– Быстро за мной, – рявкнул он на своих людей. – Я поймал ее, придурки.
      Пан пнула его в голень повыше ботинка:
      – Вот тебе!
      – Пан! – взвизгнула Бет. – Брось его! Бежим, балда!
      Большая рука Джека повернулась и сгребла его маленькую противницу. Пан в ужасе завизжала.
      – Отпусти ее! – бросилась вперед Бет и пырнула его головой в живот.
      Джек едва покачнулся. Отпустив лодыжку Герцогини, он освободившейся рукой обхватил Бет и приподнял над полом.
      – Ой! Пусти меня! Пусти! – Бет лягалась и тузила его кулаками, но он не обращал на нее внимания.
      Герцогиня вскочила на ноги и замахнулась на Джека дубинкой, но его наемники пришли наконец в себя. Они быстро взобрались наверх и окружили ее. Она замахнулась на того, кто оказался перед ней, но другой подбежал сзади и заломил ей руки за спину.
      – Поискать еще кого-нибудь? – они с сомнением оглядывали темное помещение склада.
      – Нет, – Джек поднял повыше двух извивающихся детей. – Нам хватит этих.
      – Герцогиня, Герцогиня, – захныкала Пан.
      – Отпусти ее! Она же еще ребенок! – Герцогиня отчаянно рванулась, но державший ее мужчина подтащил ее к Джеку Ронси и поставил перед ним.
      Тот стал сжимать обеих девочек, пока они не завизжали.
      – Прямо как поросята.
      – Ради Бога…
      – Пусти меня! Пусти меня! Я не поросенок!
      – Тише! – рявкнул Джек, сжимая их своими ручищами, пока обе извивающиеся ноши не обвисли у него в руках. – Так-то лучше. – Его наемник выпихнул Герцогиню вперед. – А теперь слушай меня внимательно. Ты получишь их обратно, когда доставишь нам то, чего мы хотим.
      – Что это? – замерла Герцогиня.
      – Джоко Уолтон, – проворчал Джек Ронси.
      – Никогда не слышала о таком.
      Бет начала жалобно всхлипывать. Сутенер качнул головой:
      – Ты очень хорошо его знаешь – и его, и его пташку.
      – Даже если я его знаю, я не знаю, где его искать, – сказала Герцогиня. – Я слышала, что он уехал из города.
      – Найди его, – потребовал Джек. – Или тебе известно, где я получу хорошую цену за этих двоих.
      – Если ты причинишь им хоть малейший вред, я пущу твои кишки себе па подвязки, – пообещала Герцогиня. Ее темные глаза блеснули в полумраке комнаты.
      – О-ох, я весь дрожу, до самых пяток, – скверно рассмеялся Джек. – Приведи его в «Лордс Дрим», и ты получишь их обратно, – он снова встряхнул обеих девочек. Голова Панси дернулась, и та жалобно взвыла. – А до тех пор я поучу их хорошим манерам.
      Не выпуская из своих рук детей, он полез вниз по лестнице, а за ним последовала его шайка. Герцогиня в холодной тьме опустилась на колени и обхватила себя руками.
 
