Любимый плут

      Она стояла, дрожа от потрясения. Ему было больно из-за нее. Он пострадал из-за нее.
      В эту ужасную минуту она поняла муки любви и самопожертвования. Ее герой, ее любовник стоял, беспомощно прислонившись к покрытой инеем стене. Его красивое тело, которое она ласкала несколько часов назад, пострадало из-за нее. Из-за нее он ввязался в опасное дело и поплатился за это. Только строжайшее внушение самой себе удержало ее от крика ярости и отчаяния.
      Вместо этого она прижалась к его боку:
      – Что мне делать?
      Джоко оттолкнулся от стены, и Мария подставила ему свое плечо. Тяжело опершись на нее, он выпрямился и сделал первый шаг. Его нога подкосилась, но Мария что есть силы подтолкнула его кверху, и он выровнялся. Второй шаг дался ему легче, но на третьем он споткнулся.
      – Твоя нога?
      – Скорее всего, она не сломана, – пробормотал Джоко.
      – Слава Богу, – Мария повела его на свет, но он уперся:
      – Не туда.
      – Кто-нибудь из посетителей наверняка приехал в кебе, – предположила она. – Когда он выйдет, мы сядем в этот кеб.
      Джоко отрицательно покачал головой и пробормотал про себя что-то похожее на «зеленая как трава».
      – Может, я такая, но, конечно…
      – Они никогда не помогут нам, – Джоко попытался выпрямиться, чтобы не опираться на нее слишком сильно. Его жалкая попытка провалилась.
      – Ох, Джоко…
      – Давай помедленнее, – каждое слово давалось ему с трудом.
      Мария обняла его за спину. Рука Джоко тяжело лежала на ее плечах, но еще тяжелее на нее наваливались страхи. Ее зубы начали стучать. Он верно сказал – она была зеленой как трава. Если они не найдут кеб, как тогда она сумеет спасти его? Они были в милях от ее жалкого жилища, в милях от дома миссис Шайрс, в милях от любой помощи.
      Снова ее с головой захлестнула паника и снова она заставила себя подавить ее.
      – Куда бы ты хотел пойти?
      – Обратно по этой дороге, – он повернулся сам и повернул ее. Они пошли туда, откуда приезжали экипажи.
      Сзади них из «Лордс Дрим» раздавался смех. Где-то со звоном распахнулось на улицу окно. Теперь звуки доносились до них яснее. Кто-то наигрывал на мандолине популярную мелодию. Кто-то пел – не слишком хорошо – о горьких слезах и утраченных жемчугах. Мужской голос подпевал, перевирая слова.
      Вдруг Марию бросило в жар. Где-то за этими окнами скрывались те, кто избил Джоко. Не в других подобных заведениях, не в каких-нибудь подворотнях, а здесь. Предупреждение Герцогини ворвалось в круговорот ее мыслей. Наверное, они подошли очень близко к цели.
      Мария подняла лицо, чтобы заглянуть в окна этого дома. Ее сестра… ей показалось, что она чувствует ее поблизости.
      Они чуть не упали, когда Джоко споткнулся и потерял равновесие. С невнятными словами извинения он выровнялся и снова сосредоточился на задаче перестановки ног, одной вслед за другой. Пот струился по его лицу и вискам.
      И снова относительную тишину ледяной ночи взорвала мешанина звуков, исходящая от шумно развлекающихся людей.
      И наконец – когда Мария с Джоко были слишком далеко, чтобы услышать – пронзительный женский крик.
 
      Мария уложила Джоко на каменную скамейку на набережной Виктории.
      – Я найду кеб и отвезу тебя домой, – сказала она.
      – Нет, – он скорчился, укачивая левую руку, затем поднял лицо. При свете фонаря было видно, что оно жестоко избито – под обоими глазами красовались огромные синяки, на нижней челюсти вздулась шишка, с виска стекала темная струйка крови.
      – Ох, Джоко, – Мария опустилась рядом с ним на колени, протягивая к нему руку, но не смея дотронуться.
