– Мария…
      – Джоко.
      Он заключил ее в объятия, его рука, утонув в ее волосах, опустилась ей на шею. Их губы соприкоснулись, поцелуй длился и длился нескончаемо. От счастья он опьянел, у него закружилась голова и его охватило пламя страсти. На мгновение их уста разомкнулись, и в этот миг он снова прошептал ее имя.
      – Не говори ничего, – прошептала она в ответ.
 
      Обитатели Уайтчапела, бродяги и нищие, взлелеяли для себя миф. Об этом они судачили, за это они пили холодными ночами в мрачных притонах. Ссылаясь на это, они утешали тех, кто начинал роптать. Об этом они вспоминали, когда мимо них проезжали важные господа в роскошных каретах, а честные торговцы прогоняли их от своих дверей.
      Они считали, что под внешним лоском и приятными манерами богачей скрываются зачастую порочные и мелкие душонки, что леди и джентльмены по своей сути так же ничтожны, как и они сами. Только по воле случая Виктория родилась королевой, а Нельсон был возведен в ранг героя. И потому поднимали тосты «За удачу!»
      Теперь этот миф был развенчан. Джоко держал в объятиях леди… и она была не такой, как другие женщины, которых он знал. Совсем не такой.
      Она была небесами – небесами, которых он и не надеялся достичь. Но когда он коснулся устами ее щеки, ее губы снова стали искать его рот. И тогда он понял…
      Он понял, что любит ее.

      – Осторожно, мисс Торн, вы можете упасть. Мелисса вздрогнула не столько оттого, что ее напугал этот хриплый голос, внезапно прозвучавший прямо у нее за спиной, сколько потому, что цепкие руки схватили ее за икры. Она покачнулась и почувствовала, что сейчас упадет с приставной лестницы. Выронив из рук увесистый том в кожаном переплете – «Анабасис» Ксенофонта, Мелисса стала отчаянно хвататься руками за книжную полку, но удержаться все равно не смогла.
      Закричав от страха, Мелисса стала падать на своего хозяина.
      Лорд Теренс Монтегю, увернувшись от ее размахивающих рук, подхватил ее за пояс платья. Платье на талии с треском разорвалось, а пуговица на поясе отскочила. Он что-то прохрипел, когда ее пятка ударилась ему в голень.
      Мелисса снова вскрикнула, когда они приземлились на стоящий поблизости пухлый диван.
      – О Господи!
      – Я же предупреждал тебя, – в голосе лорда Монтегю, потиравшего ушибленную голень, сквозила досада.
      Придя в себя, Мелисса первым делом провела рукой по волосам. К счастью, прическа не пострадала – волосы по-прежнему были аккуратно уложены в пучок. Затем она быстрым взглядом окинула юбку. На пояс можно было пришить и другую пуговицу, но сама юбка была безнадежно испорчена и вряд ли ее можно будет починить. На плотной черной шерстяной сарже образовалась рваная дыра в целых четыре дюйма.
      Вид нижней юбки, просвечивающей сквозь разрыв, привел девушку в смущение, ее щеки зарделись. Мелисса прикрыла дыру рукой.
      Лорд Монтегю кашлянул за ее спиной:
      – Я же предупреждал тебя.
      Она возмущенно взглянула на него.
      – Вы меня напугали.
      – Ты чуть не разбилась, моя дорогая, – настаивал лорд Монтегю. Его взгляд скользнул по ее юбке. – Ох, ты же порвала платье. Дай-ка, я посмотрю, – он отвел ее ладонь и просунул свои пальцы в дыру. – Кажется, дело совсем плохо.
      У Мелиссы от изумления перехватило дыхание, когда его пальцы стали шарить по ее талии. Она попыталась подняться на ноги, но его рука прижала ее к дивану. Мелисса испуганно взглянула на своего хозяина – может быть, ей просто мерещится, что он ее не отпускает?
      Он любезно улыбался ей:
      – Тебе повезло, что я оказался рядом и поймал тебя.
      Мелисса схватилась рукой за подлокотник дивана и снова попыталась встать.
      – Тебе не нужно вставать, моя дорогая, – пробормотал лорд Монтегю. – Тебе требуется некоторое время, чтобы прийти в себя.
      Щеки Мелиссы залила краска. Она никогда не могла представить себе ничего подобного и снова подумала, что ей показалось, но нет – его рука беззастенчиво шарила у нее под одеждой.
      – Лорд Монтегю…
      – Если бы я не подоспел вовремя, ты могла бы упасть и покалечиться, – он опустил другую руку на спинку дивана и теперь имел возможность обнимать Мелиссу за плечи.
      Она стала отталкивать его, пытаясь все-таки подняться с дивана, но лорд Монтегю снова удержал ее.
      – Мелисса… – хриплым голосом сказал он. Уже вся его ладонь скрылась в дыре, и даже через ткань нижней юбки Мелисса чувствовала жар его руки. Его пальцы скользнули вверх по ее корсету. Из-за того, что пуговица на поясе оторвалась, его рука беспрепятственно подобралась к груди Мелиссы.
      – Лорд Монтегю!
      – Дорогая… – Мелисса почувствовала его дыхание на своей щеке. – Мне было бы очень жаль, если бы ты поранилась.
      Мелисса извернулась и пристально взглянула ему в лицо. Она отчетливо видела каждую пору его кожи, каждый волосок на его подбородке, каждую морщинку в уголках его глаз, и все это было до жути близко. Толстая нижняя губа раскрасневшегося лорда Монтегю под тщательно причесанными и навощенными усами была мокрой и противной.
      Девушка схватила его за руку и попыталась вытащить ее из-под платья.
      – Лорд Монтегю! Отпустите меня!
      Вместо ответа тот так сильно сжал ее грудь, что Мелиссе стало больно. Он вытянул шею и раскрыл рот для поцелуя, пытаясь дотянуться до ее губ.
      – Дорогая…
      – Перестаньте! Не надо! Лорд Мон…
      Лорд Монтегю, впившись в ее губы, не дал ей договорить. Он стиснул Мелиссу в объятиях и, навалившись всем телом, прижал ее к спинке дивана. Ей было так тяжело, что она не могла вздохнуть. Его рука по-прежнему сжимала ее грудь, а рот присосался к ее губам. Девушка сомкнула рот и сжала зубы, колотя ногами по ковру, покрывавшему пол.
      Наконец лорд Монтегю чуть отодвинулся от нее, его глаза горели.
      – Ты не могла не заметить, как я тобой восхищаюсь.
      – Не надо, – прошептала Мелисса. – Прошу вас, отпустите меня.
      – Ты – просто чудо, – он еще раз поцеловал ее, снова до боли сжав ее грудь. – Ты так добра с моими детьми, так любезна.
      – Перестаньте, – простонала девушка. – Вы делаете мне больно.
      Лорд Монтегю что-то буркнул и опять навалился на Мелиссу всем своим весом, обхватив ее рукой за плечи.
      – Вы делаете мне больно! – Мелисса широко открыла глаза и увидела перед собой мерзкое багрово-красное лицо. На крыльях торчащего носа выступала противная паутина мелких лиловых вен, дряблая кожа щек отвисла. Лорд Монтегю тяжело дышал.
      – Лорд М-Монтегю?
      – Какая ты прелесть, Мелисса, – он снова сдавил ее грудь. – Разве тебе больно?
      Она набрала воздуха в легкие и потребовала тоном, не допускающим возражений, каким гувернантка приказывает детям:
      – Немедленно отпустите меня.
      Лорд Монтегю хмыкнул и прижался губами к ее шее.
      – Ты восхитительна, просто восхитительна. Так молода, так красива.
      Одна рука Мелиссы была зажата между их телами. Уже не обращая внимания на боль в плече, Мелисса другой рукой стала бить его сверху по спине. Она колотила его изо всех сил, но на лорда Монтегю это никак не действовало. Тогда она перестала попусту стучать ногами по полу, и, согнув колено, пнула его пяткой в бедро.
      Лорд Монтегю поднял голову. Он улыбался, его желтые зубы оскалились:
      – Чертовочка!
      Девушка размахнулась и ударила его кулаком прямо в глаз.
      – Ой! – он сел, закрыв глаз ладонью.
      Мелисса рванулась с дивана. Ее юбка снова затрещала, но девушка вцепилась в нее обеими руками и, сползая на пол, все-таки вытащила ее из-под лорда Монтегю. Оказавшись на четвереньках, она оперлась о ступеньку приставной лестницы и поднялась на ноги.
      Мелисса оглянулась: лорд Монтегю сидел, откинувшись на спинку дивана, и прикрывал рукой поврежденный глаз. Однако он улыбался:
      – Превосходно, – бормотал он, – превосходно. Такая горячая, пылкая.
      Мелиссе очень хотелось рвануться к двери, но у нее не было сил. Она вся дрожала и, вцепившись в лестницу, едва держалась на ногах.
      – Лорд Монтегю, я гувернантка ваших дочерей.
      Тот убрал ладонь с глаза, потрогал синяк и поморгал. Убедившись, что сам глаз не пострадал, лорд Монтегю широко улыбнулся. Он засунул руку под сюртук и поправил брюки.
      – Не совсем так, моя дорогая. Тебя наняли, чтобы ты всего лишь помогала по хозяйству и присматривала за маленькими озорницами.
      Мелисса с ужасом посмотрела на дверь. Дети что, если они увидят? Или их мать? Девушка содрогнулась:
      – Ваша жена…
      – …ничего не сможет с этим поделать, – небрежным движением руки он пригладил жидкие седые волосы, которые кое-где еще сохранили свой естественный цвет. – Клариса – прелестная женщина из превосходной семьи. Она родила мне двух дочерей. Это также можно отнести к ее достоинствам, потому что теперь право Джорджа на наследство неоспоримо, ведь он мой единственный сын.
      – Она же ваша жена.
      – Да, действительно, но она – леди.
      – И я леди.
      Мелисса еще дрожала, но уже твердо держалась на ногах. Чтобы убедиться в этом, она оперлась сначала на одну, потом на другую ногу. Подол платья колыхнулся, открыв рваную дыру, сквозь которую снова показалась нижняя юбка. Девушка одной рукой выпустила лестницу и вновь прикрыла это место рукой.
      Лорд Монтегю сочувственно взглянул на Мелиссу.
      – Мне жаль, что у тебя изорвалось платье. Тебе придется пойти в свою комнату и переодеться. Если повезет, тебя никто не заметит на лестнице.
      Мелисса даже застонала про себя от смущения. Как же она забыла? Слуги, они обязательно все узнают. Пойдут сплетни, и ее репутация будет погублена навеки.
      Словно радуясь замешательству Мелиссы, ее хозяин снова поправил на себе одежду и закинул ногу на ногу.
      – А теперь, дорогая, давай немного поговорим.
      Не удостоив его ответом, Мелисса обогнула лестницу, подошла к книжным полкам и прислонилась к ним спиной.
      Лорд Монтегю открыл стоящую перед ним на столе коробку с сигарами и довольно улыбнулся.
      – Вижу, ты все еще переживаешь из-за платья. Не беспокойся. Если слуги будут спрашивать, – он заглянул в коробку и взял сигару, – скажи, что ты упала. В конце концов, это правда. И не волнуйся. Обещаю, что куплю тебе дюжину новых платьев.
      Мелисса выпрямилась.
      – Лорд Монтегю, я должна оставить работу у вас.
      Держа в зубах сигару, он поднялся и направился к ней. Она шарахнулась от него, словно от огня, и попятилась назад.
      – Будь уверена, тебе не придется больше работать, – он коснулся рукой ее щеки. Девушка не сознавала, что плачет, пока его палец не смахнул с ее лица слезу. – Ты прекрасна. Ты прекрасна, когда плачешь. У многих женщин от слез краснеют глаза и опухает лицо.
      Мелисса хотела увернуться, но он схватил ее за руку.
      – Мелисса, наш разговор еще не закончен.
      – Мне… мне не о чем с вами говорить. Монтегю придавил ее к книжному шкафу, низ его живота прижался к ее бедрам.
      – Дорогая, я хочу тебя. Ты будешь способной ученицей. Ты и представить себе не можешь, какое удовольствие познает твое тело, когда ты научишься давать мне все то, чего не может дать Клариса.
      Мелисса чуть не зажала себе нос, потому что ей было противно гнилое дыхание Монтегю. Кровоподтек под его левым глазом с каждой минутой становился заметнее.
      – Оставьте меня в покое! Улыбаясь, он еще сильнее сжал ее руку.
      – Оставлю, как только ты меня поцелуешь. Девушка, отведя ногу назад, изо всех сил пнула его в голень.
      Лорд Монтегю, выругавшись, отпустил ее и отскочил назад. Мелисса вдобавок толкнула его в грудь, и он растянулся на полу. Она перепрыгнула через него и стремглав побежала к двери.
      Дверь была заперта, но, к счастью, Монтегю оставил ключ в замочной скважине. Мелисса, повернув голову, чтобы наблюдать за ним, дрожащими руками стала отпирать дверь. Тот с проклятиями корчился на ковре, схватившись руками за больную ногу. Девушка повернула ключ и, распахнув дверь, выбежала в коридор.
      На едином дыхании она добежала до своей комнаты и захлопнула за собой дверь.
 
      Монтегю встал на ноги и проковылял к столу. Он опустился на стул и задрал штанину. Черт бы ее побрал! На голени вырастала шишка, грозившая стать размером с гусиное яйцо. В одном месте от удара была разодрана кожа. Приглядевшись, он заметил тонкую струйку крови, текущую из ссадины, и мрачно улыбнулся.
      Какое наслаждение она сможет доставить! Он потрогал синяк под глазом. Это будет трудно объяснить. Время было слишком позднее, чтобы сказать жене, будто его случайно хлестнула ветка дерева во время утренней верховой прогулки. Выдвигая ящик стола и вынимая оттуда писчую бумагу, он размышлял о других возможных оправданиях.
      Можно сказать, что он налетел на дверь. В своем собственном доме? Монтегю даже передернуло. Это выставит его полным идиотом.
      Нужно было вовремя уворачиваться от удара, тогда не пришлось бы искать оправдание. Что же делать?
      Все можно объяснить тем, что ему на голову упала книга. Монтегю взглянул на лежащую на полу раскрытую книгу в кожаном переплете. Усмехнувшись, он поднял ее и захлопнул. «Анабасис» Ксенофонта. Зачем, интересно, хорошенькой молодой девушке утомлять себя такими вещами? Вероятно, готовилась к уроку истории с маленькими проказницами. А, может быть, она полезла туда совсем не за этой книгой, но это неважно. Том достаточно увесистый для того, чтобы поставить такой синяк.
      Он повернул книгу корешком к себе и безжалостно рванул переплет. В тишине комнаты послышался треск засохшего клея и разрываемых ниток. Посмотрев на дверь, Монтегю бросил истерзанную книгу рядом с лестницей, туда, где она лежала раньше. Несколько листов, выпавших из него, валялось рядом.
      Монтегю кивнул. На его лице появилась широкая довольная улыбка. Он погладил усы, положил перед собой чистый лист бумаги и, обмакнув перо в чернильницу, начал писать.
      Минуты две спустя он сложил лист вдвое и написал в центре фамилию и адрес: Миссис Гермионе Бьюфорти, Кингсвей-Мьюз 27, Лондон.
      Он долго глядел на это имя. Выражение его лица смягчилось.
      Гермионе. Да, так будет лучше всего. Мелисса Торн слишком красива для краткосрочной связи. Он предвкушал недели, даже месяцы наслаждения с ней, а связь в Брирфилде оборвется слишком быстро. Подобными делами неловко заниматься дома, при жене и детях. Кроме того, их невозможно скрыть от прислуги.
      Да, Гермиона – это разумное, удобное решение.
      Лорд Монтегю сунул послание в карман своего сюртука и пошел искать посыльного, чтобы тот отнес его на железнодорожную станцию, откуда его незамедлительно отправят телеграммой.
 
      Мелисса Торн захлопнула дверь своей спальни и прижалась к ней ухом, дрожа от страха. Ей действительно слышатся шаги на лестнице, или это так громко бьется ее сердце? Тщетно пыталась она найти ключ от своей комнаты. В замке его не было. Девушка опустилась на колени и заглянула в зияющую дыру замочной скважины. Почему она раньше не обращала внимания на то, что у нее нет ключа?
      Потому что до сих пор она никогда не запирала дверь. Ее спальня находилась на четвертом этаже в восточном крыле, далеко от основной части дома, даже дальше, чем классная комната и детская. Эта комната всегда казалась ей такой милой, такой уютной. Теперь Мелиссу бросало здесь в дрожь.
      Он может прийти к ней, и никто ничего не услышит.
      Мелисса вскочила на ноги и осмотрелась по сторонам. Низенькая кровать на колесиках, прикроватный столик, лампа, стул, комод. Комод! Она ухватилась за его углы. Он был небольшой, но до сих пор ей его вполне хватало. Мелисса уперлась в него плечом и с пугающей легкостью передвинула к двери. Он вряд ли может стать для кого-нибудь серьезной преградой, и уж, конечно, не для лорда Монтегю, но это хоть какая-то защита. Комод может с грохотом упасть, и, возможно, кто-нибудь да услышит шум.
      Тяжело дыша, девушка прислонилась к комоду, в ее горле застрял ком. Она взглянула на дверь, ведущую в класс.
      – О Боже!
      Любящему отцу, приходящему проведать своих детей перед сном, вполне может прийти в голову мысль проведать заодно и свою гувернантку – через дверь из детской, ведущую в класс, а затем через другую, ведущую в ее спальню. Ни одна из этих дверей не запиралась.
      Мелисса упала духом. Больше у нее не было никакой мебели, чтобы загородить путь.
      Обезумев от жутких мыслей, Мелисса снова прижалась ухом к двери – не скрипнула ли там половица? Ей нельзя здесь спать. Ее комната, всегда такая теплая и удобная, превратилась в самое кошмарное место на земле. Он может прийти к ней в любой момент, когда только ему вздумается, а она не посмеет ни закричать, ни сопротивляться. Лорда Монтегю скандал не затронет, а ее – погубит.
      Девушка потерла руки. Они болели. Все ее тело болело, она, наверное, ушиблась, когда упала с лестницы. Точнее, когда он стащил ее с лестницы, горько поправила себя Мелисса. Ей страстно хотелось улечься в горячую ванну, а затем в теплую постель, и уснуть.
      Мелисса на секунду задремала, но, вздрогнув, тут же проснулась. Она боялась даже раздеваться. Накинув на плечи шаль, девушка уселась в кресло и решила провести так всю ночь.
      – Клариса, дорогая, я много размышлял над этим вопросом и решил, что девочкам нужна другая гувернантка.
      Маленькие белые руки жены, занятые плетением кружев, замерли. Она взглянула на лорда Монтегю поверх очков в золотой оправе.
      – Почему, лорд Монтегю? Он прокашлялся.
      – Ну, по-моему, причина ясна. Они стали старше, им нужен более знающий преподаватель. Не могут же они учиться только рисованию акварелью и маслом.
      Жена выпустила вязанье из рук на колени и поправила очки.
      – Но ведь Бетани только шесть лет, а Джульетте – четыре. Мелисса учит их буквам и читать по слогам. Чему еще им нужно учиться?
      Лорд Монтегю растерялся.
      – Ну, э-э… французскому. Да, французскому. И итальянскому.
      – Французскому и итальянскому учить детей четырех и шести лет?
      Он кивнул:
      – Клариса, сейчас 1884 год. Мы живем в новую эпоху и должны идти в ногу со временем. Знаешь, на днях я услышал, что теперь женщина – подумать только – женщина, может сдавать экзамены в Оксфорд. Кажется невероятным, но это так. Когда наши дочки достигнут совершеннолетия…
      – О Боже! Вы рассуждаете как суфражистка. Наши девочки станут превосходными женами, лорд Монтегю. Конечно, через несколько лет мы сможем позволить себе и более квалифицированную гувернантку. Вы же сами всегда твердите, что наши расходы непомерно высоки.
      – Но…
      Она не дала ему договорить:
      – Мелисса Торн – дочь Мейвис, которая, как вам известно, была близкой подругой моей матери. Когда Мария написала мне об их несчастьях, я была рада взять Мелиссу к нам в дом.
      Лорд Монтегю досадливо повел бровью. Он совсем забыл – если когда-нибудь знал вообще, – что эта гувернанточка появилась у них в доме благодаря какому-то дальнему семейному знакомству. Значит, где-то у нее есть семья…
      – Э-э… о каких несчастьях?
      Клариса снова занялась кружевами. Лорд Монтегю смотрел, как ее пухлые пальчики натягивают нить и ловко продевают крючок туда и сюда, молниеносно затягивая петли, одну за другой. Он уже потерял терпение от этого зрелища, но его жена наконец заговорила:
      – Разве вы не помните – грипп. Он в считанные дни унес жизни бедняжки Мейвис и дорогого Фреда, оставив бедных девочек сиротами.
      Теренс успокоился. Родители умерли – это хорошо.
      – Ну, Мария была вынуждена пойти на службу и сама себе зарабатывать на жизнь. Но она не могла обеспечить и себя, и свою сестру. Я, разумеется, вам говорила…
      Боже, какой чепухой она забивает себе голову.
      – Клариса, перестань, – вспылил он. – Не вынуждай меня объяснять тебе, в чем заключается проблема на самом деле.
      Жена изумленно взглянула на него.
      – В чем, лорд Монтегю?
      – Это нелегко объяснить, – Монтегю повернулся к жене спиной. Теперь, когда он заинтриговал ее, ему не хотелось, чтобы выражение его лица посеяло хотя бы тень сомнения в его словах. – Голова этой девушки полна любовных бредней.
      – Любовных бредней?! – голос Кларисы, достигнув верхней ноты, оборвался.
      Не поворачиваясь к ней лицом, лорд Монтегю шагнул к окну и раздвинул шторы вместе с кружевными занавесками. На улице была непроглядная тьма. Он увидел в оконном стекле свое отражение, а позади – отражение жены. Она сидела, подперев щеку рукой. Монтегю снова прокашлялся:
      – Я притворялся, что не замечаю этого, пока сегодня после обеда не пришел в библиотеку.
      – В библиотеку?!
      Рот лорда Монтегю презрительно скривился.
      – Клариса, что ты, как попугай, повторяешь все, что я ни скажу?
      – Н-но, м-милорд, вы хотите сказать, она п-пошла в библиотеку за вами?
      – Ладно, дадим ей возможность оправдаться. Может быть, она хотела там что-нибудь поискать, чтобы почитать детям.
      – В библиотеке их отца! Но там же ничего нет, кроме трудов античных классиков и книг о войне!
      Монтегю развел руками.
      – Вероятно…
      – Вы уверены, что у вас не сложилось ложного впечатления? – голос жены звучал сбивчиво, она была шокирована услышанным. Кларисе стало жарко и, достав из рукава кружевной платок, она начала им обмахиваться.
      Он утвердительно фыркнул:
      – Возможно, тебе это будет как снег на голову, – Теренс повернулся к жене и подарил ей самую нежную свою улыбку, – но я не бесчувственен к заигрываниям хорошенькой девушки. Как и любой другой мужчина на моем месте, я польщен.
      Клариса, семь лет как его жена и мать двоих его дочерей, покраснела. Она была всего на восемь лет старше Мелиссы и почти так же наивна.
      – Лорд Монтегю…
      Он поспешил к жене и обнял ее за плечи с почти отеческой нежностью.
      – Ну-ну. Не будем из этого делать трагедию. Я уверен, что она хорошая девочка. Может быть несколько… взбалмошная.
      Это было подходящее определение. Клариса, освободившись из его объятий, встала. Ее лицо стало совершенно белым, рот скривился, словно ее тошнило.
      – Я немедленно уволю ее. Без рекомендации.
      – Нет, – Монтегю снова притянул Кларису к себе и похлопал по плечу. – Незачем поступать так. Если ты отправишь ее к кому-нибудь из наших знакомых, со временем она выбросит меня из головы.
      Клариса, охваченная слепой яростью, дрожала от возмущения.
      – Чтобы позволить ей флиртовать уже с их мужьями? Вполне возможно, другие могут оказаться не столь честными и благородными, как вы. Никогда! Никогда!
      Монтегю поцеловал жену в макушку. Он вдруг почувствовал, что ее гнев возбуждает его. Обычно она бывает такой дьявольски спокойной. Монтегю поцеловал Кларису в лоб и прижал к себе, затем взял ее рукой за подбородок и приподнял ее голову.
      – Милая моя женушка, которая так заботится о других.
      Он поцеловал ее в щеку.
      Клариса едва заметила это. Она была напряжена и тяжело дышала.
      – Я завтра же отошлю ее.
      – Очень хорошая мысль. – Монтегю поцеловал Кларису в ухо. – Но не нужно губить ей жизнь из-за ее маленькой несдержанности, несомненно, вызванной незаменимой утратой. Ей, вероятно, не хватает отца. Пошли ее к одной из пожилых знакомых леди, к кому-нибудь из приятельниц твоей матери.
      Он поцеловал ее в уголок рта. Клариса вздрогнула, внезапно догадавшись, что у него на уме.
      – Вы в самом деле думаете, что так будет лучше?
      – Да, – он поцеловал ее в кончик носа. Прикосновение низа ее живота к его телу наполнило его желанием. – Только у одной твоей бабушки не менее дюжины подруг, которые будут рады, если их хозяйство станет вести старательная девушка.
      Клариса кивнула головой. Ее настроение сменилось.
      – Может быть, к леди Мэри, но она страдает от приступов ревматизма. Кроме того, она неприятная особа и с трудом выносит компаньонок.
      Лорд Монтегю еще сильнее прижал жену к себе.
      – Значит, она – то, что нужно, – запечатлев поцелуй на губах Кларисы, Теренс положил конец их разговору. Когда он отстранился, молодая женщина стояла с закрытыми глазами. – Дорогая, мне очень хотелось бы доказать тебе, как я тебя обожаю.
      Он увидел, как ее щеки вновь заливает краска. Она вздрогнула и качнула головой:
      – Я не знаю…
      – Пожалуйста, – сказал он. – Иди наверх и жди меня там.
      Клариса подумала о боли, которую он ей в таких случаях причинял, о муках деторождения, о девушке, пытавшейся соблазнить ее мужа. Где-то внутри нее пробуждалась ревность. Она уже не так молода, как раньше, и располнела, но, может быть, именно этой ночью… Вздохнув, она ответила шепотом: – Да, Теренс.
 
      Леди Клариса пробыла в постели до полудня. Очнувшись от сна, она села и мутным взглядом уставилась на принесенный поднос с чаем. Чай уже остыл. Она со стоном прижала руку к низу живота.
      Муж, как обычно, просто истерзал ее. Он никогда не целовал ее в постели, никогда не был таким нежным, каким – когда-то перед свадьбой мать говорила ей об этом – должен быть мужчина. Вместо этого он бросался на нее как зверь. Когда Клариса начинала плакать от боли и отталкивать его, он сжимал своей ручищей оба ее запястья, чтобы она не вырывалась, и заводил ей руки за голову. Затем он начинал кусать ее груди.
      Она содрогнулась от этих воспоминаний. В постели Монтегю всегда причинял ей боль. Клариса зажмурилась и закрыла лицо руками. С чего же все это началось?
      Клариса вспомнила – муж хотел, чтобы она уволила Мелиссу Торн.
      Скоро лорд Монтегю уедет в Лондон. Он редко посещал свой пригородный особняк, в котором Клариса жила постоянно, и обычно оставался там в общей сложности не более двух месяцев в году. Если бы дочь Мейвис оказалась посдержаннее, она, Клариса, была бы избавлена от хлопот, связанных с поиском новой гувернантки, которая согласилась бы похоронить себя заживо в такой глуши, как Брирфилд.
      Клариса снова застонала. Она подумала, что нужно отправить Мелиссу в другой дом хотя бы для того, чтобы оградить ее от собственной глупости. Ни одна девушка не заслуживает того, чтобы ее лишил невинности лорд Монтегю.
      Болезненное воспоминание о собственном медовом месяце воскресло в памяти Кларисы. Ей оставалось три недели до восемнадцатилетия, когда лорд Монтегю впервые грубо взял ее.
      Слава Богу, через месяц она зачала Бетани, и у нее появилась уважительная причина, чтобы больше года уклоняться от брачной постели.
      Клариса обулась в домашние туфли. Было уже послеобеденное время, и нужно было вставать, одеваться и приниматься за дела. Нужно было как можно скорее отправить Мелиссу из дома.
 
      – Леди Клариса, вы были со мной очень добры, – торопливо заговорила Мелисса, – но я должна оставить работу у вас.
      Клариса открыла рот от изумления. Она в шоке взглянула в серьезное лицо девушки. Внезапно ужаснейшая картина кометой пронеслась в ее воображении – ее испещренный морщинами, седеющий муж с узловатыми руками и жидкими волосами и эта молодая, очень красивая девушка.
      Клариса натянуто улыбнулась и кивнула в ответ:
      – Я… я прекрасно понимаю тебя, Мелисса. Я сама уже подумывала об этом… с некоторого времени. Для такой умной молодой девушки, как ты, самое подходящее место – это Лондон.
      – Я не думала о Лондоне, – насторожилась Мелисса.
      – Я также размышляла, где бы ты смогла там устроиться, – голос Кларисы слегка дрожал. Она должна отправить отсюда Мелиссу, должна. – И у меня есть на примете одна особа.
      Внезапно Мелисса тоже поняла все. Вспотевшими руками она вцепилась в складки юбки, безошибочно догадавшись, что леди Клариса сама решила ее уволить и что об этом ее попросил лорд Теренс.
      Мелисса почувствовала, как краска заливает ее щеки. Да как он посмел?! Этот дрянной старикашка! Он запугивал и оскорблял ее, а теперь еще пытается лишить ее средств к существованию.
      – Это знакомая моей матери. С ней, конечно, не всегда приятно иметь дело, и у нее артрит… – Клариса повернула голову и снова взглянула девушке в глаза, – …но у нее прекрасный дом. Там у тебя будет комната гораздо лучше, чем здесь. – Она повысила голос. – Мелисса! Ты согласна отправиться к леди Мэри?
      Мелисса выпустила юбку из рук.
      – Конечно, согласна. Благодарю вас, леди Клариса, я уеду сегодня же вечером.
      – Сегодня вечером?! – воскликнула Клариса. – О нет, тебе нельзя ехать сейчас. Ведь тогда ты приедешь в Лондон поздно ночью. Нет, ты не поедешь. Я никогда себе не прощу… тебе незачем спешить, – она протянула к ней руки. – Я, конечно, понимаю, что тебе хочется уехать побыстрее, но тебе нельзя уезжать сегодня вечером.
      – Я поеду к своей сестре. Когда я прибуду на Юстонский вокзал, то просто сяду в кеб и доберусь до Мейфайра. Это даже не будет слишком разорительно.
      – Я, разумеется, выплачу тебе положенное жалованье, и у тебя будет чем заплатить за кеб, но приезжать в Лондон ночью…
      На губах Мелиссы появилась натянутая улыбка.
      – Все будет хорошо, поверьте. В конце концов, поезда ходят так быстро, что я прибуду в Лондон не очень поздно.
      – Но ведь ты поедешь одна. Ох, прошу тебя, не уезжай до утра, – уговаривала Клариса.
      Мелисса вспомнила сцену в библиотеке. Вспомнила свою комнату без дверного ключа.
      – В нашем веке женщины могут путешествовать и в одиночку, если нужно, – храбро улыбнулась она. – На улицах Лондона безопасно, Скотленд-Ярд везде поставил полицейских.
      Клариса покачала головой.
      – Я пойду упаковывать вещи, только сначала попрощаюсь с Бетани и Джульеттой, – сказала Мелисса.
      Клариса положила ладонь ей на лоб. Затем она посмотрела Мелиссе в глаза.
      – Я напишу тебе рекомендательное письмо, – она убрала руку. – С такой характеристикой тебя примут на работу и в Букингемский дворец.
 
      – Мелисса, иди ко мне.
      Монтегю говорил тихо, почти шепотом. Он возник перед ней как призрак, складки его пальто колыхались. Уже смеркалось, над перроном спускался серый вечерний туман.
      Мелисса вскочила с единственной на перроне скамьи и приготовилась защищаться, выставив перед собой зонтиком.
      – Что вы здесь делаете? Не приближайтесь ко мне.
      Лорд Монтегю протянул ей руки, показывая пустые ладони.
      – Дорогая, я должен сделать тебе комплимент за быстроту, с которой ты покинула наш дом. Не ожидал я, что тебе придет в голову уехать от нас до возвращения моего кучера. Должен сказать, я побранил жену за то, что она тебя отпустила.
      – Я уезжаю. Поезд прибудет сюда через несколько минут.
      Монтегю мрачно покачал головой.
      – По правде говоря, поезд будет здесь не раньше, чем через час. И задумайся над тем, что в Лондоне он будет не раньше, чем через три часа. Это очень поздно, дорогая. И впрямь, очень поздно.
      – Не приближайтесь ко мне, – Мелисса ткнула в него зонтиком, едва он сделал к ней шаг.
      Он отпрянул назад и снисходительно улыбнулся.
      – Мелисса…
      – Всегда можно поехать в кебе, – прервала его девушка, молясь про себя, чтобы так оно и оказалось. – А если я не уеду, то просто останусь до утра на вокзале в зале ожидания.
      – Ты только подумай, сколько у тебя будет неудобств. А я готов отвезти тебя в уютный домик недалеко отсюда. Там тебя ждет огонь камина и горячая еда. И мягкая постель с теплым и приятным…
      Мелисса замахнулась на него зонтиком.
      – Держитесь от меня подальше, милорд. Неужели вы и впрямь воображаете, что я с вами куда-то поеду? Из-за вас я потеряла работу. Леди Клариса уже собиралась меня уволить, когда я ей сообщила, что уезжаю.
      Лорд Монтегю принял обиженный вид.
      – Ну, это неправда. Откуда у тебя такие мысли?
      – У нее уже была на примете женщина, к которой я могла бы пойти работать.
      – Но Клариса сообразительна. Я уверен, что мысль послать тебя к леди Мэри пришла ей на ум в ту самую минуту, когда ты сообщила ей о своих намерениях.
      – Откуда вам известно, к кому она хотела меня послать?
      Он снова улыбнулся.
      – Она сама мне сказала. Кроме того, она сказала, что не хотела отпускать тебя одну на станцию вечером. Я здесь потому, что моя жена просила меня отправиться на станцию и присмотреть за тобой.
      – Я вам не верю.
      Улыбка исчезла с губ лорда Монтегю.
      – Брось говорить чепуху. Убери зонт и иди со мной, – он наклонился и схватил ее чемодан.
      – Не трогайте мои вещи! – она, не раздумывая долго, стукнула его зонтиком по руке.
      Лорд Монтегю с проклятиями отдернул руку, гнев сверкнул в его глазах. Его пальцы заныли от ее удара. Он выпрямился и двинулся на Мелиссу.
      – Ты мне за это заплатишь.
      – Не приближайтесь ко мне, – попятилась от него Мелисса. Еще шаг – и она окажется на краю платформы. Ей еще никогда в жизни не было так страшно. – Прошу вас, лорд Монтегю, уйдите и оставьте меня в покое.
      – Но мне нужна твоя любовь, Мелисса, – темная фигура лорда Монтегю со скалящимися белыми зубами медленно надвигалась на девушку. – Ты будешь очень удачливой молодой леди. Я – щедрый мужчина.
      Каблуки Мелиссы были уже за краем перрона.
      – Лорд Монтегю, вы же женаты.
      – Не думай об этом, – он дернул за зонт, который она держала в руке, это движение подтянуло Мелиссу к нему. Его рука обняла ее за талию и прижала ближе. Видя ее беспомощность, Монтегю ликовал. – Лучше подумай о красивых новых платьях, об уютной квартирке, об удовольствии, которое ты получишь.
      – Мне ничего этого не надо, особенно от вас, – Мелисса тщетно пыталась оттолкнуть Монтегю от себя.
      – Но я хочу тебя, – он наклонил голову, чтобы поцеловать девушку. От него разило сигарами, виски и жареной с луком рыбой.
      Мелисса зажала рот рукой и отвернулась.
      – Не надо. Отпусти меня, вонючий старик.
      Лорд Монтегю, ища ее губы, с рычанием ослюнявил ее щеку. Когда он попытался залезть языком ей в рот, Мелисса вдруг укусила его за язык.
      Он отскочил назад, изрыгая бессвязные ругательства. В безудержном гневе он размахнулся, чтобы ударить ее по лицу, но, счастью, девушка успела уклониться.
      Однажды это уже сработало, значит, сработает и сейчас. Мелисса изо всех сил пнула его носком туфельки в голень. Монтегю взвыл и схватился руками за ушибленную надкостницу, которая не далее как вчера однажды уже пострадала. Пока он подпрыгивал от боли, Мелисса, воспользовавшись моментом, схватила свои вещи и убежала.
      Лорд Монтегю плюхнулся на скамейку и пару минут потирал голень. Вдали послышался гудок приближающегося поезда. Хромая и кипя от злости, Монтегю покинул перрон, подошел к семафору и отключил стоп-сигнал. Отойдя от железнодорожного полотна, он скрестил руки на груди и стал бесстрастно взирать, как последний поезд в Лондон, не остановившись, проносится мимо станции.
 
      Мелисса больше часа пряталась в зарослях мокрого кустарника, слушая, как лорд Монтегю зовет ее. Он пытался сначала задобрить ее, потом запугать, делая все, чтобы она вернулась. В конце концов он убедился в тщетности своих стараний и с проклятиями забрался в свой экипаж. Бедной измученной девушке показалось, что это тянулось целую вечность.
      Наконец лорд Монтегю хлестнул лошадь вожжами по крупу и уехал.
      Мелисса ждала еще час, опасаясь, что он вернется.
      Когда ее одежда совершенно промокла, а зубы застучали от холода, девушка поднялась на перрон и более-менее удобно устроилась на жесткой скамейке.
 
      Утром на перроне появился начальник станции и изумленно посмотрел на странную молодую леди. На телегах приехали несколько крестьян, направлявшихся со своими продуктами на продажу в Лондон. Они стояли кучками на перроне, разговаривая между собой, и таращили глаза на перепачканную одежду и ввалившиеся глаза девушки.
      Один из них предложил ей еще теплый кусок пирога, испеченного женой. Мелисса с благодарностью приняла угощение и проглотила пирог почти не жуя. Он был очень сухой, и ей вдруг сильно захотелось пить.
      Наконец вдали послышалось пыхтение паровоза. Мелисса одной из первых забралась в вагон. Только когда поезд отошел со станции и стал набирать скорость, она позволила себе откинуться на жесткую спинку сиденья.
 
      Поезд то останавливался, то двигался дальше, а Мелисса то просыпалась, то снова начинала дремать под стук колес. Вагоны на станциях пустели и вновь наполнялись людьми, но Мелиссе ни до кого не было дела – она слишком устала, чтобы волноваться. На нее, похоже, тоже больше никто не обращал внимания.
      В вагоны заходили крестьяне, груженые всевозможной провизией. Корзины съестных припасов, озерная свежая рыба, парное мясо, головки сыра, яйца – запах этих продуктов стоял в каждом вагоне. Грузовые вагоны постепенно заполнялись целыми курятниками и флягами с молоком. Все это везлось в Лондон, чтобы накормить этот огромный город.
      Наконец состав, протяжно гудя и лязгая тормозами, прибыл на Юстонский вокзал.
      Усталая и измученная Мелисса вышла на перрон. Ее сразу же чуть не задавили здоровенные мужчины и женщины, Проталкивающиеся с огромными вьюками и мешками сквозь толпу, чтобы поспеть на грузовые телеги, развозящие фермеров по городским рынкам.
      Волоча по земле чемоданы, с зонтиком под мышкой, Мелисса добралась до уличного торговца и купила чашку чая. Пока она пила чай, перрон уже успел опустеть.
      Посмотрев на большие вокзальные часы, девушка вытерла слезы жалости к себе. Ее сестра Мария, разумеется, была сейчас на работе. Мелисса сомневалась, что ей удастся уговорить владелицу дома, где жила Мария, впустить ее в комнату сестры.
      Пока ее утомленное тело не найдет отдыха и покоя в теплой постели, эта несчастная одиссея не закончится. Мелисса устояла перед искушением выпить еще одну чашку чая, застегнула кошелек и засунула его в карман юбки.
      – Не хотите ли поехать со мной в кебе?
      Мелисса вздрогнула и огляделась. Полная женщина лет сорока, обратившаяся к ней, доброжелательно улыбалась, слегка наклонив голову набок. Две горлинки, пригнездившиеся на ее огромной шляпе, также наклонились набок.
      – Я… я не знаю.
      – Если мы поедем вдвоем, поездка выйдет вдвое дешевле, – продолжала незнакомка. Она пожаловалась на поезда с их вечной сутолокой и кивнула в сторону улицы.
      – Но, может быть, нам с вами не по пути? – спросила Мелисса. – Я еду к своей сестре.
      – Как мило, у меня у самой две дочки. Они очень дружны.
      Мелисса насторожилась. Эту женщину она видела впервые, а всем известно, что незнакомые люди бывают опасны. Она попыталась определить возраст женщины. Вероятно, той было лет сорок или сорок пять. Может быть, у нее уже есть внуки. Черная краска, скорее всего, скрывала белые как снег волосы.
      – Вы очень похожи на одну из моих дочурок, – продолжала женщина. – По-моему, мы можем пригодиться друг другу. Вы знаете, я живу в Лондоне совсем одна, порой мне бывает одиноко, – ее выразительные глаза беспокойно блуждали по снующим туда-сюда пассажирам.
      Мелисса кивнула:
      – Признаюсь, мне и самой бывает одиноко. Я с удовольствием как-нибудь навестила бы вас.
      Женщина широко заулыбалась.
      – Правда? О, я была бы вам очень признательна, – она взяла Мелиссу за руку. – Вы такая милая. Пойдемте, моя дорогая.
      – Но я вас не знаю… – начала Мелисса. Сила, с которой незнакомка тащила ее за руку, удивила девушку.
      – Я вас тоже, но это легко поправимо, – она повела Мелиссу через вокзал. – Как вас зовут, моя милая?
      – Мелисса.
      – Чудесное имя. А я вдова, меня зовут Гермиона. Гермиона Бьюфорти.

      – Черт!
      Даже такое неподобающее леди ругательство не принесло успокоения. Мария Торн сняла кожух печатной машинки, в которой заклинило три клавиши, и стала осторожно разбираться в механизме, перепачкав и руки, и находящийся в машинке лист.
      Ее верхняя губа досадливо скривилась. Мария вытерла руки и принялась подчищать страницу. Она с сожалением вспоминала те дни, когда быстро и аккуратно исписывала страницу за страницей от руки своим красивым, витиеватым почерком, похожим на арабскую вязь. Из-за почерка ее и взяли на эту работу. Затем миссис Эйвори Шайрс, ее работодательницу, убедили приобрести это мерзкое устройство.
      – Черт! – проворчала Мария снова. Она убрала волосы с глаз и внимательно взглянула на лист бумаги, над которым работала. С отчаяния она так переусердствовала, что протерла резинкой бумагу до дыр. – Черт. Черт.
      – Черт!
      Она обвела глазами комнату, чтобы утешиться видом книг, стеллажи с которыми стояли вдоль всех стен.
      Но и чертовски полезная вещь, решила она.
      Библиотека служила также и конторой, в которой миссис Шайрс обрабатывала свою обширную корреспонденцию. Заветной целью этой дамы было достижение избирательного права для женщин, ради чего, собственно, и велась вся эта переписка. Кроме того, что в библиотеке располагались сотни томов по самым различным вопросам, она имела и другие достоинства – была тихой, спокойной, светлой и достаточно уютной. Это место как нельзя лучше подходило для того, чтобы излить здесь свои печали.
      Мария вынула из машинки испорченный лист и вставила туда новую чистую страницу.
      Она размяла пальцы, готовя себя к работе, и выглянула в единственное окно конторы. Почтальон заворачивал за угол.
      Мария засунула ластик за ухо и стала печатать, медленно и внимательно, заставляя себя сосредотачиваться на каждом слове. Ее пальцы бегали по клавишам все быстрее и быстрее, дело уже подходило к концу, но тут раздался звонок и послышался скрип парадной двери. Мария вскочила с места, даже не допечатав слово до конца.
      Сегодня она получит письмо от сестры. Когда младшая сестра Марии отправилась в Брирфилд, миссис Шайрс благосклонно дала согласие на то, чтобы ежедневные письма от Мелиссы приходили на ее адрес. Мария начинала тревожиться, потому что со времени получения последнего письма прошло уже около недели. Она поспешила к выходу.
      Ей не удалось разглядеть почту за массивными плечами дворецкого.
      Знакомые, приходившие с визитами, обычно называли его «святым» Питером. Он совершенно не соответствовал образу английского дворецкого. Миссис Шайрс наняла его после того, как ее горячая речь в защиту прав женщин закончилась тем, что к парадному подъезду ее дома прибыла шайка уличных хулиганов. Пока ее прежний семидесятилетний дворецкий, съежившись от страха, слезно умолял их уйти, эти головорезы побили кирпичами окна и опрокинули двух стоявших у входа каменных львов.
      С того самого дня новый дворецкий, бывший боксер со сломанным носом и разбитыми костяшками пальцев, ограждал ее дом от подобной напасти.
      Питер, шевеля губами, просмотрел конверты. Когда он повернулся к Марии, его водянистые глаза выразили сожаление, и он покачал головой.
      Мария сразу поникла и привалилась спиной к двери. Определенно, что-то случилось, с тревогой подумала она. Ее руки задрожали. Сестра была ее единственной родственницей. Мария очень жалела, что Мелиссе пришлось уехать из Лондона, но ее скромной зарплаты на двоих не хватало.
      – Опять ни слова, Торн? – Миссис Эйвори Шайрс, женщина среднего роста и безупречных манер, быстрой походкой спускалась с лестницы.
      Мария отрицательно покачала головой. Забрав почту из рук дворецкого, она повернулась и направилась в библиотеку.
      Миссис Шайрс последовала за ней. Ее глаза, блестевшие за стеклами очков в янтарной оправе, наблюдали за понурившей голову секретаршей.
      – Торн, – возвестила она. – Я думаю, тебе следует послать телеграмму.
      – Телеграмму? – Мария вздрогнула. Обычно телеграммы были вестниками смерти.
      – Да. Мы вместе съездим на почту. Мария заколебалась:
      – Я хочу съездить в Брирфилд, когда у меня будет выходной.
      – Напрасная трата времени и денег, – решительно сказала миссис Шайрс. – Короткая поездка и пара шиллингов – и к вечеру ты получишь весточку от сестры.
      Мария устремила на миссис Шайрс полный надежды взгляд.
      – Мне и в голову не приходило ничего подобного. Я не могу высказать, как я вам признательна…
      – Мария, ты хорошо справляешься с делами, хотя и беспокоишься о сестре. Я довольна твоей работой. Ты очень хорошая девушка и прекрасно работаешь. Но в последние два дня я заметила, что у тебя взгляд погас. Ни искорки. Рвения больше нет, а мне нужно рвение. – Миссис Шайрс повелительно махнула рукой дворецкому. – Питер, подавай экипаж. Ты поедешь с нами.
 
      – Мелисса отправилась работать к леди Мэри Хэмптон! – шептала Мария, в третий раз перечитывая телеграмму. – Этого не может быть. Не может быть, чтобы Мелисса прибыла в Лондон неделю назад и не повидалась со мной.
      Миссис Шайрс обняла свою секретаршу за плечи.
      – Милая, конечно, она бы пришла тебя повидать. Может быть, Монтегю ошиблись, указывая время ее отъезда?
      – Нет. В телеграмме от леди Монтегю ясно говорится, что Мелисса уехала от них шесть дней назад. Посмотрите сами, – охваченная холодным ужасом, Мария опустилась на скамью. У нее так тряслись руки, что телеграмма вывалилась из них и упала на пол.
      Миссис Шайрс нагнулась и подняла бумагу. Она поправила очки и прочитала послание. Мария не ошибалась.
      – Милая, вероятно…
      Мария зажала ладони в коленях, чтобы они не дрожали.
      – Что-то случилось, – прошептала она. – С моей сестренкой что-то случилось.
      Безупречные манеры миссис Шайрс были одной видимостью. На самом деле это был тигр в овечьей шкуре. Она помогла Марии подняться и решительно произнесла:
      – Ну, вставай. Мы прямо сейчас отправимся к леди Мэри Хэмптон. Питер, нам снова нужен экипаж. Ничему нельзя доверять, пока не проверишь все факты.
 
      Поездка в экипаже была для Марии сущим мучением. Сжав в муфте руки в кулаки, молодая женщина пристально вглядывалась в каждое попадающееся им по пути лицо. Может быть, Мелисса бродит сейчас по улицам этого огромного города? Страх за судьбу сестры охватил Марию. Она покрепче сжала зубы, чтобы они не стучали.
      К счастью, ее хозяйка не разговаривала с ней. В молчаливом сочувствии миссис Шайрс просто положила ладонь на руку Марии.
      У подъезда Хэмптонов женщины остались молча ждать в экипаже, а Питер соскочил с кучерского сиденья и позвонил в дверь. Ему пришлось позвонить несколько раз, пока наконец оттуда не вышел привратник и не поговорил с ним.
      Увидев, что Питер повернулся и спустился с лестницы, качая головой, Мария подавила рыдания.
      Миссис Шайрс опустила застекленное окошко на дверце экипажа.
      – Что там сказали?
      – Сказали, что леди Хэмптон уехала на всю зиму в Бат, – доложил Питер. – Сказали, что за последние семь дней никто к ней не приходил.
      Мария больше не могла сдерживать слезы.
      – О, миссис Шайрс…
      – Зови меня Эйвори, дорогая Мария.
      – Что же мне делать? Что же мне делать? Я уверена – произошло что-то ужасное.
      Лицо миссис Шайрс стало очень серьезным.
      – Да, похоже, все начинает выглядеть именно так.
      Питер нахмурился, между его бровей образовались глубокие морщины. Он повернул к ним грузное тело и откашлялся:
      – Кхм… почему бы вам не обратиться в полицию?
      Миссис Шайрс задумчиво посмотрела на дворецкого.
      – Возможно, в этом есть смысл… Мария энергично затрясла головой:
      – Ох, нет. Мелисса не преступница.
      – Ну конечно, нет, Мария. Но полиция…
      – Что, если там ее заподозрят в каком-нибудь преступлении? – запричитала Мария. – Подумайте о ее репутации.
      – Это так, – согласилась миссис Шайрс, – но что, если она сама стала жертвой преступника?
      Лицо Марии стало белее мела. Она зажмурилась, потому что эти слова ужаснули ее.
      – Вряд ли местное полицейское отделение поможет нам, – продолжила миссис Шайрс. – Думаю, нам лучше обратиться сразу в Скотленд-Ярд. Питер, ты дал нам очень хороший совет. Едем в Скотленд-Ярд.
 
      Констебль Уилки открыл дверь и отошел в сторону, позволяя дамам войти.
      – К вам две леди, инспектор Ревилл.
      Ревилл поднялся из-за стола и пошел им навстречу. Он был среднего роста, лет сорока, слегка располневший за последние годы. Его рыжеватые волосы уже побелели на висках, а губы давно забыли, что такое улыбка.
      Разглядывая посетительниц, инспектор машинально оценил их приблизительный возраст и отметил разницу в одежде, указывающую, что одна из них могла оказаться госпожой, а другая – служанкой, но что-то в их облике говорило, что это предположение не совсем верно. Женщина помоложе выглядела до смерти перепуганной, но по ее виду нельзя было сказать, что она привыкла находиться в услужении.
      Старшая подала ему руку. Когда Ревилл приветствовал ее, она выступила вперед и, откинув назад голову, внимательно взглянула на него сквозь стекла очков в янтарного цвета оправе. Несколько секунд она оценивающе рассматривала инспектора, затем кивнула.
      – Инспектор, да? Я предпочла бы разговаривать со старшим полицейским офицером, но инспектор тоже сойдет.
      Принимая этот сомнительный комплимент, Ревилл наклонил голову.
      – К вашим услугам, – его ярко-голубые глаза перескакивали с одного лица на другое. – Не желаете ли присесть?
      – Благодарю вас. – Старшая сразу же села, поставив рядом с собой шелковый сложенный зонтик, словно маршальский жезл. Молодая осталась стоять, расстроенно озираясь по сторонам. Когда их глаза встретились, она сразу же опустила взгляд.
      Ревилл взял ее под локоть и усадил на стул. Достав из нагрудного кармана небольшой блокнот, он взялся за карандаш.
      – Могу я узнать, как вас зовут? Старшая нахмурилась.
      – Мое имя не имеет для вас значения. Но если вы настаиваете, меня зовут миссис Эйвори Шайрс, а это моя секретарша, Мария Торн, – чуть помешкав, она стиснула ручку зонта и сказала: – Дело вот в чем – пропала сестра Марии.
      Ревилл сразу же переключил внимание на младшую женщину. Его карандаш делал краткие пометки в блокноте: Мария Торн. Возр 25 л. Светл вол. Кар гл. Прав. черт. лица. Рост 5 фут. 5 или 6 дюйм. Черн. шерст. костюм, черн. шляп., черн. перч. Траур? Инспектор поднял глаза:
      – Как вы узнали, что она пропала? Глубоко вздохнув, Мария рассказала ему все.
      Рассказ вышел досадно коротким.
      – Так вы говорите, она писала вам каждый день?
      – Да, сэр.
      – Я могу это подтвердить, – вставила миссис Шайрс.
      – Даже если бы она заболела или не смогла бы написать по каким-то другим причинам, она обязательно связалась бы со мной сразу по прибытии в Лондон, – голос Марии дрожал. – Я в этом уверена.
      Ревилл сел, его лицо было озабоченным. Он поправил какие-то бумаги, лежавшие на столе, и положил перед собой блокнот строго перпендикулярно краю стола. Подобные действия давали ему время для размышлений.
      – Опишите, как она выглядит, – произнес он наконец.
      – Ей ровно семнадцать лет, – Мария вытерла глаза и тяжело вздохнула. – Ей… только вчера исполнилось семнадцать. Она чуть пониже меня ростом. У нее светлые волосы, такие же, как у меня, но глаза у нее голубые. На правой щеке у нее ямочка. Она к… красивая. У меня есть фотография, сделанная три года назад, где мы с ней вдвоем, – она подалась вперед и положила снимок на стол.
      Ревилл закончил делать пометки в блокноте и взял фотографию.
      – Так, значит, она прибыла на Юстонский вокзал ночью?
      Мария вытерла нос платком и кивнула.
      – Так говорится в телеграмме.
      – Это уж слишком, – вмешалась миссис Шайрс. – Как Монтегю с женой могли отпустить ее в такое время?
      Рыжеватая бровь Ревилла поползла вверх.
      – Возможно, они потребовали, чтобы она уехала от них.
      Глаза обеих женщин изумленно расширились. Мария прошептала что-то неразборчивое. Другая леди поставила зонтик перед собой и оперлась на него, ее глаза сузились от возмущения.
      – Что вы сказали, сэр?
      Ревилл пожал плечами. Он увидел, что щеки младшей женщины густо покраснели.
      – Я сказал, что, возможно, она была вынуждена уехать, потому что от ее услуг отказались, миссис Шайрс. – Инспектор выставил вперед ладонь, предупреждая протестующие возгласы дам. – Для этого могут быть разные основания, как плохие, так и хорошие. Вполне возможно, что она решила найти более доходную работу в Лондоне.
      Лицо Марии зарделось. Ее глаза лихорадочно заблестели.
      – Это невозможно.
      – Гувернантки получают немного, – безжалостно продолжал Ревилл, – а девушки с – давайте назовем это предприимчивой натурой – зарабатывают за одну ночь больше, чем я за неделю.
      Мария Торн поднялась со стула.
      – Теперь я вижу, что мы сделали ошибку, миссис Шайрс. Перед уходом позвольте заметить вам, инспектор Ревилл, что я пришла сюда не за тем, чтобы выслушивать, как порочат репутацию моей сестры.
      Ревилл положил карандаш.
      – Да, мисс Торн, я вас понимаю, но я понимаю и то, что ни одна порядочная девушка не станет путешествовать ночью без сопровождения.
      – Моя сестра – порядочная девушка! Миссис Шайрс стукнула зонтиком по полу.
      – Конечно, она порядочная девушка. Инспектор, я вынуждена настаивать…
      Он поднял руку, чтобы остановить ее. Эта часть его работы никогда не была легкой.
      – Леди, прошу вас, давайте рассуждать разумно.
      – Я говорю абсолютно разумно, – отрезала миссис Шайрс.
      – Моя сестра пропала! – воскликнула Мария. – И вместо того, чтобы попытаться выяснить, что с ней произошло, вы говорите мне, что она исчезла, потому что так ей самой захотелось.
      Инспектор закрыл блокнот.
      – Я просто выдвинул одну из версий. Это моя работа. Дело вашей сестры не будет сведено только к этой версии. Я проведу расследование. Художник сделает портрет вашей сестры с фотографии, которую вы мне оставили. Этот портрет я вместе с описанием отправлю в отделение полиции Юстонского вокзала, – он вздохнул. – А пока мы проверим наши обычные источники.
      – Что это за обычные источники? – поинтересовалась миссис Шайрс.
      Впервые за время разговора Ревилл опустил взгляд.
      – Река, мэм.
      Рука миссис Шайрс вцепилась в зонт. Мария побледнела и откинулась на спинку стула, в ее глазах читалась мольба.
      Ревилл сочувственно посмотрел на молодую женщину.
      – И морги. Проверим все места, куда может попасть труп после несчастного случая.
      – Несчастного случая, – медленно повторила Мария, обессиленно поникнув на стуле. Дрожащими руками она закрыла лицо.
      Миссис Шайрс оперлась на зонтик, встала и положила руку на плечо своей секретарше.
      – Вы жестоки, инспектор.
      – Жестоко то, что могло случиться с ее сестрой.
      Мария опустила руки.
      – Моя сестра жива.
      – Если это так, то мы ее найдем, – кивнул Ревилл. – Несчастные случаи – это ужасная вещь, но они являются неотъемлемой частью жизни больших городов. По улицам в любое время суток галопом проносятся конные экипажи, хотя мы и рекомендуем им передвигаться с умеренной скоростью. Кроме того, горожане становятся жертвами ограблений, порой заканчивающихся трагически. А иногда неудачливые девушки, возможно, как и ваша сестра, расстроенные потерей места, бросаются в реку.
      – Моя сестра отправилась на работу в другой дом, – протестующе вскинула руку Мария.
      – Но когда она прибыла – если прибыла, – ее там не приняли, – заметил инспектор.
      – Но… но она так и не прибыла, – возразила Мария. – Мы уже говорили вам это. В том доме, куда она направлялась, ее не видели и никогда о ней не слышали.
      Ревилл вздохнул и снова открыл блокнот.
      – Во что она была одета?
      – Во все черное, – сразу же ответила Мария. – Так же, как и я сейчас. Наши родители умерли, а у нас нет средств сменить траурную одежду на другую.
      Инспектор отметил это, затем записал адрес Марии и закрыл блокнот.
      – Я подготовлю рапорт.
      Он встал проводить женщин до двери.
      – И это все? – воскликнула Мария. – Это все, что вы собираетесь предпринять?
      – Мисс Торн…
      – Это не делает вам чести, – вспыхнула миссис Шайрс. – Это просто позорно. У меня есть влиятельные знакомые, они еще услышат об этом.
      Ревилл снова вздохнул.
      – Это, конечно, ваше право. Если они как-то смогут помочь вам больше, чем я, буду только рад. Но мы имеем дело с голыми фактами. Мелисса Торн пропала. Если не будет обнаружено ее тело и если никто ее не видел и ничего о ней не слышал, тогда мы будем вынуждены предположить, что она не хочет, чтобы ее искали.
      – Возможно, ее похитили.
      Инспектор колебался, подумав сначала, что такая возможность не исключена, но затем отклонил эту версию.
      – Мисс Торн, у вас нет денег. Какая выгода похищать вашу сестру, если ее родня не сможет заплатить выкуп?
      Он открыл им дверь. Миссис Шайрс обняла Марию, которая смотрела прямо перед собой. Лицо молодой женщины было белым как бумага.
      – Я подготовлю рапорт, – повторил инспектор, когда женщины вышли в узкий коридор. – Обещаю вам, что вся необходимая работа будет проведена незамедлительно. Как только что-нибудь станет известно, я дам вам знать.
      Миссис Шайрс остановилась на пороге. Ее твердый взгляд встретился с глазами Ревилла.
      – Вы ведь не верите, что найдете ее, правильно? Он колебался.
      – Трудно сказать. Все это может оказаться простым недоразумением. Отправляйтесь домой и ждите, а я пришлю вам письменное сообщение, как только узнаю хоть что-нибудь.
      Ревилл смотрел им вслед, пока они не завернули за угол, затем вернулся в свой кабинет. Когда через несколько минут туда вошел констебль, Ревилл протянул ему лист бумаги. Уилки с сомнением посмотрел на выведенное там имя.
      – Его будет нелегко найти, сэр.
      – Отставить разговоры.
      – Он может не пойти.
      – Нет, он придет. Он знает, как ему лучше поступить.
 
      Мария не могла сосредоточиться, ее мысли сбивались и путались.
      Сестра, ее обожаемая сестра, ее милая, добрая сестренка.
      Рядом прогрохотал фургон. Кнут кучера щелкал по крупам лошадей, и их стальные подковы проворно цокали по мостовой. Мария представила себе, как ее сестра попадает под конские копыта.
      Она закрыла лицо руками, чтобы прогнать это наваждение. Словно в насмешку, в ее воображении возникли мрачные серые воды Темзы. Ей представилось безжизненное тело сестры в пучине реки, лицо утопленницы, закрытые глаза, волосы, облепленные тиной.
      – Мария.
      Та услышала, что ее окликнули, но была слишком поглощена своими мыслями.
      – Мария!
      Мария с трудом сосредоточилась на голосе, опустив руки на колени.
      – Да, миссис Шайрс.
      Старая леди наклонилась к Марии и взяла ее руки в свои.
      – Это не доведет тебя до добра. Тебе нужно выбросить мрачные мысли из головы, – сказала она. – В конце концов, этот человек всего лишь инспектор. Что он знает? Вероятно, всему этому есть разумное объяснение.
      – Он сказал, что она, вероятно, мертва. И хуже того, что если она жива, то не хочет, чтобы ее нашли. Он имел в виду, что она, может быть, стала п… проституткой, – Мария еле выговорила ужасное слово.
      – Ну, он ошибается. Несомненно, инспектор сделал такое заключение под влиянием общения с определенным кругом людей, с которыми он вынужден сталкиваться по роду своей деятельности. И это заставило его сразу же предположить самое худшее.
      – Он сказал…
      – Не думай о том, что он сказал, – решительно прервала ее миссис Шайрс. – Он не знаком с твоей сестрой, а ты ее знаешь. Подумай о том, что она могла бы сделать и что ты должна предпринять, чтобы ее найти.
      – Я?
      – Кто же еще будет ее искать? Ты ее самая близкая родственница, ты единственная, кто ее любит.
      Мария глубоко вздохнула. Колеса экипажа гремели по мостовой. В висках Марии пульсировала боль. Удивительно, но боль обострила ее чувства. План начал принимать очертания.
      – Вы правы, я поеду в Брирфилд. Хозяева были последними, кто ее видел. Прогнали они ее или позволили ей уйти на ночь глядя по собственной воле – причина пока неизвестна. Я должна это выяснить. И я начну оттуда.
      Миссис Шайрс согласилась:
      – Правильно. Умница. Утром ты сразу же отправишься туда на поезде. Питер будет сопровождать тебя.
      – Нет, миссис Шайрс, я не могу взять с собой Питера. – Мария взяла свою собеседницу за руки. – Он для вас – все. И не забудьте, что у вас завтра встреча.
      – Питер должен поехать с тобой, – нахмурилась Эйвори.
      – Со мной будет все в порядке. Он вам нужен здесь.
      – Ты права, – миссис Шайрс покачала головой. – Но я настаиваю на том, чтобы он проводил тебя до вокзала и купил билет в оба конца. Тогда он будет знать, когда ты вернешься, и встретит тебя по возвращении. – Она невесело улыбнулась. – Будем надеяться, что с тобой ничего не случится.
 
      – Эй, Джоко, ты должен мне за пиво.
      – Мэйзи, оно наполовину разбавлено водой. Я буду платить только за каждую вторую кружку.
      – Свинья! – Мэйзи хлопнула его по котелку, отчего тот съехал набекрень, а пиво расплескалось по столу.
      Светло-голубые глаза Джоко Уолтона забегали по углам таверны. Он поправил котелок, водворив его на прежнее место, то есть на затылок. Курчавые белокурые волосы колечками вились вокруг его лба и висков. Джоко послал Мэйзи воздушный поцелуй и сдул пену с кружки.
      Чад в «Петухе Робине» стоял такой, что хоть вешай топор, а от шума и криков можно было оглохнуть. Кроме того, большинство посетителей были знакомы с водой и мылом лишь понаслышке. Тем не менее, Джоко, небрежно откинувшись на спинку стула, не без удовольствия наблюдал за происходящим.
      Мужчина в углу играл на маленькой шестигранной гармонике-концертино, выжимая из инструмента жуткие звуки. Его заупокойный баритон добавлял в таверне шума, а исполняемые им песни могли бы вогнать в краску публику покультурнее.
 
Как-то раз Джанетта и Джерсетта —
Две студентки, строили все глазки.
Получился вечерок отменный,
Мы покувыркались словно в сказке.
 
      Подстрекаемая сутенером, Мэри Маргрет поднялась из-за соседнего столика и направилась к Джоко. Ее грудь колыхалась при каждом шаге.
      – Джоко, тебе не стыдно пить в одиночку? – прогремел ее низкий, охрипший от джина голос, вырывавшийся словно откуда-то из глубины ее плотного тела. – У тебя есть монеты, так почему бы тебе не угостить меня?
      Джоко улыбнулся во весь рот. Он подтолкнул ей ногой стул.
      – Присаживайся, Мэри, – любезно предложил он. – Так и быть, куплю тебе кружечку, но если захочешь повторить, плати сама.
      Мэри Маргрет бросила взгляд через плечо на русского, которому отдавала выручку. Густые черные брови ее сутенера сошлись на переносице. Мэри наклонилась над столом, выставляя напоказ пышные груди.
      Джоко отхлебнул пива и усмехнулся, увидев такой прекрасный обзор.
      – Не хочешь поваляться с девочкой? – прошептала она. Ее рука в черной митенке погрузилась в вырез декольте и извлекла оттуда одну грудь. Мэри ущипнула сосок большим и указательным пальцами. – Моей старушке-матери нечем заплатить за жилье, и она завтра окажется на улице.
      Джоко оглянулся и посмотрел сначала на русского, потом на девицу.
      – Черт, ну и дела, Мэри Маргрет. А я думал, она у тебя умерла. Помнится, в прошлом месяце я жертвовал тебе на ее похороны.
      Девица наклонилась поближе к нему. Ее сосок был всего в паре дюймов от его руки. Он мог бы дотянуться до него пальцем. Мэри хрипло захохотала, открыв рот, в котором не хватало нескольких передних зубов.
      – Она крепкий орешек, моя мать. Ведь мы уже опускали ее тело в могилу, когда она вдруг села и попросила джина.
      Джоко засмеялся. Она наклонилась еще ближе, прикоснувшись соском к его пальцам:
      – Я сделаю все, как тебе нравится, Джоко. Клянусь, что сделаю.
      В этот миг Мэйзи метнулась к ней и, стараясь прищемить ее сосок, захлопнула крышку кружки. Мэри Маргрет завизжала от такого надругательства. Пивная пена оказалась на ее груди. Мэйзи презрительно скривила рот.
      – Джоко, зачем тебе эта грязная шлюха? – заявила она. – Бог знает, с кем она только не моталась.
      – Кого ты назвала грязной шлюхой, старая кошелка?
      Не заботясь о том, чтобы поправить одежду, Мэри Маргрет вскочила, опрокинув при этом стул. Удар ее кулака пришелся Мэйзи в челюсть. Посетители «Петуха Робина», сидевшие поблизости от места разворачивающихся событий, подняли головы. Те, кто сидел подальше, не обратили на эту сцену ровно никакого внимания.
      Джоко забрал обе кружки с пивом и быстренько обошел дерущихся женщин. Достигнув относительно безопасного места за стойкой, он залпом расправился с одной из кружек и не спеша опорожнил другую.
      – Это будет два пенса, – доверительно напомнил ему бармен.
      Джоко порылся в кармане и вытащил шиллинг.
      – Сдачу отдашь Мэйзи, – буркнул он. – Благодаря ей я благополучно отделался от Мэри. А то, чего доброго, пришлось бы драться с русским – мне этого очень не хотелось бы.
      – Понял, – согласился бармен.
      И собеседники с вялым интересом стали наблюдать за схваткой. Мэри Маргрет вцепилась в рыжие волосы Мэйзи и рванула к себе. Мэйзи взвизгнула и пнула Мэри Маргрет носком ноги в голень.
      Мэри Маргрет взвыла от боли, но волос своей противницы не отпустила. Они топтались на месте, пока Мэйзи не зацепилась ногой за ножку стула. Обе упали и покатились по опилкам, которыми был посыпан пол таверны.
      Мэри Маргрет попыталась ударить Мэйзи головой о пол, но служанка была сильнее своей противницы. Она дернулась как норовистая кобыла, сбросила с себя Мэри и оказалась наверху. Воспользовавшись преимуществом, она схватила Мэри Маргрет за руки и положила противницу на лопатки, сильно сжав ей запястья.
      Издав вопль, достойный ирландской девицы, Мэйзи засмеялась. Вся таверна увидела победное выражение ее лица.
      – Она – грязная шлюха, – объявила служанка. – Как я сказала, так оно и есть.
      Мэри Маргрет яростно завизжала от обиды. Русский медленно, лениво поднялся на ноги. Вместо того, чтобы идти выручать свою женщину, он неторопливой походкой направился к стойке бара.
      Джоко не двинулся с места. Его глаза были как раз на уровне бороды русского. Хотя в нем было почти шесть футов роста, ему пришлось запрокинуть голову кверху, чтобы взглянуть в черноглазое лицо сутенера.
      Двигаясь без суеты и спешки, словно впереди у него целая вечность, русский оперся локтями на стойку. Он повертел пивной кружкой, предназначавшейся Мэри Маргрет.
      – Хочешь ее?
      – Премного благодарен, но, боюсь, я ее испорчу, – осклабился Джоко.
      Русский усмехнулся.
      – Ты ее не испортишь, она девочка что надо.
      – Это уж точно.
      Джоко надвинул котелок на лоб, послал торжествующей Мэйзи воздушный поцелуй и ушел в ночь.
      Стоял такой густой туман, что даже с расстояния двух шагов цоканье конских копыт звучало откуда-то издали. Джоко выдохнул смрадный воздух «Петуха» и полной грудью вдохнул воздух улицы. Вонь гниющих отбросов, валявшихся на влажной мостовой прямо у него под ногами, ударила ему в нос.
      Джоко поморщился. Он уже собирался поднять воротник и отправиться домой, как вдруг из пелены тумана перед ним возникла мужская фигура.
      – Джоко Уолтон! Тебя-то мне и нужно. Форма лондонского полисмена была скрыта под плащом, но на шее у мужчины блестела латунная бляха с львиными головами, ясно говорившая о том, что этот человек принадлежал к числу блюстителей порядка.
      Джоко в испуге отскочил назад.
      – Эй, я непорочен как младенец.
      – Само собой, Джоко. Это нам известно. Но у Ревилла есть для тебя одно дельце.
      Джоко отступил еще на шаг назад.
      – Я уже занят.
      – Ревилл посмотрит, чем ты занят.
      Джоко снова попятился, но полицейский шагнул за ним.
      – Я спешу домой, – заявил Джоко.
      – Это не займет много времени, – констебль схватил его за шиворот и повел с собой.
      Туман вокруг них был таким густым, что даже их шаги затихли как-то внезапно.

      Джоко Уолтон с лицом темнее тучи брел сквозь пелену непроглядного ночного тумана по пустынной безлюдной улице. До восхода солнца оставалось не меньше получаса – в это время многие еще видят сладкие сны, да и сам он тоже не отказался бы сейчас вздремнуть часок-другой.
      Джоко почувствовал запах свежевыпеченного хлеба, и у него потекли слюнки. Повинуясь чутью, он пошел на задний двор дома и выяснил, что запах исходил из расположенной в подвале пекарни. Здесь ему вряд ли подфартит – поблизости не было даже мальчишки-подмастерья, который за фартинг согласился бы вынести булку.
      У Джоко урчало в желудке, не лучше было у него и на душе. Про себя он проклинал то, чем ему предстояло сейчас заняться. Он должен будет встать напротив дома на Обри Уолк и мерзнуть там по меньшей мере добрых пару часов, пока из парадной двери не появится мисс Мария Торн.
      Оказавшись на Обри Уолк, Джоко замедлил шаг. Дома на этой улице, в которых сдавались меблированные комнаты для людей небогатого сословия, выглядели одинаково – все из посеревшего от копоти кирпича, с одним подъездом, с четырьмя печными трубами по каждую сторону крыши.
      Джоко достал из кармана страничку, вырванную из блокнота. «Номер тридцать восемь», – прочитал он вслух и положил записку обратно в карман. Пройдя еще шесть домов, он остановился возле темного фасада дома. Не было слышно ни звука. Джоко поежился и засунул руки поглубже в карманы.
      В ту же самую минуту дверь подъезда отворилась, и оттуда вышла молодая женщина, одетая во все черное, с утомленным и бледным как мел лицом. Даже не сверяясь с описанием, которое ему дал Ревилл, Джоко догадался, что это и была Мария Торн.
      Увидев Джоко, слонявшегося с хмурым видом у подъезда, Мария вздрогнула. Их глаза встретились – оба неприветливо взглянули друг на друга.
      Джоко сделал вид, что разыскивает какой-то дом. Он снова вытащил из кармана бумажку и пробежал по ней глазами.
      – Номер сорок два, – пробормотал он как бы про себя и, устремив взгляд на следующий дом, направился к нему.
      Мария Торн, похоже, перестала его опасаться.
      – Номер сорок два через четыре дома отсюда, – произнесла она вслед мягким голосом.
      – Спасибо, мэм, – кивнул Джоко, не поднимая на нее взгляд, и ускорил шаг.
      Мария больше не удостоила его вниманием. Она заперла дверь и двинулась в противоположную сторону.
 
      Джоко стоял у входа в дом номер сорок два, не отрывая глаз от удаляющейся фигуры Марии и ругая себя последними словами. Она заметила его, видела его лицо и даже заговорила с ним. Вот незадача! Теперь она легко узнает его в толпе, если он станет следить за ней.
      Сначала Джоко подумал, не прекратить ли слежку и не отправиться ли назад к Ревиллу. Инспектор тогда послал бы кого-нибудь другого. Но потом Джоко вспомнил про признание.
      Ревилл без промедления использует эту бумагу, и Джоко придется закончить дни в Дартмурской тюрьме. От этой мысли его тело с головы до ног покрылось гусиной кожей.
      Джоко был в ловушке, и выбирать ему не приходилось. Ему нужно было продолжать следить за Марией Торн и приложить к этому все свои усилия.
 
      Мария взглянула назад. Она не ошиблась – третий раз за сегодняшнее утро она видела одно и то же лицо.
      Она уже почти час пробиралась через незнакомые ей районы Лондона к Юстонскому вокзалу. Сначала она подумала, что ошиблась. Но нет, позади себя она снова увидела белокурого молодого человека в котелке, того же самого, который стоял на улице, когда она на рассвете выходила из дома.
      Тот мгновенно отвел глаза. Пока Мария стояла остолбенев, он свернул на другую улицу. Зайдя за угол, она оглянулась и поискала его глазами, но улица была пуста. Нет, все-таки она ошиблась – мало ли светловолосых молодых людей в котелках слоняется по лондонским улицам.
      Чем ближе подходила Мария к вокзалу, тем больше она спешила. Она уже слышала гудки паровозов, чувствовала, как дрожит земля, когда составы с грохотом прибывали или отправлялись с вокзала. Интересно, ушел уже утренний поезд, на который она хотела поспеть? Вдруг ей придется долгие часы ждать, пока подойдет следующий?
      Ее внезапно осенила другая мысль. Все ли ее еще преследует тот человек? Мария остановилась и стала рассматривать витрину магазина, затем быстро повернула голову и содрогнулась от страха. Незнакомец, несомненно, снова следовал за ней – знакомый котелок, сдвинутый на затылок, маячил в толпе. Поймав на себе ее взгляд, тот достал из кармана сложенную газету, развернул и сделал вид, что читает. Затем посмотрел на вывеску магазина, кивнул сам себе, сунул газету обратно в карман и вошел внутрь.
      Мария оперлась рукой о фонарный столб, чтобы не упасть. Ее сердце колотилось так, словно стремилось вырваться из груди, голова кружилась. Зачем кому-то нужно было ее преследовать?
      Ей бы подобрать юбки и бежать, но она прошла уже не одну милю, к тому же не завтракала и провела бессонную ночь, поэтому ноги почти не держали ее. Не нужно было жалеть деньги на кеб, и было глупо отправляться на вокзал одной, без Питера, но сейчас было поздно горевать об этом.
      Ночь напролет Мария всматривалась в холодную тьму и думала о своей сестричке. Едва рассвело, она встала, оделась и пошла на вокзал.
      Поиски нужно начать с Брирфилда. Она расспросит там всех – кто-нибудь хоть что-нибудь да видел. Такая красавица, как Мелисса, не могла бесследно провалиться сквозь землю.
      Мария тяжело вздохнула. Отойдя от столба, она обернулась – молодого человека не было видно нигде. Она ждала, крепко стиснув ручку зонтика.
      Прошла целая минута. Может быть, это была только игра ее воображения. Или, возможно, ей просто показалось, что она видела несколько раз одного и того же человека – ведь пальто из шотландки и шляпы-котелки не были редкостью в Лондоне. Мария вновь стала терзаться сомнениями.
      Она еще раз посмотрела на дверь, куда он зашел, повернулась и отправилась дальше.
      Джоко с опаской выглянул из двери магазина. Он застонал с досады – Мария Торн наверняка его заметила. Да будут прокляты эти улицы! Да будет проклята она сама! Какого черта ей понадобилось куда-то отправляться в такую рань! И какое дело вынудило ее выйти из дома до того, как он успел собраться с мыслями?
      Он надвинул котелок на глаза и перешел на другую сторону улицы. Теперь она, может быть, не заметит его, если обернется назад. Мимо него прогрохотал кеб с дремлющим на сиденье кучером.
      Джоко схватился за упряжь и пошел рядом с экипажем. Так он мог наблюдать за Марией Торн, не привлекая ее внимания – лошадь закрывала его от взгляда преследуемой.
      Мария снова оглянулась; затем остановилась, повернулась и внимательно осмотрела улицу. Она облегченно улыбнулась.
      Джоко мог бы и дальше спокойно продолжать слежку, скрываясь за лошадью, если бы Мария не свернула на Тоттенхэм Корт Роуд. Вдоль улицы густо выстроились торговые палатки, в некоторых из них торговля уже началась.
      Джоко попытался повернуть лошадь на эту улицу, чтобы и дальше продолжать слежку под ее прикрытием, но тут проснулся возница:
      – Эй! Ты что делаешь?
      Джоко увернулся от извозчичьего кнута и с быстротой молнии скрылся за стоящим на обочине лотком, где продавали пирожки. В эту минуту он потерял Марию Торн из вида. Его сердце дрогнуло.
      – Погоди, пташка, – пробормотал он, – не улетай от меня.
      Если сейчас он вернется к Ревиллу и сообщит, что потерял девушку в Тоттенхэме, тот его, возможно, и простит. Ревилл не станет использовать признание против него из-за того, что он упустил Марию Торн. Даже сами легавые нередко теряют преследуемых из вида. Дьявол! Да с легавыми это постоянно случается!
      Эти размышления как ни странно настроили его на другой лад. Он лучше этих проклятых легавых, он легко отыщет ее. Джоко стремглав понесся по улице, внимательно всматриваясь в спины прохожих.
      Вот она! Повернула к Юстонскому вокзалу. Джоко подумал, что в карманах у него негусто, затем, усмехнувшись про себя, успокоился. В случае, если он последует за Марией Торн на поезде, Ревилл с лихвой оплатит ему все расходы. Конечно, если она собралась не в Шотландию, и у него хватит денег заплатить за билет.
      У билетной кассы ему повезло. Он подождал с минуту, пока Мария Торн не выйдет на перрон, и подошел к кассе. Очереди не было. Джоко достал из бумажника фунтовую ассигнацию и протянул в окошечко:
      – До той же станции, что и той леди. Кассир недоверчиво покосился на него:
      – Зачем тебе это нужно?
      – Я ее брат и хочу преподнести ей сюрприз.
      – Что-то не очень ты на нее похож.
      – Я знаю, – Джоко мило улыбнулся. – Она жуткая уродина, но я все равно ее люблю.
      Кассир проворчал в ответ:
      – Брирфилд, общий вагон. С тебя два шиллинга.
      Выйдя на перрон, Джоко разместился за багажной тележкой и развернул газету. Бросив мимолетный взгляд поверх газеты, он обнаружил, что Мария с чопорным видом сидит на скамейке.
      Довольный тем, что отыскал ее, Джоко снова загородил лицо газетой и стал ждать.
      Когда поезд тронулся с вокзала, Джоко выбрал место подальше от Марии Торн, насколько это было возможно, и так усердно стал изучать колонку биржевой хроники, что можно было предположить, будто он собирается купить ценных бумаг никак не меньше, чем на тысячу фунтов.
 
      – Что вы подразумеваете под словами «она не приехала»? – и без того высокий голос Кларисы Монтегю возвысился так, что стал резать слух. – Она должна была приехать. Она покинула наш дом… позвольте припомнить… неделю, да, семь дней назад… Разумеется, нет. Я умоляла ее не отправляться так поздно и подождать до утра, но она настаивала на своем, – леди Монтегю нетвердыми шагами встала с кресла и потянулась за склянкой с нюхательной солью: – Ох, бедняжка…
      Мария помогла леди Кларисе открыть пузырек и поднести его к носу. Когда та смогла свободно вздохнуть, Мария продолжила разговор:
      – Так она действительно уехала поздно вечером?
      – Да, хоть я и умоляла ее не уезжать в такой спешке. О, это ужасно!
      – Что, Клариса?
      Мария испытующе посмотрела на лицо вошедшего мужчины. Тот любезно улыбнулся, пройдясь взглядом по ее фигуре.
      – Ох, лорд Монтегю, наша дорогая Мелисса не прибыла к леди Мэри.
      У Марии не осталось сомнений, что леди Монтегю искренне переживает за ее сестру. На глазах Кларисы выступили слезы.
      Муж похлопал Кларису по плечу:
      – Ну-ну, не будем делать такие поспешные выводы. Вероятно, произошла какая-то ошибка, – он хмуро взглянул на Марию. – Что сказала леди Хэмптон?
      – Я не разговаривала с леди Хэмптон, – ответила ему Мария. – В ее доме сообщили, что леди Хэмптон отправилась на два месяца в Бат.
      – Тогда все ясно. Девушка тоже уехала в Бат.
      – Нет, сэр, – возразила ему Мария.
      – Откуда у вас такая уверенность? – любезность лорда Монтегю поостыла. Он перестал утешать свою жену и угрюмо уставился на Марию.
      – Она не уехала бы в Бат, не повидавшись прежде со мной.
      – Возможно, вас не было дома.
      – По ночам я бываю дома, – резко напомнила ему Мария.
      Глаза лорда Монтегю сузились:
      – Как вы позволяете себе разговаривать с нами таким тоном?
      Марии оробела, ее тон сменился на испуганно-извиняющийся.
      – С моей сестрой что-то случилось. Я боюсь за нее. Прошу вас, объясните мне, что за причина вынудила ее уехать отсюда так поздно ночью.
      Клариса заплакала.
      – Она сама так настаивала. Я не одобряла эту ее затею, но…
      Лорд Монтегю кашлянул.
      – Дело в том, что мы попросили ее покинуть наш дом. Она нас не устраивала.
      – Теренс! – срывающимся от слез голосом произнесла Клариса.
      Мария побледнела. В ее памяти всплыл разговор с инспектором и его жуткая фраза о предполагаемых причинах исчезновения Мелиссы.
      – Что… что вы хотите сказать? – она от волнения с трудом выговаривала слова. – Что… что Мелисса?..
      – Нет, – вмешалась Клариса. – Она справлялась со своими обязанностями. Просто она слишком… молода.
      Мария изменилась в лице:
      – Слишком молода? – ей удалось сдержать слезы. – И поэтому она уехала отсюда ночью?
      Лорд и леди Монтегю обменялись взглядами. Леди Клариса пожала пухлыми плечами:
      – Э-э… вероятно, она торопилась повидать вас. Марии показалось, что сердце сейчас выскочит у нее из груди.
      – Но она так и не приехала.
      – Ах, моя милая, – Клариса усадила Марию рядом с собой на диван. – Мне так жаль. Можем мы чем-нибудь помочь?
      Мария покачала головой. Ее глаза заволокла пелена слез.
      – Я сейчас же возвращаюсь в Лондон, – сказала она. – Как только я туда прибуду, то сразу же отправлюсь в Скотленд-Ярд. Когда я сообщу им, что сестра покинула ваш дом по той причине, что была слишком молода…
      Лорд Монтегю снова кашлянул:
      – По-моему, нет ни необходимости, ни достаточных оснований обращаться в Скотленд-Ярд. Несомненно, девушка скоро отыщется.
      Мария встала:
      – Я уже была в Скотленд-Ярде.
      – Что? Что вы сказали? – лорд Монтегю, грозно нахмурившись, шагнул к Марии.
      – Я сказала, что уже была в Скотленд-Ярде. Вчера я беседовала с инспектором Ревиллом, и он дал обещание начать поиски.
      Его светлость, безусловно, пришел в негодование.
      – Это было очень неразумно с вашей стороны. Вы подумали о ее репутации?
      Мария взглянула ему в глаза, она тоже запылала гневом.
      – Я гораздо больше беспокоюсь за ее жизнь и здоровье, чем за ее репутацию. Когда я найду сестру, тогда буду переживать за все остальное.
      Лорд Монтегю, видимо, хотел сказать ей что-то еще, но в разговор вмешалась его супруга:
      – Разумеется, милая моя. Вы поступаете совершенно правильно. Я буду молиться о том, чтобы ваша сестра нашлась целой и невредимой.
      После ухода Марии лорд Монтегю еще долго не мог остыть.
 