      – Я Клариса Аделаида, леди Монтегю. Мне хотелось бы поговорить с мистером Вильямом Стадом.
      Мальчик, разносящий газеты, изумленно взглянул на бледную миловидную женщину, остановившуюся за дверями «Пэл мэл гэзетт». Ее темный костюм из дорогого твида с черными бархатными отворотами был явно сшит на заказ. Ее шляпка тоже была черной, с густой вуалью, но скорее модной, чем практичной. Короче, он никогда не видел в газетном офисе таких, как эта женщина.
      Маркхэм встал, отложив свою работу.
      – Леди Монтегю, входите, пожалуйста, – он поспешил ей навстречу, протягивая руку, но вдруг понял, что жутко перемазан чернилами. Маркхэм спрятал руку за спину и безнадежно огляделся вокруг. – Ээ… пожалуйста, позвольте предложить вам стул, – взглянув на мальчишку, он сказал вполголоса: – Принеси леди стул.
      – Это вы – мистер Стид? – улыбнулась ему Кларисса.
      – Нет, мэм, – Маркхэм тревожно оглянулся вокруг – куда же девался Стид? – Я его помощник, Чарльз Маркхэм.
      Женщина любезно согласилась подождать.
      – Я… ээ… пойду поищу его, – он выглянул за дверь и позвал: – Гас! – Разносчик газет все еще стоял там с открытым ртом. – Принеси леди Монтегю стул.
      Стид находился в разгаре перепалки с наборщиком, когда Маркхэм нашел его. Он побежал к гостье, на ходу вытирая руки о тряпку, и, отбросив ее в сторону, застегнул пиджак и поправил галстук:
      – Уважаемая леди!
      Она протянула ему газету:
      – Это написали вы?
      Он проглядел заметку и подтвердил:
      – Все до единого слова.
      – И вы утверждаете, что это правда?
      Стид озадаченно кивнул. Он ожидал, что она будет возмущаться им.
      – До единого слова.
      Женщина растерялась, затем совладала с собой:
      – Значит, вы знаете, где находится это заведение – «Лордс Дрим»?
      – К моему стыду и огорчению – знаю.
      Она оглянулась. За ее спиной стояли Маркхэм, газетный мальчик, наборщик и ассистент редактора, слушавшие их разговор.
      – Могу я поговорить с вами лично?
      Стид насторожился. Безусловно, эта женщина была леди и она была молода. По ее легкому акценту он понял, что она из сельской местности.
      – Я не уверен, что это хорошая идея.
      – Пожалуйста, – она подошла ближе, но только чуть-чуть. – У меня есть очень важный вопрос, и, по-моему, помочь мне можете только вы.
      – Пройдемте сюда, – он провел ее в отдельный кабинет.
      Тяжеловесный Джон Морли в тревоге поднялся с места. Он прокашлялся, его брови зашевелились, пока он обмозговывал необычную ситуацию.
      – Мистер Морли будет рад предоставить нам несколько минут уединения, – Стид выразительно взглянул на своего издателя.
      – Спасибо, – Клариса послала ему смущенную и благодарную улыбку.
      – Конечно, конечно. Можете оставаться, сколько потребуется, – Морли сконфуженно улыбнулся и вылез из-за стола.
      Стид предложил Кларисе стул, но она отказалась:
      – Я буду краткой. Лорда Монтегю нет дома. Догадываясь, какой вопрос может последовать за этими словами, журналист попятился. Она замахала перед ним рукой в перчатке:
      – Только, пожалуйста, не отмалчивайтесь. Как утверждают слуги, мой муж не возвращался домой с тех пор, как его сын… был убит, – голос Кларисы дрогнул, но она совладала с собой и продолжила: – Лорд Монтегю, конечно, ужасно потрясен. Джордж был его единственным сыном, его наследником. Он буквально молился на мальчика.
      – Леди Монтегю…
      – Подождите. Сначала выслушайте меня. Никто из слуг не хочет содействовать мне. Они, кажется, считают, что если выдадут мне, где он находится, то предадут его доверие. Я была вынуждена приехать к вам. Если он все еще в этом ужасном месте, где погиб Джордж, я должна поехать к нему.
      – Вы не можете знать, что он там, – отметил Стид.
      – Я предполагаю, что он там, – настаивала Клариса. – Где же еще ему быть? Я посылала в клубы и к тем нескольким его друзьям, которых я знаю.
      – Ясно.
      – И более того, я хорошо его знаю. Он уже не юноша, хотя и не хочет, чтобы это замечали другие. И еще, мистер Стид, я убеждена, что он вне себя от горя. Кто знает, что может с ним случиться в таком месте, когда он, безусловно, не вполне понимает, где находится? – ее голос задрожал, но в глазах не было страха.
      Стид покачал головой. Было ясно, что леди Монтегю говорит искренне, но она понятия не имела, куда собирается отправиться.
      – Мне незачем напоминать вам, леди Клариса, что леди не ходят в такие места.
      – Я должна быть с моим мужем.
      Стид задумался. Его осудят за то, что он отвел леди в бордель. Большинство женщин из приличных семей притворялись, что не знают о существовании таких мест. С другой стороны, газетные вкусы людей менялись. У него появлялась хорошая возможность написать об этом визите еще одну статью.
      – Там могут ничего не сказать вам. Она вздернула подбородок:
      – Я не уйду оттуда, пока не увижусь с ним.
      Стид быстро принял решение. Не стоит упоминать леди Кларису в новой статье. Если ей удастся проникнуть в «Лордс Дрим», дальнейшие действия леди Гермионы и лорда Монтегю и без нее дадут немало смачного материала. Как джентльмену ему следовало отказать ей, но журналист в нем взял верх. Он прокашлялся и сказал:
      – Я отвезу вас туда, леди Клариса.
      – Запри их в клозете в моей комнате.
      Леди Гермиона с головы до пят была одета в черное. На ее груди была приколота траурная брошь, а на безымянном пальце она носила прядь белокурых волос Джорджа, привязанную тесемкой. Ее глаза ввалились и были обведены темными кругами, а рот выглядел так, словно она никогда в жизни не улыбалась.
      Бет в страхе взглянула на мертвенно-белое лицо с неподвижными, покрасневшими глазами. Она пригнула голову и положила руку на плечи Пан, чтобы унять свою дрожь и утешить подружку.
      Пан выпятила нижнюю губу и прошипела, глотая слезы:
      – Лучше бы вам отпустить нас. Вы еще пожалеете, если не сделаете этого.
      Леди Гермиона едва взглянула на чумазые, заплаканные личики. Она уже видела их прежде, по крайней мере, одну из них. Живы они были или мертвы – ей было все равно.
      – Убери их с моих глаз, Юника. И забери у них всю одежду перед тем, как посадить в клозет. Они грязные, как крысы.
      – Вы еще пожалеете, – снова предупредила ее Пан. – Джоко Уолтон достанет вас, будьте уверены.
      Леди Гермиона взглянула на девочку в первый и единственный раз:
      – На это я и рассчитываю.
      Кэйт встретила эту убогую процессию наверху:
      – Откуда они взялись, Юника? Служанка выглядела усталой и расстроенной:
      – Леди Гермиона потребовал привести их сюда. А теперь я должна запереть их в клозете.
      – Зачем?
      – Кто знает? Перестань! – прикрикнула она, когда Пан вылезла из-под руки Бет. – Я не хочу даже прикасаться к ним. Они такие грязные, что я боюсь завшиветь.
      – Новая услуга «Лордс Дрим», – усмехнулась Кэйт. – Кикиморы в постели членов парламента.
      – Лучше отпустите нас, – пригрозила Пан. Юника занесла руку, чтобы шлепнуть девочку, но Кэйт опередила ее:
      – Может быть, вы лучше пойдете со мной?
      – Нет! – сказала Пан.
      – Вы нас вправду запрете в клозет? – со слезами спросила у нее Бет.
      – Нет, если вы не станете вести себя плохо.
      – Я не веду себя плохо. Панси иногда ведет себя плохо, но ведь ей только шесть лет.
      – Значит, ты должна заставить ее вести себя хорошо. Идите за мной.
      – Леди Гермиона хотела, чтобы их заперли в клозет у нее в спальне, – напомнила Юника.
      – Может быть, я сделаю это потом, – сказала Кэйт. – Если они будут плохо себя вести.
 