      Ему очень не хотелось, чтобы она смотрела на него сейчас. Он знал, что выглядит ужасно и боялся, что ей станет противно – леди плохо воспринимают подобные вещи. Когда он попытался отвернуться, она пальцами за подбородок повернула его лицо к себе.
      – Тебе нужен доктор.
      – О да, Рия. Они так и кишат вокруг, – Джоко безнадежно встряхнул головой и криво улыбнулся. – Вряд ли кто-то станет помогать мне. Кому я нужен?
      Мария взглянула в обе стороны вдоль набережной.
      – Мы можем пойти к моей хозяйке. Мы обратимся к ее доктору и вызовем полицию.
      – Нет, – повысил голос Джоко. Потрясение и усталость Марии перешли всякие границы.
      – На тебя же напали, – напомнила ему она. Ее голос дрожал от праведного гнева.
      Она снова заговорила с ним как пуританка, подумалось ему. Все леди такие.
      – У шлюх или еще Бог знает где, – продолжала Мария. – И это Лондон конца девятнадцатого века, времен королевы Виктории. Наш долг – известить об этом полицию.
      Джоко осторожно перевел дух и здоровой рукой погладил ее по щеке.
      – Меня избили легавые.
      – Что ты сказал? – она схватила его за руку. Он втянул голову в плечи:
      – Полицейские, бобби, проклятые полисмены. Это сделали они.
      В наступившем молчании было слышно, как волны Темзы плещутся о гранит. Откуда-то из тумана доносились звуки ссоры. Чьи-то хриплые голоса громко переругивались. Чтобы проверить, не задеты ли легкие, Джоко вдохнул поглубже, чем осмеливался дышать до сих пор. Боль была не такой сильной, как он опасался.
      Мария осторожно приложила его распухшие пальцы к своей щеке и спросила дрогнувшим голосом:
      – Полиция разбила тебе лицо? И сломала тебе ребро, а, может быть, и руку?
      – Верно. Чертовы педики.
      – Потому что они застали тебя в… веселом доме? – она с трудом подыскала оправдание его словам.
      – Ничего подобного, – фыркнул Джоко. – Нет. За то, что я задавал вопросы. – Его усилия сесть прямо закончились стоном. Правый бок, кажется, был еще хуже левого.
      – Но это же чудовищно!
      Он почувствовал, что Мария дрожит. Не нужно было говорить ей об этом. Но если в опасности он – значит, и она тоже. Ему захотелось обнять ее и успокоить ее страхи.
      В тумане на реке загудел предупреждающий судовой сигнал. Мария вскочила с колен и огляделась. Джоко увидел ее лицо, жемчужно-бледное, с темными кругами вокруг расширенных глаз. Он положил руку ей на плечо:
      – Рия, дела пошли так, что тебе лучше оставить меня.
      – Нет! – ее громкий возглас ошеломил их обоих, заставив понять, что до сих пор они говорили еле слышным шепотом. – Ни за что!
      От ее ответа у него потеплело на сердце.
      – Видишь ли, – стал настаивать он, – тебе лучше вернуться домой, там ты будешь в безопасности.
      – Меня могут арестовать, – возразила Мария. Джоко покачал головой:
      – За что? За то, что ты допоздна бродила по улицам? Нет, ты можешь пойти домой и сказать им, что не видела меня. Скажи им, что ты ничего не знаешь о том, что я посещал веселые дома.
      – Если тебя избили без причины, то меня могут точно так же арестовать.
      – Тебя вообще не арестуют. Тебя просто предупредят.
      Она уронила голову на руки:
      – Это все из-за того, что ты помогаешь мне найти сестру. Она всего лишь молодая девушка. Кому она так нужна? Кто ненавидит тебя так, что тебе даже сломали руку?
      Джоко попытался шевельнуться. Боль сделала его чертовски слабым. Немало времени потребуется, чтобы она прошла. Он почувствовал навертывающиеся на глаза слезы и мгновенно отвернулся, но ему показалось, что Мария успела увидеть их. Боже! Неужели он распустит перед ней нюни? Он осторожно сжал правую руку:
      – По-моему, она не сломана, – пробормотал он сквозь сжатые зубы. – Хотя они постарались.