      Молодой человек в надвинутом на глаза котелке растянулся под деревом, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, которая то вздымалась, то опускалась в ритм его дыханию. Хотя день стоял прохладный, это местечко находилось на самом солнцепеке.
      Мария хотела было тайком проскользнуть на железнодорожную станцию мимо этого молодого человека. Тогда она успела бы на ближайший поезд, а он остался бы в пригороде. Но она решила все-таки разузнать, кто он такой и почему следит за ней.
      Не успев как следует обдумать эту мысль, Мария приблизилась к спящему и ударила его зонтиком по подошве ботинка:
      – Проснитесь!
      – Эй! – его тело с поразительной быстротой переменило позу – в одно мгновение его спина изогнулась дугой и молодой человек вскочил на ноги. Сжав руки в кулаки, он горящими глазами уставился на Марию.
      Мария оторопела. Взвизгнув, она развернулась и опрометью пустилась бежать от него.
      – Эй, пташка! Что тебе нужно? – крикнул он ей вслед. – Я думал, меня удар хватит.
      Мария остановилась и обернулась.
      Молодой человек стоял, прислонившись спиной к дереву и держась одной рукой за сердце. В другой руке он держал свой котелок и обмахивался им, как веером.
      – Боже, ну ты и напугала меня. Я чуть в штаны не надул.
      От такой откровенности Мария покраснела, но затем взяла себя в руки.
      – Я хочу знать, почему вы преследуете меня? Страдальческое выражение мгновенно исчезло с лица молодого человека, словно его никогда и не было. Он выпрямился, оторвав спину от дерева, стряхнул несуществующую пыль с полей своего котелка и сдвинул его на затылок, в привычное положение. Затем, отряхнув пыль с рук, подошел к Марии:
      – А разве нельзя допустить, что я просто провожу время за городом – что-то вроде загородной прогулки, как говорится?
      Мария занесла над собой зонт, словно саблю.
      – Не приближайтесь ко мне.
      Подняв руки, он заискивающе улыбнулся:
      – Эй там, тише. Я стою на месте. Не надо лишать меня жизни.
      – Вы сегодня с самого утра следили за мной.
      – Я? Следил за вами? Ничего подобного, – он переменил позу. – Я искал приличную работу.
      Мария окинула его взглядом. Его улыбка была слишком уж приветливой, обстоятельства – слишком уж странными. Мария неодобрительно посмотрела на молодого человека, в лучшей аристократической манере миссис Шайрс.
      – Вы лжете.
      Молодой человек снова улыбнулся в ответ, теперь его улыбка была верхом очарования.
      – Обидно слышать. Я просто лежал под деревом и отдыхал, а вы пытались заколоть меня зонтиком, и теперь порочите меня, словно я какой-нибудь негодяй.
      Лицо Марии оставалось каменным.
      – Я даю вам еще один шанс. Если вы сейчас же мне не скажете, что вы здесь делаете, я пойду прямо по дороге до первого полисмена. И тогда… – она прищурилась, – …вас арестуют.
      Он в притворном ужасе поднял руки.
      – О, не говорите так, не говорите так! Моя старушка-мать будет плакать и рыдать, если узнает, что ее сыночка забрали.
      – Вот увидите, так я и сделаю.
      Направив на своего преследователя острие зонтика, Мария обошла его и торопливо зашагала по дороге, покачивая турнюром.
      Тот пошел за ней, по-прежнему широко улыбаясь.
      – И за что же меня арестуют? – крикнул он Марии в спину. – За то, что я немного вздремнул на лужайке?
      – За то, что вы преследуете меня и досаждаете мне, – ответила та, оглянувшись.
      Молодой человек прибавил шагу и догнал Марию. С его длинными ногами ему не составило труда сделать это.
      – Следовать за кра-а-сивой леди – это не преступление, – проникновенно прошептал он. – Мое сердце рвется из груди…
      Мария остановилась как вкопанная и пристально посмотрела ему в лицо:
      – Вы перестанете? У меня нет желания разводить с вами споры на такие темы. У меня пропала сестра и… – на ее глаза навернулись слезы. Она была готова разреветься перед ним, – …и я не знаю, как мне ее найти.
      Она отвернулась и порылась в своей сумочке.
      – Прошу вас, – произнесла она, задыхаясь от душивших ее слез, – оставьте меня в покое.
      – Ну, успокойтесь, – он положил ей руку на плечо и отвел на заросшую травой обочину дороги.
      Мария прислонилась плечом к дереву, а ее спутник отвернулся, разглядывая овец, щипавших на лугу травку. Наконец она перестала плакать.
      – Я должна идти на станцию, – прошептала она глухим голосом. – Мне надо возвращаться в Лондон.
      – Может быть, я смогу помочь вам? – предложил он.
      – Не вижу, чем вы можете помочь. Кроме того, – резко напомнила она, – вам же нужно искать работу.
      Он пожал плечами:
      – Когда-нибудь я ее найду, я никогда еще не огорчал свою старушку-мать. А сейчас почему бы вам не позволить мне проводить вас?
      – Нет.
      Носовой платок Марии промок от слез. Молодой человек выудил из кармана свой хлопчатобумажный платок, в белую и коричневую клетку, и подал его Марии, та с благодарностью взяла.
      – По крайней мере вам не придется идти одной, – он наклонил набок свою красивую голову. – Ведь с вашей сестрой все случилось из-за этого, правда? Она отправилась на станцию одна.
      Мария насторожилась. Она опустила платок, открыв его взгляду опухшие, грустные глаза.
      – Кто вы?
      Он с улыбкой снял котелок и поклонился:
      – Джоко Уолтон, городской житель. Окружающий пейзаж был самым обычным. Под ногами Марии была твердая земляная почва, в голубом небе плыли белые облака. Но неужели это она, обыкновенная молодая женщина, стоит посреди дороги и беседует с незнакомцем об исчезновении своей сестры? Она вдруг спросила себя, не снится ли ей все это. К несчастью, молодой человек выглядел удручающе реальным.
      – Я не это имела в виду. Я хотела спросить, что вы из себя представляете, Джоко Уолтон?
      – Я же сказал, я из Лондона, городской житель. Послушайте, мне пришла в голову одна мысль. Хотите, я спрошу билетера на станции, не запомнил ли он вашу сестру?
      Мария снова задала себе вопрос, не снится ли ей все это. От плача у нее разболелась голова, но предложение Джоко заинтересовало ее. Он подал ей неплохую мысль.
      – Мне это не приходило на ум. Но, может быть, лучше спросить мне?
      Джоко пожал плечами:
      – Как хотите. Я подожду и посмотрю, чтобы ничего не случилось, – он достал два шиллинга. – А пока будете расспрашивать, купите заодно нам обоим билеты. Будьте хорошей девочкой.
      Мария была так поражена, что не стала возражать и взяла деньги.
      Через несколько минут она вернулась и протянула Джоко билет, едва скрывая волнение:
      – Она уехала только утром. Моя сестра села на поезд только утром. Кассир запомнил ее, потому что она в ту ночь покупала билет на последний поезд, но отправилась в путь только утром.
      Джоко взялся рукой за подбородок.
      – Почему?
      – Я не знаю. Минуту он размышлял.
      – Любой парень сразу задумается, а куда она отправилась, пропустив поезд?
      Мария тут же пришла в негодование:
      – Она не сделала ничего безнравственного.
      – А кто что говорит? – поднял руки Джоко. – Это ее дело, где она была.
      – Моя сестра – порядочная девушка. Я хочу, чтобы вы это хорошо поняли.
      Джоко кивнул, его голубые глаза опустились вниз:
      – Но почему она не села на тот поезд?
      – Вы думаете, это важно? Он пожал плечами:
      – Я не легавый, но мне ясно, что если девушка так спешила в Лондон, что отправилась туда ночью, значит, она от чего-то убегала.
      Вдали послышался гудок паровоза.
      – Откуда вы так много знаете? – встревожилась Мария.
      – Я, милочка, не знаю ничего. Но я давно уже сам себе хозяин. – Джоко оценивающе окинул взглядом Марию. – А ты – нет, ведь так?
      Она кивнула в ответ:
      – Разве это так заметно?
      – Вообще-то, приехать сюда было неплохой мыслью. Начать с последнего места, где ее видели.
      – Ну вот, вам опять все известно.
      Джоко пошлифовал ногти о рукава, затем внимательно посмотрел на руки, проверяя, нет ли на ногтях какого-либо изъяна.
      – Я достаточно долго вращался среди людей, чтобы понять, что на деле вещи не таковы, как они выглядят на первый взгляд. Все не так просто, как кажется, поэтому нужно смотреть глубже, – брови Джоко сошлись на переносице, его голубые глаза завладели взглядом Марии. – Взглянув глубже, можно обнаружить, что прекрасное уродливо.
      – Моя сестра – порядочная девушка, – повторила Мария под режущий уши лязг железных колес прибывающего на станцию поезда.
      – Ну, раз ты так говоришь… – Джоко закатил глаза, помогая ей забраться в вагон.
      В вагоне он уселся рядом с Марией. Его шляпа, как всегда, была сдвинута на макушку. Через несколько миль пути Джоко положил руку на спинку сиденья. Мария была привлекательнее, чем ему показалось сначала. Черное ей не шло, в такой одежде она походила на ворону. Он подумал, что ей больше пошло бы голубое. В голубой шляпке она бы выглядела как надо. Конечно, совсем юной ее не назовешь…
      Сидя рядом с Джоко, Мария очень сильно ощущала его присутствие. Уже несколько лет прошло с тех пор, когда она в последний раз сидела рядом с молодым человеком. А ее последний поклонник был не так хорош собой. Джоко Уолтон был красавцем, хотя и несколько вульгарного типа. Этот крикливый костюм из шотландки, и этот котелок… Мужчины, приходившие с визитами к миссис Шайрс, носили шелковые цилиндры или мягкие фетровые шляпы. Джоко был моложе любого из них, Мария даже подозревала, что он был моложе ее самой.
      Он перехватил ее взгляд и улыбнулся. На обеих его щеках появились ямочки. Мария, густо покраснев, отвернулась и стала смотреть в окно.
      Джоко, все еще улыбаясь, пошевелился и закинул ногу на ногу. Мария задремала под мерный стук колес поезда, ее тело прислонилось к телу Джоко. Позднее, когда Марию Торн совсем укачала ритмичная дорожная тряска и она погрузилась в сон, пальцы молодого человека дотронулись до ее головы и легким движением положили себе на плечо.
 
      Теренс Монтегю раздраженно взглянул на измятую газету, зажатую в кулаке. Его глаза сверкнули злобой. Эта Мария Торн и в самом деле оказалась колючкой, досадной занозой, крошечной, незначительной, но если ее оставить – она может привести к нарыву. Ее нужно было выдернуть, и немедленно.
      Лорд Теренс планировал отправиться в Лондон в конце недели. Сейчас у него имелось веское основание ускорить выполнение намеченного в его расписании пункта. Он отбросил газету в сторону и позвонил экономке. Когда она ушла, получив указание упаковывать чемоданы, он отыскал свою жену:
      – Дорогая… Клариса вздрогнула.
      Монтегю внимательно взглянул на супругу, от его внимания не ускользнуло, как та отпрянула от него, как задрожали ее руки, как кружева, которые она плела, упали ей на колени. Клариса нашла в себе мужество улыбнуться ему, но ее глаза смотрели на мужа с опаской.
      В другое время лорд Монтегю, возможно, был бы рад воспользоваться ее страхом, но теперь он имел возможность ощипывать перышки с птичек поинтереснее. Теренс подошел к жене, чтобы поцеловать ее. Она потупила взгляд, поэтому поцелуй пришелся ей в макушку, а не в щеку.
      – Дорогая, я должен на несколько дней съездить в Лондон.
      Клариса не улыбнулась. Ее голос задрожал, словно она заставляла себя говорить сквозь слезы:
      – Вы ведь осведомитесь у леди Хэмптон насчет Мелиссы? Я буду терзаться волнениями, пока не узнаю, что с ней все в порядке.
      – Первым делом я намереваюсь отправиться именно туда, – заверил лорд Теренс жену. Этот вопрос, который Монтегю истолковал как упрек, привел его в раздражение.
      Клариса поднялась на ноги. Ее голос прозвучал вслед мужу, громко и очень решительно:
      – Мелисса Торн была хорошей девушкой, она была очень добра к нашим дочкам. Если с ней что-нибудь приключилось, тогда мы оба будем ответственны за это.
      Теренс застыл на месте. Его рука сжала дверную ручку.
      – Я бы не доходил до таких упреков.
      – Тем не менее, лорд Монтегю, я настаиваю, чтобы вы сделали все, чтобы найти ее.
      Он взглянул на свою пухленькую голубку так, словно увидел ее впервые.
      – Обещаю, что Мелисса Торн будет стоять первым пунктом в списке моих дел.
 
      К тому времени, когда поезд прибыл на Юстонский вокзал, Мария уже не раз задала себе вопрос, кто же такой ее спутник. Эти размышления внушали ей тревогу. Не предложил ли Мелиссе помощь такой же любезный незнакомец, как Джоко? Мария крепче обхватила пальцами зонтик. Она не будет для него легкой добычей.
      Все-таки, кто же он такой? – спрашивала себя Мария. Они не были представлены друг другу как положено – разумеется, они же принадлежали к разным слоям общества. Джоко даже говорил на другом языке, не похожем на тот, на котором говорила она. Она с трудом понимала некоторые его слова из-за странного произношения. А кое-какие из употребляемых им слов она не знала вообще.
      И, самое главное, Марию раздражало его дьявольски легкомысленное отношение ко всему на свете. Она была уверена, что Джоко не поверил в то, что Мелисса была порядочной девушкой.
      Марии Торн хотелось заплакать – так она была расстроена. Никто ей не верил, или еще хуже, никто, кажется, и не хотел ей верить. Мелисса, ее обожаемая сестричка, была безжалостно вычеркнута из общества. Парадоксально, но раз она исчезла – никто не хотел ее искать. Ужас при мысли об этом постепенно охватывал Марию.
      Когда Джоко взял Марию под локоть, чтобы помочь ей спуститься на перрон, она отказалась от его помощи:
      – Я весьма благодарна вам за то, что вы проводили меня, мистер Уолтон, но теперь мне нужно отправляться по своим делам.
      Джоко склонил голову набок. Его улыбка на мгновение исчезла, но потом он заулыбался еще шире, чем прежде:
      – Говорите «до свидания», мисс Торн?
      – Да-да, у меня есть дела, связанные с поиском сестры, а у вас… у вас тоже, наверное, есть свои дела.
      – Воспитанные светские джентльмены всегда провожают леди до дома. – Джоко снова потянулся к Марии, чтобы взять ее за локоть.
      Она выдернула свой локоть из его руки и спустилась на платформу. Джоко сошел по ступеням вслед за ней.
      – Этого не нужно, – сказала Мария. – Я так устала, что, скорее всего, поеду домой в кебе.
      Джоко кивнул:
      – Это правильно. Хорошая мысль. Я пойду поищу кеб.
      – Не нужно. Я вполне способна справиться с этим сама.
      – Вам нельзя…
      – Чего ты пристал к леди? Не хочешь ли прогуляться со мной, куколка? Этот малый совсем не то, что тебе нужно.
      К ним подходил огромный верзила на пол головы выше Джоко и заметно шире его в плечах. Его гигантские ручищи свисали почти до колен.
      Толстая шея была обмотана шарфом футов восьми, наверное, в длину.
      – Почему бы тебе не пойти по своим делам, Джоко? Я позабочусь об этой леди.
      Мария была так ошеломлена, что у нее перехватило дыхание.
      Джоко обнял ее за талию:
      – Вали отсюда, хулиган.
      – Вот это уже нехорошо.
      Мария в изумлении уставилась на этого громилу. Его нос был сломан, челюсть перекошена, одно ухо деформировано. Он сжал свои громадные ручищи в кулаки, похожие на кувалды. Мария испуганно взглянула на Джоко.
      Джоко выглядел безмятежным.
      – Убирайся отсюда, Тилли. Это моя пташка. Громила оскалился:
      – Так, значит, ты обо мне слышал. Тогда ты должен знать, что со мной лучше не ссориться.
      Джоко пожал плечами:
      – Твоя репутация не краше твоей морды. Мария в страхе дернула Джоко за рукав:
      – Тише. Лучше уж молчите…
      – Он только и умеет, что болтать языком, – усмехнулся Джоко. – Тилли больше ни на что не способен.
      Верзила начинал горячиться.
      – Отойди от этой леди, или ты сейчас узнаешь, что я умею.
      Мария нервно огляделась по сторонам. Десятки людей проходили мимо, но ни один не остановился, чтобы помочь. Все шагали, уставившись в землю, спешили на поезд или, выйдя из вагона, торопились покинуть вокзал. Никто не собирался им помогать. Мария подумала, не выбежать ли ей с перрона на улицу.
      – Хотите, чтобы я вызвала полицию?
      – Можешь пойти, но ты не найдешь ни одного полицейского, – ухмыльнулся верзила. – Они знают, что со мной шутки плохи.
      – Это неслыханно. – Мария поудобнее взялась за зонтик, приготовившись в случае чего использовать его для самообороны.
      Джоко терпеливо вздохнул:
      – Тилли, эта леди устала, ей нужно добраться до дома и отдохнуть.
      – Ну, а почему бы ей не прогуляться до дома со мной? А я уж сделаю так, что она отдохнет как надо. Она будет валяться на спине хоть целые сутки напролет.
      Джоко повернулся к Марии:
      – Прошу тебя, отойди в сторону.
      – Что?
      – Отойди в сторону.
      – Но…
      Не объясняя, что он собирается предпринять, Джоко легонько оттолкнул ее кончиками пальцев в грудь. Мария попятилась.
      Ладонь Джоко с быстротой молнии превратилась в кулак. Сделав ложный замах, он ударил Тилли в коленную чашечку каблуком ботинка. Громила взвыл и схватился руками за ушибленное место.
      Раз – два! Левый кулак Джоко въехал Тилли в подбородок, а правый попал в то, что некогда было его носом.
      Громила рухнул как подкошенный. Перрон аж содрогнулся от его падения.
      Джоко схватил Марию за руку:
      – Бежим!
      Вместе они вихрем выскочили из вокзальных дверей. Джоко потащил Марию к кебу, подъезжавшему к вокзалу.
      – Обри Уолк! – крикнул он кебмену. – И побыстрее!
      – Но-о!
      Когда кебмен щелкнул бичом и экипаж тронулся, Мария и Джоко выглянули в заднее окошко. Тилли, придя в себя, выбежал на улицу. Из его носа по губам и подбородку текла кровь, он в бессильной ярости размахивал кулаками, сотрясая воздух. Его гневный вопль доносился до их ушей.
      – О Боже! – прошептала Мария. – Что все это значило?
      Джоко повернул голову к ней, дуя на костяшки пальцев, разбитые о подбородок Тилли.
      – Наверное, то же самое случилось с твоей сестрой.
      Мария отвернулась от окна и посмотрела на Джоко. Ее лицо было бледным как мел, карие глаза казались огромными из-за темных ресниц и темных кругов под глазами.
      – С моей сестрой?
      – Она, наверное, повстречалась с Тилли или кем-нибудь еще, таким же, как он.
      Мария прикрыла рот рукой:
      – О нет…
      Джоко откинулся на спинку сиденья. Он был настроен саркастически.
      – Девушки, приезжающие в Лондон в одиночку, должны помнить о том, что говорили им мамы. Никогда, никогда не нужно вступать в разговоры с незнакомцами.
      – Но я была не одна.
      Казалось, что Джоко был увлечен видом улицы перед ним. Несколько кварталов он молчал.
      – Ты была со мной, – произнес он наконец. – А Тилли узнал меня.
      Лошадь пустилась рысью.
      Джоко взглянул Марии прямо в глаза.
      – Хочешь, чтобы я сошел?
      Мария внимательно посмотрела на его юное и одновременно взрослое лицо. Если бы Джоко Уолтон на самом деле намеревался ее похитить, ему уже предоставлялась для этого масса возможностей. Она вспомнила, с какой яростью он накинулся на того громилу. Джоко не соответствовал представлениям Марии об ее рыцаре, защитнике, но как-никак сейчас на исходе девятнадцатый век. Настоящего рыцаря без страха и упрека найти было сложновато.
      – Конечно, нет, – ответила она с чопорным видом. – Там дождь.

      – Ох, дорогая моя, значит, поездка принесла тебе одни разочарования, – теплота, с которой Эйвори встретила Марию, вызвала слезы на ее глазах.
      – Да, мэм, – Мария вздохнула и распрямила плечи. – Боюсь, мне придется уйти с работы.
      – Но почему? – Эйвори покачала головой. – Разумеется…
      – Моя сестра пропала. Исчезла бесследно. – Мария говорила срывающимся голосом. – Никто не хочет ее искать.
      – Милая…
      – По крайней мере, никто ее не ищет, кроме меня.
      – Полиция… Мария скривила лицо.
      – Мою сестру нужно найти, и разыскивать ее придется мне. Поэтому я должна оставить работу, чтобы у меня было время заниматься поисками. Я должна…
      – Это очень опасно, – встревожилась миссис Шайрс.
      – Наверное, поэтому полиция и не хочет этим заниматься. – Мария показала рукой на письма, пришедшие за то время, пока она была в Брирфилде, кипу которых «святой» Питер положил ей на стол. – Я не могу выполнять свою работу. Мне очень жаль, но вам придется нанять другую секретаршу.
      Обычно очень сдержанная, даже холодная, миссис Шайрс подошла к Марии и обняла ее за плечи.
      – Чепуха, – сказала миссис Эйвори, понизив голос. – Можешь заниматься поисками Мелиссы столько времени, сколько тебе потребуется.
      – Но как же работа… Ваша переписка… Мне так жаль. – Мария почувствовала, как слезы застилают ее глаза. Она вытерла их рукой. – Вам нужно найти кого-то другого, иначе вам не справиться.
      – Кого я найду, скажи на милость! – Миссис Шайрс покачала головой. – Мне для этого требуется женщина. Я очень и очень сомневаюсь, что мужчина подошел бы для такой работы, а какая еще женщина сможет освоить эту адскую машину?
      Миссис Шайрс показала жестом на печатную машинку, закрытую черным кожаным чехлом.
      – Но вы знаете…
      – Да, знаю, – продолжала миссис Эйвори. – Я знаю, что ты думаешь об этой машине. Она шумит, часто ломается, доставляет неприятности. Кроме того, работа на ней требует опыта.
      – Она не так уж плоха, – возразила Мария, хотя и без уверенности в голосе.
      – Мне придется кого-то нанять, чтобы переписывать от руки наиболее срочную корреспонденцию, – со вздохом произнесла миссис Шайрс. – Остальное подождет.
      Миссис Шайрс еще раз обняла Марию перед тем, как отойти от нее.
      – Только обещай, что ты вернешься ко мне сразу же, как сможешь.
      Мария вытащила из-за пояса носовой платок и вытерла глаза.
      – Обещаю.
 
      – Эй! Ты плачешь?
      Мария вышла на ступени крыльца дома миссис Шайрс и остановилась при виде Джоко, удивленная тем, что он еще не ушел.
      – Вы все еще здесь!
      Джоко снял котелок и сделал изящный жест, словно настоящий светский щеголь.
      – К вашим услугам.
      – Мне не нужны ваши услуги, – сказала Мария, поднимая зонтик.
      «Святой» Питер как раз запирал дверь. Услышав эти слова, он широко распахнул ее и вышел на крыльцо.
      – Мисс Мария, желаете, чтобы я отправил его восвояси?
      Мария, у которой за спиной был такой здоровяк, мило улыбнулась.
      – Мне кажется, в этом нет необходимости. Вы хотите, чтобы вас отправили восвояси? – обратилась она к Джоко.
      Тот надел шляпу и внимательно посмотрел на дворецкого. С высоты крыльца «святой» Питер на пять футов внушительно возвышался над ним, но, к изумлению Марии, Джоко только хмыкнул:
      – Ну, мисс… э-э… Мария, вам ведь не хочется, чтобы из-за вас этому парню стало больно, не правда ли?
      Питер зарычал.
      Сунув зонт под мышку, Мария стала натягивать черные лайковые перчатки.
      – Никому не станет больно, если вы немедленно оставите меня в покое.
      Джоко покачал головой и удрученно взглянул на нее.
      – Я и вправду хотел бы уйти, Рия, но дело в том… что я не могу.
      – Меня зовут Мария. Ма-ри-я Торн. А вы, мистер Уолтон, можете оставить меня в покое.
      – Ма-ри-я. Красивое имя, – он кивнул. – Зови меня Джоко, а я буду звать тебя Рией. Рия – лучше, – глаза Джоко заблестели. – Дружелюбнее, я бы сказал… да и милее, правда?
      При этих словах Джоко многозначительно повел бровями. Мария оторопела от такой фамильярности.
      – Хотите, я вышвырну его отсюда? – прорычал Питер.
      Джоко сдвинул котелок на затылок. Белокурые волосы с золотым отливом окружали его лицо, словно он был ангелом с картины художников эпохи Возрождения. Он наклонился к Марии и понизил голос до шепота, словно собираясь поведать ей какую-то тайну:
      – Рия, ты же не хочешь увидеть своего большого друга в синяках и кровоподтеках, правда? Ясно, не хочешь. А помнишь Тилли? Я слышал вчера, что его коленная чашечка сломана.
      Мария почувствовала, как краска заливает ее щеки. Ее взгляд упал на руки Джоко. Даже не сжатые в кулаки, с большими пальцами, засунутыми в карманы жилета, эти руки выглядели внушительно. Мария никогда прежде не видела таких рук. Это были широкие, загорелые руки, покрытые на тыльной стороне кисти золотистыми волосками.
      Но выпуклые костяшки пальцев заставили ее вздрогнуть. После ударов в челюсть Тилли они были расшиблены и покрыты болячками размером с полупенсовую монетку.
      Мария подняла взгляд на его лицо и сказала высоким, тонким голосом:
      – Коленная чашечка Тилли сломана?
      – По крайней мере, она распухла. Колено раздулось до размеров дыни, а нос стал как репа. Извини, Рия, но выглядит он чертовски плохо. Так мне рассказали.
      При мысли о добром «святом» Питере с носом, как репа, Марию пробрала дрожь. Она нерешительно улыбнулась дворецкому.
      – Все в порядке, Питер. Я знаю этого джентльмена.
      Питер, похоже, сомневался.
      – Вы уверены?
      – Да.
      – Она уверена, – подтвердил Джоко и предложил ей руку. – Пойдем, Рия. У нас еще есть дела.
      Мария нахмурилась, но Джоко улыбнулся в ответ, отчего на его щеках появились очень милые ямочки. Это было ужасно, абсолютно ужасно. Мария не знала, кто он, откуда он. Но, подумав, она решила, что ей не остается ничего другого, кроме как пойти с ним.
      Позже она будет вспоминать, что ей даже и в голову не пришло укрыться в доме миссис Шайрс, где она чувствовала бы себя в безопасности. Ее сестра, ее единственная родственница, единственный близкий ей человек, исчезла, и, без сомнения, ей угрожала опасность. Мария должна была отыскать ее.
      Она взяла Джоко под руку и позволила ему увести себя с крыльца на улицу.
 
      – Что, если мы остановимся передохнуть и решим, что нам делать дальше?
      Мария шла по Хай Холборн так быстро, что запыхалась. К несчастью, это не отбило у ее спутника желание сопровождать ее. Кажется, этому негоднику такая быстрая ходьба не стоила никаких усилий. С его длинными ногами ему не составляло большого труда идти с Марией в ногу. Она повернулась к нему, подняв зонтик.
      – Пожалуйста, оставьте меня в покое. Джоко отступил на шаг, вид у него был недовольный.
      – Я вправду не могу этого сделать, но был бы рад узнать, к какому дьяволу мы идем.
      – Я уверена, что вы понятия не имеете об этом месте. Я уже прибыла куда нужно. Я прогуливалась не ради удовольствия, мистер Уолтон. – Мария, словно жезлом, указала кончиком зонта на ряд строений, расположенных в глухом переулке.
      Это были ветхие, неприглядные, покосившиеся дома. Деревянные фасады чередовались с кирпичными и каменными. Почерневшие узкие двери покрывала плесень. Мостовая здесь больше напоминала проселочную дорогу, никаких тротуаров, разумеется, не было.
      Джоко обвел взглядом эти убогие жилища. Было ясно, что он не находит их привлекательными.
      – Ты собираешься пойти туда? – поднял он брови. – Ты уверена? Ты думаешь, что твоя сестра там? – Джоко сдвинул шляпу на затылок. Мария покачала головой:
      – Мне хотелось бы, чтобы она была там, но это было бы слишком чудесно.
      – Да уж, чудесно.
      Сердито посмотрев на него, Мария осторожно двинулась вперед по скользким булыжникам мостовой.
      Третий дом слева отличался от остальных начищенной до блеска латунной круглой дверной ручкой и чистым порогом. Мария позвонила и подождала. И еще подождала.
      – Никого нет дома, – с надеждой в голосе произнес Джоко. – Наверно, все куда-нибудь ушли.
      Мария сверилась с часами, приколотыми булавкой к груди.
      – Они, наверное, служат заутреню.
      – О Боже! – Джоко закатил глаза к небу. – Один из этих…
      – Прошу вас, не надо. Мария снова нажала звонок.
      За дверью загремела цепь. Дверь со скрипом приоткрылась. Показалась половина бледного до синевы лица с одним глазом. Сухой голос произнес:
      – Да?
      Мария наклонилась к этому лицу.
      – Мне необходимо видеть преподобного господина Динсмора, – прошептала она.
      – Да благословит его Господь, – последовало в ответ, хотя дверь не открылась шире.
      Джоко громко кашлянул. Глаз посмотрел на него.
      – Можно нам встретиться с преподобным господином Динсмором? – поспешно вступила в разговор Мария.
      – Он на службе.
      – Хорошо, тогда… – Джоко дернул Марию за локоть, – мы не будем беспокоить его святейшество.
      Мария оттолкнула его от двери.
      – Мне нужно встретиться с господином Динсмором. Это вопрос первостепенной важности.
      Дверь закрылась, но замок не заперли.
      – Послушай… – начал было Джоко, но цепь загрохотала снова. На этот раз дверь отворилась ровно настолько, чтобы они смогли войти. За дверью, потупив голову, стояла очень худая молодая женщина.
      Вступив в переднюю, Мария не могла справиться с охватившей ее дрожью. В доме было еще холоднее, чем на улице, и ее замутило от сильного запаха кислой капусты. Впервые Мария была рада присутствию Джоко Уолтона, проскользнувшего в дверь вслед за ней. Жуткий серый полумрак воцарился в этом жилище после того, как женщина с грохотом затворила за ними дверь.
      – Райский уголок, – прошептал Джоко ей на ухо.
      – Тсс… – Марии удалось сложить губы в подобие улыбки. – Будет замечательно, если господин Динсмор согласится нас принять.
      – Он очень занят, – недовольно проговорила какая-то старуха. Женщина, открывшая им дверь, стояла молча со склоненной головой.
      – Мне нужно срочно с ним поговорить. Мне требуется его помощь.
      – Кто вас послал?
      Мария глотнула воздуха и скрестила пальцы под муфтой.
      – Миссис Эйвори Шайрс.
      – Подождите здесь со Смиренностью. – Старуха повернулась на каблуках своих черных башмаков на толстой подошве, подол ее черной суконной юбки, которая нескольких дюймов не доставала до пола, зашуршал и заколыхался.
      Мария адресовала привратнице теплую улыбку. Молодая женщина никак не отреагировала. Она стояла, потупив голову и молитвенно сложив ладони на тощей груди, недвижная словно каменное изваяние. Марии стало не по себе, ее ноги замерзли, холод пробирал ее до костей.
      – Что ты надеешься тут найти? – поинтересовался Джоко, не желая больше говорить шепотом.
      – Преподобный господин Динсмор помогает бедным, – ответила Мария. – Особенно он заботится о падших молодых женщинах. Господин Динсмор помогает им встать на праведный путь. Он писал об этом в письмах к миссис Шайрс.
      – Держу пари, клянчил денег, – усмехнулся Джоко.
      – Да, он попечитель этого дома милосердия.
      – А кто получает это милосердие?
      – Заблудшие девушки, которые прозрели и увидели свет.
      Джоко вышел из-за спины Марии вперед. Его голубые глаза холодно обозревали темную переднюю, в которой из мебели стояла только жесткая скамья и подставка для зонтов. Он выдохнул через открытый рот, и его дыхание от холода превратилось в пар. Каблуки Джоко глухо простучали по голому полу, когда он, прошагав по всему помещению, возвратился назад и остановился перед Марией. Он ссутулил плечи и засунул руки в карманы.
      Мария не замечала его, сосредоточив свое внимание на бледной, озябшей Смиренности. Та по-прежнему стояла недвижная и безмолвная. Дверь на другом конце передней отворилась.
      – Он согласен вас принять.
      Мария поспешила вперед, Джоко пошел следом за ней.
      Старуха преградила ему путь:
      – По одному.
      – Почему? – захотел узнать Джоко, но Мария уже исчезла в проходе. Дверь перед ним закрылась.
      Мария проследовала за черной юбкой несколько серых коридоров, поднялась по лестнице, куда-то завернула и прошла через маленькую, почти без мебели, комнату в помещение побольше. Вся его скудная обстановка состояла из стула, небольшого письменного стола и пузатой печки.
      – Подождите здесь.
      Мария бочком подошла к печи. Она никогда не думала, что в доме может быть так холодно. Она сложила ладони вместе и потерла их друг о дружку, чтобы согреть.
      – Моя дорогая сестра.
      Мария вздрогнула от низкого голоса, прогремевшего в комнате. В дверном проеме стоял молодой мужчина. По крайней мере, ей показалось, что это молодой мужчина. Присмотревшись внимательнее, Мария стала сомневаться насчет его возраста. Тусклый свет, пробивавшийся сквозь шторы, приоткрыл седину, кое-где окрасившую его волосы, казавшиеся во мраке комнаты темными как ночь. Эти густые волосы были зачесаны назад, открывая лоб, который нельзя было назвать иначе как благородным. Щеки и подбородок мужчины скрывала аккуратно подстриженная черная борода.
      Одетый в черную сутану с белым воротничком, он держал в руке Библию.
      – Сестра Евангелина сказала мне, что вы пришли от миссис Эйвори Шайрс. Я надеюсь, вы принесли добрую весть от этой благочестивой леди.
      Мария прикусила губу – она терпеть не могла лгать.
      – Миссис Шайрс шлет вам сердечный привет. Преподобный Динсмор подошел ближе – его глаза были так же темны, как и волосы. Они не мигая смотрели на нее.
      Не в силах выдержать этот взгляд, Мария опустила голову.
      – Вы пришли не от миссис Шайрс, – внезапно обличающе произнес он.
      Мария мгновенно вскинула голову. Ее рот свело.
      – Я ра… работаю у нее.
      – Но она вас не посылала, – настаивал преподобный Динсмор.
      Мария почувствовала, что по ее рукам побежали мурашки.
      – Нет, – ответила она.
      – Тогда что вам нужно?
      – Я пришла из-за моей сестры.
 
      – Здесь прохладно. – Джоко топтался вокруг молчаливой Смиренности. Та отрешенно стояла со склоненной головой.
      – Конечно, в церквях всегда холодно, – заметил Джоко, словно привратница поддерживала с ним беседу, хотя та была полностью погружена в себя. – Уу-у, я помню, как мальчишкой становился на колени во время причастия. Колени, представляешь, просто примерзали к полу.
      Женщина не отвечала.
      – Я слышал о проповедниках вроде этого. Проповедуют, что тепло – это дьявольская кознь и вводят народ в соблазн. – Джоко повернул голову, стараясь заглянуть Смиренности в лицо. Пряди ее волос были собраны в тугой пучок на затылке. – Что до меня, так я никогда не мог привыкнуть к холоду. Я в основном из-за этого и перестал ходить в церковь.
      – Перестали ходить в церковь? – Смиренность подняла глаза, полные охватившего ее ужаса. Ее губы беззвучно зашевелились. Она бросила взгляд на внутреннюю дверь.
      Джоко усмехнулся:
      – Представляешь, там только и старались выудить у меня денежки, да произносили проповеди против всего, что может быть в радость или в удовольствие.
      Смиренность сложила ладони на груди.
      Джоко взял ее ладони в свои руки. Сквозь черные митенки он почувствовал, как озябли пальцы женщины.
      – Не молись за меня, Смиренность, – сказал он мягко. – Мне нравится быть грешником.
      – О нет!
      – О да.
      Привратница попятилась от него, но Джоко не выпустил ее рук из своих теплых ладоней.
      – Почему бы тебе не рассказать мне о преподобном Динсморе?
      В ответ Смиренность отрицательно покачала головой, ее лицо перекосило точно от мучительной боли. Джоко тихонько пробормотал что-то утешительное и не выпустил рук женщины, пока та не успокоилась. Затем он улыбнулся.
      – Ты одна из его девочек?
 
      – Видите ли, моя сестра пропала, но никто не хочет помочь мне отыскать ее.
      Динсмор печально кивнул.
      – Павшую в бездну греха никто не может спасти, кроме нее самой.
      – Она не пала в бездну греха, – задохнулась Мария. – Ее столкнули. Или похитили, или затащили туда насильно, и ей необходима наша помощь. Мне думается, вы…
      – Она погибла, – изрек его звучный голос.
      – Она не погибла. – Мария почувствовала, как нарастает в ней гнев. Она уже не впервые выслушивала одно и то же. – Моя сестра где-то в Лондоне, в опасности, куда она попала помимо своей воли. Может быть, ее подвергают избиениям, над ней издеваются.
      Преподобный Динсмор сел за стол и положил руку на Библию. Его черные глаза увлажнились слезами. Он покачал головой.
      – Я подумала, что вы сумеете помочь мне в поисках сестры, – продолжала Мария. – В ваших письмах к миссис Шайрс вы пишете, что спасаете бедных молодых женщин…
      – Дорогая моя, сам я не хожу по борделям.
      Руки Марии сжались в кулаки. От возрастающего чувства беспомощности и несправедливости ее охватил гнев.
      – Миссис Шайрс дает вам деньги на помощь девушкам.
      Динсмор нахмурился:
      – Да, но только девушкам, желающим обрести спасение. Ваша сестра…
      – Моя сестра всей душой желает обрести спасение, уверяю вас.
      Священник открыл Библию и провел по странице пальцем.
      – Обещаю, я буду молиться за спасение ее души и тела.
      – Благодарю вас, но… Он закрыл книгу.
      – Если бы у меня была более обширная паства, возможно, я смог бы донести Его Слово до грешников. К несчастью, мне приходится считаться с мирскими законами. Даже такое скромное место, как это, обходится недешево. Время от времени мужчины и женщины приходят сюда в поисках милосердия. Возможно, среди них будет и ваша сестра. Конечно, мы примем ее под этот кров и дадим ей утешение. Но, полагаю, – черные глаза святого отца выразительно взглянули в Лицо Марии, – что она не уйдет отсюда, ограничившись только «спасибо». Большинство пытается как-то отблагодарить нас за помощь.
      Слушая эту длинную речь, Мария так крепко сжала зубы, что ей стало больно. Что-то ускользало от нее. Священник произнес что-то такое, чего она не понимала. Но все же она попыталась ответить священнику:
      – Мелисса не будет неблагодарной.
      – Конечно, Господь не нуждается в людской благодарности. – Динсмор постучал пальцем по столу. Этот звук привлек внимание Марии. Ноготь был с грязной траурной каймой.
      Девушка глотнула воздуха. Она заметила, что рука священника также была нечистой – в кожу въелись частички грязи.
      – Иногда заблудшие овцы бывают благодарны, – продолжал он. – Иногда они спрашивают, как они могут отплатить за нашу доброту, и по возможности кое-что делают для нас в обмен за нее.
      Мария закрыла глаза.
      – Вы хотите сказать, что могли бы поручить кому-нибудь разыскать мою сестру – кому-нибудь из этих «заблудших овец»?
      – Такая возможность не исключена. Возможность найти вашу сестру и, допустим, передать ей послание, предостерегающее ее о той бездне скверны, в которой она погрязла и откуда она должна выбраться.
      Девушка не сдержалась:
      – Господин Динсмор! Но я бедна. Мы с сестрой сироты, и нам обеим самим приходится зарабатывать себе на жизнь. У нас нет почти никаких сбережений. Конечно…
      – Конечно, ваша работодательница…
 
      Выйдя на улицу, Мария почувствовала, что слезы жгут ее глаза. Она заморгала, стараясь избавиться от застилавшей глаза пелены. Разумеется, преподобный Динсмор обещал помочь, то есть послать записку миссис Шайрс, если Мелисса сама с покаянием появится в дверях его дома. Погибшая. Ее любимая, любимая сестричка.
      Не видя дороги, она направилась к выходу из переулка, споткнулась и чуть не налетела на стену дома.
      – Осторожно. – Джоко вовремя поддержал ее. Ослепленная слезами, Мария предоставила Джоко вести ее по узкой улочке. Он чувствовал, как она дрожит, словно в лихорадке, как судорожно она дышит, стараясь вдохнуть побольше воздуха и взять себя в руки.
      – Слезами горю не поможешь, – сказал наконец он.
      Мария остановилась и достала из кармана носовой платок. Она вытерла лицо и глаза, затем высморкалась.
      – Ну что, твой святой Джо согласился помочь? – поинтересовался Джоко.
      – За деньги.
      – Понятно.
      Мария посмотрела Джоко прямо в лицо, в ее покрасневших глазах читался вопрос:
      – Вы это предвидели? Тот пожал плечами:
      – Никто не стал бы жить здесь, будь у него возможность перебраться куда-нибудь в другое место. Все хотят переехать отсюда. Наверное, этот проповедник думает накопить побольше деньжат и купить маленький домик в другом районе. Может быть, никакой он и не проповедник вовсе. Просто человек, пытающийся немного подзаработать.
      Мария глубоко вздохнула.
      – И вы такой же, Джоко Уолтон?
      – Возможно, – Джоко склонил голову набок.
      – Да или нет? – Мария пристально посмотрела ему в глаза.
      – Да.
      – Тогда я знаю, как заручиться вашей помощью.
      – Может быть. – Джоко почувствовал себя неловко. Вообще-то, он при всем желании не мог бросить ее, ему нужно было выполнить поручение Ревилла.
      Мария взяла Джоко за руку. Ее бледное лицо со следами слез на глазах, ее слипнувшиеся остроконечные ресницы оказались рядом с его лицом. Так близко, что он ощущал на своей щеке ее дыхание.
      Джоко в замешательстве огляделся по сторонам и заметил, что за ними наблюдают прохожие. Мария обхватила его руку своими ладонями.
      – Мистер Уолтон, вы поможете мне? Джоко смущенно посмотрел на нее.
      – Мистер Уолтон, я заплачу вам, я отдам вам все до пенни.
      На них смотрели. Пора было уходить отсюда и где-нибудь согреться. Джоко кивнул и взял Марию под руку. Улыбаясь, словно она говорила что-то смешное, он потянулся к ней и поцеловал ее в щечку.
      – Ладно, дорогая, – рука Джоко обвилась вокруг талии Марии. – Пойдем выпьем по кружечке.
      – Прекратите! – запротестовала Мария. – Что вы делаете?
      Джоко прижал ее к себе так крепко, что она вскрикнула. Его губы коснулись ее уха.
      – Рия, милая, это не то место, где леди гуляют в одиночку. За нами наблюдает пара парней. Нам пора уходить.
      – Кто? Где? – Мария огляделась вокруг. Узкая улочка оставалась такой же мрачной, такой же грязной, но теперь здесь стало оживленнее. По мостовой прогремел кеб, другой экипаж остановился у края дороги. Появились какие-то мужчины примерно такого же сложения, как Тилли, слонявшиеся вдоль железных изгородей домов.
      – Пошли, – громко произнес Джоко и добавил шепотом ей на ухо, – Улыбайся, как будто ты развлекаешься.
      – Я больше никогда не буду развлекаться. – Мария глубоко вздохнула, но, тем не менее, изобразила на губах улыбку.
      – Вот так, крошка. Теперь обними меня так же за талию и пошли.
      – Кто станет нас преследовать? – Мария хлопнула Джоко зонтом по бедру, но все же подчинилась.
      – Мало ли кто. И большинство из них будет преследовать меня.
      – Не друзья?
      – Нет, не друзья. Но у тебя будут друзья, если сейчас мы выберемся отсюда.
      Они обогнули угол улицы, и Джоко толкнул дверь в заведение «Гнездо малиновки».
      Мария вступила в густой сизый дым, наполнявший длинное узкое помещение. Оно было перегорожено стойкой бара, по одну сторону которой сновал туда-сюда бармен, наполнявший стаканы из бочонков, по другую – стояли посетители.
      Джоко подтолкнул девушку вперед себя, и она оказалась посреди расположившихся у стойки мужчин. Некоторые обернулись и плотоядно оглядели ее, все с глиняными трубками в зубах. У Марии загорелись щеки, когда один из них попытался заступить ей путь. Чтобы пройти, она была вынуждена протискиваться мимо него бочком, но тот все равно плечом задел ее грудь.
      Наконец она добралась до места, где стояли четыре стола. Два из них пустовали. За одним из занятых столов сидело трое пьющих и курящих мужчин. За другим, подальше, на коленях у мужчины, спиной к Марии сидела женщина, оседлавшая своего кавалера. Из-под ее исподней юбки виднелись чулки со швом.
      Мария застыла от изумления.
      – Нет, – прошептала она. – Уйдем отсюда.
      – По кружечке нам не повредит, – отозвался Джоко из-за ее спины. Он повернул Марию за руку и повел к столу, самому дальнему от той парочки. – Присаживайся, Рия.
      – Я… – она в шоке оглядывала бар.
      Джоко усадил Марию за стол и сел рядом с ней. Бармен налил темное пиво в стеклянные кружки с крышками.
      – Раз уж ты пришла сюда, милочка, – Джоко положил руку Марии на ручку кружки и, не разжимая ладони, поднес кружку к ее губам. Его глаза были обращены на дверь, а каждый мускул тела находился в напряжении. – Выпей глоточек. Сразу придешь в себя.
      Мария отхлебнула из кружки. Ее передернуло от этого отвратительного вкуса. Она была не в силах отвести глаз от женщины, которая двигалась на коленях у мужчины так, будто скакала верхом. Внезапно мужчина застонал. Он взялся за бедра женщины и заставил ее замереть. Та обняла своего партнера за плечи.
      Джоко повернул лицо Марии к себе. При мерцающем свете газовых рожков ее щеки были пунцовыми, глаза расширились. Джоко прочитал в них смущение и потрясение от увиденного. Он похлопал ее по щеке.
      – Как, по-твоему, не лучше ли тебе побыстрее закончить с выпивкой и позволить мне отвезти тебя домой?
      Мария отхлебнула еще глоток пива. На этот раз оно не вызвало у нее отвращения.
      – Нет.
      – Нет?
      Прищурив глаза, чтобы их меньше ел табачный дым, Мария снова оглянулась на парочку. Челюсть мужчины отвисла, глаза были закрыты, руки судорожно вцепились в бедра женщины. Та больше не двигалась. Одной рукой она обнимала мужчину, другой – взялась за стоявшую на столе пивную кружку. С равнодушным видом, словно она сидела на стуле, женщина поднесла кружку ко рту.
      Мария обернулась и заглянула в глаза Джоко Уолтону.
      – Я не могу оставить сестру в подобном месте.
      Джоко сделал кислую мину.
      Мария снова глотнула из кружки. Ее рот наполнился горьким пивом, от которого свело желудок. Ее ноздри чуть дрогнули от животного запаха разгоряченной плоти, ощутимого, несмотря на плотный табачный смрад и достаточное расстояние.
      – У меня немного денег, но я обещаю платить вам в течение всей своей жизни.
      Джоко отрицательно покачал головой. Мария схватила его за руку.
      – Я обращалась за помощью, куда только могла – в полицию, в церковь. Я разговаривала со многими людьми, но никто не хочет мне помочь. Никому нет дела ни до меня, ни до моей сестры. Вы здесь, со мной, Джоко Уолтон. Я не знаю, почему, да мне и все равно. Но я знаю, что вы единственный, кто сможет что-то сделать, хотя бы попытается. А я вам заплачу.
      Джоко почувствовал себя неуютно.
      – Слушай, может быть, я… – нахмурился он. Не дав ему договорить, Мария схватила его и за другую руку и крепко сжала обе.
      – Возьмите меня с собой туда, где, по вашему мнению, может находиться моя сестра. Мы станем искать ее вместе. Я буду делать все, что вы скажете. Я не буду обузой – я сильная.
      Джоко задумался.
      – А если мы ее не найдем?
      – Я не хочу даже думать об этом. Мы ее найдем, она в Лондоне.
      – Самом большом городе мира, – напомнил он.
      – А если не найдем – я все равно вам заплачу, – холодно произнесла Мария.
      – Не нужно говорить со мной таким тоном, – отдернул руки Джоко.
      Мария растерянно мигнула.
      – Послушай, мисс Надменность, если хочешь, чтобы я на тебя работал, то обращайся со мной должным образом, – он надвинул котелок на глаза, засунул большой палец в карман жилета, приосанился и выпил пива. – Я не собираюсь работать на какую-то там леди, считающую, что я не гожусь даже на то, чтобы чистить ей обувь.
      – Уверяю вас…
      Джоко выставил вперед руку. Мария притихла.
      – Я мужчина, – начал он. – Может быть, я не всегда честен в строгом значении этого слова и, признаюсь, люблю иногда хорошо провести время, повеселиться, развлечься, но я мужчина. И, должно быть, очень неплохой, иначе я бы тебе не понадобился.
      Мария серьезно кивнула.
      – Вы не просто очень хороший, Джоко Уолтон. У вас еще… чертовски хорошие кулаки.
      Он погрозил ей пальцем:
      – Больше никаких грубостей, Рия. Теперь я буду звать тебя Рией, а ты меня – Джоко. Мы будем на «ты», по-дружески, и будем относиться друг к другу уважительно.
      Джоко взял еще пива. Мария едва заметно улыбнулась, когда он запрокинул голову, опустошая кружку.
      – Ты должна обращаться со мной как с мужчиной.
      – Но ты и есть мужчина.
      – Как с настоящим мужчиной, как с франтом, со светским щеголем. Как с тем, с кем ты не стесняешься показаться на людях. – Голубые глаза Джоко встретились с глазами Марии. Он вздернул подбородок. – Даже если ты стесняешься.
      – Как со светским щеголем?
      – Верно.
      – С франтом?
      – Точно.
      – Ты хочешь, чтобы с тобой обращались как с джентльменом.
      – Договорились?
      – Договорились, Джоко, – улыбнулась Мария.
      – Тогда в путь, Рия. – Джоко тоже улыбнулся. – Обещаю, мы отыщем твою сестренку, если только она в Лондоне.

      В висках Мелиссы стучало, словно по ее голове бил кузнечный молот. Мучительно болели глаза. Открывать их было бесполезно – она, наверное, ослепла. Она беспомощно застонала и попыталась сглотнуть. Ее рот так пересох, что в горле, кажется, все слиплось.
      Несмотря на боль, Мелисса открыла глаза. Вокруг не было ничего, кроме непроницаемой мглы. Мелисса не могла различить ни очертаний, ни отдельных цветов. Ничего.
      Она попыталась о чем-нибудь подумать или вспомнить что-нибудь. Превозмогая бессилие, попыталась повернуть голову. Ее замутило.
      Она закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на своих движениях. Что-то на конце ее руки наверное, было ладонью. Если она сможет поднести ее к голове, то, возможно, удастся потереть виски, чтобы облегчить эту ужасную головную боль.
      Мелисса послала руке приказ. Долгое время ничего не происходило. Девушка не чувствовала своих пальцев. Возможно, подумала она, у нее уже нет пальцев.
      Всплеск страха прорвался сквозь боль. Неужели она умерла? Неужели эта безумная боль никогда не пройдет? Паника мгновенно восстановила ее способность мыслить. С ней что-то случилось, но что?
      Где она оказалась? Сестра… ее сестра всегда умела расставить все по местам. Мелисса попыталась позвать ее.
      – Мария…
      Вышедший из горла звук не был похож на имя сестры. Он даже не был похож ни на какое другое слово. Это был сухой хрип, шепот, умерший на непослушных губах.
      Почему она не может говорить?
      – Мария… – уже лучше. – Мария…
      Уже совсем хорошо. Собрав всю волю, Мелисса снова послала приказ пальцам. В их кончиках закололо иголочками, но они лежали, словно колышки, придавленные мертвым грузом ее ладони. Мелисса попыталась представить себе, как она шевелит ими.
      Звук. Рокочущий, словно кто-то разговаривал рядом с ней.
      – Она проснулась.
      – В чем дело?
      – Позовите леди Гермиону.
      – Лучше подождать. Может быть, она снова потеряет сознание.
      Значит, она уже теряла сознание?!
      – Она шевелится. Видишь?
      Мелисса слышала голоса. Она понимала их.
      – В-воды, – простонала она.
      Кто-то прикоснулся к ее голове, подсовывая руку ей под затылок. Она пронзительно вскрикнула сухим, скрипучим криком. Ее чувства провалились во тьму, но боль, вспыхнувшая красным огнем, вытащила их обратно. Около ее губ оказался стакан, затем рот наполнился водой. Она глотала ее, давилась, но глотала.
      – Тише. Не пей так быстро, а то захлебнешься, – предупредил хриплый голос.
      Мелисса снова открыла глаза. Перед одним ее глазом тьма немного рассеялась. Над ней нависло лицо женщины, соответствующее этому голосу. Воду убрали.
      Мелисса пошарила рукой и отыскала запястье женщины.
      – Еще, – прошептала она. – Пожалуйста…
      – Ох, сколько угодно. Можешь пить, сколько хочешь. Сколько угодно, лишь бы не захлебнулась, – в голосе женщины слышалась горечь. – Возьми, пей сама.
      Мелисса почувствовала, что в ее ладони оказался стакан, ее пальцы охватили его.
      – Взяла? – спросила женщина.
      Мелисса попыталась кивнуть. Боль заставила ее застонать.
      – Да.
      – Только держи голову твердо. Поддерживающая рука выскользнула из-под ее затылка. Мелисса кое-как заставила себя держать голову прямо и поднесла стакан к губам. Когда ей удалось влить в себя воду и проглотить ее, она почувствовала небесное блаженство.
      Раздался щелчок дверной задвижки.
      Мелисса открыла глаза, мигнула раз, другой. Знакомое лицо выплыло из дымки в футе от кровати.
      – Итак, ты проснулась, – сказала миссис Гермиона Бьюфорти.
      Глаза Мелиссы стали закрываться, приступ головокружения не давал сфокусировать зрение. Она заставила себя держать глаза открытыми.
      – Я заболела?
      – Ох, надеюсь, что нет, – гулко прозвучал ответ. – Терри это совсем не понравится.
      – Терри? – Мелисса уставилась в лицо миссис Бьюфорти.
      – Лорд Теренс Монтегю, – с дребезжащим смешком объявила женщина. – Твой хозяин.
      За ее спиной беспокойно зашевелилась хрупкая женщина в черном.
      Лицо этой женщины было набелено до мертвенного оттенка. Ее начерненые брови дугами изгибались высоко на лбу и словно крашеные крылья разлетались в стороны, доходя до блестящих, эбеново-черных волос. Ее ресницы, тоже выкрашенные дочерна, были остроконечными и невозможно длинными. В нижней части ее лица свежей раной алел рот. Глаза Мелиссы потрясенно расширились.
      Заметив реакцию Мелиссы, алый рот искривился в презрительной усмешке. Полные губы выдохнули мерзкое шипение:
      – Можете быть уверены, она у меня станет душкой.
      Гермиона улыбнулась и уселась на обитый зеленым плюшем стул в стиле Морриса, стоящий у кровати.
      – Выйди, Кэйт. Кажется, ты напугала нашу милую девочку.
      Снова раздалось мерзкое шипение, а затем женщина по имени Кэйт развернулась на острых каблуках и направилась к двери.
      Присмотревшись к уходящей женщине, Мелисса увидела, что та была одета в черный халат из полупрозрачной ткани и кружев. Из-под него явственно просвечивали черные туфли, черные чулки, черный корсет, укороченный сзади почти до талии, а ниже его шокирующе белели ляжки.
      У двери Кэйт обернулась снова. Черное кружево ее халата распахнулось. Ее резко белеющие ляжки разделялись надвое черными резинками, идущими к чулкам от корсета.
      Шокированный взгляд Мелиссы метнулся на лицо миссис Бьюфорти. Та склонила голову набок и обаятельно улыбнулась:
      – Она выглядит мило, правда? Тебе будет нужен такой же костюм, дорогая.
      Желудок Мелиссы больше не мог выдерживать. С ужасным стоном она заставила себя повернуться набок, и ее вырвало.
      Гермиона оказалась нерасторопной. Подол ее дорогого пурпурного платья был запачкан вонючей дрянью.
      – Проклятье! – она вскочила на ноги, опрокинув стул. – Геката!
      Женщина в черном издала противный, сухой смешок. Отскочив на безопасное расстояние, Гермиона уставилась на кислую массу, испортившую ее платье.
      – Ты сделала это нарочно! Кэйт пожала хрупкими плечами.
      – Я? Это не я облевала пол.
      – Ты сделала это нарочно.
      – Это не я дала ей слишком много.
      – Ты… ты сука! Ты злобная, мерзкая… – зашипела на нее Гермиона. Ее лицо приняло ледяное выражение, но желваки, вздувшиеся на челюстях, выдавали ее злобу. Замахнувшись, она отвесила Кэйт такую пощечину, что та ударилась затылком о дверную панель.
      Кэйт не выказала никаких чувств. Только яркое пятно на щеке свидетельствовало, что ее ударили.
      – Почему бы вам не заставить ее все вычистить? Я не горничная.
      – Ты будешь тем, чем я прикажу тебе быть, – раздался гневный ответ.
      – Я никогда не забываю, кто я. Ни на минуту. И я никогда не забываю, кто вы.
      – Хватит, – леди Гермиона злобным жестом указала на кровать. – Вычисти все, пока я переоденусь.
      Поддерживая на отлете испорченную юбку, она направилась к двери, но Кэйт еще не закончила говорить:
      – По воле Всевышнего вы привели ее сюда. С нее не будет прибыли, из-за нее будут неприятности. Вы вели себя так, словно он…
      – Его распоряжение будет выполнено.
      – Почему бы вам не заставить ее все вычистить? Боитесь, что ее драгоценные ручки станут слишком грубыми для этого проклятого бабника – его светлости?
      Рука Гермионы снова мелькнула в воздухе и ударила ее по другой щеке. Новый приступ тошноты.
      За спинами обеих женщин Мелиссу вырвало снова. Комната завертелась перед ней, в глазах потемнело. Голоса женщин спорили и пререкались, все неразборчивее, а затем и вовсе исчезли, потому что она потеряла сознание.
 
      – Вот ты и очнулась.
      Мелисса подняла голову. Выровняв ослабевшее дыхание, она поднялась с койки и осторожно прислонилась к стене.
      – Да. Я отравлена?
      – В некотором смысле – да. Берт держал твой рот открытым, а леди Гермиона открыла бутылочку и вылила туда ее содержимое. Был случай, когда одна девушка так и не проснулась. Бывает, они ничего не помнят, как ты сейчас.
      – Ох, извините, – прошептала Мелисса, схватившись рукой за живот.
      – Пусть тебя стошнит, если тебе хочется. Мелисса скорчилась в судороге. Пара слезинок скатилась по ее щекам.
      – Кажется, никак, – покачала она наконец головой.
      – Хорошо, – женщина в черном отделилась от двери и подошла к ней. – Меня зовут Кэйт. Идем со мной, – встряхнула она черными локонами. Ее пылавшие щеки все еще напоминали о пощечинах, полученных ею.
      Мелисса догадалась, что была без сознания несколько минут, не больше.
      – Зачем?
      – Незачем, если тебе нравится дышать этой вонью, от которой на каждом вдохе перехватывает горло. Я позвала Несси для уборки здесь. Можешь, конечно, остаться и посмотреть, – она распахнула дверь. По щелчку ее пальцев в дверь протиснулась коротенькая, очень тучная особа. Кэйт взглянула на Мелиссу и подняла брови. – Идем, если хочешь.
      Мелисса уставилась в лунообразное лицо существа с ведром и шваброй. Она не могла с уверенностью сказать, мужчина это или женщина. Туловище Несси опоясывал огромный передник, ниже, на толстых ногах-подпорках, красовались серые чулки, сползающие на грубые, разношенные башмаки. Бурые от грязи рукава были закатаны выше толстых, безволосых запястий, темные глаза косили из-под опухших век.
      Глаза соскользнули с лица Мелиссы на лужу рвоты на полу. – Гря-а-зно.
      Кэйт подняла бровь, уголок ее ярко-алого рта изогнулся.
      Мелисса придерживаясь за стену, миновала гороподобную Несси и проскочила в дверь. Кэйт вышла за ней.
      Обе девушки оказались в длинном коридоре. У каждой двери с шипением мерцали газовые рожки, бросая желтые лужи света на толстую красную ковровую дорожку.
      Мелисса оглядела мрачное помещение, затем взглянула на свою компаньонку, которая, закинув голову назад, встряхнула длинными черными волосами. Тяжелые и густые, они змеились по ее плечам. Кэйт встретила взгляд Мелиссы издевательской усмешкой.
      Выйдя из транса, Мелисса потянулась к руке Кэйт:
      – Где я?
      Усмешка исчезла. Кэйт уставилась на протянутую к ней руку.
      – Не прикасайся ко мне.
      – Извините, – Мелисса мгновенно отдернула руку. – Пожалуйста, пожалуйста, скажите мне, где я?
      Кэйт скрестила руки под грудью, тесно прижав их к черному кружеву.
      – Это «Лордс Дрим».
      Мелисса изумленно взглянула на ее белую кожу и темно-розовые выделяющиеся соски.
      – Не отель?
      – Не отель, – снова усмехнулась Кэйт. – Тебе оказали честь, дорогая. Ты – новая голубка в клетке леди Гермионы.
      Мелисса покачнулась. Ее голова еще болела, пустой желудок вызывал обморочную слабость.
      – Э-это дом…
      – Терпимости.
      Мелисса прислонилась к стене и встряхнула головой, пытаясь справиться со слабостью.
      – Я не могу оставаться здесь.
      – Ох, еще как ты здесь останешься, – Кэйт привалилась плечом к противоположной стене. Они стояли лицом друг к другу, темная и светлая, брюнетка и блондинка, девка и девственница. Золотое пятно света окружало их. – Даже если ты выберешься отсюда, то никому уже не понадобишься, по крайней мере, приличным людям.
      – Моя сестра выручит меня, – Мелисса почувствовала навертывающиеся на глаза слезы. – Моя сестра встревожится до смерти. Она разыщет меня.
      – Но не здесь, – презрительно сказала Кэйт. – Никто не будет искать тебя здесь – ни сестра, ни полиция. Ты теперь падшая. Ты теперь никому не нужна – вот что означает «падшая».
      – Моя сестра не посмотрит на то, что я падшая, – со спокойной уверенностью возразила Мелисса.
      Кэйт сунула белую руку в атласный карман своей накидки, достала серебряную коробочку и вынула оттуда длинную, тонкую черную сигарку. Встав на цыпочки, Кэйт подержала ее кончик в пламени газового рожка, пока скрученные листья не загорелись. Вызывающе взмахнув сигарой в воздухе, она втянула дым в легкие.
      – Особенно твоя сестра, – на ее лице проступила хищная кошачья улыбка.
      Мелисса вздернула подбородок:
      – Ты не знаешь мою сестру. Она придет за мной. Будет лучше, если ты сразу отпустишь меня. Она работает у миссис Эйвори Шайрс, которая имеет большое влияние в правительстве.
      Кэйт выпустила облачко дыма. Оно, словно привидение, поплыло к газовому рожку.
      – Мы здесь каждую ночь имеем все мыслимое влияние на сильных мира сего.
      Взгляд Мелиссы устремился вниз, в коридор.
      – Лучше и не пытайся, – предупредила ее Кэйт.
      – Тебе не остановить меня.
      – Я и пальцем для этого не шевельну. Это сделают привратники. Они – не слишком обходительные джентльмены, чтобы ссориться с ними. Один из них заломил девчонке руки так далеко за спину, что вывернул их из плеч, – Кэйт шагнула к плевательнице и стряхнула туда пепел. Сделав слишком глубокую затяжку, она слегка закашлялась. – Бедняга визжала как зарезанная, когда он тащил ее обратно, но не убежала. Она даже не пропустила ночь.
      – Пожалуйста… – содрогнулась Мелисса.
      – Имей это в виду.
      – Я заплачу тебе. У меня в кошельке жалование за неделю.
      – Оно давно уже в кармане Берта, – рассмеялась Кэйт.
      Мелисса почувствовала приступ гнева. Она усердно работала за эти деньги.
      – Моя сестра заплатит тебе. Она работает машинисткой у значительной женщины.
      Дверь открылась. Оттуда вышла Несси, развернув боком гору своей плоти, чтобы протиснуться в дверь. Мелисса решила, что прислуга все-таки женщина. Кажется, выше бочкообразного живота и грузных бедер у нее угадывались груди.
      Кэйт с отвращением попятилась от мерзко пахнущего ведра, задевшего ее колени. Воспользовавшись случаем, Мелисса бросилась по коридору.
      Вернее, бросилась бы, если бы Несси не подставила ей швабру. Та попала ей между ног, мокрая тряпка обмоталась вокруг ее лодыжки. Мелисса растянулась на полу.
      Несси, взвизгивая, захихикала. Кэйт тоже засмеялась.
      Упав, Мелисса перевернулась на бок и попыталась встать. Несси поставила ведро и неуклюже двинулась вперед.
      – Может, это пригодится на тряпки?
      – Нет!
      Пальцы-сосиски, очень сильные, вцепились Мелиссе в шею, ухватились за тесный воротничок и поставили девушку на колени. Свиное рыло, блестящее, будто смазанное салом, нависло над ней. Хрюкнув, Несси рванула на ней одежду и обнажила плечи.
      Мелисса завизжала. Смертельный ужас и беспомощное отчаяние, послышавшиеся в ее визге, заставили отступить даже огромную Несси. Все еще визжа, Мелисса поднялась на ноги и сделала единственный шаг. Пальцы Несси вцепились в ее платье на спине и снова рванули его.
      Визг Мелиссы перешел в рыдания. Несси дернула еще и сорвала с нее юбку. Еще – нижняя рубашка. Еще – корсет.
      Мелисса больше не могла визжать. Она захлебывалась рыданиями, ее глаза ничего не видели от слез.
      Несси просунула пальцы-сосиски под батистовый лоскуток на талии Мелиссы. Рывок! Панталоны Мелиссы разлетелись пополам и свалились на пол, к тонким щиколоткам.
      Оставшись в одних чулках и туфлях, Мелисса попятилась к стене. Под желтым пятном света газового рожка она присела у стены и сжалась, подтянув колени к груди, безуспешно пытаясь прикрыть руками груди и живот.
      Несси умело собрала обрывки одежды, и, подхватив швабру, заковыляла по коридору.
      Мелисса сидела у стены и беспомощно рыдала. Рука прикоснулась к ее плечу. С пронзительным визгом Мелисса оттолкнула ее.
      – Идем, – голос Кэйт смягчился. – Ты простудишься здесь, в коридоре. Идем обратно в твою комнату.
      Мотая головой и слабо сопротивляясь, Мелисса позволила поднять себя на ноги. Обнаженная, если не считать чулок, она потащилась назад по тускло освещенному коридору.
      Дрожа, она остановилась посреди комнаты, с опущенной головой и зажмуренными глазами. Ее руки тщетно пытались прикрыть тело.
      Кэйт оставила ее и вскоре вернулась с халатом. Мелисса широко распахнула глаза, обнаружив, что с ее плеч свисает бордовое кружево.
      – Просунь сюда руки.
      – Нет, нет.
      Кэйт отошла от нее.
      – Как хочешь, но это лучше, чем ничего.
      – Он такой же, как у тебя, – Мелисса взглянула на халат Кэйт.
      Та отрицательно покачала головой.
      – Мой – черный. Я люблю черное, оно подходит моему занятию. Большинство блондинок носят розовое или синее. Поверь мне, бордовое лучше. Но лучше всего – черное.
      Желая спросить, почему, но не смея, Мелисса просунула руки в рукава и обмотала полы вокруг своего тела. Тыльной стороной ладони она вытерла щеки.
      – Возьми, – Кэйт протянула ей носовой платок. – Вытри нос. Ничто не выглядит хуже, чем сопливый нос.
      Мелисса смутилась, кровь прилила к ее щекам. Она поспешно вытерла нос и верхнюю губу.
      – Ты поняла, что зря суетишься? – усмехнулась Кэйт.
      – Пожалуйста, отпусти меня.
      Кэйт прошла через комнату и уселась на зеленый плюшевый стул. Закинув левую ногу на правую, она выставила напоказ свои белые ноги, красиво задрапированные в черное кружево.
      Мелисса чуть не задохнулась от отвращения. Ее щеки покраснели еще гуще.
      Кэйт потянулась за своей сигаркой, обнаружила, что та погасла, и снова зажгла ее, умело чиркнув спичкой по нижней поверхности стола. Сквозь серый дымок она усмехнулась снова:
      – От джентльменов еще и не так задохнешься.
      – Ты… э-э… развратница.
      – Как по-библейски! – черные брови Кэйт поднялись, она горько улыбнулась. – По-моему, это придает особый статус сделке. «Шлюха» звучит слишком низменно.
      – Ты – бесстыдница.
      – Бесстыдница! Да, я считаю себя такой. Я выжила, значит, я – бесстыдница.
      – Но ты же образована, я вижу, – запротестовала Мелисса. – Ты же…
      – Я – падшая, – огрызнулась Кэйт. Мелисса метнулась через комнату и попыталась схватить девушку за руку:
      – Мы можем спастись вместе. Моя сестра примет нас обеих. Она найдет нам хорошую работу. Она…
      – Не успеем мы выйти из их дверей, как она сдаст нас в полицию, – отдернула руку Кэйт.
      – Нет, не сдаст. Я знаю Марию, она любит меня.
      – Ну, меня-то она не любит, – голос Кэйт стал нарочито-развязным. – Голову даю на отсечение, меня она не любит. Шлюх никто не любит, – она снова затянулась сигаркой и умышленно выпустила клуб дыма в лицо Мелиссе. – Более того, она не любит теперь и тебя.
      Мелисса отступила назад. Ее глаза защипало, они заслезились. Кэйт указала ей на веревку звонка.
      – Почему бы тебе не подойти сюда и не подергать за нее?
      Мелисса взглянула на веревку:
      – Не уговаривай меня звать других. Мы можем спастись вместе.
      – Потяни ее.
      – Нет, пока ты не расскажешь мне…
      – Леди Гермиона расскажет тебе все, что тебе нужно знать.
 
      Волосы Мелиссы, вымытые и расчесанные до блеска, ореолом раскинулись по матрацу. Ее голые груди возвышались под белым атласным халатом, свободным узлом завязанном на талии. Ниже ее талии материал частично выставлял напоказ гнездышко мягких светлых кудряшек.
      Мелисса была растянута ремнями, которые удерживали ее распростертой и почти неподвижной на большой кровати. Она пролила столько слез во время тщетного сопротивления, что уже не могла плакать. Унижение следовало за унижением, пока ее мыли, расчесывали, одевали и поливали духами.
      Теперь ее глаза были сухими, а темные синяки под ними были скрыты макияжем, наложенным Кэйт после того, как двое крепких парней привязали Мелиссу к постели.
      Дверь открылась. Мелисса подняла голову с подушки, но тут же уронила обратно. Она была совершенно обессилена.
      Вошла Кэйт, неся на подносе графин и бокалы. Она все еще была в черном халате.
      «Он тот же самый? Или другой? – подумала Мелисса. – Неужели ей в нем не холодно?»
      Поставив поднос на стол рядом с зеленым плюшевым стулом, Кэйт оценивающим взглядом окинула комнату. С серьезным и деловитым лицом она подошла к кровати и взбила подушку, затем расправила на ней волосы Мелиссы.
      – Отпусти меня.
      Глаза Кэйт прошлись по телу Мелиссы, выискивая недостатки. Она наклонилась и поправила простыню.
      – Я обещаю, моя сестра примет нас обеих. Она никогда не выгонит нас, – голос Мелиссы был охрипшим от плача.
      Кэйт расправила на ней кружева и атлас, и их глаза встретились.
      – Забудь все, – посоветовала Кэйт. – Забудь свою сестру. Забудь, кем ты была. Думай только о том, как доставить удовольствие этому мужчине.
      – Нет.
      Кэйт наклонилась к лицу Мелиссы так, что их разделяло только несколько дюймов.
      – Ты не сможешь выбраться отсюда. Но ты можешь ухватить здесь удачу, если будешь ловкой и упрямой. Но не слишком упрямой.
      – Удачу? – презрительно повторила Мелисса. – Наверное, такую, какой добилась ты?
      Кэйт стиснула зубы. Она отшатнулась от Мелиссы, словно та плюнула в нее огнем.
      – Если здесь можно сделать большие деньги, почему их не сделала ты? – подняла голову Мелисса.
      – Кто сказал, что у меня их нет? – огрызнулась Кэйт.
      – Я. – Мелисса опустила голову на подушку. Ее глаза скользнули по комнате. Она была маленькой, не больше десяти футов в ширину. Кровать, стул, небольшой стол с висящим над ним зеркалом – и больше ничего. Никаких украшений или безделушек. На стене висели тяжелые занавески, но Мелисса уже заглянула за них. Они висели просто так, за ними не было окна. – Никто не будет здесь жить или заставлять жить другого, – она задергалась в ремнях, – если у него есть другой выбор, или деньги, чтобы уйти.
      Кэйт встряхнула головой.
      – Я советую тебе забыть все. Что вышло, то вышло. Ты ничего не сможешь изменить.
      – Но ты это можешь, – настаивала Мелисса. Ты можешь отпустить меня. Дай мне эту возможность. Если ты хочешь сделать деньги, дождись лорда Монтегю сама.
      – Я думала об этом. Не думай, что мне это не приходило в голову. Хотелось бы мне увидеть, каким тогда станет лицо у леди Гермионы, – глаза Кэйт сверкнули. Она подошла к зеркалу и приподняла груди, проверяя, нет ли там изъянов, затем повертелась с бока на бок, чтобы оглядеть фигуру. – Я еще кое-что могу.
      – Тогда сделай это сейчас, – Мелисса почти села, мышцы ее рук напряглись до предела.
      Кэйт прижала ладони к плоскому животу.
      – Нет. Тебя поймают…
      – Дай мне хотя бы шанс.
      – …а себе – неприятности. Мелисса забилась в ремнях.
      – Я никогда не скажу, кто освободил меня. Я поклянусь, что освободилась сама. Свалю все на тех двоих, скажу, что они плохо меня привязали.
      Долгую минуту Кэйт смотрела на нее горящими глазами. Затем она с сожалением покачала головой:
      – Нет.