      Джоко не оказалось дома.
      Герцогиня послала всех оставшихся детей разыскивать его по городу, а сама пошла к миссис Эйвори Шайрс. Она долго стучала и звонила в ее дверь, но оттуда не раздалось ни шороха. Все занавески в доме миссис Шайрс были задернуты. Герцогиня обошла дом и подошла к кухонным дверям. Там тоже никто не ответил на ее стук и звонки. За дверью никто не двигался, а главное, оттуда не доносилось никаких кухонных запахов.
      Она уселась на ступеньки заднего крыльца, упершись лбом в подставленные руки. Если дети не найдут Джоко, она окажется в безвыходном положении. Она не знала адреса Марии Торн.
      – Ох, Джоко, – прошептала она. – Пожалуйста, не уезжай.
      Герцогиня закрыла глаза, но тут же открыла, потому что в ее мозгу стали проноситься ужасные картины. Грубые, злые руки разденут Бет и Пан догола, их незрелые детские тела помоют, оденут в панталончики, нижнее белье и белые чулочки, а затем отправят к безжалостным содержателям борделей. Если им повезет, то их приласкают и изнасилуют. Если не повезет, то сначала исхлещут до крови. И все для извращенных удовольствий злых стариков, калечащих детские тела и души.
      Медленно и глубоко вздохнув, чтобы дурнота прошла, Герцогиня опустила голову на колени. Внезапно ей стало холодно. Солнце опускалось за дома по другую сторону парка. Наступал вечер.
      – Панси, – прошептала она. – Бетти. Герцогиня встала и быстро пошла на стоянку кебов. Ей нужно побывать у русского в «Петухе Робине». Если и тот не знает, где Джоко, тогда можно будет не сомневаться, что вор уехал из города.
      А если он уехал… Герцогиня содрогнулась. Она не сможет бросить детей и смириться с ужасной судьбой, уготованной Пан и Бет этими негодяями. И тогда ей придется надеть прежнюю одежду и самой пойти в «Лордс Дрим».
 