      Мария дрожа съежилась перед ним. Он вдохнул холодный ночной воздух. Еще немного, и они закоченеют.
      – А как насчет Герцогини?
      – Что насчет нее?
      – Могу я отвести тебя туда?
      Джоко выпрямился, шокированный этой мыслью:
      – Господи, нет! Мы можем навести их на нее.
      – Ох, нет, – теперь уже Мария была шокирована. Она испуганно оглянулась. – Я н-не подумала об этом. Они следят за нами?
      – Может быть, – Джоко искоса взглянул сквозь туман. – Пожалуй, нет. Они пошли спать.
      Стуча зубами и дрожа всем телом от холода, она встряхнула его:
      – Черт тебя побери, скажи мне, что делать! Черт тебя побери! Я не знаю, что делать – так скажи мне, что я должна делать!
      Джоко взглянул в ее бледное лицо.
      – Я уже сказал, – ответил он наконец. – Оставь меня.
      – Нет! О, нет. Я не могу.
      Он бережно подтолкнул ее за плечи:
      – У тебя все будет хорошо. У тебя есть влиятельные знакомые. Если они проявят к тебе участие, требуй встречи с Ревиллом. Он мигом тебя выручит, а я просто исчезну.
      Джоко удивился тому, каким болезненным для него оказалось собственное предположение. Ему не хотелось исчезать из ее жизни. Каким бы несчастным в этот момент он ни был, каким бы опасным ни казалось его положение, ему нравились ее ласковые объятия, искренняя забота – начало того, что могло стать подлинным взаимным уважением, даже дружбой. Перед ним словно открылось окошко в другой мир, не похожий на тот, который он знал до сих пор. Ему не хотелось, чтобы это окошко наглухо захлопнулось.
      – Куда ты собираешься исчезнуть? – охрипшим голосом спросила Мария.
      Джоко пожал плечами. Хотелось бы ему взять свое предложение обратно.
      – Я знаю кое-какие норы.
      Это признание побудило ее к действию. Она выпрямилась:
      – Я отведу тебя туда.
      – Нет, – твердо сказал Джоко. Ни за что на свете он не допустит, чтобы она увидела, в какой убогой дыре он живет.
      – Почему нет? – Мария встала.
      – Эти места не подходят для леди.
      – Не меньше, чем улицы с веселыми домами, – напомнила ему она. – Я не могу отпустить тебя одного. Как ты будешь о себе заботиться? Ведь ты не сможешь даже умыться. Вдруг твоя рука сломана.
      – По-моему, она в порядке, – Джоко поднял руку, чтобы продемонстрировать это. От боли его затошнило.
      – Как ты сумеешь раздеться, приготовить себе еду? Если ты не позволяешь мне взять тебя к себе домой, я пойду к тебе.
      – Это слишком далеко, – простонал он.
      – Мы возьмем кеб, – Мария вихрем ухватилась за эту идею. Она быстро пошла по набережной к началу улицы, успев сказать ему на ходу: – Думаю, в том направлении мы сумеем найти кеб. Я уверена, что несколько минут назад слышала там стук копыт.
      – Это без разницы, – бросил он ей вдогонку. – Кебмены не ездят туда.
      Она тут же вернулась и схватила его за отвороты пальто:
      – Прекрати, Джоко Уолтон! Немедленно прекрати это! Где ты живешь?
      Он приблизил к ней лицо и выдавил ненавистное слово:
      – В Уайтчапеле.
      – Уайтчапел?! – Мария крепче вцепилась в его одежду. Она не могла скрыть потрясения в голосе, произнося название самого нищего района Лондона, находящегося в нескольких милях от места, где они стояли.
      Джоко кивнул:
      – Там есть множество укромных местечек.
      – Могу себе представить, – какой бы несведущей Мария ни была, даже она слышала об Уайтчапеле. – Но, несомненно, ты можешь жить в месте и получше.
      Джоко попытался оторвать ее от себя, злой и разочарованный от того, что она приняла свой прежний чопорный и поучающий тон:
      – О, мисс Торн, места там несколько суровые, зато нас не беспокоят легавые. Пташки и фраера живут там дружно.
      – Не называй их пташками, – выпалила она.