      – Ты точно не хочешь еще раз пойти в полицию? – спросил Джоко.
      Мария взглянула на него так, словно была готова разрыдаться.
      – Какая в этом польза? Мне больше нечего им сказать.
      Далеко внизу по течению Темзы зазвучал сигнал речного суденышка. Похоронный звук, похожий на стон.
      Джоко прислонился к опорному столбу моста. Его шляпа была надвинута на глаза, большие пальцы рук засунуты в карманы жилета.
      – Может быть, они что-нибудь узнали?
      – Как они могут что-нибудь узнать, если не верят, что я хочу ее найти? – горько ответила она.
      Джоко уклончиво хмыкнул. На мгновение он подумал, не сказать ли ей, что его послал Ревилл. Может быть, она даже примет его за легавого. Он усмехнулся про себя при этой мысли. В его намерения не входило лгать, но ему следовало помнить, какую правду можно говорить, а какую лучше держать при себе.
      В дальнейшем она может захотеть задать ему слишком много вопросов, а его ответы, основанные на личном знакомстве с крутой лондонской изнанкой общества, могут оказаться такими, что она с трудом их проглотит.
      – Как ты думаешь, моя сестра еще жива? – внезапно спросила Мария.
      Джоко медлил с ответом. Скорее всего, Мелисса Торн была еще жива. С другой стороны, к тому времени, когда они ее найдут… если они ее найдут, она вряд ли захочет быть найденной. Он быстро отбросил эту идею прочь. Незачем вкручивать такие мысли Марии в голову.
      – Разумеется, – ответил он.
      Она потерла виски, словно ее мучила головная боль.
      – Может быть, нужно еще раз съездить к лорду Монтегю? Может быть, он что-нибудь упустил из внимания…
      – Он тебя выгонит.
      – Это только твои домыслы.
      – Я это знаю.
      Мария облокотилась на темно-пятнистый гранит и хмуро уставилась в мрачные воды Темзы. Что только не проплывало у них под ногами, какой только хлам не качался на серо-зеленой поверхности воды. При всей его близости к Трафальгарской площади, национальной дани легендарному герою Нельсону, мост Ватерлоо был еще и началом путей, ведущих в самые темные районы Лондона. Мария со вздохом подняла глаза, окидывая взглядом мили и мили крыш, тянущихся вдоль береговой полосы.
      – Там так много домов.
      – Нам и за сто лет не обойти их все, – кивнул Джоко.
      – Я не могу отступиться, – сказала она. Сдвинув котелок на затылок, он оперся локтями на каменные перила.
      – Кажется, у меня есть знакомая, которая может помочь тебе.
      – Может? – в глазах Марии вспыхнула надежда.
      – Да, – Джоко поправил котелок. – Это Герцогиня. Если она не найдет твою сестру, значит, ее не найдет никто.
      – Герцогиня, – лицо Марии заметно прояснилось. – Она влиятельна?
      Джоко хмыкнул.
      – Моя знакомая – не та герцогиня, о какой ты подумала. Просто она хорошо знает жилые кварталы города. Знакомые зовут ее Герцогиней. Это прозвище пристало к ней в Тауэре.
      – Но она влиятельна?
      – В каком-то смысле – да.
      – И ты думаешь, что она поможет мне?
      – Это будет зависеть от тебя, если ты захочешь с ней встретиться.
      Мария растерялась. Длинный, темный предмет проплыл внизу по воде. Может быть, бревно или какой-то пустой ящик. Может быть, чье-то тело. Она отвела глаза и столкнулась со взглядом Джоко.
      – Ты действительно считаешь, что лорд Теренс Монтегю не захочет помочь мне?
      – Я думаю, что ты зря потеряешь время, – серьезно взглянул он на нее.
      – Тогда я буду рада встретиться с твоей герцогиней.
      – Куда мы идем? – нос Марии сморщился от запаха, поднимающегося с улицы. Изредка из непролазной грязи торчали камни, указывающие на то, что когда-то здесь была мостовая. Мария, боясь переломать ноги, следила за каждым своим шагом, словно шла по льду. Мысль о том, что она может поскользнуться и упасть в эту невообразимую слякоть, пробирала ее дрожью до самого позвоночника.
      – Ты хочешь найти свою сестру. Мы идем к человеку, который может помочь тебе, – Джоко невозмутимо шагал перед ней.
      Мария, которая незадолго до этого уже чуть не упала, злым взглядом посмотрела ему в спину.
      – И конечно, мы идем искать помощи в канализации.
      Оглянувшись через плечо, Джоко выразительно сказал:
      – Если твою сестру утащил кто-нибудь вроде Тилли, она может оказаться в местечке и похуже.
      Вдоль причала шли ряды очень старых и тесно поставленных домишек. Их стены покосились, то разъезжаясь в стороны, то подпирая друг дружку. Серое небо мелькало между дощатыми заборами и веревками, натянутыми как попало в тесном пространстве между постройками. Трубочисты здесь могли бы переходить с крыши на крышу, не спускаясь вниз.
      «Почему сюда?» – спрашивала сама себя Мария. Конечно, никто не пошел бы сюда без абсолютной необходимости. Даже солнце словно перестало светить, когда они углубились в эти строения. Она передернула плечами:
      – Ты и впрямь считаешь, что моя сестра в подобном месте?
      – Нет, – неуверенно покачал головой Джоко. Он заметил, что лицо Марии прояснилось. С тех пор, как они встретились, с ее лица не сходило измученное, потерянное выражение. Оно делало ее невзрачной – и старой. Джоко попытался вообразить, как она выглядит, когда улыбается.
      Вместо этого Мария нахмурилась:
      – Надеюсь, что мы не потеряем время зря. Он раздраженно вздернул подбородок:
      – Я уже говорил тебе, зачем мы сюда идем. Нам нужна помощь. Мы найдем ее здесь.
      – Хорошо-хорошо, я не хотела обидеть тебя, – она прикоснулась к его рукаву рукой в перчатке.
      – Я не обиделся.
      Мария подошла ближе и похлопала его по руке.
      – Пойдем, я начинаю мерзнуть.
      – Ладно.
      В конце концов они дошли до узкой улицы, заканчивающейся тупиком. Огромные камни строений, почерневшие от времени, сочились черноватой жижей из каждой щели известковой кладки. Джоко подвел Марию прямо к стене. В одном из углов начинались ступени лестницы, ведущей вниз, в проем ненамного шире его плеч.
      Мария заглянула туда из-за его спины.
      – Куда они ведут?
      – Иди за мной, – взглянул на нее Джоко. Лицо Марии побелело. Она отступила от края лестницы на шаг.
      – Куда ты меня привел?
      Он вылез обратно и остановился рядом с ней.
      – Ты боишься?
      Мария отвернулась. Ее руки теребили сумочку.
      – Это только лестница, – успокоил ее он.
      – Так не годится.
      – Да, я вижу, что так не годится, – хмуро посмотрел на нее Джоко. – Ты не доверяешь мне.
      Ей нужно было солгать, придумать какое-нибудь оправдание или сослаться на какой-нибудь надуманный страх. Но она не смогла. Она прижала ко рту кулак, затем убрала:
      – Я не хочу кончить так же, как моя сестра.
      – Ты думаешь, что я затащил тебя сюда, чтобы продать? – со злостью фыркнул он.
      После этих слов ее опасения стали выглядеть нелепыми.
      – Н-нет. Не знаю, что и думать. Может, было бы лучше поставить в известность полицию…
      Джоко отступил от нее на пару шагов, хлопнув себя руками по узким бедрам. Мария услышала, как он что-то пробормотал себе под нос. Когда он взглянул на нее, в его глазах полыхали молнии.
      – Я – джентльмен, ясно? – его голос был низким и хриплым. – Перед тем, как я ввязался в это бабское дельце, ты дала слово, что будешь обходиться со мной так. Ты обещала, что будешь обращаться со мной как с франтом. А это значит, что ты обещала доверять мне. Но ты мне солгала, так?
      – Нет, – Мария поспешила к нему, поскальзываясь и спотыкаясь. – Нет. Ты – джентльмен. Просто…
      Ее лодыжка подвернулась и земля ушла у нее из-под ног. Со всего размаху Мария приземлилась на колено. У нее вырвался крик боли, а лицо стало белее мела.
      Но Джоко все еще был в ярости. Положив руки на бедра, он стоял и наблюдал, как она, прикусив губу и опираясь на воткнутый между камнями зонтик, пытается подняться на ноги. На ее юбке образовалось зеленоватое грязное пятно, дюймов шесть шириной. Грязь струйкой стекала вниз и капала с подола.
      Мария встала, используя зонтик как костыль, и подошла к Джоко.
      – Ну? – проворчал тот.
      – Дело не в личностях, – сказала она сквозь зубы. – Просто я не доверяю и джентльменам, любым джентльменам. Других причин у меня нет. Ты – джентльмен. Ты добрый, ты спас меня от Тилли. Однако ты сказал ему, что я – твоя пташка.
      Поза Джоко стала менее воинственной.
      – Это я просто предупредил его. Я не думал… ничего насчет этого.
      Мария машинально поправила его грамматику:
      – Не намеревался.
      Вдруг Джоко усмехнулся. Котелок у него на лбу съехал набок, выставляя напоказ тугие завитки волос.
      – Не то, чтобы я не хотел тебя в пташки. Ты – приятная малышка, это уж точно.
      – Мистер Уолтон!
      Пожав плечами, он с той же усмешкой подошел к ней сбоку и просунул ладонь под ее локоть.
      – Ты сильно ушиблась?
      – Не случилось ничего, что нельзя вылечить, – качнула она головой.
      Джоко опустился на корточки, но Мария схватила его за руку и заставила встать. Мысль о том, что он, чтобы осмотреть ее колено, поднимет ей юбку, а затем нижнюю, не говоря уже о чулках и панталонах, заставила ее залиться краской.
      – Все в порядке, – настоятельно сказала она. Заметив ее румянец, он широко ухмыльнулся. Как ей была противна эта ухмылка!
      Напряженное молчание повисло между ними.
      – Ну как, Рия, останемся или пойдем? – вежливо спросил ее Джоко.
      Она сглотнула – боль растекалась по всей ноге, а колено горело огнем. Ей хотелось обхватить его покрепче и заплакать, но она не могла себе это позволить. Она глубоко вздохнула и взяла Джоко под руку.
      – Идем. Ладно, идем туда, вниз по этой… э-э… лестнице.
      Когда он повел Марию по лестнице, ее нога уже болела так, что слезы сами катились по ее щекам. Ступая на ушибленную ногу, она каждый раз боялась, что закричит. Когда они достигли дна, ее нога на дюйм погрузилась в вонючую грязь. Марии было уже не до того, чтобы удержаться от стона отвращения.
      Джоко пожал плечами. Когда грязь брызнула из-под его ботинок, его рот лишь слегка искривился. Он сжал ее руку – несколько фамильярно, подумалось ей.
      – Теперь видишь, что это за место, Рия? Ты слишком хороша для него. Даже если бы я захотел продать тебя, я не смог бы продать тебя здесь. Ответь мне, кто стал бы жить здесь, если бы у него были деньги на другое жилье? Какой бугор придет просаживать деньги сюда, если он может делать это в Сохо?
      – Понимаю.
      Джоко сгорбился у низенькой, не больше садовой калитки, дверцы, обросшей по краям зеленовато-черным мхом. Сжав пальцы в кулак, он постучал три раза, а затем, после паузы, еще один.
      – Условный стук, – шепнула за его спиной Мария.
      – Верно, – хмыкнул он. – Герцогиня не любит чужаков.
      – Ну и жилье у нее.
      – Сейчас все увидишь.
      Он выждал минуту. За дверью послышались тихие и неразборчивые звуки.
      – Герцогиня, – ласково позвал Джоко. Снова тишина. Он потянул за дверную щеколду.
      – Впусти меня. У меня все ботинки промокнут.
      Мария тоже прислушалась, радуясь, что нашелся повод отвлечься от боли в колене. Она была не уверена, но, кажется, за дверью прозвучало имя Джоко. Тот с усмешкой взглянул на Марию:
      – Сейчас она откроет.
      – Если она знает, что это ты, почему она не впустила нас сразу же?
      – Герцогиня не полагается на случай, поэтому и остается на свободе. Она никогда не полагается на случай.
      Железо заскрипело по железу. Что-то тяжелое заскрипело по камню. Дверь открылась внутрь.
      Мария взяла Джоко за руку, а он, согнувшись, первым вошел в дверь. Другая лестница вела наверх, в желтое пятно света.
      – Идем, – подбодрил он Марию. – Все в порядке.
      У нее не оставалось выбора. Сильно хромая, чувствуя, что вся ее нога в огне, Мария последовала за ним. Вдруг промозглый, тухлый запах исчез, сменившись запахами специй и лампового масла. Наверху лестницы стояла высокая фигура с лампой.
      – Кого ты там привел, Джоко? Он вытолкнул Марию на свет.
      – У этой девушки пропала сестра.
      – Ты пришел куда надо, – голос женщины был низким и приятным, без малейшего намека на хрипоту. – Я буду счастлива вывести всех своих и позволить вам забрать любую.
      – Ну что я говорил? – по-мальчишески улыбнулся Джоко. – Герцогиня, это Рия.
      – Очень рада. Я уверена в вас, – фигура протянула ей руку. – Джоко – осторожный парень насчет друзей.
      Были видны только кончики ее пальцев, перепачканные сажей. Остальное – и рука, и все тело – было скрыто под мужским плащом. Если бы не голос, Мария решила бы, что перед ней мужчина.
      Она вложила ладонь в протянутую руку. Пожатие было крепким, а пальцы – холодными. Мария сделала глубокий вдох:
      – Я знакома с Джоко только несколько дней. Герцогиня сверкнула глазами на мужчину. Тот пожал плечами. Его белые зубы блеснули, демонстрируя отработанное мальчишеское обаяние.
      Герцогиня отступила от них на шаг. Тень от полей ее мягкой шляпы по-прежнему скрывала ее лицо, но голос был злым.
      – Черт побери, Джоко Уолтон…
      Он замахал руками, притворно защищаясь. Мария шагнула вперед, опираясь на зонтик.
      – Пожалуйста, – прошептала она. – Можно мне где-нибудь сесть? Я… я ушибла колено.
      Они оба уставились на нее. Чарующая улыбка Джоко мгновенно исчезла. Жестом собственника он подхватил Марию за талию и приподнял, подперев бедром. Он умоляюще взглянул на Герцогиню.
      Ее свирепый взгляд нисколько не смягчился.
      – Панси! – окликнула она. – Нет ли там бочонка, чтобы эта «леди» могла на него сесть?
      – Нет, – отозвался откуда-то из темноты пронзительный детский голосок.
      – Вот, – обронила Герцогиня. – Сидеть негде. Забирай свою пташку и проваливай.
      – Герцогиня… – помрачнел Джоко.
      – Не говори мне ничего. Ты привел сюда человека, которого не знаешь.
      – Я же сказал, что знаю ее. Знаю. Она – честная.
      – Джоко, – пробормотала Мария. – Давай пойдем отсюда. Мелиссы здесь нет, я уверена.
      – Почему вы в этом так уверены? – сухо спросила Герцогиня.
      Теперь, когда Джоко поддерживал Марию, ей было не так больно стоять. Болезненная испарина сошла с нее, зато стала чувствоваться промозглая сырость этого места.
      – Потому что, если бы моя сестра была здесь, она подбежала бы ко мне, как только услышала бы мой голос.
      Во время этого разговора Джоко увидел несколько бочонков, стоящих у стены сразу же за кругом света от лампы. Не дожидаясь разрешения, он подкатил один из них к Марии. Вопреки ее протестам, он усадил ее на бочонок, а затем повернулся к Герцогине. Шляпа съехала ему на затылок, он поправил ее кончиками пальцев.
      – А теперь слушай. У этой девушки пропала сестра. По-моему, ее стащил Тилли. Она приехала в город на Юстонский вокзал.
      – Верно, это территория Тилли.
      – И еще Берта Нэнса и Флашера… Герцогиня предупреждающе подняла руку:
      – Тише, я знаю имена, – она подошла к Марии. – Как вы сговорились с Джоко?
      Мария не разглядела ее лица, затененного полями шляпы. Боль в ее колене, казалось, росла с каждой минутой. Накрыв рукой колено, она сосредоточилась на том, чтобы ее голос прозвучал ровно.
      – Даже не знаю, как ответить. Он встретился мне утром у подъезда.
      – Ах вот как, – в голосе Герцогини явственно послышалась нотка веселья. – Значит, Джоко оказался у вас на пороге по счастливой случайности.
      Джоко напряженно застыл и сдвинул котелок на самые глаза.
      – Да, это так, – сказала Мария. – Пожалуйста, не осуждайте Джоко за то, что он привел меня сюда. Это я настояла.
      – Ладно, Рия… – начал Джоко.
      – Только он согласился помочь мне, – заторопилась она. – Он ездил за мной за город и обратно. Он… э-э… свалил это чудовище Тилли, который пытался меня похитить.
      – Я уже слышала об этом, – сказала Герцогиня. – Славно сделано, Джоко.
      – Спасибо, – кисло ответил тот.
      – Честно, Джоко – славно сделано.
      Все трое переглянулись. Тусклый свет появился над ними, словно кто-то зажег лампу у них над головами. С края помоста свесились две головы. Из-под обвисших полей их шляп торчали всклокоченные пряди волос. Одна шея была по уши замотана в тряпье, другая была голой и удручающе тощей.
      – Спасибо, Панси, девочка моя, – Джоко приподнял котелок.
      – Он взялся помогать мне, когда больше никто не согласился, – повторила Мария погромче, чтобы все слышали. – Мы здесь только по одной причине – он думал, что вы сможете помочь. Видите ли, мы просто не в состоянии обойти все… мм… бордели Лондона.
      – Никогда в жизни, – сухо хмыкнула Герцогиня.
      – Никогда в жизни, – подхватил хор голосов сверху.
      – Мы думаем, что мою сестру Мелиссу утащили в один из них. Она – моя единственная родственница, я очень люблю ее. Ей только два дня назад исполнилось семнадцать.
      Герцогиня пожала плечами. Плащ наконец сполз с них и свалился на пол.
      – Она слишком стара для Тилли.
      – Мне шестнадцать, – раздался голос сверху.
      – Ну нет, – заявила ее подруга с замотанной шеей. – Тебе шесть. Балда! Тупица!
      – Тупица? Я? От такой же слышу!
      Обе головы исчезли. С помоста донеслись звуки шлепков и ударов, сопровождаемых крепчайшей бранью. Мария в растерянности оглянулась, Джоко только усмехнулся. Герцогиня и пальцем не шевельнула, чтобы утихомирить ссору.
      – Дай ей еще пинка, Пан, – раздался третий голос.
      Мария снова взглянула наверх. В темноте под потолком появилась еще полоска света, идущая с помоста у противоположной стены. Затем еще и еще одна.
      Эти огоньки осветили длинную, очень узкую комнату, возможно, идущую по всей длине здания. Вдоль ее стен тянулись сколоченные из грубых досок нары.
      – Что это за место?
      – Неужели не догадываетесь? – в словах Герцогини слышался оттенок горечи. – Это приют, приют для бездомных.
      – Но…
      Герцогиня прервала ее:
      – Не беспокойтесь, легавые не найдут нас. Владелец этого сарая давно забыл о нем.
      – Если он вообще о нем знал, – добавил Джоко. – Педик чертов.
      Сверху раздался пронзительный визг, со всех сторон сопровождаемый хором смеха и улюлюкания. Время от времени Марии удавалось заметить там очертания мелькнувшей руки или одежды, какой-то непонятный предмет перелетал с одного помоста на другой. Мария догадалась, что в этом месте полно детей.
      – Бет! Возьми назад свои слова про тупицу, или я откушу тебе ухо!
      – Отстань, крыса! – вслед за возгласом Бет послышался град тычков и ударов. Видимо, отбиться Бет не удалось, потому что она завизжала.
      – Герцогиня! Герцогиня! – свесилась голова с противоположной платформы. – Пан убивает Бет!
      – По-моему, она с ней не справится, Алиса, – Герцогиня повернула лицо к свету, и Марии наконец удалось хорошенько разглядеть его. Искаженное усмешкой, оно, тем не менее, было редкостно красивым.
      Мария восхищенно уставилась на нее. Сама она не была образцом женской красоты, ее внешность была обычной, даже невзрачной. У нее не было даже таких красивых синих глаз, как у ее сестры. Она выглядела в точности так, как и должна была выглядеть работающая английская девушка из приличной семьи.
      Герцогиня же выглядела настоящей герцогиней. Каждая черточка ее лица была изящна и утонченна, как у миссис Эйвори Шайрс. Овал ее лица был безупречным.
      Герцогиня повернула голову и заметила изумленный взгляд Марии.
      Визг над ними прекратился, в конце помоста сверху с грохотом спустилась лестница. Маленькая фигурка слетела по ней вниз.
      – Она укусила меня! Она укусила меня! – Бет подбежала к Герцогине, обняла за талию и спрятала лицо в складках ее одежды. – Она откусила мне ухо!
      Разъяренная Панси спустилась вслед за ней до половины лестницы.
      – Ничего не откусила, только прокусила кожу! Герцогиня обняла плачущую Бет.
      – Ты назвала ее тупицей?
      – Да-а, но она и есть тупица.
      Пан завопила от злости и спрыгнула на пол.
      – Нет!
      Прячась за Герцогиней, Бет сердито обернулась к ней.
      – Ты даже не знаешь, что шесть и шестнадцать – совсем разные числа.
      – Они звучат одинаково, – остановилась Пан.
      – Бетти права, Панси, – ласково сказала Герцогиня. – Шесть и шестнадцать – совершенно различные числа. Одно обозначает маленькую девочку, а другое – почти взрослую.
      – Шестнадцать тоже мало, если она не с фермы, – сказал стоявший рядом с Марией Джоко.
      – Я с фермы, – ответил ему голос сверху.
      – А мне – шестнадцать и три месяца, – отозвался другой голос.
      Мария оглядела помещение, на первый взгляд похожее на черный подвал.
      – Что это за место?
      Пока Пан и Бет договаривались между собой с учетом суждения Герцогини, Джоко наклонился к ее уху:
      – Его нашла Герцогиня и привела их сюда.
      – Но как они здесь живут? Здесь же темно и холодно.
      – Не совсем, – улыбнулся Джоко. – Для них это улучшение. Им здесь живется лучше, чем в прежних местах.
      – Где они жили прежде?
      – В веселых домах.
      – В борделях! – Мария повернулась к нему, заглядывая в лицо. – Но они же еще дети!
      Джоко отступил от нее на шаг, отводя глаза.
      – Некоторые мужчины любят малолеточек. Мария обернулась к Панси, чтобы разглядеть ее. Та была не выше трех футов ростом, ее одежда доставала до пола. Ее шейка была тощей, словно цветочный стебелек.
      – Она же еще ребенок.
      Джоко не ответил. Порывшись в карманах пальто, он достал горсть дешевых конфет.
      – Панси!
      – Ты не забыл их, – устремилась она к нему.
      Джоко насыпал конфет в протянутые пригоршней руки. Отпуская Панси, он поймал ее за подбородок:
      – Поделись с другими.
      – Да, сэр.
      По полу застучали еще лестницы. Другие дети спустились с помостов. В считанные секунды восемь маленьких жителей собрались в кучку, пока Панси с важностью делилась с ними угощением.
      Герцогиня оставила детей и подошла к гостям.
      – Вы уверены, что хотите вернуть свою сестру? – спросила она Марию.
      Мария даже привстала:
      – О да, больше всего на свете. Я так этого хочу, что готова искать ее, сколько бы времени это ни заняло. Хоть всю свою жизнь – я все равно буду искать ее. Если вы можете помочь мне… Герцогиня прервала ее:
      – Вы понимаете, что если она пробыла в борделе несколько дней, то она уже использована? Много раз.
      Мария прижала кулак ко рту. Ее лицо исказилось болью.
      – То же самое сказал и Джоко. Так говорили все. Все вели себя так, словно она уже умерла или стала совсем другим человеком.
      – Так на это смотрит мир, – горько сказала Герцогиня.
      – Она не просила, чтобы ее похитили, у нее не было выбора. Она хорошая. Она милая, добрая девушка.
      – Теперь она падшая, – буднично сказала Герцогиня. – Нет джентльмена, который подберет чужие объедки.
      Боль, пронзившая сердце Марии, была сильнее боли в колене.
      – Если приличный мужчина не захочет взять ее в жены, тем хуже для него. Она все равно моя сестра, и я люблю ее, – Мария почувствовала навертывающиеся на глаза слезы. – Ей причинили боль злые, злые мужчины. Я хочу спасти ее, хочу вернуть обратно.
      – Очень похвально, – холодно сказала Герцогиня. – А что, если она заболела дурной болезнью?
      – Я буду заботиться о ней и постараюсь вылечить ее, – сглотнула Мария.
      – А если она забеременела?
      – Тогда мы будем вместе воспитывать ее ребенка.
      Герцогиня вскинула голову и невесело рассмеялась:
      – Хотелось бы мне увидеть ваше лицо через несколько месяцев.
      – Я уверяю вас…
      – Не уверяйте меня ни в чем, – подняла руку Герцогиня. – Вы совершенно не понимаете, о чем говорите, – она взглянула на Джоко. – Значит, ты решил, что я сумею помочь ей?
      – Поэтому я и привел ее сюда, – кивнул Джоко. – Ты меня знаешь – я ни за что не попытался бы это сделать, если бы сомневался в ней.
      Герцогиня повернулась и прошлась по всей длине помещения. Восемь детишек, разделившихся на кучки, сидели на корточках или взобрались на ящики и бочонки. Мария не была уверена, но все-таки решила, что все они – девочки. Все они серьезно смотрели на нее.
      – Сделаем мы это? – спросила их Герцогиня.
      – Ничего не получится, – потрясла головой Бет. – Будет только хуже, если меня опять поймают.
      – Про тебя давно забыли, – раздался чей-то ехидный голос. – Забыли, как только ты исчезла, в ту же минуту.
      – Герцогиню-то они не забыли.
      – Герцогиню ни один дурак не забудет.
      – Почему нам это надо делать, Герцогиня?
      – Девушке причинили вред, – ответила она. – Сестра хочет спасти ее.
      – Джек Ронси убьет меня, если поймает. Мария выступила вперед:
      – Я не хочу, чтобы кто-то из вас подвергался опасности, – она взглянула на Джоко: – Наверное, нам лучше уйти.
      Он остановил ее.
      – Они каждый день выходят наверх, чтобы найти еду и топливо. Они могут задать вопрос, подслушать разговор. Они могут найти твою сестру, даже если никто другой этого не сможет.
      – Но их могут снова поймать, – Мария покачала головой. – Мне невыносима мысль о том, что кто-то из них может оказаться на месте Мелиссы.
      – Сначала и я была там, – сказала Герцогиня. – Все они тоже там побывали.
      – Все равно… – Мария взглянула на Пан и Бет. – Спасибо вам за все.
      Герцогиня проводила их до лестницы.
      – Мы займемся этим. Я извещу тебя, Джоко, так или иначе.
      – Премного благодарен, Герцогиня.
      – Да… спасибо вам за гостеприимство. Клянусь, что я никогда никому не выдам ваше место, – Мария стала спускаться по лестнице, придерживаясь за стену. Ее колено онемело и не сгибалось. Оно болело так, что она чувствовала себя на грани обморока.
      Ее голова была уже почти над уровнем пола, как вдруг Герцогиня присела на корточки и осветила лампой ее лицо.
      – Вы действительно хотите ее вернуть?
      – Всем сердцем.
      Долгое мгновение они смотрели друг другу в глаза. Затем Герцогиня убрала лампу, а Джоко потянул ручку двери, распахнувшейся в темень и грязь.

      – Давай возьмем кеб, – задыхаясь, проговорила Мария. – Я заплачу за него.
      Джоко взглянул на нее. Несмотря на слабое освещение он заметил болезненные морщины, глубоко прорезавшие ее лоб. Она тяжело опиралась на его руку. Вместо ответа он подхватил ее на руки.
      Когда его рука задела опухшее колено, Мария вздрогнула. Оказавшись у его груди, она задохнулась от испуга.
      – Отпусти меня, – запротестовала она. – Тебя кто-нибудь увидит.
      – Увидит? – фыркнул он, притворяясь непонимающим. – Кого волнует, что я делаю?
      Мария смешалась. Ее первым порывом было сказать, что на самом деле она боится, как бы не увидели ее, но затем вспомнила, как разозлился Джоко, когда она усомнилась в нем. Она побоялась снова задеть его самолюбие.
      – Меня, – едва слышно выдохнула она ему в ухо.
      Его руки крепче прижали ее, уголки рта поднялись вверх. Он выпрямился, словно с его плеч свалилась тяжесть, и зашагал быстрее.
      – Джоко, тебе незачем нести меня.
      – Здесь только несколько шагов, – он свернул на улицу. – В Стрэнде мы возьмем кеб.
      – Я могу идти, – пробормотала Мария. Однако ее протесты были неискренними, и они оба это понимали. Она положила руки поверх плеч Джоко, сомкнув пальцы около его уха. Ее грудь прижалась к его теплой, крепкой груди. Сильные руки Джоко легко удерживали ее на весу.
      Биение сердца Марии участилось. Ее телу вдруг стало жарко от неподобающих мыслей. Приличной девушке викторианского воспитания следовало бы думать про объятия только одного мужчины. И этот мужчина должен быть ее мужем. Она содрогнулась.
      – Холодно?
      Мария слегка покачала головой и слабым голосом произнесла:
      – Я тяжелая.
      – Тяжелая, – согласился он со смешинкой в голосе. – Я прямо изнемогаю под этой тяжестью.
      Несколько тихих слезинок прочертили горячие следы по ее холодным щекам.
      – Ох, Джоко, какой ты добрый.
      Это замечание заставило его хмыкнуть:
      – Я? Нет, не совсем. Я дрянной – ты просто устала.
      Сквозь густой туман, поднимавшийся с Темзы и застилавший набережную Виктории, они услышали цоканье копыт. Джоко пронзительно свистнул, и уже минуту спустя Мария с Джоко сидели в кебе, направлявшемся к ее дому.
      Некоторое время они ехали молча. Как-то уж так получилось, что она осталась сидеть на коленях Джоко; он обнимал ее, а она – его.
      – Как же они живут? – заговорила наконец Мария.
      – Дети и Герцогиня?
      – Да. Как им удается выжить?
      Грудь Джоко всколыхнулась от глубокого вздоха.
      – Ну откуда мне знать? Я не задаю вопросов, это не мое дело.
      – Я думала…
      Джоко встряхнул головой.
      – Она – не ты, а ты – не она…
      – Боже мой, конечно, нет! Если бы я была на ее месте, разве я жила бы там? Никогда. Я нашла бы другое место своим девочкам. И там были бы нормальные условия!
      Мария почувствовала, как к ее щекам приливает кровь. Боль в колене ослабла, но теперь ей было жарко уже по другой причине. Давно забытый жар вдруг охватил ее.
      – А у тебя есть девушка? – не удержалась она от вопроса.
      – У меня? Нет. Откуда у меня быть девушке? Кому я нужен?
      Кеб свернул на Обри Уолк. Они уже почти приехали. Джоко проводит ее до двери, а там, приподняв котелок и пожелав доброй ночи, оставит одну. И тогда…
      Словно в ответ ее мыслям он спросил:
      – Во сколько мне прийти к тебе завтра утром?
      – Не знаю, – прошептала Мария. – Пораньше. Наверное, нам нужно составить план, но сегодня я слишком устала.
      – Тебе нужно хорошо выспаться.
      Вдруг Мария почувствовала, что не хочет расставаться с ним. Как она сможет вернуться в свою одинокую комнату и остаться наедине со всеми этими мыслями о Мелиссе и воображением, рисующим разные ужасы? А нужно еще разжигать камин, иначе ей придется залезать в сырую, холодную постель, где она начнет дрожать мелкой дрожью, слишком измученная и несчастная, чтобы заснуть.
      Вдруг она расплакалась.
      – Ну вот! В чем дело?
      – И-извини, я н-не могу сдержаться. Джоко обнял ее крепче:
      – Тебе больно?
      – Стыдно признаться, но я плачу от жалости к себе.
      – Ох, и все? – он неуклюже похлопал ее по плечу. – Это не вредно.
      Мария встряхнула головой, пытаясь сдержать слезы.
      – Это бесполезно. Просто я устала.
      – Конечно, устала. Кто бы не устал? Кебмен натянул вожжи, останавливая свою клячу. Джоко открыл дверцу, вылез сам и помог спуститься Марии. Провожая девушку до двери, он бережно поддерживал ее, словно она была стеклянной. Когда она отперла замок и распахнула входную дверь, Джоко приподнял свой котелок:
      – Желаю тебе доброй ночи, Рия. Он стал спускаться по ступеням.
      – Нет, – прошептала Мария, чувствуя, как ее щеки горят огнем. Ох, как чудовищно она поступила, выжав из себя это слово. Она сжала губы, но слишком поздно.
      – Что? – замер Джоко.
      В наступившей тишине она пыталась понять себя. Голос викторианского воспитания смолк внутри нее, а голос морали, несущий осуждение и стыд, еще звучавший в ней, замерзал в холодной тьме парадного подъезда. Вместо него в ушах все сильнее пульсировала горячая кровь, напоминая о желании, экстазе и забытьи.
      – Не желай мне доброй ночи, Джоко.
      Из его груди вырвался нервный вздох. Котелок съехал назад, словно предоставляя лбу изучать ее лицо. Джоко серьезно смотрел на нее, нахмурив брови. Он неловко переступил с ноги на ногу. Когда он заговорил, его голос прозвучал чуть хрипло:
      – Рия, вряд ли это хорошая идея. Знаешь, я ведь не нянька и не старая дева – компаньонка.
      – Я знаю.
      – Если я останусь, то останусь как мужчина. Мария протянула к нему руку. Ее рука была твердой, но голос дрожал.
      – Останься, Джоко Уолтон. Пожалуйста, останься.
      – Да, мэм, – сдвинув котелок на лоб, Джоко спустился со ступеней и бросил монетку кеб-мену.
      – Благодарствую, сэр.
      Мария зажгла лампу на столе холла. Держа ее перед собой, она стала подниматься по лестнице в свою комнату. У нее голова шла кругом от собственной смелости, и на второй лестничной площадке она прислонилась к стене.
      Она услышала, как Джоко сзади нее закрыл дверь, щелкнув задвижкой. Затем она услышала звуки его шагов в холле, и вот уже его каблуки застучали по деревянным ступенькам, пока он поспешно поднимался вслед за ней.
      Стыд заливал щеки Марии. Ее горло пересохло. Она заставила себя оторваться от стены и дойти до своей двери, последней в конце коридора. Она смотрела прямо перед собой, стараясь избегать взглядом дверей соседей, словно это могло отвратить остальных жильцов меблированных комнат от выхода в коридор. Меблированные номера совсем не походили на дачу, укрытую от чужих глаз, обвитую виноградной лозой и затененную деревьями.
      Не дошла она и до середины коридора, как Джоко догнал ее. «Пожалуйста, – молилась она про себя, – пожалуйста, пусть нас никто не услышит». Она плохо знала других квартиросъемщиков – знала о них только то, что все они были одинокие женщины. Они мгновенно догадаются, что ему здесь не место.
      Мария на ощупь сунула ключ в дверную скважину, но он, наткнувшись на пластинку, выпал из ее непослушных пальцев. В тишине раздался громкий стук.
      Джоко нагнулся, чтобы поднять ключ, а выпрямившись, увидел в мерцающем свете лампы выражение лица Марии.
      – Может быть, мне лучше уйти? Она резко покачала головой:
      – Открой дверь.
      Зайдя внутрь, он закрыл ее за Марией. Она поставила лампу и подняла руки, чтобы снять шляпу, как вдруг она почувствовала, что силы оставили ее.
      – Позволь мне, пожалуйста, – сказал Джоко.
      – Ох…
      Мягким движением Джоко отвел ее руки и вытащил восьмидюймовые шляпные шпильки. Затем он бросил шляпу на шкафчик рядом с дверью, но не остановился на этом. Осторожно он начал вытаскивать и шпильки для волос из ее прически, и ее роскошные волосы рассыпались по спине.
      Мария испуганно ахнула. Она уже забыла, когда к ее волосам прикасались мужские руки, и попыталась отстраниться от Джоко, но его пальцы уже погрузились в них, разделяя на пряди.
      – Твои волосы, – голос Джоко звучал совсем рядом, его дыхание щекотало ей ухо.
      Мария почувствовала озноб.
      – Какие они длинные, – шептал он, – и какие красивые.
      Словно выполняя ритуал, Джоко приподнял волосы с ее плеч.
      – Это всего лишь волосы, – прошептала она.
      – О да, – согласился он. – И я никогда не видел таких.
      – Я… я никогда их не стригла.
      – Это замечательно, – Джоко разложил пряди по ее спине и пригладил кончиками пальцев. Затем его руки легли ей на плечи и он почувствовал, как Мария напряглась. – Я разведу огонь.
      Но огонь уже пылал внутри нее. Не узнавая собственного голоса, она пробормотала: – Да, хорошо.
      Джоко отошел от нее и опустился на колени перед небольшим камином.
      Все это время Мария стояла неподвижно, ее голова была ясной, а тело больше не мерзло. Джоко снял свою шляпу, и она могла теперь лучше рассмотреть его. На затылке его волосы были темно-золотыми и очень кудрявыми. Тугие, словно овечья шерсть, они спускались на воротник. А плечи у Джоко были очень даже широкими. Он стоял на коленях, отбрасывая перед собой тень, а его широкое пальто позволяло ей увидеть лишь кончик одной подметки. Одно его присутствие делало комнату очень маленькой.
      До сегодняшнего вечера Мария считала, что ее комнатка полностью соответствует ее потребностям. Теперь она оказалась слишком мала. Когда здесь появился он…
      Клуб белого дыма поднялся от растопки. Тонкий язычок яркого оранжево-желтого пламени вырвался из-под одного ее угла. Джоко умело добавил немного дров, сверху положил уголь и стал раздувать огонь. Когда пламя запылало, он встал: – Вот, – он потер руки, держа их над огнем. – Через минуту здесь будет не так зябко.
      Марию бросало то в жар, то в холод. В одну минуту ей казалось, что она никогда не согреется, в другую – хотелось обмахиваться из-за жары. Она не двигалась со своего места у двери.
      Джоко повернулся к ней. Его живая улыбка увяла.
      Мария медленно поднесла руки к щекам. Она могла представить, что сделало с ней многочасовое пребывание на ветру под моросящим дождем.
      Она знала, что никогда не выглядела слишком миловидной, но сегодня, наверное, была страшнее божьей кары.
      Пока Джоко рассматривал ее, она попыталась улыбнуться. Словно извиняясь, она поправила прядки мокрых волос, свесившиеся на лицо.
      – Идем, – он повел ее, словно она была ребенком, к узкой постели. Все еще пристально разглядывая ее, он начал снимать с постели покрывало. Затем он медленно, нерешительно, словно ожидая, что она отпрянет от него, подошел к Марии. Его руки потянулись, чтобы расстегнуть ее пальто.
      – Я сама, – голос Марии прозвучал хрипло. Она сняла пальто и привычным движением повесила на вешалку у кровати. – Давай, я повешу твое пальто.
      Джоко медлил. Его глаза изучали ее лицо. В следующую секунду он повернулся, чтобы уйти.
      – Ох, пожалуйста, не делай этого, – обернулась она вслед за ним.
      – Мария, – его красивый рот искривился. – Мисс Торн…
      – Рия, – пробормотала она, заставляя себя улыбнуться. – Помнишь? Так дружелюбнее.
      – Ты слишком устала…
      Мария быстро шагнула через комнату и прижала пальцы к его губам.
      – Джоко…
      В первый раз она по собственному желанию приблизилась к нему. Его руки машинально обняли ее, затем он отстранился. Она схватила его за руку и вернула обратно к себе на талию. Ее глаза умоляли его.
      – Джоко, – ее слова словно натыкались одно на другое. – Я знаю, что я некрасивая, не такая, как Герцогиня. Я даже не миловидная. Я смогу понять, если ты не захочешь… не сможешь полюбить меня. Я не дурочка, набравшаяся романтических бредней.
      Губы Джоко шевельнулись, его дыхание согрело ее пальцы.
      – Ох, пожалуйста… пожалуйста, останься со мной. Я так одинока, я так боюсь.
      – Рия!
      Мария поняла, что он, наверное, почувствовал, как дрожат ее пальцы. Она вытащила их из его руки.
      Привычная усмешка Джоко исчезла. Он потянулся к Марии, и его рука зарылась в ее волосах, лаская затылок. Медленно он прижался ртом к ее губам.
      Этот поцелуй был совсем не похож на все те поцелуи, что Мария помнила. Она ожидала грубости и жара мужской страсти. Вместо этого она почувствовала нежное касание губ. Тепло растекалось по ее телу от каждой точки касания их тел, но особенно от губ. Она вздохнула, смешивая свое и его дыхание, и теснее прижалась грудью к его груди.
      Она почувствовала, что в Джоко что-то изменилось. Его тело напряглось, а крепкие, мускулистые бедра прижались к ее бедрам. Его объятия тоже стали крепкими. Мария вспомнила, о чем они говорят.
      Она с радостью поняла, что теперь Джоко не оставит ее, несмотря на то что она не слишком привлекательна физически. Он был готов и теперь он не остановится.
      Затем она потеряла способность рассуждать. Его губы настойчиво, требовательно прижались к ее губам. Она торопливо открыла рот и охотно ответила на его поцелуй. Его язык проскользнул между ее зубами. На вкус он был похож… она забыла вкус мужчины. Он бы пьянящим. Ее язык столкнулся с его языком, проскользнул под него, требуя большего.
      Джоко издал горловое рычание, немыслимо тесно прижимая ее к себе.
      Ноги Марии подкосились. Больное колено больше не держало ее. Одна ее рука бессильно опустилась, другая обвила Джоко. Мария всей тяжестью повисла на его плече.
      Он снова и снова целовал ее. Его поцелуи были лучше, гораздо лучше тех, которые помнила Мария. Это был экстаз. Ей было жарко, ее голова кружилась. Она никогда еще не чувствовала себя так…
      Джоко оторвался от ее губ. Его голова откинулась назад, словно в попытке глубоко вздохнуть.
      – Рия… – Мария с трудом узнала свое имя. – Проклятье…
      – Джоко, – она не обратила внимание на бранное слово, даже не услышала его. Изогнувшись, она обвилась вокруг Джоко, обняв его за шею свободной рукой. Ей снова хотелось почувствовать вкус его губ.
      – Джоко, – ее губы раскрылись, она потянула его голову к себе. Теперь уже она целовала его, уже ее губы жадно искали его губ.
      Он застонал. Крепко обняв ее за бедра, он опустил ее на постель. Из-за этого движения их губы разъединились.
      – Рия?
      – Молчи, – прошептала она. – Не говори ничего.
      Джоко снова поцеловал ее. Его руки скользнули по ее талии. Через одежду он чувствовал бугорки ее грудей. Он прикоснулся к одной из них и сжал.
      Теперь настала очередь Марии застонать. Волна наслаждения окатила ее. Горячая кровь прилила к щекам, а нестерпимый жар начал болезненно распространяться в нижней части живота.
      Джоко целовал ее рот, щеки, глаза и снова рот, его рука ласкала ее грудь. Мария нетерпеливо подвинулась к стене и потянула его за собой на постель. Ей очень хотелось, чтобы он целовал и целовал ее, не прекращал поцелуев, и в то же время мучительно хотелось большего. Ее другая грудь ныла. Мария выгнулась дугой и приподняла бедра, пытаясь облегчить жар и зудение между ног.
      Что она почувствует на этот раз? Когда она была девственницей, боль была ужасной. Из прочитанных романов она знала, что скорее всего эта боль не повторится. Разумом Мария сознавала это, но ее тело отказывалось верить. Потому что все эти романы заканчивались, когда парочка оказывалась на пороге комнаты для новобрачных.
      Одной рукой она расстегнула пуговицы блузки и стащила ее с себя. Раздался тихий треск порвавшегося где-то шва.
      Она охнула от прикосновения холодного воздуха, а затем вскрикнула, потому что Джоко прижался ртом к ее соску. Она почувствовала его язык, облизывающий кончик соска, почувствовала его зубы. Еще ни один мужчина не брал в рот ее обнаженную грудь.
      Она вздрогнула и изогнулась.
      – Ох, Джоко, я не знаю…
      Он поднял голову. При свете огня она увидела капельки пота на его лбу.
      – Доверься мне, Рия.
      Содрогнувшись, она умудрилась кивнуть в ответ.
      Джоко снова опустил голову. Теперь он целовал ее другую грудь. Наслаждение было таким острым, что Мария даже выгнула спину, чтобы ему было удобнее.
      Но он в этом совсем не нуждался. Его руки стащили с нее обе юбки: верхнюю и нижнюю. Теперь все это оказалось на ее бедрах ниже просторных панталонов.
      У нее перехватило дыхание, когда его пальцы стали прикасаться к ней внизу, ощупывать, изучать ее. Она застонала.
      – Джоко? Что ты делаешь?
      – Приятно, правда? – прошептал он. Мария со смущением поняла, что она внизу сырая. Прежде такого с ней никогда не случалось. Вдруг ему станет противно? О нет… – его большой палец нажал сильнее, и она дернулась так резко, что кровать заскрипела.
      Джоко хмыкнул около ее груди. Его большой палец оказался внутри ее извивающегося тела. От смущения ей стало еще жарче, чем прежде. Ее захлестнули невероятные ошеломляющие ощущения. Упираясь пятками в матрац, она выгнулась дугой, не совсем понимая, что делает.
      Затем словно что-то ударило ее и накрыло горячей волной. Горячая жидкость просочилась из нее на его пальцы. Она могла бы поклясться, что никогда еще не испытывала такого блаженства, такого экстаза. Она стиснула зубы, но все-таки не смогла сдержать крика. Он вырвался из ее рта, но Джоко, закрыв ее рот поцелуем, успел поймать его.
      Она откинулась на постели, ее руки безвольно упали, пятки заскребли по смятому постельному белью.
      – Готова, Мария? – хриплый голос Джоко донесся откуда-то издалека.
      Она только застонала в знак согласия.
      Джоко оторвался от нее, его пальцы стали гладить ее нежную кожу. Она чувствовала его горячее тело. Он приподнялся над ней, а его рука проскользнула между ее коленями. Прижавшись к ней, он вошел в нее легко, бережно, словно вогнал меч в бархатные ножны.
      – Боже, – пробормотал он. – Господи Иисусе, Рия. – Он чуть отстранился от нее и начал ритмично двигаться.
      Глаза Марии широко раскрылись. Ощущения были пронзительными, каждым нервом, каждым мускулом она чувствовала экстаз. Несколько минут назад она думала, что сильнее ощущений уже не бывает. Теперь же ей казалось, что она умирает – острейшее наслаждение сладкой болью отдавалось в нервах. Она ухватилась за плечи Джоко, крича:
      – Джоко! Ох, Джоко!
      Он навис над ней, тяжело дыша и не отпуская ее ног.
      – Давай, моя сладкая, – горячо шепнул он. – Нам обоим будет лучше, если ты тоже немного подвигаешься.
      Хорошо, если она подвигается – но как? Она же прижата к постели. Мария подняла бедра вверх.
      – М-м-м, так, – застонал он от наслаждения. – Так. – Не выпуская ее ног, он обхватил ее бедра, приподнял кверху, заполняя ее всю собой, своим большим мужским естеством, пронзающим ее до самого сердца.
      Она снова шевельнула бедрами, подаваясь ему навстречу. Мышцы его живота и бедер напряглись. Он отодвинулся назад, затем вошел в нее снова.
      – О Боже, – прошептал Джоко. – Рия! – Он застыл, его огромная, крепкая фигура вырисовывалась над ней в свете камина, пот тек по его бровям. Мария подумала, что он убьет ее своей тяжестью и силой внутри нее.
      Сквозь полузакрытые глаза она рассматривала его большое крепкое тело, почти расщепившее ее надвое. Встав на колени, он некоторое время удерживал ее ноги под мышками, а затем выскользнул из ее тела вместе со струйкой горячей жидкости.
      – Ох, Рия, – выдохнул он. Осторожно разворачиваясь на узкой постели, он улегся рядом и обнял ее. – Извини. Я не сделал тебе больно?
      – Нет, – прошептала она. – О нет! – она нашла одеяло и натянула на себя и Джоко.
      Он спрятал лицо у ее шеи.
      – Я рад.
      – Это было чудесно.
      – Ты получила удовольствие? – пробормотал он, уже полусонный. – Я не уверен в этом. Обычно я мог дольше… Я мог тянуть всю ночь. Это из-за того, что ты была так…
      – Пожалуйста, не говори, что мне не следовало этого делать.
      Джоко откинул голову назад, пытаясь разглядеть в темноте ее лицо.
      – Не следовало?! О нет, ты была чудесна. Ты была просто чудо – такая горячая, такая отзывчивая. Я не знал, как заниматься любовью с тобой. Я никогда не занимался любовью с леди.
      – Пожалуйста, не говори больше ничего, – он все еще считал ее леди. Мария почувствовала, как горячая краска стыда приливает к ее щекам. До него, наверное, еще не дошло. Она ненавидела себя.
      К ее удивлению Джоко пошарил рукой и нащупал ее подбородок. Он бережно повернул ее лицо к себе и его губы прижались к ее рту. Его язык ласкал ее, губы не отрывались от ее губ. Поцелуй длился и длился, утешение превращалось в страсть. Джоко резко откинулся назад:
      – Осторожнее, Рия!
      Она закрыла глаза и вздохнула. Ее руки безостановочно скользили вверх и вниз по его рукам.
      – Ох!
      Он горячо вздохнул и крепко обнял ее:
      – Слушай, Рия, ты – леди. Каждой своей частичкой. Ты гордая – и у тебя есть на это право. Ты такая необыкновенная… и такая хорошая. Я никогда… – он сглотнул, опуская остаток слов, чтобы не смущать ее.
      Марии хотелось верить этим взволнованным словам, которые он бормотал в темноте. Их головы лежали на одной подушке, их тела соприкасались каждой точкой. Тепло, шедшее от него, расслабляло ее тело и успокаивало мысли. В то же время что-то в ней корчилось от стыда за свою слабость, за недостойные леди желания, за податливость.
      Но этим вечером она так нуждалась в тепле и безопасности. И теперь она будет отдыхать в крепких, сильных объятиях Джоко. Этой ночью она не останется наедине со своими страхами.
 
      Мария проснулась посреди ночи. Она лежала на боку лицом к стене. Ее окружало тепло тела, прижавшегося к ее талии и бедрам. А возле ее уха чувствовалось теплое дыхание, сопровождающееся легким похрапыванием.
      Она лежала не шевелясь и смаковала все это. Крепкая мускулистая грудь Джоко ритмично вздымалась за ее спиной. Его руки обнимали ее как свою собственность. Его тяжелое бедро прижало ее бедро, колено уперлось в ее согнутую в колене ногу. Это было блаженство. Это было наслаждение. Это было непозволительно.
      Общество было против этого из-за ужасной цены, которую ей придется заплатить. Когда-то она заплатила за это вдвойне. Во-первых, сердечная рана. Ее соблазнитель нарушил клятву и женился на другой. Во-вторых, разочарование. Отдав свою невинность, она уронила себя в глазах мужчины, который взял ее. Факт его предательства был огнем выжжен в ее мозгу.
      Мария зашевелилась в объятиях Джоко, с удовольствием ощущая его тело рядом с собой, и повернула голову, чтобы вытащить волосы, прижатые его рукой. Ему понравились ее волосы. Он занимался с ней любовью, а затем заверил ее, что в его глазах она осталась леди.
      Повернувшись, она положила руку ему на плечо и прильнула к крепкому мужскому телу, чувствуя, как ее груди расплющиваются о его грудную клетку, прижалась животом к его животу. В его глазах она осталась леди. Она просунула ногу между его бедер. Ее гладкая кожа скользнула по его коже, и она стала ждать его пробуждения, чтобы сказать ему, каким он был джентльменом.
 
      Мария пошевелила ногой, проверяя ушибленное колено. Сначала она не почувствовала мышц, потом они слабо запротестовали. Она понадеялась, что колено не настолько распухло и воспалилось, чтобы помешать ей разыскивать Мелиссу.
      Мысль о сестре разметала хрупкое ощущение благополучия. Как ее сестра провела эту ночь?
      Мария содрогнулась при мысли, что Мелиссе пришлось подчиниться мужчине, который обошелся с ней без нежности, внимания и вежливости, присущей Джоко Уолтону.
      Джоко лежал на спине, заложив руку за голову. Пока она смотрела на него, его рот открылся. Джоко слегка всхрапнул и плотно закрыл его. Его нос сморщился.
      Мария улыбнулась. Его не застанешь с разинутым ртом. Джоко Уолтон был подлинным франтом.
 
      – Нет, не будем!
      – Незачем кричать, – Герцогиня положила руку на плечо Бет. – Мы все тебя слушаем. Можешь говорить обычным голосом.
      Бет слегка притихла. Ее нижняя губа все еще была выпячена.
      – Не будет ничего, кроме беды, если кого-нибудь из нас заметят.
      – Нас все время замечают, – ворчливо возразила Алиса. – Мы им больше не нужны. Мы для них слишком ловкие, они хотят зеленых дурочек.
      – Джоко хочет, чтобы мы это сделали. Джоко сказал…
      – Нас могут побить, – вмешалась Бет.
      – Трусиха ты, – обвинила ее Пан. – Сиди здесь и прячься. Герцогиня, я буду помогать…
      – Панси, мы все должны решить, помогать или не помогать. Это касается всех нас, потому что мы рискуем своим убежищем, – Герцогиня оглядела серьезные личики.
      – Я не трусиха, – отказалась Бет. – Джоко я бы стала помогать, но этой женщине… она презирает нас.
      – У меня была сестра, – хмуро отозвалась другая девочка. – Она приехала с фермы вместе со мной, но нас разлучили. Я не знаю, что с ней сделали. Хотелось бы мне разыскать ее.
      Ее тихие слова заставили всех замолчать. Девочки стали переглядываться. Панси сурово взглянула на Бет, которая наконец сдалась.
      – Может быть, мы сумеем найти их обеих, – высказала предположение Алиса.
      Герцогиня оглядела кружок:
      – Значит, вы все согласны заняться этим? Взлохмаченные головы закивали одна за другой.
 
      Мария высвободилась из объятий Джоко и осторожно, чтобы не задеть ушибленную ногу, выбралась из-под одеяла. Колено было жестким и опухшим, но ходить было можно.
      Дрожа от утреннего холода, она опустилась на колени перед камином, чтобы развести огонь, и повесила над ним котелок. Затем она зажгла керосинку, чтобы вскипятить воду для чая. Когда вода в котелке согрелась, Мария отмерила нужное количество и поставила ее кипятить. Из котелка она взяла воды, чтобы почистить одежду, умыться и причесаться. Свои волосы она оставила распущенными, потому что они понравились Джоко. Закончив приводить себя в порядок, она села на единственный стул рядом с кроватью.
      Грудь и плечи Джоко были обнажены, кожа на них была белой со слабыми голубыми прожилками вен. Внешняя сторона его рук была покрыта курчавыми светло-золотистыми волосами.
      Новый приступ желания скрутил Марию. Она на минуту закрыла глаза, восстанавливая самообладание, затем положила руку на плечо Джоко.
      Его глаза мгновенно открылись. Он резко повернулся на бок, выставив руку вперед словно для защиты.
      – Доброе утро. Я приготовила тебе чай.
      – Ох, – Джоко замигал и как ребенок стал протирать глаза руками, затем усмехнулся. – Доброе утро и тебе тоже, – он сел на постели, почти полностью оказавшись голым. При свете его нагота сильнее бросалась в глаза, и Мария залилась румянцем, неловко застыв на стуле.
      Джоко взял у нее чашку с блюдцем и отхлебнул чай.
      – Ах, как раз такой, какой я люблю. И доброго, доброго утра тебе, Рия Торн. Вот это жизнь – горячий сладкий чай, который мне принесла настоящая леди.
      Смущенно улыбаясь, Мария вспомнила данное себе обещание.
      – Я принесла его настоящему джентльмену.
      Она увидела, что уши Джоко запылали, а жизнерадостная усмешка пропала. Его светло-голубые глаза устремились на ее лицо, затем опустились вниз, на колени. Он поспешно натянул на себя одеяло.
      – Прошу прощения, мэм. Сейчас я оденусь. Мария быстро встала и повернулась к нему спиной.
      – Тебе незачем вставать, ведь я уже принесла тебе чай. Оставайся там и спокойно пей его.
      Ее увещевания изумили Джоко. Никто еще на его памяти не приглашал его остаться в постели. Пока была жива его мать, она всегда до света выгоняла его из койки. Более того, он никогда еще не проводил целую ночь ни с одной из тех женщин, которым платил.
      Джоко обхватил ладонью теплую чайную чашку. Что бы подумала Мария Торн, если бы узнала, что она – первая женщина, с которой он провел целую ночь? Он никогда не скажет ей этого – прошлое пусть останется прошлым. Ему не хотелось ворошить его. Пусть это драгоценное удовольствие будет первым среди новых воспоминаний.
      Чай Марии почти закипел, когда она услышала шуршание одежды у себя за спиной. Минуту спустя Джоко оделся и встал. Она спросила его через плечо:
      – Как мы будем искать Мелиссу?
      Джоко ничего не ответил. Скорее всего, они не смогут найти ее сестру. Он не рассказывал ей о том, как много суденышек отчаливает из доков за Тауэром. Белый груз, вывозившийся как в парижские бордели, так и в арабские гаремы, был среди всех остальных самым обычным, хотя его существование не признавалось официально.
      Чашка в руках Марии задребезжала на блюдце. Мария поставила ее на стол, потому что из-за внезапного спазма в горле она не смогла сделать ни глотка.
      – Ты ведь даже и не думаешь, что мы найдем мою сестру? – спросила она.
      Джоко одним шагом преодолел расстояние между ними и обнял ее:
      – Если она еще в Лондоне, мы найдем ее.
      – А если нет… Он не ответил.
      – Я надеюсь, что она еще в Лондоне, – тяжело вздохнула Мария.
      – Я тоже. Она слишком стара для иностранной торговли.
      Ее ответ удивил его:
      – Будь они все прокляты!
      Джоко обнял ее и прижался губами к ее виску.
      – Не падай духом, Рия, мы найдем ее.
      – Ты прав, мы найдем ее, – Мария подняла чашку, ее рука больше не дрожала. – А утро я начну с того, что пойду в Скотленд-Ярд и выскажу инспектору все, что о нем думаю.

      Инспектор Клайв Ревилл в изумлении уставился на странную пару, которую констебль Уилки ввел в его кабинет. Джоко Уолтон повел бровями и усмехнулся ему из-за плеча Марии Торн. Челюсти инспектора сжались, щеки порозовели от раздражения – ведь Уолтону было приказано присматривать за Марией Торн ненавязчиво.
      – Мисс Торн, – встал навстречу ей Ревилл.
      – Благодарю, сэр, что запомнили меня, – она не подала ему руки. Вместо этого она отступила вбок, чтобы было видно ее спутника. – Инспектор Ревилл, позвольте представить вам Джоко Уолтона.
      Глаза инспектора сузились. Его рыжеватые брови хмуро сошлись на переносице.
      Джоко Уолтон, с важным видом джентльмена, заложив руки за спину, прилежно делал вид, что осматривается вокруг. Он внимательно изучил фотографию королевы Виктории, висящую в рамке на стене, затем обратил внимание на служебную вывеску Ревилла.
      Подавив желание приказать Уилки вышвырнуть его из комнаты, Ревилл вместо этого суровым взглядом уставился на них обоих. Он быстро пришел к умозаключению, что Мария Торн понятия не имеет о том, кто такой Джоко Уолтон на самом деле. Инспектор мог представить себе всевозможные проблемы, которые повлечет за собой этот мезальянс. Что будет, если она узнает, что Скотленд-Ярд поручил присматривать за ней известному уголовнику? Ревилл выразительно взглянул на него.
      – Мистер Уолтон?
      – Рад с вами познакомиться, – сунув котелок под мышку, вор протянул ему руку.
      Ревиллу не осталось ничего, кроме как принять ее. Он отвесил чопорный поклон. Усмехаясь, с озорным выражением в глазах, Джоко потряс руку инспектора несколько энергичнее, чем требовалось.
      Ревилл постарался как можно быстрее избавиться от его руки и отошел за свой стол.
      – Мисс Торн, а где же миссис Шайрс? Она милейшая женщина, как мне показалось. Я думал, что эта добрая леди будет сопровождать вас и помогать вам в поисках.
      – О да, она непременно стала бы, – поспешила заверить его Мария, – но у нее есть дела, которыми она не может пренебречь. Она была так добра, что дала мне отпуск и обещала предоставить прежнюю работу, как только отыщется моя сестра. – Она села на предложенный стул. – Сегодня мы пришли сюда узнать – вы нашли какие-нибудь следы?
      Хотелось бы Ревиллу сказать ей что-то обнадеживающее. В действительности он не узнал ни единого слова об этом деле из обычных источников информации полиции, и это делало ситуацию еще мрачнее. Оставалась надежда, что кое-какая информация все же проскользнула, но она пока не дошла до его кабинета.
      Он надеялся, что последнее окажется правдой. В таком случае Мелисса Торн могла оказаться в борделе, находящемся под покровительством влиятельных людей. Его губы под светлыми пышными усами досадливо поджались. Подобные мысли давали дурной привкус во рту. Медленно, с глубоким сожалением, он отрицательно покачал головой.
      Мария Торн поникла на стуле. Множество эмоций отразилось на ее лице – боль, гнев, страх, отчаяние. Подавив всхлип, она вынула из сумочки носовой платок.
      – Мисс Торн, – Ревилл мысленно проклял себя. Он ничего не мог предложить ей, кроме молчаливого сочувствия – и Джоко Уолтона, неисправимого вора. К удивлению Ревилла, его подневольный наемник наградил его возмущенным взглядом.
      – Ничего, Рия. Не отчаивайся.
      Мария сглотнула и перестала всхлипывать. Когда она подняла голову, то выглядела уже спокойной, если не считать нездоровый блеск глаз и яркие пятна на скулах.
      – Я не отчаиваюсь.
      – Отделение… – Ревилл запнулся. В отделении было сделано все, что положено. Мелисса Торн пропала. Они предприняли обычные меры по ее поиску, но она была никем, просто девушкой, живущей своим трудом, не имеющей даже отца, который мог бы предъявить протест по поводу ее исчезновения. Кажется, его лицо выдало ее мысли.
      Мария пристально взглянула на него, ее карие глаза сузились. Пальцы ее руки, опирающейся на ручку зонтика, побелели.
      – Я найду свою сестру, инспектор Ревилл. Она для меня – самый дорогой человек на свете. По-моему, вы сами уже догадываетесь, что злые – очень злые люди – похитили ее и спрятали где-то здесь, в городе… – ее голос сорвался. – Они оскорбляют, тиранят ее.
      Ревилл поморщился. Он встал и вышел из-за стола с намерением положить руку ей на плечо, чтобы утешить хоть чуть-чуть.
      Джоко пресек его намерения:
      – Я позабочусь о ней, – решительно сказал вор. – Идем, Рия. Нам нужно еще многое разузнать.
      Ревилл в упор уставился на Джоко.
      – Мисс Торн, я очень советую вам не предпринимать никаких самостоятельных действий и не бродить одной по городу.
      – Спасибо вам за потраченное время, – она встала.
      – Мистер Уолтон, надеюсь, вы понимаете все опасности улицы, – Ревилл с оттенком иронии выделил некоторые слова, чтобы тому стало яснее. – Для мисс Торн будет безопаснее находиться дома или в обществе миссис Эйвори Шайрс. Все остальное – дело полиции. Предоставьте его нам.
      Мария внезапно вспылила:
      – Если бы вы действительно делали свое дело, сэр, никто из нас не пришел бы сюда.
      Сказав это, она направилась к двери. Джоко бросил на Ревилла загадочный взгляд, и дверь за ними закрылась.
 
      – Неплохой парень, – заметил Джоко, почувствовав неловкую паузу в разговоре.
      – Он полицейский чиновник, – огрызнулась Мария. Она спешила по улице, шурша юбками. – Миссис Шайрс все время с такими, как он, пререкается. Я прочитала десятки писем от них и напечатала десятки ответов.
      – В одном он прав, – продолжил Джоко. – Знаешь, для тебя это опасно.
      Мария резко, чуть не споткнувшись, остановилась. Сжав обеими руками зонтик, она выставила его перед собой, словно преграду.
      – Ты хочешь это бросить?
      – Я? Нет, – энергично заморгал он. – Конечно, нет, Рия. Я только подумал… только… хотел обратить твое внимание. Старина Ревилл не слишком-то надеется.
      Мария Мария уставилась в глаза Джоко. Ее спину и плечи заломило от усилия сдержаться.
      Джоко наклонил голову набок и ласково улыбнулся.
      – Ах, Рия, не беспокойся насчет меня. Я готов действовать.
      Его слова затронули скрытую струнку в глубине души Марии. Неведомые ранее чувства охватили ее. Ей хотелось плакать, смеяться… и любить его. Ей хотелось любить его. Ей хотелось кинуться к нему на шею прямо на улице, но она удовольствовалась тем, что только подошла поближе.
      Глаза Джоко расширились. Мария встала на цыпочки и положила одну из одетых в перчатки рук ему на шею. Его недоверчивый смешок был погашен ее поцелуем. Она прижалась губами к его щеке на несколько секунд дольше, чем это требовало выражение благодарности. Джоко оцепенел так, словно его сердце перестало биться. По спине Марии пробежал озноб, но не от пронизывающего ветра.
      Она отпустила его:
      – С чего мы начнем?
 
      С лицом мрачнее грозовой тучи Ревилл расхаживал по кабинету.
      – Немедленно найдите мне Доджера, – отрывисто приказал он. – У меня есть срочное сообщение для нашего мистера Уолтона. Кроме того, я хочу, чтобы этот приказ был отправлен всем патрульным наблюдателям.
      Он швырнул на стол клочок бумаги. Прочитав его, констебль Уилки вопросительно поднял взгляд.
      – След холодный, сэр, – высказал он свое мнение. – Жаль ее, конечно, но…
      – Выполняйте, констебль, – Ревилл накинул пальто и зашагал в холл.
      Уилки проводил его мрачно-задумчивым взглядом. Затем он написал две записки. Первая предназначалась офицеру района Чаринг-Кросс, вторую он запечатал в конверт и написал на нем адрес.
      Надев пальто и шляпу, он проследовал в комнату дежурного полицейского отряда, где задержался, чтобы включить послание Ревилла в список нарядов. Затем он вышел на улицу, чтобы отнести вторую записку на почту.
 
      – Эта женщина выглядит, как… – Мария почувствовала приливающую к щекам кровь, – …проститутка.
      Под черным шелковым зонтиком на голове женщины громоздилась грязно-розовая бархатная шляпа величиной почти что с зонт. По ее полям кольцом располагались бархатные розы, а черные атласные ленты, завязанные под подбородком, удерживали шляпу на голове. Сквозь черное кружево вуали, спускавшейся на лицо, были видны светлые с платиновым оттенком волосы ее обладательницы. Примечательная шляпа слегка кивнула Джоко, ярко накрашенные губы разъехались в улыбке. Мария почувствовала приступ необъяснимого гнева. Она попыталась заставить Джоко ускорить шаг, когда новенькое, с желтыми колесами, ландо свернуло по направлению к ним.
      – Она ведет себя так, будто вы знакомы.
      – Это Пронси, моя знакомая. Ты права, она и есть проститутка. Подожди меня здесь.
      – Джоко! – запротестовала Мария, но тот успокаивающе похлопал ее по руке и шагнул на обочину.
      Экипаж остановился. Джоко обменялся с женщиной несколькими фразами. Затем он отступил на шаг, приподнял котелок, и ландо укатило.
      – Ты разговаривал с ней! – Мария быстро огляделась вокруг. Окружающие, явно не озабоченные этим, продолжали шагать по своим делам.
      – Мы пытаемся найти твою сестру, – напомнил ей Джоко, водружая шляпу на место и предлагая ей руку, словно они возобновляли прерванную прогулку.
      – Но ведь именно от проституток мы и хотим забрать Мелиссу, – сердито напомнила ему Мария.
      – Ты права. А они лучше любых легавых и министров знают, где она может быть, – он улыбнулся ей. – Подумай об этом, Рия, любовь моя.
      Его аргумент был убедительным, но нисколько не помог ей подавить шок и негодование.
      – Как она смеет так нагло разъезжать по улицам в роскошном экипаже?
      – Потому что она добывает много денег, – сообщил ей Джоко. – Она может позволить себе иметь лошадь и экипаж. Кроме того, ей нравится выставлять напоказ свою одежду, купленную в лучших магазинах города. Поверь мне, по улицам в экипажах разъезжают самые дрянные людишки.
      – Много денег?! – возмущение Марии росло с каждым его откровением.
      Усмешка Джоко расползлась до самых ушей.
      – Большинство этих девиц, разъезжающих на породистых лошадях, зарабатывают за ночь больше, чем ты за месяц. И трудятся они за эти деньги не больше часа.
      – Пусть подавятся такими деньгами! – фыркнула Мария. Нахмурившись, она пошла дальше, но вдруг остановилась. Ее взгляд стал жестким от подозрений. – Если Мелисса – пленница в одном из этих домов, то зачем им сообщать это нам?
      – Ты все еще не доверяешь мне, Рия? Она покачала головой:
      – Я доверяю тебе, Джоко. Я всей душой доверяю тебе. Просто… – она замялась. – Может быть, ты ошибаешься? Может быть, ты не подумал об этом?
      – Рия, Рия, – ласково рассмеялся он. – Девочки, которые уже утвердились, такие, как Пронси, не хотят соперничества. Новые девочки – всегда соперницы. Особенно такие, как твоя сестра – молоденькие, воспитанные, с хорошей речью. Светские повесы не желают иметь дело с сельскими девицами. Половина лондонцев не могут даже понять, что они говорят.
      Глаза Марии широко раскрылись, а Джоко продолжал:
      – Пронси сумела ухватиться за возможность, как и все из них, которые поприличнее.
      – Поприличнее?! Уолтон, ты назвал ее приличной?!
      – В каком-то смысле. Она хорошая девушка, и не намного старше тебя, – он сжал руку Марии. – У нее есть свои мечты и надежды, как у любой девушки.
      – На что она надеется? – притихшим голосом спросила Мария.
      – Она надеется, что ее содержатель устанет каждую ночь мотаться в Сохо и возьмет ее к себе, в дом на Сент-Джонс Вуд.
      – На Сент-Джонс Вуд! – воскликнула Мария. Джоко кивнул.
      – Он овдовел. И, естественно, Пронси не хочет, чтобы он начал вынюхивать кого-нибудь помоложе и посвежее ее. Она будет счастлива помочь тебе вернуть сестру.
      – Понятно.
      – Но у мадам де Вере сейчас нет новых девочек.
      Лицо Марии помрачнело. Они молча пошли дальше. Когда они дошли до следующего квартала, на крыльцо дома вышла щегольски одетая молодая женщина. Когда она приподняла желтую шелковую прогулочную юбку, Мария заметила, что на ее чулке у лодыжки сверкнул зелено-синий павлиний глаз.
      – Подожди здесь.
      Джоко понесся по улице, чтобы перехватить это роскошное создание прежде, чем оно сядет в экипаж. Из экипажа вышел мужчина и недобро уставился на него. Молодая женщина сладко улыбнулась им обоим. Состоялся минутный разговор, затем она отрицательно покачала головой. Джоко приподнял шляпу и усмехнулся мужчине, который воззрился на него еще суровее.
      Он проводил их взглядом, а затем вернулся к Марии.
      – В «Пудли» ее нет.
      Мария стрельнула в него прищуренным взглядом:
      – Сколько же у тебя знакомых проституток?
      Ее слова были острее ножа, но Джоко не отвел глаз, предлагая ей руку для продолжения прогулки. Разница их общественного положения была до боли очевидной. Утонченность ее происхождения, ее высоких идеалов навеки отделяла ее от него.
      «Пользуйся преимуществом, старина, пока оно у тебя есть, – советовал сам себе Джоко. – Когда она найдет свою сестру, то даже не признает тебя на улице».
 
      Лорд Теренс Монтегю скомкал газету в шар и швырнул в камин. Его толстые щеки побагровели, пальцы забарабанили по ручке кресла.
      Эта сука!
      Впервые он почувствовал легкую дрожь беспокойства. Хотя Мария Торн пока не сделала ничего слишком существенного, чтобы стать «колючкой в боку», ее настойчивость начинала досаждать.
      Нужно было отбить у нее охоту действовать, отослать ее обратно туда, откуда она появилась. Ей он не собирался вредить, но какому-то уголовнику, с которым она связалась – совсем другое дело. Видимо, эта женщина понятия не имела, что тот может оказаться опасным для нее. Возможно, ему удастся войти к ней в доверие, если он обезвредит этого вора, пока тот не причинил ей вреда.
      Лорд Монтегю взглянул на часы. Он еще успеет подготовить указания до встречи со своим агентом.
 
      – Леди и джентльмен, не подадите ли пенни?
      Мария и Джоко заглянули за прутья железной ограды. На ступеньках, ведущих в подвал, сидела Герцогиня. По крайней мере, этот аристократический голос был похож на голос Герцогини. Растрепанные черные волосы, тронутые сединой, свисали по бокам лица этой фигуры, полностью скрытой под огромной грязной накидкой.
      – Пенни – такая мелочь, что мне жалко времени на его вытаскивание, – с усмешкой продекламировал Джоко.
      Фигура вскинула голову. Из-под спутанных локонов сверкнули темные глаза, а губы расплылись в широкой ухмылке. Женщина выглядела ведьмой или старой каргой.
      – Вы двое слишком привлекаете внимание.
      – Это точно. – Пан, сидевшая на корточках у ног Герцогини, походила на груду старого тряпья. Но когда ее нежное личико повернулось к ним, оно было подобно цветку на куче мусора.
      – Тсс, Панси, – рука Герцогини высунулась из-под накидки и похлопала ее по чумазой щечке. Малышка послушно отвернулась.
      Джоко ухватился за прутья в верхней части решетки. Он медленно оглядел улицу в обоих направлениях.
      – Что скажешь?
      – Дама с дружком приглядывают за птичкой, – Герцогиня наклонила голову, так, что шляпа полностью скрыла ее лицо.
      – Черт!
      – Более того, вы оба сейчас в опасности.
      – В опасности! – челюсти Марии сжались. Она взглянула на Джоко, чтобы тот успокоил ее.
      Он пожал плечами:
      – А чего еще ты ожидала? Считается, что девушки вроде твоей сестры исчезают тихо и незаметно. Считается, что никто не будет разыскивать их. Считается, что падшие они никому не нужны.
      – Но это же чудовищно, – запротестовала Мария. – Этого не может быть. Это выглядит как ужасный сговор всего общества.
      Сдержанное хмыканье донеслось из кучи тряпья.
      – Ты говорил, что она зеленая.
      – Зеленая как трава. Настоящая дуреха, – Джоко подмигнул Марии. – Но она будет заниматься этим. Есть что-то особенное, чего нам нужно остерегаться?
      Мария почувствовала, что ее щеки загорелись.
      – Ходят слухи о Джеке Ронси.
      Джоко взглянул сверху вниз на макушку Герцогини:
      – Но это значит, что ее сестра у леди Гермионы.
      – Что? Где? – Мария вцепилась в прутья решетки.
      – Или в дюжине других домов, – напомнила ему Герцогиня. – Джек работает на целую улицу. И Тилли тоже тебя разыскивает.
      Мария задрожала каждой жилочкой:
      – Кто в опасности – Джоко или я?
      – Ох, Джоко всегда в опасности, – в голосе Герцогини прозвучал насмешливый намек.
      – Всегда, – эхом отозвалась Панси. Она вскинула голову и сияющими глазами взглянула на Джоко. – Но он ничего не боится, правда, Джоко?
      Джоко послал ей воздушный поцелуй, затем повернулся и прислонился к решетке. Надвинув котелок на лоб под самым лихим углом, он сказал:
      – Тилли, надо думать, хромает на каждом шагу.
      – Я не хочу вреда никому, – покачала головой Мария. – Ведь Мелисса – моя сестра…
      – И еще… – прервала ее Герцогиня. Оба замолчали, ожидая ее слов.
      – Двое легавых расспрашивали о тебе. Для шпионов они вели себя туповато.
      – Что? Я ничего не понимаю, – встряхнула головой Мария.
      Джоко выпрямился и подвинул котелок назад.
      – Легавые! Этот Ревилл…
      – Не инспектор Ревилл, – возразила Мария. – Он не мог…
      – Черта с два он не мог, – на щеках Джоко проступили красные пятна. Он стукнул кулаком в ладонь. – Проклятый легавый.
      – Успокойся, Джоко, – посоветовала ему Герцогиня.
      Побледнев, Мария схватила его за руку. Он хмуро взглянул на нее, словно она была надоедливой мухой. Затем он поднял голову и уставился на окна ближайшего дома. Его дыхание замедлилось, краска стала сходить со щек. Он вздернул подбородок.
      – Мы решили помочь вам, – тихо сказала Герцогиня.
      Мария перевела взгляд с Джоко на подвальную лестницу.
      – Вы уверены, что так нужно? Я умоляла вас об этом, но теперь сомневаюсь. Дети…
      – Мы так захотели, – раздался взволнованный голосок Пан. – Мы все голосовали, даже я. Мы найдем ее.
      В этом писклявом голоске так явственно звучала гордость, что сердце Марии едва не остановилось. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, восстанавливая самообладание. Когда она открыла их, день ей показался светлее.
      За ее спиной нетерпеливо зашевелился Джоко.
      – Нам лучше уйти. Стоя здесь, мы привлекаем внимание.
      Герцогиня положила руку на голову Панси.
      – Уже поздно, а мы с Панси еще не ужинали. Мария подумала о деньгах в сумочке. Их было немного, и они таяли с каждым днем. Кроме того, с тех пор, как она перестала работать, она не ожидала, что миссис Шайрс будет платить ей, хотя и предполагала, что в случае надобности эта добрая женщина даст ей немного взаймы. Но все-таки…
      Она открыла сумочку и стала копаться в шиллингах и пенсах. Они слабо звякнули.
      – В этом нет необходимости, – начала Герцогиня, но чуткие уши Панси тоже услышали этот звук.
      – Пенни, милая леди, – в мгновение ока она вскочила, вбежала вверх по лестнице и протянула маленькую пятерню между прутьями решетки. Мария вложила в нее монетки. Кулачок тут же исчез в рукаве одежки Панси, и та понеслась назад к Герцогине.
      – Что нужно сказать? – ткнула ее Герцогиня.
      – Спасибо.
      – Жаль, что у меня мало денег, – сказала Мария. – Хотелось бы мне, чтобы у меня их было побольше.
      – Разве нам всем этого не хочется? – насмешливо хмыкнула Герцогиня. Она подтолкнула Пан, посылая девочку перед собой вниз по ступеням, где та открыла дверь и проскользнула внутрь. Перед тем, как исчезнуть вслед за ней, Герцогиня бросила на Джоко многозначительный взгляд:
      – Будь осторожен. Есть в этом что-то очень скверное.
 
      – Вот пожертвования, собранные на добрые дела.
      Преподобный Томас Динсмор, одетый в черную сутану, потер руки над маленьким деревянным ящичком. Черный цвет делал его лицо еще бледнее, подчеркивая впалые щеки и синяки под глазами.
      Сестра Евангелина, вся в черном, словно ворона, наблюдала за ним.
      – Это не от миссис Эйвори Шайрс, – фыркнула она. – Та никогда не дает больше нескольких фунтов. Скупердяйка.
      – Да, не от нее, – согласился он. – Хотя можно послать ей вежливое письмо и вытянуть побольше, особенно, если мы пообещаем помочь Марии Торн в поисках ее сестры.
      – Пустая трата бумаги, – проворчала Евангелина.
      – Возможно. Однако, по-моему, миссис Гермиона Бьюфорти окажется пощедрее. Нужно платить, чтобы избежать дурной славы.
      Его помощница едва заметно улыбнулась:
      – Как вы на нее вышли?
      – Слухи, – ответил пастор. – Любимцы государства и дьявола встревожились. Игра началась. Мария Торн разворошила гнездо шершней. Или, пожалуй, гнездо саранчи – чумы, опустошающей землю. Справедливость с трудом произрастает на захваченных ею полях. Эти поля не вынесут взора Господа.
      – Аллилуйя, – в тон ему передразнила Евангелина.
      – Это пахнет деньгами, – проворчал он. – Деньгами на добрые дела и для нас самих. Я это чую. Нам нужно только внимательно следить за всем и быть готовыми урвать все, что попадется нам на пути.
 
      Двое полисменов в униформе пристально уставились на экипаж – вместительную черную старомодную карету без малейшего намека на опознавательные знаки на дверцах. Из ее темной глубины раздался мужской голос:
      – Джентльмены!
      Переглянувшись, они подошли ближе. В переданной им записке говорилось, что они должны ждать на углу Грек Стрит и Олд Комптон.
      Белая, наманикюренная рука в обрамлении хлопка и дорогой шерсти протянулась к ним из окошка.
      – Рад пожать вам руки, джентльмены.
      Без малейшей нерешительности они позволили банкнотам остаться у них в руках.
      – Надеюсь, этого будет достаточно для вашей задачи, – продолжил голос. – Пусть эта работенка не отягощает вашу совесть. Этот человек – вор, он – карманник и взломщик. Хорошее предупреждение ему будет только на пользу обществу. Вы поняли?
      – Да, сэр, – фунтовые банкноты исчезли у них в карманах. Тем не менее, они неловко заерзали.
      Рука протянулась к ним во второй раз, уже с листком белой бумаги. Один из них взял записку и прочитал имя. Слегка усмехнувшись, он кивнул:
      – С удовольствием, сэр.
      – Хорошо. С ним будет молодая женщина.
      – Женщина, сэр? – протестующе сказал второй полисмен.
      – О, она не лучше, чем можно предполагать, уверяю вас. Она тоже нуждается в предупреждении.
      Патрульный, взявший листок бумаги, скрестил руки на груди:
      – Не знаю насчет женщины…
      – Никакого рукоприкладства. Она несколько сбилась с пути. Двое приятных джентльменов, таких, как вы, очень подходят для того, чтобы сделать ей дружеское, но убедительное внушение.
      Полисмены переглянулись. Один пожал плечами, другой кивнул.
      – Когда вы это сделаете, вернитесь и доложите мне, – вежливо сказал мужчина в карете. – Я буду рад снова пожать вам руки.
 
      Смеркалось. Когда ветерок затих, духота накрыла город словно тяжелое ватное одеяло. Камни мостовой заблестели от сырости. Когда Мария прикоснулась рукой в перчатке к фонарному столбу, перчатка намокла. Ее пальто отяжелело от капелек тумана, впитавшихся в сукно.
      У нее дьявольски болело колено, поэтому она старалась основную тяжесть тела переносить на здоровую ногу, приподнимая ее, только когда та начинала застывать от холода, идущего от камней мостовой.
      Из дома напротив вышел служащий в униформе с целью зажечь газовые фонари. Мария наблюдала, как он снял с фонаря плафон, плюнул на медный колпачок и стал начищать его до блеска.
      Она снова переступила с ноги на ногу. Где же Джоко? Он не должен был задерживаться на много дольше, чем в других случаях. Служащий вернулся в дом. Пока он закрывал дверь, Мария услышала, что оттуда донесся заливистый женский смех.
      Она начинала злиться от подозрений – а что, если он там развлекается, пока она мерзнет здесь, на мостовой? Конечно, Джоко не стал стучаться в переднюю дверь. Вместо этого он исчез в извилистых закоулках входа для прислуги. Подозрениям Марии способствовало то, что Джоко, кажется, знал здесь все ходы и выходы. Может быть, его пригласили внутрь.
      Мария все еще удивлялась красоте и стилю фасадов зданий, которые они с Джоко обошли за сегодняшний день. Не знакомые с бедностью и потертостью, они выглядели не менее величественно, чем особняк миссис Шайрс. Она обнаруживала там роскошную обстановку. Привратники в них были таких же внушительных размеров, как у миссис Шайрс, и выглядели так же, как и ее «святой» Питер.
      Неприятные откровения Герцогини об обществе быстро подтверждались. Одинокая женщина не могла позволить себе такой дом, если она не унаследовала целое состояние. Но в таком случае зачем ей становиться проституткой? Нет, конечно, женщины, живущие здесь, имели очень богатых покровителей, которые щедро платили им за посещения.
      Мария смотрела на экипаж, запряженный парой черных ганноверских лошадей, который подъехал и остановился на улице. Карета сверкала краской, словно начищенная сапожной ваксой. Для большего впечатления шеи лошадей были немыслимо выгнуты с помощью ремешков, пристегнутых над ними. Из экипажа вышли двое пассажиров. Один из них бодро вбежал по ступеням и постучал в дверь медным дверным молотком. Второй двигался с заметной неуверенностью.
      – Идем. Не стой здесь разиней, мой мальчик, – окликнул его первый.
      Мария застыла на месте. Этот голос был ей знаком. Она могла бы поклясться, что слышала его раньше. Она наклонила голову набок, надеясь получше расслышать слова говорящего.
      – Я бы предпочел вернуться домой, отец, – ответил его спутник.
      – Чепуха.
      Двери распахнулись. Не дожидаясь ответа, мужчина постарше отослал кучера и вошел в дом. Экипаж прогромыхал по мостовой и исчез у черного хода.
      Сын некоторое время потоптался на улице. Привратник с любопытством смотрел, как молодой человек пожал плечами и вошел.
      «Привел своего сына в бордель», – с отвращением пробормотала Мария. Как она могла считать богатых и влиятельных людей хорошими? Когда она вернется на работу к миссис Шайрс, то будет скептически относиться к каждому обещанию, к каждой пламенной речи.
      Уже совсем стемнело, но улица была хорошо освещена. Каждую дверь и портал освещали лампы, а уличные фонари тянулись до самого угла. Из множества окон сквозь кружевные занавески пробивался свет.
      На узких тротуарах не было пешеходов, зато туда и сюда сновали богатые экипажи, останавливаясь перед домами и высаживая пассажиров. Другие останавливались прямо на улице.
      «Как отвратительно», – проворчала про себя Мария. Только что подъехавший мужчина повернулся лицом к свету. Она узнала барона, близкого знакомого миссис Шайрс.
      Привратник открыл дверь. Член парламента, улыбаясь, шагнул в фойе и очутился в объятиях элегантно одетой женщины.
      Мария решила больше не ждать. Стуча зубами, обхватив себя за плечи, она последовала за экипажем. Прямоугольники света от занавешенных окон освещали отдельные куски узкой дороги, погруженной в непроницаемую тьму.
      Она была идиоткой. Ее сестра похищена и, может быть, находится в этом самом доме, а она околачивается здесь. Мужчина, которого она ждала, хорошо, если проходимец, а может, и кто-нибудь похуже. А сейчас он, наверное, развлекается с одной из своих «знакомых».
      Мария могла себе представить, чем он может заниматься здесь. Это заставляло ее пылать гневом – и ревностью.
      Что ей делать, если она не найдет его на этих задворках? Сегодня они прошли так много улиц, побывали в стольких домах, что она понятия не имела, как отыщет отсюда дорогу домой. Если она не найдет его, ей придется блуждать по улицам одной, возможно, даже до зари.
      – Проклятье тебе, Джоко Уолтон, – шептала она, – Проклятье, проклятье, проклятье.
      Еще несколько шагов – и она замерла на месте. Волосы встали дыбом у нее на затылке. Где-то впереди она услышала странные звуки, слабые, едва различимые. Может быть, скулила собака?
      Она попятилась назад. А вдруг черный ход охраняют свирепые животные? Они могут прыгнуть и наброситься на нее. Мария остановила разгулявшееся воображение. Сюда, на задний двор, заезжали экипажи с лошадьми, но самым страшным их оружием был кнут. Это не могла быть и собака.
      – Где ты, Джоко Уолтон? – слова замерли у нее на губах.
      Дрожа с головы до пят, Мария решилась дойти до последнего прямоугольника света. Достигнув его, она сделает два шага, только два – за его пределы. Там можно будет подождать, пока глаза привыкнут к темноте, а затем оглядеться. Если она ничего не увидит, то без сомнения, остаток ночи проведет, блуждая по улицам в поисках дороги домой.
      Эта мысль усмирила ее безумно мчавшееся воображение. Глубоко вдохнув холодный воздух, она торопливо пересекла две оставшихся клеточки света.
      Один шаг. Два.
      Мария остановилась.
      Звук шел откуда-то справа. Уставившись во мрак до боли в глазах, она увидела арку, а под ней площадку, где света было побольше. Наверное, сквозь нее проезжали экипажи. В проезде она не обнаружила ничего, кроме запаха лошадей и какого-то странного звука.
      Теперь он был слышен громче. Мария приложила к уху ладонь рупором, чтобы было лучше слышно. Звук был похож на стон. Она сделала еще шаг по направлению к нему, ее каблук ступил на мостовую.
      Стон затих.
      Мария ждала, дрожа от страха.
      – Рия…
      Ее имя. Голос Джоко. Джоко шептал ее имя.
      – Джоко?
      – Рия, – впереди что-то зашевелилось. Снова стон. – Рия, я здесь.

      Вокруг было темно, как на дне колодца. Мария стала осторожно продвигаться вперед, согнувшись и опустив пониже руки, чтобы нащупать Джоко.
      – Джоко, где ты?
      Вдруг она споткнулась об его ногу и, потеряв равновесие, упала. Ее руки, выставленные вперед, чтобы удержаться, наткнулись на его тело. Вскрик боли перешел в стон.
      – Легче…
      Слова Джоко были почти неразборчивы. Мария замерла, чтобы расслышать, что он сказал. Джоко завозился под ней, пытаясь освободиться. Когда он сделал усилие, чтобы перевернуться, его дыхание стало прерывистым, словно кузнечный мех. Только тогда она заметила, что он лежит лицом вниз.
      – Ублюдки, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. Затем снова раздался стон.
      Осторожно переступив через его ноги и двигаясь вдоль тела, она добралась до его головы. Ее руки нащупали вздрагивающие плечи Джоко и обхватили их, попытаясь его поднять.
      – Нет… ох, Боже…
      Мария выпустила его из рук.
      – Джоко! Что мне для тебя сделать?
      – П-подожди.
      Ее глаза постепенно привыкли к темноте, и она смогла различить лежащего на боку Джоко. Опираясь на руку, он пытался встать, но, скорчившись от боли, снова со стоном опустился на мостовую. Его лица Мария не видела.
      Она встала на колени и наклонилась вперед, пытаясь найти его лицо. В темноте оно расплывалось перед глазами.
      Джоко дышал тяжело, словно собака. Его тело источало жар, а в промозглом воздухе чувствовался резкий запах – сладковатый, приторный. К несчастью, не парфюмерии.
      – Джоко! Ты тяжело ранен? Он выжал из себя смешок:
      – Почти смертельно, Рия, девочка моя.
      – О нет! – Мария потянулась на голос. Ее пальцы, наткнувшись на щеку Джоко, скользнули по чему-то теплому и сырому – кровь! Она остолбенела, и ее сразу же замутило. Джоко Уолтон был ранен до крови, из-за нее. Черная волна дурноты накрыла Марию. Слабея от головокружения и опираясь на ставшие ватными руки, она опустила голову на камни мостовой. Холод привел ее в чувство. Она выпрямилась на коленях и прошептала:
      – Ты можешь встать?
      – Может быть, – Джоко сделал осторожный вдох. – Чуть попозже.
      Откуда-то сверху донесся женский смех. Мария в шоке взглянула на пятна света, идущего из окон второго этажа. Осмелится ли она постучать в дверь, чтобы позвать на помощь?
      Пара лошадей втащила на задний двор экипаж. Там был кучер.
      – Я позову на помощь?
      – Нет, – Джоко перевернулся на бок и поймал ее за пальто, удерживая, чтобы она не могла подняться на ноги.
      – Но…
      – Нам не станут помогать, – он обмяк, но не выпустил ее пальто.
      Экипаж проехал мимо них. Свет от его огоньков прополз по ним. Кучер глянул вниз и тут же отвернулся.
      Марию захлестнул гнев:
      – Я не могу поверить в это.
      – По крайней мере, благодаря ему, я увидел, где лежит моя шляпа, – Мария почувствовала, что Джоко тянется к своему котелку. Со вздохом облегчения он поместил котелок на голову. Экипаж завернул за угол.
      – Позволь мне позвать на помощь.
      – Нет, – он с трудом повернулся так, чтобы прислониться плечами к стене.
      – Что же мне делать?
      – Дай мне руку, – Джоко потянулся к ней и нащупал ее плечо. Навалившись на него всем весом, он глубоко вдохнул ледяной воздух и оттолкнулся от земли. Его тело медленно поползло вверх по стене.
      Мария подхватила его под руку и положила ее себе на плечо.
      – С другой стороны! С другой стороны, – пробормотал он. – Ребро сломано. Рука тоже.
      – Что?! – не поверила она своим ушам. – Твоя рука сломана?
      Джоко не ответил. Мария переместилась к его неповрежденному боку:
      – Тебе сломали руку?
      Он дрожал, его одежда промокла от пота.
      – Может быть.
      Джоко снова оперся на нее. Сверху снова раздался взрыв женского смеха. Когда он достиг самой высокой ноты, к нему присоединилось мужское гоготание. Мария встряхнула головой – она была ошеломлена происшедшим. Ничто в жизни не готовило ее к такому. Она и впрямь понятия не имела, что делать.
      Она стояла, дрожа от потрясения. Ему было больно из-за нее. Он пострадал из-за нее.
      В эту ужасную минуту она поняла муки любви и самопожертвования. Ее герой, ее любовник стоял, беспомощно прислонившись к покрытой инеем стене. Его красивое тело, которое она ласкала несколько часов назад, пострадало из-за нее. Из-за нее он ввязался в опасное дело и поплатился за это. Только строжайшее внушение самой себе удержало ее от крика ярости и отчаяния.
      Вместо этого она прижалась к его боку:
      – Что мне делать?
      Джоко оттолкнулся от стены, и Мария подставила ему свое плечо. Тяжело опершись на нее, он выпрямился и сделал первый шаг. Его нога подкосилась, но Мария что есть силы подтолкнула его кверху, и он выровнялся. Второй шаг дался ему легче, но на третьем он споткнулся.
      – Твоя нога?
      – Скорее всего, она не сломана, – пробормотал Джоко.
      – Слава Богу, – Мария повела его на свет, но он уперся:
      – Не туда.
      – Кто-нибудь из посетителей наверняка приехал в кебе, – предположила она. – Когда он выйдет, мы сядем в этот кеб.
      Джоко отрицательно покачал головой и пробормотал про себя что-то похожее на «зеленая как трава».
      – Может, я такая, но, конечно…
      – Они никогда не помогут нам, – Джоко попытался выпрямиться, чтобы не опираться на нее слишком сильно. Его жалкая попытка провалилась.
      – Ох, Джоко…
      – Давай помедленнее, – каждое слово давалось ему с трудом.
      Мария обняла его за спину. Рука Джоко тяжело лежала на ее плечах, но еще тяжелее на нее наваливались страхи. Ее зубы начали стучать. Он верно сказал – она была зеленой как трава. Если они не найдут кеб, как тогда она сумеет спасти его? Они были в милях от ее жалкого жилища, в милях от дома миссис Шайрс, в милях от любой помощи.
      Снова ее с головой захлестнула паника и снова она заставила себя подавить ее.
      – Куда бы ты хотел пойти?
      – Обратно по этой дороге, – он повернулся сам и повернул ее. Они пошли туда, откуда приезжали экипажи.
      Сзади них из «Лордс Дрим» раздавался смех. Где-то со звоном распахнулось на улицу окно. Теперь звуки доносились до них яснее. Кто-то наигрывал на мандолине популярную мелодию. Кто-то пел – не слишком хорошо – о горьких слезах и утраченных жемчугах. Мужской голос подпевал, перевирая слова.
      Вдруг Марию бросило в жар. Где-то за этими окнами скрывались те, кто избил Джоко. Не в других подобных заведениях, не в каких-нибудь подворотнях, а здесь. Предупреждение Герцогини ворвалось в круговорот ее мыслей. Наверное, они подошли очень близко к цели.
      Мария подняла лицо, чтобы заглянуть в окна этого дома. Ее сестра… ей показалось, что она чувствует ее поблизости.
      Они чуть не упали, когда Джоко споткнулся и потерял равновесие. С невнятными словами извинения он выровнялся и снова сосредоточился на задаче перестановки ног, одной вслед за другой. Пот струился по его лицу и вискам.
      И снова относительную тишину ледяной ночи взорвала мешанина звуков, исходящая от шумно развлекающихся людей.
      И наконец – когда Мария с Джоко были слишком далеко, чтобы услышать – пронзительный женский крик.
 