      – Ты задумал опасный план, приятель, – русский налил Джоко выпить. – Как ты ввязался в это? Музыкант с гармошкой переходил от стола к столу.
 
Я поймала богатого щеголя,
Разодета я, как в кино,
Пусть живу я особенным образом,
Только мне это все равно.
 
      Джоко поморщился на слове «щеголь», а затем усмехнулся над тем, каким он стал в последнее время. Эта песня была словно про него написана.
      – Зачем ты это делаешь? – допрашивал его русский.
      – Из-за Ревилла. Помнишь? У него моя бумага.
      – Нет, – белые зубы здоровяка блеснули из-под черных усов. – Ревилл? Он не заставил бы тебя это делать. Та девица. Это она тебя заставила, – он подвинул стакан Джоко.
      Тот потянулся к стакану:
      – Ты не прав. Она тут не при чем. Это Ревилл. Русский смотрел, как Джоко опрокинул в себя жидкость, припоминая его привычку никогда не пить залпом.
      Мэйзи с нагруженным подносом двигалась между столами. Мужчины снимали с него пенящиеся кружки и совали деньги за вырез ее блузки. Музыкант с гармошкой шел следом за ней, напевая:
 
Ох, взгляните-ка на Мэйзи…
 
      Мужчины взорвались от хохота. Один из них схватил служанку за грудь. Та шлепнула его по руке и хихикнула.
 
Ведь она такая рвань,
От нее свихнусь я скоро,
Ну и баба, баба – дрянь.
 
      Парочка подошла к столу русского:
      – Угощайся, Джоко, – пропела Мэйзи в такт гармошке.
      – Премного благодарен, старушка, – он поднял голову и натянуто усмехнулся. – Обо мне заботится русский.
      – Занимается моим делом, – притворно огорчившись, обвинила его служанка.
      – Какая разница, – ответил ей русский. Он взял бутылку и снова наполнил стакан Джоко. – Так что ты сказал?
      – Ревилл! – Джоко сказал это громче, чем намеревался. Следующие слова он проговорил почти шепотом. Русский наклонился к нему, чтобы расслышать их. – Он того и гляди превратит меня в легавого.
      Джоко выпил снова. Вино было теплым и горьковатым на вкус.
      – Я надеюсь, что когда закончу с этим делом, то уговорю его написать мне рекомендацию. Что ты об этом думаешь? Ты только представь меня в синей форме и с бляхой на груди, – он поставил стакан и зажмурился, потому что крепкое вино обожгло ему желудок.
      – Ренегат ты, – русский снова наклонил бутылку над стаканом Джоко. В стакан полилась жидкость, выплескивая на стол несколько капель, которые русский вытер пальцем.
      – Тебя это не коснется, – Джоко потянул стакан к себе, слегка пролив жидкость на руку. – Это не пустые слова, вовсе нет. Я буду следователем по грязным делишкам богачей. Не какой-нибудь мелкой сошкой, а таким, как Ревилл. Я не буду простым исполнителем, я буду самолично выбивать из них пыль, – он снова выпил.
      Русский печально взглянул на Джоко:
      – Ты хороший парень и из тебя получится хороший легавый.
      Джоко уставился на него и заморгал. В глазах у него плыл туман.
      – Будь ты проклят!
      – Я тоже работаю на леди, – извиняющимся тоном добавил русский.
      Музыкант с гармошкой вернулся, его слова снова раздались в ушах Джоко:
 