      – А кто они? – изумился Джоко.
      – Они – женщины. Девушки. Как моя сестра. И как я – теперь, – содрогнувшись, она встряхнула его за пальто. Ее голос звучал резко от страха и огорчения. Казалось, она вот-вот разрыдается.
      – Рия…
      – Не называй их пташками, – ткнув кулаками ему в грудь, она отстранилась от него. – Называй себя фраером, если тебе так хочется. Хотя не понимаю, зачем тебе звать себя так, если ты хочешь, чтобы я обходилась с тобой как с джентльменом. Подумайте об этом, мистер Уолтон.
      Мария подождала его ответа, но не дождалась. Повернувшись на каблуках, она зашагала вниз по набережной:
      – Я найду кеб.
      – Он ни за что не посадит нас, – крикнул Джоко вслед ее удаляющейся фигуре.
      – Посадит, – откликнулась она. – Если потребуется, я сама буду править лошадью.
 
      Мария все-таки нашла кеб, однако несмотря на все ее просьбы, на все обещания отдать все деньги, какие есть у нее в сумочке, ей удалось уговорить кебмена довезти их только до Бишопгейт Роуд. Там он высадил их и хлестнул лошадь, погоняя ее галопом в обратном направлении.
      Тем не менее, за время поездки они оба отдохнули и согрелись. Они уже шли довольно долго, пробираясь сквозь туман, как вдруг Мария тихонько взвизгнула.
      Бесформенная груда старого тряпья выползла из подворотни.
      – Кто это с тобой, Джоко?
      – Закрой пасть, Дикон, – огрызнулся сопровождающий Марию вор. – Ты что, ни разу не видел леди?
      – Так она – леди? – нищий наклонил голову набок и, прищурившись, всмотрелся сквозь туман. – Ясненько. – Опершись костяшками пальцев о землю, он подтащил себя поближе и встал у них на пути, с беспечной легкостью балансируя на обрубках бедер. – Как насчет пенни, леди? – протянул он руку. – Подайте калеке-ветерану.
      Джоко стрельнул глазами в Марию, которая покрепче ухватилась за его талию и спряталась за его спину.
      – Отстань от нее, Дикон, – Джоко повел Марию в обход нищего, но тот выставил корявую пятерню вбок, перегораживая им дорогу.
      – Один пенни, – заныл он. – Один паршивый фартинг…
      Мария полезла в сумочку, но Джоко крепко схватил ее за руку:
      – Ну его. Он обманщик.
      – Наглое вранье! – завопил нищий. – Я потерял ногу, сражаясь за эту шлюху королеву.
      Джоко потянул Марию налево, а затем вильнул направо, опередив кинувшегося за ними Дикона.
      За их спинами раздался взрыв проклятий. Джоко почувствовал, что Мария дрожит и задыхается от страха. Ее пальцы накрепко вцепились в рубашку под его пальто, лицо уткнулось в его плечо. По крайней мере, она не упала в обморок.
      Не успел он подумать это, она подняла к нему лицо:
      – Почему ты не позволил мне дать ему денег?
      – Я же сказал тебе, он – обманщик.
      – Почему обманщик? У него же нет ног.
      – Верно. Он потерял их, когда охранник вышвырнул его с кучерского сиденья и он попал под колеса.
      – Ох, бедняга.
      – Он пытался ограбить эту карету.
      – Ох…
      – И не думай, что теперь он переживает о своих прошлых ошибках. На него работает целая куча мальчишек, на которых он наживается куда больше, чем попрошайничеством на дорогах. Он мог бы запросто убить нас обоих, если бы захотел. Это изрядный негодяй.
      Мария замолчала и прислонилась головой к его плечу. Джоко услышал, как ее сердце бьется рядом с его сердцем. Несколько минут она тяжело дышала. Она, наверное, была измучена, но он не мог помочь ей. Он сам едва держался на ногах.
      Ухватившись друг за дружку, они побрели сквозь туман. Иногда они спотыкались, подворачивая лодыжки о предательски торчащие камни мостовой, иногда забредали в зловонные лужи, чувствуя, как невообразимая мерзость затекает им за подошвы.