      Мария уложила Джоко на каменную скамейку на набережной Виктории.
      – Я найду кеб и отвезу тебя домой, – сказала она.
      – Нет, – он скорчился, укачивая левую руку, затем поднял лицо. При свете фонаря было видно, что оно жестоко избито – под обоими глазами красовались огромные синяки, на нижней челюсти вздулась шишка, с виска стекала темная струйка крови.
      – Ох, Джоко, – Мария опустилась рядом с ним на колени, протягивая к нему руку, но не смея дотронуться.
      Ему очень не хотелось, чтобы она смотрела на него сейчас. Он знал, что выглядит ужасно и боялся, что ей станет противно – леди плохо воспринимают подобные вещи. Когда он попытался отвернуться, она пальцами за подбородок повернула его лицо к себе.
      – Тебе нужен доктор.
      – О да, Рия. Они так и кишат вокруг, – Джоко безнадежно встряхнул головой и криво улыбнулся. – Вряд ли кто-то станет помогать мне. Кому я нужен?
      Мария взглянула в обе стороны вдоль набережной.
      – Мы можем пойти к моей хозяйке. Мы обратимся к ее доктору и вызовем полицию.
      – Нет, – повысил голос Джоко. Потрясение и усталость Марии перешли всякие границы.
      – На тебя же напали, – напомнила ему она. Ее голос дрожал от праведного гнева.
      Она снова заговорила с ним как пуританка, подумалось ему. Все леди такие.
      – У шлюх или еще Бог знает где, – продолжала Мария. – И это Лондон конца девятнадцатого века, времен королевы Виктории. Наш долг – известить об этом полицию.
      Джоко осторожно перевел дух и здоровой рукой погладил ее по щеке.
      – Меня избили легавые.
      – Что ты сказал? – она схватила его за руку. Он втянул голову в плечи:
      – Полицейские, бобби, проклятые полисмены. Это сделали они.
      В наступившем молчании было слышно, как волны Темзы плещутся о гранит. Откуда-то из тумана доносились звуки ссоры. Чьи-то хриплые голоса громко переругивались. Чтобы проверить, не задеты ли легкие, Джоко вдохнул поглубже, чем осмеливался дышать до сих пор. Боль была не такой сильной, как он опасался.
      Мария осторожно приложила его распухшие пальцы к своей щеке и спросила дрогнувшим голосом:
      – Полиция разбила тебе лицо? И сломала тебе ребро, а, может быть, и руку?
      – Верно. Чертовы педики.
      – Потому что они застали тебя в… веселом доме? – она с трудом подыскала оправдание его словам.
      – Ничего подобного, – фыркнул Джоко. – Нет. За то, что я задавал вопросы. – Его усилия сесть прямо закончились стоном. Правый бок, кажется, был еще хуже левого.
      – Но это же чудовищно!
      Он почувствовал, что Мария дрожит. Не нужно было говорить ей об этом. Но если в опасности он – значит, и она тоже. Ему захотелось обнять ее и успокоить ее страхи.
      В тумане на реке загудел предупреждающий судовой сигнал. Мария вскочила с колен и огляделась. Джоко увидел ее лицо, жемчужно-бледное, с темными кругами вокруг расширенных глаз. Он положил руку ей на плечо:
      – Рия, дела пошли так, что тебе лучше оставить меня.
      – Нет! – ее громкий возглас ошеломил их обоих, заставив понять, что до сих пор они говорили еле слышным шепотом. – Ни за что!
      От ее ответа у него потеплело на сердце.
      – Видишь ли, – стал настаивать он, – тебе лучше вернуться домой, там ты будешь в безопасности.
      – Меня могут арестовать, – возразила Мария. Джоко покачал головой:
      – За что? За то, что ты допоздна бродила по улицам? Нет, ты можешь пойти домой и сказать им, что не видела меня. Скажи им, что ты ничего не знаешь о том, что я посещал веселые дома.
      – Если тебя избили без причины, то меня могут точно так же арестовать.
      – Тебя вообще не арестуют. Тебя просто предупредят.
      Она уронила голову на руки:
      – Это все из-за того, что ты помогаешь мне найти сестру. Она всего лишь молодая девушка. Кому она так нужна? Кто ненавидит тебя так, что тебе даже сломали руку?
      Джоко попытался шевельнуться. Боль сделала его чертовски слабым. Немало времени потребуется, чтобы она прошла. Он почувствовал навертывающиеся на глаза слезы и мгновенно отвернулся, но ему показалось, что Мария успела увидеть их. Боже! Неужели он распустит перед ней нюни? Он осторожно сжал правую руку:
      – По-моему, она не сломана, – пробормотал он сквозь сжатые зубы. – Хотя они постарались.
      Мария дрожа съежилась перед ним. Он вдохнул холодный ночной воздух. Еще немного, и они закоченеют.
      – А как насчет Герцогини?
      – Что насчет нее?
      – Могу я отвести тебя туда?
      Джоко выпрямился, шокированный этой мыслью:
      – Господи, нет! Мы можем навести их на нее.
      – Ох, нет, – теперь уже Мария была шокирована. Она испуганно оглянулась. – Я н-не подумала об этом. Они следят за нами?
      – Может быть, – Джоко искоса взглянул сквозь туман. – Пожалуй, нет. Они пошли спать.
      Стуча зубами и дрожа всем телом от холода, она встряхнула его:
      – Черт тебя побери, скажи мне, что делать! Черт тебя побери! Я не знаю, что делать – так скажи мне, что я должна делать!
      Джоко взглянул в ее бледное лицо.
      – Я уже сказал, – ответил он наконец. – Оставь меня.
      – Нет! О, нет. Я не могу.
      Он бережно подтолкнул ее за плечи:
      – У тебя все будет хорошо. У тебя есть влиятельные знакомые. Если они проявят к тебе участие, требуй встречи с Ревиллом. Он мигом тебя выручит, а я просто исчезну.
      Джоко удивился тому, каким болезненным для него оказалось собственное предположение. Ему не хотелось исчезать из ее жизни. Каким бы несчастным в этот момент он ни был, каким бы опасным ни казалось его положение, ему нравились ее ласковые объятия, искренняя забота – начало того, что могло стать подлинным взаимным уважением, даже дружбой. Перед ним словно открылось окошко в другой мир, не похожий на тот, который он знал до сих пор. Ему не хотелось, чтобы это окошко наглухо захлопнулось.
      – Куда ты собираешься исчезнуть? – охрипшим голосом спросила Мария.
      Джоко пожал плечами. Хотелось бы ему взять свое предложение обратно.
      – Я знаю кое-какие норы.
      Это признание побудило ее к действию. Она выпрямилась:
      – Я отведу тебя туда.
      – Нет, – твердо сказал Джоко. Ни за что на свете он не допустит, чтобы она увидела, в какой убогой дыре он живет.
      – Почему нет? – Мария встала.
      – Эти места не подходят для леди.
      – Не меньше, чем улицы с веселыми домами, – напомнила ему она. – Я не могу отпустить тебя одного. Как ты будешь о себе заботиться? Ведь ты не сможешь даже умыться. Вдруг твоя рука сломана.
      – По-моему, она в порядке, – Джоко поднял руку, чтобы продемонстрировать это. От боли его затошнило.
      – Как ты сумеешь раздеться, приготовить себе еду? Если ты не позволяешь мне взять тебя к себе домой, я пойду к тебе.
      – Это слишком далеко, – простонал он.
      – Мы возьмем кеб, – Мария вихрем ухватилась за эту идею. Она быстро пошла по набережной к началу улицы, успев сказать ему на ходу: – Думаю, в том направлении мы сумеем найти кеб. Я уверена, что несколько минут назад слышала там стук копыт.
      – Это без разницы, – бросил он ей вдогонку. – Кебмены не ездят туда.
      Она тут же вернулась и схватила его за отвороты пальто:
      – Прекрати, Джоко Уолтон! Немедленно прекрати это! Где ты живешь?
      Он приблизил к ней лицо и выдавил ненавистное слово:
      – В Уайтчапеле.
      – Уайтчапел?! – Мария крепче вцепилась в его одежду. Она не могла скрыть потрясения в голосе, произнося название самого нищего района Лондона, находящегося в нескольких милях от места, где они стояли.
      Джоко кивнул:
      – Там есть множество укромных местечек.
      – Могу себе представить, – какой бы несведущей Мария ни была, даже она слышала об Уайтчапеле. – Но, несомненно, ты можешь жить в месте и получше.
      Джоко попытался оторвать ее от себя, злой и разочарованный от того, что она приняла свой прежний чопорный и поучающий тон:
      – О, мисс Торн, места там несколько суровые, зато нас не беспокоят легавые. Пташки и фраера живут там дружно.
      – Не называй их пташками, – выпалила она.
      – А кто они? – изумился Джоко.
      – Они – женщины. Девушки. Как моя сестра. И как я – теперь, – содрогнувшись, она встряхнула его за пальто. Ее голос звучал резко от страха и огорчения. Казалось, она вот-вот разрыдается.
      – Рия…
      – Не называй их пташками, – ткнув кулаками ему в грудь, она отстранилась от него. – Называй себя фраером, если тебе так хочется. Хотя не понимаю, зачем тебе звать себя так, если ты хочешь, чтобы я обходилась с тобой как с джентльменом. Подумайте об этом, мистер Уолтон.
      Мария подождала его ответа, но не дождалась. Повернувшись на каблуках, она зашагала вниз по набережной:
      – Я найду кеб.
      – Он ни за что не посадит нас, – крикнул Джоко вслед ее удаляющейся фигуре.
      – Посадит, – откликнулась она. – Если потребуется, я сама буду править лошадью.
 
      Мария все-таки нашла кеб, однако несмотря на все ее просьбы, на все обещания отдать все деньги, какие есть у нее в сумочке, ей удалось уговорить кебмена довезти их только до Бишопгейт Роуд. Там он высадил их и хлестнул лошадь, погоняя ее галопом в обратном направлении.
      Тем не менее, за время поездки они оба отдохнули и согрелись. Они уже шли довольно долго, пробираясь сквозь туман, как вдруг Мария тихонько взвизгнула.
      Бесформенная груда старого тряпья выползла из подворотни.
      – Кто это с тобой, Джоко?
      – Закрой пасть, Дикон, – огрызнулся сопровождающий Марию вор. – Ты что, ни разу не видел леди?
      – Так она – леди? – нищий наклонил голову набок и, прищурившись, всмотрелся сквозь туман. – Ясненько. – Опершись костяшками пальцев о землю, он подтащил себя поближе и встал у них на пути, с беспечной легкостью балансируя на обрубках бедер. – Как насчет пенни, леди? – протянул он руку. – Подайте калеке-ветерану.
      Джоко стрельнул глазами в Марию, которая покрепче ухватилась за его талию и спряталась за его спину.
      – Отстань от нее, Дикон, – Джоко повел Марию в обход нищего, но тот выставил корявую пятерню вбок, перегораживая им дорогу.
      – Один пенни, – заныл он. – Один паршивый фартинг…
      Мария полезла в сумочку, но Джоко крепко схватил ее за руку:
      – Ну его. Он обманщик.
      – Наглое вранье! – завопил нищий. – Я потерял ногу, сражаясь за эту шлюху королеву.
      Джоко потянул Марию налево, а затем вильнул направо, опередив кинувшегося за ними Дикона.
      За их спинами раздался взрыв проклятий. Джоко почувствовал, что Мария дрожит и задыхается от страха. Ее пальцы накрепко вцепились в рубашку под его пальто, лицо уткнулось в его плечо. По крайней мере, она не упала в обморок.
      Не успел он подумать это, она подняла к нему лицо:
      – Почему ты не позволил мне дать ему денег?
      – Я же сказал тебе, он – обманщик.
      – Почему обманщик? У него же нет ног.
      – Верно. Он потерял их, когда охранник вышвырнул его с кучерского сиденья и он попал под колеса.
      – Ох, бедняга.
      – Он пытался ограбить эту карету.
      – Ох…
      – И не думай, что теперь он переживает о своих прошлых ошибках. На него работает целая куча мальчишек, на которых он наживается куда больше, чем попрошайничеством на дорогах. Он мог бы запросто убить нас обоих, если бы захотел. Это изрядный негодяй.
      Мария замолчала и прислонилась головой к его плечу. Джоко услышал, как ее сердце бьется рядом с его сердцем. Несколько минут она тяжело дышала. Она, наверное, была измучена, но он не мог помочь ей. Он сам едва держался на ногах.
      Ухватившись друг за дружку, они побрели сквозь туман. Иногда они спотыкались, подворачивая лодыжки о предательски торчащие камни мостовой, иногда забредали в зловонные лужи, чувствуя, как невообразимая мерзость затекает им за подошвы.
      Раз или два они натыкались на оборванные фигуры, казалось, не обращавшие на них внимания. Глухая тишина вокруг них нарушалась то глухим стуком, то кашлем, то истошным криком.
      Иногда, кружа по извилистым улочкам, они набредали на свет, вырывающийся из открытой двери, откуда доносились пьяные голоса. Короткий взгляд внутрь обнаруживал публичный дом с несколькими подвыпившими посетителями. Затем они заходили за угол, а свет и звуки исчезали в вечно висящем здесь тумане.
      – Нам еще далеко?
      – Не очень.
      – Как ты это узнаешь? – выдохнула Мария. – Здесь же все одинаковое. Мы можем быть где угодно.
      Джоко не ответил. Еще поворот, полдюжины скользких ступенек вверх, в проход такой узкий, что Мария была вынуждена идти позади Джоко. Наконец они подошли к двери, и Джоко потянулся к щеколде:
      – Извини, – прошептал он, – не нужно бы тебе появляться здесь.
      Дверь со скрипом открылась.
      Мария вцепилась в Джоко так крепко, что ему стало трудно дышать. Положительным моментом в ее хватке было только то, что его поврежденные ребра получили поддержку.
      – Это ты здесь живешь? – слабым голосом спросила она. Было слышно, как стучат ее зубы.
      Сделав три шага по комнате, Джоко подошел к столу. Вопреки давней привычке он нашел свечу в подсвечнике, а рядом с ней – спички. Обычно он предпочитал темноту. Установив подсвечник, он чиркнул спичкой.
      Мария замигала от света. Джоко наблюдал за ее лицом, пока она оглядывалась вокруг. К его боли добавилось смущение. Он отдал бы все, что имел, всю свою драгоценную мелочь, лишь бы скрыть от нее это.
      Стол меньше ярда в поперечнике, пара разных стульев, крохотная двустворчатая тумбочка, гвозди для одежды в стене, соломенный тюфяк на полу. И больше ничего, совсем ничего.
      Полный недоумения взгляд Марии вернулся на его лицо.
      – Сними пальто, – это были ее единственные слова.
      Джоко послушно начал расстегивать пуговицы. Мария отвела его руки в стороны и сделала это за него. Затем, зайдя ему за спину, она стащила тяжелое пальто с его плеч.
      – Здесь можно как-нибудь согреть воду? Джоко почувствовал, что его лицо загорелось.
      – Воды нет.
      – Как нет?
      – Нет воды, – повторил он громче. Мария беспомощно огляделась вокруг. В тени тумбочки ее глаза наткнулись на ведро.
      – Здесь поблизости, за углом, есть колонка, – пояснил Джоко. – Но тебе нельзя туда идти.
      Мария вздернула подбородок, словно собираясь возражать.
      – Ты не сумеешь найти ее в тумане, – сказал он.
      После этих слов она бессильно опустилась на стул. Пару минут они смотрели друг на друга. Мария ужасно боялась, что выглядит не лучше Джоко, если не считать крови. Его явно чем-то ударили сбоку по голове. Две струйки крови резко выделялись на его щеке, светлые волосы с одной стороны лица были взлохмачены. Еще один синяк вспух на его челюсти. Но самым ужасным было то, как он сгорбился всем телом.
      – Что нам делать с твоей рукой?
      Джоко приподнял руку на пару дюймов. Его лицо побледнело от напряжения, по лбу потек пот.
      – Видишь – она, кажется, не сломана.
      – Пожалуйста, не надо.
      – Чего?
      – Не храбрись. Тебя ранили, и все это из-за меня.
      Он нагнулся, чтобы снять ботинки. Они, казалось, приросли к его ногам. Вдруг Мария опустилась перед ним на колени и стала развязывать шнурки.
      – Отойди, – раздраженно крикнул он. Мария подняла на него взгляд. При свете свечи ее бледное лицо с обведенными темными кругами глазами, с потрескавшимися губами выглядело некрасивым. Ее потемневшие от сырости волосы беспорядочно свисали вдоль лица.
      – Я помогу тебе разуться, а потом уложу тебя на тюфяк. Утром я найду колонку.
      – Утром… – Джоко не смог продолжать. Его голова закружилась, по телу прошла волна слабости. Он покачнулся на стуле.
      Мария подхватила его и довела до тюфяка. Он со вздохом улегся на жесткой подстилке. Мария подсунула ему под голову единственную подушку и сняла с него ботинки. У него было два одеяла. Она укрыла ими Джоко и взяла его пальто, чтобы накинуть себе на плечи.
      – Иди сюда, – его шепот был таким тихим, что она наклонилась, чтобы получше его расслышать.
      – Я завернусь в твое пальто и посижу на стуле.
      – Нет, – его голова повернулась на подушке. – Со мной.
      – Ты ранен, – возразила Мария. – Здесь нет места.
      – Я подвинусь.
      – Тюфяк узкий…
      – Я привык к нему, – Джоко протянул к ней здоровую руку. – Пожалуйста, согрей меня.
      Мария задула свечу. Комната немедленно погрузилась в кромешную тьму.
      – Иди сюда, – позвал Джоко. – Иди на голос.
      – А вдруг я споткнусь о тебя?
      – Тогда ты обнаружишь, где я лежу, – хмыкнул он.
      Он услышал, как Мария пробирается по полу. Коснувшись тюфяка, она опустилась на колени. Очень осторожно, стараясь не задеть Джоко, она пристроилась на краешке тюфяка, почти сползая на пол. Она натянула одеяла повыше на плечи Джоко.
      – Двигайся ближе ко мне, – пробормотал он, дыша у нее над ухом.
      – Я задену тебя.
      – Я это выдержу. Чего я не выдержу, так это спать, не обнимая тебя, такую теплую и мягкую.
      Она выдохнула сквозь сжатые зубы и послушно придвинулась к нему.
      – Двигай ближе.
      – Ты же говорил, что очень сильно ранен?
      – Я ранен, Рия, но не убит, – он вытащил из-под головы подушку и попытался пристроить ее Марии под голову.
      Мария приютилась у его груди, положив голову на его плечо.
      – Если я сделаю тебе больно, сразу же отодвинь меня, – с этими словами она провалилась в глубокий сон.
      Вздрагивая избитым телом, Джоко лежал без сна и вслушивался в ее дыхание. Он, кажется, попал в переделку, но не в ту, о которой предполагала Мария Торн. Она считала, что его главная проблема – полиция.
      Однако он не слишком переживал из-за того, что они его побили. Прежде ему доставалось и похуже. Он был слишком мелок, незначителен для того, чтобы они пришли за ним. Они не питали к нему злобы – просто это была их работа.
      Что же касается Тилли, Джека Ронси и всего этого племени сутенеров и поставщиков развлечений, то все они быстро гневались, но и быстро забывали свой гнев.
      Нет, переделка, в которую он попал, была неожиданной и непрошенной, от нее не было спасения.
      Джоко наклонил голову на дюйм вперед. Его губы коснулись волос Марии. Спутанные и растрепанные, ее волосы все-таки были мягче шелка. Они пахли чистотой и хорошим мылом.
 
      Обитатели Уайтчапела, бродяги и нищие, взлелеяли для себя миф. Об этом они судачили, за это они пили холодными ночами в мрачных притонах. Ссылаясь на это, они утешали тех, кто начинал роптать. Об этом они вспоминали, когда мимо них проезжали важные господа в роскошных каретах, а честные торговцы прогоняли их от своих дверей.
      Они считали, что под внешним лоском и приятными манерами богачей скрываются зачастую порочные и мелкие душонки, что леди и джентльмены по своей сути так же ничтожны, как и они сами. Только по воле случая Виктория родилась королевой, а Нельсон был возведен в ранг героя. И потому поднимали тосты «За удачу!»
      «Заберите у них богатые особняки да ссадите их с породистых лошадей, вот тогда и увидите, как слетит с них вся эта мишура», – говорили бродяги и нищие.
      Теперь Джоко в это не верил.
      Леди в его объятиях была не в своем особняке и не на породистой лошади, но все же она оставалась леди, оставалась такой же отважной и преданной. Она опустилась перед ним на колени, чтобы снять с него ботинки, хотя он был недостоин целовать ее туфли. Она обходилась с ним как со светским щеголем, хотя была в десять раз лучше его, и пусть он провалится в ад, если теперь будет вести себя не как светский щеголь.
      Перед ним встала нравственная дилемма, первая в его короткой жизни. Она была небесами – небесами, которых он даже не мечтал достигнуть. Он предвидел простирающуюся перед ним одинокую жизнь.
      Чтоб пусто было Ревиллу, втянувшему его в это дело! Джоко был обыкновенным, легкомысленным, беспечным вором, срезавшим кошельки или обиравшим квартиры. Теперь его сердце ныло, отягощенное ответственностью и заботой.
      Он прижался губами к волосам Марии. Она что-то пробормотала и зашевелилась во сне.
      Боже! Как же он влип!
      Он влюбился в нее.

      – Лорд Монтегю?
      – Гермиона, дорогая моя. Ты выглядишь прекрасно, как всегда, – он с искренней теплотой улыбнулся и низко поклонился стоящей перед ним пышной даме.
      – Спасибо. – Леди Гермиона была одета в малиновое атласное платье новомодного покроя, с огромным турнюром сзади и облаком кружевных рюшей, обрамлявших ее пышные белые плечи. Ее черные как ночь волосы были искусно уложены в прическу-помпадур высотой дюймов в шесть. С приветливой улыбкой она протянула ему руку в черной перчатке.
      Она смотрела на лорда Монтегю, пока тот обозревал комнату за ее спиной, но вдруг уголки ее малиновых губ дрогнули – позади него она увидела высокую фигуру молодого человека. Леди Гермиона напряглась всем телом, улыбка исчезла с ее лица, словно по нему пробежала тень.
      Лорд Монтегю проследил за ее взглядом, и его улыбка стала шире.
      – Джордж, не будь увальнем, подойди сюда. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
      Замешкавшись под аркой, Джордж Монтегю остался стоять там, высокий и угловатый, его большие ладони неловко свисали из-под белых полотняных манжет. Он был на полголовы выше своего отца, его светлые волосы беспорядочно падали на лоб. Нервным движением, превратившимся в отрицательный жест, он отбросил их назад. Его холодные серые глаза, словно удар хлыста, скользнули по женщине.
      – Терри… – леди Гермиона запнулась. – Лорд Монтегю, вы привели сюда сына, – она в смятении взглянула на отпрыска Монтегю, не зная, как скрыть набеленное лицо, ярко накрашенные губы и щеки, кричащую одежду. Они недвусмысленно говорили о ее занятии, которого юный Джордж явно не одобрял.
      Хмыкнув, лорд Монтегю схватил сына за руку и потащил в главный салон.
      – Удивлена? – спросил он ее. – А могла бы и не удивляться. Он уже совсем взрослый. – Он заставил юношу сделать еще шаг. – Он просто стесняется.
      И женщина, и молодой человек с отвращением взглянули на него.
      – Сегодня будет твоя ночь, мой мальчик, – продолжал отец. Ничего не заметив, он похлопал сына по спине, изображая сердечность. – Тебе пора становиться мужчиной. Эта леди знает, как это делается. Леди Гермиона, это мой сын Джордж.
      В ледяном молчании, наступившем за этими словами, содержательница борделя оглядела фигуру и лицо молодого человека. Когда их взгляды встретились, он свирепо сверкнул глазами. Леди Гермиона торопливо отвернулась и безуспешно попыталась прокашляться. Ее голос сорвался, когда она окликнула, чтобы подали шампанское.
      – Очень кстати, – согласился Теренс. – Но не слишком много – молодо-зелено, знаешь ли. Может не встать.
      Лицо Джорджа стало кирпично-красным. Его руки сжались в кулаки.
      – Юника, – леди Гермиона подошла к молодой женщине в переднике с белыми оборочками. Она могла бы оказаться просто горничной, если бы на ее черном платье не было такого шокирующе-глубокого выреза. Широко улыбаясь, она приблизилась к новым гостям с подносом, на котором стояли наполненные фужеры. С особо вызывающим движением она, глубоко вздохнув, подала шампанское Джорджу.
      Вместо того, чтобы заглядеться на ее грудь, Джордж взглянул ей в глаза. Их жесткий, настороженный блеск показался ему отталкивающим. Его хмурое лицо помрачнело еще больше. Он попытался что-то сказать, но не смог, и на его лице только напряженно заходили желваки. Оглядев через плечо Юники просторный салон, он с трудом перевел дух.
      На стенах панели красного цвета чередовались с панелями, на которых были изображены розовые обнаженные тела, мужские и женские, в объятиях страсти. Под этими рисунками на плюшевых диванах и креслах артистично расселась дюжина женщин. Все они были в различной степени deshabille – белые груди, руки, ноги были выставлены напоказ из-под шелкового белья и кружев. Одна из них, задрапированная в совершенно прозрачные шелка нежного оттенка, наигрывала на гитаре протяжную мелодию. Жар, идущий не менее чем от трех каминов, создавал в салоне духоту.
      «Горничная» вразвалочку отошла, открывая на всеобщее обозрение белые икры, от черного кружева, окаймляющего нижний край ее панталон, до черных ботинок, доходящих до середины икр. Материал, составляющий переднюю часть ее юбки, сзади был собран в огромный черный атласный турнюр, шелестевший при каждом шаге ее чувственной походки.
      Глаза Джорджа широко раскрылись. Краска на его щеках стала еще гуще.
      – Высматриваешь, кто тебе особенно приглянется, мой мальчик? – Теренс фамильярно положил руку на плечи Гермионе.
      – Терри, пожалуйста… – вопреки обыкновению она попыталась выбраться из-под его руки, но он не заметил этого.
      Вместо этого он похотливо подмигнул и рассмеялся:
      – Сегодня твой выбор, мой мальчик. Сегодня ты должен быть доволен.
      Молодой человек возмущенно уставился на них обоих. Шлюха и распутник. До него начинало доходить, насколько он не похож ни по вкусам, ни по характеру на отца, привычки которого плохо знал.
      Как большинство джентльменов его круга, лорд Монтегю не занимался воспитанием своего сына, переложив это ответственное дело на плечи других людей. Благодаря шотландской няне – пресвитерианке, молившейся суровому, но всепрощающему Богу – Джордж был воспитан в строгих моральных устоях. Его школьное воспитание соответствовало скорее Нетер Стоу, чем Итону или Харроу.
      В итоге Джордж сейчас смотрел на отца как на чудовище. В смущении и отвращении он опустил глаза, сосредоточившись на пузырьках, поднимающихся со дна бокала шампанского.
      Теренс раздраженно пожал плечами. Он наклонился к уху Гермионы:
      – Моя… хм… протеже прибыла благополучно? Она кивнула.
      – Цела и здорова, но очень несчастна. Он сделал большой глоток шампанского.
      – Это пройдет, – Теренс предвкушающе улыбнулся. – Я не могу ждать, когда ее настроение изменится. Покажи, где ты ее поместила. – Обернувшись к сыну, он похлопал юношу по плечу. – Давай, мой мальчик, повеселись. Узнай, что такое женщина.
      Вдруг Гермиона переменилась в лице и высвободилась из-под руки Теренса. К несчастью, она не успела остановить Кэйт.
      – Лорд Монтегю, – громко обратилась к нему девица в черном. – Добро пожаловать в «Лордс Дрим».
      Лорд Монтегю остолбенел. Его глаза предостерегающе блеснули, скользнув по хрупкой фигуре и безупречной коже, вызывающе белой по контрасту с угольно-черным атласом и кружевом.
      – Кто это? – обратился он с вопросом к Гермионе.
      Хозяйка борделя закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.
      – Одна из девушек. Не обращайте…
      – На самом деле я – нечто другое, – Кэйт встряхнула головой, потревожив густые черные волосы, каскадом спускающиеся по ее спине. – Меня зовут Геката, мой лорд. Знаете – так звали ведьму. Но я взяла себе имя Кэйт. Еще шампанского, Юника. Сегодня торжественный вечер.
      – Кэйт, пожалуйста, – пробормотала леди Гермиона. – Сейчас не время.
      Медленной походкой Кэйт подошла поближе к лорду Монтегю. Протянув ему руку, она улыбнулась:
      – Мы еще не встречались с вами, ваша светлость. Но теперь, кажется, настало время познакомиться. Думаю, что я могу представиться сама.
      Остолбенение Теренса перешло в рассчитанную усмешку. Он поднял руку ко рту и пригладил жидкие усы.
      – Вы – нахалка, юная леди. Вас нужно поучить манерам получше. Очень жаль, но на этот вечер у меня другие планы.
      – Очень жаль. Я с таким же удовольствием поговорила бы с вами и о манерах, и о кое-чем другом.
      – Кэйт! – взмолилась леди Гермиона.
      – Может быть, вашему сыну будет интересно побеседовать со мной? – продолжала Кэйт. – Почему бы вам не представить нас друг другу? Я столько слышала о вас, Джордж.
      Прежде чем Гермиона успела вмешаться, Кэйт прошла мимо нее и закинула руки молодому человеку на шею. Если бы это были гадюки, он не мог бы отшатнуться от них с большим отвращением. Она усмехнулась, видя его растерянность:
      – Какая честь приветствовать здесь наследника собственной персоной, да еще в вечер вашей инициации. Как кстати!
      – Кэйт! – вскричала Гермиона. – Прекрати! Гитаристка перестала играть. Разговоры стихли, затем возобновились уже на более высоких тонах.
      – Я счастлива, что наконец встретилась с вами, – не замолкала Кэйт.
      – Кто эта тварь? Понимает ли она, что делает? – пожелал узнать Теренс.
      Джордж уставился на лицо, находившееся так близко от него. Дрожь прошла по его телу.
      – Снимите с меня руки, мадам. Мы не знакомы друг с другом и вряд ли будем поддерживать знакомство.
      Кэйт вздрогнула всем телом, ее усмешка превратилась в оскал. Откровенная ярость вспыхнула на ее лице. Грубо оттолкнув его, она отступила на шаг назад.
      – Чтоб ты сгнил, проклятый педик! – она величаво отошла от него.
      В салоне наступило молчание. Мужчины перестали развлекаться. Девушки, открыв рты, уставились на Кэйт.
      – Извините ее, лорд Монтегю, – простонала Гермиона.
      – Нет, – его рука мертвой хваткой сжала фужер. – Я больше не хочу ее видеть. Выгони ее.
      – Не нужно, – высказался Джордж. – По-моему, нам лучше уйти и оставить этих… тварей заниматься своими делами.
      Какое-то мгновение лорд Монтегю выглядел соблазнившимся этим предложением. Но Кэйт быстро исчезла из салона и разговоры восстановились, а где-то наверху его дожидалась протеже.
      – Пустяки, – улыбнулся он.
 
      Мелисса дергалась в растяжках, пока не ободрала себе все запястья. Ее слезы давно уже высохли, румянец на щеках поблек. Все ее попытки освободиться оказались тщетны. Тело девушки ныло от затянувшегося растянутого положения.
      Кроме того ее мучения усиливали доносившиеся из-за двери голоса проходящих по коридору людей. Каждый раз, когда шаги приближались к двери ее комнаты, страх Мелиссы удваивался, а звуки, доходившие до нее через тонкие стенки по обе стороны комнаты, приводили в ужас.
      Вздохи и стоны, женское хихикание и мужские крики, скрип пружин кроватей – все это ясно долетало до ее ушей. Она бессильно лежала на постели, вся разбитая, повторяя полузабытые молитвы, в которые уже не верила.
      Снаружи донесся цокот высоких каблучков – кто-то поднимался из холла. В замке повернулся ключ, затем открылась дверь. Мелисса приподняла голову с подушки. Там стояла Кэйт, с холодной маской гнева на лице. Закрыв за собой дверь, она склонилась над Мелиссой.
      – Ты прекрасно выглядишь, протеже. Мелисса уронила голову назад и молча уставилась на трещину в потолке.
      – Твой покровитель здесь.
      Пленница содрогнулась. Вопреки намерению лежать смирно, она приподняла плечи и задергалась в растяжках.
      – Этим ты ничего не добьешься, – усмехнулась Кэйт. – Леди Гермиона покупает только самый лучший шелк. Прочный как ременная упряжь.
      Она прошлась по комнате.
      – Его можно только разрезать. Может быть, это сделает твой покровитель… – она указала Мелиссе на серебряные ножницы, лежащие на прикроватном столике, – …но только если ты обольешь слезами свои бледные щеки и пообещаешь ему упасть перед ним на колени и целовать его ноги.
      Мелисса отвернулась.
      – А если не пообещаю, он убьет меня?
      – Убьет тебя? – Кэйт громко расхохоталась. Словно вихрь черного кружева она пронеслась из угла в угол и, плеснув себе немного бренди, залпом проглотила. – Женщины от этого не умирают, – она подняла бокал к потолку: – В конце концов, Бог тоже мужчина. Он не допустит, чтобы испортили удовольствие другому мужчине.
      Мелисса не ответила.
      – Удовольствие, – губы Кэйт искривились на этом слове. Она вернулась к кровати, где лежала Мелисса. – Хочешь заставить их сначала хорошенько побегать за ним?
      – Да, – Мелисса вскинула голову.
      – Знаешь, это у тебя никак не получится.
      – Я попробую.
      – Тебя побьют, если поймают.
      – Может быть, меня не поймают.
      Кэйт встряхнула головой и взяла ножницы. Когда до растяжек Мелиссы остался какой-то дюйм, она остановилась:
      – Когда тебя поймают, ты расскажешь, кто тебя выпустил.
      – Нет, – Мелисса в отчаянии вытянула шею. – Меня не поймают. Я лучше убью себя!
      Кэйт убрала ножницы и медленно покачала головой:
      – Пожалуй, я не буду этого делать.
      – Прошу тебя! – захрипела Мелисса. – Сделай это, сделай! Разрежь их и отпусти меня. Я или освобожусь, или умру – клянусь тебе.
      – Но все-таки обещай мне…
      – Я никогда не скажу, что это сделала ты. Никогда, клянусь Богом.
      – О, это великая клятва, – презрительно усмехнулась Кэйт.
      Когда она подсунула острие ножниц под шелк, кончик оцарапал запястье Мелиссы. Капелька яркой крови выступила на белой коже. Обе в оцепенении уставились на нее.
      – Извини, – пробормотала Кэйт.
      – Я ничего не почувствовала.
      Кэйт разрезала другие три растяжки у столбиков кровати более удачно. Не прошло и минуты, как Мелисса освободилась. Рассудок побуждал ее вскочить на ноги и выбежать прочь из комнаты, но на деле она сумела только сесть и с усилием свести перед собой руки. С гримасой боли она сдвинула ноги вместе и спустила их с кровати.
      Кэйт отступила от нее на шаг:
      – Твое тело слишком затекло, чтобы ты могла двигаться, – проворчала она. – Зря ты все это затеяла, а я зря потратила время.
      Мелисса с трудом поднялась на ноги и пошатнулась.
      – Через минуту все пройдет, – сказала она.
      – У тебя и есть не больше минуты, – Кэйт шагнула к двери и выглянула наружу. – В коридоре пусто.
      – А как же одежда? – Мелисса сделала несколько шагов от кровати. Ее голова кружилась, перед глазами расплывались черные пятна. Она глубоко вздохнула, чтобы не потерять сознание.
      – Что – одежда?
      Мелисса уставилась на свои бедра, просвечивающие сквозь бледно-голубое кружево.
      – Я же почти голая.
      – Если не хочешь попытаться, ложись обратно. Он будет приятно заинтригован, увидев, что ты ждешь его.
      Мелисса стащила с кровати простыню и завернулась в нее. Она засунула угол за верхушку корсета и перебросила другой край через плечо на манер тоги. Затем она, осторожно переставляя ноги, добралась до бренди.
      Жидкость расплескалась, пока Мелисса наливала ее, но большая часть все-таки попала в бокал. Выпив все залпом, Мелисса почувствовала, что онемение в руках быстро проходит. Спирт обжег ей горло, глаза заслезились, но она сдержала кашель и не издала ни слова жалобы.
      – Покажи мне, где задняя дверь.
      – Здесь нет задней двери, – пожала плечами Кэйт.
      – Нет черного хода?
      – Леди Гермиона не любит, когда кто-нибудь сматывается тайком, не уплатив денег. Еще она не любит, когда девочки пытаются сбежать.
      – А окно?
      – Все окна наглухо замурованы.
      – Значит, мне придется выбираться отсюда через салон. – Мелисса задрожала каждым суставом. Ее зубы застучали, желудок сжался, словно бренди сожгло его. Она сглотнула, потому что оно готово было выскочить обратно.
      – Идем за мной. – Кэйт взяла ее под руку.
      Дьявольское наслаждение озаряло ее лицо, когда она вела Мелиссу по коридору. Они завернули за угол и вышли на верх широкой лестницы в ярко освещенном коридоре. Кэйт отступила вбок и издевательски поклонилась:
      – Салон внизу.
      Мелисса услышала музыку и звуки разговоров. Она попятилась назад.
      – Удачи тебе, – злобно засмеялась Кэйт. – Не забудь, ты обещала не выдавать меня.
      – Я не выдам.
      Кэйт открыла дверь в свою комнату и прислонилась к косяку.
      Мелисса неподвижно стояла в коридоре. Кровь стучала у нее в висках. На стене появились две тени, за ними последовали их создатели. Дородный мужчина в вечерней одежде, отдуваясь, поднимался по лестнице, его галстук был развязан и концы свисали на грудь наподобие шарфа. Он широко улыбался своей спутнице – девице в розовом неглиже, а она, смеясь, спешила впереди него. При виде Мелиссы в простыне она замерла на месте. Ее клиент мясистой рукой похлопал ее по пышному заду. Она хихикнула и отпрянула от него.
      Мелисса вжалась в стену. Простыня выдавала ее. Без нее она была бы одета точно так же, как другие. Тогда она смогла бы незамеченной спуститься в нижние комнаты. Возможно, Кэйт солгала ей – отсюда должен быть более чем один выход.
      Однако она не могла найти его, укрываясь здесь. Пока черноволосая девица ухмылялась как демон, Мелисса сбросила простыню и пошла вдоль перил, безуспешно пытаясь оглядеть комнату внизу. Судя по тому, что доносилось оттуда наверх, там было очень шумно. Это могло оказаться к лучшему – может быть, никто не заметит ее.
      Но если она выйдет из здания незамеченной и окажется на улице – что тогда?
      Мелисса взглянула на свою одежду. Краска бросилась ей в лицо, она запахнула кружевной халат поплотнее, до самой шеи. Она выглядела почти голой, но, возможно, это было и к лучшему. Ей не придется далеко бежать, пока полисмен не арестует ее. Мелисса очень надеялась на это. Если ее посадят под арест, в тюрьме она будет в безопасности, пока Мария не придет за ней.
      Мария… – Мелисса закрыла глаза, черпая мужество из мыслей о сестре. Затем она открыла их. Мария с радостью приютит ее у себя. В этой жизни они были друг для друга единственной отрадой.
      Она опустила на перила руку, холодную как лед.
 
      Лорд Монтегю хмуро уставился на своего сына.
      Джордж вел себя совсем не так, как подобалось его сыну и наследнику. Они оба сидели на стульях с высокими спинками, перед ними стояла вторая бутылка шампанского. Девочки леди Гермионы одна за другой демонстрировали себя Джорджу, но тот забраковал их всех.
      Монтегю быстро приходил в ярость.
      Что же не так с его мальчиком? Здесь были самые лучшие девочки Гермионы, способные распалить даже труп девятидневной давности. Что ему еще нужно, чтобы он завелся?
      Вытирая лоб, Монтегю украдкой огляделся. Или ему кажется, что несколько мужчин в комнате смотрят на них и обсуждают? Если мальчик быстро не выберет, он рискует заслужить неблагоприятную репутацию среди присутствующих здесь мужчин – а некоторые из них были приятелями Монтегю.
      Его светлость взглянул на карманные часы. Боже! Сколько еще можно тянуть?
      Маленькая блондинка в светло-розовом, под цвет ее сосков, с притворной скромностью уселась на скамеечку у ног Джорджа. Она взяла его за руку, заглянула ему в глаза и низким, хриплым голосом стала читать слегка неприличное любовное стихотворение.
      Брови Джорджа приподнялись. Он выглядел заинтересованным.
      Лорд Монтегю выпрямил скрещенные ноги и стал вставать. Его собственное тело уже давно было в готовности после обозрения всей этой женской плоти. Мысль о девушке, ждущей его в постели наверху, вызывала в нем такое напряжение, что он даже беспокоился, как теперь пройдет через комнату.
      К несчастью, когда стихотворение закончилось, безупречный английский язык девушки перешел в жуткий провинциальный диалект. Джордж моргнул, словно стряхивая с себя дурман. Оглядев ее, он спросил, как она сюда попала. Она вздохнула и потупила глаза. Ее рассказ оказался печальным – мать-вдова, куча младших братишек и сестренок. Притворная слеза скатилась по ее щеке, когда она поведала ему, что приехала в город, чтобы найти работу и тем самым прокормить семью.
      Джордж в ужасе взглянул на отца.
      – Не верь ни единому ее слову, – посоветовал ему Монтегю. – Она хочет, чтобы ты стал ее покровителем. По-моему, ты еще молод для этого, но если хочешь, кое-что можно устроить.
      Джордж не заинтересовался этим предложением. Вместо этого он стал расспрашивать ее, как она попала в «Лордс Дрим».
      Тень страха прошла по лицу девушки. Она встревоженно оглянулась. В это мгновение Джордж заметил крепкого мужчину, который стоял в углу комнаты, скрестив руки на груди. Хотя мужчина был в форме лакея восемнадцатого века и в парике, слегка съехавшем набок, он был крупнее любого из лакеев, которых Джордж когда-либо видел в своей жизни. Его плечи буквально выпирали из-под тонкого черного сукна, а тяжелая челюсть задиристо выдавалась вперед.
      Девушка снова взглянула на Джорджа. Ее лицо под густым слоем краски ничего не выражало.
      – Мне здесь нравится, – заученно произнесла она. – Где еще девушка может встретить таких приятных джентльменов, как вы? – она блеснула призывной улыбкой, открывшей постороннему взору сломанный зуб. – Если вы пойдете со мной наверх, я постараюсь, чтобы вам здесь тоже понравилось.
      Джордж вытащил из кармана свой кошелек.
      – Нет, вряд ли это у вас получится, – он достал оттуда фунтовую бумажку. – Однако спасибо за стихотворение.
      Лакей шагнул вперед, свирепо нахмурив брови.
      – Вот что! У нас так не принято. Ей не разрешается выпрашивать деньги.
      В салоне вдруг наступила тишина. Девушка отпрянула назад.
      – Я не выпрашивала, Берт, клянусь, не выпрашивала. Ему просто понравилось мое стихотворение.
      Джордж встал:
      – Я ухожу, отец. Если ты хочешь остаться здесь, пожалуйста, чувствуй себя свободно. Я пошлю экипаж назад за тобой.
      – Джордж…
      Вслед за ним встала и блондинка, но страх сковал ее движения. Она споткнулась о скамеечку и свалилась набок, прямо к ногам лакея. Тот бросился поднимать ее на ноги, но, на беду, в это же самое время встал и лорд Монтегю. Все трое столкнулись, Монтегю чертыхнулся. Вокруг зазвенел нервный женский смех.
      Полный отвращения, Джордж проскочил мимо них, направляясь к выходу из салона. Пробираясь между завсегдатаями салона к двери, он вдруг заметил поблизости девушку в голубом кружевном пеньюаре, шедшую за ним по пятам. Она шла не совсем за ним, но окружающим в комнате вполне могло показаться, что это именно так.
      Они были почти у самого выхода, когда он остановился и обратился к ней:
      – Я не нуждаюсь в ваших услугах.
      Девушка даже не взглянула на него и не остановилась. Вместо этого она стремглав рванулась к выходу. Джордж недоуменно уставился ей вслед.
      Несколько секунд спустя другой лакей, как две капли воды похожий на первого, приволок ее обратно. Она отчаянно лягалась и размахивала руками, безуспешно пытаясь вырваться из его мертвой хватки, ее скудная одежда выставляла напоказ тонкие ноги и незрелое девичье тело.
      – Перестань. Уймись, – предупреждал ее привратник.
      Всхлипывая, она укусила его за руку.
      Он с проклятием выпустил ее, затем со всего размаха стукнул укушенной рукой. Удар свалил ее с ног, но она тут же вскочила.
      – Он сказал, чтобы я дождалась его экипажа, – вскрикнула она, указывая на Джорджа.
      – Что? – уставился на нее Джордж.
      – Вы мне так сказали. Вы же знаете, что сказали это, – выкрикнула девушка в голубом. В ее глазах стояли слезы. – Пожалуйста, возьмите меня с собой.
      К группе подошла леди Гермиона.
      – Что ты здесь делаешь? – она схватила Мелиссу за руку. – Отведи ее наверх, Берт. Этой девчонке не следовало появляться здесь.
      – Вы правы! – Берт заломил девушке руки за спину, и она вскрикнула от боли.
      – Где Джек? – пожелала узнать леди Гермиона.
      – Я послал его позаботиться о том малом в аллее. Он еще не вернулся, – проворчал Берт краем рта.
      Леди Гермиона закатила глаза.
      – Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне! – зарыдала Мелисса.
      Пара хорошо одетых мужчин направилась к месту скандала. Леди Гермиона повернулась к ним и развела руками:
      – Уверяю вас, джентльмены, ничего страшного. Бедняжка не в себе, потому что узнала о смерти своей матери. Берт поможет ей подняться наверх, а Юника утешит ее.
      Юника послушно направилась на второй этаж. Берт начал толкать сопротивляющуюся девушку перед собой, но Джордж преградил ему дорогу.
      – Подождите-ка минуту. Вы держите здесь эту девушку против ее воли?
      – Конечно, нет, – обернулась к нему леди Гермиона.
      – Да! – вскрикнула девушка. – Да! Да! Пожалуйста, помогите мне.
      – Отпустите ее, – потребовал Джордж. Второй лакей приблизился к молодому человеку. Лорд Монтегю, узнав свою протеже, понял, что обещавший быть приятным вечер быстро превращается в стихийное бедствие. Он подошел к сыну сбоку и, отводя его в сторонку, прошептал на ухо:
      – Тебе не нужно вмешиваться, это их дела.
      – У нас свободная страна, – повернулся к нему Джордж.
      – Лорд Монтегю! – вскрикнула Мелисса. Джордж взглянул на них обоих:
      – Разве она тебя знает?
      – Не будьте смешным, – леди Гермиона властно махнула рукой Берту. – Как может это ничтожное создание знать вашего отца? Она новенькая и…
      – Как вышло, что она знает тебя, отец?
      – Она не знает меня, – стал изворачиваться лорд Монтегю. – Она лжет. Она, наверное, услышала, как кто-то обратился ко мне по имени.
      Леди Гермиона щелкнула пальцами. Берт остановился, подхватил Мелиссу и взвалил себе на плечо. Вместо того, чтобы повиснуть на нем, она выпрямила спину, обращая лицо к лорду Монтегю.
      – Лорд Монтегю, сжальтесь! – протянула она к нему руки.
      – Боже мой, – лицо Джорджа побледнело. – Ты знаешь эту девушку? – снова спросил он.
      – Вот что, Джордж… – лорд Монтегю успокаивающе положил руку ему на плечо.
      Мелисса забилась, сдвинув парик лакею на глаз.
      Около них собрался полукруг жадных до зрелища зевак. Пока Берт медлил, парик съехал ему на глаза и ослепил его.
      – Помогите! – закричала Мелисса, стуча кулаками по его голове. Ее золотые волосы рассыпались по плечам, лицо исказилось от напряжения. Слезы ручьями текли по ее щекам.
      – Боже мой! – уставился на нее Джордж. – Я же узнал ее! Это гувернантка моих сестер.
      – Ну и ну, – заметил один из зевак. – Дрянное дело.
      Джордж бросился на помощь, но вмешался второй охранник и оттолкнул его в сторону. Молодой человек попытался отодвинуть его локтем:
      – Как вы смеете! Отойдите с моей дороги!
      Так называемый лакей схватил его руку и заломил за спину, точно так же, как его коллега проделал это с Мелиссой. Несколько девушек взвизгнули.
      – Прекратите! – скомандовал Монтегю. – Это мой сын.
      Лицо Джорджа побелело от боли. Лакей чуть-чуть ослабил хватку. Этого «чуть-чуть» и хватило Джорджу. Вывернувшись из захвата, он занес кулак и что есть силы ударил в тяжелую челюсть.
      – Отлично сработано! – выкрикнул кто-то из собравшихся.
      – Всыпь ему! – раздался женский голос.
      – Джордж! – крикнул Монтегю.
      Джордж кинулся за Мелиссой, но его противник не дремал. Он так резко встряхнул крепкой головой, что парик свалился с нее. Загородив Джорджу путь, он встал в боксерскую стойку, и его узловатые кулаки превратились в смертоносное оружие. Его левая молнией метнулась вперед и угодила Джорджу в нос.
      Потекла кровь, раздался стон.
      – Он подлый, этот Чарли, – горестно сказала одна из девушек клиенту. – Когда он так разойдется, он не оставит от соперника ничего, кроме мокрого места.
      – Прекратите! – лорд Монтегю встал между ними.
      Джордж вытер текущую из носа струйку крови, оттолкнул отца в сторону и направил кулак правой руки в солнечное сплетение лакея.
      – Боже! Какой великолепный удар!
      – Ставлю пять фунтов на Монтегю.
      – Так тебе, Чарли! – одобрительно воскликнул кто-то из девушек.
      Чарли зарычал. На кону была его репутация, а может быть, даже работа. Он выдал свой лучший удар, прямой правой, со всей силой своего стокилограммового веса. Джордж присел, но кулак попал точно в челюсть лорду Монтегю.
      Тот свалился точно подрубленное дерево.
      – Терри! – в ужасе вскрикнула Гермиона, забыв все приличия. Влепив пощечину своему наемнику, она опустилась на колени рядом с упавшим. – Ох, Терри, дорогой мой.
      Из угла рта лорда Монтегю текла кровь, глаза были полуоткрыты, но без признаков сознания. Его ноги слабо вздрагивали.
      – Терри, – она положила ладонь на его щеку. – Терри, милый.
      Лакей перестал сторожить путь и отступил назад. Он в испуге уставился на свою хозяйку, стоящую на коленях. Слезы ручьем текли по ее щекам.
      Джордж тоже склонился над отцом. Кровь из носа капала на его безукоризненно чистую рубашку.
      – Как вы могли? – взглянула на него леди Гермиона.
      Полукруг распался, и Берт воспользовался этой возможностью, чтобы, сбросив свой парик на пол, умчаться с Мелиссой наверх.
      Когда он, пошатываясь под весом ее безжизненного тела, поднимался на лестничную площадку, Кэйт разразилась торжествующим смехом.

      Двое полисменов, дежуря перед домом, где снимала комнату Мария Торн, тщетно притопывали замерзшими ногами и кутались плотнее в свои теплые шерстяные накидки. Пару раз раздергивались занавески в одном из окон, и оттуда выглядывало лицо какой-нибудь старухи. Больше они не увидели ничего.
      Температура воздуха падала, иней разрисовывал стены домов и железные прутья ограды. На каждом выдохе белое облачко оседало вокруг ртов полисменов, пока их усы и подбородки не задубели от мороза.
      Поначалу это их злило. Где же шляется эта Мария Торн? Они проклинали небрежность этой женщины, застрявшей где-то допоздна. Они распаляли себя тем, что повторяли внушения и угрозы, которые следует ей сделать. Затем их разговоры умолкли, потому что кончики их пальцев онемели, а ноги начали ныть.
      В конце концов они съежились и безнадежно замолчали, дожидаясь утра, когда можно будет оставить дежурство и отчитаться в участке.
      Когда наконец свинцовая тьма стала рассеиваться, они потащились прочь, даже не оглянувшись.
      Ухмылка Джека Ронси выставила напоказ выбитые зубы.
      Двух передних верхних у него не было давно, их еще в детстве вышибло камнем, который с огромной силой и точностью был пущен недругом-мальчишкой. Нижний клык не уцелел после удара в челюсть дубинкой констебля темной ночью.
      В промежутке между этими двумя катастрофами Джек Ронси профессионально занимался боксом без перчаток. На ринге он выучился жестокому бою и всем видам ударов в голову и корпус. К несчастью, во время, приходящееся на пик его славы, его противники обнаружили, что точный удар в определенную точку челюсти вырубает его как минимум на час.
      Теперь он предвкушающе ухмыльнулся при виде старого противника из числа тех, кто, по его мнению, вышиб его с ринга на покой. Джек сгорбился и сжал кулаки, глядя, как «святой» Питер, одетый в скромный черный костюм, забирает у почтальона утреннюю почту.
      Пока дворецкий возвращался в дом, Джек свирепо свистнул ему вслед:
      – Теперь ты одет как мальчик Нэнси, а, Пит? – окликнул он. – Я всегда считал, что ты гомик.
      Питер уставился на хама. Его брови поднялись, а на лице проступила мрачная усмешка.
      – Вали отсюда, Джек. Нечего здесь делать таким, как ты.
      – Таким, как ты, здесь тоже делать нечего. Эта леди знает, кто на нее работает?
      Питер выпятил нижнюю челюсть и расправил плечи.
      – Она потому меня и наняла, что знает это, – высокомерно усмехнулся он. – Ей был нужен человек сильный и честный.
      – Сильный! – Джек Ронси зашелся смехом. – Ты? Сильный? Ты нагло обманул ее. Я мог вышибить из тебя дух еще в то время, когда ты был в наилучшей форме.
      Питер встряхнул головой, его крепкая шея побагровела, а большой кулак скомкал корреспонденцию.
      – И честный! – заметив реакцию Питера, продолжал издеваться над ним Джек. – К счастью, она спит с зубами во рту – ты украл бы их, если бы они лежали рядом.
      Питер сошел со ступенек. На краю тротуара он покачнулся, словно зацепившись за невидимую преграду.
      – Проваливай отсюда, проклятый педик, или я позову полицию.
      – Полицию, господин мой? Я так испугался, что надул в ботинки. Я бы тут же убежал отсюда, но у меня есть послание. Почему бы тебе не взобраться обратно на ступеньки и не передать его старой карге, на которую ты работаешь?
      – Мне нечего передавать леди, на которую я работаю. Я знаю, что миссис Шайрс не захочет иметь дело с таким, как ты, – огрызнулся Питер.
      – Ей лучше это знать. Я принес сообщение насчет пташки, которая у нее работает.
      – Миссис Шайрс не знает никаких пташек.
      – Она здесь работает. По крайней мере, она сказала, что работает здесь. Это Мария Торн.
      – Мария Торн – леди, – надменно ответил Питер.
      – Она – пташка, которой нужно подрезать крылышки.
      В это мгновение из двери появилась миссис Шайрс, одетая для утренних визитов.
      – Кто этот человек, Питер? – поинтересовалась она.
      – Никто. Он сейчас уйдет.
      Джек перешел улицу. Стараясь держась на приличном расстоянии от разъяренного Питера, он усмехнулся в лицо миссис Шайрс.
      – Если вы хотите себе добра, леди, предупредите вашу пташку.
      – Пташку?
      – Мисс Торн, – пояснил Джек.
      – Что вы имеете в виду?
      Джек Ронси пошаркал ногой, словно размышляя, как лучше донести свое предупреждение.
      – Дело в том, что она ищет сестру и сует при этом свой нос не туда, куда следует. Она не слушает никаких предупреждений, и это ее последний шанс. Скажите ей, что ее сестра не хочет, чтобы ее искали. Если она не бросит эту затею, мы можем прийти сюда и устроить вам кучу неприятностей.
      Миссис Шайрс уставилась на него сквозь очки в оправе янтарного цвета.
      – Вы не запугаете меня, сэр. Я встречала людей и похуже вас, но пока цела.
      Джек Ронси выпятил грудь-бочонок.
      – Прошу прощения, мэм. Хуже меня вы не встречали. Я здесь хуже всех, – гордо заявил он, презрительно сплюнув в морду каменного льва.
      Питер с ревом напал на него.
      Джек быстро, как пантера, отступил в сторону. Его нога взлетела в воздух и ловко подсекла дворецкого. Питер растянулся на тротуаре. Джек отскочил подальше, чтобы избежать захвата противника, а когда Питер стал подниматься на четвереньки, дал ему пинка в подбородок. Зубы Питера клацнули.
      Когда Джек пнул поверженного в грудь, миссис Шайрс пронзительно закричала. Дворецкий рухнул, его голова ударилась о ступеньку.
      – Питер! – миссис Шайрс бегом сбежала по ступенькам и подняла голову своего дворецкого. Кровь потекла по ее пальцам и закапала на тротуар. В шоке и ярости она подняла взгляд на Джека. – Кто вы такой? Почему вы это сделали?
      Он приподнял перед ней шляпу:
      – Просто скажите вашей пташке, чтобы она оставила это дело в покое.
      – Уверяю вас, мы так не поступим, – глаза старой женщины блеснули гневом.
      Джек рассмеялся.
      – Лучше сделайте, что я сказал, бабуся, или вы еще наплачетесь.
      Пригрозив ей, он удалился развязной походкой.
 
      – Конечно, это не совсем то, к чему ты привыкла, – пробормотал Джоко.
      Мария выжимала тряпку над бадьей холодной воды.
      – Чем дольше я остаюсь с тобой, тем больше нового я узнаю. Ты знаешь способы расширить кругозор женщины.
      – Я не собирался расширять его. В этой части Уайтчапела нет ничего, о чем следует знать леди.
      – Леди нужно знать больше, чем они знали до сих пор. Девятнадцатый век на исходе. Скоро мы добьемся права голоса.
      Она стала бережно вытирать с его волос засохшую кровь. Рана была неглубокой – скорее ссадина, чем порез, требующий наложения швов.
      – Как твоя рука?
      – Болит, – признался он, зажмурившись. – Дьявольски. Но я почти уверен, что она не сломана.
      – А ребра?
      – По-моему, они треснули. Но это ничего, с ними такое уже случалось, – Джоко сделал осторожный вдох, проверяя грудную клетку, и застонал. – Проклятые педики, – не успев подумать, ругнулся он и тут же открыл глаза, чтобы посмотреть, как эти слова подействовали на Марию.
      – Да, они такие, – она усмехнулась и подмигнула ему.
      Джоко закрыл глаза и расслабился, пока Мария обмывала его лицо и шею. Она опустила его правую руку в миску. Он стиснул зубы, когда холодная вода затекла в ссадины на костяшках его пальцев.
      – Наверное, ты хорошо им всыпал, – сказала Мария, разглядывая ссадины.
      – Я очень старался, – криво усмехнулся он. Она вытерла правую руку Джоко, а затем стала тряпочкой обмывать его поврежденную левую. Его лицо побледнело.
      – А почему ты хочешь голосовать? – спросил он натянутым голосом.
      Мария взглянула на него с некоторым удивлением:
      – Потому что это наше право.
      – Это не приносит денег, – пожал он плечами.
      – Косвенно это влияет. Но это не самое важное. Главное, мы сможем сказать, как должны пойти дела.
      – Зачем? Я никогда в жизни не голосовал. Дела идут сами собой.
      – Ты мужчина. Тебе повезло, потому что другие мужчины решают, как для них будет лучше, и голосуют соответственно. Они никогда не голосуют себе во вред – они голосуют преимущественно за то, от чего будет удобнее и им, и тебе.
      Джоко многозначительно оглядел себя.
      – Мне не так уж и удобно.
      – Тогда голосуй, чтобы изменить это, – подсказала Мария.
      – О, само собой. Я поставлю галочку на клочке бумаги и превращусь в этого чертова промышленника.
      Она пожала плечами:
      – Ты можешь проголосовать за человека, который пообещает провести в Уайтчапел воду и поставить здесь газовые фонари на углах.
      Джоко захлопал на нее глазами. Его лицо приняло задумчивое выражение, сменившееся презрительной усмешкой.
      – И кто это сделает?
      – Ты можешь найти кого-нибудь, или отправиться в парламент и попытаться сделать это самому. Ты – мужчина.
      – Ты чокнутая, – фыркнул Джоко. – Знаешь ли ты это? Я еще не слышал, чтобы кто-то рассуждал так же, как ты.
      – Я печатаю все письма миссис Шайрс, – она встала с колен. На грубо сделанной полке над столиком стояла керосинка. Мария проверила ее бачок. К счастью, там еще оставалось немного топлива. Мария оглянулась в поисках спичек.
      – Ты – мужчина, а видишь, сколько всего тебе нужно? Подумай о том, насколько больше нужд у женщины.
      – Считается, что о женских нуждах заботятся мужчины, – заявил Джоко.
      Мария бросила на него взгляд и сказала:
      – Женщинам нужно голосовать, чтобы защитить себя от ущерба. Мужчины закрывают глаза на такие вещи, как похищение. Ты можешь себе представить? Рабство в центре Лондона в конце девятнадцатого столетия! А мужчины в правительстве с преступной халатностью покрывают его. Почему? Потому что они делают на этом деньги. Я уверена, что речь здесь идет о тысячах и тысячах фунтов.
      – Как ты это вычислила? – нахмурился Джоко.
      – Это нетрудно. Взгляни на тех женщин, с которыми ты разговаривал вчера. Одежда на них прекрасная – они, наверное, получают немало. А дома? Их фасады роскошнее дома миссис Шайрс. А экипажи, которые подкатывают к этому… как называется это последнее место, где мы были?
      – «Лордс Дрим». Мария закатила глаза:
      – Некоторые лорды побогаче, наверное, частенько любят поразвлечься. Представляю, сколько денег попадает в такие заведения – и хотелось бы мне знать, кто их получает. Девочки? Конечно, нет – не всем же везет так, как твоей знакомой из…
      – Из заведения мадам де Вере. Пронси.
      – Точно. Это мужчины, которые всеми мыслимыми и немыслимыми способами затаскивают туда девушек, зарабатывают на них.
      Джоко неловко завозился. Мария Торн была чудесной девушкой, но иногда попросту приводила его в смущение. Леди не подобало говорить таких откровенных речей.
      – Тебе не подобает рассуждать о таких заведениях.
      Мария открыла баночку рядом с керосинкой и обрадовалась, обнаружив там кофейные зерна.
      – В этом, мой дорогой, сила мужчин, которые управляют такими заведениями. Они держат женщин в неведении, а несведущая личность – бессильная личность. Их матери, жены, дочери никогда не поддержали бы этого, если бы знали об том. Но они ничего не знают, поэтому мужчины что хотят, то и делают.
      – Это для вашего же блага, – промямлил Джоко.
      – Чепуха, – зерна посыпались в кофейную мельницу. – Не для блага моей сестры, это уж точно.
      Джоко закрыл глаза. Мария была права, но ему не хотелось признавать это.
      – Тебе вообще не следовало влезать в это.
      – Это верно. Никому не следует влезать в это. Этого вообще не должно быть. Я предпочла бы не знать этого, но вопреки желанию узнала и была потрясена. Если бы у нас, женщин, было право голоса, мы могли бы проголосовать за приличных мужчин, таких, как ты. Мы бы знали, что они поставят подобные места вне закона, закроют их все. А если они это не сделают, то наступят следующие выборы, и тогда мы забаллотируем их и проголосуем за другого, кто это сделает. Может быть, даже за женщину!
      Джоко встревоженно приподнялся на локте.
      – Выбрать женщину?!
      – Почему бы нет? Королева нашей страны – женщина. Почему бы женщине не быть и в парламенте? Она добьется уважения женских прав. Подобные заведения…
      – Ну, подобные заведения никому не приносят вреда.
      Мария яростно завертела жернов кофейной мельницы.
      – Они очень даже опасны, а ты лежишь здесь с ушибами и переломами именно из-за этих заведений.
      – Ну, это не то…
      – То самое, – Мария поставила мельницу, склонилась над ним и положила руку ему на плечо. – Ты же человек, Джоко Уолтон. Ты же добрый, хороший человек, – ее голос бы сильным, страстным, чуть взволнованным, глаза горели огнем. Она прижалась губами к ссадине на его виске. – Не тебе бы получать побои.
      Джоко смутился, словно мальчишка.
      – Ладно, брось…
      Мария засмеялась и выпрямилась. Он не мог согнать улыбку с лица все время, пока она готовила кофе.
      – Не такой уж я и хороший, – сказал он наконец.
      – Ты хороший. Просто ты вынужден жить среди дурных людей, таких, как Тилли и те, кто избил тебя. Это им надо бы сидеть в тюрьме, потому что они – похитители людей и убийцы. А эти бедные женщины должны быть на свободе.
      – Чтобы заниматься этим?
      – Почему? Чтобы работать. Джоко уронил голову на подушку:
      – Они работают.
      – Я имела в виду приличную работу.
      – Кто их наймет? – проворчал он. Мария глубоко вздохнула:
      – Вокруг полно нанимателей и навалом работы для женщин.
      Джоко скептически взглянул на нее.
      – Конечно, они должны одеться поприличнее, – Мария разгладила складку на его поношенной черной рубашке. – Многие женщины находят себе приличную работу. Они зарабатывают деньги и не зависят ни от кого, кроме самих себя. Взгляни хоть на меня.
      – А чем ты занимаешься? – полюбопытствовал он.
      – Я – машинистка, – гордо сказала она. Неважно, что она ненавидела эту чертову пишущую машинку. Зато это превосходно доказывало ее точку зрения.
      – Кто?
      – Машинистка. Я работаю на пишущей машинке. Прежде я копировала письма и бумаги вручную, но теперь я работаю на машинке, которая печатает их на листках бумаги. Эти листки теперь выглядят почти как книжные страницы.
      Джоко некоторое время разглядывал ее, холодок отчаяния прошел по его жилам.
      – Наверное, нужно быть очень умной, чтобы это делать.
      – Я выучилась этому сама.
      Джоко закрыл глаза. Господи, помоги ему! Она, оказывается, не только леди, но еще и очень умная. Умнее любой женщины, о которой он когда-либо слышал. Она сама выучилась работать на пишущей машинке – не на какой-то там швейной машинке или ткацком станке, а на пишущей. Где такое было слыхано?
      Мария зажгла керосинку, чтобы вскипятить воду. Эта комнатенка была жалкой и убогой, но сейчас она не придавала этому значения, хотя еще две недели назад посмотрела бы на нее иначе. Ведь это было жилище Джоко.
      Она чувствовала себя непринужденно, оставаясь здесь и заботясь о нем. Она была нужна, она была полезна. Во второй раз за последние дни они с Джоко проснулись вместе. Она больше не была одинокой.
      Мария взглянула на Джоко, лежащего на тюфяке, и ее сердце вздрогнуло. Он снова задремал. Слезы выступили на ее глазах, она на цыпочках подошла к нему и заботливо укрыла его плечи тощими одеялами.
      Его избитое лицо было красивым – таким родным, таким юным, словно у чумазого мальчишки. С гордостью и нежностью она приготовилась ухаживать за ним.
 
      Мария наблюдала, как Джоко просыпается. Сначала он слегка застонал, затем вздрогнул. Она могла только догадываться о боли, которую он испытывает.
      Его веки задрожали, он мигнул. Его левый глаз открылся шире правого. Он осторожно поднял руку и подул на нее. Совсем как ребенок.
      Затем он поймал ее взгляд. Его улыбка выглядела чуточку смущенной:
      – Я, кажется, задремал?
      – Да, – Мария снова зажгла керосинку, чтобы подогреть кофе. – Тебе нужно спать. Мне всегда говорили, что сон – лучшее лекарство, – она вытащила две разные чашки и критически оглядела каждую. Она почувствовала на себе пристальный взгляд Джоко.
      – Почему ты еще не замужем? – спросил он, прокашлявшись.
      – Я не хочу замуж, – ответила она, не поднимая взгляда.
      Джоко выждал минуту, затем встряхнул головой:
      – Не рассказывай сказки. Я уверен, что хочешь.
      – Почему же, я никогда не хотела замуж, – она изобразила на губах фальшивую улыбку и притворилась удивленной. Дурное предчувствие охватило ее. Ей очень не хотелось услышать следующий вопрос, после ответа на который он будет презирать ее. – Откуда у тебя взялась эта идея?
      Джоко оценивающе оглядел ее. Если бы на его голове был котелок, он, наверное, сдвинул бы его на лоб.
      – Потому что тебе нравится быть любимой. У тебя любящее сердце.
      От его слов руки Марии замерли. Она почувствовала, что ее уши начинают гореть. По ее телу пробежала дрожь. Джоко вытянул ноги и повернулся, чтобы лечь поудобнее.
      – Я не ошибся?
      – Нет, не ошибся, – кивнула она.
      – Так почему же ты не замужем – такая леди, как ты?
      Мария налила кофе в чашки и понесла их к тюфяку. Вручив одну чашку Джоко, она села на стул и глубоко вздохнула.
      – Пей кофе, пока он горячий.
      Джоко попробовал кофе и поблагодарил ее:
      – Хороший. У меня получается хуже.
      – Спасибо.
      – Так почему ты не замужем?
      – Потому что я должна заботиться о сестре.
      – Разве мужчина, за которого ты хотела бы выйти замуж, не стал бы заботиться о ней? – пристально взглянул на нее Джоко.
      – Я не спрашивала его, – встряхнула головой Мария.
      – Надо было спросить. Я например с радостью стал бы заботиться о ней… – он спрятал нижнюю часть лица за чашкой, – …если бы мог получить тебя в жены.
      Мария почувствовала, что ее щеки запылали, и уставилась в чашку с недопитым кофе. Слезы выступили в уголках ее глаз. Как приятно ей было слышать эти слова! Этот мужчина занимался с ней любовью, пользовался ее телом, но вопреки всем условностям общества все-таки хотел жениться на ней. Однако ей хотелось заплакать от стыда – ведь она соблазнила мальчишку.
      – Сколько тебе лет, Джоко?
      – Я достаточно взрослый, – он выпил еще глоток самого лучшего кофе, который ему когда-либо доводилось пробовать. – Какая разница, сколько мне лет?
      – Да, действительно, с точки зрения жизненного опыта ты гораздо старше меня.
      – Ты совершенно права.
      Мария глубоко вздохнула. Он не должен страдать из-за ее проступков.
      – Ты старше моей сестры, но не намного. Тебе девятнадцать? Двадцать?
      – Наверное, где-то около двадцати, – пожал плечами Джоко.
      Мария поникла на стуле.
      – Я так и думала, – она знала, что не красавица, а теперь выяснилось, что она еще и слишком стара для него. Его признание заставило ее устыдиться себя. Ей следовало бы понимать, что он еще молод и легко увлекается. Ее грех был больше, потому что она разрешила ему – нет, заставила его заниматься с ней любовью. Мария содрогнулась. Во второй раз она отбросила свои моральные устои в темный час одиночества и страха, став теперь совратительницей.
      – По сравнению с тобой я очень старая. Таких, как я, люди называют старыми девами, – выражение ее лица стало трагическим. – Мне уже двадцать пять.
      – Ну и что? – хмыкнул Джоко.
      – Джоко, послушай меня… это честь для меня, что ты… было бы честью… – Мария не знала, как выразить словами то, что ей хотелось сказать ему. До сих пор ей никогда еще не делали предложений.
      Ее щеки стали густо-красными. – Тебе нужно найти кого-нибудь, кто больше подходит тебе по возрасту. Чистую молодую девушку, с которой ты заведешь детей.
      – Я заведу детей с тобой, – сглотнул он.
      На мгновение Мария представила себе милых девочек с длинными белокурыми волосами, свисающими из-под светло-голубого банта, и серьезных мальчиков, настаивающих, чтобы им состригли кудри. Эта картина пронзила ее словно нож.
      – Я сочла бы за честь иметь от тебя детей, но твоим детям нужна мать получше меня.
      Джоко вскинул голову, его лицо нахмурилось:
      – Он сказал тебе, что ты плохая?
      Мария почувствовала, что у нее краснеет шея. Она сама навела его на разговор, которого хотела избежать.
      – Не совсем так. Мы с сестрой были бедны и одиноки, а его родители возлагали на него большие надежды. Они хотели ему кого-нибудь получше.
      – Но ты любила его? – настаивал Джоко. Голос Марии стал совсем тихим. Ее старая боль прорвалась наружу из давно зарубцевавшихся ран.
      – Я думала, что он любит меня. Он так говорил мне. И я сделала глупость… – она пожала плечами. – Я… я позволила ему…
      Джоко оборвал ее запинающиеся объяснения:
      – Он поступил как проклятый кобель!
      – Нет. Я просто не понимала, что он не любил меня, – Мария сделала глоток кофе. Он показался ей слишком горьким. – Мои родители умерли несколько лет назад, оставив нас с сестрой почти без средств к существованию. А он только начинал жить. Я не могла просить его заботиться и о сестре тоже.
      – Конечно, не могла, Рия, – буркнул Джоко. – Ты ведь такая гордая, такая леди.
      – Джоко, пожалуйста, не говори так. Я не леди, я… распущенная.
      – Не считай себя таковой, потому что ты позволила мне любить себя, – горячо возразил Джоко. – Мы оба хотели этого, нам обоим было хорошо.
      – Это дурно, – настаивала Мария. – Я старше, мне следовало бы думать за нас обоих.
      Джоко громко засмеялся.
      – Это верно, я – падшая женщина, – продолжала она. – Джентльмены не берут замуж женщин с сомнительной репутацией. Они говорят, что не могут доверять им…
      – Я это уже слышал, – усмехнулся Джоко. – Это вранье. Доверять нельзя вору и лжецу, который добивается девушки ночью, обещая наутро жениться. Это – чертов грабитель – занимается любовью, а потом бросает. Я никогда таким не был.
      Мария опустилась на колени рядом с тюфяком.
      – Ты никогда так не поступишь, Джоко. Ты очень, очень добрый. А когда ты станешь чуть постарше…
      – Мой отец был из таких. Бросил нас с матерью, а у нее никогда не хватало духу мошенничать. Когда нам встретился мистер Мак-Нагтен, мы были на грани голодной смерти.
      – Мистер Мак-Нагтен?
      – Лучший карманник в Лондоне, а, может, и во всей Англии. – Джоко усмехнулся и сделал мягкое движение пальцами. – Научил меня всему, что я знаю. И мама была рада этому. Взял меня с мамой под крыло. Он говорил, что она была самым ценным в его жизни. Она была такой же нежной, как ты, с любящим сердцем. Когда она заболела, он не отходил от нее до самого конца, – глаза Джоко встретились с глазами Марии, метнулись в сторону и потупились, словно он понял, что сказал лишнее.
      В наступившем молчании Мария не сводила с него взгляда. Джоко Уолтон выучил все, что знал, от карманника, от вора. Она, Мария Торн, искренне заботилась о нем, доверяла ему, но, тем не менее, он наверняка тоже был вором. Он был единственным, кто взялся помогать ей – поправила она себя. Он один оказался достаточно добр, чтобы помочь ей.
      Как законопослушной гражданке ей следовало бы презирать его за то, что он был дурным. Однако он любил свою мать и карманника, который обучил его и заботился о его матери.
      На глаза Марии навернулись слезы. Разбойник на кресте был прощен, как и Магдалина. Она накрыла ладонью руку Джоко.
      – Твоей маме очень повезло.
      Голова Джоко поднялась, улыбка засияла на покрытом синяками лице. Он выпил кофе и отставил чашку в сторону. Не глядя на Марию, он откинул одеяла:
      – Иди сюда.
      – Ты ранен, – вздрогнула она.
      – Да, но не убит же, – рот Джоко раздвинулся в самой дерзкой из улыбок. – Ты очень хорошо поможешь тому, что меня беспокоит.
      – По-моему, это не слишком удачная идея, – покачала она головой.
      – Иди ко мне. Не можешь же ты отказать больному в лекарстве?
      Мария скользнула к нему под одеяло, помня о его поврежденной руке и треснувших ребрах.
      Джоко перевернулся на бок и потянулся к ней. Его жар мгновенно передался ей. Губы Джоко прикоснулись к ее губам, лаская, поддразнивая, уговаривая ее губы раскрыться. И у Марии не хватило воли отказаться, она раскрыла их и просунула язык ему в рот.
      Его бедра прижались к ней, и Мария почувствовала, что его сила растет и твердеет. Его близость, его запах возбудили ее. На мгновение она почувствовала вспышку вины – Джоко был слишком молод для нее, а она для него слишком стара. Но его поцелуй отогнал эти мысли прочь.
      Оторвавшись от ее губ, Джоко поднял голову и натянуто улыбнулся.
      – Мария, любовь моя, тебе придется раздеться самой.
      Лишившись речи от желания, Мария приподняла бедра. Сознавая, что ведет себя неприличнее потаскухи, она стянула с себя юбку и панталоны.
      – А как же… – она не могла заставить себя задать вопрос, не находя для него слов. – Нужно мне… – попыталась она еще раз.
      Джоко усмехнулся.
      – Еще нет, – он поцеловал ее в шею и не отрывая от ее тела губ, стал опускаться ниже, целуя по пути ее прикрытую одеждой грудь, пока его рот не прижался к ее обнаженному животу.
      – Джоко… – простонала она.
      – Тсс…
      Его дыхание обжигало его кожу, ее тело покрылось мурашками, словно от озноба. Болезненное желание скрутило ее, заставив напрячься мускулы ее живота.
      Джоко провел языком дорожку от ее пупка до места у основания бедер, где почти незаметные светлые волосы, полоской росшие на ее животе, превращались в кудряшки.
      – Джоко, – охнула она. – Пожалуйста, не… – ее зубы прикусили нижнюю губу.
      – Тсс, Рия. Я опираюсь на правую руку, а моя левая почти не действует. Должно же что-то касаться тебя, верно?
      – Но…
      Он прижался губами к ее кудряшкам, и она почувствовала в них его горячее дыхание.
      Мария застонала. Ее руки зарылись в его густую светлую шевелюру, расправляя кудри и поглаживая кончиками пальцев его щеки. Она почувствовала, как его язык проскользнул в нее. Он касался ее, гладил, ласкал, задевая нервы, пока ей не стало казаться, что она сходит с ума.
      – Джоко-о-о…
      – Рия, скажи мне, когда будешь готова для меня.
      Мария поняла, что это значит. Она тяжело дышала, ее лоно набухло и сочилось влагой, готовое для него.
      – Да…
      – Скажи это.
      – Я готова. Ох, Джоко, я хочу тебя.
      – Помоги мне, моя сладкая.
      Она раздвинула нога и стала снимать с него одежду ниже пояса, прикасаясь к нему так, как никогда даже и не помышляла прикасаться к мужчине. Ей следовало бы испытывать отчаянное смущение, но Джоко был таким сильным и напряженным. Он положил ее руку себе на член и застонал, когда ее пальцы обхватили его. Капелька горячей жидкости попала ей на большой палец.
      – Я хочу тебя, Джоко, – повторила Мария. Собственный голос странно отозвался у нее в ушах. Она закрыла глаза и откинула назад голову, чувствуя, как он двигается между ее бедер.
      – Тогда доставь себе удовольствие, Мария. Возьми меня и делай со мной, что хочешь.
      Мария притянула его член к отверстию в своем теле и направила внутрь. Почувствовав, как он входит в нее, она отпустила руку и тут же обвила ногами его бедра.
      – Вот, пожалуйста…
      Он резким движением вошел в нее. Ее ноги подтянули его ближе, удерживая вплотную к себе и позволяя его силе приподнимать ее над тюфяком и опускать обратно. Мария почти сразу же закричала. Ее тело содрогнулось и словно полетело куда-то. Она была готова поклясться, что ее сердце и дыхание остановились.
      Затем застонал и Джоко, напрягшись всем телом. Он выгнулся дугой и снова застонал, но теперь уже от боли, потому что часть его веса пришлась на поврежденную руку.
      Быстро выпрямившись, он сел на пятки, но его глаза все еще были закрыты, а тело обмякло. Мария повисла на нем, словно прилипнув, замкнув на его спине лодыжки, ее рот был открыт, руки раскинуты по сторонам.
      Постепенно он стал дышать спокойнее, и ее дыхание тоже стало нормальным. Она открыла глаза:
      – Я все сделала правильно?
      Джоко усмехнулся, переваливаясь на правую сторону и вытягиваясь рядом с ней:
      – По-моему, ты сделала все просто превосходно.
      Мария обняла его и положила его голову себе на плечо. Было утро. Им пора было идти по делам, но сейчас мир мог и подождать. Она могла упиваться своей греховностью и заботиться о Джоко, пока его рука не выздоровеет. Он был великолепным любовником.
      Она никогда еще так сильно не чувствовала себя женщиной.
      Гулкий стук в дверь разбудил их обоих. Страх напомнил Марии о праведности и заставил вцепиться в одеяла. Джоко медленно сел, держась за больную руку.
      Грохот в дверь повторился.
      – Чего надо? – выкрикнул Джоко.
      – Джоко, – проворчал голос. – Тебя хочет видеть какой-то мужик.
      – Черта с два ему.
      – Вылезай живее.
      – Я болен.
      – Если ты хочешь, чтобы было как лучше, вставай побыстрее.
      Послышался звук удаляющихся шагов. Джоко откинулся назад и поднес здоровую руку к глазам.
      – Кто этот человек?
      Джоко отнял руку от глаз и взглянул на нее:
      – А ты не знаешь?
      Мария недоуменно уставилась на него.
      – Откуда мне знать?
      – Я думаю, это без разницы, – пожал плечами Джоко. Он с вожделением взглянул на керосинку. – Я выпил бы еще чашечку кофе.
      – Сейчас сделаю, – Мария вылезла из-под одеял и стала одеваться.
      Джоко молча последовал ее примеру и сел за стол. Синяки на его лице становились багровыми. Пока вода закипала, Мария попыталась насколько возможно очистить от грязи его одежду. Накидывая на плечи Джоко пиджак, она заметила пятна крови на его рубашке.
      – У тебя есть другая?
      – В ящике.
      Мария нашла ее и помогла ему одеться. Когда она поставила перед ним чашку с кофе, он без предисловий заявил:
      – Я вор.
      – Неужели? – значит, ее догадка была правильной. Но, учитывая все обстоятельства, он был с ней в общем-то честен. Мария улыбнулась: – Ты будешь разочарован, если попытаешься ограбить меня.
      – Не смейся. Я очень и очень дурной. Год назад я был в Акцизах по пути в Ньюгейт.
      – Я не верю, что ты дурной.
      – Вот и Ревилл тоже. Он надеется перевоспитать меня.
      Очко в пользу Ревилла, подумала Мария. Нужно бы ей пересмотреть свое мнение об инспекторе. На самом деле она подозревала, что теперь больше ни на кого в Лондоне не посмотрит прежним взглядом.
      – Он преуспел в этом. Ты больше любого другого помог мне.
      Джоко опустил голову и помешал кофе в чашке. Затем он сделал большой глоток и поставил полупустую чашку на стол.
      – Дело в том, Рия, что я должен был это сделать.
      – Я не понимаю тебя.
      – Меня к тебе послал инспектор Ревилл. Мария ждала, что он скажет дальше. В ее горле встал ком.
      – У него есть мое признание, – продолжал Джоко. – Он заставил меня написать его и подписаться, а затем отложил его в ящик стола. И теперь, когда требуется выполнить работенку, которую не поручишь никому из этих проклятых легавых, он вызывает меня.
      – Значит, ты вроде полисмена, – облегченно вздохнула Мария.
      – Нет, мэм, я вор, – Джоко встал и заходил по комнате, придерживая больную руку, осторожно шевеля ей, сжимая в кулак и снова выпрямляя пальцы. Его дыхание участилось, но он продолжал разминать руку. – Я это сказал только потому, что не могу оставить тебя здесь одну. Слишком многие знают, где я живу. Ты должна пойти со мной к Ревиллу. Но теперь ты знаешь обо мне правду.
      – Я удивлялась, почему ты следил за мной.
      – Теперь ты это знаешь, – он остановился и взглянул ей в лицо, ища там презрение и осуждение. – Почему ты не злишься?
      – Почему я должна злиться? В конце концов теперь все встало на свои места, – Мария сняла соломинку с его рубашки.
      – Не говори так, – проворчал он.
      – Как, – притворилась она непонимающей.
      – Словно чертова мученица, – Джоко взмахнул здоровой рукой. – Словно я предал тебя. Ни в чем нет никакой разницы, кроме того, что ты теперь знаешь, почему я тем утром оказался перед твоим домом. Все остальное, что было между нами, было честным.
      Марии хотелось верить ему. Она опустила глаза, чтобы он не заметил в них неприкрытой надежды.
      – Ты мне веришь?
      – Я не знаю, чему верить. Во-первых, ты вор. Во-вторых, ты работаешь на Скотленд-Ярд.
      Джоко взял Марию за подбородок и поднял ее лицо.
      – Верь, что я вор, – прошептал он. – И не слишком хорош для тебя. Верь, что этим утром я сказал тебе правду – обо всем.
      Мария не отвечала. Она не могла придумать ответа. В ее сердце было смятение. Джоко отстранился от нее:
      – Вот что, послушай. Лучше, если ты будешь знать, что я не какой-нибудь чертов добрый самаритянин и не один из этих констеблей Бобби Легавых. Когда я ввязался в это, у меня был выбор защищать тебя или идти в тюрьму.
      – А теперь?
      – Я думаю, что Ревилл вызывает меня, чтобы сказать мне, чтобы я оставил тебя одну.
      Мария в страхе встала со стула.
      – Он не может этого сделать! Ты – единственный, кто помогает мне. Ты уже так много сделал. Мы оба так много сделали. А теперь мы приблизились к цели – я чувствую, что мы у цели. Зачем он отзывает тебя? – ее глаза сузились с новоприобретенным цинизмом: – Может быть, потому, что мы оказались к ней слишком близко?
      Джоко оценивающе рассмотрел эту идею.
      – Может быть, но я сомневаюсь в этом. Понимаешь, я должен был следить за тобой незаметно, но ты заметила меня в первое же утро.
      – Ты ждал у моего подъезда.
      – Откуда мне было знать, что ты выйдешь так рано? – проворчал он.
      – Я пыталась избежать встречи со «святым» Питером, – хмыкнула Мария.
      – Ты что-нибудь заподозрила?
      – Ты думаешь, это Ревилл послал тех двоих избить тебя?
      – Вряд ли, – встряхнул головой Джоко. – Зачем брать на себя такую заботу, если на следующий день собираешься вызвать меня и сказать, чтобы я убирался прочь? Он понимает, что у него будет куча неприятностей, если ты расскажешь людям, что инспектор приставил к своей клиентке вора.
      – Значит, теперь ты меня оставишь? – спросила Мария напрямик для проверки. – Учитывая твое состояние и грозящую тебе опасность, ты поступишь разумно, если сделаешь то, что он скажет.
      – Мне это не подходит, – Джоко обнял ее здоровой рукой и притянул к себе. – Теперь ты под моей ответственностью, Рия. Я помогу тебе, несмотря ни на что.
      Мария поцеловала его в губы и погладила по щеке.
      – Я всегда буду благодарна тебе. И когда все закончится, я обещаю…
      Джоко прервал ее быстрым, взволнованным поцелуем:
      – Сначала позволь мне вывести тебя из затруднений, а уж потом обещай что угодно.