Я встретил милочку свою
 
      Толпа подхватила следующую строчку:
 
Вот что сделал я!
Сказал, что я ее люблю,
Вот что сделал я!
Повел ее я к «Шарту»,
Вина поставил кварту,
 
      Хор голосов загремел, словно гром:
 
Вот что сделал я, старина,
Вот что сделал я!
 
      Джоко свалился на стол. Русский поднял его за плечи и повел к стойке бара.
      В это время Герцогиня открыла дверь и подбежала к Джоко:
      – Нас ждет кеб.
      Брови русского при виде ее полезли вверх:
      – Вы с ним куда-то идете?
      Она была в коротком бордовом шерстяном жакете с черной отделкой, тесно облегавшем ее узкую талию. Ее расклешенная юбка была из такой же шерсти с заплиссированными черными клиньями. В руке у нее была небольшая черная сумочка, на голове – шляпка с прикрывающей лицо вуалью.
      Герцогиня протянула руку в черной перчатке и погладила Джоко по щеке:
      – Я пойду с ним. Я не собираюсь отвести его в то место и бросить гам одного.
      Громоподобный смех вырвался из широкой груди русского, когда тот повел бесчувственного Джоко к кебу:
      – Ты больше не выглядишь как кошелка с обносками. Ты выглядишь как леди. Пожалуй, я поеду с тобой.
 
      В переулке у «Петуха Робина» полицейские из Скотленд-Ярда, посланные Ревиллом, прождали больше получаса. Наконец они с беспечным видом вошли внутрь. При виде пустого стола русского они застыли на месте. Джоко Уолтона нигде не было видно.
      – Ревилл снимет с нас бляхи, – сказал один из них.
      Они унеслись прочь галопом, которым мог бы гордиться любой из призовых скакунов.
 
      – Как вы могли упустить его? – Ревилл распахнул дверь экипажа и вылез оттуда, чтобы устроить взбучку своим подчиненным. – Он ожидал, что вы последуете за ним?
      – Не знаю, – горестно сказал один из них. – Он сказал, что войдет внутрь, чтобы встретиться с сутенером. Мы ждали. Мы ждали целый час.
      – Час! – вскричала Мария. – Вы ждали целый час!
      Ревилл мысленно чертыхнулся на то, что она с миссис Шайрс отказались отправиться домой и предоставить это дело мужчинам. Пока у обеих складывалось самое неблагоприятное впечатление от работы отделения.
      – Значит, ваши люди не могут уследить даже за тем, кто хочет, чтобы за ним следили? – недоверчиво спросила Эйвори у дежурного констебля.
      – Все вышло не совсем так, мэм, – пристыженно взглянул он на нее. – Мы ждали снаружи, когда он выйдет. Нам нельзя было входить туда с ним, это испортило бы весь план.
      Сердце Марии отчаянно заколотилось в груди. Она крепко схватила Эйвори за руку:
      – Он уже больше часа находится у них в плену. Мы обещали, что вызволим его из «Лордс Дрим» через два часа.
      – Ох, дорогая…
      – Влезайте сюда, обе, – Ревилл стукнул кулаком по стенке экипажа и вскочил внутрь. – В «Лордс Дрим»! И не жалейте лошадей!
 