      Раз или два они натыкались на оборванные фигуры, казалось, не обращавшие на них внимания. Глухая тишина вокруг них нарушалась то глухим стуком, то кашлем, то истошным криком.
      Иногда, кружа по извилистым улочкам, они набредали на свет, вырывающийся из открытой двери, откуда доносились пьяные голоса. Короткий взгляд внутрь обнаруживал публичный дом с несколькими подвыпившими посетителями. Затем они заходили за угол, а свет и звуки исчезали в вечно висящем здесь тумане.
      – Нам еще далеко?
      – Не очень.
      – Как ты это узнаешь? – выдохнула Мария. – Здесь же все одинаковое. Мы можем быть где угодно.
      Джоко не ответил. Еще поворот, полдюжины скользких ступенек вверх, в проход такой узкий, что Мария была вынуждена идти позади Джоко. Наконец они подошли к двери, и Джоко потянулся к щеколде:
      – Извини, – прошептал он, – не нужно бы тебе появляться здесь.
      Дверь со скрипом открылась.
      Мария вцепилась в Джоко так крепко, что ему стало трудно дышать. Положительным моментом в ее хватке было только то, что его поврежденные ребра получили поддержку.
      – Это ты здесь живешь? – слабым голосом спросила она. Было слышно, как стучат ее зубы.
      Сделав три шага по комнате, Джоко подошел к столу. Вопреки давней привычке он нашел свечу в подсвечнике, а рядом с ней – спички. Обычно он предпочитал темноту. Установив подсвечник, он чиркнул спичкой.
      Мария замигала от света. Джоко наблюдал за ее лицом, пока она оглядывалась вокруг. К его боли добавилось смущение. Он отдал бы все, что имел, всю свою драгоценную мелочь, лишь бы скрыть от нее это.
      Стол меньше ярда в поперечнике, пара разных стульев, крохотная двустворчатая тумбочка, гвозди для одежды в стене, соломенный тюфяк на полу. И больше ничего, совсем ничего.
      Полный недоумения взгляд Марии вернулся на его лицо.
      – Сними пальто, – это были ее единственные слова.
      Джоко послушно начал расстегивать пуговицы. Мария отвела его руки в стороны и сделала это за него. Затем, зайдя ему за спину, она стащила тяжелое пальто с его плеч.
      – Здесь можно как-нибудь согреть воду? Джоко почувствовал, что его лицо загорелось.
      – Воды нет.
      – Как нет?
      – Нет воды, – повторил он громче. Мария беспомощно огляделась вокруг. В тени тумбочки ее глаза наткнулись на ведро.
      – Здесь поблизости, за углом, есть колонка, – пояснил Джоко. – Но тебе нельзя туда идти.
      Мария вздернула подбородок, словно собираясь возражать.
      – Ты не сумеешь найти ее в тумане, – сказал он.
      После этих слов она бессильно опустилась на стул. Пару минут они смотрели друг на друга. Мария ужасно боялась, что выглядит не лучше Джоко, если не считать крови. Его явно чем-то ударили сбоку по голове. Две струйки крови резко выделялись на его щеке, светлые волосы с одной стороны лица были взлохмачены. Еще один синяк вспух на его челюсти. Но самым ужасным было то, как он сгорбился всем телом.
      – Что нам делать с твоей рукой?
      Джоко приподнял руку на пару дюймов. Его лицо побледнело от напряжения, по лбу потек пот.
      – Видишь – она, кажется, не сломана.
      – Пожалуйста, не надо.
      – Чего?
      – Не храбрись. Тебя ранили, и все это из-за меня.
      Он нагнулся, чтобы снять ботинки. Они, казалось, приросли к его ногам. Вдруг Мария опустилась перед ним на колени и стала развязывать шнурки.
      – Отойди, – раздраженно крикнул он. Мария подняла на него взгляд. При свете свечи ее бледное лицо с обведенными темными кругами глазами, с потрескавшимися губами выглядело некрасивым. Ее потемневшие от сырости волосы беспорядочно свисали вдоль лица.
      – Я помогу тебе разуться, а потом уложу тебя на тюфяк. Утром я найду колонку.