      – Миссис Шайрс!
      Увидев свою работодательницу, вышедшую из кабинета инспектора Ревилла, Мария встала со скамьи в коридоре полицейского участка.
      Звук голоса, окликающего ее по имени, вывел Эйвори из рассеянности. Даже после этого ей понадобилось некоторое время поискать глазами, чтобы найти, кто ее зовет. Когда она увидела Марию, ее лицо исказилось.
      – Мария, дорогая моя, – подошла она к ней. – Ох, мое бедное дитя, как все это ужасно!
      Мария была ошеломлена. Воинствующая суфражистка всегда была оплотом силы, но сейчас ее губы дрожали, а светло-голубые глаза покраснели под янтарной оправой очков. Когда Мария протянула ей руки, ее хозяйка ухватилась за них, как за соломинку.
      – Миссис Шайрс, что вы здесь делаете? Что случилось?
      Джоко тоже встал, хотя и медленнее. Вопреки его гордым уверениям, его рука болела дьявольски. Когда Мария предложила подвесить ее на перевязи, он отказался, сказав, что достаточно хорошо владеет ей, но, тем не менее, постоянно чувствовал приступы боли. Подлинная причина его отказа заключалась в том, что ему не хотелось выставлять напоказ свои затруднения. С тех пор, как легавые подобрели к нему, слишком многие враги могли ухватиться за возможность прикончить его.
      Засунув руку в карман брюк, он остановился около обеих женщин.
      – Питер ранен, – голос Эйвори сорвался. – На него напал человек, гаже которого я еще не встречала.
      – О нет!
      – О да, в самом деле. На пороге моего собственного дома, в центре Лондона, в конце девятнадцатого века, – праведный гнев с силой зазвучал в ее голосе. – Я не меньше десяти минут просидела на тротуаре, поддерживая голову моего дорогого бедняги, чтобы та не лежала на холодных, сырых камнях. Кровь была везде, – от этого воспоминания ее лицо стало белее мела, она пошатнулась.
      Джоко здоровой рукой поддержал ее за плечи и довел до скамьи.
      – Большое вам спасибо, молодой человек, – болезненно улыбнулась она ему, затем схватила Марию за руку и усадила рядом. Затем, наклонившись к ней, она прошептала ей в ухо: – Ты нашла свою сестру?
      Мария отрицательно покачала головой. Джоко уселся рядом с ними, испарина покрывала его лоб.
      – Кто избил твоего знакомого?
      – Он может опознать тех, кто напал на него, – ответил за Марию густой голос инспектора Ревилла.
      Все трое взглянули вверх и увидели инспектора Ревилла, который вышел из кабинета и присоединился к ним. Джоко наклонил голову набок. Уголок его рта поднялся кверху, когда он заметил, как опытный взгляд Ревилла скользнул по его украшенной синяком челюсти и порезу, тянущемуся по щеке вдоль уха и исчезающему в волосах.
      – Я думала, что мы закончили наш разговор, инспектор, – надменно уставилась на него Эйвори.
      Он почтительно наклонил голову:
      – Миссис Шайрс, очень желательно, чтобы вы подождали в моем кабинете. Я послал за вашим сыном, чтобы он проводил вас домой.
      – Вы послали за Дадли?
      – Да, мэм. Необходимо, чтобы вас сопровождали.
      – Но мы с ним… – она взяла Марию под руку. – Дело в том, что у нас с сыном разные убеждения.
      Ревилл никак не отреагировал на это заявление. Вместо этого он недовольно взглянул на Джоко.
      – Где ты был прошлой ночью?
      – Он был со мной, – высвободившись из-под руки своей хозяйки, Мария встала и оказалась лицом к лицу с инспектором. – Не смотрите так сердито на мистера Уолтона. Я знаю, что его послали вы, и пришла сюда сказать, что очень благодарна вам за это.
      Досада Ревилла, кажется, усилилась.
      – Он не должен был говорить вам об этом. Более того, он не должен был допускать, чтобы вы заметили его. Он был послан, чтобы наблюдать за вами и докладывать мне.
      Выражение лица Марии стало суровым.
      – Как мне повезло, что он не послушался ваших приказов! Если бы он не познакомился со мной, меня, наверное, тоже утащили бы. Возможно, на это вы и рассчитывали.
      – Ну, знаете, молодая леди… – вспылил инспектор.
      – Инспектор Ревилл, я вынуждена поддержать ее, – повысила голос миссис Шайрс. – Ясно, что мы имеем дело с отчаянными людьми. Они угрожают всем законопослушным гражданам Англии, всем ее социальным слоям, – ее голос окреп, словно она произносила речь. – На моего верного слугу напали этим утром. Я сидела у подъезда и поддерживала его голову, а кровь стекала у меня по пальцам.
      Ревилл с неловкостью оглянулся. Все вокруг смотрели на них. Кое-кто из его коллег выглянул из кабинетов в коридор, чтобы узнать, что там происходит.
      – Мне так жаль, – Мария обняла Эйвори.
      – Тот ужасный человек сказал мне, что я должна передать сообщение, – звенящим голосом продолжила та.
      Все трое изумленно взглянули на нее.
      – Вы уверены в этом? – засомневался Ревилл. Может быть, кто-то из врагов сводит старые счеты? Ваш дворецкий… э-э… был не самым лучшим типом.
      Мария оскорбленно вздохнула. Уголок рта Джоко поднялся еще выше.
      Руки миссис Шайрс вцепились в сумочку:
      – Питер – превосходный человек, – она взглянула на Марию. – Тот негодяй приходил из-за тебя. В возмутительном тоне он называл тебя пташкой. И сказал, чтобы ты перестала выслеживать свою сестру, потому что та не хочет, чтобы ее искали.
      – Наверное, мы подошли очень близко, – пробормотал Джоко.
      – Он сказал, что если ты не перестанешь выслеживать ее, тебе придется плохо, дорогая Мария, – миссис Шайрс устремила стальной взгляд на Ревилла. – И он угрожал мне – вдове пэра – у самой моей двери.
      Инспектор нервно огляделся вокруг.
      – Давайте лучше зайдем ко мне в кабинет, – предложил он.
      – Не понимаю, зачем мне это делать, – ответила миссис Шайрс. – Только что вам не терпелось выпроводить меня оттуда.
      – Чтобы поговорить об этом, – взмолился Ревилл.
      – Конечно, нам нужно это обсудить, – взволнованно заговорила Мария. – Вы должны помочь нам, должны. Этой ночью избили Джоко, очень сильно. А теперь кто-то побил «святого» Питера. И, самое главное, угрожали и миссис Шайрс. Ох, инспектор, как вы можете сомневаться, правильно ли мы поступаем?
      – Ну, входите же.
      Он открыл дверь кабинета и впустил туда миссис Шайрс и Марию. Пока Джоко не вошел вслед за ними, Ревилл задержал его, упершись ему ладонью в грудь:
      – Давай-ка мы с тобой немного поболтаем. Джоко с шипением выдохнул сквозь сжатые зубы и пошатнулся, несмотря на то, что его плечи были только на пару дюймов уже дверного проема. Он отступил назад с побелевшим от боли лицом.
      – Извини, – стиснул челюсти Ревилл.
      – Не из-за чего беспокоиться, приятель, – деланно усмехнулся Джоко.
      Мария проводила миссис Шайрс к стулу, а затем подняла взгляд на двоих мужчин, стоящих в узком дверном проеме лицом друг к другу.
      – Джоко, – позвала она. – Пожалуйста, помоги мне.
      Ее мольба сняла напряженность между ними.
      – Сейчас, – Джоко выпрямился и оторвался от косяка.
      Бросив ему напоследок предупреждающий взгляд, Ревилл прошел за свой рабочий стол и указал рукой на один из стоящих в кабинете стульев. Джоко подошел к стулу и с заметным облегчением уселся.
      Марии до глубины души стало жаль его. Все тело Джоко, казалось, скорчилось вокруг руки. Ниже котелка его лоб был мокрым от пота.
      – Ну, – Ревилл открыл блокнот и вынул карандаш. – Возможно, будет лучше, если вы расскажете мне всю историю.
      – Мы искали мою сестру, – сказала Мария. – Мы выслеживали ее целый день, задавали вопросы всем, кто мог нам хоть чем-то помочь. Около последнего заведения мистер Уолтон зашел в боковую аллею, и там его сильно побили.
      Вместо проявлений сочувствия Ревилл сурово уставился на Джоко. Мария перехватила его взгляд:
      – Не смейте смотреть на него так! Это все по вашей вине. И по моей.
      – Простите, но… – карандаш выпал из пальцев Ревилла и покатился по столу.
      – Вы не стали помогать мне. Или, по крайней мере, не оказали серьезной помощи.
      – Я сказал вам…
      – Вы не стали, инспектор, – подтвердила миссис Шайрс. – Вы сказали нам, чтобы мы уходили.
      – Граждане не должны вмешиваться в дела полиции, – ссутулился над столом Ревилл.
      – Дело полиции – найти мою сестру, – заспорила Мария. – А вы посоветовали мне забыть ее.
      – Послушайте…
      – Поэтому, когда появился мистер Уолтон и так хорошо вмазал этому парню… как его зовут?
      – Большой Тилли, – Джоко усмехнулся уже искренне.
      – Точно. Тогда я поняла, что Он – подходящий человек, чтобы помочь мне найти Мелиссу.
      Челюсть Ревилла отпала.
      – Вы знаете, кто этот человек?
      – Да, знаю.
      – Знаете?! – оторопел Ревилл.
      – Он вор. Так он мне сказал. Но он работает на вас, а вы его исправляете, – она улыбнулась. – Очень разумно с вашей стороны, инспектор. Он хороший человек, очень хороший.
      Ревилл переводил взгляд с одного из них на другого. Затем его взгляд дрогнул и опустился на блокнот. Перелистав несколько страниц, заполненных неразборчивым почерком, он откашлялся:
      – Так где на тебя напали, Джоко?
      – Мы исследовали «Лордс Дрим», – ответила за него Мария.
      Ревилл вернулся к текущей странице и сделал заметку.
      – Это и было последним местом, куда вы ходили?
      – Да, – сказала Мария.
      Ревилл недовольно посмотрел на нее и следующий вопрос адресовал прямо Джоко.
      – Но если аллея была темной, ты ведь не можешь быть уверенным, что нападающие были из «Лордс Дрим»?
      – Я уверен, что они были не оттуда.
      – Хм. Они могли преследовать тебя откуда угодно, из любого места, где вы побывали в течение дня.
      – Ну…
      – Послушайте, инспектор! – требовательно сказала Мария. – Он пошел на задний двор дома, туда, где останавливались экипажи. А я стояла перед домом…
      – Вы стояли перед этим домом?!
      Даже миссис Шайрс выглядела пораженной ужасом.
      – Вы стояли перед «Лордс Дрим»? – повысил голос инспектор.
      – Я ждала там мистера Уолтона, – Мария мгновенно поняла свою оплошность, но отступать не стала.
      – Ох, Мария, – простонала Эйвори. – Что ты наделала?
      – Ты привел ее к «Лордс Дрим»? – загремел инспектор.
      Джоко смущенно заерзал на стуле.
      – Я… я…
      Мария вскочила и отчаянно взмахнула руками:
      – Хватит! – закричала она. – Перестаньте!
      – Мисс Торн…
      – Немедленно прекратите это, инспектор Ревилл. Конечно, я ходила с ним. Он ходил со мной к преподобному Динсмору и к…
      – Пойти в миссию и пойти в бордель – не одно и то же!
      – Ох, Мария! Как ты могла так поступить, при твоей репутации? Дорогая моя… – поднялась на ноги Эйвори.
      Джоко попятился к двери. Мария побежала за ним и обняла его за талию. Она чувствовала, что он дрожит. Взгляд, которым он скользнул по ней, был полон боли и смятения.
      – Перестаньте так говорить! – оглянувшись, выкрикнула она. – Этот человек делал только то, о чем я его просила. Он не хотел брать меня с собой, но я настояла. Я! Вы это слышите? Более того, он оказался единственным человеком в целом Лондоне, который действительно пытался найти мою сестру. И, к несчастью, на него напали и избили.
      – Рия, – пробормотал Джоко. – Все в порядке.
      – Ничего не в порядке, – Мария заговорила тише, но вызов в ее голосе еще был очевидным. – Они ведут себя так, будто ты сделал что-то дурное, – она с откровенной злобой взглянула на Ревилла. – Если кто-то здесь и поступил дурно, так это я. Меня и осуждайте.
      – Мария, никто здесь не считает, что ты сделала что-то дурное, – дрогнувшим голосом сказала Эйвори. – Просто дело в том, как твое присутствие там может быть истолковано.
      Ревилл тяжело вздохнул и опустил руки. Встряхнув головой, он вернулся за рабочий стол.
      – Садитесь, – сказал он. – Все садитесь.
      Он хмуро смотрел, как Мария помогает Джоко дойти до стула, как молодой человек с заметным облегчением садится на него. Мускулы на его челюстях ходили ходуном.
      – Итак, они избили тебя у «Лордс Дрим».
      – Там работает Джек Ронси, – напомнил ему Джоко.
      – Тот самый человек, который избил Питера, – взволнованно сказала Эйвори.
      – Да, мэм, – кивнул Ревилл. – Но Джек работает почти на весь Сохо. Это он тебя побил?
      – Я сомневаюсь в этом, – замялся Джоко. – По правде говоря, в аллее было темно, а они напали внезапно.
      – Ты говорил, что это была полиция, – напомнила ему Мария.
      Джоко бросил на нее предостерегающий взгляд.
      – Что? – мгновенно насторожился Ревилл. – Какая полиция?
      – Ничего.
      – Неправда, – стала настаивать Мария. – Ты сказал мне, что тебя избили двое проклятых «легавых».
      Ревилл поморщился от ее жаргона. Он взглянул для подтверждения на Джоко, тот пожал плечами и кивнул.
      – Значит, там вызвали для тебя полицию? – в голосе Ревилла прозвучала торжествующая нотка.
      – Все было не так, – запротестовала Мария.
      – Ох, я думаю, что мы знаем, как это было, – заявил Ревилл. – Так ведь, Джоко.
      – Как скажете.
      – На что вы намекаете, инспектор?
      – На то, что я подумал, миссис Шайрс…
      Стук в дверь прервал инспектора. Дверь открылась и в кабинет ворвался почтенный Дадли Седрик Шайрс. Его представительная фигура излучала раздражение.
      – Что здесь происходит? – спросил он. Эйвори заметно поморщилась. С досадливым видом она уставилась на сына.
      – Мне очень жаль, что тебя побеспокоили, Дадли.
      – Мама, ты опять в полицейском участке? – воззрился он на нее. – Ты же обещала, что этого не повторится.
      – Дадли, уверяю тебя, это не из-за моей политической деятельности.
      – Инспектор…
      – Это правда, – Ревилл встал. – На самом деле мы расследовали нападение на ее дворецкого.
      – На ее дворецкого! – выплюнул Дадли. Его лицо побагровело. – На этого… этого боксера. Я говорил ей, что его вообще не надо было нанимать. Это человек с дурной репутацией.
      – Дадли, пожалуйста…
      – Мама, этого достаточно и даже более чем достаточно. Это последняя соломинка. У меня есть сообщения от нескольких очень важных персон, в которых они обращают мое внимание на твою деятельность. Ты немедленно прекратишь ее.
      – На мою деятельность? Несколько очень важных персон? – Эйвори выглядела удовлетворенной.
      – Сэр Леганд де Камп, Кларенс Риппингтон, лорд Теренс Монтегю и еще кое-кто.
      – Монтегю и Риппингтон, – записал себе в блокнот Ревилл.
      Услышав имя лорда Монтегю, Мария насторожилась. Ужасное предчувствие охватило ее. Она открыла рот, чтобы заговорить, но рука Джоко легла на ее талию. Мария замерла, крепко сжав губы.
      – Инспектор Ревел… – начал Дадли.
      – Ревилл, – инспектор встал со стула и протянул ему руку. Дадли взглянул на нее так, словно мог об нее испачкаться, но пожал. Кажется, он уже взял свое раздражение под контроль.
      – Есть какие-нибудь причины, чтобы моя мать оставалась здесь?
      – Она, безусловно, не подозревается ни в каком преступлении. Я брал у нее показания о событии, происшедшем перед ее домом.
      – Тогда…
      – Но, Дадли…
      – Идем, мама, – он решительно взял ее за руку.
      Миссис Шайрс отдернула руку.
      – Я не ребенок.
      – Конечно, нет, – Дадли многозначительно взглянул на Ревилла, тот кивнул. Хотя миссис Шайрс упрямо отказывалась вставать, он силой потащил ее со стула.
      Мария почувствовала, что сама вот-вот взорвется. Как они смеют обходиться с миссис Шайрс подобным образом!
      – Миссис Шайрс… – позвала она. Дадли холодно взглянул на нее.
      – Кто вы?
      – Это мисс Торн, моя машинистка, – пояснила миссис Шайрс.
      – Ваши услуги больше не потребуются.
      – Дадли!
      – Моя мать поедет со мной за город. Ее дом на время закроется.
      – Не поеду, – решительно заявила Эйвори. Ее сын обеими руками взял мать за плечи и, приподняв со стула, стал подталкивать к выходу. Волей-неволей под его нажимом она была вынуждена пойти к двери. Джоко и Мария встали, оба в глубоком возмущении, но Дадли обошел мать и открыл перед ней дверь.
      – Благодарю, что известили меня, инспектор Ревилл. Теперь семья это уладит.
      – Дадли, пожалуйста, веди себя достойно. Тебе не следует…
      Дверь за ними закрылась. Мария вскочила на ноги:
      – Из-за таких, как вы, инспектор Ревилл, преступники в этом городе стали просто разнузданными.
      Багровый румянец залил щеки инспектора. Его рот поджался.
      – Мисс Торн…
      – Идемте, мистер Уолтон, – она так резко повернулась к двери, что юбки взвились вокруг ее ног.
      Джоко догнал ее, чтобы открыть перед ней дверь.
      – Мистер Уолтон… – начал инспектор, со злостью выговаривая его имя сквозь зубы, – …должен остаться здесь. Мне нужно задать ему еще несколько вопросов.
      Мария остановилась в дверном проходе.
      – Он обвиняется в каком-нибудь преступлении?
      – Может быть, – Ревилл вышел из-за стола. Джоко бочком выскользнул из двери в холл.
      – Но в настоящий момент он ни в чем не обвиняется, – отстаивала свою позицию Мария.
      – Да, сейчас он не обвиняется, но нам нужно взять у него показания.
      – Он нужен мне, чтобы помочь мне найти сестру, – она закрыла дверь, не дожидаясь его ответа.
      – Идем, – взял ее за руку Джоко. Она безропотно кивнула и позволила ему протащить себя мимо насторожившегося констебля Уилки. Вместе они проскочили в двери полицейского участка.
      – Сюда, – окликнул ее Джоко, когда они прыгнули через последние три ступеньки. Мария вскрикнула от внезапной боли, когда ее узкие туфли приземлились на тротуар. Колено словно обожгло, но она сумела сохранить равновесие. Джоко пустился бежать, таща ее за собой. Она оглянулась и увидела, что вслед за ними на улицу выбежал инспектор Ревилл.
      – Эй, вы! Стойте! – махал он им. Высунувшийся из двери констебль Уилки пронзительно засвистел. – Стойте!
      Но Джоко и не думал останавливаться. Его длинные ноги вынесли их на середину улицы. Они увернулись из-под носа полицейской бригады и, набирая скорость, нырнули за тяжелый пивной фургон, громыхающий по мостовой. Несколько ярдов Джоко с Марией пробежали под прикрытием фургона, а затем свернули в боковую улицу.
      Сердце Марии тяжело стучало, дыхание частило. Она услышала, как сзади раздались еще свистки, и дрожь провинности охватила ее, но она и не подумала остановиться. Ведь они спасались, бежали на свободу. Холодный воздух хлестал ее по щекам и обжигал легкие.
      Они мчались по аллее. Кирпичная стена с решетчатыми железными воротами перегородила им путь.
      Джоко отпустил ее руку и выбежал вперед. Прыжок! Его сильные руки ухватились за верхушку забора, он подтянулся и вскарабкался наверх.
      – Джоко, – изумилась Мария. – А как же твоя рука?
      – Будет еще масса времени подумать о ней позже, – выдохнул он и протянул вниз здоровую руку. Его усмешка была слегка искажена болью. – Давай руку, любовь моя.
      – Но я сделаю тебе больно. И, кроме того… – она взглянула на его руку, находившуюся в футе над ее головой. – Я не смогу…
      – От «не смогу» еще никогда не было толку. Мария удивленно покачала головой. Повесив зонтик на запястье, она дотянулась до его руки и обеими руками ухватилась за нее. Словно по волшебству, ее ноги оторвались от земли.
      – О-о-ох.
      Их лица оказались в дюйме друг от друга, затем Джоко стал соскальзывать на другую сторону.
      – Перебрасывай ногу сюда, Рия, девочка моя. У нее не было времени ни думать, ни спорить.
      Она легла животом на стену, перебросила через нее ногу и оказалась на ней верхом.
      – Хорошая девочка, – усмехаясь, Джоко протянул ей руку. – Иди ко мне, любовь моя.
      Поначалу она отрицательно затрясла головой, но затем перебросила через стену другую ногу и стала сползать вниз.
      Джоко схватил ее за руку. Краска с его лица исчезла, по щекам струился пот, но он буквально светился гордостью. – Ты проделала это как заправский взломщик.
      – Рада слышать. Раз уж я втянулась в преступную жизнь, то хочу хотя бы преуспевать в ней.
      Джоко чмокнул ее в повеселевшее лицо.
      – Ох, ты прелесть, Мария. Ты просто прелесть.
      – И ты тоже, Джоко.
      Они понеслись прочь, слыша, как погоня остается далеко позади.
 
      – Мужчине и женщине действительно удалось сбежать из полицейского участка? – капитан Лоуренс подергал себя за усы. – Как такое возможно? Я никогда не слышал о подобном.
      – Да, сэр, – Ревилл предпочел бы, чтобы тот сейчас отпустил его. Он всегда мог схватить Уолтона позже. А что касается Марии Торн… он вздохнул.
      – Можете вы объяснить мне это, инспектор?
      – Да, сэр. Как раз сейчас я обдумывал, что будет лучше предпринять, чтобы разыскать этих двоих. Они не могли уйти далеко. На самом деле они не преступники. По крайней мере, леди.
      Капитан неодобрительно фыркнул.
      – Ничего себе леди! Скандальное дело – бегать от полиции. Это подает дурной пример. Я хочу, чтобы ее поймали и пристыдили покрепче. Против нее можно возбудить дело – сопротивление аресту.
      – На самом деле она не сопротивлялась аресту, – ответил Ревилл. – Она ни в чем не обвиняется. Не было причин арестовывать ее.
      Лицо капитана стало еще суровее.
      – Инспектор, что еще вы можете сказать мне об этом?
      Ревилл замялся. Рассказ о своей причастности к этому делу, о привлечении Джоко, о его тайном расследовании в борделях мог доставить неприятности ему самому. А это дело вот-вот попадет в папку.
      – Ничего, – вытянулся он перед капитаном. Капитан откинулся назад. Его рот зашевелился, словно туда попала какая-то гадость.
      – Вы совершенно в этом уверены?
      – Да, сэр.
      – Мне не нравится, когда люди убегают из полицейского участка. Это дурно сказывается на дисциплине, – он встал, опершись костяшками пальцев на стол. – Я хочу, чтобы вы немедленно написали мне рапорт об этом случае и принятых вами мерах. Я хочу, чтобы их обоих схватили и привели сюда. Если не удастся завести на них дело, это, по крайней мере, заставит их впредь очень уважительно относиться к полицейским властям. Я ясно высказался?
      – Да, сэр.
 
      – А что теперь? – Мария оперлась локтями на стол в самом темном уголке забегаловки.
      – Теперь? – Джоко запрокинул голову и осушил кружку крепкого темного пива. С довольным вздохом он поставил ее на стол и устроил поврежденную руку поудобнее. – Мы закажем еще пива и подождем, пока не услышим, что предпримет Ревилл.
      – А как мы здесь услышим, что происходит в Скотленд-Ярде? – съехидничала Мария.
      – Не сомневайся, любовь моя, услышим, – успокоил ее Джоко. – В Скотленд-Ярде не происходит ничего, чего бы все мы не услышали.
      Мария покачала головой. Ее взгляд обошел прокуренное помещение, где пьяные завсегдатаи играли в азартные игры.
      – Как все это любопытно.
      Взгляд Джоко последовал за ее взглядом.
      – Мы тоже урываем от жизни, разве ты не знаешь? У нас даже бывают хорошие времена, когда нас никто не видит.
      – Я верю тебе, – Мария, не поперхнувшись, сделала несколько глотков из своей кружки. Пиво показалось ей вкусным. Оно взбодрило ее и вернуло присутствие духа, утолив жгучую жажду. – Как ты думаешь, сколько миль мы пробежали?
      В пивную зашла парочка. Девушка смеялась, ее растрепанные, неестественно-рыжие волосы напоминали птичье гнездо. Большая рука мужчины обнимала ее за плечи, он крепко прижимал ее к себе. Они заказали джин на двоих.
      Мария улыбнулась.
      – Я догадывалась, что это за места. Я думала, что они полны злых и развращенных людей. Не помню, как я представляла их, но в любом случае не такими. – Секунду спустя она взглянула на свою испорченную одежду и добавила: – Да и я сейчас не слишком отличаюсь от них.
      Ее волосы вывалились из пучка и свисали из-под шляпки, на пальто не хватало пары пуговиц, которые оторвались, когда она перелезала через стену. Весь подол ее юбки был забрызган грязью. Мария стряхнула с нее комок земли и бросила в опилки, рассыпанные по полу.
      Она снова поднесла к губам кружку с пивом.
      Джоко сдвинул котелок на затылок.
      – Можешь не оставаться здесь, если не хочешь. Ты можешь вернуться к миссис Шайрс.
      – Ни за что.
      Джоко щелкнул пальцами служанке. Затем он уставился в принесенное пиво так, словно никогда его не видел.
      – Знаешь, может быть, они правы, – тихо сказал он.
      Мария подняла руку, чтобы поправить волосы, но остановилась на полпути, увидев грязную ладонь своей перчатки. С гримасой отвращения она стащила перчатки с рук.
      – Ты имеешь в виду, что моя сестра не хочет, чтобы ее искали? Нет, они не правы. – Мария швырнула перчатки на стол. Частички грязи разлетелись во всех направлениях. – Они так говорят себе в оправдание, потому что не могут помочь. Я знаю Мелиссу.
      – Но что, если они правы?
      – Тогда я услышу это из ее собственных уст. Джоко кивнул, вынимая из кошелька монетку и бросая ее на поднос. Мария снова швырнула перчатки, на этот раз уже к ножке стола.
      – Что мы будет делать дальше? – спросила она.
      – Сегодня я ничего не смогу, – вздохнул Джоко.
      Мария мгновенно загорелась заботой.
      – Конечно, тебе нужен покой. Мы вернемся в мою комнату?
      – Ее сторожит Скотленд-Ярд, – ужаснулся он.
      – И твою комнату, наверное, тоже, – догадалась Мария.
      Он кивнул. Мария прижала ладони к вискам.
      – Я все еще не верю, что это случилось. Мы же ничего не сделали. Мы только хотели найти мою сестру и исправить ужасную несправедливость.
      Джоко взял ее за запястье и отвел ее руку от лица. Его глаза были синими, как сапфиры, и блестели от волнения.
      – Мы сбежали от полиции, Рия. Они кричали, чтобы мы остановились, а мы этого не сделали. Это противозаконно. Ты этого не знала, но я знал. Теперь ты видишь – я дурной малый. У Ревилла осталось мое признание. Он может воспользоваться им, когда захочет. Я не думаю, что он так поступит, но он может. Теперь он будет доставать и тебя тоже.
      – Значит, теперь я – беглая, – нижняя губа Марии задрожала.
      Джоко пожал плечами, затем усмехнулся:
      – И дурная девчонка. Герцогиня любит таких. Она нас спрячет.
      – Не добавим ли мы ей своих забот? Ты, кажется, говорил…
      Джоко выглядел очень серьезно.
      – Вполне возможно, но я думаю, что Ревилл гоняется за тем же, за чем и мы. Он так прицепился к нам, потому что понял, что мы подошли близко. Я думаю, что твоя сестра в «Лордс Дрим», – он устало вздохнул. – Но сегодня нам нужно место, чтобы отдохнуть и придумать план. Герцогиня придумывает великолепные планы. Она такая – ловкая как кнут.
      Мария ощутила приступ ревности. Красивая, аристократичная Герцогиня была еще и ловкой как кнут. Проклятье, проклятье, проклятье! Стараясь ничем не выдать охвативших ее чувств, она сладко улыбнулась:
      – Послушать тебя, так все выглядит очень просто.
      Джоко завозился на стуле, пытаясь найти удобное положение своим поврежденным ребрам.
      – Бесполезно все усложнять. Когда мы освободим твою сестру, то пойдем и сдадимся им. Ревилл накричит на тебя, а меня, может быть, посадит ненадолго, но ты уйдешь оттуда свободно.
      Его слова заставили Марию похолодеть. Ей не следовало ни на мгновение упускать из вида, что этот человек рисковал для нее жизнью, а теперь рискует свободой. Обеими руками она сжала его руку:
      – Он ни за что тебя не посадит, если у меня найдется, что сказать обо всем этом. А если он не захочет поверить мне, я пойду в газеты и расскажу там, какой ты замечательный.
      – Рия, – Джоко встряхнул головой и усмехнулся, – а ты кое-чего стоишь.
      – Я приму это к сведению.
      Бармен принес еще пива. Джоко бросил еще одну монетку на поднос. Когда он ушел, Джоко поднял кружку:
      – Удачи тебе.
      Мария стукнула об нее своей кружкой.
      – И неудачи тем, кого мы выслеживаем. А что касается тебя, Джоко Уолтон, то ты – вся удача, которая мне нужна.

      – По-моему, нам нужно снова начать с «Лордс Дрим».
      – А по-моему, нам вообще не нужно начинать, – отозвался Джоко с матраца на полу.
      Мария, сидевшая на бочонке, взглянула на него.
      – Пожалуйста, не говори мне этого. Это наше общее дело, и даже скорее мое, чем твое. Ведь это моя сестра.
      – В «Лордс Дрим» сейчас очень опасно, – предостерегла ее Герцогиня.
      – Там моя сестра. Я чувствую это. Солнечный свет просачивался сквозь окна на крыше склада. Одна из старших девочек, уходя, подложила под рамы щепки, чтобы окна оставались открытыми. Мария с Герцогиней сидели у стола, Джоко, повернувшись набок, лежал на матраце, который принесли ему дети. Он все время ворочался, пытаясь улечься поудобнее. Движения вызывали гримасу боли на его лице.
      – Ты не должна упрямиться, Мария, – продолжала Герцогиня. – Ты не можешь быть уверена, что твоя сестра там. Джоко, разумеется, говорил тебе, что Джек Ронси выполняет работу для полудюжины заведений и, кроме этого, побочно работает и на себя. Он считает себя бизнесменом с кучей выгодных предприятий.
      – Которые называются девочками, – Джоко попытался отгрызть кусочек от горбушки черствого хлеба. Когда его челюсть заныла слишком сильно, он со вздохом отказался от этого намерения, угрюмо уставившись на черный сухарь.
      – Но Джек Ронси не бил Джоко. Его избили полисмены, и жестоко. За что? И почему в этой аллее? Это потому, что мы оказались слишком близко. Моя сестра должна быть именно в этом доме.
      – Они могли следовать за вами откуда-то еще. На вас мог пожаловаться кто-нибудь из тех мест, где вы уже побывали. Или, может быть, им не понравился вид Джоко. Легавые могут сделать это по самым разным причинам, – мягко объяснила ей Герцогиня.
      Но Марию было нелегко разубедить. Она встала с бочонка и заходила по помещению.
      – Я уверена, что моя сестра там. Если бы я только могла ненадолго попасть внутрь и взглянуть на нее…
      – Никто не выходит из «Лордс Дрим» иначе, чем через переднюю дверь, – сказала ей напрямик Герцогиня.
      – Никто?
      – Совершенно никто.
      – Как это возможно?
      – Все задние и боковые двери там забиты гвоздями и занавешены шторами.
      – Но как же поставки из кухни? Еда? Напитки? – не поверила Мария.
      – Все оттуда передается через специальные окошки.
      – Но зачем?
      Герцогиня с жалостью взглянула на Марию:
      – Подумай сама. Я уверена, что ты найдешь не одну причину.
      Наступило молчание. На лице Марии отразилось возрастающее понимание и отчаяние. В это время Панси опустила лестницу и спрыгнула на стол:
      – У меня лучше получится пробраться туда. Я маленькая. Я могу пролезть в самую маленькую щелку.
      – Ха! Не успеешь ты сделать и двух шагов, как тебя поймают. – Бет свесила ноги с края спального помоста и пихнула ее ногой.
      – Не поймают.
      – Поймают. Ты глупая как сосунок. И болтушка. Когда Панси полезла наверх драться, Герцогиня поймала ее за край не по размеру большой одежки.
      – Панси, послушай меня.
      – Я хочу сходить туда, – заупрямилась Панси.
      – Да, дорогая, я знаю, что ты хочешь. – Герцогиня взяла ее чумазое личико в ладони и заглянула ей в глаза. – Я знаю это, моя сладкая, но что ты будешь делать, когда заберешься внутрь?
      – Я найду ее сестру.
      – Но ты же не знаешь, как она выглядит.
      – Ох! – раскрылись глазенки.
      – Ты маленькая и сможешь залезть внутрь, – сказала ей Герцогиня. – Но ты не сумеешь сделать там ничего хорошего. Ты это понимаешь?
      Панси задумалась над вопросом.
      – Да, – кивнула она наконец.
      Она снова взобралась на лестницу и показала язык Бет.
      – Дура ты шестилетняя, – ругнулась та.
      – Но очень храбрая шестилетняя, – высказалась Мария. – Спасибо тебе, Панси, за предложение.
      – Мне очень приятно, – донесся ответ. Несмотря на озабоченность, Мария обменялась улыбкой с Герцогиней.
      – Нам нужно что-то делать. Моя сестра похожа на меня, но гораздо красивее. У нее голубые глаза и длинные белокурые волосы, – она снова заходила по складу. – Ревилл взял у меня ее последнюю фотографию. Он собирался вернуть ее, но у меня не было времени ее забрать. А теперь я… не могу… забрать ее.
      Ее голос сорвался. Вдруг ее колени подкосились и она опустилась на пол, спрятав лицо в ладони.
      – Рия! – Джоко подскочил на матраце. Мария слабо махнула ему рукой. Другой рукой она закрывала лицо, сидя на полу и повесив голову.
      – Все в порядке, – Герцогиня тоже махнула ему, чтобы он не вставал. – Просто для нее этого слишком много, так ведь?
      Мария кивнула.
      – Ты плачешь?
      Мария покачала головой из стороны в сторону.
      Смутно, из глубины своего несчастья, она наконец заметила, что вокруг нее воцарилось молчание. Притихли даже Бет и Панси. Ей стало стыдно за свою слабость. Такое отсутствие самообладания могло повредить и ей, и ее сестре.
      Она должна быть сильной. Она должна выпрямиться и подобающим образом сесть на бочонок, положив руки на колени. Мария попыталась заставить себя сделать это, но тело отказалось повиноваться ей.
      – Дать тебе что-нибудь выпить? – откуда-то издали донесся спокойный голос Герцогини.
      Мария снова попыталась поднять голову. Сверхусилием она разогнула спину и встала на колени.
      – Через минуту я буду в порядке, – ее голос еще дрожал, когда она говорила это.
      – Я предлагаю на остаток вечера забыть об этом, – посоветовала Герцогиня. – Вы оба обессилены, вам нужно выспаться. Ты, Джоко, выглядишь так, будто провел двадцать раундов с Джоном Сулливаном.
      Он уже снова улегся на матрац.
      – Может, и тридцать.
      Мария встала на ноги и присела на бочонок.
      – Я не могу спать, – прошептала она. – Я снова и снова представляю Мелиссу в руках таких же людей, какие избили Джоко. Меня просто мутит от этого.
      Герцогиня налила всем по унции джина. Одну чашку она подала Джоко, который с легким кивком принял ее. Другую она подвинула через стол Марии:
      – Выпей это не спеша.
      Мария взглянула на джин, собираясь отказаться, но Герцогиня взяла ее за руку и вложила чашку ей в пальцы.
      – Выпей это, а затем все мы славно уснем.
      – Единственные посторонние, кто входит в «Лордс Дрим» – это новые девочки и разгоряченные мужчины с деньгами.
      Герцогиня раздала ломти теплого свежего хлеба, украденного со стойки булочной несколько минут назад.
      – Может быть, мне притвориться одной из этих девушек? – высказала предложение Мария. – Тогда я смогу войти туда и встретиться со всеми другими девушками.
      И Джоко, и Герцогиня с жалостью взглянули на нее.
      – Это идея, – настаивала она.
      – Не слишком блестящая, – заметила Герцогиня.
      – Наконец…
      Джоко потянулся с матраца и взял ее за руку.
      – Рассуждая о том, что ты войдешь туда – чего не получится хотя бы потому, что ты слишком стара для этого – ты подумала, как оттуда выйдешь?
      Мария вспыхнула от откровенного заявления Джоко, но продолжала настаивать на своем плане.
      – Мне не потребуется выходить оттуда. Я подожду там и буду защищать Мелиссу, пока вы не приведете за мной полицию.
      – Нам никогда не уговорить их прийти, – разумно отметила Герцогиня. – Если же они все-таки согласятся пойти, леди Гермиона скажет им, что ты вошла туда добровольно. После этого они уйдут, а ты останешься там навсегда.
      Снова наступило молчание. Наконец Мария предложила:
      – Я могу переодеться мужчиной и войти туда.
      – Слишком маленький рост, – покачал головой Джоко. – Слишком высокий голос. И слишком много приятных округлостей.
      Мария снова вспыхнула.
      – Не нужно бросаться в крайности, – посоветовала Герцогиня.
      – Но если моя сестра там, мы должны как-то вытащить ее оттуда.
      – А что, если она не там? Мария растерялась.
      – Но, нарядившись мужчиной, я смогу взглянуть на всех девушек. Если я не увижу ее, то скажу, что ни одна из девушек мне не понравилась, и уйду.
      – Объясни ей, Джоко, – покачала головой Герцогиня.
      Джоко устало простонал:
      – Они дадут тебе в зубы и отберут у тебя все деньги. Раз ты туда вошла, ты обязана кого-то выбрать.
      – Мелисса…
      – Она может в это время оказаться с другим клиентом. Ее может не оказаться в борделе. Если в тот вечер, когда избили Джоко, она была там, то теперь ее могут послать в другое место.
      Мария почувствовала, что вот-вот заплачет.
      – Я пойду туда, – заявила она. – Мне все равно, что вы говорите. Моя сестра…
      Дверь со скрипом отворилась. Одна из старших девочек затопала по ступенькам. Она была высокой и коротко подстриженной, лицом напоминавшая мальчишку. Одеждой ей служили мужские лохмотья, скрывающие все остальное.
      – Что ты слышала, Алиса?
      – Мужчина, который назвался святым Питером, разыскивает Джоко.
      – «Святой» Питер! – вскинула голову Мария. – Наверное, меня хочет видеть миссис Шайрс, – она взволнованно вскочила с бочонка. – Идем к ней.
      – Не сейчас, – поймала ее за руку Герцогиня.
      – Почему не сейчас?
      Герцогиня встала и увела Марию от стола. В дальнем углу она повернула ее к себе и взяла за плечи:
      – Выслушай меня и выслушай внимательно. Тебе пора начать задумываться о том, что ты можешь натворить.
      – Моя сестра…
      – А как насчет твоего дружка?
      Сначала Мария не поняла ее. Она насторожилась.
      – Как насчет Джоко? – голос Герцогини был тихим и напряженным. – Его же избили.
      В первый раз Мария критически взглянула на фигуру, лежащую на матраце. Джоко лежал совершенно неподвижно, скорчившись вокруг больной руки, здоровая была подложена под голову вместо подушки.
      – Он в неподходящей форме, чтобы связываться с Джеком Ронси и другим штатом «Лордс Дрим». Но он сделает это, если ты его туда потащишь.
      – Я не буду заставлять его…
      – Да, ты не будешь заставлять его, но он это сделает. Он защищал тебя, водил тебя везде, даже пошел с тобой к Ревиллу. Дай ты ему наконец отдохнуть.
      – Я не подумала, – на глаза Марии снова стали навертываться слезы.
      Герцогиня отпустила ее плечи.
      – Тебе и самой нужно отдохнуть. Почему бы тебе не улечься рядом с Джоко? Я уведу Панси и Бетти на улицу, чтобы они не мешали вам. Там мы узнаем все, что можно выяснить. Мы можем даже поговорить с этим святым Питером. Почему вы его так называете? – Пока Мария собиралась ответить, она махнула на нее рукой: – Неважно, я спрошу его об этом сама.
 
      На следующий день, в два часа дня, «святой» Питер открыл перед ними дверь дома миссис Шайрс. Мария вошла первой, Герцогиня, чьи лохмотья были прикрыты длинной накидкой Марии, с холодной самоуверенностью последовала за ней. Взволнованный Джоко вошел последним.
      – Дорогие мои, как я рада, что вы наконец здесь, – миссис Шайрс немедленно приказала подать чай. – Вы и представить себе не можете, как я беспокоилась. Я послала за вами Питера, как только выяснилось, что его ранения не опасны. Боже, как этот человек вынослив!
      – Благодарю вас, мэм, – расцвел дворецкий.
      – Я убедила Дадли, что будет неправильно увозить меня в провинцию. Это было нетрудно, – пояснила она с сияющей улыбкой. – Он ненавидит эту провинцию.
      – Он одобрит, что мы пришли сюда? – спросила Мария.
      Эйвори фыркнула.
      – Он с десяти лет не одобряет все, что я делаю. Какое значение может иметь еще один поступок?
      – Нам не хотелось бы навязываться вам, – возразила Мария.
      – Вы и не навязываетесь, – старая женщина с негодованием опровергла ее слова. – Я даже и рассказывать вам не хочу, в какой я была ярости, когда Дадли вытащил меня из кабинета инспектора Ревилла. Его поведение было недопустимым, так я ему и сказала. Я, кажется, никогда еще не была так возмущена.
      – Мне очень жаль, – смущенно извинилась Мария. – Это все из-за меня.
      – Какая нелепость, – Эйвори отмела ее заявление взмахом своего кружевного платка. – Это мне на пользу. Это так волнующе – снова сражаться на передовой. Боюсь, мои преклонные годы расслабили меня.
      – Если бы не я, вы не оказались бы в полицейском участке.
      – Я и прежде сталкивалась с полицией, – напомнила ей Эйвори. – Не забудь, я ходила на демонстрации и несла там плакаты. Нет, Дадли не подорвать моего духа, как и его отцу. Тот был консервативным бизнесменом. Я была наказанием для Седрика, а теперь мой сын получил в наследство меня и мои бунтарские наклонности, – она засмеялась.
      Джоко настороженно сидел в кресле, обитом бордовой парчой. Его глаза тревожно бегали из стороны в сторону, с кашмирской шали, покрывающей фортепиано, на стаффордширские орнаменты и дюжину фотографий в серебряных рамках, расставленных на боковом столике. По сравнению с его жилищем или даже комнаткой Марии это место выглядело очень впечатляющим.
      Более того, вид всех этих вещей заставлял его чувствовать себя неудобно. А вдруг какая-нибудь из них потеряется после его ухода? Несомненно, он закончит свои дни в Дартмуре.
      Герцогиня удостоила комнату более чем беглым взглядом, ее красивое лицо выглядело скептическим. Возможно, миссис Шайрс была серьезно настроена помочь им. Но, вероятнее всего, что она, как и большинство благотворительниц ее сословия, удовлетворится этой встречей, чтобы затем рассказывать о ней, производя впечатление на приятельниц.
      На лице Марии отражалась смесь вины и надежды. Она была убеждена, что они очень близки к спасению Мелиссы. Тем не менее, она не могла забыть, как жалко вздрагивали губы миссис Шайрс, когда она окликнула ее в полицейском участке. Она не забыла и холодную как лед, даже сквозь перчатку, руку своей нанимательницы, когда та ухватилась за ее руку. А когда «святой» Питер с тяжело нагруженным серебряным подносом вновь появился в комнате, белый бинт отчетливо виднелся на его голове.
      Берясь за чайник, леди Эйвори заговорщически подмигнула своим гостям:
      – Ну-ну, расскажите-ка мне, что вы собираетесь делать и чем я могу помочь вам.
      Герцогиня и Джоко переглянулись. Герцогиня подняла свои совершенные, изогнутые дугами брови, вор слегка пожал плечами и прокашлялся:
      – Мы договорились, что кому-нибудь из нас нужно пробраться в «Лордс Дрим» и найти там сестру Рии. Логично было бы, чтобы это сделал я, но… – он развел руками, указав на свою одежду. Она, безусловно, видала лучшие деньки. Кроме того, дешевый костюмчик Джоко пострадал от неаккуратного обращения с ним в последние двое суток. – В таком виде я не гожусь, – продолжал он, – но, приодевшись, я бы лучше справился с этим. Мария говорит, что вам не будет затруднительно одолжить мне пальто или шляпу, – он завлекательно улыбнулся, придавая лицу то ясное, открытое выражение, с каким в детские годы срезал кошельки у богатеев.
      – Может быть, нам лучше занять пальто и жилет у Питера… – прервала его Мария.
      Миссис Шайрс нацепила очки на нос и наметанным взглядом окинула стройную фигуру Джоко.
      – Питер гораздо крупнее вас, молодой человек. Мне кажется, его одежда не подойдет вам, – она склонила голову набок и улыбнулась. – Неужели вы действительно жулик?
      Краска выступила на щеках Джоко. Его улыбка дрогнула, голубые глаза опустились вниз.
      – Ох, только не примите это за критику. В свое время я знавала кое-кого из жуликов, – из ее груди вырвался вздох. – К несчастью, я не вышла замуж ни за одного из них.
      Джоко бросил на Марию смущенный взгляд, та покачала головой. Герцогиня просто улыбнулась.
      – Я буду счастлива помочь вам, – миссис Шайрс подошла к столу. – Пейте чай, мои дорогие. Нам потребуется немало посуетиться перед вашим сегодняшним появлением в «Лордс Дрим».
 
      – Отец, я требую объяснений, – Джордж Монтегю стоял перед отцом, негодующе поджав губы.
      Лорд Монтегю не сводил глаз с огня в камине. Злость, чувство вины, досада боролись внутри него. В настоящее время чувство вины побеждало. Он пролежал в постели как можно дольше, притворяясь, что ушиб, полученный в «Лордс Дрим», оказался серьезнее, чем предполагали вначале. Его камердинер не впускал к нему сына, а еду ему приносили в постель.
      – Отец!
      Теренс страдальчески вздохнул.
      – Не приставай ко мне, – сварливо потребовал он. – У меня все еще синяк на челюсти. Два моих зуба, определенно, пропали. Ты для меня просто наказание, Джордж.
      – Отец, что гувернантка моих сестер делает в этом заведении?
      Лорд Монтегю скрестил ноги и вжался глубже в кресло.
      – Я полагаю, что она там делает то, чем ей давно хотелось заниматься. Моя жена, твоя мачеха, была вынуждена уволить ее.
      – За что?
      – За неподобающее поведение, – огрызнулся лорд Монтегю. – И очевидно, что заслуженно. Ты же видишь, как она кончила? Мне осталось только надеяться, что на твоих дорогих сестер не повлияли пагубно ее аморальные…
      – Отец, она не хотела оставаться там, – напомнил ему Джордж.
      Лорд Монтегю встряхнул головой.
      – Она умоляла тебя помочь, она пыталась сбежать оттуда.
      – Ну, она, без сомнения, поняла, что эта работа оказалась не совсем такой, как она ожидала, – слабо улыбнулся Монтегю. – Видишь ли, леди Гермиона прекрасно ведет заведение.
      – Она ведет бордель, – решительно возразил ему сын. – Она заполняет его ужасными, мерзкими женщинами, гадкими, невежественными и, без сомнения, с дурными болезнями.
      – Джордж! Давай не будем говорить об этом.
      – Значит, у тебя нет намерений что-то сделать для этой бедной девушки?
      Лорд Монтегю съежился в кресле.
      – Это меня не касается. Она мне – никто. И тебе тоже.
      – Отец, я вернусь в «Лордс Дрим» и выясню, что можно сделать для этой бедняжки.
      В страхе от того, что Джордж может раскрыть его тайну, лорд Монтегю вскочил на ноги:
      – Ты этого не сделаешь! Я категорически запрещаю тебе это!
      – Как ее зовут? – стал допытываться Джордж.
      – Я не помню. Не можешь же ты вернуться туда и потребовать эту девушку.
      – Несомненно, могу, – улыбнулся Джордж. – В конце концов, а что там делают другие мужчины?
      С этими словами он повернулся и пошел к двери.
      – Джордж! Я настоятельно требую, чтобы ноги твоей больше не было в этом заведении!
      Но дверь уже захлопнулась за сыном и наследником Монтегю.
 
      – Пожертвование, леди Гермиона, за слово молитвы о вашей душе и за слово предостережения.
      – Динсмор, ты проповедник не больше, чем я. Почему я должна давать тебе пенни на твои делишки?
      Выражение лица Динсмора осталось елейным.
      – Потому что у меня есть свои источники, дорогая моя.
      – Сообщения с небес, – насмешливо сказала Гермиона.
      – Аминь, – ответил он в тон ей. – Например, в данном случае, одна маленькая, очень маленькая птичка сообщила мне, что у вашего недавнего приобретения есть сестра, которая уже дважды обращалась в полицию.
      – Она этим мало чего добьется.
      – Дураки рвутся туда, куда опасаются заглядывать и ангелы.
      – Объяснитесь.
      Священник протянул ей бледную ладонь. Леди Гермиона открыла письменный стол и достала оттуда коробочку. Повернув ее так, чтобы Динсмор не мог заглянуть внутрь, она вытащила оттуда фунтовую банкноту и вложила ему в ладонь. Тот не шевельнулся.
      – Рвач! – она добавила еще четыре.
      – Имя лорда Теренса Монтегю не однажды упоминалось в рапортах Ревилла. Инспектор не дурак. Слово предостережения может сослужить вам хорошую службу, леди Гермиона. Хорошо бы вам передать его достойному барону.
 
      – Это не подойдет, – вяло запротестовал Джоко.
      – Конечно, подойдет, мой дорогой мальчик, – ответила Эйвори, похлопав его по плечу.
      – О Боже, не могу же я…
      – По-моему, это пальто будет смотреться на нем великолепно, – продавец отдела мужской одежды в «Хародсе» подал ему прекрасное пальто из черной шерсти.
      Джоко в страхе попятился от него, оказавшись вплотную у примерочного зеркала в полный человеческий рост.
      – Замечательно, – Эйвори подтвердила свое согласие кивком.
      – В самом деле, мадам, это пальто новейшего стиля, сшитое по лучшим выкройкам. Обратите внимание на примечательную особенность – шалевый воротник.
      – Оно стоит чертову уйму денег, – снова запротестовал Джоко.
      – Чепуха, – заявила Эйвори. – Если вы хотите хорошо выглядеть, молодой человек, вы должны быть соответственно одеты.
      Джоко поднял руку и поскреб голову. Она шла кругом – не от наполовину заживших ранений, а от взбудораженных нервов. Ему было не по себе в лучшем универмаге Лондона. Он боялся, что никогда не расплатится за все это.
      – Просуньте, пожалуйста, руки в рукава, – обратился к нему продавец, заходя со спины и подавая ему пальто.
      – У меня повреждена рука, – сказал Джоко.
      – Которая?
      – Э-ээ… левая.
      – Тогда мы наденем рукав сначала на нее. Никакие придуманные им отговорки не могли их остановить. Продавец мужской одежды решительно облачил его в новомодное пальто черной шерсти и прекрасные кожаные мужские туфли. Когда он тщательно водрузил на светлые кудри Джоко шелковый черный цилиндр, молодой человек жалобно простонал:
      – Нет!..
      Но Эйвори Шайрс зааплодировала:
      – Великолепно. Выбросите это старье.
      – Да, мэм.
      Она подставила Джоко локоть:
      – Теперь, – сказала она, – ты выглядишь настоящим модным джентльменом. В таком виде тебя с восторгом примут везде – в самых лучших домах, в парламенте, даже на приеме у королевы – и, как это ни печально, в «Лордс Дрим».
      – Я выгляжу полным идиотом, – подытожил ее подопечный.
 
      Мария не глядя поставила чашку на блюдце.
      – Ненавижу ожидание, – сказала она.
      Герцогиня, чьи лохмотья были прикрыты длинной накидкой Марии, улыбнулась своей обычной холодной улыбкой.
      – Бывают вещи и похуже.
      Мария пыталась скрыть свое разочарование и досаду. К тому же у нее болела голова и ее слегка подташнивало. Миссис Шайрс повела Джоко в «Хародс», а они сидели у окна в небольшом кафе при магазине, пили чай и глядели на транспорт, проезжающий по Бромптом Роуд.
      Пока Мария сидела здесь, время для нее неслось быстрее, чем люди на улицах, спешащие по своим делам, быстрее, чем лошади, которые мелкой рысцой тянули за собой грохочущие экипажи и фургоны. Мелисса все глубже и глубже увязала в ужасной яме, которая оставит след на ее будущем.
      Она встретилась взглядом с Герцогиней:
      – Не знаю, что может быть хуже ожидания.
      – Быть там, – с горькой иронией ответила Герцогиня, – если бы это случилось с тобой.
      Лицо Марии исказилось. Она прижала к губам салфетку, затем опустила руки на колени и потупила взгляд. Казалось, она чувствовала покалывание нервов под кожей. Ей хотелось закричать, побежать к «Лордс Дрим» и что есть силы застучать в его двери.
      – Может быть, твоя сестра и не в «Лордс Дрим», – мягко напомнила ей Герцогиня. Эти слова холодом отдались в голове Марии.
      Вдруг Герцогиня улыбнулась, и выражение ее лица полностью изменилось. Снова Марию поразила ее красота.
      – Я не читаю мыслей, но понимаю, что ты чувствуешь, – сказала Герцогиня.
      – У тебя есть сестра?
      – Множество, – Герцогиня отхлебнула чая, поморщилась и поставила чашку. Ее рот поджался. – Иногда мне кажется, что у меня их тысячи. Хотя знаю наверняка, что их не меньше нескольких сотен.
      – Таких, как Панси?
      – И как твоя сестра. Я мало чем могу помочь им. Я совершенно одна. Кроме того, я знаю, что если начну делать слишком много, то Джек Ронси пошлет кого-нибудь, чтобы меня убрали, – она больше не смотрела на Марию. Ее отсутствующий взгляд был устремлен в окно на дорогу, набитую транспортом и пешеходами.
      Атласная кожа Герцогини скульптурно обтянула скулы. Мария чувствовала себя дурнушкой рядом с ней. Даже Мелисса, юная и свежая как весна, не могла сравниться с этой врожденной элегантностью. Марию распирало любопытство, но хорошие манеры не позволяли ей задавать щекотливые вопросы. Вместо этого она сказала:
      – Значит, ты заботишься о нескольких. Как это мило с твоей стороны.
      – Может быть, да. Может быть, нет. Озадаченная ее загадочным ответом, Мария постаралась поточнее задать следующий вопрос:
      – Вы с Джоко давно знакомы?
      – Отчасти.
      И снова Герцогиня ответила недомолвкой. Мария расправила салфетку на коленях.
      – Он – хороший человек. Герцогиня наклонила голову набок:
      – Нет, он не хороший человек, в том смысле, какой ты имеешь в виду. Не называй его хорошим. Он – один из лучших воров. Но хороший? Нет. Только не Джоко Уолтон.
      Щеки Марии залил румянец. Она поднесла чашку к губам, пытаясь за ее ободком скрыть свое замешательство.
      – Ты говоришь, что он – вор, он говорит, что он – вор, но я не верю этому. Вы оба, конечно, преувеличиваете.
      – О нет, – Герцогиня улыбнулась по-кошачьи, без тени веселья. – Он был вором с детства. Это его профессия, которой его научил отчим. Он с матерью тогда умирал с голода.
      – Джоко рассказывал мне о мистере Мак-Нагтене, – сообщила Мария. Она заметила, что улыбка Герцогини стала натянутой. – Он был очень честен со мной. Я сказала ему, что ему больше не следует заниматься этим, – Мария выпрямилась на стуле. – Я была хорошей переписчицей, а теперь я машинистка. Он молодой, он еще может измениться.
      – По жизненному опыту он старше тебя, – усмехнулась Герцогиня. – По сравнению с ним ты еще девчонка.
      – И все-таки я утверждаю, что он может измениться. Он может стать кем угодно.
      – Неужели? – в голосе Герцогини прозвучала горечь, а лицо приобрело холодное выражение. – А зачем ему этого хотеть?
      – Потому что… – запинаясь, выговорила Мария, – этого же все хотят… это… это…
      – Нет, – наклонилась к ней Герцогиня. – Не говори о вещах, в которых ты ничего не понимаешь. Джоко Уолтон выучился правильной речи для того, чтобы свободно обращаться с людьми, имеющими ценные вещи, которые можно украсть.
      – Но почему бы ему не получить честную работу?
      Вдруг Герцогиня потеряла терпение. Сжав руки в кулаки, она перегнулась через стол.
      – Честная работа существует только для людей, у которых подходящее происхождение, или для тех, у которых не хватает ума ни на что другое, кроме как гнуть спину.
      Глаза Марии расширились:
      – Это не так. Бывает всякая работа…
      – Послушай меня, – прошипела ее мучительница. – Отчим Джоко научил его воровать, потому что больше ничему не мог научить. Мак-Нагтен был в своем деле одним из лучших. Он увидел возможности Джоко. Когда Джоко был еще голубоглазым, кудрявым ребенком, он уже был лучшим уличным карманником. Богатые шишки давали ему на чай за то, что он присматривал за их лошадьми, а он срезал у них кошельки, когда помогал им у экипажей. Он хорошо зарабатывал на жизнь, а Мак-Нагтен брал у него проценты с добычи. Когда он вырос, джентльмены перестали ему позволять вертеться около них, поэтому он начал взламывать дома, пока Ревилл не поймал его.
      – Это отвратительно, – Мария не сказала, что наиболее отвратительным ей показалось то, что Мак-Нагтен использовал Джоко. И Ревилл тоже использовал Джоко. А теперь и она сама использовала Джоко. Когда она поняла это, ей стало тошно.
      Герцогиня пожала плечами:
      – Для тебя – возможно. Но он благодаря этому выжил. Он с Мак-Нагтеном заботился о своей матери до самого ее смертного часа.
      – Джоко с таким обожанием отзывался о нем, хотя тот его использовал, – вздохнула Мария. – Но ведь его мать могла бы, наверное, и не оставаться с этим злодеем. Есть и другие возможности, я все время читала о них в письмах миссис Шайрс. Общества социальной помощи, например. А как же ее церковь?
      Герцогиня пренебрежительно фыркнула.
      – Бродяги в Сохо не допускаются в церковь. Разве что в миссию. Но они все равно будут там голодать и замерзать от холода, пока эти ханжи-проповедники трезвонят в колокола к заутрене, обедне и вечерне. На улицах они, по крайней мере, могут сыскать теплый ночлег, горячую пищу и кружку пива.
      – Я даже не знаю, что сказать.
      – Не говори ничего. Просто слушай. И не смотри больше на нас сверху вниз, не жалей нас. Не считай себя лучше нас. – Глаза Герцогини вспыхнули ярко и светло, словно холодная сталь. Она вздернула подбородок, ожидая, осмелится ли Мария возразить ей.
      – Я никогда не посмотрела бы сверху вниз на Джоко или на тебя, – сбивчиво пробормотала Мария.
      – Вижу, что не стала бы. Мы самым лучшим образом делаем то, что умеем. У Джоко нет даже школьного образования. Он с трудом читает и пишет. Он не сможет печатать на машинке или быть банковским клерком. Знаешь, чем он еще может заниматься?
      Мария тупо покачала головой.
      – Он может ломать спину, работая портовым грузчиком в доках, или чистить конюшни и выносить помои в каком-нибудь богатом доме. Вот и вся работа, какую он может найти без рекомендации.
      Несколько секунд две женщины пристально смотрели друг на дружку. Герцогиня тяжело дышала. Но через несколько мгновений краска с ее лица сошла и она отвела глаза. Ее гнев улетучился. Мария лихорадочно размышляла, отыскивая хоть какие-нибудь подходящие слова.
      Герцогиня сглотнула. То, что она сказала после этого, было для Марии совершенно неожиданным.
      – Ты – наверное, самое худшее из того, что могло случиться с Джоко Уолтоном.
      – Из-за Джека Ронси?
      – Нет.
      – Тогда я не понимаю.
      – Ты подорвешь его дух, и сила оставит его. Ты заставишь его стыдиться себя. Он попытается измениться, чтобы порадовать тебя, и это разобьет его сердце.
      – Я хочу, чтобы он изменился, – признала Мария. – Ему нужно избавиться от вины, чтобы свободно заниматься тем, чем он хочет сам, вместо того, что его заставляют делать другие. Но я не принуждаю его меняться.
      – Нужно быть храбрым добротворцем, чтобы позволить вору красть, – неприятно рассмеялась Герцогиня. – Не могу дождаться, чтобы посмотреть, как ты себя поведешь, когда вернешь свою сестру. Скорее всего, каждую ночь ее насиловали десять или двенадцать мужчин. Через пару месяцев ты, возможно, обнаружишь, что она беременна.
      Будущее выглядело невообразимо унылым. Мария любила дух Джоко, его отвагу, его сильное тело, светлую улыбку. Но как она могла любить его профессию? А что, если Мелисса сошла с ума? Что, если она заболела? Что, если…
      Ее мысли, наверное, отразились на ее лице. Герцогиня села на место, ее губы изогнулись в усмешке:
      – Вот видишь…
      – Вижу, но я не могу оставить их обоих на произвол судьбы.
      Герцогиня отодвинула от себя чашку и блюдце.
      – Я не пью чай, на мой вкус он слишком слаб. Мой напиток – кофе. Крепкий черный кофе, без сахара.
      Мария сделала знак официанту.
 
      – Ну и как вам он, мои дорогие? – миссис Эйвори Шайрс подтащила к их столику скованного, слегка порозовевшего молодого джентльмена.
      Глаза обеих женщин широко раскрылись. Первой подала голос Герцогиня:
      – Ну, Джоко Уолтон, ты выглядишь просто потрясающе. Настоящий светский франт.
      – Отстань, Герцогиня, – пробормотал он.
      – Разве он выглядит не чудесно? – продолжала Эйвори, обращаясь к Марии. – Все тот же жульнический огонек в глазах, но совершенно, совершенно восхитителен.
      Все они заулыбались, глядя на Джоко. Исчезли и приметный костюмчик, и пальто от Гаррика. На нем теперь был прекрасный темно-серый костюм-тройка, а поверх него – черное облегающее модное пальто. В руке Джоко держал черный шелковый цилиндр.
      Официанты поспешили подставить миссис Эйвори стул, чтобы усадить ее подобающим образом. Перед тем, как позволить Джоко сесть, они взяли у него пальто и шляпу, приговаривая при этом что-то лестное.
      Джоко, совершенно потерянный, краснел и смущался:
      – Я выгляжу полным дураком, – ворчал он, пока официант хлопотал вокруг него.
      – Нет, ты выглядишь очень красивым, – заявила Мария.
      – Да, он такой, – согласилась с ней Эйвори. – Не помню, когда еще я видела костюм на такой прекрасной фигуре. Какие широкие плечи, молодой человек, а рост!
      Уши Джоко запылали пламенем. Он засунул палец за высокий, жесткий воротничок новой рубашки:
      – Я, наверное, задохнусь до смерти.
      – Ты такой красавчик, что тебя похоронят не раньше, чем через неделю, – поддразнила его Герцогиня. – Тебя выставят в приемной, чтобы все девочки могли приходить и оплакивать тебя.
      – Заткнись, Герцогиня.
      Даже с шишкой на челюсти и с синяком на виске, прикрытым тщательно зачесанными волосами, Джоко был красив. На взгляд Марии, он был красивее всех мужчин, которых она когда-либо видела. Его чудесные белокурые волосы были расчесаны на пробор и спускались по обе стороны высокого лба, уложенные с небольшим количеством макассарового масла. Он был свежевыбрит и от него чудесно пахло лосьоном для волос.
      Мария почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма.
      – Ты такой красивый, Джоко.
      Он взглянул на нее. На секунду его лицо стало открытым и беззащитным.
      Этот взгляд был как удар. Он любит меня, – подумала она. Господи, помоги нам обоим. Он любит меня.

      Пока они пили кофе и ели булочки со взбитым кремом, Мария не отводила глаз от Джоко. Он был просто великолепен. Не только потому, что ему очень шел новый костюм, но и из-за свежевыбритого лица и подстриженных волос, полностью изменивших его внешность.
      Увидев, как он поморщился, протягивая левую руку к блюду с пирожными, она вспомнила, что он был зверски избит. Ей стала невыносима мысль, что его могут снова избить из-за нее.
      – А что, если кто-нибудь в «Лордс Дрим» узнает его? – встревожилась она.
      – Ох, мне трудно представить, что такое возможно, дорогая Мария. Тем более, когда он так одет, – миссис Эйвори взглянула на Джоко и улыбнулась, словно гордая родительница. – Никто в этом ужасном месте даже и не слышал о нем. Разве не так, молодой человек?
      – Так, – пробурчал Джоко. Он все еще чувствовал себя как дурак. Застывшее выражение лица Марии сказало ему все, что ему нужно было узнать – он выглядел как расфранченный осел. Она смеялась над ним, он это понял. Да и любой здравомыслящий человек засмеялся бы. Вор Джоко Уолтон, разодетый как один из отъявленных светских щеголей Лондона – и как же он в это влип?
      – Если даже кому-то покажется его лицо знакомым, – заметила Герцогиня, – его ни за что не признают в таком виде. Им и в голову не придет, что Джоко Уолтон может одеться так.
      – Но если придет, они подумают, что я сошел с ума.
      Эйвори проигнорировала его самокритику. Вместо этого она захлопала в ладоши от удовольствия:
      – Значит, маскировка великолепна. Еще одна мысль ужаснула Марию:
      – Но ведь придется потратить еще кучу денег.
      – Чепуха, моя дорогая, – похлопала ее по руке Эйвори. – Это все для доброго дела. Мы должны спасти твою сестру. В то же время мы, может быть, выведем на чистую воду кое-кого из этого порочного круга.
      Все трое молодых людей взглянули на нее.
      – Что вы подразумеваете под «выведем на чистую воду»? – осторожно спросил Джоко.
      – Просто я известила одного человека, о котором много слышала, – сказала ему Эйвори. Ее глаза возбужденно сверкнули. – Журналиста.
      Джоко и Герцогиня переглянулись.
      – Ревиллу все это здорово не понравится, – прошептал Джоко. – Не успею я плюнуть, как он засадит меня в Дартмур.
      – Журналист из газетных новостей? – спросила Герцогиня.
      – Точно. Его зовут Вильям Стид. Он работает в «Пэл мэл гэзетт». В скандальной хронике, разумеется.
      – В скандальной хронике… – слабо пробормотала Мария.
      – Это правильно. Не совсем «Таймс», но, тем не менее, эта газета читаема. – Эйвори улыбнулась, словно ребенок на вечеринке в свой день рождения. – Вильям – очень хорошая поддержка в таких случаях, как наш. Он искренне хочет помочь женщинам. Я послала ему сообщение.
      – О Господи, – прошептал Джоко, вжимаясь в стул.
      Герцогиня успокаивающе положила ладонь на его руку.
      – Какое сообщение? – спросила она.
      – О, я написала, что если он хочет получить великолепную историю, то должен сегодня вечером прийти в «Лордс Дрим». Замаскировавшись, конечно. Там он сможет увидеть и услышать все, что случится.
      Несмотря на мрачное молчание, установившееся за столиком после ее сообщения, Эйвори ободряюще улыбнулась.
      – Включая имена девушек, – вздохнула Мария. Каждый день, проведенный в попытках найти сестру, приносил ей все новые проблемы. Если газетчик упомянет имя Мелиссы в своей статье, ее репутация, несомненно, будет погублена навеки. Все шансы подбодрить ее и притвориться, будто ничего не случилось, будут потеряны.
      – Сомневаюсь, что он использует имена девушек. Я уже говорила вам – ведь их эксплуатируют. Он вообще не будет использовать много имен – только имена преступников и тому подобных.
      – Господи, пронеси, – прошептал Джоко.
      – Не беспокойтесь, – попыталась убедить их Герцогиня. – Когда этот Стид вернется со своей историей в газету, издатель снимет ее из номера.
      Мария с надеждой взглянула на нее.
      – О нет, – заверила ее Эйвори. – Его редактор тоже борется с этим.
      – Дартмур, – угрюмо предсказал Джоко.
 
      Дверь открылась, бросив прямоугольник света на съежившуюся Мелиссу. Та подняла руки к лицу, чтобы защитить глаза от внезапного вторжения. Сквозь пальцы Мелисса различала чьи-то силуэты. По голосу она узнала Гермиону.
      – Возьми ее отсюда, вымой и одень. Если она будет сопротивляться, позови Берта и Чарли.
      – Она не доставит мне забот.
      Мелисса более двух суток была без пищи и воды. Когда она попыталась заговорить, ее голос захрипел:
      – Вам лучше отпустить меня. Теперь люди знают, где я.
      – Они всегда знали, где ты, дурочка, – неприятно засмеялась леди Гермиона.
      – Отпустите меня, – настаивала Мелисса, ее голос окреп. – Я не хочу быть тем, чем вы хотите меня сделать. Я буду сопротивляться. Обещаю, я буду сопротивляться. Вы еще пожалеете, если не отпустите меня.
      – Значит, ты будешь сопротивляться? Хорошо. Я уверена, что Терри это понравится. Я бы советовала тебе поберечь силы. Все это я уже много раз слышала прежде, – леди Гермиона отошла в сторону, чтобы пропустить в дверь Несси. – Когда он потребует ее, одень ее по-турецки. Ты привыкнешь, девочка.
 
      Мария закрыла глаза, прислонившись к широкой груди Джоко. Ее руки обняли его, притягивая к себе, но так, чтобы не причинить боли еще не зажившим ребрам.
      – Рия, – шепнули его губы ей в волосы. Она чувствовала над головой его теплое дыхание.
      Не открывая глаз, Мария вдохнула его запах. Запах чистой, новой ткани – шерсти и хлопка, запах мыла и лосьона для волос и, главное, запах самого Джоко.
      – Не нужно тебе идти туда, – пробормотала она.
      – Почему? – насторожился он.
      – Тебя побьют. Тебя еще раз побьют.
      – А как же твоя сестра?
      Мария сделала короткое отрицательное движение головой, словно собираясь отказаться.
      – Как же она? – нажал Джоко.
      – Не знаю. Да, я люблю ее. Я люблю ее всем сердцем. Я хочу найти ее, но не хочу, чтобы тебя побили.
      – Почему так?
      – Потому что… – она повернула голову и прижалась щекой к его груди, чтобы он не видел ее лица.
      – Почему? – настаивал он.
      Мария почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма. Ее грудь высоко вздымалась при каждом вздохе. Он был таким живым, таким теплым, и заставлял ее тоже ощущать себя живой. Ее тело было создано для его тела. Она чувствовала, как ее груди и чрево наливаются ноющей болью.
      – Потому что… ты очень дорог мне, – Марии хотелось бы сказать больше, дать ему тот ответ, которого он желал, но она вспомнила предупреждение Герцогини. Кроме того, нельзя было допускать, чтобы Джоко был причинен вред. Она подняла голову: – Ты свободен от всяких обязательств по отношению ко мне. Я скажу Ревиллу, что не позволю тебе подставляться под опасность. Он не вменит тебе это в вину. Не ходи туда.
      Джоко взглянул на нее глазами, синими, как небеса в промытый дождем день. Как он мог выглядеть одновременно и таким юным и таким взрослым? Он крепче сжал объятия, потянулся к ее рту для поцелуя, его губы прижались к ее губам, впивая их сладость.
      Голова Марии кружилась, когда она прервала поцелуй и отстранилась от Джоко. Тот поправил шелковый цилиндр в надлежащее положение:
      – Я всегда буду помнить, что ты сейчас сказала.
 
      Джордж Монтегю никогда еще не чувствовал себя так неловко, как в этот вечер, выходя из отцовского экипажа, остановившегося перед «Лордс Дрим». По дороге он спрашивал себя – в своем ли он уме, раз возвращается в дом терпимости? Это дурное место. Его няня, его мачеха, его наставник, его учителя в школе – все предупреждали его об опасности таких мест, об их непристойности и аморальности, о различных болезнях.
      Возможно, его отец был прав. Возможно, гувернантка его сестер сама вела себя недостойно. Хорошие девушки не могли даже знать о таких местах, тем более оказаться внутри них. Ведь не могли же?
      Лакей, в котором он мгновенно признал Чарли, стоял на страже у двери. Глаза мужчины блеснули при виде Джорджа. Он напряг мощные плечи под темно-зеленой ливреей, его тонкие губы оскалились, обнажая обломки передних зубов.
      Джордж сглотнул. Он чуть не залез обратно в экипаж. Затем он вспомнил умоляющие глаза девушки – полные слез и отчаяния, потрясающего оттенка синевы.
      Взяв отцовскую трость с золотым набалдашником, которой можно было поигрывать для храбрости, он взошел на ступени. Его взгляд столкнулся со взглядом лакея. К безграничному облегчению Джорджа, эта скотина опустила глаза и поклонилась ему. В приливе уверенности Джордж вошел внутрь.
      Во вторник вечером в «Лордс Дрим» было тихо. Суета и волнение выходных дней улеглись. В последние несколько лет леди Гермиона взяла привычку оставлять на какое-то время свое заведение и отдыхать в уединенном доме в Байуотере. Там она держала свои счетные книги, сосредоточив всю энергию на фондовой бирже и представляясь соседям вдовой из зажиточного среднего сословия.
      Густо накрашенные губы Кэйт раздвинулись в улыбке, обнажив острые белые зубы, когда она увидела вошедшего Джорджа.
      – Надо же, это мистер Монтегю, – промурлыкала она, кладя длинные ногти на его плечо. – А как поживает лорд Монтегю, ваш почтенный отец?
      С гримасой омерзения Джордж взглянул на ее руку, словно его коснулась гадюка. Кэйт вызывающе вздернула подбородок:
      – Не потерял ли старый педик пару зубов той ночью?
      – Нет.
      – Жалко. – Кэйт повела Джорджа в главный салон, где бездельничали несколько девочек. Юника подошла, чтобы взять у него шляпу и трость.
      – Я оставлю ее себе, – сказал он, стиснув палку в руках.
      – Собираетесь всыпать кому-нибудь? – попятилась от него Кэйт.
      – Только если кто-то встанет у меня на пути. Она засмеялась.
      – Шампанского мистеру Монтегю!
      – Нет!
      Кэйт испытующе уставилась на него. Одна ее бровь, словно крыло грифа, приподнялась на мертвенно-белом лице.
      – Не стоит об этом беспокоиться, – Джордж изобразил на лице то, что, как он надеялся, было понимающей улыбкой. – Это дурно отражается на потенции.
      Кэйт расхохоталась, закинув голову назад и выставив напоказ длинную белую шею. Джордж нервно оглянулся вокруг, пытаясь разглядеть лица девушек, но так, чтобы этого не заметили.
      – Зачем ты пришел на самом деле? – Кэйт перестала смеяться.
      Он не доверял ей.
      – За женщиной.
      Кэйт повела рукой вокруг:
      – Выбирай.
      – Мне нужно кое-что особенное.
      Она уперлась ладонью в бедро, затем отступила на шаг и встала в картинную позу. При этом ее грудь обнажилась почти до сосков из-под глубокого декольте накрахмаленной белой блузки. Отставив ногу назад, она откинула в сторону полу черной шерстяной юбки. Это движение обнажило ее ногу до середины бедра.
      – Я особенная.
      Джордж не удержался от гримасы отвращения.
      – Ты лжешь, – сказала Кэйт.
      – Я не понимаю, о чем ты говоришь, милашка.
      – Ох, не прикидывайся, – она вернула юбку на место. – Твой отец знает, что ты здесь?
      – Какое это имеет значение?
      – Это может иметь очень большое значение. Из ниши на другой стороне комнаты появился еще один лакей в ливрее. Джордж узнал и его тоже. Девочки оставили свои вызывающие позы и сбились в две кучки, уставившись на них и перешептываясь. Джордж почувствовал, что перестает владеть ситуацией:
      – Я хочу девушку, которую… мм… девушку, которую отец предназначил мне.
      – Что это за девушка? – пожала плечами Кэйт.
      – Я не спросил ее имя. По недоразумению.
      – Рассказывай, – язвительно усмехнулась Кэйт. Вдруг Джордж схватил ее за руку и подтащил к себе:
      – Послушай меня. Сейчас я не могу дать тебе много денег, но кое-чем я располагаю. Я обещаю тебе, что после дам гораздо больше. Только позволь мне поговорить с той девушкой.
      – Поговорить? Я думала, что ты планировал больше, чем поговорить.
      Казалось, каждое слово этой женщины имело двойное значение. Более того, Джордж почувствовал, что слегка побаивается ее.
      – Мы начнем с разговора, – уклончиво сказал он.
      – Святой Джордж, – усмехнулась Кэйт. – Явился спасти девственницу от дракона, правда? – она придвинулась поближе к нему. – Мы здесь все были девственницами, даже я. Я тоже когда-то была девственницей.
      Что-то мрачное блеснуло в ее глазах под черными бровями и ресницами. Джордж не сумел прочитать, что именно. В расстройстве он крепко стиснул ее руку.
      – Тише, – Кэйт шлепнула его по руке. – Мне больно.
      До сих пор Джордж не причинял боли женщине, но сейчас он слышал тишину, наступившую в комнате, чувствовал, как звереет лакей. Он еще крепче сжал руку Кэйт:
      – Отведи меня к ней. Глаза Кэйт потускнели:
      – Отпусти меня.
      Джордж медленно разжал пальцы. Кэйт опустила руку и повернулась к нему спиной:
      – Иди за мной.
 
      – Схватить его, инспектор? – констебль Уилки наблюдал за элегантной фигурой, выходящей из экипажа.
      – Пока не нужно. – Ревилл изумленно покачал головой. В обычных обстоятельствах он ни за что не узнал бы Джоко Уолтона. Высокая, превосходно одетая фигура, идущая к ступеням «Лордс Дрим», вполне могла принадлежать одному из молодых господ, слоняющихся по ночным улицам в этой части города.
      Своеобразная смесь гордости и сочувствия стучала где-то в уголке сознания Ревилла. Когда Ревилл в прошлом году задержал Джоко Уолтона, вор выглядел просто оборванцем. Машинистка и ее хозяйка-суфражистка взяли его в руки и ввели в жизнь, с которой ему уже не захочется расставаться. Джоко, имея толковую голову на плечах и обладая врожденной склонностью к добру, возможно, так и сделает.
      Лакей в дверях подобострастно поклонился Джоко, когда тот вручал ему шелковый цилиндр. Тщательно уложенные кудри Джоко сияли в свете фонаря словно золотые гинеи.
      Уилки устремился вперед:
      – Позвольте мне схватить его, сэр. Этот говнюк не имеет права так нагло разгуливать здесь.
      – Нет.
      – Но, сэр…
      – Уилки, нет причины задерживать мужчину, идущего в бордель. Во-первых, таких мест официально не существует. И, во-вторых, он пока еще ничего не сделал.
      – Он сбежал, – кулаки констебля сжались, усы воинственно ощетинились в стремлении погнаться за вором.
      Ревилл испытующе взглянул на него:
      – Возможно, у него на это были важные причины, Уилки. Как я понимаю, недавно его жестоко избили рядом с этим заведением.
      Он внимательно наблюдал за констеблем. Не посмотрит ли тот на него искоса?
      – Это неприятное соседство, сэр.
      – Знаю, но в данном случае он клянется, что его здесь избила полиция.
      – Лжет, сэр. Все они лжецы.
      Ревилл так долго тянул с ответом, что констебль Уилки наконец заставил себя взглянуть ему в глаза. Инспектор ответил констеблю долгим, изучающим взглядом:
      – Но, возможно, это правда, – сказал он, тщательно подбирая слова. – Возможно, в отделении порой случаются недоразумения. Некоторые приказы, возможно, поняты неправильно.
      И снова Ревилл выждал. Он догадывался, что творится в глубине души Уилки. Затем он вздохнул:
      – По-моему, мы должны позволить мистеру Уолтону делать все, что тот считает нужным. Возможно, он найдет мисс Торн.
      Констебль отвернулся, что-то бормоча сквозь зубы. Вдруг экипаж, в котором приехал Джоко, свернул в боковую аллею и ненадолго остановился там. Ревилл услышал, как дверь открылась, а затем снова закрылась, и экипаж поехал дальше.
      Пока он наблюдал за экипажем, две женские фигуры выскользнули из темноты, поспешно пересекли улицу и укрылись в тени. Ревилл был готов держать пари на пятьсот фунтов, что одной из них была Мария Торн. Но кто была другая? Несомненно, пожилая миссис Шайрс не стала бы ввязываться в это опасное приключение.
      – Инспектор?
      – Терпение, констебль Уилки. Мы можем получить больше, чем рассчитывали.
      – Да, сэр, – пробормотал констебль. Через некоторое время они увидели, что к «Лордс Дрим» подкатил кеб и из него вылезли двое мужчин. В этот вторник вечером здесь было оживленно.
 
      – Вот так местечко! – заметил младший мужчина. Его глаза возбужденно обежали салон, выхватывая едва одетых девочек.
      – Точно такое же, как все подобные, – заметил его компаньон. – Не распускай слюни, Маркхэм, и смотри в оба. Я привел тебя сюда не для того, чтобы развлекаться.
      – Да, знаю. Но, по-моему, немножко удовольствия нам не повредит.
      – Боюсь, что повредит, Маркхэм. Мы здесь по делу.
      Призывно улыбаясь, к ним приблизилась Юника, балансирующая серебряным подносом с двумя бокалами вина.
      – Могу я вам представить кого-нибудь из девушек, джентльмены?
      Вильям Стид взглянул на ее костюм:
      – Вы – хозяйка этого заведения? Улыбка Юники увяла:
      – Нет, сэр. Она сейчас занята.
      – Возможно, нам лучше подождать ее. – Стид взял один из бокалов себе, другой вручил помощнику. – Спасибо, – вежливо сказал он Юнике. – Мы бы хотели осмотреться и пообщаться с девушками. Можно?
      Улыбка Юники вернулась на место:
      – Конечно, сэр. Если потребуются наши услуги, сразу же сообщите нам, – сделав короткий реверанс, девушка удалилась.
      – Ну, скажу я… – Маркхэм сделал глоток вина, глядя на ее ноги ниже черного турнюра.
      – Напоминаю, не распускай слюни, – сухо отозвался Стид. – Мы здесь, Маркхэм, для того, чтобы провести исследование и написать отчет. И больше ни для чего.
      Маркхэм чуть не подавился вином:
      – Я был бы счастлив исследовать ее. Стид поддал ему локтем в ребра.
      – Смотри внимательнее. Кто это?
      Лорд Теренс Монтегю вошел в «Лордс Дрим», его гнев был очевиден всем. Когда Чарли подошел к нему, чтобы принять пальто, Монтегю послал его к черту.
      – Милорд, – у Юники перехватило дыхание при виде лица барона. Она присела в глубоком реверансе.
      – Да-да, – нетерпеливо сказал он, узнав ее. – Где леди Гермиона?
      – Ээ-э… сегодня вечером ее здесь нет, сэр, – Юника украдкой глянула на него из-под кружев и скорчила гримаску. К счастью, он этого не заметил.
      Нос лорда Монтегю жутко покраснел и распух. Синяк почти во все лицо начинался у мешков под глазами и тянулся вниз до массивного подбородка.
      – Здесь нет? – резко повернулся он к ней. – Я ни разу не слышал, чтобы она отсутствовала. Это ее заведение. Ты лжешь, девчонка.
      – Нет, сэр, – взвизгнула Юника. – Я в самом деле не лгу. – Она пошла к Берту, ухмыляющемуся из своей ниши. Он вышел ей навстречу: – Найди Кэйт! Быстро!
      Берт кивнул. Едва шевеля ногами, он начал подниматься к повороту лестницы. Юника мысленно проклинала его.
      Лорд Монтегю бросил шляпу и пальто крутившемуся около него Чарли и зашагал вслед за Бертом наверх.
      – Пожалуйста, сэр, шампанское, – Юника погналась за ним, преградила ему путь и взяла за руку. Другая девушка, поняв ситуацию, поспешила к ним с подносом Юники.
      – Я пришел не за шампанским, – огрызнулся он. – Мне нужно увидеть своего сына. Он приходил сюда? Где дьявол носит эту Гермиону?
      – Это французское шампанское, – Юника взяла бокал с подноса и впихнула в руку лорда Монтегю.
      Тот рассеянно взглянул на бокал и осушил его.
      – Мой сын здесь?
      – Я… э-э… не совсем уверена, – неопределенно ответила Юника. – Как он выглядит, сэр?
      – Как выглядит? Он выглядит как молодой человек – высокий, хорошо сложенный, белокурый.
      – Вот как, – Юника прикинулась, что размышляет. – Знаете, сэр, сегодня здесь трое молодых людей, все высокие и…
      – Лорд Монтегю? – по лестнице спускалась Кэйт, ее глаза горели, как у кошки.
      Тот узнал ее и напрягся:
      – Немедленно пошлите за леди Гермионой.
      – Здесь ее нет, – ответила Юника, отступая на шаг назад.
      Кэйт жестом остановила тех, кто стал вставать. Уперев руки в бедра, она подошла к Монтегю и остановилась перед ним лицом к лицу, глаза в глаза:
      – Сегодня здесь дежурю я.
      Лорд Монтегю подступил к ней ближе:
      – Ты больше никогда не будешь здесь дежурить.
      Ее глаза блеснули ненавистью:
      – Конечно, буду. И все такое прочее. Ярость Монтегю возросла до такой степени, что он задохнулся, произнося следующие слова:
      – Я удивлен, что Гермиона до сих пор не выгнала тебя! Иди собирай пожитки, живо! Когда я поговорю с ней, она вышвырнет тебя прочь.
      В ответ на эту откровенную угрозу Кэйт только улыбнулась:
      – Можете шуметь впустую, сколько вам угодно.
      – Сука! Я тебя…
      Уже занося кулак, лорд Теренс Монтегю успел заметить, что по лестнице спускается лакей. Чуть позади него шел еще кто-то. Затем лорд Монтегю заметил тишину, воцарившуюся в комнате. Во второй раз за неделю он стал центром внимания всего салона. Он оглянулся вокруг. Сегодня здесь было только трое мужчин: двое сидели вместе, а третий был в нише. Все смотрели на него. Он опустил руку и подошел к Кэйт еще ближе, выискивая испуг в ее лице.
      – Немедленно пошли за моим сыном, или я заставлю тебя пожалеть о дне, в который ты родилась.
      Глаза Кэйт опустились, рот изогнулся, язвительно усмехаясь над этим обещанием. Затем она развернулась и пошла вверх по лестнице. Когда она поднялась на лестничную площадку, вниз долетел ее смех.
 
      Джордж вскинул голову и быстро оглядел холл. Здесь было пусто, все двери были закрыты. Пульс Джорджа участился, по спине потек пот. Он от души жалел, что связался с этим делом. Как он мог до этого додуматься? Он не был странствующим рыцарем, а благородные дамы конца девятнадцатого века, попавшие в затруднение, были самыми обычными проститутками.
      Однако он зашел слишком далеко. Нужно было попытаться довести дело до конца. Джордж поставил себе предел – если он откроет все двери и не найдет ее, то будет считать, что сделал все, что мог. Если он найдет девушку, то расспросит ее и поступит так, как она захочет.
      Приняв это решение, он попытался запрятать свои страхи подальше. Если эти боксеры нападут на него, они получат то же, что и в прошлый раз. Джордж сознавал, что они не изобьют его по-настоящему – его отец был слишком важной персоной. Он пересек холл и распахнул первую дверь.
      Одну за другой Джордж открыл и закрыл пять дверей, не обнаружив за ними ничего, кроме неприбранных постелей. Это были очень маленькие и скудно обставленные комнатки, и у него не возникло сомнений, для чего они предназначались. Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться, что они пусты. Джордж начинал чувствовать себя полным дураком, когда наткнулся на запертую дверь.
      Он потряс белую фарфоровую ручку, но дверь не поддалась. Подумав, Джордж улыбнулся. В замке двери, куда он только что заглядывал, торчал ключ. Большинство замков были одинаковы. Мгновение спустя он уже отпирал комнату.
      На кровати лежала девушка, которая в прошлый раз рассказывала ему стихотворение. Она была голой. Джордж уставился на ее тяжелые груди, затем увидел ее лицо. Вокруг ее обоих глаз чернели синяки, рот распух.
      Он вошел в комнату:
      – Боже мой, что с вами случилось? Девушка натянула на грудь простыню и повернулась к нему спиной.
      – Упала с лестницы, – пробормотала она.
      – Что?!
      – С лестницы. Споткнулась.
      Джордж собрался присесть рядом с ней на кровать, но замер на месте. Ее спину от плеч до поясницы прикрывали лишь длинные волосы, которые не могли спрятать от постороннего взгляда, что вся она была покрыта длинными багровыми полосами кровоподтеков.
      – Это следы кнута.
      Она пожала плечами. Джордж перегнулся через кровать, пытаясь заглянуть ей в лицо, но она прикрылась волосами.
      – Извините, мисс, не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
      Девушка отрицательно покачала головой:
      – Уходите отсюда, что вам здесь делать? Со мной все в порядке.
      – Но кто это сделал?
      – Ради Бога, уходите, – повысила она голос. – Из-за вас у меня будут неприятности.
      Джордж пошел к двери.
      – Как хотите, – у самого выхода он оглянулся. – Не скажете ли вы мне, где здесь другая девушка?
      Девушка легла на живот, уткнувшись лицом в подушку. Теперь Джорджу не было видно ничего, кроме роскошных кудрявых белокурых волос.
      – Какая девушка?
      – Та, из-за которой в тот вечер получился беспорядок.
      Ответом Джорджу было молчание. Он уже выходил, когда она прошептала:
      – Предпоследняя дверь по левой стороне.
 