      Собрав все самообладание, Герцогиня пыталась ничем не выдавать своих чувств, пока колеса кеба катили по булыжной мостовой. Волосы на ее руках дыбом стояли от ужаса.
      Она возвращалась. Она, которая поклялась, что ноги ее не будет за этими позорными дверьми, возвращалась.
      Голова тяжело дышавшего Джоко Уолтона лежала на ее коленях. Поворачивая за угол, кеб накренился. Джоко завозился и что-то забормотал. Держа в одной руке его новый шелковый цилиндр, другой она погладила его по курчавым волосам.
      До сих пор он не имел никаких дел с «Лордс Дрим».
      Тихий всхлип сорвался с ее губ. Русский услышал этот звук. Его большое тело полностью занимало сиденье напротив их. Даже в темноте было видно, как блеснули его глаза:
      – Ты плачешь, Герцогиня?
      – Нет. Ни в коем случае, – она запнулась. – Да, да…
      – Может быть, этим вечером все обстоятельства твоего затворничества выйдут на свет.
      – Я не хочу, чтобы они выходили на свет, – покачала она головой.
      – Ты слишком долго пряталась во тьме. Пора такой красавице, как ты…
      – Не надо! Не говори больше ничего! Джоко снова завозился. Он шлепнул себя рукой по лицу, словно пытаясь разбудить себя.
      – Все будет хорошо, – пообещал русский.
      – Откуда тебе это знать? – процедила Герцогиня сквозь сжатые зубы. – Мне это не известно. Это ужасное, жуткое место. А я тащу туда одного из самых верных своих друзей и подвергаю его опасности.
      – Это я тащу его, – дружелюбно возразил ей русский.
      Кеб снова повернул. Герцогиня выглянула из-за занавесок:
      – Мы почти приехали.
 
      – Если вы сомневаетесь, дорогая моя леди Клариса, или даже чуть-чуть побаиваетесь… – Стид оставил фразу незаконченной.
      Клариса дрожала, несмотря на теплое пальто. Живя в сельской местности с самого рождения Бетани, она никогда не оставалась на улице после девяти часов вечера. А где-то часы только что пробили полчаса. Половину одиннадцатого.
      – Леди Клариса? – озабоченно окликнул ее Стид.
      – Конечно, я боюсь! – взорвалась она. – Ужасно боюсь. Но, мистер Стид, я настроена решительно. Я нужна своему мужу. Я очень беспокоюсь о нем.
      – Но все же…
      – Я считаю, что то же самое он сделал бы для меня, – она отвернулась и уставилась в окно. За ним не было ничего интересного. Какая-то карета обогнала их па большой скорости, ее кучер вовсю размахивал кнутом. Туман был слишком плотным, чтобы Кларисе удалось различить, кто это был.
      Стид откинулся на подушку сиденья, чтобы лучше разглядеть леди Кларису. Ему ни в коем случае не следовало бы везти ее туда. В уме у него начала складываться заметка:
 
      «Эта милая и любезная леди, символ материнства и чистоты, одна из тех, на которых держится Британская империя, предложила безусловную любовь и поддержку своему знатному мужу. Всеми фибрами души она переживала за него, оплакивая потерю его сына, стремилась быть рядом с ним, чтобы утешить его. Она пренебрегла ужасным потрясением, которое могло ожидать ее в этом скверном месте. Словно сама Глориана, леди Клариса стремилась спасти своего мужа».
 
      Стид сглотнул горечь во рту. Он видел лорда Монтегю и был свидетелем его поведения в ночь гибели сына. Более того, он знал, зачем Монтегю привел сына в это место, и осуждал этот поступок.
      Он вздохнул. Он очень даже сомневался, что лорд Монтегю приехал бы домой из своего клуба или, как в данном случае, из своего любимого борделя, если бы пострадала леди Клариса.
      Кеб замедлил движение и остановился. Стид высунул голову в окно:
      – Мы приехали?
      – Почти, – откликнулся возница. – Два кеба впереди высаживают пассажиров.

Глава двадцать вторая