      – Утром… – Джоко не смог продолжать. Его голова закружилась, по телу прошла волна слабости. Он покачнулся на стуле.
      Мария подхватила его и довела до тюфяка. Он со вздохом улегся на жесткой подстилке. Мария подсунула ему под голову единственную подушку и сняла с него ботинки. У него было два одеяла. Она укрыла ими Джоко и взяла его пальто, чтобы накинуть себе на плечи.
      – Иди сюда, – его шепот был таким тихим, что она наклонилась, чтобы получше его расслышать.
      – Я завернусь в твое пальто и посижу на стуле.
      – Нет, – его голова повернулась на подушке. – Со мной.
      – Ты ранен, – возразила Мария. – Здесь нет места.
      – Я подвинусь.
      – Тюфяк узкий…
      – Я привык к нему, – Джоко протянул к ней здоровую руку. – Пожалуйста, согрей меня.
      Мария задула свечу. Комната немедленно погрузилась в кромешную тьму.
      – Иди сюда, – позвал Джоко. – Иди на голос.
      – А вдруг я споткнусь о тебя?
      – Тогда ты обнаружишь, где я лежу, – хмыкнул он.
      Он услышал, как Мария пробирается по полу. Коснувшись тюфяка, она опустилась на колени. Очень осторожно, стараясь не задеть Джоко, она пристроилась на краешке тюфяка, почти сползая на пол. Она натянула одеяла повыше на плечи Джоко.
      – Двигайся ближе ко мне, – пробормотал он, дыша у нее над ухом.
      – Я задену тебя.
      – Я это выдержу. Чего я не выдержу, так это спать, не обнимая тебя, такую теплую и мягкую.
      Она выдохнула сквозь сжатые зубы и послушно придвинулась к нему.
      – Двигай ближе.
      – Ты же говорил, что очень сильно ранен?
      – Я ранен, Рия, но не убит, – он вытащил из-под головы подушку и попытался пристроить ее Марии под голову.
      Мария приютилась у его груди, положив голову на его плечо.
      – Если я сделаю тебе больно, сразу же отодвинь меня, – с этими словами она провалилась в глубокий сон.
      Вздрагивая избитым телом, Джоко лежал без сна и вслушивался в ее дыхание. Он, кажется, попал в переделку, но не в ту, о которой предполагала Мария Торн. Она считала, что его главная проблема – полиция.
      Однако он не слишком переживал из-за того, что они его побили. Прежде ему доставалось и похуже. Он был слишком мелок, незначителен для того, чтобы они пришли за ним. Они не питали к нему злобы – просто это была их работа.
      Что же касается Тилли, Джека Ронси и всего этого племени сутенеров и поставщиков развлечений, то все они быстро гневались, но и быстро забывали свой гнев.
      Нет, переделка, в которую он попал, была неожиданной и непрошенной, от нее не было спасения.
      Джоко наклонил голову на дюйм вперед. Его губы коснулись волос Марии. Спутанные и растрепанные, ее волосы все-таки были мягче шелка. Они пахли чистотой и хорошим мылом.
 
      Обитатели Уайтчапела, бродяги и нищие, взлелеяли для себя миф. Об этом они судачили, за это они пили холодными ночами в мрачных притонах. Ссылаясь на это, они утешали тех, кто начинал роптать. Об этом они вспоминали, когда мимо них проезжали важные господа в роскошных каретах, а честные торговцы прогоняли их от своих дверей.
      Они считали, что под внешним лоском и приятными манерами богачей скрываются зачастую порочные и мелкие душонки, что леди и джентльмены по своей сути так же ничтожны, как и они сами. Только по воле случая Виктория родилась королевой, а Нельсон был возведен в ранг героя. И потому поднимали тосты «За удачу!»
      «Заберите у них богатые особняки да ссадите их с породистых лошадей, вот тогда и увидите, как слетит с них вся эта мишура», – говорили бродяги и нищие.
      Теперь Джоко в это не верил.