      Стоя в раздумьи на лестничной площадке, Кэйт увидела, что Джордж отпирает дверь и заходит в комнату, где Гермиона заперла Мелиссу. Ее губы растянулись в пародии на усмешку. Итак, сыночек добрался до личных припасов папаши.
      «Так тебе и надо, старый ублюдок!» Она стала спускаться назад. Когда лорд Монтегю собрался подняться по лестнице, по движению ее руки к нему приблизились сразу и Берт, и Юника.
      – Вам лучше подождать здесь, сэр, – посоветовал ему лакей. – Иногда наши девочки не совсем готовы принять гостей.
      – Милорд, – почтительнейшим тоном сказала служанка, – пожалуйста, выпейте шампанского.
      Лорд Монтегю, стиснув зубы, взял бокал. Поверх края бокала он встретился взглядом с Кэйт. Разряд нескрываемой ненависти затрещал в воздухе между ними.
 
      Табуретка ударила Джорджа по плечу. К счастью, она разлетелась в щепки, но удар отбросил его на середину комнаты.
      С прищуренными от решимости глазами Мелисса с ножкой от табуретки напала на него сзади. Ее второй удар целил Джорджу в предплечье, но тот уже был готов перехватить его. Его рука взлетела вверх и поймала обломанный конец ножки.
      Поворотом запястья Джордж выдернул ее из руки Мелиссы. Он был почти на фут выше девушки. С недоумением он взглянул сначала на палку, затем на нее. Мелисса в испуге отпрянула.
      Джордж узнал девушку. Он сорвал гнев на деревяшке, зашвырнув ее в угол. Мелисса метнулась к двери, колокольчики гаремной одежды на ее запястьях и щиколотках отчаянно зазвенели, прозрачные шаровары и рукава взвились вокруг нее.
      – Подожди, – Джордж без труда поймал ее за плечо.
      – Отпусти меня! – стала она вырываться из его хватки. – Отпусти меня!
      – Подожди, – повторил он. – Я пришел помочь тебе, – он схватил ее за талию и потянул к себе. – Выслушай меня.
      Не прислушиваясь к его словам, она продолжала сопротивляться:
      – Ради Бога, отпусти меня!
      Джордж развернул ее лицом к себе. Его руки касались обнаженного женского тела. Маленькое болеро девушки распахнулось, ее груди оказались обнажены. Да и вообще вся она была почти голой, кроме узкой полоски зеленого бархата пониже пупка. Во рту у Джорджа пересохло.
      – Перестань дергаться.
      Наверное, она почувствовала перемену в его голосе, потому что взглянула на Джорджа. Увидев его лицо, она удвоила усилия:
      – Отпусти меня! Немедленно отпусти!
      – Скажи, как тебя зовут.
      – Нет!
      – Послушай, я, кажется, знаю тебя, – Джордж сильно встряхнул девушку. Ей, наверное, стало больно, потому что она вскрикнула.
      – Ты не знаешь меня, – она опустила голову, чтобы он не мог видеть ее лица.
      – Знаю, – стал настаивать он. – Ты гувернантка моих сестер.
      – Бетани и Джульетты?
      – Правильно.
      – Ты – Монтегю?
      – Правильно, – улыбнулся Джордж.
      Она перестала вырываться и вскинула голову:
      – Чудовище! Я ненавижу тебя!
      – Но почему? – отпустил он руки.
      – Потому что лорд Теренс Монтегю засадил меня сюда.

      – Позвольте мне доставить вам немного побольше удобства, сэр?
      Джоко, словно в трансе, уставился на длинные светлые кудри, свесившиеся ему на ногу. Пока их обладательница ставила его ногу на парчовую скамеечку, они окружили ложбинку между ее белыми грудями, такими пышными и волнующими, что у Джоко перехватило дыхание. Женщина перед ним утопала в воздушных волнах прозрачного шелка, кружев и перьев марабу своего розового неглиже.
      – Нет, – Джоко нехотя потянул ногу из ее руки, скользнувшей к верхушке его ботинка и обхватившей его голую лодыжку. – Не нужно, – запротестовал он. – Мне вполне удобно и так.
      Если Джоко нервничал и робел перед тем, как войти в «Лордс Дрим», то теперь в его душе царил полный хаос. Он почувствовал, что заливается краской – неприятное следствие его белокурой внешности. Дым сигары защипал у него в горле. С огромным трудом Джоко поднял повыше превосходную «Гавану» и попытался справиться со своим дыханием.
      Женщина взглянула на него и улыбнулась. Ее большие голубые глаза были обведены черным. Ее лицо было напудрено до смертельной белизны, а на щеках алели два ярких пятна густо наложенного румянца. Похожий на кнопку нос был дерзко вздернут вверх – ирландский нос.
      Этот нос испортил Джоко все. Нос Рии – а также Мелиссы – был прямым и узким, наподобие римского. Можно было смело сказать, что в женщине, так старательно прогоняющей вялость из его тела, нет ни малейшего сходства с Мелиссой Торн.
      Однако он не мог заставить себя отвести глаза от стоящей перед ним на коленях женщины. Сквозь шелк и кружево ему был виден ее розовый корсет, едва прикрывающий соски и спускавшийся до верхней части ее бедер. Там от него отходили розовые резинки, пристегнутые чуть выше ее коленок к розовым чулкам. Плечи женщины и ее ляжки были обнажены.
      Единственными шлюхами, доступными Джоко, были грубые, нахальные девки, наподобие тех, которые работали на русского. Они надевали на себя по нескольку юбок и кофт, теплые пальто и шарфы, чтобы уберечься от уличного холода. Даже на их ноги было надето по несколько пар чулок, поддерживаемых туго завязанными резинками. Мужчине нужно было разыскивать свою цель сквозь прореху на их панталонах.
      Здесь ему было видно все, все было выставлено на обозрение. Джоко просунул палец за жесткий воротничок рубашки, оттянул его и глубоко затянулся сигарой. В салоне было жарко, очень жарко. Он догадался, что так нужно, потому что все эти девочки сидели здесь полуголыми. С трудом отведя глаза, Джоко огляделся вокруг.
      Служанка в черной униформе обслуживала двоих джентльменов. Турнюр дразняще покачивался из стороны в сторону вокруг ее пышных белых ляжек.
      Глаза Джоко следили за ней, когда она шла через комнату. Он бездумно попыхивал сигарой, втягивая дымок в легкие. Сигара вызывала у него головокружение – но этим он скрывал свои чувства. Его мужское естество росло и крепло с каждой минутой.
      Сверхусилием воли Джоко сосредоточился на задаче, которую взял на себя. Он стал рассматривать лица всех сидевших здесь девочек…
      «Помни, Джоко – только лица», – уговаривал он себя.
      Одна их них должна быть похожа на Марию.
      «Думай о Рии, Джоко. Она этого не одобрит».
      У одной из них был цвет волос как у Марии. Будь он проклят, если сможет отсюда разглядеть цвет ее глаз.
      Юника что-то шепнула лакею, стоящему в футе от лестницы рядом с разгневанным клиентом. Затем она с улыбкой подошла к Джоко:
      – Вы присмотрели себе что-нибудь по вашим мечтам, сэр?
      – Моим мечтам? – прохрипел Джоко.
      – Это дом мечты, – напомнила она и предложила ему еще шампанского. Наливая вино, она наклонилась и глубоко показала ему грудь. От ее запаха его бросило в жар. Это была самка, густо пахнущая женским запахом и обещанием.
      Джоко прокашлялся:
      – Я… ээ… предпочитаю блондинок… но эта… вряд ли мне подойдет.
      Юника насторожилась, уголки ее ярко накрашенного рта напряглись.
      – Она… ээ… напоминает мне мою сестру. Девица в розовом перестала массировать его лодыжку и встала. Все еще улыбаясь, она похлопала его по руке:
      – Но все-таки имейте меня в виду, сэр. Вы вовсе не напоминаете мне моего брата.
      Юника сделала знак девице в ярко-розовом неглиже и черных рейтузах.
      – Марибелла тоже блондинка. Подошедшая к нему женщина в черных туфлях на высоких каблуках со шнуровкой до середины икры была на несколько дюймов выше и по виду заметно старше Марии. Она встала перед Джоко, наклонив голову набок и уперев руки в бедра. Облизнув нижнюю губу, она улыбнулась ему.
      Тот глотнул шампанского, но сумел отрицательно покачать головой:
      – Нет, не годится. Вам не кажется, что она чуть-чуть старовата для меня?
      Взгляд Марибеллы пригвоздил его к стулу. Покачивая бедрами, она вернулась на свой шезлонг.
      Вперед вышла еще одна блондинка, крашеная, ее глаза были карими, а нос – сплюснутым. Она была совсем не похожа на Марию. В сущности, Джоко нашел ее на редкость непривлекательной:
      – Она мне совсем не нравится, – пожаловался он Юнике. – И это все, что у вас есть? Ничего себе мечты!
      – Кое-кто из девушек сегодня наверху, – холодно проинформировала она его. – Если вам нетрудно подождать – еще за одним бокалом шампанского – возможно, я уговорю кого-нибудь из них спуститься вниз.
      – Почему бы мне не подняться туда и не взглянуть на них самому? – вкрадчиво сказал Джоко. – Это сберегло бы время нам обоим.
 
      – Мой отец! – побледнел Джордж. – Ты, наверное, ошиблась.
      Мелисса отчаянно затрясла головой. Она отступила от него и стащила с постели зеленое атласное покрывало. Гаремные колокольчики зазвенели, когда она заворачивалась в него. Оказавшись надежно укрытой, кроме одного плеча, она вызывающе глянула в лицо Джорджу.
      – Меня похитила на Юстонском вокзале эта ужасная женщина внизу…
      – Которую зовут леди Гермионой? Мелисса кивнула:
      – …и притащила меня сюда для… для личного пользования твоего отца.
      – Ты лжешь.
      – Зачем мне лгать?
      – Отец сказал, что ты вела себя недостойно и моя мачеха выгнала тебя. Он сказал, что ты пришла сюда по доброй воле.
      Она указала на стену позади него:
      – Какая девушка в здравом рассудке придет сюда по доброй воле?
      Джордж с ужасом оглянулся. Его лицо побледнело до невозможности. Вместо обычных вешалок для одежды там висели кнуты, кожаные манжеты и растяжки.
      – Боже мой…
      Пока он стоял спиной к Мелиссе, та попыталась проскочить мимо него к двери.
      – Постой, – поймал он ее за руку.
      – Не трогай меня! Не прикасайся ко мне! Отпусти меня!
      – Я могу помочь тебе. Я помогу тебе, – Джордж без улыбки положил руку на сердце. – Я клянусь своей честью!
      Мелисса стояла в нерешительности, пытаясь прочесть выражение его лица, боясь верить ему.
      – Я клянусь своим родовым именем.
      – Не клянись именем Монтегю, – презрительно усмехнулась она.
      Джордж отпустил ее руку:
      – Тогда я клянусь именем моей матери. Она умерла, но она была из Ричмондов. Это древний и почтенный род. Я клянусь ее именем и своей честью.
      – Ты поможешь мне спастись?
      – За этим я сюда и пришел, – улыбнулся он. – Не думай обо мне как о Монтегю. Зови меня Джорджем.
      – Джордж…
      – Правильно, – Джордж протянул ей руку. – А я буду звать тебя Мелиссой, можно?
      Она медлила, опасаясь доверять ему, сомневаясь, надеясь. Их глаза встретились. Наконец она подала ему руку:
      – Ты вправду пришел за мной?
      – Да.
      – Джордж?
      – Да.
      Мелисса вздрогнула. Все ее мужество, вся дерзость вылились в слезы.
      – Я думала, что погибла. Я думала, что моя сестра не сможет найти меня. Я почти поверила, что никто не придет мне на помощь.
      Мелисса опустилась бы на колени, если бы Джордж не подхватил ее. Он неловко обнял ее и прижал к груди. Она застыла, боясь его прикосновения. Так много людей причиняли ей боль за последние три недели. Неужели прошло только три недели?
      – Я помогу тебе, Мелисса, – повторил он, застенчиво похлопав ее по плечу.
      Мелисса героически попыталась справиться со слезами. Затем она напомнила себе, что пока еще не свободна. А вдруг это только уловка? Этот человек мог быть опасен. Он был таким высоким, а его одежда не могла скрыть широких плеч и мускулистую грудь. И еще он пах дорогим лосьоном и макассаровым маслом.
 
      Она в отчаянии содрогнулась. Если бы ему захотелось, он мог бы причинить ей боль, но, кажется, не намеревался этого делать. Такие, как Несси или леди Гермиона, с ним бы не справились, но Берт и Чарли были очень сильными.
      – Что ты собираешься делать? – подняла она голову.
      – Увести тебя отсюда, – с вызовом взглянул на нее Джордж.
      – Тебе ни за что не позволят. Эти здоровенные мужчины…
      – Я сын человека, который, по твоим словам, поместил тебя сюда, – с горечью напомнил ей Джордж. – Если ты права, то мой отец кое-что значит для этих людей, – он отступил от нее на шаг, его челюсти сжались. – Они не посмеют пойти наперекор моему желанию.
      – Они уже делали это раньше, – напомнила ему Мелисса.
      – На сей раз я буду настойчивее, – он по-мальчишески улыбнулся.
      В первый раз Мелисса задумалась о его возрасте. Наверное, он был не старше ее. Он, видимо, не понимал опасности.
      – Ты не знаешь, на что они способны, – попыталась объяснить она. – Эти громилы – бывшие призовые боксеры, по словам других девушек. Они голыми руками могут убить человека. Они очень опасны.
      – Я уже встречался с одним из них. Помнишь?
      – Но ты не сумел остановить их, когда меня потащили сюда.
      Джордж задумался на мгновение:
      – Тогда мы уйдем через черный ход.
      – Здесь его нет.
      – Нет черного хода? – недоверчиво спросил он.
      – Никто не может улизнуть отсюда, не заплатив леди Гермионе.
      Джордж шагнул к окну и отдернул занавески. За ними вообще не оказалось окна. Пустая стена предстала его взгляду.
      – Какого дьявола!
      – Вот видишь? – Мелисса сцепила пальцы рук. – Ох, это невозможно. Тебе нужно выйти отсюда и позвать полицию.
      Джордж обернулся к ней:
      – Если в этом будет замешана полиция, твоя репутация погибнет.
      – Я не беспокоюсь о своей репутации. Я не беспокоюсь ни о чем, только бы выбраться отсюда. Нет ничего хуже, чем то, что они собираются сделать со мной, – Мелисса понимала невозможность ускользнуть отсюда незаметно. – Пожалуйста, иди в полицию. Тебя там выслушают.
      Однако Джордж не собирался оставлять ее.
      – А противоположная комната? Где-то здесь должны быть комнаты с окнами, – он взял Мелиссу за руку. – Не отходи от меня.
 
      – Куда ты с ним собралась? – заворчал лорд Монтегю на девушку, которая повела Джоко наверх.
      – И правда, куда это она с ним пошла? – ехидно усмехнулась Кэйт. – Джентльмену захотелось немного развлечься. Не гоняться же ему за вашим чертовым сынком.
      – Когда Гермиона услышит про это, ты отправишься на улицы Уайтчапела, – пообещал он. – Я сам прослежу за этим.
      – Ах, так вот где вы околачиваетесь? Зачерпнешь там, выльешь здесь. Леди Гермиона предпочитает, чтобы ее клиенты не таскали сюда сифилис.
      Глаза лорда Монтегю вспыхнули такой яростью, что, казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар.
      – Я больше не намерен терпеть эту наглость! Не успели Чарли с Бертом его остановить, как он кинулся на Кэйт. Сорвав ее руку с перил лестницы, он отшвырнул Кэйт прочь. Громко взвизгнув, она стала падать, но, к счастью, у подножия лестницы стоял Берт, который и успел поймать девушку на руки.
      – Должен сказать вам, – обратился к лорду Монтегю младший из двоих находящихся в зале джентльменов, – что это дурной тон, сэр, так обращаться с женщиной.
      Глаза Монтегю стали бешеными.
      – Иди к дьяволу!
      Кэйт высвободилась из рук Берта. Потирая плечо, она вернулась к лестнице.
      – Чарли! – крикнула она. – Сведи его вниз. Охранник побежал вверх по ступенькам. Догнав лорда Монтегю посреди лестницы, он перегородил ему путь и схватил за руку. Монтегю наградил его стальным взглядом:
      – Убери от меня руки!
      Чарли отпустил его, но не двинулся с места.
      – Давай-ка вниз, парень, и спокойненько. Монтегю сошел вниз на пару ступенек и оттуда сухо пригрозил Кэйт:
      – Обещаю, что тебя вышлют в Австралию. Кэйт подняла к нему голову:
      – Здесь «Лордс Дрим», а не ваш проклятый Итон. Здесь вам нельзя бегать по этажам и разыскивать своего сына, – она щелкнула пальцами. – Чарли, проводи джентльмена в кресло у камина. Юника, принеси лорду Монтегю еще шампанского.
      Чарли пошел вслед за Монтегю, не прикасаясь к нему. Он держался поодаль, так, чтобы лорд мог спуститься с достоинством. Внизу его встретила Юника с бокалом шампанского.
      Монтегю проигнорировал ее и пошел прямо к креслу у камина, где уселся, свирепо глядя на Кэйт. Та ответила ему не менее свирепым взглядом. Затем, выпрямив спину и высоко вздернув подбородок, она пошла на верхний этаж.
 
      В комнате, расположенной напротив комнаты Мелиссы, окна не оказалось, но в комнате, следующей по коридору, оно было. Джордж отдернул занавески и отпер задвижку. Когда он попытался поднять оконную раму, то обнаружил, что она заколочена гвоздями.
      – Боже мой! Что же случится, если здесь вдруг начнется пожар?
      – Наверное, мы все сгорим, – содрогнулась Мелисса.
      Джордж выругался.
      – Запри дверь, – он поднял ногу, установив ее против перекладины оконной рамы. – А теперь кричи громче!
      Мелисса в недоумении уставилась на него.
      – Кричи!
      Она сжала кулаки и закрыла глаза. Громкий звук вырвался из ее горла. Оконная перекладина вылетела наружу, а с ней и часть стекол.
      – Еще!
      Она закричала снова, и остатки рамы вывалились наружу.
      – Хорошо, – Джордж выглянул из окна. – Нам повезло, – он обернулся и подал Мелиссе руку: – Идем.
 
      – Что это? – Маркхэм вскочил на ноги, пролив шампанское на жилет.
      – Держи себя в руках, – предупредил его Стид.
      – Но я слышал женский крик.
      Где-то вдали раздался звон разбитого стекла.
      – Вот именно. К несчастью, в таких заведениях это обычное дело.
      – Боже мой.
      Женщина закричала снова. На лбу Маркхэма выступил пот. Он взглянул на лицо молоденькой проститутки, сидевшей рядом с ним. Улыбка застыла на ее губах, придавая ей жалкий вид. Девица испуганно заморгала.
      – Что здесь происходит? – стал допытываться у нее Маркхэм.
      Она пожала плечами:
      – Наверное, это забавляется кто-нибудь из девушек.
      – Мне это не кажется забавой, – заметил Стид.
      – О нет, это забава, – она попыталась объяснить: – Порой джентльмены требуют чего-то особенного… – ложь замерла у нее на губах.
      Вверху на лестничной площадке появилась Кэйт.
      – Чарли! Берт!
      Они оба мгновенно взбежали наверх. Монтегю швырнул свою сигару в коленки Марибелле и побежал вслед за ними.
      Маркхэм встал:
      – Кажется, наша история начинается, сэр.
      – По-моему, вы правы, мистер Маркхэм, – кивнул Стид.
 
      Джордж помог Мелиссе выбраться на выступ, обнесенный балюстрадой, высотой по колено, приделанной вдоль окон верхнего этажа, чтобы замаскировать их. Поджав пальцы, она поставила босую ногу на скользкие камни. Затем ее ступня соскользнула в водосточный желоб, идущий вдоль стены ниже выступа. Мелисса тихонько взвизгнула, когда ее пальцы погрузились в жидкую грязь. Она поспешно втянула ногу назад и поставила на узкий выступ. Колокольчики ее гаремного костюма зазвенели, когда она покачнулась, чтобы удержать равновесие.
      Сырой ветер насквозь продувал атласное покрывало Мелиссы, заставляя ее дрожать от холода.
      От взгляда вниз у нее закружилась голова, и она в испуге прислонилась к раме:
      – Что мы делаем? Нам ни за что не пройти здесь.
      – У нас все получится, – ободряюще сказал ей Джордж. – Только не смотри вниз. Мы пойдем вдоль стены…
      – Но так мы никуда не придем, – заплакала Мелисса. Ветер трепал ее волосы, а зубы от озноба начали стучать.
      – Придем. В конце концов мы вылезем на крышу и переберемся на соседний дом, как делали герои Диккенса.
      Мелисса так дрожала, что не могла выговорить ни слова. Джордж оглянулся на нее.
      – Проклятье, мне нужно было отдать тебе свое пальто, – он стал стаскивать с себя одежду и покачнулся на выступе.
      – Нет! – вскричала она. – Ради Бога, не упади. Со мной все в порядке. Д-д-давай пойдем.
      Джордж выровнялся и осторожно повел ее к следующему окну.
      – Стойте, черт бы вас побрал!
      Они оба покачнулись, чуть не вывалившись за ограду. Мелисса бросила панический взгляд тремя этажами ниже, где на первом этаже располагалась кухня. Джордж восстановил равновесие и подтащил девушку к себе.
      – Иди первой, – приказал он.
      – Какого дьявола ты там делаешь? – закричал ему Чарли.
      – Проходи, – прижавшись спиной к мокрой черепице края крыши, он пропустил Мелиссу вперед.
      Позади него Чарли наполовину высунулся в разбитое окно. Вцепившись в наружную часть подоконника, он кричал ему вслед:
      – Верни эту девчонку обратно, проклятый дурак!
      – Шел бы ты отсюда, дружище, – с презрением посоветовал ему Джордж. – А мы пойдем своей дорогой.
      Чарли взглянул вниз и выругался. Ветер трепал его жидкие волосы. Его следующая угроза была менее убедительной:
      – Вы никуда отсюда не выберетесь!
      – Отвяжись от нас или пожалеешь, – Джордж сжал кулаки. – Один раз ты уже получил от меня.
      Эта насмешка задела гордость Чарли. Он усмехнулся, выставив напоказ сломанные зубы:
      – Но не на этот раз, хвастун.
      – Джордж!
      – Иди вперед, Мелисса.
      Она добралась до конца балюстрады и поставила босую ногу на черепичные плитки крыши. Нога тут же соскользнула.
      – Я не могу взобраться туда!
      – Ты должна это сделать.
      – Остановитесь, если не хотите неприятностей! – взвыл Чарли. Наклонив туловище, он подтянулся рукой к скату крыши. Первый шаг оказался для него также и последним. Его нога съехала с выступа в скользкий, грязный водосточный желоб, застряв между прутьями балюстрады.
      – Дьявольщина! – взревел Берт, успев схватить его за плечо.
      – Осторожнее, парень! – откликнулся Джордж. Чарли выругался и вцепился в перила.
      – Иди назад, а то мы все из-за тебя убьемся!
      Мелисса пыталась забраться на крышу, цепляясь руками и ногами за все, что могло дать ей хоть какую-то опору. Распростершись на животе, со свесившимися на лицо волосами, она нашла сначала одну зацепочку, затем другую. Со стоном усилия она сумела дотянуться до конька крыши.
      – Джордж!
      – Сейчас иду! – он осторожно пробирался вслед за ней, не спуская глаз с Чарли.
      – Ох, осторожнее!
      Едва она вскрикнула, как обе ноги Джорджа съехали с выступа. Он отчаянно замахал руками и ухватился за край крыши. Сзади него чертыхнулся Чарли:
      – Дурак чертов!
      Лицо Джорджа побелело, желудок замутило, но он выровнялся и сделал еще шаг. По водосточному желобу было легче идти.
      Мелисса перебросила ногу через конек. Следующий дом был на несколько футов ниже, с плоской крышей. Она могла спуститься туда без особых трудностей.
      – Идем сюда, – позвала она Джорджа. – Здесь можно пройти.
      – Стойте! Чтоб вы провалились в ад! – орал сзади Чарли, повиснув на перилах балюстрады. Он пытался освободиться, отталкиваясь от нее руками. К несчастью, его бедро накрепко застряло между двумя ее прутьями. Паника охватила его. Отставной боксер ухватился за ногу обеими руками и попытался вытащить ее оттуда.
      Джордж пробирался мимо последнего окна. Оглядываясь через плечо, Мелисса ободряюще улыбалась ему.
      – Осторожнее, черепица очень скользкая.
      Джордж кивнул. Их глаза встретились. Он протянул к ней руку, но вдруг взглянул себе под ноги и, покачнувшись, опрокинулся назад. Его глаза, полные ужаса, не отрывались от ее взгляда, пока его тело медленно удалялось от нее.
      – Джордж! Не-е-ет!
      Размахивая руками и громко крича, он упал на ограду.
 
      – Мисс Торн, полагаю?
      Мария подскочила на шесть дюймов. У ее локтя из темноты материализовался инспектор Ревилл.
      – Что за странная прихоть привела вас к этому заведению?
      Мария восстановила равновесие, но ее сердце все еще бешено билось. Хотя Мария презирала жесты, она обнаружила, что держится рукой за грудь.
      – Инспектор, вы напугали меня до полусмерти.
      – Но, боюсь… недостаточно, чтобы заставить вас покинуть эти окрестности, – он огляделся. – А кто, будьте добры сказать мне, ваша спутница?
      Мария бросила нервный взгляд через плечо:
      – А-а, подруга. Просто подруга. А теперь позвольте нам отправиться по своим делам.
      Герцогиня уже дошла до кромки тротуара, но рядом с ней из темноты появился констебль Уилки.
      – Не нужно из-за меня убегать, – сказал ей Ревилл и приподнял шляпу: – Вы – небезызвестная Герцогиня, полагаю?
      Она попыталась метнуться прочь, но констебль схватил ее за руку:
      – Отвечай инспектору.
      – Я же сказала, инспектор – это моя подруга, – поспешно вмешалась Мария. – Она сопровождает меня.
      – Почему?
      – Я знаю, что моя сестра здесь. Я жду, когда ее выведут оттуда.
      – Если первое маловероятно, то второе совершенно невозможно, – Ревилл принял суровую позу. – Но даже если ваша сестра здесь, как вы можете водить компанию с уличной бродяжкой, чтобы вытащить ее оттуда?
      Мария с достоинством выпрямилась. Сверкая глазами в свете уличных фонарей, она заявила:
      – Эта женщина – моя подруга. Оскорбляя ее, вы оскорбляете меня.
      – Она воровка, – объявил напрямик инспектор.
      – Благодаря вам я была вынуждена завести знакомство с компанией воров, – парировала Мария.
      Ревилл в смущении отвел глаза.
      – И позвольте мне сообщить вам, что они оказались добрыми, верными, заботливыми и полезными, – напала на него Мария. – На деле они оказались значительно добрее, заботливее и полезнее Скотленд-Ярда. Я бы посоветовала вам выгнать кое-кого из полисменов и взять на их место воров, которые…
      Инспектор открыл рот, чтобы остановить ее тираду. Вопль ужаса, а за ним пронзительный крик прервали его.
      – Боже милостивый!
      – Мелисса! Это голос моей сестры, – Мария подхватила юбки и стремглав бросилась по аллее.
      Ревилл последовал за ней. Уилки с Герцогиней понеслись за ними. Раздался еще один пронзительный вопль, затем еще один.
      На заднем дворе заведения, у стойл, свет из кухни на первом этаже немного рассеивал темноту на противоположной крыше. Теперь крики доносились оттуда непрестанно. Ревилл оглядел каждое окошко, пытаясь определить их источник.
      Хмурые облака разошлись, и серп убывающей луны осветил место действия. На верхушке крыши дома, распростершись на коньке, лежала завернутая в сбившееся покрывало девушка и отчаянно кричала. Мария немедленно узнала ее.
      – Это моя сестра! Мелисса! – закричала она.
      Либо ее голос не долетел до крыши, либо Мелисса была слишком в истерике, чтобы услышать ее. Мария схватила Ревилла за руку и указала на сестру:
      – Видите, она здесь! Она пытается сбежать! Мелисса!
      На некотором расстоянии оттуда на балюстраде повис мужчина, одной ногой застрявший между ее прутьями.
      – А он, наверное, пытался остановить ее.
      Не успел Ревилл ответить ей, как из кухни выбежал слуга. Свет из распахнутой двери упал на мостовую.
      – Боже милостивый, – прошептал Ревилл. Безжизненное тело Джорджа Монтегю словно тряпичная кукла висело на железных прутьях решетки, которой был обнесен задний двор дома. Не менее трех прутьев пронзили его насквозь.
      Герцогиня вскрикнула и закрыла лицо руками.
      Констебль Уилки что-то буркнул в ужасе. Покачав головой, он подошел к юноше и взял его за руку, чтобы пощупать пульс.
      – Все очень плохо, сэр, – пробормотал Уилки. – Он мертв.
      Мария не сводила глаз с конька крыши. Сложив руки рупором у рта, она кричала что есть силы:
      – Мелисса! Мелисса! Ты слышишь меня! Это я, Мария! Мелисса, держись, дорогая моя! Мы снимем тебя, Мелисса!
      Истерический крик по-прежнему разрывал ночь.

      – Джордж, – шептал Теренс Монтегю. – Джордж.
      Инспектор Ревилл с помощью Чарли и Берта снял тело юноши со спиральных кольев ограды. Констебль Уилки отправился за подкреплением, а они перенесли тело в «Лордс Дрим».
      Там они положили его на темно-красный атласный диван. Ревилл закрыл руками потускневшие глаза Джорджа и набросил на тело его собственное пальто. Затем он вынул из нагрудного кармана пиджака свой неизменный блокнот:
      – Кто знает этого человека?
      Монтегю был на грани обморока. Он замахал руками, которыми только что держался за голову:
      – Это мой сын. Мой сын, Джордж Монтегю.
      – А кто вы такой?
      – Теренс Монтегю.
      – Лорд Теренс Монтегю, – Ревилл сквозь зубы повторил имя и записал в блокнот.
      На диван вытекло совсем немного крови. Ужасные раны, полученные при падении, в считанные мгновения заставили Джорджа расстаться с жизнью. Лицо юноши не было искажено муками страдания и боли. Белокурые волосы, растрепанные ветром и влажные от тумана, свесились на его лоб. Он выглядел спящим.
      – Джордж, – отец опустился перед ним на колени, взял в руки безжизненную голову и позвал плачущим голосом: – Джордж, открой глаза, сынок. Пожалуйста.
      – Боюсь, он мертв. Ужасная смерть, – Ревилл попытался придумать что-то утешительное, – но мгновенная.
      – Не может быть. Он просто без сознания, – Монтегю погладил юношу по волосам. – Видите, он замерз. Принесите одеяла.
      Когда никто не шевельнулся, Монтегю буквально взбесился:
      – Принесите одеяла, черт бы вас побрал! – завизжал он. Вскочив на ноги, он погрозил всем сжатыми кулаками, его глаза нехорошо сверкали. – И угля в камин, чтобы согреть ему ноги! Клянусь Богом, я следующим же кораблем всех вас сошлю в Австралию, если вы не позаботитесь о моем мальчике!
      Кэйт молча сделала знак Марибелле, которая выглядела наименее потрясенной из девушек салона. Радуясь возможности уйти отсюда, та поспешила наверх. Навстречу ей оттуда спустился Чарли.
      Парик лакея исчез, его лицо было белее бумаги. Чарли вытирал мокрые глаза:
      – Он выглядит так, будто с ним все в порядке, мисс Кэйт. Когда свалился, упал прямо на ограду, надо же.
      – Ты дрался с ним?
      – Нет, мэм, – без запинки ответил Чарли. Она просверлила его взглядом:
      – Лучше тебе сразу сказать правду.
      Сойдя с лестницы, он понурил голову и попытался укрыться в ближайшей занавешенной нише. Ревилл устремил на него стальной взгляд:
      – Ты снял леди с крыши?
      – Только не я, – замотал головой Чарли. – Я не мог там сделать и шага. Там слишком скользко.
      – Ты хочешь сказать, что девушка все еще там? – Ревилл направился к лестнице.
      – Там двое уже пытаются ее снять, – пожал плечами Чарли.
      Ревилл отдал ему короткое распоряжение:
      – Только не пытайся улизнуть, парень. Тебе придется ответить мне на несколько вопросов.
      Лакей с несчастным видом кивнул.
      На верхушке лестницы Ревилл подошел к Кэйт, и она показала ему, как пройти. Когда инспектор бросился в глубину холла, девушка схватила его за руку:
      – Можно мне поставить Чарли охранять вход, чтобы не впускать сюда посетителей? Он будет гораздо полезнее на посту.
      – Да-да, – инспектор понесся по холлу. Безмятежная, с ничего не выражающим лицом, Кэйт спустилась по лестнице.
      – Чарли, иди на свой пост. И ты тоже, Берт.
      – Может быть, будет лучше послать кого-нибудь за леди Гермионой? – предложила Юника.
      – За ней уже послали, – раздался короткий ответ.
 
      – Не вылезай туда, – Джоко схватил Марию за руку, когда она подобрала юбки и попыталась вылезть на выступ за окном.
      – Я должна снять Мелиссу.
      Вор оттолкнул свою леди от окна и вцепился ей в плечи:
      – Ты не принесешь Мелиссе добра, если разобьешься. Я пойду туда.
      Крик Мелиссы перешел в вопли, а затем в рыдания. Джоко просунул голову и плечи в зияющую дыру:
      – Я пойду за ней.
      Не успела Мария возразить, как он выкарабкался на выступ между крышей и балюстрадой.
      – Мелисса! – крикнул он. – Мелисса Торн! Рыдания продолжались.
      – Мелисса, я Джоко! Я друг Марии! – он начал опасное путешествие вдоль крыши по выступу – узкой скользкой полоске, шириной в фут.
      – Джордж! – отозвалось жалкое хныканье.
      – Я Джоко. Оставайся на месте. Я иду к тебе, – осторожно пробираясь вдоль стены, он взглянул вниз. Головокружительная черная пустота простиралась по другую сторону балюстрады. Джоко покачнулся и ухватился за черепицу на краю крыши. Затем, придерживаясь за нее, он двинулся дальше. Искреннее сожаление мелькнуло в его мозгу – его великолепный новый костюм будет погублен.
      Он прошел два окна и остановился возле третьего, где он уже смог дотянуться до краешка сползшего с Мелиссы покрывала.
      – Спускайся ко мне, Мелисса.
      – Нет. Уходи, – она попыталась отодвинуться от него по коньку крыши. Колокольчики зазвенели под покрывалом, защищающим ее ноги от холодных плиток крыши. – Уходи!
      – Иди сюда, – он не выпускал край покрывала, хотя сомневался, что оно достаточно хорошо держится на Мелиссе, чтобы за него Можно было подтянуть ее поближе. За этой крышей была следующая, но если Мелисса слезет с конька крыши на ее другую сторону, то может поскользнуться и убиться насмерть. – Все хорошо, мы с Марией пришли за тобой.
      – Уходи!
      – Иди сюда. Я отведу тебя внутрь, где тепло и безопасно.
      – Я никогда не вернусь туда, – клятвенно сказала Мелисса. Даже в темноте было видно выражение ужаса, исказившее ее лицо.
      «Она может замерзнуть до смерти», – подумал Джоко. Каждая пядь поверхности крыши была скользкой и влажной от тумана. Он слышал, как стучат зубы Мелиссы, хотя у нее еще оставалось мужество сопротивляться.
      – Да, ты такая же упрямая, как твоя сестра Рия, – усмехнулся Джоко.
      – Рия?.. Мария? – ее голос вздрогнул. – Моя сестра?
      – Мелисса! – за его спиной послышался голос Марии. – Иди к Джоко!
      Когда Джоко оглянулся, его чуть не хватил сердечный приступ. Мария неуклюже балансировала на выступе не более, чем в шести футах за его спиной. Одна ее рука цеплялась за край крыши, другая искала следующую опору.
      – Черт бы тебя побрал, Рия! – выругался Джоко. – Ты устроишь здесь шикарную дорожную пробку.
      Как он и предполагал, она не обратила на его слова ни малейшего внимания.
      – Мелисса! – позвала она опять. – Пожалуйста, иди к Джоко. Мы вместе спустимся вниз, в тепло.
      Мелисса отрицательно покачала головой.
      – Джордж сказал, что мы перелезем на следующую крышу. Я вижу отсюда путь. Ты ничего не знаешь, Мария. Я не могу туда вернуться.
      – С тобой ничего не случится, – терпеливо сказал ей Джоко. – Я этого не допущу.
      – Он вправду не допустит, Мелисса, – заверила ее Мария. – Он очень смелый.
      – Джордж тоже был смелый, – Мелисса обхватила себя руками. – Он упал. – Она закрыла глаза и опустила голову на грудь. – Он ведь умер?
      Джоко для подтверждения оглянулся на Марию, та кивнула.
      – Да, мэм.
      – Иди сюда, Мелисса, – взмолилась Мария. – Я обещаю тебе, что все будет хорошо. Мы не допустим, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Здесь полиция.
      – Проклятье! – снова выругался Джоко. – Ты не сказала мне об этом.
      – Полиция? – резко вскинула голову Мелисса.
      – Да, Мелисса. Ты в безопасности. Полиция защитит тебя.
      – Все в порядке, Мелисса! Я инспектор Ревилл из Скотленд-Ярда! Ты можешь без опаски спускаться сюда, – Ревилл наполовину высунулся из окна, размахивая шляпой. – Она спускается? – обратился он к Марии.
      – Инспектор…
      – Иди ко мне, – стал упрашивать ее Джоко. – Спускайся по покрывалу. Я поймаю тебя, словно папа, на ручки.
      – Джордж упал, – порыв ветра рванул мокрые пряди длинных волос с обнаженных плеч Мелиссы. Она слабо вздрогнула: – Вы меня вправду поймаете?
      – Ты весишь не больше перышка, – усмехнулся Джоко и протянул ей руку, вцепившись другой рукой в оконные ставни.
      После некоторой заминки Мелисса перебросила ногу с конька крыши, затем, держась на руках, стала спускаться. Проскользив пару ярдов по крыше, она оказалась в руках у Джоко.
      – Джоко, я люблю тебя, – воскликнула Мария, когда сестра наконец упала в ее объятия. – Мне никогда не отблагодарить тебя.
      Когда все они оказались в безопасности внутри здания, Ревилл похлопал Джоко по плечу:
      – Хорошая работа, парень. Я еще не видел ничего лучшего.
      – Благодарю вас, сэр, – ответил Джоко, хотя и подумал: «Но достаточно ли она хороша, чтобы избавить меня от Дартмура?»
      – Пусть все, кто находится в здании, соберутся в салоне, – приказал Ревилл.
      – И кухонный персонал тоже? – в строгой черной блузке и юбке, стоя прямо, со сложенными на груди руками, с суровым лицом, Кэйт излучала пугающую ауру высокомерия и самообладания.
      – Они в здании?
      – Да, но они не могут подняться в комнаты на верхних этажах.
      – Почему?
      – В кухню и прачечную есть вход только снаружи. Ревилл вынул блокнот и записал эту информацию на чистую страницу.
      – Пусть они остаются на своих местах, но нам бы хотелось побывать у них в помещении. Я предполагаю, что молодой человек упал прямо перед окнами кухни. Возможно, они что-нибудь видели или слышали.
      Не замеченный прежде джентльмен приблизился к ним:
      – Могу я вам представиться?
      Ревилл окинул его пристальным взглядом.
      – Я Вильям Стид из «Пэл мэл гэзетт», – незнакомец протянул ему руку.
      – Репортер. – Ревилл со вздохом потряс его руку. – Только этого нам здесь не хватало.
      Стид вежливо улыбнулся.
      – Мы будем счастливы помочь вам добраться до дна этого трагического происшествия. Это мой помощник – мистер Маркхэм.
      – Два репортера, – закатил глаза Ревилл. Маркхэм с великой важностью отвесил ему поклон:
      – Здесь сегодня случилась ужасная трагедия. У вас есть предположения, почему она произошла?
      Проигнорировав его вопрос, инспектор записал их имена в блокнот.
      – По-моему, вы двое не слишком часто бываете в таких заведениях.
      – Вообще не бываем, – согласился Стид. – Одна социально-активная леди направила нас сегодня сюда.
      Ревилл снова вздохнул:
      – Я догадываюсь, кто она. Миссис Эйвори Шайрс.
      – Вы здесь по этой же причине, – улыбнулся Стид.
      – Не совсем, – люди в салоне зашевелились и отвлекли внимание инспектора. Он оставил Стида и пошел к подножию лестницы.
      Мария Торн возвращалась со своей сестрой вниз. Ее глаза обшарили комнату, заметив Герцогиню в тени ниши у входа и Ревилла у подножия лестницы. Она уставилась на него грозным взглядом типа «ну, что я вам говорила».
      Кэйт проследила за взглядом Марии. Увидев Герцогиню, она насторожилась.
      Джоко нес Мелиссу Торн, завернутую в накидку сестры. Ее ступни и лодыжки были голыми. Длинные светлые волосы, мокрые и растрепанные, того же оттенка, что и у Марии, струились по руке Джоко.
      Когда они спустились в салон, Ревилл изучающе взглянул в лицо девушки. Ее губы были бледными, почти бескровными, глаза блуждали по окружающим ее людям, узнавая лица, выражая хаос чувств.
      – Инспектор Ревилл, – во весь голос сказала Мария, – это моя сестра, Мелисса Торн. Ее держали взаперти в этом доме.
      Берт и Чарли встревоженно переглянулись. Рот Кэйт искривился в циничной усмешке.
      – Ох, скажу я! – возбужденно воскликнул Маркхэм, взглянув для подтверждения на Стида. – Какой заголовок – «Пленница в борделе на Вест Энд», – он вытащил блокнот и начал писать.
      Ревилл устало сгорбился. Кажется, ночка предстояла нелегкая.
      Самую неожиданную реакцию проявил лорд Монтегю. Не вставая с колен, на которых стоял у тела сына, он повернулся и выкрикнул:
      – Это все из-за нее! Она убила его!
      Клайв Ревилл и Вильям Стид в изумлении уставились на пэра. Маркхэм перевернул страницу, продолжая писать.
      – Это из-за нее! – повторил Монтегю. Он покачнулся, вставая на ноги, его рука все еще обнимала сына. Его палец обвиняюще указал на Мелиссу, которая не выразила никаких признаков того, что поняла обвинение. – Мой сын погиб из-за нее. Она соблазнила его, он упал и разбился насмерть. Арестуйте ее, инспектор, немедленно.
      – …соблазнила и довела до смерти… – бормотал, записывая, Маркхэм.
      Стук в переднюю дверь привлек всеобщее внимание. Берт бросился открывать, увидев Гермиону Бьюфорти.
      При виде Герцогини, прятавшейся от глаз присутствующих в тени ниши, леди Гермиона изменилась в лице. Остолбенев от изумления, она открыла рот, намереваясь заговорить, но не найдя слов, молча вплыла в комнату, надменно задрав подбородок. Тяжелая шерстяная накидка волнами ходила вокруг нее.
      – Что здесь происходит?
      – Здесь погиб человек, – поспешила к ней Кэйт.
      – Что?! В моем доме? Это невозможно, – тщательно наманикюренные ногти леди Гермионы вцепились в плотную ткань накидки. Тем не менее она держалась королевой. – Возможно, какой-нибудь невезучий джентльмен перестарался с… – она слегка запнулась, – …с чувствами.
      – Мужчина погиб не в… ээ… погоне за удовольствиями, – сухо возразил ей Ревилл.
      – А кто вы такой, сэр?
      – Инспектор Клайв Ревилл из Скотленд-Ярда. А вы содержательница этого заведения?
      – Гермиона… – прохрипел лорд Монтегю.
      – Терри?
      Он, шатаясь, подошел к ней. Слезы внезапно хлынули из его глаз.
      – Гермиона, Джордж погиб.
      Женщину словно ударило. Сраженная этим известием, она разом сникла, будто силы оставили ее.
      – Джордж?..
      Теренс подошел к ней, дрожа всем телом:
      – Гермиона, его больше нет.
      Ее ноги подкосились, она бы упала, если бы он не успел поддержать ее.
      – Джорджа?.. – прошептала она.
      – Да.
      Она отчаянно затрясла головой. Высокая прическа-помпадур раскачивалась из стороны в сторону.
      – Ты, наверное, ошибся.
      – Ох, если бы это было так.
      Не обращая внимания на окружающих, которые во все глаза глядели на них, Монтегю повел ее к дивану. Гермиона кинула туда взгляд и вскрикнула. Вырвавшись из рук Монтегю, она подбежала к дивану. С невыразимой нежностью она взяла лицо юноши в ладони. – Джордж! – простонала она. – Джордж, открой глаза.
      Теренс положил руки ей на плечи:
      – Он мертв, Гермиона.
      – Нет, нет, нет! Он не мертв. Открой глаза, мой сладкий. Взгляни на свою маму.
      Все окружающие разом изумленно ахнули. Кэйт поперхнулась и отвела глаза.
      – Проснись, мой сладкий, – Гермиона взглянула на Теренса, чтобы тот подтвердил ее слова. – Он скоро проснется, мой сынок.
      – И мой, – кивнул он, ссутулившись от горя. – Гермиона, его больше нет.
      Она опустила голову на грудь мертвого юноши и затряслась от рыданий. Слезы потоком текли по ее лицу, размывая косметику, прокладывая черные дорожки по толстому слою белой пудры и французских румян.
      Инспектор прокашлялся.
      – Может быть, будет лучше, если кто-нибудь отведет ее в постель, – предложил он. – Очевидно, что она не понадобится для расследования, ведь она только что сюда приехала.
      Обойдя лорда Монтегю, Кэйт положила руки на плечи леди Гермионы:
      – Вставайте, – мягко шепнула она. – Идемте наверх.
      – Нет. Я хочу остаться здесь, с сыном.
      Кэйт взглянула на инспектора, ожидая указаний. Тот пожал плечами. Рыдания Гермионы перешли в отчаянный вой, такой горький и скорбный, что казалось, будто ее душа отлетала прочь.
      – Боже милостивый, – прошептал Ревилл. Мария обняла Мелиссу, которую Джоко все еще держал на руках. Все трое сжались в кучку, голова младшей сестры находилась между Марией и Джоко.
      Кэйт склонилась над Гермионой.
      – Леди Гермиона, – сказала она строго. – Леди Гермиона! Позвольте мне увести вас наверх.
      – Нет. Нет.
      – Тогда успокойтесь, – стала уговаривать ее Кэйт. – Инспектор собирается провести расследование. Он хочет разобраться, как это случилось.
      Эти слова проникли сквозь завесу горя Гермионы.
      – Он ведет расследование?
      – Да.
      Поток ее слез не ослаб, но крики прекратились. Гермиона с силой обняла Джорджа, словно ее объятия могли вернуть ему жизнь.
      – А теперь, – Ревилл обвел взглядом комнату, – я бы хотел начать с человека, который был на крыше. – Он подошел к Чарли.
      Лакей уже немного пришел в себя.
      – Откуда вам знать, что я был на крыше? – спросил он.
      – Я видел тебя там. Мы услышали крики юной леди и прибежали на задний двор здания как раз вовремя, чтобы увидеть тебя, мой любезный, или кого-то очень похожего на тебя, который пытался выбраться из перил балюстрады. Это ты дрался с Монтегю на выступе? Это ты спихнул его вниз на ограду?
      – Слава Богу, нет, – съежился от страха Чарли. – Я не добрался до этого парня. Проклятая нога попала в перила, и я застрял там.
      – Так как же он упал?
      – Наверное, по несчастной случайности, приятель. Там проходит водосточный желоб. Скользкий как лед, это точно.
      Инспектор Ревилл не выглядел убежденным.
      – Когда Джордж упал, я не могла поверить в это, – в первый раз подала голос Мелисса Торн.
      Джоко усадил ее рядом с камином, добавив туда угля и дров, пока огонь не запылал в полную силу. Мелисса скорчилась в кресле, поджав под себя босые ноги, а Мария присела рядом с ней, растирая ее заледеневшие пальцы.
      – Может быть, вы объясните нам, что имеете в виду? – вежливо спросил ее Ревилл.
      – Он полез ко мне, начал карабкаться на крышу, – Мелисса говорила медленно из-за усталости и потрясения. – Он взглянул на меня и улыбнулся… но потом… он вдруг взглянул вниз и начал падать.
      Она стиснула руку сестры:
      – Мария, я так испугалась.
      – Тебе больше нечего бояться. Клянусь, что я защищу тебя. Мы все защитим тебя.
      Ревилл все еще не был удовлетворен услышанным.
      – Рядом с ним был кто-нибудь еще?
      – По-моему, нет, сэр. Он обогнул угол окна и улыбнулся. А затем он взглянул вниз, на свои ноги, и опрокинулся назад.
      – Это она столкнула его, – вмешался в их разговор Теренс Монтегю.
      Мелисса слабо покачала головой, едва шевеля губами от усталости:
      – Зачем мне было сталкивать его? Он пытался помочь мне спастись.
      – Это ты сейчас так говоришь. Но ты же шлюха! Шлюха! – Монтегю, с багровым от горя и ненависти лицом, выплевывал каждое слово. Он подковылял к скорчившейся на кресле фигурке. – Ты отказала ему. Ты завела его на…
      – Нет! Нет! – расплакалась Мелисса. Ревилл схватил Монтегю за плечи и отпихнул назад.
      – Хватит!
      – Инспектор, – сверкая глазами, Мария встала на ноги. – Моя сестра пострадала от тяжелого потрясения. Она этим вечером чуть не погибла. Позвольте мне увезти ее домой, где она сможет отдохнуть.
      – Она может уехать, как только даст показания, – согласился инспектор. Моля небеса, чтобы Уилки с дежурным отрядом прибыл сюда поскорее, он отвел Монтегю на противоположную сторону комнаты и подошел к Юнике:
      – По-моему, лорду Монтегю нужно немного выпить.
      – Ш-шампанское, сэр?
      – Кофе, черный.
      – Да, сэр.
      – А теперь, Мелисса Торн, – он вернулся к камину и подвинул скамеечку к ее креслу, – пожалуйста, расскажите нам, что произошло.
      – Джордж… мистер Монтегю пытался помочь мне сбежать.
      – Почему?
      – Потому что он почувствовал, что должен это сделать. Он хотел исправить зло, причиненное мне его отцом.
      – Какая нелепость, – буркнул лорд Теренс с другого конца комнаты. – Зачем ему возиться с обычной шлюшкой?
      – Я не эта… как он назвал. Я была гувернанткой сестер Джорджа, – тихо сказала Мелисса. – Лорд Монтегю похитил меня и запер здесь.
      – Лжет, – фыркнул Монтегю. – Лжет. Она – шлюха.
      – «Лорд-сутенер на Вест Энд», – заметил Стид Маркхэму. – Запиши.
      – Да, сэр.
      Ревилл почувствовал, что его положение под угрозой. Целая вонючая выгребная яма вот-вот выльется на всеобщее обозрение. Тем не менее, он не мог попросить Стида и Маркхэма удалиться. Они тоже были в этом здании во время происшествия. Возможно, ему потребуется допросить их как свидетелей. Он записал информацию в свой блокнот.
      – Как вы об этом узнали? – спросил он Мелиссу.
      Краска выступила на ее щеках:
      – Потому что леди Гермиона сама сказала мне это, когда меня поместили сюда, и еще она велела надеть на меня гаремную одежду.
      В комнате поднялся ропот. Гермиона достала из сумочки платок и вытерла глаза.
      – Что она сказала? Какую одежду? – нетерпеливо переспросил Маркхэм.
      Ревилл уставился на него ледяным взглядом:
      – Мистер Стид, ваш помощник мешает расследованию Скотленд-Ярда. Если он еще раз прервет меня, я посажу его под арест. Продолжайте, мисс Торн.
      – Несколько дней назад сюда пришли лорд Монтегю и Джордж. Я тогда пыталась убежать. Мне удалось незаметно спуститься с лестницы и дойти почти до передней двери, когда Берт поймал меня.
      – И что тогда случилось?
      – Я узнала его, лорда Монтегю, – Мелисса указала на своего бывшего нанимателя.
      – Лжет, – прошипел тот. – Лжет.
      – Я умоляла его помочь мне.
      – И все это происходило в этой комнате?
      – Да, сэр.
      – При свидетелях?
      – Да, сэр, – она огляделась вокруг. Несколько молодых женщин, в том числе и Юника, отвели глаза.
      – И что сделал лорд Монтегю?
      – Он притворился, что не узнает меня. Но Джордж узнал меня.
      – Кто может засвидетельствовать это? – спросил Ревилл.
      Гермиона поднялась на ноги. Выражение ее лица было предупреждением для всех ее работниц.
      – Никто. Эта девчонка – лгунья. Однако Кэйт засмеялась:
      – Я это видела.
      Ревилл перевернул страницу блокнота. Строго одетая девушка с густо набеленным лицом была не похожа на остальных.
      – Как вас зовут?
      – Кэйт. Это сокращенное от Гекаты. Была такая ведьма, знаете ли.
      – Я расспрошу вас попозже, – он вернулся к предыдущим записям. – Продолжайте, мисс Торн. Расскажите нам, что случилось сегодня.
      – Джордж пришел ко мне в комнату один, – Мелисса задрожала.
      – Она всего-навсего шлюха, – продолжал настаивать Монтегю.
      – И как вы повели себя? – неумолимо продолжал Ревилл. Он оглянулся на других девушек, сбившихся в кучки и зачарованно слушавших ее рассказ. – Вы были в нижнем белье?
      – На мне был гаремный костюм, сэр. С прозрачными рукавами и шароварами. И к-колокольчиками. У меня ничего больше не было, сэр. Всю мою одежду забрали… Даже туфли, – шевельнувшись под теплой шерстяной накидкой Марии, она обхватила руками голые ноги.
      – Значит, вы были одеты…
      – В зеленое болеро и гаремные шаровары, – Мелисса говорила так тихо, что Ревилл едва слышал ее голос. Краска на ее щеках стала гуще.
      – И как вы встретили мистера Монтегю?
      – Я хотела размозжить табуреткой его голову.
      – И после этого он все-таки попытался помочь вам сбежать? – недоверчиво спросил Ревилл.
      – Да, сэр.
      – Кто первым додумался бежать через крышу?
      – Джордж. Он понял, что внизу нам не пройти. В прошлый раз они пытались избить его.
      – Это правда? – Ревилл взглянул на Монтегю. – На прошлой неделе здесь была драка?
      Лорд быстро поднял руку к лицу, пытаясь прикрыть синяк и разбитый нос. Виноватое молчание растекалось от него, словно лужа.
      – Я полагаю, что женщина по имени Кэйт также окажется единственной, кто подтвердит это, саркастически заметил Ревилл, делая пометку в блокноте. – Итак, Мелисса, вы открыли окно и выбрались на крышу?
      – Джордж выбил окно ногой.
      – Почему он просто не открыл его?
      – Потому что оно было заколочено гвоздями. Здесь все окна заколочены гвоздями… по-моему, для того, чтобы девушки не выбросились из окон, пытаясь покончить с собой, – горько сказала Мелисса.
      – «Лучше смерть, чем бесчестье», – подхватил Стид.
      – «Условия борделей Вест Энда», – возбужденно добавил Маркхэм. – Великолепный материал!
      Гермиона Бьюфорти бросила на него взгляд, полный ненависти:
      – Это какое-то нагромождение лжи, – вмешалась она. – Эта девица убила моего сына, а теперь пытается выгородить себя. Мы все слышали ее признание, что она ударила его по голове. Ясно, что когда он решил заслуженно наказать ее, она столкнула его с крыши.
      – Окна действительно были забиты гвоздями?
      – Какие-то может быть, – неопределенно пожала плечами Гермиона. – Чтобы предотвратить воровство и побеги.
      – Девушка убегала отсюда. Это несомненно, – согласился Ревилл. – Но я сомневаюсь, что она столкнула его с крыши. Она сидела на самой верхушке, когда мы увидели ее.
      – Она могла взобраться туда позже.
      – Мы прибежали сюда на крик моей сестры, – прервала ее Мария. – А как же мужчина, который гнался за ней по крыше?
      – Я ничего не делал, – буркнул Чарли, вылезая из ниши в комнату. – Малый сам свалился с крыши. Там было скользко, как на льду. На первом же шаге вслед за ним я сам чуть не свалился оттуда. Нога застряла в перилах, а то бы я упал. Насадил бы себя на вертел, как он.
      – Кто еще был на верхнем этаже? Кэйт выступила вперед:
      – Юника проводила туда этого джентльмена, – она указала на замершего Джоко. Тот предчувствовал, что допрос в конце концов повернется к нему.
      – Да, верно, – подтвердила Юника. – И чего это ему так хотелось подняться наверх? Он сказал, что ищет особенную блондинку.
      – Я искал Мелиссу Торн, – пояснил Джоко. – Ее сестра послала меня, чтобы я нашел ее.
      – Может быть, он нашел ее, – торжествующе предположила Кэйт. – Может быть, он увидел из холла, что ее преследуют. Может быть, он остановил Джорджа Монтегю, столкнув его с крыши?
      – Нет! – закричала Мария. – Этого не может быть!
      – Кто он такой? – подлил масла в огонь Теренс Монтегю. – Что он здесь делает?
      Ревилл чувствовал себя не намного удобнее, чем Джоко. Мария свирепо глянула на инспектора:
      – Он мой друг. Он стал помогать мне разыскивать сестру, когда вы не стали это делать, – напомнила она Монтегю. – Разумеется, вы не стали. Это же вы посадили ее сюда.
      – Может быть, вы – одна из виновных в гибели моего сына, – громко заявил Монтегю.
      – Я? – Мария недоверчиво уставилась на него. – Я все время стояла перед домом вместе с инспектором Ревиллом.
      – Но вы могли приказать ему сделать это, – он указал на Джоко.
      – Нет. Зачем мне это делать? Я даже никогда не видела вашего сына.
      Глаза Монтегю стали бешеными. Он вскочил на ноги:
      – Инспектор, я требую, чтобы их всех троих арестовали. Они сговорились и убили моего сына. Я лично прослежу, чтобы вам объявили благодарность за сегодняшнюю работу.
      – «Убийство на Вест Энд», – ликующе воскликнул Маркхэм.
      – Я предупреждаю вас, мистер Маркхэм, – инспектор Ревилл встал со скамеечки и подошел к пэру. – Лорд Монтегю, держите себя в руках. Так не годится.
      – Не годится! – взвизгнула Гермиона. – Не годится, что мой сын лежит мертвый, а эти личности нагло лгут вам в глаза!
      – Он потребовал, чтобы его провели наверх, – голос Кэйт источал злобу.
      – Кто он такой? – снова стал допытываться Монтегю.
      Лицо Ревилла покраснело. Ситуация выходила из-под контроля. Где же болтается констебль с подкреплением? Помощь была просто необходима.
      Джоко бочком приблизился к Марии:
      – Мне пора сматываться, – пробормотал он.
      – Нет, – напряглась она. – Ты не должен этого делать.
      – Они повесят мне еще одно дело.
      – Этот молодой человек даже не был на крыше, – запротестовал Ревилл. – Я был на месте происшествия минуту спустя после падения вашего сына. Там были только двое, – он подошел к Чарли: – Где была мисс Торн, когда мистер Монтегю упал?
      – На верхушке крыши, – сразу же ответил тот.
      – А ты?
      – Я не заходил дальше, чем вы меня видели.
      – А где был мистер Монтегю?
      Бровь Чарли поднялась в глубоком раздумьи:
      – Он почти прошел мимо последнего окна.
      – В том окне кто-нибудь был?
      – Вы имеете в виду – внутри? – Чарли снова задумался. – Не могу сказать, сэр.
      Ревилл повернулся к Маркхэму:
      – Можете вы сделать что-нибудь полезное?
      – Буду рад, инспектор.
      – Тогда сходите с этим парнем наверх и найдите то окно. Проверьте, открывается ли оно или, может быть, закрыто.
      Наступила напряженная тишина. Вдруг Монтегю, выкатив глаза, напал на Джоко и схватил его за отвороты пиджака:
      – Кто ты такой? – закричал он. – Почему ты убил моего мальчика?
      Ревилл схватил обезумевшего Монтегю и оттащил от Джоко.
      – Эй, прекратите это.
      Монтегю стал вырываться из его рук. Ревилл уронил блокнот и сломал карандаш, нечаянно наступив на него ногой. Берт отодвинулся от двери, чтобы лучше видеть драку.
      – Пора, Джоко, – позвала от двери Герцогиня.
      – Иду! – вор метнулся через салон и схватил ее за руку.
      – Держи их! – крикнула Гермиона Бьюфорти лакею.
      Но никто не успел и глазом моргнуть, как они выскочили за дверь.

      – Кого принесло в такую рань?..
      Одетый в поношенный халат, который явно был в употреблении на боксерской арене, «святой» Питер с заспанными глазами открыл дверь на настойчивые звонки и стуки Марии.
      – Мисс Торн? – его возмущение мгновенно сменилось симпатией.
      Молодая женщина, которая могла быть только сестрой Марии, опустилась на колени на ступеньках крыльца.
      – Извините, что я разбудила вас, Питер, – голос Марии сорвался. – Я была вынуждена привести ее сюда. Я не знаю, куда еще ее девать.
      С вежливой улыбкой он открыл дверь шире. Мария нагнулась к Мелиссе:
      – Идем, дорогая. Осталось всего несколько ступенек.
      Голова Мелиссы слабо повернулась.
      – Позвольте мне, мисс Торн, – предложил Питер. Без малейшего усилия он поднял Мелиссу на руки и внес в теплую прихожую. Голова девушки расслабленно покачивалась от изнеможения.
      Внутри, заперев за собой дверь, Мария положила руку на ее голову. Они были в безопасности. Ее сестренка была спасена. Что бы ни случилось с ней в том ужасном месте, время и любовь помогут исцелить и предать забвению все.
      Мария опустила руку и огляделась вокруг, с безнадежностью сознавая, какую обузу она взвалила на миссис Шайрс. Однако она понимала, что у нее не было выбора. Трагический опыт Мелиссы показал Марии, как беспомощны девушки из бедных семей, когда они остаются в одиночестве.
      – Мне отнести ее в одну из комнат для гостей? – спросил Питер.
      – О да, если можно. Я ничего не соображаю. Это было бы чудесно. Не представляю, как мне отблагодарить за это миссис Шайрс.
      – Не думай об этом, Мария. Я так рада, что ты принесла ее сюда, – они подняли головы и увидели старую леди, спускающуюся к ним в холл в наброшенном на плечи халате. Ее огромный белый чепец раскачивался на каждом шагу. – Хотелось бы мне знать, куда еще вы могли принести эту бедняжку?
      – Большое вам спасибо, – Мария почувствовала, что вот-вот расплачется. Хотя и по-другому, но происшедшее было для нее не менее тяжелым испытанием, чем для Мелиссы. Как и жизнь ее сестры, ее собственная жизнь безвозвратно изменилась.
      – Неси ее сюда, Питер, – запахнувшись в халат, миссис Шайрс пошла перед ним, чтобы показать дорогу.
      Когда сестры остались вдвоем, Мелисса выпуталась из накидки Марии. Сняв ее, она стащила с себя зеленое бархатное болеро с, пышными газовыми рукавами. С всхлипываниями она отбросила его от себя, словно этот наряд был пропитан смертельным ядом.
      – Мелисса, – нежно позвала ее Мария. – Все хорошо.
      Но Мелисса не обратила внимания на ее слова. Дрожа и сжав зубы, она обхватила себя руками вокруг голой груди.
      – Пожалуйста, дай мне надеть что-нибудь приличное, – простонала она. – Я не хочу носить ни клочка из всего этого. Пожалуйста.
      Мария помогла ей стащить гаремные шаровары и снова накрыла своей накидкой трясущиеся плечи сестры. Затем она отвела ее к постели.
      – Шерсть царапается, но тебе нельзя спать голой. Так ты никогда не согреешься.
      Словно в ответ на ее слова, в дверь постучал Питер:
      – Мисс Торн, – позвал он. – Я принес вам грелку, чтобы согреть постель сестры.
      – Залезай в постель, – сказала Мария Мелиссе. Открыв дверь, она благодарно улыбнулась дворецкому:
      – Вы добрейший человек. Не знаю, как благодарить вас.
      Он слегка усмехнулся:
      – Мы рады, что сестра опять с вами. С ней все в порядке?
      – Она измучена. Ей нужно отдохнуть.
      – Да, мэм. Миссис Шайрс сказала, чтобы вы позвонили, если она захочет поесть. Кроме того, она может оставаться в постели, сколько ей захочется.
      Вернувшись к кровати, Мария засунула грелку под одеяла.
      – Они так добры к нам.
      Мелисса, сжавшаяся в комочек, обхватила ногами гладкие бока грелки и выдохнула:
      – Да, они добрые, – она затравленно взглянула на Марию. – Я здесь вправду в безопасности?
      Мария натянула одеяла на плечи сестры.
      – Ты в полной безопасности, сестричка. Ты слышала, что сказал Питер?
      – Да, – неуверенно выговорила та. Ее тело было напряжено под одеялами, сопротивляясь сну.
      Мария, успокаивая Мелиссу, тыльной стороной пальцев ласково погладила сестру по щеке:
      – Теперь ты можешь расслабиться и уснуть. Поверь мне, здесь ты в полной безопасности. Все будет хорошо, Эйвори позаботится о тебе.
      – Эйвори?
      – Эйвори и Питер. А мне нужно уйти. Мелиссы, начавшая засыпать, снова раскрыла свои глаза.
      – Уйти?
      – Да, мне нужно.
      – Но ведь все в порядке.
      Мария взглянула в окно. За кружевными занавесками не было ни малейших признаков рассвета.
      – Скоро утро.
      – Куда ты пойдешь? – протянула к ней руку Мелисса.
      Мария взяла ее руку и спрятала обратно под одеяла, успев почувствовать тепло, идущее от грелки.
      – Я должна отыскать Джоко Уолтона.
      – Кого?
      – Мужчину, который принес тебя вниз. Без него тебя бы не спасли, дорогая моя. Сама бы я не нашла тебя. А теперь ему нужна помощь.
      – Он сбежал, – слова Мелиссы звучали невнятно.
      – Верно. Он сбежал. Но ему не нужно прятаться от закона. Он честный. И ему нужна моя помощь.
      – Помощь? – веки Мелиссы неотвратимо закрывались.
      – Да. Ему нужна помощь, поэтому я должна уйти, – Мария наклонилась и поцеловала Мелиссу в лоб.
      На этот раз ей ответило только легкое шевеление уголков рта Мелиссы. Ее сестра заснула глубоким сном.
 
      Гермиона Бьюфорти состарилась лет на двадцать за одну ночь. Только ярость и скорбь удержали ее от полного изнеможения. Она не позволила вынести тело Джорджа Монтегю из салона. Вместо этого она потребовала, чтобы инспектор Ревилл со своей полицейской группой, а также оба репортера ушли оттуда. Затем она приказала Чарли и Берту обмыть и одеть тело ее сына, а сама с пылающим лицом встала у его изголовья.
      Все это время лорд Теренс Монтегю сидел у камина и напивался. Его страдальческий взгляд во время этой процедуры следил за телом Джорджа, пытаясь отыскать движение века или малейшие признаки дыхания, означавшие бы, что его сын не умер.
      Девочки «Лордс Дрим» ушли наверх в свои комнаты, где собрались вместе, чтобы обсудить все события сегодняшнего вечера и последовавшие за ними разоблачения.
      Подумать только, у леди Гермионы был сын, который был лордом, или, вернее, стал бы лордом. Но теперь он умер. Приятный на внешность, и такой джентльмен. Как же это получилось?
      В салоне, кроме напившегося почти до бесчувствия лорда Монтегю, остались леди Гермиона, Кэйт, Чарли и Берт, чтобы приготовить тело Джорджа в последний путь. Берт позеленел, когда одежда Джорджа была разрезана и обнажились три ужасные раны. Юноша упал на прутья лицом вниз. Одна пика вошла ему в верхнюю часть груди в области сердца, другая – в живот, третья – в пах.
      – Успокойся, – тронул его за плечо напарник. Чарли вмешался слишком поздно. Глаза Берта закатились, он рухнул навзничь, словно срубленное дерево.
      Гермиона не шевельнулась.
      – Дай ему виски, Чарли. Поставь его на ноги.
      – Хорошая идея, леди Гермиона, – Чарли встал на колени около бесчувственного Берта. – Вставай, Берти. Представь себе, что это кино.
      – Когда ты закончишь здесь, – продолжила она, – для тебя найдется еще одно дело.
      Кэйт встала с дивана.
      – Леди Гермиона, – мягко сказала она. – Почему бы вам не подняться наверх и не прилечь?
      Та отрицательно покачала головой:
      – Нет, я пробуду с моим дорогим сыном эти последние часы. Не успев обрести, я снова его потеряла. – Она пригладила шелковистые светлые волосы Джорджа, отводя их со лба. Его лицо осталось прежним, хотя все тело было изуродовано ранами. – Мое драгоценное дитя.
      – Вы сами можете заболеть.
      – Заболеть, – усмехнулась Гермиона. – Я мертва, потому что мой сын умер.
      – Пожалуйста, не говорите так, – содрогнулась Кэйт.
      – Уберите эту тварь с моих глаз! – Теренс швырнул бокал в камин и попытался встать на ноги. Грубо выругавшись, он трясущимся пальцем указал на Кэйт, и был так страшен, что та попятилась. – Выкинь ее на улицу, Гермиона. Выкинь ее, говорю тебе!
      Его пьяная ярость словно сломала ледяное оцепенение, в котором находилась Гермиона.
      – Терри, успокойся.
      – Это все из-за нее.
      – Чокнутый, – дерзко взглянула ему в лицо пришедшая в себя Кэйт. – И мертвецки пьяный.
      – Не пьяный, нет, – с трудом выговорил он, приближаясь к Кэйт. – Я совсем не пьяный. Это сделала она. Джордж погиб из-за нее.
      – Терри, – Леди Гермиона попыталась встать между ними, но Монтегю взмахом руки отпихнул ее в сторону. – Пожалуйста, перестань.
      Кэйт рассмеялась.
      – Из-за меня? – когда лорд Монтегю добрел до Кэйт, она пальцами ладони уперлась ему в грудь, заставив его попятиться. – Это не я привела его сюда. – Она стала наступать на него, тыча пальцами ему в грудь: – И не я навела вашего сына на гувернантку его сестер.
      – Ты… ты… – рассвирепевший Теренс споткнулся и, заваливаясь на бок, уцепился за Гермиону.
      – Кэйт! – вскрикнула Гермиона.
      – Хорош пэр! – рассмеялась Кэйт. – Взгляните-ка на него!
      – Терри, – Гермиона пыталась удержать его. Монтегю оперся рукой на ее плечи. Его вонючее дыхание заставило ее поморщиться.
      – Она… – на щеку Гермионы попал плевок, – …не пускала меня наверх. Она заставила меня ждать внизу, а если бы… – Он с трудом сглотнул, и его стошнило выпитым виски.
      Потеряв ход мысли, с пылающими глазами и отвисшим ртом Теренс затряс головой. От этого движения он потерял равновесие. Если бы Гермиона не удержала его, он бы упал. Она отвела его обратно в кресло.
      Кружевным платочком Гермиона вытерла свою щеку.
      – Терри, не пей больше, – взмолилась она. – Это ничего не изменит к лучшему.
      Он взглянул на нее с искаженным лицом.
      – Позволь мне напиться, Гермиона. Напиться, пока вся боль не уйдет.
      Отговаривая его, Гермиона взглянула на свой платочек. Он был испачкан ее пудрой, тушью и румянами. Можно было представить, как она выглядела.
      – Позволь мне напиться, Гермиона, – вцепился в нее Теренс.
      Она обессиленно кивнула, затем не дрогнувшей рукой наполнила ему бокал. Кэйт позади нее отступила в дальний угол салона, а Берт с Чарли стали облачать тело Джорджа в новый костюм.
 
      – Рия захочет повидаться с тобой, – уговаривала Панси Джоко.
      – Я не хочу ее видеть. Теперь мне нужно совсем уезжать из Лондона. – Джоко сидел, обхватив колени руками. – Или у вас тут будут неприятности.
      – Панси права, Джоко, – Герцогиня положила руку ему на плечо. Они оба были измотаны. Джоко считал, что его жизнь сломана и разбита. Герцогиня гадала, какие осложнения могут возникнуть из-за того, что ее видели Ревилл и Кэйт. Она ласково подтолкнула Панси: – Полезай на помост и спи.
      – Ложись спать со мной, – важно предложила ему Панси. – Я утешу тебя, согрею и не буду храпеть.
      – Ты моя сладкая, Пан. Лучшей соседки и придумать нельзя, – Джоко похлопал ее по ручонке, опершейся на его колено. – Но я боюсь, что мой храп разбудит тебя.
      – Нет, не разбудит. Бет очень громко храпит, но я все равно сплю.
      – Я не храплю. Если ты так крепко спишь, откуда тебе знать, что я храплю? – пробурчала Бет. – Просто ты глупая, Пан.
      На этот раз Панси не обратила внимания на нападки Бет. Она положила голову на плечо Джоко.
      – Ты не в духе, Джоко. Когда я не в духе, то я прижмусь к Бет и больше не огорчаюсь.
      Он обнял ее и притянул к себе.
      – Ты моя самая любимая девочка, Панси. Я лучше отрежу себе правую руку, чем допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Вот почему я должен уходить отсюда. Через пару часов, когда сменится дежурство, меня начнут разыскивать. Я не хочу, чтобы меня нашли здесь.
      – Это все из-за нее, – зло проворчала Герцогиня.
      – Нет.
      – А я говорю, что да, – стала настаивать она. – Пока мы ждали тебя около «Лордс Дрим», к нам, как ни в чем не бывало, подошел Ревилл. Он знал, что мы здесь. Наверное, она настучала ему.
      – Какая разница, Герцогиня? – пожал плечами Джоко. – Чего мне еще ждать? Я вор, она леди. Она получила назад свою сестру. Зачем ей интересоваться моими чувствами?
      – Ох, Джоко… – она обняла его.
      Несколько секунд они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Панси обняла их обоих за спины и прислонилась головой к боку Герцогини.
      – Что ты будешь делать? – спросила Герцогиня, слегка отодвинувшись от него.
      – Делать ноги, – Джоко подхватил Панси в охапку, а затем бережно поставил на ноги.
      – Расскажи мне, – схватила его за руку Герцогиня.
      – Думаю, перед уходом из Лондона мне нужно поговорить с русским, – он невесело усмехнулся.
      – С русским?!
      – Он наслышан обо всем больше остальных. Он вечно мотается около этих заведений. Он поможет мне перемножить дна на два. И если получится четыре… – Джоко хмыкнул, – тогда, может быть, перед тем, как исчезнуть, я поговорю напоследок с Ревиллом. Может быть, этого хватит, чтобы выдрать у него ту бумагу.
      Герцогиня скрестила руки на груди.
      – Не спрашивай у него слишком много, – предупредила она. – Знать тайны Сохо опасно.
      Джоко взглянул на нее исподлобья и провел ладонью по кудрявой голове. Он вспомнил, но слишком поздно, что его новый шелковый цилиндр остался в гардеробной «Лордс Дрим», а котелок исчез в урне «Хародса». Он прикоснулся указательным пальцем к подбородку Герцогини:
      – И впрямь опасные тайны, Герцогиня. Например, откуда у тебя эти синие глаза и молочно-белая кожа? И где ты выучилась говорить как…
      Она отстранила его руку:
      – Оставим это, Джоко.
      – Само собой, – усмехнувшись, он ушел.
 
      Тело Джорджа облачили в новый костюм и послали кучера за преподобным Томасом Динсмором. Через Юнику велели передать девушкам, чтобы они надели свои лучшие одежды и собрались в салоне.
      Сама Гермиона, одетая во все черное, с лицом, полузакрытым черной вуалью, приказала занавесить все окна. Огонь в камине почти потух, зато горели свечи в подсвечниках, поставленные в изголовье и в ногах у Джорджа.
      Хозяйка всунула пачку банкнот лакею в руку:
      – Чарли, отыщи Джека Ронси. Вы с Бертом пойдете с ним, чтобы он помог вам привести тех двоих обратно.
      Тот сжал руку в кулак, проверяя ее толщину. Его брони напряженно сошлись у переносицы.
      – Кого?
      – Мелиссу Торн и Джоко Уолтона.
      – Проклятье! – воскликнул Чарли, слегка разжав кулак с денежной пачкой. – Разве у нас еще мало неприятностей, леди Гермиона?
      – Гораздо меньше, чем будет у них, – ответила она.
      – Легавые тоже их ищут, – напомнил он. – Может выйти так, что мы найдем их, а легавые схватят нас. Нам не хочется нарываться на них.
      Рот Гермионы стал похож на тонкий, бледный шрам на белом лице.
      – Тогда постарайтесь найти их первыми.
      – Его чертовой светлости не понравится, если сюда вернутся легавые, – Чарли кивнул в направлении лорда Теренса, который наконец отключился в кресле. Его рот был открыт, пьяный храп громко раздавался в комнате.
      Она с жалостью взглянула в его сторону:
      – Он согласится со мной. Немедленно найдите этих двоих и верните обратно.
      В комнату вошла Кэйт. Ее одежда тоже была черной, хотя и не такого фасона, как у старшей женщины, яркий румянец пламенел на ее щеках.
      – Что происходит? Зачем вы дали ему деньги? Что вы собираетесь делать?
      – Не твое дело, – огрызнулась Гермиона.
      – Для чего вы дали ему деньги? Гермиона подошла к Чарли:
      – Иди и выполняй.
      – Слушаюсь, леди Гермиона, – он пожал плечами и вышел.
      – Что это за дело? – не отставала Кэйт. Старшая женщина поежилась:
      – Он пошел возвращать эту девчонку обратно. Кэйт яростно затрясла головой:
      – Нет! Зачем?! Нам не нужно больше связываться с ней, а тем более – с ее сестрой. Эта девушка все время говорила о своей сестре. Она говорила, что Мария Торн – так зовут ее сестру – будет искать ее, пока не найдет. И так и вышло. Ее сестра появилась здесь прошлым вечером и привела с собой полицейских. Ради Бога, леди Гермиона, оставьте их в покое.
      – Если Мария Торн попытается помешать нам, Чарли позаботится о ней.
      – Эта куча мускулов даже не знает, где искать ее.
      – Ее найдет Джек Ронси. Руки Кэйт сжались в кулаки:
      – Вы все погубите и отправите всех нас под суд.
      – Лорд Монтегю защитит нас. Кэйт повела рукой в его сторону:
      – Еще бы, защитит. Этот пьяный педик, этот собачий хрен…
      Леди Гермиона влепила ей пощечину. Кэйт не шелохнулась. Ее темные глаза запылали. Леди Гермиона затрясла ладонью и схватилась за нее, словно ушиблась больше, чем та, которую она ударила.
      – Не смей так говорить о нем! Чтобы я никогда больше этого не слышала!
      Голос Кэйт прозвучал, словно шорох сухих листьев по заледеневшей мостовой:
      – Я уверена, что его обзывали и похлеще, и обзывали женщины похуже меня. Он – то, что я сказала, и даже больше. Это его вы должны обвинять во всем. Все это вышло из-за него. Не забудьте, что это он забрал у вас сына.
      – Ему был нужен сын.
      – Тогда он должен был взять вместе с сыном и мать.
      – Он – лорд, а я… – Гермиона не смогла продолжить. Ее плечи поднялись и беспомощно опустились.
      – Сейчас 1884 год, – отмахнулась Кэйт. – Если кто и придерется, то только старая кошелка в Букингемском дворце. Даже собственные сыновья не обращают на нее внимания.
      – Все было по-другому в 1866 году.
      – Вы – полная и отъявленная дура, – покачала головой Кэйт.
      Гермиона опустилась в кресло, в первый раз с тех пор, как десять часов назад вошла в «Лордс Дрим».
      – Кэйт, – устало прошептала она. – Я любила его.
 
      – Вот персона, которую я не ожидала увидеть здесь снова, – Герцогиня стояла на лестничной площадке, упершись одной рукой в бедро.
      Мария устало побрела к ней вверх по ступенькам.
      – Я все еще скрываюсь.
      – Конечно, мне следовало бы помнить. Инспектор Ревилл не знал об этом месте… – она выдержала многозначительную паузу. – До сих пор.
      – Инспектор Ревилл? – взглянула вверх Мария.
      – Твой друг. Ты, кажется, везде разгуливаешь с ним.
      Мария встряхнула головой. Усталость и тревога вымотали ее тело, но она считала, что ее рассудок пока еще работает ясно.
      – Я не понимаю.
      – Еще как понимаешь, – не сделав ни шагу назад, чтобы позволить Марии пройти, Герцогиня выставила руку поперек узкого прохода. – Странно, как кстати этот легавый появился прошлой ночью. Просто вышел из темноты и заговорил с тобой.
      – Я была напугана не меньше, чем ты. Я даже не предполагала, что он может оказаться там.
      – Можешь не продолжать, – язвительно усмехнулась Герцогиня. – А то меня стошнит.
      Голову Марии словно стиснуло стальным обручем. В висках у нее застучало. Она закрыла глаза, отказываясь понимать, что пререкается с женщиной, которую считала если не подругой, то, по крайней мере, приятельницей.
      Следующая мысль прояснила ее рассудок. Она оставила свою сестру в постели и тащилась сюда по улицам только по одной причине:
      – Где Джоко?
      Глаза Герцогини блеснули огнем:
      – Вот что тебя заботит. Он ушел. Теперь он бегает и от легавых, и от сутенеров. Я предупреждала тебя – не навреди ему. Стой! Я не пущу тебя!
      Тоже разозлившись, Мария пригнула голову и оттолкнула женщину в сторону.
      – Где он?
      – Я тебе уже ответила. Мария схватила ее за плечи:
      – Где Джоко Уолтон?
      – Снаружи ждет Ревилл?
      – Нет. Не думаешь же ты, что я привела его сюда к тебе, Панси и Бет. Не будь глупой.
      – Глупой, вот как? Разве ты не собираешься отвести Джоко туда, где его поджидают полицейские? Или ты приведешь его прямо в Скотленд-Ярд к Ревиллу? Избавишь инспектора от возни с его розыском.
      – Я с прошлого вечера даже не видела Ревилла, – Мария заглянула в темноту за плечом Герцогини.
      – Ты привела погоню за Джоко.
      – Ни за что, Бог свидетель.
      – Такие, как ты, часто взывают к Богу. Но мы здесь слишком далеко от него, чтобы он обратил на нас внимание.
      Голова Марии всерьез пошла кругом.
      – Скажи мне, где он, – стиснула она плечи Герцогини.
      Герцогиня дернула плечами, чтобы освободиться.
      – Он ушел. Он покидает Лондон навсегда. Ты совершенно разрушила его жизнь. Незачем тебе беспокоить его рассказами о том, каким образом твоя драгоценная сестрица провела три недели в веселом доме. К тому же теперь она наверняка с брюхом.
      Герцогиня высказала самые большие опасения Марии. Сжав руки в кулаки, та, словно безумная, бросилась колотить ее по плечам и лицу:
      – Скажи мне, где он! Скажи мне! Герцогиня приседала и увертывалась, отступая от нее за стол. Наверху проснулись девочки и, переговариваясь между собой, уставились вниз. Пан и Бет взвизгивали от страха и возбуждения.
      Мария схватилась за другую сторону шаткого стола и бросилась налево. Герцогиня тут же метнулась направо, Мария кинулась назад. Не сводя друг с друга глаз, они кружили у разделяющего их стола.
      – Ты погубила Джоко, – обвинила ее Герцогиня. – Сделала из него франта. Привила ему вкус к хорошей жизни. Заставила его трахаться с собой. А когда ты получила все, что хотела, ты вышвырнула его прочь.
      – Так вот почему ты так ведешь себя? Ты ревнуешь!
      – Я? Нет, – глаза Герцогини сверкнули, затем она овладела собой. – Джоко мой друг, и только.
      – Он и мой друг тоже. Я пришла помочь ему. И я никогда не вышвырну его прочь.
      – Такие, как ты, делают это каждый день.
      – Ты веришь в это, потому что тебе хочется в это верить, – возразила Мария. – А тебе, между прочим, не следует держать здесь детей взаперти, как животных в зоопарке. Тебе надо отвести их в церкви и сиротские приюты, где они смогут жить по-человечески и учиться.
      – Твоя доброта никогда не поможет бедным. Мы для тебя просто грязь. Ты просто использовала Джоко.
      – Но я же здесь, разве ты не видишь? Я не использовала Джоко Уолтона. Я пришла спасти его и вернуть себе. А теперь скажи мне, где он.
      – Ни за что.
      Мария внезапно перестала гоняться за ней. Она поправила шляпку и перевела дух:
      – Так вот, я клянусь, что если ты не скажешь мне, где Джоко, я сейчас же пойду к Ревиллу. Я не только расскажу ему об этом месте, я сама приведу его сюда.
      Герцогиня вздрогнула. Ее глаза обежали просторное, темное помещение.
      – Он не заинтересуется этим.
      – А по-моему, заинтересуется.
      – Я не сделала ничего дурного.
      Однако теперь Мария лучше понимала жизнь, чем две недели назад. Она сладко улыбнулась:
      – Руководство Ревилла заинтересуется. Кое-кто из них, несомненно, часто бывает в таких местах, откуда сбежали Пан и Бет.
      – Ты не посмеешь это сделать.
      – Где Джоко?
      Герцогиня взглянула на нее с неприкрытой ненавистью, но поняла, что потерпела поражение:
      – Он сказал, что должен побывать у русского.
      – Кто такой русский и где его найти?
      – Он сутенер, – нехорошо усмехнулась Герцогиня. – Ты ему как раз подойдешь, у него девочки постарше.
      Мария вспыхнула:
      – Где он?
      – Иногда он заходит выпить в «Петух Робин».
      – Где находится «Петух Робин»?
      – Это в Уайтчапеле. Ревилл знает, где это. Мария стукнула кулаком по столу:
      – Проклятье! Вдумайся же наконец! Я не договаривалась встретиться с Ревиллом прошлым вечером у «Лордс Дрим». Он, наверное, догадался прийти туда сам. Мы говорили ему, что Джоко избили на заднем дворе этого заведения. Наверное, он просто сопоставил все факты – ведь он же не тупица.
      Герцогиня глубоко вздохнула. В первый раз искра сомнения мелькнула на ее красивом лице.
      – Да, он не тупица.
      – Если ты хочешь помочь Джоко так же, как я, скажи мне, где этот «Петух Робин», – наклонилась к ней Мария. – Может быть, ты даже покажешь мне дорогу туда. А если ты действительно заботишься о Джоко, то сама отведешь меня к русскому.
      Герцогиня оглянулась на серьезные лица двоих девочек:
      – А вы как считаете?
      – Она не наша, – пожала плечами Бет. Однако Пан веско сказала:
      – Она, наверное, ужасно любит Джоко, если хочет пойти за ним в «Петух Робин».
      Герцогиня улыбнулась этим словам. Ее усмешка приняла зловещий оттенок, когда она обратилась к Марии:
      – Хорошо, миледи. Я провожу тебя. Но тебе нельзя быть одетой так, когда ты пойдешь туда. В «Петухе Робине» не угождают леди.

