула пересохшие губы.

— Пока я ехала сюда, у меня было время все обдумать. Я смогу вынести, сколько понадобится. Думаю, тебе скоро это прискучит, и ты вернешься к своим делам…

— Сможешь? — эхом отозвался он и прошел по краю бассейна.

У Джейн перехватило дыхание. Руэл разделся донага. И стоял перед ней, слегка расставив ноги, демонстрируя, каким образом собирается наказать ее.

Сейчас они соединятся. Он будет двигаться в ней взад и вперед, как это было в вагоне махараджи. И она вновь ощутит себя беспомощной игрушкой в его руках. Но на этот раз он не будет обращаться с ней так бережно, как это было тогда.

— Если слон снова появится, надеюсь, Ли Сунг даст нам знать?

— Что? — Джейн с трудом удалось отвести от него взгляд. — Думаю, что ничего подобного не повторится.

— Данор делает то, что считает нужным… Подними грудь. Я хочу посмотреть, как на ней блестит вода.

Джейн сжала губку.

— Ты сказала, что выполнишь все, что я прикажу, — напомнил он негромко. — Я сдержу свое обещание, ты — свое.

Закрыв глаза, она выпустила из рук губку и, поддерживая грудь ладонями, приподнялась над водой.

— Хорошо, — его голос звучал совсем близко. — Выше. Теперь придвинься, чтобы я мог дотронуться до них. Вот так. Хорошо.

Его губы сомкнулись на ее соске.

Она поймала ртом воздух, и глаза ее сами собой широко распахнулись. Руэл посасывал и покусывал кончики ее грудей, а глаза его не отрывались от ее лица. Он внимательно ловил малейшее изменение в выражении ее глаз. Мускулы ее живота непроизвольно сжались, откликаясь на внутренний зов.

— Теперь сиди совершенно спокойно. Я попробую наградить тебя за послушание. — Его рука скрылась под водой. И снова Джейн судорожно схватила ртом воздух, когда его большой палец коснулся заветной точки ее лона и начал совершать круговые движения. Горячие, стремительные, как волны, ощущения пронизывали ее тело. Рука Руэла скользнула еще ниже, и он пробормотал:

— Расслабься.

Джейн ничего не могла с собой поделать. Один палец. Два. Три. Они вошли в нее, заполняя болезненную пустоту. Спина начала выгибаться дугой. Руки стискивали фарфоровые бортики бассейна, когда его пальцы погружались в нее то быстрее, то медленнее. Она вновь закусила губу, чтобы не закричать от невыносимого ощущения, переполнявшего ее. Наконец Руэл оставил ее.

— Очень хорошо, — сказал он. Его грудь вздымалась, словно он взбежал на вершину горы. — Пожалуй, даже слишком хорошо. Я не могу больше ждать. Для начала хватит. У нас впереди еще много времени. — Он поднялся и потянулся за большим полотенцем, лежавшим в шезлонге. — Вставай.

Джейн не знала, хватит ли у нее сил устоять на ногах. У нее дрожали колени, все тело содрогалось от усилий, которые она прилагала, чтобы не выдать своего волнения.

— Вставай. — Не дождавшись, когда она выполнит его приказ, Руэл резко поднял ее и, вытащив из воды, завернул в махровое покрывало. Бросив взгляд на широкое ложе, он вдруг слабым голосом сказал: — Слишком далеко. Я не могу больше ждать, — и резким рывком придвинул ее к себе.

Джейн вскрикнула, когда Руэл вошел в нее. Но это был крик не боли, а наслаждения. И после этого ее охватил жар. Опьянение. Голод. Нет, не голод, а страшная потребность утолить его.

Руэл двигался рывками, крепко сжимая ее своими сильными руками. И Джейн почувствовала, как соски грудей, прижимаясь к нему, твердеют, наливаются от болезненного чувства удовлетворения.

— Держи меня… крепче. Дай… мне… еще больше.

Она не хотела ничего отдавать ему, но почувствовала, что ноги, не подчиняясь доводам рассудка, крепче сжали его бедра. То самое страшное напряжение, которое она запомнила в вагоне, вернулось. Оно усиливалось с каждой секундой. Как могло ее тело изменить ей, подчиниться его приказам?

Руэл перевернулся. Теперь она оказалась внизу на шезлонге. Голова ее свешивалась вниз. Волосы касались пола при каждом новом рывке. Долгий стон зародился где-то в груди, во всем теле, требуя выхода.

Она не могла больше бороться с этим напряжением. Первобытный крик вырвался на свободу. Тело содрогнулось, наполняя ее блаженством освобождения. В этот момент она услышала низкий удовлетворенный возглас Руэла. А затем на нее обрушился шквал, который нес им свободу. Только несколько секунд спустя Джейн поняла, что и здесь он снова победил ее. И никакие доводы рассудка не смогли помешать этому.

Руэл поднял ее на руки и, завернув в большое махровое покрывало, понес к широкому ложу.

Джейн, прерывисто дыша, смотрела на него снизу вверх.