      Леди в его объятиях была не в своем особняке и не на породистой лошади, но все же она оставалась леди, оставалась такой же отважной и преданной. Она опустилась перед ним на колени, чтобы снять с него ботинки, хотя он был недостоин целовать ее туфли. Она обходилась с ним как со светским щеголем, хотя была в десять раз лучше его, и пусть он провалится в ад, если теперь будет вести себя не как светский щеголь.
      Перед ним встала нравственная дилемма, первая в его короткой жизни. Она была небесами – небесами, которых он даже не мечтал достигнуть. Он предвидел простирающуюся перед ним одинокую жизнь.
      Чтоб пусто было Ревиллу, втянувшему его в это дело! Джоко был обыкновенным, легкомысленным, беспечным вором, срезавшим кошельки или обиравшим квартиры. Теперь его сердце ныло, отягощенное ответственностью и заботой.
      Он прижался губами к волосам Марии. Она что-то пробормотала и зашевелилась во сне.
      Боже! Как же он влип!
      Он влюбился в нее.

Глава десятая

      – Лорд Монтегю?
      – Гермиона, дорогая моя. Ты выглядишь прекрасно, как всегда, – он с искренней теплотой улыбнулся и низко поклонился стоящей перед ним пышной даме.
      – Спасибо. – Леди Гермиона была одета в малиновое атласное платье новомодного покроя, с огромным турнюром сзади и облаком кружевных рюшей, обрамлявших ее пышные белые плечи. Ее черные как ночь волосы были искусно уложены в прическу-помпадур высотой дюймов в шесть. С приветливой улыбкой она протянула ему руку в черной перчатке.
      Она смотрела на лорда Монтегю, пока тот обозревал комнату за ее спиной, но вдруг уголки ее малиновых губ дрогнули – позади него она увидела высокую фигуру молодого человека. Леди Гермиона напряглась всем телом, улыбка исчезла с ее лица, словно по нему пробежала тень.
      Лорд Монтегю проследил за ее взглядом, и его улыбка стала шире.
      – Джордж, не будь увальнем, подойди сюда. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
      Замешкавшись под аркой, Джордж Монтегю остался стоять там, высокий и угловатый, его большие ладони неловко свисали из-под белых полотняных манжет. Он был на полголовы выше своего отца, его светлые волосы беспорядочно падали на лоб. Нервным движением, превратившимся в отрицательный жест, он отбросил их назад. Его холодные серые глаза, словно удар хлыста, скользнули по женщине.
      – Терри… – леди Гермиона запнулась. – Лорд Монтегю, вы привели сюда сына, – она в смятении взглянула на отпрыска Монтегю, не зная, как скрыть набеленное лицо, ярко накрашенные губы и щеки, кричащую одежду. Они недвусмысленно говорили о ее занятии, которого юный Джордж явно не одобрял.
      Хмыкнув, лорд Монтегю схватил сына за руку и потащил в главный салон.
      – Удивлена? – спросил он ее. – А могла бы и не удивляться. Он уже совсем взрослый. – Он заставил юношу сделать еще шаг. – Он просто стесняется.
      И женщина, и молодой человек с отвращением взглянули на него.
      – Сегодня будет твоя ночь, мой мальчик, – продолжал отец. Ничего не заметив, он похлопал сына по спине, изображая сердечность. – Тебе пора становиться мужчиной. Эта леди знает, как это делается. Леди Гермиона, это мой сын Джордж.
      В ледяном молчании, наступившем за этими словами, содержательница борделя оглядела фигуру и лицо молодого человека. Когда их взгляды встретились, он свирепо сверкнул глазами. Леди Гермиона торопливо отвернулась и безуспешно попыталась прокашляться. Ее голос сорвался, когда она окликнула, чтобы подали шампанское.
      – Очень кстати, – согласился Теренс. – Но не слишком много – молодо-зелено, знаешь ли. Может не встать.
      Лицо Джорджа стало кирпично-красным. Его руки сжались в кулаки.
      – Юника, – леди Гермиона подошла к молодой женщине в переднике с белыми оборочками. Она могла бы оказаться просто горничной, если бы на ее черном платье не было такого шокирующе-глубокого выреза. Широко улыбаясь, она приблизилась к новым гостям с подносом, на котором стояли наполненные фужеры. С особо вызывающим движением она, глубоко вздохнув, подала шампанское Джорджу.