      – Что у тебя ко мне? – черные глаза русского пробежались по былому портновскому великолепию Джоко. Под его усами пряталась ехидная улыбочка, которую он даже и не попытался скрыть.
      – Дельце, – пожал плечами Джоко.
      – Дельце, говоришь… Ну, садись, – русский показал два пальца бармену.
      Джоко с признательностью опустился на стул. Русский был из тех людей, поведение которых было непредсказуемо. Отправляясь сюда, Джоко не рассчитывал на теплый прием, но первый раз за последние сутки ему, кажется, повезло.
      Ранним вечером в «Петухе Робине» было более-менее тихо. Густой табачный дым висел в спертом воздухе – никому не хотелось открывать двери и выпускать отсюда хоть капельку тепла. Девочек не было, поблизости сидело только несколько завсегдатаев. Музыкант дремал в углу, маленькая шестигранная гармоника стояла рядом с ним.
      Русский подвинул к нему тарелку с рыбным рагу:
      – Хочешь?
      Рот Джоко наполнился слюной. Когда же он ел в последний раз в чайном кафе напротив «Хародса»? Полжизни назад? Полвека назад? Он кивнул.
      Широкая ладонь сделала еще один жест. Бармен поставил перед ними темное пиво и ушел, чтобы принести еще еды.
      – Итак, – русский засунул еще одну полную ложку между своей роскошной бородой и усами. – Рассказывай.
      – Сейчас, – Джоко сделал большой глоток горьковатого пива, но оно полилось по горлу словно нектар. Тыльной стороной ладони он вытер пену с губ.
      – Неплохой костюмчик, – заметил его собеседник. Он потянулся и пощупал рукав его одежды, проверяя качество ткани: – Очень неплохой.
      – Был, – пришел мрачный ответ.
      – Лазить по крышам крайне вредно для такой шерсти.
      – Это точно.
      – Да. Вечно я жду. Скоро ли я что-нибудь услышу?
      Джоко убрал локти со стола, потому что бармен поставил перед ним еще одну порцию рагу. Минуту он смотрел на еду, пытаясь сосредоточиться. Наконец он взглянул в темные глаза русского:
      – Человек упал с крыши и умер.
      – Кто-нибудь столкнул.
      – Вот как? Кто?
      Русский жестом выразил недоумение.
      Джоко взволнованно вздохнул и взялся за ложку:
      – Я тут не при чем. Я даже не знал, что наверху кто-то есть, пока не услышал крик девчонки.
      – Говорят, что это ты столкнул его.
      Не обратив внимания на это замечание, Джоко склонился над тарелкой, поддевая ложкой рыбу. В рагу было полно рыбы и чесноку, и еще несколько крупных кусков картошки. Оно было таким горячим, что обожгло ему небо. Джоко втянул в рот воздух, чтобы остудить его. Отправив в рот еще одну ложку, он угрюмо пожал плечами.
      – Ревилл так не считает, – задумчиво продолжил русский. – Он вообще ничего не говорит, но хочет тебя найти.
      – Пусть хочет сколько угодно.
      – Может быть, все-таки ты это сделал?
      – Я не делал этого, – стал настаивать Джоко, положив ложку. – Дьявол! Я и в глаза не видел этого парня. Это мое обычное невезение – оказываться в ненужное время в ненужном месте. Я был на верхнем этаже, разыскивал девушку, сестру Марии Торн. Оказалось, что пташка уже пыталась улететь из клетки. Я спустился вниз, Ревилл был там. Он подозрительно посмотрел на меня. Кто-то крикнул: «Это вор!» Значит, я непременно должен быть и убийцей.
      – Говорят, что упавший был сыном лорда.
      – Правильно говорят.
      – Но еще говорят, что он был сыном леди Гермионы.
      – Так заявила она. Вот поэтому я здесь, – Джоко испытующе заглянул в угрюмое лицо и непроницаемые глаза русского.
      – Ты хочешь расспросить про леди Гермиону. Джоко сунул в рот еще ложку рагу и запил пивом, затем отломил кусок хлеба:
      – Она, возможно, захочет отомстить мне. Мне хотелось бы иметь страховочку от этой леди.
      Русский понимающе кивнул:
      – Когда я познакомился с леди Гермионой, она была молода и очень красива. Она и сейчас красива. Ты сам ее видел. Красива, как принцесса, как королева.
      Джоко макнул кусок хлеба в рагу и кивнул.
      – Она очень хваткая, – продолжал русский. – Не дура, как большинство этих девиц. Она соображает в бизнесе.
      – Она хорошо устроилась, – согласился Джоко.
      – Да. Очень хорошо, – русский взял кружку и опрокинул пиво в горло. Джоко наблюдал, как он полностью осушил кружку и поставил обратно на стол. Отрыгнув, он открыл глаза: – У нее была одна важная вещь, важнее, чем красивое тело. Когда настал удобный момент, она ее продала.
      – Сын, – выдохнул Джоко.
      Да, – черные глаза русского подернулись грустью. – Она продала своего сына.
      – Я так и знал, – сказал Джоко. – Но я не об этом. Джордж Монтегю мог упасть с крыши случайно, и значит, в этом никто не замешан.
      Русский постучал кулаком в широкую, как бочонок, грудь и снова рыгнул.
      – Может быть, и упал.
      – Но мне почему-то не верится в это.
      – Я не знаю ничего о том, что случилось прошлой ночью, но могу рассказать кое-что другое. Монтегю – волк, ему все равно, кого загрызть. Его жена и его женщина – обе были беременны. Но из-за частых побоев жена родила Монтегю мертвого ребенка, а другой родился живым. Он дал своей любовнице деньги и заведение.
      Джоко допил пиво. Еще несколько человек появились в «Петухе Робине». Мэйзи, служанка, повязала передник и подоткнула подол юбки за пояс на талии, выставив напоказ чулки в белую и красную полоску.
      – Жена знала об этой женщине, но ничего не могла поделать. Так получилось, что вскоре обе женщины снова забеременели. Они родили с разницей в два дня, не больше. У его любовницы был сын, у жены родилась дочь. Они заключили договор, все трое – у его жены не было выбора. Волк заставил ее сделать это. Они поменялись детьми. Теперь Монтегю был счастлив – он получил сына. Его жена была счастлива – он больше не истязал ее. И его любовница была счастлива – ее сын стал лордом.
      Джоко молча уставился на него, изумляясь жестокости этой истории. Его собственная мать очень любила его и была добра с ним. Он всегда это сознавал. Какая же это мать, которая отказывается от своего ребенка? Он отправил в рот еще ложку рагу:
      – А как же дочери? Что случилось с ними? Русский гулко засмеялся:
      – Кому какое дело? Ведь они же только женщины, верно?
      – Но…
      – Взгляни-ка, – указал русский. – Посмотри, кто пришел.
 
      Мария попыталась завернуться в шаль, чтобы прикрыть полуобнаженную грудь. Герцогиня заметила ее жест и стянула тряпку обратно. Бесцеремонно схватив шаль за концы, она завязала ее на талии Марии.
      – Открой свое тело, дорогая, – усмехнулась Герцогиня. – Ты же прикидываешься девицей, которая зарабатывает этим на жизнь. Ты ничего не продашь своим клиентам, если они не увидят, что у тебя есть.
      – Наслаждаешься, да? – свирепо взглянула Мария на свою мучительницу.
      – Ты хотела найти Джоко.
      Мешанина голосов, чередующихся с руганью, долетела до ушей Марии.
      – Ты думаешь, что он здесь? Герцогиня изысканно повела плечами:
      – Если он не здесь, значит, где-то еще. Мы будем искать его, пока не найдем. Взбодрись. Ведь он же переодевался ради тебя.
      Не успела Мария возразить, что между лучшей одеждой из «Хародса» и нарядом шлюхи все-таки есть разница, как Герцогиня открыла дверь «Петуха Робина».
      – Удачной охоты, леди, – прошептала Герцогиня и впихнула ее в темное помещение.
      Несколько голов повернулись к ней. Мария обнаружила, что пылает от стыда. Она была уверена, что если бы прикоснулась рукой к своей груди, на ладони вскочил бы волдырь. Она застыла посреди комнаты, остро сознавая, как она сейчас выглядит, и молясь про себя, чтобы Джоко оказался здесь.
      Вместо закрытой до горла блузки Герцогиня дала ей нечто, похожее на сорочку, держащееся на тесемке вокруг голой шеи. Поначалу это было еще не так плохо, пока Герцогиня не затянула Марию в корсет, поднявший ее груди кверху, отчего они стали выступать из этой сорочки в манере, которую можно было описать только как развратную.
      Мария взглянула вниз на грудь и, залившись алым румянцем, зажмурилась. Ее груди выглядели как небольшие дыни. Она даже и не представляла, что они такого шокирующего размера.
      Ниже ее талии топорщилась целая груда верхних и нижних юбок. К несчастью, все они были до неприличия короткими. Ее ноги, одетые в чулки в алую полоску, были видны от лодыжек до самых колен.
      – С туфлями не повезло, – отметила Герцогиня, – но у нас нет времени искать туфли твоего размера.
      Мария проглотила смущение и огляделась вокруг. Дым был густым, разговоры – шумными. Музыкант наигрывал на визжащей гармошке популярный мотивчик. Многие мужчины стояли облокотясь на стойку бара, поэтому ей были видны лица только половины присутствующих. Ей было нужно походить по комнате, чтобы выяснить, здесь ли Джоко. Если бы Герцогиня не завязала узлом ее шаль, Мария накинула бы ее на себя.
      Пока она размышляла, сумеет ли развязать шаль так, чтобы блузка не свалилась с ее плеч, к ней приблизился ухажер:
      – Позвольте пинту, мадемуазель?
      – Ааа… нет…
      Мужчина снял перед ней шляпу. Его лысая голова поблескивала капельками пота. Он ухмыльнулся, выставив напоказ гнилые, выщербленные зубы:
      – Ты ведь здесь новенькая? Меня зовут Сэмюель Литтон. К твоим услугам.
      – Я здесь ловлю…
      – Правильно, дорогая. Можешь больше не ловить. Ты уже подцепила меня, – он попытался взять ее под руку.
      Кое-кто вокруг засмеялся. Огромный чернобородый мужчина, сидевший за столом в дальнем углу, встал и поманил ее пальцем. Мария пыталась отделаться от Сэмюеля Литтона, когда сосед чернобородого по столу, сидевший с кружкой в руке, оглянулся.
      Увидев ее, Джоко чуть не подавился пивом, его лицо покраснело.
      Сэмюель Литтон пытался удержать ее за локоть, Мария отталкивала его:
      – Большое спасибо за предложение, мистер Литтон, но вон там, в углу, сидит мой муж.
      – Твой муж?!
      Джоко поспешил к ней:
      – Рия? Как ты сюда попала?
      Она тут же бросилась ему на грудь. Сэмюель Литтон пожал плечами:
      – Чего ж ты сразу не сказала? Я не связываюсь с замужними женщинами.
      Джоко покровительственно обнял ее за плечи и повел к столу, где сидел русский. Чернобородый мужчина критически окинул ее взглядом:
      – Ты заводишь свою конюшню, Джоко? Мария была шокирована, но решила подыграть:
      – Может, и заведет, – она сверкнула улыбкой, надеясь, что выглядит обольстительно. – Джоко согласился взять меня на испытание, – она повернулась к Джоко: – Ну как я выгляжу, милок?
      Небритые щеки Джоко медленно расползались в ухмылке. С особенным интересом он взглянул на ее груди.
      – По мне, ты выглядишь прекрасно, Рия. Почему на тебе это шмотье?
      – Герцогиня одела меня как положено.
      – Мне следовало бы догадаться. Я скажу Герцогине, что признателен ей за помощь.
      Русский протянул к ней самую здоровенную ручищу из всех, какие когда-либо видела Мария, и приподнял один из локонов, которые Герцогиня распустила по ее плечам:
      – Настоящие, – пробормотал он. – Настоящее золото.
      Его прикосновение Марию покоробило, но она улыбнулась как можно нахальнее:
      – Как у моей мамы. У нее были такие длинные волосы, что она могла сидеть на них.
      – Нам пора уходить отсюда, – Джоко отодвинул стул и полез в карман за мелочью. – Спасибо за еду и за сведения.
      Мария тоже встала, так поспешно, что выдернула свои волосы из пальцев русского:
      – Как тебе угодно, милок.
      Русский снова сел. Зубы блеснули в темных зарослях его бороды.
      – Приходи еще, Джоко, буду рад. Приводи свою леди.
      Они оба ошеломленно уставились на него.
      – Я не леди, – возразила Мария.
      – Нет? – русский пожал плечами. – Может быть, нет. Может быть, да. Удачи тебе, Джоко. Скажи Гермионе, что я ей сочувствую.
 
      – Что ты здесь делаешь? – вполголоса спросил Джоко, поспешно уводя Марию из «Петуха Робина». – Да еще в таком виде?
      – Я пришла, чтобы отыскать тебя. Осторожнее! – протестующе сказала Мария. Ее нога подвернулась на скользкой улице. Если бы Джоко не подхватил ее, она бы упала.
      – Я-то как раз веду себя осторожно, – поспешность, с которой Джоко потащил ее в темноту переулка, противоречила его словам. Оказавшись там, он повернул ее лицом к себе и схватил за плечи: – Это ты ведешь себя неосторожно. О чем ты думала, когда это делала? Тебе запросто могли перерезать глотку.
      Волосы Марии затряслись, когда он встряхнул ее:
      – Джоко…
      – Когда я увидел, что ты разгуливаешь в таком виде… – он привлек ее к себе, и его рот грубо прижался к ее губам. Она открыла рот, и его язык бессовестно проник туда. От внезапной слабости у Марии подогнулись колени, и она опустилась бы на землю, если бы Джоко так крепко не держал ее в объятиях.
      Оторвавшись от ее губ, Джоко несколько секунд вглядывался ей в лицо, и Мария чувствовала, как тяжело он дышит.
      – Рия… – он снова поцеловал ее, на этот раз нежнее, но с тем же пылом. Она обняла его и стала ласкать его язык своим языком. И в то же мгновение внезапная страсть зажгла ей кровь и скрутила живот. Ее нога, казалось, сама обвилась вокруг его бедра.
      Он со стоном обхватил ее и до невозможности крепко прижал к себе.
      – Рия…
      Он собирался взять ее в переулке позади «Петуха Робина». Дрожь пробежала по Марии, когда она поняла, что тоже хочет этого.
      Вдруг Джоко оторвался от ее рта. Откинув голову назад, он глубоко вдохнул влажный от тумана воздух. Выдохнув его, он взялся за ее бедро и оттолкнул ее ногу. Его другая рука перебралась со спины Марии на плечо и отстранила ее. Джоко сделал шаг назад. На мгновение они оба пошатнулись.
      – Где ты взяла этот наряд? – спросил ее он.
      – У меня, – голос Герцогини донесся до них сзади, от входа в переулок.
      Джоко не обернулся.
      – Мне следовало бы догадаться, – проворчал он. – За каким дьяволом ты это сделала?
      – Она сказала, что хочет найти тебя. Нельзя же ей было прийти в «Петух Робин» одетой как суфражистка, – в голосе Герцогини звучала досада. – Кроме того, может быть, за ней следили парни Ревилла. Я переодела ее, чтобы они потеряли нас из виду.
      Усмешка Джоко стала натянутой, а затем и вовсе исчезла. Он отступил от Марии на шаг:
      – За тобой следил Ревилл?
      Мария в темноте не видела выражения его лица, но возбуждение исчезло из его голоса.
      – Нет. Вернее, мне кажется, что нет. Я пришла к Герцогине еще до зари.
      – Вообще-то, да. Она объявилась вскоре после полуночи, – недовольно подтвердила Герцогиня. – Я целый день не выпускала ее наружу. Когда мы вышли, не было никаких признаков Ревилла или других легавых.
      – Это хорошо, – оставив Марию, Джоко пошел к выходу из переулка, чтобы присоединиться к Герцогине.
      Мария не верила своим ушам. Джоко бессердечно бросает ее за то, ЧТО она выглядит как проститутка, хотя это Герцогиня заставила ее одеться так. А теперь вместо того, чтобы отругать Герцогиню, он благодарит ее. Судорожно вздохнув, Мария побежала вслед за ним и схватила за руку:
      – Джоко Уолтон, ты вправду думаешь, что я привела за тобой Ревилла?
      – Ну, возможно, неумышленно, – замялся он.
      – Боже мой! – она споткнулась, и ее каблук проскрежетал по камням. – Ты думаешь, что я пытаюсь привести тебя под арест после того, как ты спас мою сестру? Я не понимаю тебя! – ее голос сорвался, злые слезы потекли по щекам.
      – Не расстраивайся, ничего же не случилось. Герцогиня лучше знает, как обходиться с легавыми. Она…
      – О да, Герцогиня просто чудо! – съехидничала Мария. – Но если она о тебе так заботится, то почему же я тащилась через весь Лондон и подвергала себя опасностям, чтобы найти тебя?
      – Не знаю, – последовал тихий ответ. – Почему ты это сделала?
      Весь гнев Марии растаял. Она вытерла щеки пальцами:
      – Потому что я хотела спасти тебя, дурак. Я пришла, чтобы помочь тебе.
      – Помочь мне в чем?
      Она подняла руки и попыталась протиснуться между Джоко и Герцогиней:
      – Ни в чем. Пропустите меня.
      Джоко не шевельнулся. Вместо этого он схватил Марию за руки.
      – Постой. Скажи, зачем ты пришла?
      – Я пришла, потому что хотела помочь тебе и сделать все, что тебе от меня понадобится, – с подчеркнутым терпением объяснила она.
      – Но я уже нашел твою сестру, – пробормотал Джоко.
      Мария взвизгнула от обиды и стала вырываться:
      – Вот и Герцогиня говорит то же самое! Как ты мог подумать, что я поставлю тебя под угрозу? Если даже не брать во внимание все остальное, я у тебя в долгу. Тебе никто еще не возвращал долги?
      В переулке повисла тишина.
      – Мы не нуждаемся в оплате за нашу любезность, – сказала наконец Герцогиня.
      – Проклятье, проклятье, – бормотала Мария, пытаясь пробраться мимо них. Так как они оба не двигались с места, она стала бороться с завязанными в узлы концами шали.
      – Ты ничего не должна мне, – склонился к ней Джоко.
      – Я не хочу продолжать этот разговор, – бушевала Мария, наматывая себе на плечи шаль. – Я пришла помочь тебе, и я помогу.
      Прилично прикрывшись, она уперла кулаки в бедра и встала лицом к лицу с Джоко Уолтоном:
      – А теперь выслушай меня. Как я с недавних пор стала понимать, полицейские Скотленд-Ярда свою работу не выполняют. Мы были вынуждены сами взяться за поиски Мелиссы, или она никогда бы не была найдена. По этим же причинам мы должны выяснить, что случилось с Джорджем Монтегю, или тебя обвинят в убийстве, которого ты не совершал. Я права?
      Джоко удивился, что Мария вообще задумалась об этом. Однако она пришла к тому же заключению, что и он.
      – Я смогу сделать но сам.
      – Как мило с твоей стороны! – ее слова сочились сарказмом. – Большое тебе спасибо, Мария, иди домой, а серьезное дело оставь нам… Нет! – взбеленилась она. – Ох, Боже сохрани! Я уплачу свой долг, а потом уж уйду и не буду переживать ни о ком из вас.
      Джоко снова схватил ее за плечи, но она вырвалась из его рук и ударила его кулаком в бок. От ярости она снова заплакала, прорвалась между ними и выскочила на улицу:
      – Не трогай меня! Не прикасайся ко мне! Я так тосковала без тебя. Мне ужасно хотелось тебя. Мне хотелось упасть в твои объятия и снова почувствовать тепло твоего тела. Я была уверена, что вместе мы справимся со всеми бедами. А ты обошелся со мной так!
      Джоко охнул и кинулся за ней:
      – Рия, я не подумал…
      – Мария! – строго сказала Герцогиня. – У тебя истерика.
      – Да, и по серьезной причине. Я измучена и наполовину помешалась. Я думала, что буду чувствовать себя лучше, когда спасу свою сестру. Но, спасая ее, я подвергла опасности вас обоих. И… – неверной походкой она отошла от них и прислонилась к стене, глядя в темноту улицы. Из «Петуха Робина» доносились слабые звуки гармошки и людские голоса, – …я стала чувствовать себя еще хуже.
      – Рия, – Джоко подошел к ней и положил руки ей на плечи. – Рия, прости, что я сомневался в тебе. Просто… Ты правильно сказала – никто еще не выплачивал нам долги.
      Мария оставалась напряженной и безответной.
      Он обнял ее и прижался к ее спине. Его губы погладили ее висок.
      – Рия? Ты это имела в виду?
      – Что? – резко отозвалась она.
      – Ты вправду хочешь выручить меня?
      – Уже нет.
      Джоко поцеловал ее в щеку. Она повернула голову так, чтобы ему было удобнее продолжать.
      – Но ты этого хотела?
      – Может быть.
      Развернув ее к себе лицом, он нежно обнял ее.
      – Ты должна отнестись ко мне с терпением. Я не привык к такому обращению. Ты леди, а я вор. Когда ты обратилась ко мне за помощью, я подумал, что ты просто хочешь использовать меня.
      – Ох, Джоко… – слова Джоко проникли в рассудок и сердце Марии. Он с самого начала все понимал. Он понимал, что его используют, и предоставил ей право поступать с ним так. Так же, как Ревиллу, и так же, как, наверное, отчиму. Потому что была отчаянно нужна ему. В это мгновение она полюбила его всем сердцем.
      Джоко снова поцеловал ее:
      – А когда ты получила, что хотела, я подумал, что ты вернешься в свой привычный мир.
      Мария положила свои ладони на его руки.
      – И это было все? С этого вечера ты хотел исчезнуть?
      – Хорошие воры всегда поступают так.
      – Ты хотел уйти от меня? – голос Марии вздрогнул. – Ты хотел оставить меня одну? Если бы я не уговорила Герцогиню привести меня к тебе, я никогда бы не увидела тебя снова?
      – Рия, – Джоко прижался щекой к ее щеке. Его голос был удивительно ласковым. – Я никогда не позволил бы себе причинить тебе боль.
      Мария приподнялась на носочках и взяла его лицо в ладони:
      – Да, ты очень, очень добрый. Но неужели ты не понимаешь, что сделал бы мне очень-очень больно, если бы никогда не вернулся ко мне? Ох, Джоко…
      – Кажется, мне пора незаметно сматываться, – своим обычным саркастическим тоном Герцогиня вернула их в настоящее.
      Они отстранились друг от друга. Мария плотнее закуталась в шаль, а Джоко поправил свою одежду.
      – Ты узнал что-нибудь у русского? – спросила Герцогиня, когда они совладали со своими чувствами.
      – Вообще-то, немало. По его словам, леди Гермиона – действительно мать Джорджа. Она продала его… Тихо… – его голос перешел в шепот. Все трое вжались в стену.
      В тумане мимо них прошли трое здоровенных мужчин и вломились в дверь «Петуха Робина».
      – Кто это? – шепнула Мария.
      – Могу поклясться, что один из них – Джек Ронси, – выдохнул Джоко.
      – С ним Чарли и Берт, – добавила Герцогиня. – Они, наверное, ищут нас.
      – Но мы же были очень осторожны, – сказала Мария.
      – Может быть, да, – сказал Джоко, – а может быть, и нет.
      Звуки гармошки и нестройный гул голосов вырвались из распахнувшейся двери «Петуха Робина».
      Герцогиня быстро подбежала ко входу в переулок и заглянула за угол:
      – Давайте уходить. Они все трое там. Мы можем сбежать от них.
      – Интересно, зачем они сюда пришли, – полюбопытствовал Джоко.
      – За тобой, разумеется. Скорее!
      – Прислушайся… – сказал он.
      Музыка перестала играть. Более того, шум голосов тоже стих. Вдруг они услышали, как в таверне кто-то громко взревел.
      – Это русский.
      Рев достиг ужасающей силы, затем дверь «Петуха Робина» распахнулась. Три женщины выскочили оттуда и пустились бежать по улице. За ними в дверь выскользнули двое мужчин с Кружками пива в руках. Однако они не стали убегать, а остановились снаружи, переговариваясь и следя за происходящим в таверне сквозь пыльное окно.
      Когда оттуда стал доноситься стук и грохот, один из них хмыкнул и подтолкнул другого локтем. Раздался треск мебели, затем кто-то завопил от боли.
      Джоко бросился к двери.
      – Вернись! – крикнула ему вслед Герцогиня. – Не ходи туда!
      – Не могу пропустить хорошую драку, – усмехнулся он через плечо.
      – Русский сумеет о себе позаботиться, – напомнила ему она.
      – Там их трое против одного, а ему даже Джека Ронси может оказаться многовато, – Джоко обогнул в дверях еще одного взбудораженного завсегдатая и нырнул внутрь, и очень вовремя, потому что в дверь вылетел обломок деревяшки.
      – Мы должны помочь ему, – сказала Мария, не сводя глаз с двери.
      – Не говори глупостей, – Герцогиня схватила ее за юбку. – Тебя могут изувечить. Женщине нечего делать в кабацкой драке.
      – Но там осталась, по крайней мере, служанка.
      – Она давно уже спряталась под стол. Мария вырвала у нее из руки свой подол:
      – Я пойду туда.
      Первым ее впечатлением было то, что «Петух Робин», оказывается, был изумительно хорошо организован для драк. В недоступных местах вдоль стены и за стойкой бара стояли мужчины и несколько женщин. Деньги свободно переходили из рук в руки, пальцы мелькали, показывая величину ставок.
      Посреди помещения вертелся русский, словно огромный черный медведь. Он размахивал руками и ногами, проклятия на нескольких языках потоком лились из его глотки. На безопасном расстоянии от него кружили Чарли и Берт с обломанными ножками табуреток в руках, выискивая доступное для нападения место. Под ногами русского корчился Джек Ронси, с воем держась за живот.
      Марию чуть не хватил удар, когда чья-то рука обвилась вокруг ее талии и потащила в сторону. Там Джоко обнял ее рукой за плечи и крепко сжал. Его лицо прорезала широкая ухмылка:
      – Пришла посмотреть на эту потасовку?
      – О да, милок, – подхватила его намек Мария. – Ни за что в мире я не пропустила бы этого.
      – Держу пари, ты такое видела нечасто.
      – После такого работа машинистки выглядит скучноватой, – согласилась она.
      Пока они смотрели, Чарли сумел обойти круг так, что оказался напротив Берта. Русский оказался зажатым между ними и стесненным в действиях. Часть поставивших пари застонала, другая часть предвкушающе заухмылялась. Джек Ронси отпустил свой живот и поднялся, чтобы присоединиться к дерущимся.
      – Кажется, дела ухудшаются, – заметила Мария.
      – Русский им еще навешает, – качнул головой Джоко. – Смотри.
      Нога русского мелькнула в воздухе, и носок тяжелого ботинка снова попал в живот Джеку Ронси, повергнув сутенера на спину словно черепаху на панцирь.
      Дубинка Чарли замахнулась на незащищенную спину русского, но тот не дремал. Он увернулся в сторону, и удар не попал в цель, однако это движение заставило Чарли податься вперед, и русский схватил его за запястье, поймав его руку в захват. Чарли, закричав от боли, свалился лицом в опилки.
      Берт перехватил дубинку покрепче. Одновременно он полез рукой во внутренний карман пальто.
      – Извини, – вполголоса сказал Джоко Марии и прыгнул вперед. Он обрушился на Берта всей тяжестью своего тела и вывернул ему руку. Тот взвыл от боли, а жуткого вида нож выпал из его руки и грохнулся на пол.
      Русский крутанулся вокруг себя. Его усмешка стала шире, он поблагодарил Джоко кивком.
      – С удовольствием, – Джоко дал сопротивляющемуся Берту по шее. Бывший боксер дернулся к русскому, но нарвался на целую серию прямых ударов в живот, в челюсть и в ухо.
      Мария ожидала, что Берт последует на пол за остальными двумя, но тот удержался на ногах и, более того, невозмутимо встал в стойку. Отбросив обломок табуретки, он сжал руки в кулаки – его правая повисла в воздухе, дюймах в девяти от его носа. Быстро и с мертвой точностью он дважды ударил левой рукой русского. Один удар пришелся в скулу, другой в бровь.
      В толпе зашумели громче, узнав технику профессионального боксера. По кругу пошли новые ставки. Русский, тряся головой, отступил назад. Теперь оба стали осторожно кружить друг против друга.
      Джоко, все еще усмехаясь, вернулся к Марии.
      – Отличная драка.
      – Раз ты так считаешь…
      Джек Ронси откатился из-под ног дерущихся. Теперь он поднялся на ноги и окровавленной рукой поманил Джоко:
      – Эй, Джоко, почему бы тебе не пойти с нами по-хорошему?
      Джоко отодвинул свою леди в сторону:
      – Кто меня домогается?
      – А по-твоему, кто? Королева Виктория, конечно?
      – Она слишком стара для меня.
      – Тебе от нас не уйти, – проворчал боксер. – Почему бы тебе не пойти с нами миром?
      – Нам лучше смотаться отсюда, – сказал Джоко Марии. – Эй, русский! – окликнул он. – Ты справишься?
      Русский гулко хохотнул. Словно играя с Бертом, он бросился вперед и так припечатал ему нос, что оттуда брызнула кровь. Берт попятился. Чарли, прижимая к груди руку, корчился под столом.
      – Готов! – взвыл русский, выбрасывая руку по направлению к последнему стоящему на ногах противнику. – Джек Ронси, а ты хочешь, чтобы тебе сломали нос или руку?
      Джек Ронси прирос к полу. Весь «Петух Робин» вдруг притих, зрители азартно ждали, стремясь услышать его ответ. Со свирепым ворчанием вместо слов тот стремглав выскочил в ночь.
      Раздались возгласы одобрения. Мужчины и женщины сгрудились вокруг победителя и стали собирать ставки. Бармен принес кружки с пивом и выставил их на стойку.
      Первую он подал русскому. Тот осушил ее одним глотком, затем постучал кулаком в грудь, загудевшую как колокол, и разразился ревущим смехом.
      Вторую он подал Джоко, который передал ее Марии и взял следующую. Они чокнулись кружками и выпили.
      Мария Торн никогда еще не чувствовала такой ПОЛНОТЫ жизни, когда пила вместе со своим мужчиной, сидя за стойкой бара в своей бесстыдно короткой юбке и закинув одну ногу на другую.
      Машинопись была где-то очень-очень далеко.

      Когда они вышли из таверны, улицы были серыми от утреннего света, просачивающегося сквозь туман. Джоко обнял Марию за талию, и они зашагали в ногу.
      Прижавшись к Джоко, она положила голову ему на плечо:
      – Куда мы идем?
      – А куда тебе хочется?
      – Все равно куда, лишь бы с тобой. Джоко обнял ее крепче:
      – Я отведу тебя домой.
      – Это замечательно. Я не помню, когда последний раз спала в постели.
      Они шли пешком, пока не поймали попутную повозку. Забравшись в ее дальний угол, они уселись там, поджав под себя ноги, словно дети. Когда они проезжали мимо уличных торговцев молоком и горячим хлебом, Джоко обеспечил своей леди роскошный завтрак.
      Проезжая мимо церкви Святого Люка, где зазвонили колокола, они пересели в кеб.
      – Я чувствую, что нам надо зайти туда и принести благодарность, – сказала Мария. – По-моему, самое худшее уже позади.
      Джоко не ответил. Его глаза внезапно погрустнели.
      – Ты думаешь, что это не так? – она придвинулась к нему еще ближе.
      – Да.
      Мария положила ладонь на его руку:
      – Во всяком случае, когда мы хорошо выспимся, нам все покажется в ином свете.
      Она открыла дверь в холл и без малейшей дрожи смущения повела его внутрь.
      – Кто-нибудь увидит… – смешался Джоко. Повернувшись к нему, Мария приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы:
      – Я так отношусь к тебе, Джоко, что мне наплевать, даже если в холле будет сидеть сама королева Виктория. Бедная старушенция, она, наверное, никогда никого не любила.
      Ее поцелуй стер усталость со щек Джоко. Он крепко обнял ее.
      Войдя в комнату, Мария присела у камина, чтобы развести огонь, но Джоко заставил ее встать:
      – Обойдемся без этого.
      – Я только хочу согреть комнату, – стала настаивать она. – Здесь так долго никого не было, что все простыни отсырели.
      Он накинул шаль ей на плечи и увел от камина:
      – Мы согреем их.
      Не успела она понять, о чем он говорит, как он зарылся лицом в ее груди.
      – Джоко…
      Он не поднял головы, водя губами по ее чувствительной плоти, выпирающей из корсета. В то же время его руки распустили завязку на горловине ее сорочки. Та соскользнула, обнажив плечи Марии. Затем Джоко порывисто стянул вниз корсет, не дав себе труда расшнуровать его, освобождая из плена пленительную грудь Марии, и его рот сомкнулся вокруг ее соска.
      – Мария… Мне уже несколько часов хотелось этого. Если бы я не был там с русским, то, клянусь, сделал бы это еще в «Петухе Робине». Когда ты вошла туда… с распущенными волосами…
      – …так посоветовала Герцогиня…
      –..и твои груди…
      – …выглядели неприлично, как…
      – …я подумал, что взорвусь.
      Мария так и не закончила свою фразу. Джоко сосал ее соски, целовал ее груди, сжимая их в ладонях. У нее не было силы воли остановить его, осталось только стремление снова испытать силу его страсти.
      Она застонала и запустила ладони в его густые белокурые волосы. Они обвились вокруг ее пальцев. Откинув голову, она тесно прижалась к нему. Сначала ее пятки, а затем и кончики пальцев оторвались от пола. Она обхватила его талию лодыжками.
      – Рия…
      – О да, Джоко.
      Он поднял голову и отыскал ее рот, ожидающий его, открытый, жаждущий. Одновременно она прижалась к нему всем телом, чувствуя сквозь одежду его растущее естество. Только тончайший батист ее панталонов разделял их. Мария нетерпеливо прижалась к нему:
      – Джоко, – простонала она. – Джоко!
      Как тонко он чувствует ее тело, угадывая ее желания, успела подумать Мария.
      – Все хорошо, любовь моя.
      – Но я не могу…
      – Можешь, любовь моя, можешь. Задрожав от возбуждения, Мария почувствовала боль наслаждения и волны экстаза, поднимающиеся из самого низа се живота, из точки, жаждущей слиться с ним, которой мешала их одежда.
      Она прижалась к нему еще теснее, а Джоко непроизвольно раздвинул бедра.
      Ей этого хватило, чтобы зайтись в экстазе, вскрикнуть и приподняться, схватившись руками за его плечи, затем выгнуться дугой, прижимая сосок к его губам.
      Джоко сделал два шага и растянулся с ней на постели. Он так крепко прижался к Марии, словно пытался слиться с ней всем телом. Его рот нашел ее губы, но она отвернула голову:
      – Иди ко мне, – прохрипела она. – Сейчас. Одной рукой он нащупал пуговицы и потянул их из петлей, но потерял терпение, не расстегнув их даже наполовину. Нижнее белье все еще разделяло его с Марией, но ее руки проскользнули между их телами. С исказившимся от страсти лицом она рванула белье на себе.
      – Сейчас, – снова сказала она. – Сейчас. Он на всю возможную глубину вошел в нее. Она потянулась ему навстречу, потащила внутрь, лаская и направляя его.
      – Рия!
      – Да, Джоко, да, мой сладкий.
      Он заставил ее обезуметь от наслаждения, он увлекал ее за собой все дальше и дальше, пока она смеялась и плакала, вцепившись ногтями в его плечи.
      – Рия! – позвал он.
      – Да-а-а.
      Бешеный ветер свистел у них в ушах. Кровать под ними тряслась и скрипела, словно судно в шторм. Они взорвались вместе, превратившись во вспышку света.
      Никто из них не попытался повторить это. Джоко соскользнул с нее набок, она прижалась к нему, и они заснули.
 
      Клариса, леди Монтегю, поперхнулась утренним чаем. Чашка задрожала на ее блюдечке, а затем опрокинулась, когда она развернула газету, чтобы посмотреть новости.
      На льняной скатерти образовалось пятно. Дочери Кларисы, Бетани и Джульетта, вздохнули и осуждающе взглянули на свою мать. Та даже не заметила случившегося. Напротив, ее лицо выглядело странно.
      Она во второй раз прочитала заметку. Слезы выступили на ее глазах и потекли по щекам.
      – Мама, – неуверенно сказала Бетани.
      Она взглянула на дочь расширенными от потрясения глазами:
      – Да?
      – С тобой все в порядке? Та глубоко вздохнула:
      – Мне кажется, что произошла какая-то ошибка, но я должна послать телеграмму. Прошу вас извинить меня. Продолжайте завтракать, а я должна послать телеграмму.
      – Ты уже один раз сказала это, мама, – насторожилась Джульетта.
      – Что? – леди Клариса встала из-за стола. – Продолжайте завтракать, мои дорогие.
      Служанка принесла на подносе копченую селедку и яйца всмятку, но леди Клариса даже не поняла, что еще не поела. Нетвердой походкой она пошла к двери, на ходу снова перечитывая газету.
      – Мадам? – вежливо сказала служанка. – Вам чем-нибудь помочь?
      Клариса с отсутствующим видом взглянула на нее, на ощупь открывая дверь.
      Лакей поклонился и ушел, чтобы отнести телеграмму на железнодорожную станцию. Леди Клариса опустилась на диван рядом с окном. В окно лились лучи яркого золотого солнца. Почки на деревьях в саду начинали распускаться, на открытых прогалинах сквозь черную почву пробивались первые ростки травы. Клариса снова уставилась на проклятый черный заголовок:

      НАСЛЕДНИК РАЗБИЛСЯ НАСМЕРТЬ
      Вильям Т. Стид
 
      В притоне зла, где пэры насилуют девушек для своего удовольствия, Джордж Монтегю, красивый молодой человек, единственный сын лорда Теренса Монтегю, кавалера ордена Подвязки, члена парламента, нашел свою трагическую смерть.
      Репортер оказался на месте действия несколько минут спустя после того, как несчастный молодой человек свалился с крыши известного борделя, носящего выразительное название «Лордс Дрим». Он повис на ограде, обносящей это заведение, и его тело было пронзено не менее чем тремя железными пиками. Ох, лучше бы пики удержали его от посещения этого притона беззакония, чем поймали во время падения.

      Там было и продолжение, но Клариса не могла заставить себя прочитать его. Джордж, добрый, хороший Джордж. Ее пасынок и даже больше, чем пасынок – ее друг. Старший брат ее дорогих дочек. Она прижала к глазам носовой платок и заплакала. Она не знала, как сказать об этом Бетани и Джульетте. Ее горе было слишком сильным. Лучше будет подождать, пока не вернется их отец.
      – Теренс, – прошептала она. – Ох, бедный Теренс.
      Клариса оглянулась вокруг, не замечая красоты дня, и приняла твердое решение. Она должна поехать к своему мужу. Место жены в скорбное время – быть рядом с мужем.
      Спрятав носовой платок в рукав, она позвонила экономке и отдала распоряжение, чтобы та собрала ее в дорогу.
 
      – Я никогда не представляла, что это бывает так.
      Мария любовно провела рукой по плечам Джоко, и он вздохнул от удовольствия. Ее пальцы легким касанием погладили внутреннюю поверхность его руки, где кожа была гладкой, как нежнейший шелк. Они разыскали золотой пушок на его подмышке, мягкий и кудрявый, как и волосы на его голове. Без всякой стыдливости она прижалась щекой к плечу Джоко и пощекотала его.
      Он что-то буркнул и поджал плечо, притворяясь, что испугался щекотки. Мария легонько куснула его за кожу:
      – Я укушу тебя.
      Усмехнувшись, Джоко повернулся набок и, поймав ее за руки, притянул к себе так, что она оказалась на нем сверху, и обнял:
      – Не кусайся.
      – Ну, может быть, я и не укушу тебя, – Мария передвинула свои бедра в позицию поудобнее.
      – Осторожнее, – предупредил Джоко.
      – Мне незачем быть осторожной, – пробормотала она. – Я люблю тебя и никогда не сделаю тебе больно.
      Он поцеловал ее нежным и долгим поцелуем:
      – Я и не представлял, что это бывает так.
      – Мы снова и снова будем этим заниматься. Джоко поцеловал ее снова и перевернул так, что она оказалась на спине рядом с ним. После этого он сел:
      – По-моему, нам пора одеваться. Я отведу тебя к сестре.
      Мария тоже села:
      – Боже, я совсем забыла про Мелиссу. Я не могу поверить в это. Сестра так дорога мне, а я могу думать только о тебе.
 
      – Лорда Монтегю нет дома, мадам. Клариса в досаде закусила губу. В резиденции «Брук Мьюз» ничто не напоминало о трауре, кроме черного банта на дверном молоточке и черной повязки на рукаве дворецкого.
      – Когда он вернется, Паттерсон? Холодный, ничего не выражающий взгляд дворецкого был устремлен за ее спину:
      – Не могу сказать, мадам.
      – Я, пожалуй, поговорю с его камердинером. Мускулы на шее дворецкого напряглись, словно он хотел что-то сказать, но не мог себя заставить.
      – Камердинера нет дома, – сказал он наконец. Клариса схватила слугу за отвороты ливреи и встряхнула.
      – Они в клубе лорда Монтегю? Паттерсон возвел глаза к небу. Его симпатии были на стороне хозяйки дома, но жалование ему платил лорд.
      – Может быть, и там, – задумчиво вздохнул он. Краска выступила на ее щеках:
      – Если я позову экипаж и потребую у кучера, чтобы тот отвез меня к лорду Монтегю, куда он повезет меня?
      – Не могу сказать, мадам. Кто знает, куда.
      – Тогда я пообедаю здесь и прилягу отдохнуть.
      Если лорд Монтегю за это время не вернется, мне понадобятся услуги кучера. Передайте ему это, Паттерсон.
      – Да, мадам.
 
      – Эвелин? Ты не Эвелин. Гермиона прикусила губу:
      – Нет, Терри, я не Эвелин.
      Монтегю уставился на нее неподвижным взглядом, и только его бровь нервно дергалась. Затем его глаза потускнели и стали рассеянно блуждать вокруг:
      – Хорошо, – он пошарил рукой по столу, пока не наткнулся на полный бокал бренди. – Она никогда мне не нравилась.
      Он проглотил жидкость и потянулся за графином, который к этому времени был почти пуст. Трясущейся рукой Монтегю кое-как наполнил себе бокал.
      Он выпил еще, закашлялся и поднес бокал с темно-бурой жидкостью к глазам, рассматривая ее так, словно она предала его.
      – Эвелин никогда не любила Джорджа, – могильным голосом сказал он. – Хотя и не подавала виду. Будь она проклята. Ей чертовски повезло, что я с ней не развелся. Ей бы радоваться, когда я все это уладил. Уладил все. У нее было все, чего ей хотелось. Но она никогда не любила Джорджа.
      Гермиона убрала графин с бренди и положила руку на плечи Монтегю:
      – Терри, тебе нужно принять ванну и одеться. Скоро сюда придет преподобный отец для службы.
      Теренс взглянул на нее, и в то же мгновение его лицо исказилось, беспомощные слезы потекли по щекам:
      – Джордж, – пробормотал он. – Джордж. Мой сын, Гермиона. Мой единственный сын.
      Его слова пронзили Гермиону, но ее собственная боль была так сильна, что делала ее безразличной к страданиям других. Она уже наплакалась, пока не выплакала все слезы.
      – Юника, приведи сюда камердинера, – подошла она к служанке. – Пусть он поможет лорду Монтегю подняться наверх.
      – Я позабочусь о нем, Юника, – откликнулась Кэйт.
      Леди Гермиона неуверенно взглянула на Кэйт, но та ответила ей сладкой улыбкой.
      – Позвольте мне помочь вам, лорд Теренс, – она обхватила старика за спину.
      Он недоуменно взглянул на нее, пытаясь узнать.
      – Мне не нужна помощь, – проворчал он. – Никакой помощи, никакой помощи.
      Вместо того, чтобы оставить его, Кэйт проявила неожиданную силу и подняла его с кресла:
      – Идемте со мной, – настаивала она. – Я помогу вам почувствовать себя лучше.
 
      – У нас будет семья, Джоко, – объявила Мария. – У нас с тобой. Некоторое время мы будем заботиться о Мелиссе, но потом она выйдет замуж и…
      Джоко не мог даже позволить себе такие мечты. Он удовольствовался тем, что стал смотреть, как она приводит в порядок его костюм.
      – Это не будет заметно, – пообещала Мария, тщательно соединяя края пиджака и вырванного клока ткани и заштопывая их. – Я хорошо вычистила его, правда?
      Джоко кивнул, подчиняясь нажиму в ее голосе.
      Что бы она ни сказала, все было правильным. Рия, как всегда, была права. Он сделал глоток крепкого и горячею чая. Чай взбодрил его. Джоко оглядел тихую комнатку. Хотя мебель в ней была старой, в комнате, благодаря стараниям Марии, было по-домашнему уютно. Столик, на котором стояла лампа, был накрыт чистой льняной скатертью, на стенах в серебряных рамках висели картины и фотографии ее родителей, дедушек и бабушек, на небольшом комоде и на подоконнике стояли вазы с сухими цветами.
      Она заговорила о семье, но на что они будут жить? Он никогда не учился никакому ремеслу. Хотя он умел читать, писать и считать, такое образование подходило только для клерка, а чтобы устроиться клерком, понадобится рекомендация.
      Кто напишет ему рекомендацию?
      Джоко вспомнил о своем признании, которое лежало у Ревилла. Ему захотелось выругаться и ударить кулаком во что-нибудь жесткое, лучше всего в Большого Тилли или Джека Ронси. Он был лучше их и сознавал это. Но признание будет преследовать его до конца жизни.
      – Вот, милый. По-моему, получилось хорошо, – Мария протянула ему пиджак, помогая просунуть руки в рукава.
      Это была услуга из тех, которые жены оказывают своим мужьям каждое утро. Затем Мария разгладила пиджак у него на плечах, прикасаясь к нему с любовью и нежностью. Приподнявшись, она повязала ему галстук и отступила на шаг:
      – Ты выглядишь чудесно. Почти как в новом. Джоко оглядел себя и усмехнулся:
      – Жалко, что я потерял цилиндр.
      – Мы заменим его, – пообещала Мария. – А сейчас давай пойдем к миссис Шайрс. Мелисса, наверное, измучена до полусмерти, – она повернулась к зеркалу, чтобы прибрать волосы. Джоко подошел к ней сзади и обнял ее.
      – Рия, я отведу тебя к Мелиссе, а затем мне нужно будет уходить.
      – Уходить? Куда?
      Он поцеловал ее в щеку:
      – Мне нужно уехать ИЗ Лондона. Джек Ронси не перестанет искать меня, особенно после драки прошлой ночью. Теперь он хочет моей крови.
      Мария уставилась на него в зеркало, не зная, что сказать. Она прижалась щекой к его щеке.
      – Значит, ты пытаешься сбежать от меня и Мелиссы?
      – Нет! – слово у Джоко вырвалось громче, чем он ожидал. – Конечно, нет.
      – Но ты же не собираешься взять нас с собой.
      – Я не могу взять тебя с собой. Я еще не знаю, куда направлюсь.
      Мария вцепилась ему в запястья и прижалась к его груди:
      – Ты пошлешь за нами, когда устроишься?
      – Я, может быть, никогда не устроюсь, – Джоко снова поцеловал ее и попытался высвободиться. – Я не могу ни взять тебя с собой, ни послать за тобой.
      – Джоко…
      Он отступил от нее на шаг:
      – Нет! Неужели ты не понимаешь? Я вор, у меня нет никакого будущего. Я должен найти работу, а где я найду ее? Я вообще ее не найду. Я буду вынужден вернуться к воровству и закончу свои дни в Дартмуре.
      Мария порывисто вцепилась в него:
      – Возьми нас с собой, я буду работать, пока ты не найдешь работу.
      – Нет! Моя жена… – он попытался перехватить вырвавшееся слово.
      Улыбка Марии облила его солнечным сиянием:
      – Продолжай, – подтолкнула его Мария. – Твоя жена…
      – Я не хочу, чтобы меня содержала женщина.
      – Почему? В этом нет ничего предосудительного.
      – Так поступают только непорядочные люди. Не такие, как ты.
      – Я такая же, как ты. И, кроме того, я люблю свою работу. Я хорошая машинистка.
      – Я не хочу этого слушать, – взмахнул руками Джоко. – Не можешь же ты продолжать работать после того, как мы поженимся… – он запнулся и вскрикнул, погрозив кулаками в потолок.
      – Я буду счастлива выйти за тебя замуж, Джоко Уолтон, – нерешительно сказала Мария. – Сколько мне еще ждать, чтобы ты попросил меня об этом?
      – Нет, – взвыл он. – Повторяю, мы не поженимся.
      – Ты же только что сказал, что поженимся, – поймала его на слове Мария.
      – Я этого не говорил.
      – Но ты имел это в виду. Ты прикидывал, как нам лучше устроиться. Ты размышлял о том, как будешь зарабатывать нам на жизнь.
      – Нет.
      – Но ты же представлял, что я не буду все время работать. Или Мелисса. Разве не так? Мы будем работать только до тех пор, пока ты не встанешь на ноги.
      – О Господи! – только и выкрикнул Джоко. – Бери свою шляпку.
      – Мы можем хорошо устроиться, знаешь. Мы можем устроиться так, как ты сказал. Мы даже сможем куда-нибудь уехать отсюда. Хоть в Брайтон, хоть в Бат. У миссис Шайрс полно друзей в обоих местах. Я уверена, что леди Монтегю напишет Мелиссе рекомендацию, – она захлопала в ладоши. – У нас все получится, Джоко, я уверена, что получится!
      – Нет!
      Но Мария схватила его за плечи и крепко поцеловала в губы:
      – Я люблю тебя!
      – О Боже!
 
      Леди Гермиона с отвращением взглянула на своих избитых любимчиков:
      – Я послала вас троих схватить одну девчонку и одного вора, совершившего убийство, а вы вернулись без них, да еще в таком виде!
      Берт виновато повесил голову, но тут же вскинул ее снова, потому что из разбитого носа начала капать кровь.
      – Ему помогли, – проворчал Чарли.
      – Неужели вы трое не могли с ним справиться? Джек Ронси воинственно приподнял плечи:
      – Этот проклятый русский налетел на меня со спины, когда я этого не ожидал.
      – Русский? – насторожилась леди Гермиона. – Он не стал бы жульничать с такими, как ты.
      Джек кинул на нее свирепый взгляд и поспешно опустил глаза:
      – Он ударил меня сзади, и я вырубился.
      – Если ты сцепился с ним, тогда тебе повезло, что ты остался жив.
      – Мы только хотели узнать у него, где этот малый, а он напал на нас, – неубедительно докончил за него Берт.
      Леди Гермиона так взглянула на них, словно жалея, что им мало досталось.
      – Боже, помоги мне, если я вынуждена зависеть от того, ввяжетесь вы в случайную пьяную драку или нет.
      Они переминались с ноги на ногу, хватаясь за ушибы и бросая друг на друга обвиняющие взгляды. Гермиона достала свои карманные часы и взглянула на них:
      – Можно вам доверить найти хотя бы девчонку? Джек Ронси рвался исправить свою оплошность:
      – Конечно, леди Гермиона. Скорее всего, она у той старухи, где работает Пит. Ее сестра в эту ночь была в «Петухе Робине» с Джоко и все время висла у него на шее.
      – Ты сумеешь привести ее сюда, или мне дать тебе денег, чтобы ты нанял парней покрепче?
      Джек поморщился от звучавшего в ее голосе сарказма.
      – Сумею, – хвастливо сказал он. – Не успеете вы оглянуться, как она будет здесь.
      – Не тащи ее сюда во время службы, – предупредила леди Гермиона. – Отведи ее на кухню и держи там, пока все не закончится.
      – Считайте, что она уже у вас, – Джек рванулся к двери.
      – Возьми с собой Берта, – леди Гермиона жестом позволила им идти. – Разбитый нос не помешает ему махать кулаками.
      Берт завистливо взглянул на Чарли, которого вывели из дела.
 
      – Нет, мэм, – покачал головой кучер. – Я не могу вспомнить, куда отвез лорда Монтегю.
      Клариса смерила его взглядом. Он не дрогнул, его лицо осталось невозмутимым. Она вздохнула, получив еще одно подтверждение, что слуги Теренса были преданы ему. Их отказ назвать местонахождение мужа растравил ее любопытство и в то же время расстроил так, что ей хотелось закричать.
      – Где пройдут похороны Джорджа?
      – Не могу сказать, мэм.
      – Что здесь происходит, Паттерсон? – повернулась она к дворецкому. – Скажите этому человеку, что я хозяйка этого дома, а Джордж мой пасынок. Мне бы хотелось убедиться самой, что приготовления к похоронам проходят должным образом.
      – Я уверен, что все пройдет как должно, мадам, – уклончиво ответил Паттерсон.
      – Вы же ничего не знаете. Или по каким-то причинам отказываетесь сообщить мне, – она сняла пальто с вешалки у двери.
      Паттерсон поспешил помочь ей надеть его.
      – Спасибо. Кучер! Лошади, надеюсь, готовы?
      – Да, мэм. Куда вас отвезти?
      – В «Пэл мэл гэзетт». Я уверена, что мистер Стид поможет мне. У него есть все факты, касающиеся этой истории.
 
      – Я хочу, чтобы Джоко Уолтон после обеда был у меня в кабинете, – проворчал Ревилл. – Он был на месте происшествия. Может быть, он заметил что-нибудь, даже если сам не понял этого.
      – Он сам вылезал на крышу. Может быть, это сделал он. Ведь они оба преследовали девушку, – предположил констебль Уилки.
      Ревилл отрицательно покачал головой:
      – Он вылез туда гораздо позже. Конечно, он мог открыть окно и поймать жертву там. Но это не в стиле Джоко. Он вор.
      – Может быть, тот застал его за кражей, – наудачу предположил Уилки.
      – Он не стал бы убивать из-за этого. Его уже ловили раньше.
      – Может быть, они не поделили ее?
      – Джоко не убийца. Зачем убивать, если даже не знаешь, кто и почему гоняется за девушкой по крыше? Тем более, что дом полон девушек, рвущихся услужить тебе. Нет, Джоко этого не делал. Но он может знать, кто это сделал, даже не сознавая, что знает это.
      – Его будет трудно найти, сэр. Ревилл позволил себе слегка улыбнуться:
      – Найдите Марию Торн, и Джоко будет где-нибудь поблизости.
      – Как прикажете, сэр.
      – Я приказываю, Уилки, – Ревилл очень серьезно взглянул на своего помощника: – И, Уилки, проследи, чтобы никто из наших парней не избил его.
      Лицо Уилки застыло. Краска медленно стала проступать на его щеках.
      – Сэр, не могу же я… то есть, не можете же вы…
      – Проследи за этим.

      Нос Берта превратился в бесформенную шишку, торчащую посреди лица. Серые с рыжиной волосы свисали вдоль его щек. Берт шумно дышал сквозь разбитые и сломанные зубы.
      Увидев, как он заходит в холл, Мелисса пронзительно вскрикнула. Он, словно споткнувшись, остановился и вытер со лба пот:
      – Иди сюда, девочка. Лучше не упирайся.
      В это мгновение Мелисса узнала его. Это был один из крепких парней, работающих на леди Гермиону. Он пришел за ней. Но она не собиралась возвращаться обратно. Набрав в грудь побольше воздуха и снова завизжав, она попыталась сбежать от него.
      Берт пересек ей путь, расставив руки поперек небольшого холла и загоняя ее в угол.
      Когда-то Мелисса съежилась бы в ужасе, моля о пощаде. Но теперь она глубоко вздохнула и завизжала снова, хладнокровно, расчетливо, выжимая звук из самой глубины легких. Одновременно она выставила перед собой кулаки и остановилась в ожидании.
      – Ну если ты не хочешь сама…
      Руки Берта были в нескольких дюймах от ее плеча, когда она левым кулаком ударила его в нос. Стены буквально задрожали от его полного смертной муки рева.
      Мелисса пригнулась и проскочила мимо него в глубину холла. Сзади нее послышался тяжелый удар, а за ним грохот. Мелисса не оглянулась, пока не взлетела на верхушку лестницы.
      Сцена внизу заставила ее примерзнуть к полу. Миссис Шайрс, скорчившись, лежала на пороге, а «святой» Питер вырывался из яростной хватки мужчины, которого она раза два видела в «Лордс Дрим».
      Мелисса оглянулась через плечо. Берт дополз до стены холла и, цепляясь за нее руками, пытался встать. На полдороге его колени подогнулись, он снова сполз на пол, ошалело тряся головой. Его глаза были закрыты, кровь капала из носа. Было ясно, что он не обращал на Мелиссу никакого внимания.
      «Хорошо», – подумала она.
      У входа в холл «святой» Питер освободился и замахнулся на Джека Ронси сбоку. Если бы удар попал в цель, он снес бы сутенеру голову, но Джек Ронси пригнулся и уклонился от него.
      – Ты всегда был мазилой, Пит, – буркнул Джек, присев и откачнувшись. – Плохой глаз.
      – Я тебе покажу «плохой глаз», – Питер принял защитную стойку и погнал Джека по холлу.
      Мелисса сбежала вниз по лестнице и опустилась на колени рядом с миссис Шайрс. Старая леди приподнялась на локте. Что-то бормоча про себя, она никак не могла водрузить на нос свои очки в янтарной оправе. Одна их дужка была сломана, линзы треснули.
      Мелисса схватила ее за плечи:
      – Идемте! Нам нужно бежать!
      – Ох, нет, я не смогу, – запротестовала миссис Шайрс. – Ты убегай.
      – Я не побегу без вас, – потянула ее Мелисса.
      – Эй, девчонка! – рявкнул Джек.
      – Беги, – настаивала миссис Шайрс. – Я им не нужна.
      Джек нанес прямой удар Питеру. Дворецкий принял удар на плечо и контратаковал правым сбоку в скулу Джека, отбросив его назад.
      – Плохой глаз, говоришь? – фыркнул Питер. – Следи за собой, Джек.
      – Идемте, – Мелисса снова попыталась поднять старую леди, но та покачала головой.
      – Уходи, – потребовала она. – Немедленно. Берт, пошатываясь и все еще держась за нос, шел к ним от лестницы. Скоро Питер окажется в численном меньшинстве. Мелисса встала.
      – Я вернусь, – пообещала она и, подхватив юбки, выбежала на ступеньки крыльца. Там она поглубже вдохнула и снова отчаянно закричала: – Убивают! Помогите! Полиция!
      Она увидела кеб, вывернувшийся из-за угла, и подбежала к нему:
      – Помогите!
      Кебмен натянул вожжи и остановил лошадь:
      – Что вы сказали?
      – Помогите! Какие-то мужчины… – метнулась она к нему.
      – Мелисса! – Мария распахнула дверь кеба. – Дорогая моя! Влезай сюда.
      – Нет, Мария, нам нужна помощь!
      – Что случилось? – выскочил из кеба Джоко. Мелисса бросилась к нему:
      – Слава Богу, вы здесь. Там Берт, у миссис Шайрс. И еще один мужчина. Они дерутся. Ох, скорее!
      Джоко помчался туда. Мария выбралась из кеба и обняла Мелиссу.
      – С тобой все в порядке?
      – Со мной – да, – выдавила улыбку Мелисса, – но с миссис Шайрс…
      – Миссис Шайрс ранена?!
      – Ее сбили на пол, – кивнула Мелисса.
      – О Боже! Оставайся в кебе, – Мария побежала вслед за Джоко.
      Она увидела Эйвори сидящей на ступеньках у двери. Очки ее нанимательницы были на месте, разбитые и перекошенные. Бывшая воинствующая суфражистка ободряюще помахала Марии:
      – Они там дерутся.
      Звук кулака, впечатавшегося в тело, и последовавший за ним треск дерева подтвердили ее заявление.
      Мария встала перед ней на колени и взяла ее за руки:
      – С вами все в порядке?
      – Лучше не бывает, – усмехнулась старая леди. – Точь в точь как в прежние дни.
      Изнутри снова раздались звуки кулачных ударов. Джек Ронси чертыхнулся. Мария вытянула шею, чтобы заглянуть в переднюю дверь.
      Мелисса подбежала к ним:
      – Я послала кебмена за полицией.
      – Хорошая мысль, дорогая моя, – Эйвори поправила очки.
      Оглушительный грохот заставил их всех переглянуться.
      – Это развалился обеденный стол, – сообщила хозяйка дома. – Помоги мне встать, Мария. Как бы я не пропустила эту потасовку – кажется, она там что надо!
      – Миссис Шайрс!
      – Не смотри на меня так шокированно, дорогая. Ты напоминаешь мне Дадли.
      Джоко, широко улыбаясь, оглянулся через плечо. Рядом с ним стоял Берт, прикрывая рукой израненное лицо. Его дыхание было хриплым, кровь капала с носа на рубашку. Миссис Шайрс вытащила из рукава носовой платок и вручила Берту. Тот с признательностью принял его.
      За ними посреди гостиной находились Питер и Джек Ронси. Стоя нос к носу, они размахивали кулаками, стараясь ударить побольнее, делали обманные движения, приседая и подныривая, тузя друг друга голыми костяшками пальцев. Было ясно, что они давно забыли об истинной причине драки.
      – Великолепное шоу, – заметил Джоко. – Хотелось бы мне написать об этом книгу.
      – Ставлю пять фунтов на Питера, – миссис Шайрс хмыкнула при виде осуждающего лица Марии и подтолкнула своего соседа: – Ты – жулик моего сердца.
      – Скорее бы появилась полиция, – сказала Мария.
      Берт направился к выходу:
      – Кончай с ним, Джек, – хрипло позвал он. – Сюда идут легавые.
      Джек Ронси сумел ответить ему только кивком. Его зубы были оскалены, из рассеченной брови текла кровь. Он сделал финт направо, затем налево.
      Питер парировал удар предплечьем и провел ответную атаку. Джек Ронси хрюкнул, когда правый удар сбоку угодил ему в ухо.
      – Идем, Джек, – снова позвал его Берт. Он наклонил голову набок, прислушиваясь. – Я слышу их проклятые свистки, Джек. Пардон, мэм, – он кивнул Эйвори и сбежал.
      – Милый молодой человек, – заметила та. – Возможно, мне понадобится еще один охранник.
      Мария вытаращила на нее глаза.
      – Где же эти полицейские? – воскликнула Мелисса.
      – Когда они нужны, их никогда нет, – мрачно заявил Джоко.
      Питер всхрапнул, когда Джек отдубасил его по ребрам справа и слева.
      – Всыпь ему, Питер! Его помощник сбежал, – крикнула Эйвори.
      Мелисса ахнула и зажмурилась. Мария отвернулась, хотя ей было ясно, что только они с сестрой не получали удовольствия от зрелища. Проживи она еще пятьдесят лет, все равно не смогла бы понять свою нанимательницу, которая встала на место Берта, чтобы лучше видеть потасовку, и, усмехаясь, подталкивала Джоко в ребра.
      Пронзительная трель полицейского свистка донеслась до них с улицы.
      Питер и Джек Ронси замерли на месте. Их горящие глаза встретились сквозь окровавленные кулаки. По обоюдному согласию они отступили друг от друга. Питер кивнул головой по направлению к окну:
      – Беги туда, Джек.
      – Верно говоришь, Пит.
      – Он позволяет ему уйти! – запротестовала Мария.
      – Конечно, – усмехнулся над ней Джоко. – Они же друзья.
 
      Позже, когда полисмены отбыли с отчетом к инспектору Ревиллу, пятеро оставшихся в особняке собрались за столом на кухне. Мелисса стала готовить чай, Эйвори принялась обрабатывать раны и ссадины на руках Питера.
      Тот смотрел на хозяйку с обожанием, заметила Мария. Невзирая на то, что она видела его разгневанным и в драке, ей следовало бы по-прежнему считать, что Питер и в самом деле их дорогой «святой». Конечно, ведь святые могут быть одновременно и воинствующими.
      Джоко еще раз поздравил Питера. Миссис Шайрс похвалила его правый удар сбоку. Питер грелся в лучах их восхвалений.
      Мария наблюдала за ними всеми. Она была до глубины души возмущена тем, что и дворецкий, и Джоко позволили Берту и Джеку Ронси сбежать. Эти люди причинили боль ее сестре, держали ее взаперти и очень старались вернуть в рабство и принудить к проституции. Их нужно было посадить в тюрьму и сослать, или даже повесить.
      А присутствующим здесь следовало бы обсудить, как положить конец злодействам «Лордс Дрим». Но вместо этого они обсуждали подробности драки.
      Она недоуменно покачала головой. Ничего, совсем ничего не осталось от того мира, каким он казался ей всего лишь месяц назад. Все правила, по которым жила она сама и старалась наставлять Мелиссу, полностью изменились.
      Пытаясь осмыслить все происшедшее, Мария подвела ошеломляющий итог, перевернувший все с ног на голову. Степенная вдова пэра оказалась какой угодно, только не степенной. Она даже выразила сочувствие негодяю Берту, отдав ему свой носовой платок. Ее дворецкий оказался боксером и приятелем сутенера, избившего его же на мостовой. Вор говорил и выглядел как джентльмен с моральным устоями, достойными по-пуритански строгого епископа. Мелисса была похищена членом парламента. Саму же ее вместе с Джоко разыскивает полиция. И еще – она влюблена в вора.
      – Тебе лучше? – спросила Эйвори.
      – Да, мэм, – кивнул Питер. – Гораздо лучше.
      – Ты побил его, – одобрительно сказала ему хозяйка.
      – Джека Ронси? Трудно сказать, – Питер напряг мышцы рук. – Он всыпал мне не меньше, чем получил от меня. Мы с ним давно друг друга знаем.
      Мелисса разлила чай по чашкам из китайского фарфора. Питер с благодарностью выпил его, Джоко поморщился, что чай слабый, но тоже выпил.
      – Что мы будем делать? – взглянула на окружающих Мария.
      – О, они нас больше не побеспокоят, – сказала Эйвори, положив руку на плечо своего дворецкого. – Питер с ними здесь быстро расправится.
      – Так не пойдет, – покачала головой Мария. – Мы же не хотим, чтобы они вернулись, поэтому должны что-нибудь сделать. Иначе Мелисса никогда не будет в безопасности.
      – Она права, – убежденно кивнул Джоко. – Прошлым вечером они приходили за мной, а сегодня – за Мелиссой. Это, наверное, проделки старика.
      – Лорда Монтегю! – содрогнулась Мелисса.
      – Он хочет, чтобы кто-нибудь заплатил ему за смерть сына.
      – Но это был несчастный случай. Я никогда не забуду этого, – сжала руки Мелисса. – На крыше было сыро и очень скользко, ветер сбивал с ног. Везде текло, мои лодыжки то и дело подворачивались, хотя я была босая. Я не представляю, как он пробирался там в кожаных ботинках.
      – А тот человек, который гнался за вами? Он мог столкнуть его?
      – Чарли? Я сомневаюсь. Он успел сделать буквально один шаг, как поскользнулся и повис вниз головой за окошком. Джордж потянулся вверх, чтобы ухватиться за мою руку и упал.
      Джоко поставил на стол чашку, не допив чай. С видом человека, принявшего решение, он встал:
      – Я пойду к Ревиллу.
      – Не пойдешь, – испугалась Мария. – Он арестует тебя.
      – Вряд ли. Если бы он рвался схватить меня, то заплатил бы Доджеру, чтобы тот меня выследил.
      – Но ты же собирался оставить Лондон, чтобы скрыться от него.
      Джоко взглянул на нее в упор:
      – А я не передумал, Рия. Наступило молчание.
      – Ох, мой милый мальчик, – вздохнула Эйвори.
 
      Густой запах лилий и пчелиного воска висел в воздухе. Печальная органная музыка затихала.
      Преподобный Томас Динсмор одарил собравшихся благословляющей улыбкой. Странность происходящего, казалось, совсем не смущала его. Факт, что они с Евангелиной отправляют службу в главном салоне «Лордс Дрим», не вызывал у него ни малейшего замешательства. Он восхвалил возможность оказаться среди грешников и помолиться за тех, кто захочет встать на праведный путь. И выразил надежду, что те из них, кто не сможет обратить свои деяния во славу Бога, конечно, согласятся внести щедрое пожертвование на его святые дела.
      Елейный взгляд Динсмора остановился на женщине в черном, спрятавшей лицо под плотной вуалью. Она, сидевшая в центре и рядом с фобом, могла приложить руку к этим пожертвованиям. Она была скорбящей матерью. Кроме того, она была содержательницей этого нечестивого заведения, заплатившей ему за приход сюда. Динсмор надеялся, что в конце службы ее щедрость будет не будет знать границ.
      Она подняла голову, ее вуаль шевельнулась. Преподобный Динсмор ободряюще улыбнулся ей.
      Рядом с ней сидел мужчина с ошеломленным выражением лица. Он не мигая глядел на бледный профиль покойника, лежащего в задрапированном трауром гробу. Одет этот джентльмен был в костюм строгого покроя, а позади него стоял человек, наверняка бывший его камердинером.
      Преподобный Динсмор подсчитывал свои блага. Возможно, ему достанется не одно щедрое пожертвование.
      Позади этой пары сидела группа молодых женщин. Все они были одеты в черное, но каждая в своем стиле. Некоторые из этих нарядов – шикарные, отделанные перьями и блестками, с глубочайшими вырезами, – подходили скорее для оперы, чем для похорон. Другие костюмы, несомненно, были куплены за очень скромную цену. Это были жалкие обноски с перекошенными подолами и сползающие с плеч.
      Несмотря на то, что одежда выдавала различный уровень благосостояния этих женщин, все эти мрачно-торжественные лица были без макияжа. Никто из них не выглядел сегодня соответственно своему занятию.
      Гроб, к котором лежал Джордж Монтегю, был задрапирован черным бархатом. Букет кремово-белых лилий лежал на груди покойного. В голове и ногах его стояли вазы с лилиями и подсвечники с зажженными свечами.
      Динсмор покрепче ухватился за свой молитвенник. Леди в черном, наверное, немало похлопотала, чтобы все выглядело пристойно.
      – Давай, черт возьми, начинай! Преподобный Динсмор подскочил на месте.
      Один из тех, от кого следовало бы ожидать наибольшей чувствительности, нарушил торжественность момента.
      – Пожалуйста, Терри, тише, – вполголоса сказала леди под вуалью.
      Джентльмен погрозил пастору кулаком:
      – Давай начинай, – проворчал он. – Начинай скорее и кончай.
      Динсмор застыл на месте и прокашлялся:
      – Давайте начнем со слова молитвы. Наш дорогой Отец на небесах…
 
      Ревилл закатил глаза к небу, вымаливая божественной силы и наставления.
      Затем он встал и вышел из-за стола, чтобы встретить миссис Шайрс. Стараясь не обращать внимания на треснутые стекла ее очков, он подвел ее к стулу и усадил. Мария Торн с мятежным выражением лица расположилась рядом с ней. Ревилл молча уставился на мужчину, который вошел с ними. С некоторым волнением в сердце он разглядывал свое творение.
      Стоило поглядеть на Джоко Уолтона в новом шелковом цилиндре и превосходном черном костюме. Хорошая чистка и утюжка восстановили его костюм почти до первоначального состояния. Эйвори Шайрс послала в «Хародс» за новым головным убором взамен оставленного в гардеробной «Лордс Дрим».
      Но дело было не только в одежде. Ревилл понял, что Джоко Уолтон теперь и держится иначе. Бывший вор стоял прямо и с достоинством, без малейших признаков страха или напускной храбрости. Он излучал спокойную уверенность. Ревиллу приходилось видеть личных советников королевы – ему даже случалось пожимать некоторым из них руки. Джоко Уолтон мог бы находиться среди них, не выделяясь ничем.
      Ревилл молча протянул Джоко руку, тот пожал ее.
      – На нас вчера напали в моем собственном доме, – заявила Эйвори Шайрс.
      Ревилл вернулся за свой стол и открыл отчет:
      – Да, мэм. Я уже прочитал об этом. К несчастью, обоим нападавшим удалось скрыться. Тем не менее, по описаниям, которые вы дали нашим офицерам, мы сможем опознать и задержать этих людей.
      – К черту описания, – напрямик сказала Мария. – Мы с сестрой называли вам адреса и имена.
      Ревилл неловко заерзал на стуле:
      – Мы побывали там.
      – И что вы там обнаружили?
      – Один из двоих мужчин, про которых вы сказали, что они были у вас в доме, во время происшествия был в своей постели. На него самого недавно напали и сильно избили. Хозяйка поручилась за него.
      – Конечно, еще бы она не поручилась, – согласилась Мария. – А другой?
      – Она никогда не слышала о нем. Эйвори Шайрс встряхнула головой:
      – Я никогда еще не слышала о подобном надругательстве. Ведь мы – законопослушные граждане…
      Лорд Монтегю тоже, – возразил ей Ревилл.
      – Нет, – открыто заспорила Мария. – Он не такой.
      Ревилл протянул к ней руку в беспомощном жесте:
      – Но у вас нет доказательств, моя дорогая леди.
      – Вы же сами видели его в «Лордс Дрим». Он наклонился к ней, словно в сотый раз говоря поучение маленькому несмышленому ребенку:
      – Это еще не доказательство того, что он похитил вашу сестру.
      – Одна из девушек…
      – Чего стоит свидетельство проститутки против пэра?
      Джоко положил руку на плечо Марии. Она закусила губу, но повторила обвинение:
      – Это он послал людей, чтобы те похитили мою сестру из дома миссис Шайрс.
      – И, конечно, мы должны его арестовать, – продолжил за нее Ревилл.
      – Инспектор Ревилл, моя невинная семнадцатилетняя сестра прячется за дверью миссис Шайрс под охраной. Она боится даже показаться на улицах Лондона, не говоря уже о том, чтобы попытаться найти работу. Я боюсь повести ее в церковь или в общество, где она может встретить хорошего молодого человека, который оценит ее порядочность и мужество и захочет взять ее в жены, – Мария вынула из сумочки носовой платок и промокнула глаза.
      – Когда миссис Шайрс опознает мужчину, который приходил к ней в дом и напал на нее, тогда его можно будет отдать под суд.
      – Но это не избавит нас от проблемы, – в первый раз подал голос Джоко. – Эти леди в опасности, инспектор. Лорд Монтегю наймет кого-нибудь еще, чтобы отплатить за смерть своего сына, – уголок его рта изогнулся в иронической усмешке. – В каком-то смысле он в нашем положении, вам не кажется?
      – Не понимаю.
      – Он тоже не доверяет Скотленд-Ярду. Он знает, чего вы стоите.
      Ревилл побагровел до кончиков волос. Три пары глаз обвиняюще уставились на него.
      – У нас нет причин считать, что Джордж Монтегю погиб не в результате несчастного случая, – заявил он.
      – Легко так сказать, – сладким голосом сказал Джоко. – Ни расследования, ни ловли виновных. Все довольны, а легавые снова разгуливают по кварталу.
      – Лорд Монтегю вне себя от горя, – стал уговаривать его Ревилл. – Со временем он овладеет собой. Я уверен, он поймет, что наше заключение правильно.
      – Но пока он не считает, что оно правильно, – заспорила с ним Мария. – А что случится, если он захватит Джоко и Мелиссу? И они скажут ему, что не повинны в смерти его сына? Что будет тогда?
      – Ну, я…
      – Вероятно, Берт с Чарли, а еще Джек Ронси, изобьют Джоко, но на этот раз не как сотрудники вашего отделения…
      – Мисс Торн, я уверяю вас…
      – …они не остановятся, когда он потеряет сознание. Они изобьют его до смерти.
      – Моя дорогая юная леди…
      – А моя сестра? Он изнасилует и замучает ее?
      – Мисс Торн!
      Не обращая внимания на его протесты, Мария повысила голос:
      – Как по-вашему, что он сделает, инспектор Ревилл?
      Инспектор поднял отчет со стола:
      – Если бы только дилетанты не мешали нам заниматься делом…
      – Давайте, инспектор, продолжайте, – засмеялся Джоко. – Половину своего рабочего времени вы заполняете отчеты и перекладываете бумаги по папкам. А вторую его половину, нравится вам это или нет, вы вообще ничего не делаете. И вы довольны этим. Бедные сами разбираются со своими проблемами. Средний класс не доставляет много проблем. А богатые платят вам, чтобы вы не лезли в их дела – они не хотят, чтобы вы совали носы в их жизнь. Разве я не прав?
      – Кто бы говорил… – сжавшаяся в кулак рука Ревилла скомкала бумагу.
      – Если я так плох, тогда почему я работаю на вас?
      – Т-ты… э-э…
      – Это потому, что сами вы не представляете, как иметь дело с такими, как лорд Теренс Монтегю или кто-нибудь еще, перед чьим именем стоит «сэр».
      – Довольно! – взорвался Ревилл.
      – Молодой человек говорит правильно, – вмешалась Эйвори. – Вы это знаете, мы это знаем, и ничего с этим не поделаешь, – она махнула рукой, покончив с этой проблемой и переходя к другой. – Так что же мы можем сделать для этих молодых людей? Нельзя же им всю жизнь прожить под угрозой.
      – Мадам… – он взглянул на всех поочередно, а затем откинулся на стуле. – Что вы хотите, чтобы я сделал?
      Мария сурово взглянула на него:
      – Мы надеемся, что вы все-таки арестуете Берта, Чарли и Джека Ронси. Они безнаказанно нападали на рядовых граждан нашего города.
      Довольно странно, но Джоко встал на сторону Ревилла.
      – В этом мало пользы, Рия. Их заменят другими раньше, чем правосудие сошлет их в доки. А те парни могут оказаться похуже этих, – он взглянул на Ревилла: – Я немножко поразмыслил над этим – мне кажется, что я должен позволить им схватить меня.
      – О нет, Джоко…
      – Мой дорогой мальчик, ты лезешь в пасть к дьяволу.
      Ревилл, прищурившись, окинул его взглядом.
      – Я не какой-нибудь чертов герой, – продолжил Джоко. – Видит Бог, я никогда не хотел им быть. По-моему, не стоит получать по зубам только для того, чтобы стать светским щеголем, но вы поручили мне дело. А я терпеть не могу, когда остается что-то недоделанное.
      – Нет, Джоко, ты этого не сделаешь, – повторила Мария.
      Однако Ревилл задумался над его предложением:
      – Какие у тебя планы?
      – Позволить им захватить меня в «Петухе Робине», точно так же, как они пытались это сделать в прошлый раз. Я подброшу русскому намек. Его не будет на месте, а Доджер сообщит Джеку Ронси, где я. Что-то вроде слежки за мной, понимаете?
      – Это просто ужасно, – заявила Мария.
      – И они меня схватят. А когда я окажусь у них, то выясню, что произошло на самом деле.
      – Они убьют тебя.
      – Нет. Во всяком случае до тех пор, пока все не выяснят. Л пока они будут разбираться, что-нибудь прояснится…
      – Это даст шанс, – заметил Ревилл.
      – И большой шанс, – согласилась Мария.
      – По-моему, это сработает, – сказал Джоко.
      – Но что удержит их от того, чтобы убить тебя сразу же? – спросил Ревилл.
      – Я дам им понять, что смогу навести их на Мелиссу и Марию. Меня не убьют, пока не узнают, где они прячутся.
      – Ты с ума сошел. Но это может сработать.
      – А что будет потом? Неужели мы оставим его в таком положении? – чуть не плача спросила Мария.
      – Нет, – Ревилл встал. – У него будет два часа. Ровно два. А потом я пошлю туда отряд и вызволю его.
      – За два часа они могут очень здорово избить нашего дорогого юношу, – пробормотала Эйвори.
      – Не изобьют, – пообещал Джоко.
      Мария обняла Джоко и крепко поцеловала в губы. Сначала тот остолбенел и от смущения стал сопротивляться, но ее губы были настойчивыми. И тогда его руки нерешительно обвились вокруг нее, и он с пылом отчаяния ответил на ее поцелуй.
      Ревилл притворился, что изучает бумаги на столе. Миссис Шайрс сняла свои разбитые очки и стала протирать платочком стекла.
      Когда Джоко оторвался от Марии, его лицо было густо-красным.
      – Рия, – прошептал он. – Почему?
      – Ты герой, Джоко. Ты настоящий герой. Ты джентльмен из джентльменов.
 
      – Пошел вон!.. – огрызнулась на Берта леди Гермиона.
      – Да, мэм, – его слона были почти неразборчивыми – так сильно опухло разбитое лицо.
      Леди Гермиона прогнала его взмахом руки, и он заковылял прочь. Затем она заворчала на Джека Ронси:
      – Ты выглядишь так, словно тебя пропустили через мясорубку.
      – Встретился со старым знакомым, – нахально объявил Джек.
      – Но ты не привел сюда ни Джоко, ни эту девку Торн.
      – Нет, мэм, видите ли…
      – Вижу. В деле тебе доверять нельзя. Ох уж эти мужчины! – она многозначительно передернула плечами.
      Джек виновато повесил голову.
      Рука Гермионы взлетела и отвесила ему пощечину, крепкую, оставившую ярко-красный отпечаток, заметный сквозь грязь и щетину на щеке.
      Джек что-то буркнул и вздернул голову, но Гермиона вплотную приблизила к нему лицо:
      – Они еще поплатятся за убийство моего сына, – сказала она, выплевывая каждое слово ему в лицо. – Если ты не можешь привести их сюда силой, тогда я дам тебе задачу по зубам, и они придут сюда сами.

      Дверь, треснув, вывалилась под ударом ноги Джека Ронси. Здоровенный детина, нанятый им, понесся вверх по темной лестнице.
      Герцогиня так огрела его дубинкой по голове, что он опрокинулся на бегущего следом за ним парня и сбил его с ног. Они оба упали вниз, заставив Джека Ронси с еще одним бандитом остановиться перед грудой тел.
      – Гасите свет! – закричала Герцогиня. Секунды спустя ворвавшиеся полезли наверх в полную темноту, оказавшись в жутко невыгодном положении, поскольку сами были подсвечены сбоку струйкой света, пробивавшейся с улицы через выбитую дверь.
      Герцогиня молча поджидала их наверху, хотя любой шум, который она могла произвести, заглушился бы ворчанием и проклятиями, раздававшимися на узкой площадке у подножия лестницы. Через несколько мучительных секунд нападающие снова рванулись наверх.
      Первый поставивший ногу на пол склада получил дубинкой в грудь. Он свалился набок, но компаньон поймал и удержал его.
      Герцогиня вскинула голову. Окна на потолке открылись, фигурки карабкались в них на фоне звездного неба. К несчастью, этот дополнительный свет разрушил защитный покров темноты. Тем не менее, она расправилась еще с одной головой, показавшейся над ступеньками.
      – Урра! – запрыгала позади нее Бет. Она размахивала перед собой кулачками, словно призовой боксер. – Всыпь им еще!
      – Ага, урра! – откликнулась Пан, подхватив крик старшей девочки.
      – Убирайтесь! – вскрикнула Герцогиня. – Бегите! Быстро!
      Бет схватила Пан за руку:
      – Бежим!
      – Нет! – малышка остановилась как вкопанная. – Мы не можем предать Герцогиню.
      Их голоса звучали в темноте словно колокольчики.
      – Ради Бога, уходите! – повернулась к ним Герцогиня. – Прочь!
      Ее приказ завершился испуганным вскриком. Джек Ронси взобрался на верхушку лестницы и схватил ее за лодыжку. Она задергалась и лягнула его в голову, но его хватка была крепкой как кандалы. Вместо того, чтобы подняться к Герцогине, он пригнулся и потащил ее к себе.
      Герцогиня свалилась набок и, ударившись локтем о жесткий пол, выронила дубинку. Продолжая сопротивляться, она лягнула его в руку и лицо, всевозможные перлы ее обширного уличного словаря так и сыпались из ее рта. Джек только хрюкнул, когда ее ботинок попал ему в щеку.
      – Герцогиня! – Пан отпихнула Бет и бросилась вперед. Словно маленькая фурия, она лягнула Джека в голову. Один хороший удар ботинка пришелся ему в ухо, но второй промазал.
      – Панси! – вскрикнула Герцогиня. – Прочь отсюда! Беги!
      – Нет, он побьет тебя! Я сейчас ему как дам… Глаза Джека Ронси стали привыкать к свету. Не обращая внимания на слабые пинки девочки, он перешел в наступление. Он полез вверх по лестнице, волоча за собой Герцогиню и удерживая ее в неудобном положении.
      – Быстро за мной, – рявкнул он на своих людей. – Я поймал ее, придурки.
      Пан пнула его в голень повыше ботинка:
      – Вот тебе!
      – Пан! – взвизгнула Бет. – Брось его! Бежим, балда!
      Большая рука Джека повернулась и сгребла его маленькую противницу. Пан в ужасе завизжала.
      – Отпусти ее! – бросилась вперед Бет и пырнула его головой в живот.
      Джек едва покачнулся. Отпустив лодыжку Герцогини, он освободившейся рукой обхватил Бет и приподнял над полом.
      – Ой! Пусти меня! Пусти! – Бет лягалась и тузила его кулаками, но он не обращал на нее внимания.
      Герцогиня вскочила на ноги и замахнулась на Джека дубинкой, но его наемники пришли наконец в себя. Они быстро взобрались наверх и окружили ее. Она замахнулась на того, кто оказался перед ней, но другой подбежал сзади и заломил ей руки за спину.
      – Поискать еще кого-нибудь? – они с сомнением оглядывали темное помещение склада.
      – Нет, – Джек поднял повыше двух извивающихся детей. – Нам хватит этих.
      – Герцогиня, Герцогиня, – захныкала Пан.
      – Отпусти ее! Она же еще ребенок! – Герцогиня отчаянно рванулась, но державший ее мужчина подтащил ее к Джеку Ронси и поставил перед ним.
      Тот стал сжимать обеих девочек, пока они не завизжали.
      – Прямо как поросята.
      – Ради Бога…
      – Пусти меня! Пусти меня! Я не поросенок!
      – Тише! – рявкнул Джек, сжимая их своими ручищами, пока обе извивающиеся ноши не обвисли у него в руках. – Так-то лучше. – Его наемник выпихнул Герцогиню вперед. – А теперь слушай меня внимательно. Ты получишь их обратно, когда доставишь нам то, чего мы хотим.
      – Что это? – замерла Герцогиня.
      – Джоко Уолтон, – проворчал Джек Ронси.
      – Никогда не слышала о таком.
      Бет начала жалобно всхлипывать. Сутенер качнул головой:
      – Ты очень хорошо его знаешь – и его, и его пташку.
      – Даже если я его знаю, я не знаю, где его искать, – сказала Герцогиня. – Я слышала, что он уехал из города.
      – Найди его, – потребовал Джек. – Или тебе известно, где я получу хорошую цену за этих двоих.
      – Если ты причинишь им хоть малейший вред, я пущу твои кишки себе па подвязки, – пообещала Герцогиня. Ее темные глаза блеснули в полумраке комнаты.
      – О-ох, я весь дрожу, до самых пяток, – скверно рассмеялся Джек. – Приведи его в «Лордс Дрим», и ты получишь их обратно, – он снова встряхнул обеих девочек. Голова Панси дернулась, и та жалобно взвыла. – А до тех пор я поучу их хорошим манерам.
      Не выпуская из своих рук детей, он полез вниз по лестнице, а за ним последовала его шайка. Герцогиня в холодной тьме опустилась на колени и обхватила себя руками.
 