— Ты не ожидала этого? — спросил Руэл, укладывая ее на постель. — Нашим телам нет дела до того, ненавидим мы друг друга или нет. И так будет всегда. Я добьюсь, чтобы это происходило независимо от твоего желания.

— Нет!

— Я еще никогда не отказывался от того, что собирался сделать.

Джейн содрогнулась.

— Это произошло потому, что я и в самом деле не ожидала ничего подобного, — сказала она, запинаясь. — Но такое больше не повторится.

— Повторится. И очень скоро. Я не могу насытиться тобой. И это только первое твое поражение в нашей битве. — Он наклонился к низкому столику и поднял с него что-то. — Помнишь ту ночь у Цабри?

Маска. Изысканная, выполненная из перьев экзотической птицы.

И Джейн вспомнила, как Руэл стоял посреди комнаты и насмешливо смотрел на нее сквозь прорези похожей на эту маски. То же самое он проделал и теперь.

— Я почти ничего не помню из того, что произошло в тот раз. Это не те воспоминания, которыми я дорожу.

— Я тоже. — Он провел перьями по ее соскам. — Тогда я пережил большое разочарование от того, что не получил желаемого.

Ее грудь тотчас набухла, соски остро ощущали прикосновение перьев.

— Зачем ты это делаешь? Перестань… — попросила Джейн.

— Сейчас. — Руэл опустил маску и стал водить ею сначала по животу, а потом его рука начала опускаться все ниже и ниже.

И тотчас Джейн снова ощутила ноющее чувство пустоты в своем лоне. И поняла, что это еще одна пытка, придуманная им. Она должна лежать спокойно. Он не добьется никакого отклика.

— Цабри очень умна. Она знала, что мужчинам, которые приходят в ее дом, нет никакого дела, кто подарит им удовольствие. Маска лишает человека индивидуальности. Правда, Джейн?

Она молчала.

Руэл медленнно развел ее ноги и встал на колени так, чтобы своими ногами она могла обхватить его.

— Вот видишь, ты уже готова снова принять меня в себя, — отметил он. — Я так и знал. Ты откликаешься на каждое мое прикосновение. — Он закрыл ей лицо маской и не спеша завязал бархатные тесемки на затылке. Потом поправил ее волосы, рассыпав их по подушке. Некоторое время он сидел неподвижно, глядя на нее. — Ты выглядишь необыкновенно чувственной. — Он говорил насмешливым тоном, но его голос несколько осел и казался хриплым.

Боже, Джейн почувствовала, как ее ноги начинают сжимать его.

— Ты должна чувствовать и вести себя как жрица любви. — Он слабо улыбнулся. — Ты быстро схватываешь урок, Джейн. А когда мы закончим этот, я преподам тебе другой. — Мучительно медленно он начал входить в нее, шепча на ухо: — Мы еще только начали игру с перьями. И я знаю много мест, которые можно ласкать ими, чтобы вызвать возбуждение.

— Ты ошибся, — пробормотала Джейн, глядя в окно, сквозь которое начали пробиваться рассветные лучи.

— В самом деле? — Руэл сильнее прижался к ней. Его пальцы лениво перебирали золотистые пряди, рассыпавшиеся по плечам. — Никогда бы не подумал, глядя, как ты реагируешь.

— Ты заставил меня почувствовать… — Джейн поняла, что опоздала. Руэл знал, что именно он заставил ее пережить и перечувствовать в эти последние часы. Она находилась полностью в его власти, согнутая, как веточка ивы в бурю. И как только он пожелает, тело ее снова откликнется на его призыв.

Но в то же время Джейн начинала ощущать необыкновенную легкость.

— Я больше не боюсь тебя.

— Я и не подозревал, что ты боялась меня.

— А мне казалось, что ты все знаешь про меня. Я не очень умело скрывала свои чувства. — Она смотрела невидящими глазами на бледные солнечные зайчики, игравшие на ярко-синем ковре. — Но ты не мог знать почему.

— А сейчас ты скажешь мне?

— Я боялась, — прошептала Джейн, — что ты сможешь снова возродить мою любовь к тебе.

Он напрягся.

— Любовь?

— Я полюбила тебя… И боялась, что это чувство вернется ко мне.

— Думаю, что этого не случилось.

— Нет. Это ушло бесследно. Я ощущаю в душе пустоту, как если бы она была наполнена тяжелым песком, а теперь его взяли и высыпали.

— Большое облегчение. Вне всякого сомнения.

— Одно время в Казанпуре я думала, что ты мог бы быть…

— Я мог бы быть? Продолжай…

— Неважно. Сейчас это не имеет значения. — Джейн почувствовала, как все вокруг начало расплываться. Опять приступ лихорадки. Надо не забыть принять квингбао. — В тебе было что-то от китайского мандарина.

— Кто это еще такой?

— Ли Сунг говорил, что это такие люди, которые могли оказывать влияние даже на императора при помощи магии. Никто не умел управлять моими чувствами, как ты. Словно ты и в самом деле владел какими-то магическими заклинаниями. Тебе всегда удавалось заставить меня почувствовать себя… беспомощной. — Голос Джейн дрогнул, и она прошептала: — Я страшилась, что ты сможешь превратить меня против воли в такую же…