      Вместо того, чтобы заглядеться на ее грудь, Джордж взглянул ей в глаза. Их жесткий, настороженный блеск показался ему отталкивающим. Его хмурое лицо помрачнело еще больше. Он попытался что-то сказать, но не смог, и на его лице только напряженно заходили желваки. Оглядев через плечо Юники просторный салон, он с трудом перевел дух.
      На стенах панели красного цвета чередовались с панелями, на которых были изображены розовые обнаженные тела, мужские и женские, в объятиях страсти. Под этими рисунками на плюшевых диванах и креслах артистично расселась дюжина женщин. Все они были в различной степени deshabille – белые груди, руки, ноги были выставлены напоказ из-под шелкового белья и кружев. Одна из них, задрапированная в совершенно прозрачные шелка нежного оттенка, наигрывала на гитаре протяжную мелодию. Жар, идущий не менее чем от трех каминов, создавал в салоне духоту.
      «Горничная» вразвалочку отошла, открывая на всеобщее обозрение белые икры, от черного кружева, окаймляющего нижний край ее панталон, до черных ботинок, доходящих до середины икр. Материал, составляющий переднюю часть ее юбки, сзади был собран в огромный черный атласный турнюр, шелестевший при каждом шаге ее чувственной походки.
      Глаза Джорджа широко раскрылись. Краска на его щеках стала еще гуще.
      – Высматриваешь, кто тебе особенно приглянется, мой мальчик? – Теренс фамильярно положил руку на плечи Гермионе.
      – Терри, пожалуйста… – вопреки обыкновению она попыталась выбраться из-под его руки, но он не заметил этого.
      Вместо этого он похотливо подмигнул и рассмеялся:
      – Сегодня твой выбор, мой мальчик. Сегодня ты должен быть доволен.
      Молодой человек возмущенно уставился на них обоих. Шлюха и распутник. До него начинало доходить, насколько он не похож ни по вкусам, ни по характеру на отца, привычки которого плохо знал.
      Как большинство джентльменов его круга, лорд Монтегю не занимался воспитанием своего сына, переложив это ответственное дело на плечи других людей. Благодаря шотландской няне – пресвитерианке, молившейся суровому, но всепрощающему Богу – Джордж был воспитан в строгих моральных устоях. Его школьное воспитание соответствовало скорее Нетер Стоу, чем Итону или Харроу.
      В итоге Джордж сейчас смотрел на отца как на чудовище. В смущении и отвращении он опустил глаза, сосредоточившись на пузырьках, поднимающихся со дна бокала шампанского.
      Теренс раздраженно пожал плечами. Он наклонился к уху Гермионы:
      – Моя… хм… протеже прибыла благополучно? Она кивнула.
      – Цела и здорова, но очень несчастна. Он сделал большой глоток шампанского.
      – Это пройдет, – Теренс предвкушающе улыбнулся. – Я не могу ждать, когда ее настроение изменится. Покажи, где ты ее поместила. – Обернувшись к сыну, он похлопал юношу по плечу. – Давай, мой мальчик, повеселись. Узнай, что такое женщина.
      Вдруг Гермиона переменилась в лице и высвободилась из-под руки Теренса. К несчастью, она не успела остановить Кэйт.
      – Лорд Монтегю, – громко обратилась к нему девица в черном. – Добро пожаловать в «Лордс Дрим».
      Лорд Монтегю остолбенел. Его глаза предостерегающе блеснули, скользнув по хрупкой фигуре и безупречной коже, вызывающе белой по контрасту с угольно-черным атласом и кружевом.
      – Кто это? – обратился он с вопросом к Гермионе.
      Хозяйка борделя закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.
      – Одна из девушек. Не обращайте…
      – На самом деле я – нечто другое, – Кэйт встряхнула головой, потревожив густые черные волосы, каскадом спускающиеся по ее спине. – Меня зовут Геката, мой лорд. Знаете – так звали ведьму. Но я взяла себе имя Кэйт. Еще шампанского, Юника. Сегодня торжественный вечер.