      – Я Клариса Аделаида, леди Монтегю. Мне хотелось бы поговорить с мистером Вильямом Стадом.
      Мальчик, разносящий газеты, изумленно взглянул на бледную миловидную женщину, остановившуюся за дверями «Пэл мэл гэзетт». Ее темный костюм из дорогого твида с черными бархатными отворотами был явно сшит на заказ. Ее шляпка тоже была черной, с густой вуалью, но скорее модной, чем практичной. Короче, он никогда не видел в газетном офисе таких, как эта женщина.
      Маркхэм встал, отложив свою работу.
      – Леди Монтегю, входите, пожалуйста, – он поспешил ей навстречу, протягивая руку, но вдруг понял, что жутко перемазан чернилами. Маркхэм спрятал руку за спину и безнадежно огляделся вокруг. – Ээ… пожалуйста, позвольте предложить вам стул, – взглянув на мальчишку, он сказал вполголоса: – Принеси леди стул.
      – Это вы – мистер Стид? – улыбнулась ему Кларисса.
      – Нет, мэм, – Маркхэм тревожно оглянулся вокруг – куда же девался Стид? – Я его помощник, Чарльз Маркхэм.
      Женщина любезно согласилась подождать.
      – Я… ээ… пойду поищу его, – он выглянул за дверь и позвал: – Гас! – Разносчик газет все еще стоял там с открытым ртом. – Принеси леди Монтегю стул.
      Стид находился в разгаре перепалки с наборщиком, когда Маркхэм нашел его. Он побежал к гостье, на ходу вытирая руки о тряпку, и, отбросив ее в сторону, застегнул пиджак и поправил галстук:
      – Уважаемая леди!
      Она протянула ему газету:
      – Это написали вы?
      Он проглядел заметку и подтвердил:
      – Все до единого слова.
      – И вы утверждаете, что это правда?
      Стид озадаченно кивнул. Он ожидал, что она будет возмущаться им.
      – До единого слова.
      Женщина растерялась, затем совладала с собой:
      – Значит, вы знаете, где находится это заведение – «Лордс Дрим»?
      – К моему стыду и огорчению – знаю.
      Она оглянулась. За ее спиной стояли Маркхэм, газетный мальчик, наборщик и ассистент редактора, слушавшие их разговор.
      – Могу я поговорить с вами лично?
      Стид насторожился. Безусловно, эта женщина была леди и она была молода. По ее легкому акценту он понял, что она из сельской местности.
      – Я не уверен, что это хорошая идея.
      – Пожалуйста, – она подошла ближе, но только чуть-чуть. – У меня есть очень важный вопрос, и, по-моему, помочь мне можете только вы.
      – Пройдемте сюда, – он провел ее в отдельный кабинет.
      Тяжеловесный Джон Морли в тревоге поднялся с места. Он прокашлялся, его брови зашевелились, пока он обмозговывал необычную ситуацию.
      – Мистер Морли будет рад предоставить нам несколько минут уединения, – Стид выразительно взглянул на своего издателя.
      – Спасибо, – Клариса послала ему смущенную и благодарную улыбку.
      – Конечно, конечно. Можете оставаться, сколько потребуется, – Морли сконфуженно улыбнулся и вылез из-за стола.
      Стид предложил Кларисе стул, но она отказалась:
      – Я буду краткой. Лорда Монтегю нет дома. Догадываясь, какой вопрос может последовать за этими словами, журналист попятился. Она замахала перед ним рукой в перчатке:
      – Только, пожалуйста, не отмалчивайтесь. Как утверждают слуги, мой муж не возвращался домой с тех пор, как его сын… был убит, – голос Кларисы дрогнул, но она совладала с собой и продолжила: – Лорд Монтегю, конечно, ужасно потрясен. Джордж был его единственным сыном, его наследником. Он буквально молился на мальчика.
      – Леди Монтегю…
      – Подождите. Сначала выслушайте меня. Никто из слуг не хочет содействовать мне. Они, кажется, считают, что если выдадут мне, где он находится, то предадут его доверие. Я была вынуждена приехать к вам. Если он все еще в этом ужасном месте, где погиб Джордж, я должна поехать к нему.
      – Вы не можете знать, что он там, – отметил Стид.
      – Я предполагаю, что он там, – настаивала Клариса. – Где же еще ему быть? Я посылала в клубы и к тем нескольким его друзьям, которых я знаю.
      – Ясно.
      – И более того, я хорошо его знаю. Он уже не юноша, хотя и не хочет, чтобы это замечали другие. И еще, мистер Стид, я убеждена, что он вне себя от горя. Кто знает, что может с ним случиться в таком месте, когда он, безусловно, не вполне понимает, где находится? – ее голос задрожал, но в глазах не было страха.
      Стид покачал головой. Было ясно, что леди Монтегю говорит искренне, но она понятия не имела, куда собирается отправиться.
      – Мне незачем напоминать вам, леди Клариса, что леди не ходят в такие места.
      – Я должна быть с моим мужем.
      Стид задумался. Его осудят за то, что он отвел леди в бордель. Большинство женщин из приличных семей притворялись, что не знают о существовании таких мест. С другой стороны, газетные вкусы людей менялись. У него появлялась хорошая возможность написать об этом визите еще одну статью.
      – Там могут ничего не сказать вам. Она вздернула подбородок:
      – Я не уйду оттуда, пока не увижусь с ним.
      Стид быстро принял решение. Не стоит упоминать леди Кларису в новой статье. Если ей удастся проникнуть в «Лордс Дрим», дальнейшие действия леди Гермионы и лорда Монтегю и без нее дадут немало смачного материала. Как джентльмену ему следовало отказать ей, но журналист в нем взял верх. Он прокашлялся и сказал:
      – Я отвезу вас туда, леди Клариса.
      – Запри их в клозете в моей комнате.
      Леди Гермиона с головы до пят была одета в черное. На ее груди была приколота траурная брошь, а на безымянном пальце она носила прядь белокурых волос Джорджа, привязанную тесемкой. Ее глаза ввалились и были обведены темными кругами, а рот выглядел так, словно она никогда в жизни не улыбалась.
      Бет в страхе взглянула на мертвенно-белое лицо с неподвижными, покрасневшими глазами. Она пригнула голову и положила руку на плечи Пан, чтобы унять свою дрожь и утешить подружку.
      Пан выпятила нижнюю губу и прошипела, глотая слезы:
      – Лучше бы вам отпустить нас. Вы еще пожалеете, если не сделаете этого.
      Леди Гермиона едва взглянула на чумазые, заплаканные личики. Она уже видела их прежде, по крайней мере, одну из них. Живы они были или мертвы – ей было все равно.
      – Убери их с моих глаз, Юника. И забери у них всю одежду перед тем, как посадить в клозет. Они грязные, как крысы.
      – Вы еще пожалеете, – снова предупредила ее Пан. – Джоко Уолтон достанет вас, будьте уверены.
      Леди Гермиона взглянула на девочку в первый и единственный раз:
      – На это я и рассчитываю.
      Кэйт встретила эту убогую процессию наверху:
      – Откуда они взялись, Юника? Служанка выглядела усталой и расстроенной:
      – Леди Гермиона потребовал привести их сюда. А теперь я должна запереть их в клозете.
      – Зачем?
      – Кто знает? Перестань! – прикрикнула она, когда Пан вылезла из-под руки Бет. – Я не хочу даже прикасаться к ним. Они такие грязные, что я боюсь завшиветь.
      – Новая услуга «Лордс Дрим», – усмехнулась Кэйт. – Кикиморы в постели членов парламента.
      – Лучше отпустите нас, – пригрозила Пан. Юника занесла руку, чтобы шлепнуть девочку, но Кэйт опередила ее:
      – Может быть, вы лучше пойдете со мной?
      – Нет! – сказала Пан.
      – Вы нас вправду запрете в клозет? – со слезами спросила у нее Бет.
      – Нет, если вы не станете вести себя плохо.
      – Я не веду себя плохо. Панси иногда ведет себя плохо, но ведь ей только шесть лет.
      – Значит, ты должна заставить ее вести себя хорошо. Идите за мной.
      – Леди Гермиона хотела, чтобы их заперли в клозет у нее в спальне, – напомнила Юника.
      – Может быть, я сделаю это потом, – сказала Кэйт. – Если они будут плохо себя вести.
 
      Джоко не оказалось дома.
      Герцогиня послала всех оставшихся детей разыскивать его по городу, а сама пошла к миссис Эйвори Шайрс. Она долго стучала и звонила в ее дверь, но оттуда не раздалось ни шороха. Все занавески в доме миссис Шайрс были задернуты. Герцогиня обошла дом и подошла к кухонным дверям. Там тоже никто не ответил на ее стук и звонки. За дверью никто не двигался, а главное, оттуда не доносилось никаких кухонных запахов.
      Она уселась на ступеньки заднего крыльца, упершись лбом в подставленные руки. Если дети не найдут Джоко, она окажется в безвыходном положении. Она не знала адреса Марии Торн.
      – Ох, Джоко, – прошептала она. – Пожалуйста, не уезжай.
      Герцогиня закрыла глаза, но тут же открыла, потому что в ее мозгу стали проноситься ужасные картины. Грубые, злые руки разденут Бет и Пан догола, их незрелые детские тела помоют, оденут в панталончики, нижнее белье и белые чулочки, а затем отправят к безжалостным содержателям борделей. Если им повезет, то их приласкают и изнасилуют. Если не повезет, то сначала исхлещут до крови. И все для извращенных удовольствий злых стариков, калечащих детские тела и души.
      Медленно и глубоко вздохнув, чтобы дурнота прошла, Герцогиня опустила голову на колени. Внезапно ей стало холодно. Солнце опускалось за дома по другую сторону парка. Наступал вечер.
      – Панси, – прошептала она. – Бетти. Герцогиня встала и быстро пошла на стоянку кебов. Ей нужно побывать у русского в «Петухе Робине». Если и тот не знает, где Джоко, тогда можно будет не сомневаться, что вор уехал из города.
      А если он уехал… Герцогиня содрогнулась. Она не сможет бросить детей и смириться с ужасной судьбой, уготованной Пан и Бет этими негодяями. И тогда ей придется надеть прежнюю одежду и самой пойти в «Лордс Дрим».
 
      – Ты задумал опасный план, приятель, – русский налил Джоко выпить. – Как ты ввязался в это? Музыкант с гармошкой переходил от стола к столу.
 
Я поймала богатого щеголя,
Разодета я, как в кино,
Пусть живу я особенным образом,
Только мне это все равно.
 
      Джоко поморщился на слове «щеголь», а затем усмехнулся над тем, каким он стал в последнее время. Эта песня была словно про него написана.
      – Зачем ты это делаешь? – допрашивал его русский.
      – Из-за Ревилла. Помнишь? У него моя бумага.
      – Нет, – белые зубы здоровяка блеснули из-под черных усов. – Ревилл? Он не заставил бы тебя это делать. Та девица. Это она тебя заставила, – он подвинул стакан Джоко.
      Тот потянулся к стакану:
      – Ты не прав. Она тут не при чем. Это Ревилл. Русский смотрел, как Джоко опрокинул в себя жидкость, припоминая его привычку никогда не пить залпом.
      Мэйзи с нагруженным подносом двигалась между столами. Мужчины снимали с него пенящиеся кружки и совали деньги за вырез ее блузки. Музыкант с гармошкой шел следом за ней, напевая:
 
Ох, взгляните-ка на Мэйзи…
 
      Мужчины взорвались от хохота. Один из них схватил служанку за грудь. Та шлепнула его по руке и хихикнула.
 
Ведь она такая рвань,
От нее свихнусь я скоро,
Ну и баба, баба – дрянь.
 
      Парочка подошла к столу русского:
      – Угощайся, Джоко, – пропела Мэйзи в такт гармошке.
      – Премного благодарен, старушка, – он поднял голову и натянуто усмехнулся. – Обо мне заботится русский.
      – Занимается моим делом, – притворно огорчившись, обвинила его служанка.
      – Какая разница, – ответил ей русский. Он взял бутылку и снова наполнил стакан Джоко. – Так что ты сказал?
      – Ревилл! – Джоко сказал это громче, чем намеревался. Следующие слова он проговорил почти шепотом. Русский наклонился к нему, чтобы расслышать их. – Он того и гляди превратит меня в легавого.
      Джоко выпил снова. Вино было теплым и горьковатым на вкус.
      – Я надеюсь, что когда закончу с этим делом, то уговорю его написать мне рекомендацию. Что ты об этом думаешь? Ты только представь меня в синей форме и с бляхой на груди, – он поставил стакан и зажмурился, потому что крепкое вино обожгло ему желудок.
      – Ренегат ты, – русский снова наклонил бутылку над стаканом Джоко. В стакан полилась жидкость, выплескивая на стол несколько капель, которые русский вытер пальцем.
      – Тебя это не коснется, – Джоко потянул стакан к себе, слегка пролив жидкость на руку. – Это не пустые слова, вовсе нет. Я буду следователем по грязным делишкам богачей. Не какой-нибудь мелкой сошкой, а таким, как Ревилл. Я не буду простым исполнителем, я буду самолично выбивать из них пыль, – он снова выпил.
      Русский печально взглянул на Джоко:
      – Ты хороший парень и из тебя получится хороший легавый.
      Джоко уставился на него и заморгал. В глазах у него плыл туман.
      – Будь ты проклят!
      – Я тоже работаю на леди, – извиняющимся тоном добавил русский.
      Музыкант с гармошкой вернулся, его слова снова раздались в ушах Джоко:
 
Я встретил милочку свою
 
      Толпа подхватила следующую строчку:
 
Вот что сделал я!
Сказал, что я ее люблю,
Вот что сделал я!
Повел ее я к «Шарту»,
Вина поставил кварту,
 
      Хор голосов загремел, словно гром:
 
Вот что сделал я, старина,
Вот что сделал я!
 
      Джоко свалился на стол. Русский поднял его за плечи и повел к стойке бара.
      В это время Герцогиня открыла дверь и подбежала к Джоко:
      – Нас ждет кеб.
      Брови русского при виде ее полезли вверх:
      – Вы с ним куда-то идете?
      Она была в коротком бордовом шерстяном жакете с черной отделкой, тесно облегавшем ее узкую талию. Ее расклешенная юбка была из такой же шерсти с заплиссированными черными клиньями. В руке у нее была небольшая черная сумочка, на голове – шляпка с прикрывающей лицо вуалью.
      Герцогиня протянула руку в черной перчатке и погладила Джоко по щеке:
      – Я пойду с ним. Я не собираюсь отвести его в то место и бросить гам одного.
      Громоподобный смех вырвался из широкой груди русского, когда тот повел бесчувственного Джоко к кебу:
      – Ты больше не выглядишь как кошелка с обносками. Ты выглядишь как леди. Пожалуй, я поеду с тобой.
 
      В переулке у «Петуха Робина» полицейские из Скотленд-Ярда, посланные Ревиллом, прождали больше получаса. Наконец они с беспечным видом вошли внутрь. При виде пустого стола русского они застыли на месте. Джоко Уолтона нигде не было видно.
      – Ревилл снимет с нас бляхи, – сказал один из них.
      Они унеслись прочь галопом, которым мог бы гордиться любой из призовых скакунов.
 
      – Как вы могли упустить его? – Ревилл распахнул дверь экипажа и вылез оттуда, чтобы устроить взбучку своим подчиненным. – Он ожидал, что вы последуете за ним?
      – Не знаю, – горестно сказал один из них. – Он сказал, что войдет внутрь, чтобы встретиться с сутенером. Мы ждали. Мы ждали целый час.
      – Час! – вскричала Мария. – Вы ждали целый час!
      Ревилл мысленно чертыхнулся на то, что она с миссис Шайрс отказались отправиться домой и предоставить это дело мужчинам. Пока у обеих складывалось самое неблагоприятное впечатление от работы отделения.
      – Значит, ваши люди не могут уследить даже за тем, кто хочет, чтобы за ним следили? – недоверчиво спросила Эйвори у дежурного констебля.
      – Все вышло не совсем так, мэм, – пристыженно взглянул он на нее. – Мы ждали снаружи, когда он выйдет. Нам нельзя было входить туда с ним, это испортило бы весь план.
      Сердце Марии отчаянно заколотилось в груди. Она крепко схватила Эйвори за руку:
      – Он уже больше часа находится у них в плену. Мы обещали, что вызволим его из «Лордс Дрим» через два часа.
      – Ох, дорогая…
      – Влезайте сюда, обе, – Ревилл стукнул кулаком по стенке экипажа и вскочил внутрь. – В «Лордс Дрим»! И не жалейте лошадей!
 
      Собрав все самообладание, Герцогиня пыталась ничем не выдавать своих чувств, пока колеса кеба катили по булыжной мостовой. Волосы на ее руках дыбом стояли от ужаса.
      Она возвращалась. Она, которая поклялась, что ноги ее не будет за этими позорными дверьми, возвращалась.
      Голова тяжело дышавшего Джоко Уолтона лежала на ее коленях. Поворачивая за угол, кеб накренился. Джоко завозился и что-то забормотал. Держа в одной руке его новый шелковый цилиндр, другой она погладила его по курчавым волосам.
      До сих пор он не имел никаких дел с «Лордс Дрим».
      Тихий всхлип сорвался с ее губ. Русский услышал этот звук. Его большое тело полностью занимало сиденье напротив их. Даже в темноте было видно, как блеснули его глаза:
      – Ты плачешь, Герцогиня?
      – Нет. Ни в коем случае, – она запнулась. – Да, да…
      – Может быть, этим вечером все обстоятельства твоего затворничества выйдут на свет.
      – Я не хочу, чтобы они выходили на свет, – покачала она головой.
      – Ты слишком долго пряталась во тьме. Пора такой красавице, как ты…
      – Не надо! Не говори больше ничего! Джоко снова завозился. Он шлепнул себя рукой по лицу, словно пытаясь разбудить себя.
      – Все будет хорошо, – пообещал русский.
      – Откуда тебе это знать? – процедила Герцогиня сквозь сжатые зубы. – Мне это не известно. Это ужасное, жуткое место. А я тащу туда одного из самых верных своих друзей и подвергаю его опасности.
      – Это я тащу его, – дружелюбно возразил ей русский.
      Кеб снова повернул. Герцогиня выглянула из-за занавесок:
      – Мы почти приехали.
 
      – Если вы сомневаетесь, дорогая моя леди Клариса, или даже чуть-чуть побаиваетесь… – Стид оставил фразу незаконченной.
      Клариса дрожала, несмотря на теплое пальто. Живя в сельской местности с самого рождения Бетани, она никогда не оставалась на улице после девяти часов вечера. А где-то часы только что пробили полчаса. Половину одиннадцатого.
      – Леди Клариса? – озабоченно окликнул ее Стид.
      – Конечно, я боюсь! – взорвалась она. – Ужасно боюсь. Но, мистер Стид, я настроена решительно. Я нужна своему мужу. Я очень беспокоюсь о нем.
      – Но все же…
      – Я считаю, что то же самое он сделал бы для меня, – она отвернулась и уставилась в окно. За ним не было ничего интересного. Какая-то карета обогнала их па большой скорости, ее кучер вовсю размахивал кнутом. Туман был слишком плотным, чтобы Кларисе удалось различить, кто это был.
      Стид откинулся на подушку сиденья, чтобы лучше разглядеть леди Кларису. Ему ни в коем случае не следовало бы везти ее туда. В уме у него начала складываться заметка:
 
      «Эта милая и любезная леди, символ материнства и чистоты, одна из тех, на которых держится Британская империя, предложила безусловную любовь и поддержку своему знатному мужу. Всеми фибрами души она переживала за него, оплакивая потерю его сына, стремилась быть рядом с ним, чтобы утешить его. Она пренебрегла ужасным потрясением, которое могло ожидать ее в этом скверном месте. Словно сама Глориана, леди Клариса стремилась спасти своего мужа».
 
      Стид сглотнул горечь во рту. Он видел лорда Монтегю и был свидетелем его поведения в ночь гибели сына. Более того, он знал, зачем Монтегю привел сына в это место, и осуждал этот поступок.
      Он вздохнул. Он очень даже сомневался, что лорд Монтегю приехал бы домой из своего клуба или, как в данном случае, из своего любимого борделя, если бы пострадала леди Клариса.
      Кеб замедлил движение и остановился. Стид высунул голову в окно:
      – Мы приехали?
      – Почти, – откликнулся возница. – Два кеба впереди высаживают пассажиров.

      Холод и влажный поцелуй ночного воздуха разбудили Джоко. Он с трудом разлепил глаза:
      – Где я?
      Русский вытащил его из кеба и поставил на ноги, прислонив к колонне у входа в «Лордс Дрим». Он приподнял голову Джоко за подбородок:
      – Просыпайся!
      Джоко встряхнул головой, затем сжал ее руками, чтобы она перестала кружиться.
      – Зачем ты напоил меня, русский? Я думал, мы с тобой друзья.
      – Он сделал это, потому что я его попросила. Мутными глазами Джоко огляделся вокруг.
      – Герцогиня?
      – Да, – она взяла его за руку. – Мне очень жаль, что так получилось. А теперь мы должны вместе пойти в «Лордс Дрим».
      Он отшатнулся от нее:
      – Мы идем в «Лордс Дрим»? Ты привезла меня сюда?
      – Да. И не спорь.
      Джоко выдернул свою руку из ее руки.
      – Адово проклятье! Почему ты ничего не сказала мне? Тебе не нужно было тащить меня сюда. Ты доставила меня сюда, как ягненка, а я все равно собирался сюда попасть.
      – Откуда мне было это знать? – нервно вздохнула Герцогиня.
      – Скажи ей, – Джоко дернул за рукав русского. Его белые зубы блеснули в свете фонарей:
      – Это верно.
      Расстроенная Герцогиня повернулась к русскому:
      – Ты это знал! И ты ничего не сказал мне?
      – Я работаю за деньги, – приподнял бровь русский.
      Джоко с досадой стукнул здоровяка по плечу:
      – Ты мог наконец позволить мне назвать тебе свои условия. Я заплатил бы тебе больше, чем она, чтобы меня оставили в покое.
      Русский хмыкнул. Он перехватил ударившую его руку и зажал в своей.
      – Идем, Джоко. Давай войдем сюда.
 
      Из окна третьего этажа Мелисса могла видеть только шапки четверых мужчин. Она наблюдала, как эти люди подошли к дому и остановились перед ним. Один из них исчез из виду, после этого раздался громкий стук молоточка в дверь. Эхо разнеслось по пустынным лестницам и коридорам. Затем стук повторился. И еще раз. Снова наступила тишина.
      Двое из стоявших внизу троих развернулись и исчезли из виду. Вероятно, они пошли за угол на двор для экипажей. Последний оставшийся на улице вскинул голову вверх. Мелисса мгновенно отступила за занавеску, так, чтобы не было видно даже ее тени.
      Минуту спустя стук раздался у дверей для прислуги. Он звучал так, словно незваные гости уже потеряли терпение.
      Мелисса содрогнулась. Еще минутой позже она увидела, что все они снова сошлись на улице перед домом. Она кожей чувствовала, как их глаза зорко просматривают каждое окно в поисках малейших признаков движения.
      Наконец их вожак поднял руку. Экипаж подкатил к ним, все четверо взобрались в него и уехали.
      Мелисса все еще стояла у окна, когда дворецкий вошел к ней с серебряным подносом:
      – Чай, мисс Мелисса.
      – Спасибо, Питер, – кивнула она.
      Пока он наливал чай, Мелисса продолжала глядеть на улицу. Приближался вечер. Скоро Джоко будет рисковать собой ради ее безопасности. Он был точно таким же, как отважные герои Диккенса.
      Слова Джорджа Монтегю пронеслись в ее мозгу – «…словно герои Диккенса». Джордж так смело пытался спасти ее.
      Ее любимая сестра собирается пойти вслед за Джоко Уолтоном. Какая бесстрашная ее Мария, какая героиня! Мелисса никогда бы не подумала, что ее выдержанная, чопорная сестра может оказаться такой отважной.
      А миссис Шайрс!! Во время той ужасной драки старая миссис Шайрс отказалась убежать из своего дома. Вместо этого она вернулась туда, чтобы посмотреть, чем все кончится. Если бы Питера побили, она сама оказалась бы в опасности, но она отказалась предать своего слугу. Она тоже была отважной.
      А ее дворецкий – он тоже храбро сражался со звероподобными охранниками леди Гермионы.
      Получалось, что все вели себя отважно, кроме самой Мелиссы Торн, из-за которой, собственно, все и началось.
      Нужно было задвинуть плотные занавески, висящие поверх тюлевых, чтобы вечерняя прохлада не просачивалась из окон в комнату. Пока Питер занимался этим, Мелисса подошла к камину и уставилась в огонь. Мурашки бежали по ее спине, руки покрылись гусиной кожей. Снова и снова одни и те же мысли пробегали у нее в сознании, и она искала в себе мужество высказать их.
      Скрипнув зубами, она поставила нетронутый чай на поднос.
      – Как мне кажется, Питер, у тебя есть две возможности, – сказала она.
      – У меня, мисс? – подозрительно взглянул на нее дворецкий.
      – Ты можешь оставаться здесь, в доме миссис Шайрс, за запертыми дверьми и ставнями. Или, – продолжила она, – ты можешь проводить меня в «Лордс Дрим» и побыть там со мной.
      – В «Лордс Дрим», – покачал головой дворецкий. – Вам нельзя туда, мисс. Миссис Шайрс сказала, что я должен охранять вас здесь, пока все не закончится, – он разъяснил ей это таким тоном, словно она была маленьким ребенком, еще не способным понимать слова взрослых.
      – Но все они пошли в «Лордс Дрим», чтобы помочь мне. Я тоже должна быть там.
      – Лучше бы вам не лезть туда, мисс.
      – Но ты же защитишь меня, – Мелисса заговорила громче, убеждая Питера. Она улыбнулась ему, показав ямочки на щеках. – И, конечно, если тот громила снова полезет из-за меня в драку, у тебя появится возможность еще раз всыпать ему.
      Боевой огонь зажегся в водянистых глазах Питера. Его пальцы потрогали шишку на губе, поставленную Джеком Ронси. Затем он расправил плечи и вытянул шею из жесткого стоячего воротничка. Щеки Питера порозовели. Когда он взглянул на Мелиссу, чувствовалось, что он борется с собой:
      – Вам лучше оставаться в безопасности, мисс. Она решительно повысила голос:
      – Для меня единственный способ остаться в безопасности – это выяснить раз и навсегда, что случилось той ночью. Я была на крыше, когда Джордж упал. Может быть, я не все еще рассказала, или могу рассказать что-нибудь, проясняющее этот случай. Я долго думала об этом, Питер. Я должна отправиться туда.
      – Это слишком опасно.
      Мелисса приложила руку ко лбу:
      – Нет, если там со мной будешь ты. Ты никогда не позволишь снова захватить меня в плен. Я знаю, что с тобой я в безопасности.
      Питер вздохнул, все еще пытаясь сопротивляться молящему взгляду на красивом юном личике, обращенном к нему:
      – Пожалуйста, мисс Горн, не надо…
      – Идем со мной, Питер. Будь моим защитником. Помоги мне, и все будет хорошо, – она взяла его большую ладонь в свою. Ее улыбка была неотразимой.
      Все еще качая головой, «святой» Питер позволил вывести себя из комнаты.
 
      Когда все трое входили в главный салон, русский вел Джоко, заломив ему руку за спину. Только когда Берт и Чарли, все перевязанные и в пластыре, подошли к ним с боков, он отпустил его.
      Джоко потряс рукой перед собой и, сердито нахмурившись, стал растирать запястье. Этот русский очень уж перестарался.
      Герцогиня выглядела спокойной, но под ложечкой у нее сосало. Весь вид и запах этого места заставлял ее рассудок бить в колокола. Непривычная модная одежда стесняла ее. Герцогиня заставила себя думать о Панси и Бетти.
      Оглядывая комнату, Джоко узнал лорда Монтегю, храпящего в кресле у камина. Рядом с ним на столике стояли бокал и почти пустой графин.
      Каминные часы пробили один раз, полено в камине треснуло и переломилось. Лорд Монтегю завозился и перестал храпеть. Он помотал головой, затем она свесилась на грудь и снова раздался храп.
      Русский шумно вздохнул. Этот звук заставил Джоко и Герцогиню обернуться к нему – а затем они проследили за его взглядом.
      Гермиона Бьюфорти, известная как леди Гермиона, спускалась к ним по лестнице. Ее иссиня-черные волосы сливались по цвету с траурным платьем. Мертвенно-белый грим без румян, туши и помады покрывал ее лицо. С бледными губами, незаметными бровями и ресницами, она сама казалась трупом.
      Герцогиня опомнилась первой:
      – Леди Гермиона, я пришла за своими детьми.
      – Разве они твои? – ядовито спросила Гермиона. – Я думала, что ты слишком гордая, чтобы подпустить к себе мужчину, и уж тем более не захочешь наплодить выродков.
      Герцогиня не подала виду, что услышала оскорбление.
      – Они сироты. Как вам известно, я забочусь о них.
      Леди Гермиона взглянула на Джоко и притворилась, что осматривает комнату:
      – А где эта сучка?
      – Мне не удалось найти ее.
      – Значит, тебе не слишком уж нужны эти дети. Впрочем, я не осуждаю тебя за это. Грязные маленькие нищенки.
      Герцогиня сжала кулаки, готовая сцепиться с ней, но тут вперед выступил русский. Сверкнув темными глазами, он галантно поклонился леди Гермионе.
      – Ярослав, – пробормотала Гермиона. Тень улыбки появилась на ее бледных губах. Она подала ему руку: – Ярослав…
      – Гермиона, – он принял протянутую руку и прикоснулся губами к ее тыльной стороне, затем перевернул и поцеловал ладонь.
      – Я давно не слышала о тебе, Ярослав, – содрогнулась она.
      – Давно, – согласился он.
      – Как ты поживаешь?
      Русский развел руками. Его пальто распахнулось, выставляя напоказ черную шелковую рубаху с широкими рукавами, перепоясанную на талии.
      – Ну, – объявил он. – Постарел, потолстел. Она улыбнулась, уголки ее бледных губ чуть поднялись вверх:
      – Я вижу огромного человека-медведя.
      – А я вижу красивую женщину. Гермиона пожала плечами:
      – Я больше никогда не буду красивой, – ее затуманившиеся глаза обошли комнату. – Все это пыль и пепел. Мой сын умер, – она с откровенной ненавистью взглянула на Джоко. – Убит.
      Тот поднял руки:
      – Не мной.
      – Ты вор. Ты обманом проник в мой дом.
      – Я не убийца.
      – Ты еще пожалеешь, что родился на свет. А после я погублю инспектора – человека, пославшего тебя сюда. У меня есть влиятельные друзья.
      – По-моему, вам лучше пересмотреть свои намерения, леди Гермиона, – с лестницы спускалась Кэйт, тоже одетая во все черное. В отличие от своей хозяйки, она была совсем без грима, если не считать небольшого количества пудры.
      – Я сделаю то, что должна сделать. Смерть моего сына должна быть отомщена.
      – Он упал сам, леди Гермиона, – сказала Кэйт с видом человека, который все время говорит одно и то же, но его не слушают.
      – Инспектор, который был здесь в тот вечер, конечно, будет утверждать, что это несчастный случай. Это он подослал сюда вора и убийцу, – с каждым повторением ее голос звучал убежденнее.
      – И выступ, и желоб были очень скользкими. Чарли тоже чуть не упал, – парировала Кэйт.
      – Та сучка не упала. Может быть, она это и сделала. Она пыталась сбежать.
      – Это был несчастный случай, – сказала Кэйт, выделяя каждое слово.
      Леди Гермиона повелительно махнула рукой в сторону Герцогини:
      – Я не хочу обсуждать это, пока она не приведет мне и ту сучку.
      – Я понятия не имею, где она, – запротестовала Герцогиня.
      – Разошли по городу своих остальных крысят. Заставь их мотаться по улицам, пока они не найдут ее.
      – Они же дети.
      С криком смертной муки леди Гермиона кинулась на нее, изогнув ногти наподобие когтей. Только быстрое вмешательство русского спасло Герцогиню от царапин на лице. Всхлипывая, Гермиона стала вырываться из его сильных рук. Русский обнял ее и прислонил лицом к своему плечу, но она не присмирела. Словно дикая кошка она стала драть ногтями его сатиновую рубашку, ругаясь и причитая.
      – Мне все равно, кто они! – кричала она. – У меня больше нет сына! Я любила его больше всех на свете, любила, любила…
      Шум разбудил лорда Монтегю. Он сел прямо, поднял голову и медленно огляделся. Его налитые кровью глаза смотрели так, словно он никого не узнавал.
      – Что случилось?
      Леди Гермиона вздрогнула и отстранилась от груди Ярослава.
      – Отпусти меня, – потребовала она.
      – Мне нравится обнимать тебя, – вполголоса сказал ей русский.
      – Проклятье, Ярослав! – она стала яростно вырываться из его объятий. Тот пожал плечами и отпустил ее.
      Девочки Гермионы понемногу собрались в салоне, их лица не выражали ничего, кроме усталой покорности. Никто из них не проявил и признаков сочувствия. Они были одеты в различные deshabille, несмотря на то, что леди Гермиона, кажется, не собиралась открывать салон для бизнеса.
      Одна из них подошла к лорду Монтегю:
      – Что вам угодно, сэр?
      – Поцелуй, – промямлил он. – Поцелуй.
      – Отойди от него! – прикрикнула на нее Гермиона.
      Ее слова опоздали. Монтегю обхватил девицу за талию и усадил к себе на колени.
      – Поцелуй, – снова пробормотал он. – Поцелуй меня.
      Леди Гермиона метнулась через комнату. Она схватила девицу за плечо и потащила с колен Монтегю.
      – У него траур! – крикнула она. – Неужели у тебя нет никакого уважения к покойному?
      Лорд Монтегю уставился на свой траурный костюм. Его глаза снова начали блуждать вокруг, ища объяснения. Затем они вернулись к леди Гермионе, которая, тяжело дыша, стояла перед ним.
      – Слишком старая, – пробормотал он. – Чертовски старая.
      Женщина бросила на него убийственный взгляд.
      – Посетители, леди Гермиона, – объявил Берт, едва выговаривая слова из-за разбитого носа.
      – Джоко! – Мария Торн увернулась от лакея и бросилась в объятия Джоко. – С тобой все в порядке?
      Он обнял ее и прижал к себе:
      – В полном порядке.
      – Тебя не побили? – Мария погладила его по щеке.
      – Не успели, – усмехнулся Джоко.
      – Я говорил ей, что с тобой все в порядке, но она не поверила мне, – пожал плечами подошедший вслед за ней Ревилл. Он позволил себе улыбнуться при виде этой парочки. – Кажется, эта леди была готова получить трепку вместо тебя, парень.
      Ухмылка Джоко превратилась в улыбку, полную чистейшей радости. Он попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле.
      Эйвори с раскрытым ртом остановилась у входа.
      – Вот, значит, как это выглядит, – сказала она, ни к кому непосредственно не обращаясь. – Ой-ой-ой, никогда бы не подумала, что доживу до того, что увижу одно из подобных заведений изнутри.
      Она взглянула на Берта. Его многострадальный нос был похож на чудовищную бордовую репу посреди синяков и ссадин на лице.
      – Ты неплохо выглядишь, мой мальчик. Но тебе нужен отдых и холодный компресс на лицо.
      – Да, мэм.
      Миссис Шайрс ласково похлопала его по руке:
      – Приходи ко мне работать. Я позабочусь о тебе. Леди Гермиона, увидев Ревилла, пришла в себя:
      – Инспектор, я требую, чтобы вы арестовали этого человека, – она указала на Джоко. – Он столкнул моего сына с крыши моего собственного дома. Вы сами видели, как это случилось.
      – Нет, мэм. Я не видел, как это случилось, – возразил инспектор. – Хотя я почти сразу же оказался на месте происшествия, Джордж Монтегю к этому времени был уже мертв.
      – Этот вор убил его. Арестуйте его!
      – Посетители, леди Гермиона, – снова объявил Берт.
      Брови Эйвори Шайрс поднялись, когда она узнала одного из вновь вошедших.
      – Мистер Вильям Стид, полагаю? Тот поклонился как можно галантнее:
      – Да, мэм. Простите, не имею чести вас знать.
      – Я миссис Эйвори Шайрс, мать лорда Дадли Шайрса. Теперь я вижу вас во плоти. Я склоняюсь к тому, чтобы доверять статьям «Пэл мэл гэзетт», – она протянула ему руку, словно они оба были на приеме в особняке Мальборо.
      Он вежливо принял ее руку:
      – Ах, да – это вы послали меня сюда в первый раз. И, конечно, я слышал о вашем участии в движении суфражисток, – он огляделся вокруг. – Я удивлен, что встретил вас здесь, но теперь начинаю думать, что женщинам нужно предоставить право голоса.
      – Я рада, что вы признали этот факт, – улыбнулась Эйвори.
      Стид отступил в сторону:
      – Позвольте представить вам эту леди.
      Его спутница вышла вперед, ее взгляд остановился на полулежавшем в кресле мужчине. Проследив за ее взглядом, Миссис Шайрс оторопело уставилась на сидевшую у него на коленях шлюху в розовом кружевном белье и зашнурованных до колена сапожках.
      Проститутка подняла взгляд. При виде уставившихся на нее леди она взвизгнула от смущения и, подхватив юбку, вскочила на ноги. От этого движения ее соски вывалились из корсета. Она прикрылась руками и убежала прочь.
      – Т-теренс? – прошептала его жена. Старик ее не услышал.
      – Теренс? – повторила она.
      – Кто вы? – ощетинилась леди Гермиона. Ее белый грим потек, чернильно-черные волосы выбились из прически-помпадур.
      Клариса вздрогнула при виде содержательницы борделя, но сохранила светский тон:
      – Я вас не знаю, – надменно ответила она. – Мы не представлены.
      – Это мой дом, – леди Гермиона ткнула себя большим пальцем в грудь. – По-моему, вам лучше представиться и объяснить, что вам здесь нужно – или выйти отсюда.
      Клариса вздернула подбородок:
      – Я – Клариса Аделаида, леди Монтегю. Я пришла сюда за своим мужем. В час горя ему нужно, чтобы я была рядом с ним.
      В конце фразы ее голос сорвался, потому что Монтегю потянулся за бокалом и графином. Тихонько хихикая, он наполнил бокал доверху и залпом выпил.
      – Значит, вы его новая жена, – неприятно засмеялась леди Гермиона.
      – Прошу прощения, но я уже семь лет замужем за ним.
      – Прежде он был моим, – вульгарно похвасталась содержательница борделя.
      – Тогда вы, разумеется, не слишком много значили для него, – гордо сказала леди Клариса. Она прошла через комнату и положила руку на плечо мужа. – Теренс?
      Монтегю повернул к ней голову, но его взгляд был бессмысленным. Он отмахнулся от ее руки, словно от надоедливой мухи. Леди Клариса сморщила нос, почувствовав идущий от него запах.
      – Вы напоили его, – обвинила она леди Гермиону.
      – Я продаю вино, он покупает вино, – злобно ответила та.
      Кэйт положила руку Гермионе на плечо:
      – Пусть она забирает его. Кому нужен этот пьяный старый дурак?
      – Прочь! Он мой! Терри! Но Кэйт схватила се за руку.
      Тем временем леди Клариса наклонилась к уху мертвецки пьяного мужа:
      – Теренс, – познала она.
      Он мутным взглядом уставился ей в лицо:
      – Кто ты?
      Клариса, поморщившись, отпрянула от смеси запахов перегара виски и крепкого табачного дыма.
      – Я Клариса, твоя жена.
      – Мою жену зовут Эвелин, – он отвалился назад и потянулся за бокалом.
      – Не пей больше, – она попыталась отобрать у него бокал.
      – Отстань, черт бы тебя побрал, – Монтегю неуклюже шлепнул ее по руке.
      Клариса заметила, что они оказались в центре внимания окружающих. Просторный, неровный, но все-таки круг, образовался вокруг них. Жадные глаза ловили каждое их движение. Две женщины посреди салона влезли на диван, чтобы было виднее.
      – Теренс, пожалуйста, – глубоко вздохнув, наклонилась к нему Клариса. – Позволь, я отвезу тебя домой.
      – Отвезешь куда?
      – Домой. Тебе плохо, Теренс. Тебе нужен покой.
      – Мне не плохо. Мне… никак. Чувствую себя… просто прекрасно, – Монтегю глядел на окружающих, не узнавая никого. Вдруг его лицо исказилось, и из глаз потекли слезы. – Джордж умер.
      – Ох, Теренс, – Клариса поправила его волосы, свесившиеся на лоб. Это было уже слишком. Для нее и окружающих видеть его в таком состоянии было позором. Она не любила этого человека, но глубоко ему сочувствовала. Нужно было отвезти его домой.
      – Мистер Стид! – позвала она.
      – Да, мэм, – подошел к ней журналист.
      – Вы поможете мне забрать его отсюда?
      – Я уверен, что мы как-нибудь с этим справимся.
      – Теренс, ты можешь встать? Монтегю снова взглянул на нее:
      – Я с тобой знаком?
      – Я твоя жена, Клариса, – она попыталась поднять его с кресла, но он отказался сдвинуться с места.
      – Мою жену зовут Эвелин.
      – Он не помнит вас, – стала настаивать леди Гермиона. – Я же говорила вам. Его место здесь, со мной, и я позабочусь о нем.
      Клариса обернулась к ней:
      – Даже одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, как вы о нем заботитесь. Его место дома, с дочерьми. Ему не место в борделе, – она подтолкнула его сильнее. – Вставай, Теренс. Вставай.
      Стид обошел кресло и стал поднимать Монтегю с другой стороны. Вместе им удалось поставить его на ноги. Вдруг тот резким движением отпихнул их и уселся обратно:
      – Нет. Отстаньте от меня. Я не хочу никуда идти. Налейте мне еще бокал, – он потянулся за графином.
      – Миссис Бьюфорти… – инспектор Ревилл вынул блокнот и записал на нем дату.
      – Если вы пришли арестовать это чудовище, занимайтесь своим делом, – она указала на Джоко. – Если нет, убирайтесь к дьяволу.
      – Посетители, – снова вмешался Берт.
      – Мелисса! – вскрикнула Мария.
      – Питер, что это значит? – поинтересовалась Эйвори.
      – Я должна была приехать, – просто объяснила Мелисса. – Мы приехали сюда, чтобы разобраться с этим раз и навсегда.
      – Сучка! – взорвалась леди Гермиона. – Я не думала, что у тебя хватит смелости появиться здесь.
      – Я бы и не появилась, леди Гермиона, – Мелисса смело взглянула ей в лицо. – Но вы должны оставить меня в покое. Я не убивала Джорджа Монтегю. Я, как и все, сожалею о его смерти.
      – Сомневаюсь.
      – Это правда. Я ни за что не причинила бы ему вреда. Он помогал мне убежать отсюда. И, прежде всего, я никогда не хотела попасть сюда.
      Вдруг до леди Гермионы дошло, что этот разоблачительный разговор ведется в присутствии полиции и прессы.
      – Какая же ты неблагодарная сука, – прошипела она. – После того, как я подобрала тебя на улице и спасла от голодной смерти.
      – Вы лжете, – отвергла обвинение Мелисса. – Вы предложили мне взять один экипаж на двоих на Юстонском вокзале. Сколько, хотелось бы мне знать, лорд Монтегю заплатил вам за то, чтобы вы похитили меня?
      Леди Гермиона набросилась бы на Мелиссу, если бы русский ее не удержал.
      – Заткнись, говорю тебе! Никто здесь не поверит такой лживой сучке, как ты!
      Стид оставил лорда Монтегю продолжать напиваться и вытащил блокнот:
      – Вы сказали, что он заплатил за то, чтобы вас похитили?
      – Этого не было! – вскричала леди Гермиона.
      – Он хотел, чтобы я перестала работать гувернанткой его детей и стала его… – Мелисса запнулась.
      Клариса тоже оставила мужа.
      – Ох, Мелисса, – подошла она к девушке.
      – Извините, леди Монтегю, я не хотела, чтобы вы узнали об этом. Я хотела уйти тихо.
      – Когда вас привели сюда, мисс Торн? – спросил Стид, держа карандаш наготове.
      Она подсчитала в уме:
      – Около трех недель назад.
      – Вас держали для услаждения только этого человека или заставили обслуживать и других клиентов?
      – Эй, ты, – прервал его Ревилл. – Следи за языком.
      – Я хотел только прояснить некоторые моменты, инспектор.
      – Эта девка нагло лжет, – заявила Гермиона. – Я никогда еще не слышала такой лжи. Она пришла ко мне умирающей от голода, и я приютила ее из христианского милосердия.
      – Я попросил бы вас тщательнее выбирать слова, мадам, – сурово сказал Ревилл. – Ваши заявления могут обернуться против вас, – он помахал блокнотом. – Они могут быть использованы против вас в суде. Я не могу арестовать вас за содержание борделя, но вы похитили девушку. Я арестую вас за это.
      Леди Гермиона накинулась на него словно демон во плоти:
      – Не выйдет, инспектор. Кое-кому я испорчу репутацию.
      – Я напишу правду, мадам, – вмешался Стид. – Ни одна честная репутация не будет опорочена этим вечером.
      Окруженная со всех сторон врагами, леди Гермиона, тем не менее, с открытой ненавистью взглянула в лицо Ревиллу:
      – Если вы не арестуете Уолтона, инспектор, я скажу влиятельным людям, что вы подослали ко мне в дом вора. Если вы дорожите своей работой, то арестуйте этого вора и эту сучку за убийство моего Джорджа. Она пыталась убежать от него. Она все время была буйной. Когда он полез за ней на балкон, как сделал бы любой благородный молодой человек, она столкнула его вниз. Она – хладнокровная убийца. Ее нужно повесить, а с ней и ее сообщников.
      Ее лицо под расплывшимся гримом побагровело. Ревилл взглянул на нее, испытывая что-то похожее на неподдельное сочувствие. Затем он огляделся вокруг, считая лица по пальцам:
      – По-моему, всем нам надо подняться наверх, – сказал он наконец. – На место преступления, если преступление все-таки было совершено. Там мы восстановим события того вечера и выясним, что же произошло на самом деле.

      – Все из вас, кто во время смерти Монтегю был в салоне, останьтесь на своих местах, – распорядился Ревилл.
      Юника, Марибелла и несколько других девушек обменялись разочарованными взглядами. Когда Герцогиня и русский привели сюда Джоко, слухи об этом распространились по «Лордс Дрим» как лесной пожар. Все больше и больше девушек в deshabille спускались в салон и сбивались там в небольшие кучки. Пока они обменивались слухами, их глаза зорко следили за основными участниками событий.
      – Остальные пусть поднимутся наверх и займут те же комнаты, которые занимали в тот вечер.
      Стон разочарования раздался вслед за его заявлением. Ревилл с некоторым удивлением огляделся.
      – Надеюсь, вы все понимаете, что мы ведем здесь расследование?
      – Само собой, милый, – отозвалась Марибелла. – Не хуже, чем в «Друри Лэйн».
      Он остановил на ней суровый взгляд:
      – Это очень серьезное дело. Мне потребуется помощь каждого. Запомните, вам повезло, что вы оказались здесь, в салоне. Если мы обнаружим, что дело нечисто, вы не будете в нем замешаны.
      – И вы это обнаружите, – фыркнула леди Гермиона. – Инспектор, я настаиваю на том, чтобы пойти вместе с вами.
      Ревилл говорил для всей комнаты, стоя спиной к Гермионе. Его лицо не выразило ничего, но уголки губ поднялись вверх в довольной улыбке.
      – Я собирался пригласить вас составить нам компанию, мадам, – повернулся он к ней. – События того страшного вечера воспроизводятся специально для вас.
      Вильям Стид не сказал ничего, но перевернул страницу блокнота, продолжая записывать. Наблюдая за ним, Мария гадала, не напишет ли он две статьи сразу – о событиях этого вечера и о разгадке преступления.
      – Вы поможете мне? – наклонился Ревилл к Марии.
      – Я? – моргнула она. – Конечно. Он передал ей блокнот и карандаш:
      – Вы будете чем-то вроде моего секретаря.
      – Хоть я и машинистка, но умею очень быстро писать, – кивнула Мария.
      – Она превосходна, – добавила с гордой улыбкой Эйвори.
      – Очень хорошо, – Ревилл повернулся к собравшимся. – Во-первых, те из женщин, кто… э-э… был занят наверху, пусть поднимутся в свои комнаты и останутся там. Пожалуйста, закройте двери, даже если они тогда были открытыми.
      После неловкой заминки полдюжины молодых женщин послушно поднялись по лестнице.
      – Мне записать их имена? – спросила Мария Ревилла.
      – Мы можем узнать их потом, – раздался ответ. – И я надеюсь, что это даже не понадобится. Итак, кто еще был наверху?
      – Я, – немедленно выступил Джоко.
      – Я, – с запинкой ответила Мелисса. – Можно, Питер пойдет со мной?
      – Он тогда был в здании?
      – Нет, но с ним я буду чувствовать себя в безопасности.
      Питер, словно молчаливый часовой, стоял поблизости со скрещенными на груди руками. Услышав просьбу Мелиссы, он расправил плечи и подошел ближе.
      – Я должен быть рядом с ней, сэр, – громко заявил он.
      Ревилл не сморгнул глазом:
      – Конечно, должны. Идите, – он дополнил слова жестом, указав на Мелиссу. – Ну, кто еще?
      – Я, инспектор, – отозвался Стид. – В тот вечер со мной был мой помощник Маркхэм. Мы поднялись наверх сразу же вслед за лордом Монтегю.
      Они с Ревиллом увидели сидящего в кресле пьяного мужчину.
      Заинтригованная и шокированная леди Клариса оставила попытки поднять мужа. Она только убрала от него подальше графин с бокалом.
      – Ладно, мистер Стид, вы будете представлять всех троих, – пожал плечами Ревилл.
      – Да, сэр.
      Клариса робко подняла руку:
      – Я могу пойти вместо своего мужа. А потом я расскажу ему обо всем.
      Ревилл медлил. Она выглядела очень решительно настроенной.
      – Если нам так хочется, – согласился он.
      – А я буду рада пойти вместо мистера Маркхэма, – горячо предложила Эйвори.
      Ревилл возвел глаза к небу:
      – Я признателен вам за предложение помощи, миссис Шайрс, но в ней нет необходимости, – когда он поворачивался к Чарли и Берту, ему послышалось, что она сказала «черт». – А теперь вы, парни.
      Они переглянулись, неловко переминаясь с ноги на ногу. Оба были в синяках и засохших ссадинах. Чарли пожал широкими плечами:
      – Все верно, мы были наверху. Но мы и пальцем не прикоснулись к бедняге, клянусь Богом.
      – А я даже не видел, где он там лазит, – сообщил Берт.
      Ревилл повел их наверх:
      – Я вам верю, парни, но вы расскажете свою историю на месте. Ну, кто еще?
      – Я, – сказала Кэйт со своей привычной усмешкой. – Я буду рада показать вам, где я была тогда, если вам хочется тратить свое время впустую, – она пошла вверх по лестнице, покачивая бедрами.
      – Это все? – инспектор окинул взглядом комнату. Марибелла с Юникой кивнули.
      Герцогиня положила руку на его рукав:
      – Инспектор, в одной из комнат наверху есть две маленькие девочки. Мне нужно забрать их оттуда.
      – Две девочки? – брови инспектора нахмурились.
      – Да, сэр.
      Ревилл, сощурившись, взглянул на леди Гермиону, которая открыла рот для объяснения. Он поднял руку:
      – Несомненно, это две голодающие нищенки, которые умоляли леди Гермиону взять их сюда, – он повернулся к Герцогине: – Несмотря на христианское милосердие этой женщины, девочкам незачем оставаться в подобном заведении. Идемте с нами, мисс.
      – Спасибо, – Герцогиня пошла впереди него наверх.
      Ревилл кивнул Марии:
      – Начнем, мисс Торн. Надеюсь, что сегодня вечером с этим несчастным событием будет покончено и…
      – …и мы с сестрой навеки исчезнем из вашей жизни, – закончила за него Мария.
      – Так было бы лучше всего, – согласился он.
 
      На верхней площадке лестницы Кэйт подождала Чарли и Берта. Ревилл взглянул направо и налево вдоль узкого, застланного коврами коридора.
      – Расскажите мне о планировке этого этажа.
      Кэйт взглянула на него так, словно хотела отказаться. Преувеличенно тяжело вздохнув, она стала на пальцах описывать конструкцию этажа:
      – Здесь три коридора. Мы стоим на лестничной площадке одного из них. Остальные два ведут в личные комнаты.
      – А в каком коридоре находились вы, мисс Мелисса Торн? – спросил инспектор Ревилл.
      Мелисса была совершенно бледной, ее руки были стиснуты, челюсти сжаты.
      – В этом, – она пошла направо и завернула за угол. Питер следовал за ней словно тень. Остальные шли за ними. Перед дверью на левой стороне посреди коридора она остановилась. – Я была в этой комнате.
      – А где третий коридор?
      – Здесь, – Кэйт пошла налево. Ревилл прошел вслед за ней сорок футов по толстому ковру, приглушавшему шаги, пока коридор не повернул направо. По обеим его сторонам тянулись ряды дверей.
      – Он точно такой же, как и тот?
      Мария шла за Ревиллом, делая на ходу записи.
      – Точно такой же, – Кэйт подняла бровь. – Хотя в некоторых из этих комнат другое оборудование.
      – Разумеется, – ответил Ревилл. Он вернулся в правый коридор к комнате Мелиссы. – А теперь, мисс Торн, пожалуйста, расскажите нам, что произошло.
      Как настоящий дворецкий, Питер распахнул дверь. Взяв себя в руки, Мария вошла внутрь. Она ожидала увидеть нечто потрясающее, но комната выглядела как обычная спальня. Питер вошел вслед за ней и прошелся по комнате. Мария оглянулась на Ревилла:
      – Здесь нет окон.
      Инспектор вошел. Цепким взглядом он окинул занавески и пожитки у кровати.
      – Не откроете ли вы занавески, Питер?
      Дворецкий и по совместительству телохранитель отдернул занавески. Пространство под ними заполняла точно такая же, как и везде, оклеенная красными обоями стена.
      – Пожалуйста, запишите, мисс Торн – в этой комнате нет окон, – продиктовал Ревилл. Он медленно повернулся и застыл на месте. Его глаза забегали по куче кнутов, наручников, растяжек, висящих на стене рядом с дверью. Подойдя к ним, он потрогал кончиком указательного пальца хлыст для пони. – Составьте список всего этого.
      Мария Торн прикрыла рот рукой. Широко раскрыв глаза, со скоростью молнии она записала данные.
      Ревилл ободряюще улыбнулся Мелиссе:
      – Значит, мистер Монтегю хотел спасти вас?
      – Да, – Мелисса огляделась вокруг. – У меня не было ни одежды, ни туфель, – он многозначительно взглянула на леди Гермиону: – Они изорвали все и сожгли.
      Содержательница борделя неловко заерзала:
      – Одежда была никуда не годная, – стала оправдываться она. – Все было грязное и во вшах.
      – Не может быть, – стала защищаться Мария. – Моя сестра…
      – Мало того, что вы забрали мою одежду, – вмешалась Мелисса, – но вы еще и отняли у меня жалование за неделю, которое мне накануне выплатил хозяин.
      – Ей действительно было заплачено, – прошептала леди Клариса. Она содрогнулась, вспомнив сексуальные привычки своего мужа, и дала себе клятву, что больше никогда не позволит ему прикоснуться к себе.
      – По-моему, мы достаточно увидели и услышали, – Ревилл вывел всех обратно в коридор. – Запишите размер жалования, мисс Торн.
      – Да, сэр, – она записала его и со мстительным огоньком в глазах подчеркнула.
      В коридоре Ревилл смерил взглядом леди Гермиону.
      – Скажите нам, мисс Торн, куда вы с мистером Монтегю пошли, когда увидели, что в комнате нет окна? – спросил он.
      – Я завернулась в покрывало, и мы выбежали из двери. Я знала, что внизу мы пройти не сможем из-за Чарли и Берта.
      – Ах, да. Они бы вас не выпустили.
      – Да, сэр. Никто не может пройти мимо них, – Мелисса бросила на Чарли обвиняющий взгляд. – Поэтому мы побежали в комнату напротив, но там тоже не было окна, – она открыла противоположную дверь, чтобы показать это. Там было пусто, как и в тот вечер. – Мы побежали к следующей двери, – она повела процессию за собой и взялась за ручку. Дверь оказалась запертой. – В тот вечер здесь не было заперто.
      – Ключ, – потребовал Ревилл. Кэйт вышла вперед и открыла дверь. Холодный воздух ударил им в лица. В комнате стояла беспросветная тьма. Занавески все еще лежали сорванными и скомканными под выбитым окном, зияющим в ночное небо.
      Ревилл вышел в центр комнаты и огляделся. Затем к нему подошла Мария. Вслед за ними вошла Кэйт. Послышалось чирканье спичек о коробок, а через несколько секунд огонек лампы рассеял мрак. К несчастью, прямоугольник окна стал выглядеть еще чернее, чем прежде.
      Если не брать во внимание выбитое окно и сорванные занавески, комната выглядела точно так же, как спальня в любом доме. Ее обыденность в чем-то противоречила случившемуся. Здесь молча собрались и остальные – Джоко, Стид, леди Клариса, Гермиона Бьюфорти, Чарли с Бертом и Мелисса, сопровождаемая неизменным Питером. Всеобщая подавленность заполнила комнату.
      Герцогиня остановилась у двери. Улучив момент, когда Кэйт оказалась поблизости, она схватила ее за руку:
      – Где дети?
      – Они в безопасности.
      – Скажи, где они! – Герцогиня стиснула руку Кэйт.
      Кэйт отрицательно покачала головой:
      – Только когда эта шарада закончится. Постой здесь и потерпи. Прямо вечер в опере. И кроме того, – веско добавила она, – разве тебе не интересно? Тебе должно быть интересно.
      – Окно было заколочено гвоздями, – Мелисса заставила себя выйти на середину комнаты. – Джордж велел мне кричать.
      – Кричать? – прервала ее Мария.
      – Он собирался выбить окно. Крик должен был заглушить треск бьющегося стекла.
      – А на крик не обратили бы внимания в этом притоне убожества и де-гра-дации, – Стид произнес эти слова тихо, как бы про себя, и записал в блокнот.
      Леди Гермиона глянула на него так, словно была готова убить его.
      – Расскажите нам все своими словами, – сказал Ревилл, не обращая внимания на остальных. Мария стала записывать слова сестры.
      – Он сказал, что мы вылезем отсюда и сбежим по крыше. Сказал, что мы поступим, как герои Диккенса, – голос Мелиссы дрогнул, затем выровнялся. – Он вылез первым, а затем помог вылезти мне.
      – И тогда эта сучка столкнула и убила его.
      – Нет!
      Леди Гермиона рванулась к Мелиссе, но Питер остановил ее, выставив ногу на ее пути.
      – Продолжайте, мисс Торн. Что случилось дальше?
      Собравшись с духом, Мелисса подошла к окну и выглянула наружу. Ветер рванул ее волосы и сбросил капор на плечи.
      – Здесь есть выступ, но он очень узкий. Посмотрите сами, – показала она Ревиллу.
      – Принесите лампу, – потребовал Ревилл. Кэйт с холодно-равнодушным видом просунула между ними лампу.
      – Запишите, мисс Торн, – окликнул Ревилл. – Здесь около трех дюймов ширины.
      – Ниже выступа идет водосточный желоб, – Мелисса содрогнулась при воспоминании о нем. – Я оступилась в него. Он был скользким и полным грязной жижи.
      – Понятно, – только и сказал Ревилл.
      – Я боялась, но Джордж сказал, что мы здесь пролезем. Он повел меня по выступу вдоль стены.
      Ревилл взглянул налево.
      – Далеко вы ушли? – поинтересовался он.
      – До следующего окна. Ревилл втянул голову в окно:
      – Мистер Уолтон!
      – Да, сэр.
      – Не пройдете ли вы в следующую комнату и не откроете ли то окно? Вы проводите его, мисс? – взглянул он на Кэйт.
      – Почему вы не пошли в другом направлении? – внезапно спросил Стид.
      Все разом взглянули на него.
      – Потому, наверное, что в той стороне был задний двор, – предположил Ревилл. – Попрошу вас не вмешиваться, Стид.
      Минуту спустя раздался треск и скрип дерева, затем в оконном проеме показалась нога Джоко. Раздался еще треск, и после этого показалась его голова. Ревилл высунулся из окна:
      – Мистер Уолтон, разве это было нужно?
      – Вы приказали открыть окно. Я в точности следую приказу.
      – Значит, вы обнаружили, что окно было забито гвоздями?
      – Наглухо.
      – Мисс Торн…
      – Простите, инспектор, – вклинился в разговор Стид.
      – Ну что, мистер Стид? – вздохнул Ревилл.
      – Когда мы услышали крик, мы все вскочили с мест, – высказался репортер. – Вот эта молодая женщина, – он указал на Кэйт, которая вернулась к дверям комнаты, – появилась вверху на лестничной площадке. Она подозвала этих двоих…
      Чарли и Берт заерзали на месте. Чарли выругался себе под нос.
      – Они побежали наверх. Лорд Монтегю дождался, пока они скроются из виду, и последовал за ними. А мы с Маркхэмом поднялись вслед за ним, – Стид перестал писать, пытаясь припомнить точный порядок событий. – Я не могу с уверенностью сказать, последовал ли кто-нибудь за нами.
      Ревилл грозно уставился на бывших боксеров. Чарли принял воинственную позу, Берт только потупился. Капли пота выступили на лице инспектора даже в этой промерзшей насквозь комнате. Ревилл поднял лампу повыше, чтобы осветить злое лицо Чарли.
      – Давайте ваши показания, парни. Говорите медленно, чтобы мисс Торн успела все записать.
      Чарли взглянул на леди Гермиону, затем на Кэйт. Никто из них не дал ему никакого намека. Он со вздохом расслабил массивные плечи, его кулаки разжались и опустились.
      – Клянусь Всевышним, я ничего не делал.
      – Не лги, – предупредил его Ревилл. – Трое из находящихся в комнате людей были на месте происшествия минуту спустя. Мы видели тебя.
      – Вы видели, как я висел вниз головой, чуть не писая в штанишки, – сердито огрызнулся Чарли.
      – Вот и расскажи нам, что случилось.
      – Нас сюда послала Кэйт, – он взглянул на нее для подтверждения. Она кивнула, ее лицо по-прежнему ничего не выражало. – Берт был за моей спиной. Я подошел к окну и выглянул наружу. Он вел ее вдоль крыши.
      – По выступу?
      Чарли пожал плечами. Его руки задрожали.
      – Не помню. Наверное, да.
      – Продолжай.
      – Я стал ему кричать.
      – Что?
      – Не помню. «Дьявол», «давай назад», вроде бы. Не помню.
      Во время рассказа Чарли в комнату вернулся Джоко. Даже Герцогиня отошла от двери. Все глаза были устремлены на бывшего боксера. Все уши ловили каждое его слово, каждый звук его одновременно испуганного и сердитого голоса.
      – Ты велел ему вести меня обратно, – неожиданно вмешалась Мелисса. – Я это помню. Он сказал, что уже отлупил тебя однажды. Ты разозлился и поэтому полез на крышу.
      – Я этого не помню, – проворчал Чарли.
      – Ты это сделал, ты это сделал!
      Чарли развел руками, обращаясь ко всем:
      – Они могли свалиться и разбиться. Я предупреждал их, клянусь Богом!
      – Ты вылез наружу и пытался догнать нас, – настаивала Мелисса.
      Чарли промолчал.
      – Джордж пропустил меня вперед себя, – слезы потекли по ее щекам. – Он велел мне дойти до конца и лезть на крышу. Мы собирались… – она попыталась сдержать дыхание и подавить истерические всхлипывания, – …перебраться на соседнюю крышу, ту, что пониже. Он улыбнулся мне, словно это было замечательное приключение. Он сказал – как у Диккенса. Я уже упоминала об этом, да?
      Глаза Мелиссы были расширены от ужаса – два глубоких колодца, переполненных слезами, на дне которых отражался весь кошмар пережитого. Она обвиняюще указала пальцем на Чарли:
      – Он вылез за нами из окна.
      Чарли попятился от нее, отрицательно тряся головой.
      – Я сделал только один шаг, клянусь Богом.
      – Это правда.
      Все оглянулись на Берта, сказавшего эти слова. Они были едва различимы, но Чарли энергично закивал:
      – Расскажи им, как все было, Берт.
      – Он сделал только один шаг, Чарли то есть, и поскользнулся. Когда он заорал, я выглянул из окна и увидел, что он застрял в водосточном желобе.
      – Там было скользко как на льду, – пояснил Чарли. – Если бы моя нога не застряла между прутьями, я сам бы свалился оттуда.
      – И что ты после этого сделал? – спросил инспектор.
      – Обхватил перила покрепче и стал молиться. Клянусь Богом.
      – Значит, ты висел под окном?
      Чарли огляделся с таким видом, словно ему было стыдно за себя.
      – Что-то вроде этого.
      – А что в это время делал ты? – спросил Ревилл Берта.
      – Стоял здесь, – Берт пожал широкими плечами, не отрывая глаз от пола. – Если у Чарли ничего не получилось, мне можно было и не пытаться.
      Мелисса переводила взгляд с одного на другого. Она шмыгнула носом и вытерла лицо платком.
      – Если они оба были у окошка, из которого мы вылезли, то Джордж упал не из-за них.
      – Расскажите нам, как это случилось.
      Все в комнате не сводили глаз с Мелиссы, когда она продолжила свой рассказ:
      – Мне нужно было вскарабкаться на конек крыши, – она вызывающе взглянула на леди Гермиону. – Я клянусь, что никогда, даже если бы снова оказалась в этой комнате, не сумела бы залезть туда еще раз.
      – Там было скользко? – спросила Мария.
      – Ох, сестрица, просто ужасно, – Мелисса закрыла лицо ладонями, пытаясь справиться с собой. – И выступ, и желоб, и черепица. Все было сырым и скользким, мои ноги все время поскальзывались. Я была босой, и мои ступни и пальцы… – она покачала головой.
      – Расскажи нам о Джордже, – тихо предложила Кэйт.
      – Я была на верхушке крыши, уже приготовилась перепрыгнуть оттуда, но я дожидалась его. Он уходил от Чарли и следовал за мной. Он двигался очень медленно. Было темно, но все было видно. Может быть, светила луна? Наверное, была луна.
      Мелисса оглянулась вокруг, ища подтверждения, но никто не мог вспомнить, была в тот вечер луна или нет.
      – Он дошел до последнего окна, почти уже прошел его, – продолжила она. – Он полез на черепицу крыши. Я протянула руку…
      – И столкнула его вниз, – жестко заявила леди Гермиона.
      – Нет! – Мелисса вцепилась в руку инспектора. – Я протянула руку, чтобы помочь ему. Было слишком далеко, но он тянулся ко мне, а я тянулась к нему. Он улыбнулся мне. Но вдруг он посмотрел вниз, – Мелисса на минуту задумалась. – Мне он запретил смотреть вниз, но сам посмотрел. Он посмотрел туда. А затем упал навзничь на ограду.
      Она зашлась слезами. Мария протянула ей руки и укрыла ее в объятиях.
      – Он упал, – рыдала Мелисса. – Ох, Мария, он упал. Наши руки разделяло лишь несколько футов.
      – Она лжет, – невозмутимо заявила леди Гермиона. – Эта сучка лжет, чтобы выгородить себя. От нее все время были одни неприятности. Лживая шлюха.
      – Сколько под крышей окон? – спросил Ревилл.
      – Четыре, – ответила Кэйт.
      – Давайте пойдем к четвертому окну и посмотрим, что там есть.
      – Там ничего нет.
      – Я хотел бы убедиться в этом сам.
      – Я уверяю вас, там вы ничего не увидите. Неожиданно в их пререкания вмешалась леди Гермиона:
      – Вы попусту потеряете время, инспектор. Убийца стоит прямо перед вами. Эта сучка прицепилась к нему, раздразнила, заманила его на крышу и столкнула вниз, когда он пытался спасти ее.
      Ревилл взглянул на содержательницу борделя:
      – Мадам, или вы ничего не слушали, или вы просто тронутая. И сам я, и обе эти леди сначала услышали, а затем и увидели, что юная леди, которую вы обвиняете, была на коньке крыши и взывала о помощи. Кроме того, мы видели вашего человека, зацепившегося ногой за перила. Никто из них не мог дотянуться до Джорджа.
      Он кивнул Кэйт:
      – Отведите нас туда, и побыстрее.
      – Нам нужно идти туда окружным путем по коридорам.
      – Превосходно. Это даст мне возможность еще раз проверить, где находился каждый. Мистер Стид, где были вы и лорд Монтегю?
      Репортер задумался на минуту:
      – Мы стояли на верхней лестничной площадке. В коридоре было пусто. Лорд Монтегю вошел во вторую дверь налево. Мы пошли за ним. Он осматривал комнату – заглядывал под кровать, за ширму. Ну, вроде бы и все. Мы следили за ним, но он не обращал на нас внимания. Затем мы снова услышали крик и вышли из этой комнаты. Еще несколько человек выглянули из дверей, в том числе и джентльмены.
      – Так кто же все-таки был в коридоре? Стид снова задумался.
      – Несколько человек. Но я не помню в точности, кто. Они едва вышли из дверей или просто высунули головы, – репортер выглядел несколько смущенным. – Они были не совсем одеты, инспектор.
      – Разумеется.
      – Затем мы услышали еще крики. Мы поспешили по коридору к этой комнате.
      – Дверь была открыта или закрыта?
      – Закрыта, это я могу сказать с уверенностью. Мы вошли туда и увидели двоих мужчин – одного внутри, другого снаружи.
      – Все сходится, – Ревилл повернулся к Кэйт. – Ведите нас к тому окну.
      – Вы ничего там не найдете, – упрямо предупредила она.
      Он взял ее за руку.
      – Ладно, ладно. Убери от меня свои проклятые руки, легавый.
      Ревилл отпустил ее, и она повела всех по изогнутому подковой коридору в противоположный конец. Никто не заметил, как Берт и Чарли отстали и исчезли на лестнице, ведущей в салон. Кэйт остановилась перед двумя одинаковыми дверьми. Подойдя к правой, она выжидательно взглянула на хозяйку.
      – Впусти их, – вздохнула леди Гермиона. Вытащив свои ключи, Кэйт открыла дверь и вошла. Снова чиркнула спичка. Темнота расступилась перед красным светом, проходящим сквозь ламповое стекло рубинового цвета.
      Ревилл шагнул внутрь и зажмурился:
      – Боже мой!
      Мария с Джоко вошли вслед за ним. Лицо Марии стало белым как полотно. Вор тихонько присвистнул.
      Стид оглядел комнату с беспристрастностью журналиста, затем начал записывать.
      Мелисса шагнула в дверь, но тут же повернулась и с жалобным плачем бросилась на грудь Питеру.
      – Уведи отсюда этого ребенка, – приказал ему Ревилл.
      Лицо Гермионы стало мертвенно-бледным под краской. Ревилл повернулся к ней, взглядом пригвоздив ее к месту.
      – Здесь не причиняется настоящего вреда, – стала оправдываться она. – Просто некоторые джентльмены любят такую обстановку, ну, и тому подобное.
      – А по-моему, здесь даже запросто можно кого-нибудь убить, – сказал он.
      Колодки для рук и головы, средневековая пыточная дыба, пара лежанок для сечения кнутом стояли посередине комнаты. Одна из стен была увешана цепями и кандалами, кожаными растяжками и всевозможными кнутами, от длинного кучерского до кошки-девятихвостки и короткого хлыста для пони. Кое-какие из висевших на стене предметов были такими экзотичными, что даже их названия были неизвестны. На столе у двери лежала железная маска, ухмыляющаяся подобно человеческой голове. Рядом с ней лежал висячий замок.
      Стены комнаты были отделаны красным плюшем, пол был выкрашен в черный цвет. На всех лампах были красные стекла.
      Ревилл подошел к окну, которое загораживали несколько брусьев. Он отодвинул их и открыл окно. Оно легко отворилось.
      – Не забито гвоздями, – отметил он. – Видимо, здесь в этом нет нужды.
      – Да, сэр, – голос Марии прозвучал глухо.
      – Вы плачете, мисс Торн? – мягко спросил он ее.
      – Я представить не могла, что на свете бывают такие ужасы.
      – Я тоже.
      Джоко положил ей руку на плечи:
      – Хочешь уйти отсюда?
      Она отрицательно покачала головой:
      – Ты только будь со мной, и я смогу выдержать это.
      Ревилл выглянул в окно.
      – Миссис Бьюфорти, Стид, – позвал он. – Леди Клариса, если у вас есть желание, можете тоже взглянуть.
      Леди Гермиона нерешительно подошла к нему. Вильям Стид мгновенно оказался рядом с ним. Провинциальная, оглушенная пережитым, молодая жена Монтегю последовала за ними, ожидая самого худшего.
      – Смотрите, – указал Ревилл.
      Стид покачал головой и отошел. Леди Гермиона взглянула туда, куда показывал палец инспектора:
      – Ох, нет. Ох, Джордж… ох, нет… – словно слепая она прошла через комнату и вышла в коридор. Никто из присутствующих не сомневался, что ее сердце было разбито.
      – Бедный Джордж, – пробормотала леди Клариса. Опустив голову, чтобы не видеть окружающие ее ужасы, она вышла в коридор.
      – Мисс Торн, – голос Ревилла прозвучал устало.
      – Да, инспектор.
      – Пожалуйста, запишите то, что я вам сейчас продиктую. Мы осматривали небольшую область, где край выступа отломился. Если посмотреть на камень, он обломился совсем недавно. Повреждение выглядит свежим, нет никаких затемнений или признаков воздействия сырости. Ниже мы видим сломанный водосточный желоб. В точке излома металл светлый и блестящий.
      – Я записываю, инспектор, – прислонясь к сильной груди Джоко, дрожащей рукой она вписала в блокнот точные слова Ревилла.
      – Когда ты шел здесь, Уолтон, тебе чертовски повезло, что еще один кусок не отломился у тебя под ногами, – заметил Ревилл.
      Джоко отстранился от Марии, чтобы выглянуть за окно. Он мрачно кивнул:
      – Я прислонялся к крыше, инспектор, и не смотрел под ноги. Это слепое везение, что я не прошел дальше.
      – Без сомнения, это слепая удача. Тебе повезло – бедняге Монтегю не повезло.
      – Записала, Рия? – мотнул головой Джоко.
      – Все до слова, – слезы блеснули в глазах Марии. – Ты тоже мог погибнуть, – она спрятала лицо у него на груди.
      – Я не сомневаюсь, что если мы подойдем к кухне, то найдем рядом с ней куски камня и обломки желоба, – продолжил Ревилл. – Утром я пошлю констебля взглянуть туда.
      Бережно, словно благословляя, инспектор закрыл окно и запер на задвижку. Снова покачав головой, он вышел в коридор вслед за Джоко и Рией.
      – Вы удовлетворены, миссис Бьюфорти? – спросил он в коридоре.
      Плач Гермионы превратился в поток громких, захлебывающихся рыданий. Она с трудом заставила себя кивнуть.
      – А вы удовлетворены тем, что видели, мистер Стид?
      – Я не вижу других объяснений случившемуся.
      – Тогда я оставлю заключение прежним – Джордж Монтегю нашел свою смерть в результате несчастного случая.

      Ревилл и Стид взяли Гермиону под руки и повели по коридору. Если прежде жажда мести придавала ей силы, то теперь она совершенно обессилела, потому что ничто уже не поддерживало ее. Ее рыдания было страшно слышать – идущие из самой глубины души, задыхающиеся, разрывающие грудь.
      Остальные молча последовали за ними. Джоко обнял за плечи Марию и Мелиссу, и девушки прижались к нему.
      Тихие слезы текли по щекам Мелиссы.
      – Она действительно его мать? – спросила она. Джоко крепче прижал ее к себе:
      – Боюсь, что да.
      – Значит, для нее это еще ужаснее. Невысказанная мысль повисла между ними – юноша погиб на крыше «Лордс Дрим», пытаясь спасти Мелиссу от судьбы проститутки, которую ей бессердечно предназначала леди Гермиона.
      «Святой» Питер предупредительно вышел вперед. На лестничной площадке он принял официальную позу привратника и поклонился:
      – Изволите спуститься в салон?
      Все трое улыбнулись. Джоко хмыкнул.
      – Хорошая идея, Питер, – ответила Мария. – Нам не следует заставлять миссис Шайрс ждать.
      – И я в точности так же думаю, мисс Торн. В коридоре остались только двое, лицом к лицу.
      Кэйт приняла вызывающую позу, ее черная одежда, словно по мановению руки, стала выглядеть угрожающе. Она встряхнула головой, собираясь уйти. Герцогиня крепко схватила ее за руку:
      – Где мои дети?
      Уголок пухлого рта Кэйт изогнулся вверх.
      – Иди за мной, – она вернулась к комнате посреди коридора и открыла ее.
      Едва переступив порог, Герцогиня почувствовала еле уловимое движение сбоку. К счастью, она успела пригнуться, иначе табуретка попала бы ей в голову. За промахом последовало проклятие, произнесенное голоском десятилетнего ребенка. Обернувшись, она успела перехватить железный поднос, край которого целил ей в голень.
      – Это же я! Панси! Бетти! Это я, Герцогиня! – вскричала она.
      – Герцогиня! – с радостным криком Панси стрелой выскочила из-за двери и бросилась Герцогине в объятия. – Бет! Это Герцогиня!
      – Герцогиня! – Бет расплакалась. Она слезла со стула и обняла Герцогиню за талию. – Ты нас нашла.
      – Конечно, нашла, – Панси запечатлела мокрый поцелуй на щеке Герцогини. – Я говорила ей, но она такая трусливая.
      Бет отпустила Герцогиню и уперлась руками в бедра:
      – Врунья! Ты промочила мне всю одежду своим ревом. Господи, она чуть не утопила меня.
      Не успела Панси ответить, как Герцогиня закрыла ей ротик рукой:
      – Идемте домой. Там вы наговоритесь, сколько душе угодно.
      Кэйт с любопытством наблюдала за этим разговором:
      – Ты действительно хочешь забрать этих маленьких дикарок?
      – Конечно, – подняла брови Герцогиня.
      – Мы ее любим, – Пан повисла па Герцогине. – А она любит нас.
      И этим закончилось все дело.
 
      В главном салоне Клариса пыталась вывести лорда Монтегю из пьяного забытья. Приоткрыв один глаз, он уставился на молодую женщину.
      – Кто ты?
      – Клариса, – она стала поднимать его на ноги.
      – Никогда о такой не слышал, – слюна потекла из уголка его рта. Закатив глаза, он покачал головой. Попытка Кларисы сдвинуть его с места рассердила Монтегю. Он мотнул головой и посмотрел на жену так, будто никогда в жизни ее не видел, а потом отпихнул ее от себя.
      Ревилл и Стид довели Гермиону до подножия лестницы. Русский протянул к ней руки.
      – Ярослав, – прошептала она.
      Тот, не говоря ни слова, прижал ее к себе. Его большая ладонь погладила Гермиону по голове. Он стал убаюкивать ее, как отец ребенка.
      Ревилл и Стид отошли, радуясь, что о впавшей в истерику женщине теперь позаботится кто-то другой.
      Джоко привел Марию с Мелиссой вниз. «Святой» Питер» шагал вслед за ними. Миссис Шайрс увлеченно разговаривала с Бертом, улыбаясь его словам. Ему попался хороший спарринг-партнер.
      Взгляд Монтегю, уставившегося на русского и Гермиону, поначалу ничего не выражал. Затем в его глазах мелькнула искра узнавания.
      – Эй, ты! Отойди от этой женщины! – пробормотал он пьяным голосом. – Убери от нее руки!
      Встав с кресла, он, пошатываясь, направился к ним через комнату. Клариса вскрикнула. Ревилл шагнул к нему, чтобы удержать, но Джоко оказался быстрее.
      – Подожди. Не лезь туда, – вор схватил его за плечо.
      – Не указывай мне, что делать! – лорд начал размахивать кулаками. Джоко поймал его за руки выше запястий.
      – Хорошо сделано, – одобрил Чарли. Джоко был слишком занят, чтобы выслушивать комплименты. Он увернулся от удара пьяного, схватил его правую руку и завернул за спину. В мгновение ока Монтегю оказался в болезненной ловушке.
      – Кто-нибудь возьмите этого лорда, я не хочу марать о него свои руки.
      Монтегю завопил в бессильной ярости. Ругань полилась из его рта – грязные обвинения, злобные сравнения, бредовые крики.
      – Мой сын! – повторял он между потоками этих слов. – Мой сын! Мой сын!
      Гермиона высвободилась из рук русского. Она была без макияжа, кожа ее щек была тонкой и серой, как пергамент, и усеянной массой мелких морщинок. Она выглядела глубокой старухой.
      – Терри, – прошептала она.
      Он продолжал кричать и ругаться.
      – Терри!
      Монтегю притих. Он дышал часто и тяжело, словно внутри у него работал кузнечный мех.
      – Терри, теперь уже все кончено. Он умер. Но я хочу, чтобы ты знал – Джордж был моим сыном, но не твоим. Теперь это уже все равно. Джордж не твой сын. Ты понимаешь меня? Джордж был моим сыном, но не твоим, – хотя ее голос был очень хриплым, слова звучали ясно и отчетливо.
      Монтегю скривил рот и затрясся всем телом, словно пытаясь отогнать надвигающийся кошмар.
      – Ты лжешь!
      – Я понимала, что ты не мог дать мне мальчика, Теренс. У меня не было такого шанса, но я не могла упустить тебя. Ты был слишком важен для моих планов. Если бы я не дала тебе сына, я была бы сброшена со счетов. Точно так же, как бедная Эвелин, – она взглянула на Кларису. – Можно не сомневаться, ты не способен никому из нас дать мальчика.
      Рот Кларисы поджался. Она едва заметно повела плечами.
      Джоко отпустил запястья Монтегю. Тот безвольно опустил руки и тупо огляделся вокруг.
      – Эвелин, – прошептал он. – Эвелин.
      – Кто? – спросил Стид.
      – Его первая жена, – сообщила Гермиона. – Она была рада умереть и навеки избавиться от него.
      Клариса зябко обхватила себя за талию:
      – Легко понять, почему.
      Герцогиня спускалась вниз, на ее руках висели Бет и Панси. Элегантно одетая и изысканно причесанная, она составляла полный контраст с оборванной парочкой. Она хотела увести их отсюда, не привлекая ничьего внимания, но Монтегю заметил ее.
      – Эвелин! Где ты была?
      Герцогиня попыталась отвернуться, но Гермиона схватила ее за руку и вытащила вперед.
      – Забирай ее, Терри. Вот она. Это не Эвелин, старый дурак. Эвелин давно умерла. Это ее дочь – ты поменял ее на моего сына. Мой сын был от другого мужчины. Ох, это все деньги, деньги! А теперь он умер из-за нас, из-за нашей алчности. А вот эта уличная шлюха – твоя дочь, твоя законная наследница. Если ты сумеешь хоть кого-нибудь заставить признать ее.
      Монтегю застыл на месте, ошеломленно мотая головой.
      – Я заплатила за ее обучение в школе, как ты настаивал, но ее я заставила заплатить за разлуку с моим сыном. Я каждый день говорила ей, кто она и почему она здесь. Мне нравилось рассказывать ей, как ее ненавидели отец и мать, как они отправили ее в дом терпимости за то, что она не родилась мальчиком. Она разлучила меня с Джорджем, и я ненавидела ее за это. Когда она сбежала, я не стала возвращать ее обратно. Мне было приятно сознавать, что она – уличная бродяжка.
      Ревилл с возрастающим интересом взглянул на Герцогиню. Стид полностью исписал блокнот и перешел на обложку.
      – Я любил тебя, – промямлил Монтегю. Было непонятно, кому он это сказал – то ли образу Эвелин, то ли Гермионе.
      Содержательница борделя презрительно повела плечами:
      – Не слишком, – возразила она. – Всегда – не слишком.
      Глаза Монтегю закатились ко лбу. Он резко опрокинулся навзничь и с глухим стуком растянулся на полу. Оцепенев от неожиданности, уставшие люди могли только смотреть, как его тело трясется и вздрагивает в каком-то приступе.
      – Видишь, что ты наделала, – мягко упрекнул ее русский.
      – Так ему и надо, – злорадно усмехнулась Гермиона. Она отвернулась от этого зрелища и взяла русского за руки: – Ты проводишь меня отсюда, Ярослав?
 
      – Не оставляй меня, пока это не закончится, – умоляла Герцогиня.
      – Ни за что, – Джоко обнял ее за плечи.
      – Я хочу уйти, – пояснила она, – но чувствую, что должна остаться, сама не знаю, почему. В конце концов, все это меня не касается.
      – Он гной отец, – напомнила Мария. Молодая девушка неуважительно фыркнула:
      – Я даже не ношу его имя. Просто мне любопытно, чем все кончится.
      – Мы останемся с тобой.
      – В таком случае мы с Питером увезем Мелиссу и детей, – предложила Эйвори. – Тогда вы не будете беспокоиться за них, пока все эти неприятности не закончатся. Бедным детям давно пора спать.
      Лицо старой леди было неприятного серого оттенка – верный признак того, что она измучена физически. Однако ее глаза сверкали необычным интересом и любопытством.
      Пан и Бет сидели на красном плюшевом диване, прижавшись друг к другу. Их глаза были закрыты.
      – О да, пожалуйста, – Мария взяла свою хозяйку за руки. – Я не знаю, чем мне отплатить вам за все.
      – Чепуха, – Эйвори наклонилась и поцеловала Марию в щеку. – Такого захватывающего времяпрепровождения у меня не было в течение долгих лет. Я думала, что для меня все кончено. Я была уверена, что до конца своих дней обречена писать письма, – она оценивающе оглядела занавески из красного бархата и с золотыми кистями. – А теперь я побывала в таких местах и повидала такое… Да еще в компании красивого жулика, – она ласково погладила щеку Джоко и, улыбаясь, отошла от них. – Идем, Питер. Возьми на руки младшую девочку. Как ее зовут?
      – Панси, – сказала Герцогиня.
      – Да, возьми Панси. А ты, Берт, возьми…
      – Бетти.
      – …Бетти. Идем, Мелисса. Нам всем нужно хорошо выспаться.
      В салоне появился доктор. Он оглядел пациента, его рот сложился в неодобрительную гримасу.
      – Дорогая леди, – вздохнул он, обращаясь исключительно к леди Кларисе, которая встала ему навстречу. – По моему мнению, он слишком нездоров, чтобы его было можно перевозить.
      – О нет!
      – Его состояние угрожающее. Я опасаюсь, что поврежден мозг. У него на правом виске вмятина более дюйма в диаметре и в четверть дюйма глубины.
      – Вмятина?
      – Да, мэм. По-моему, одна из костей его черепа сдвинулась. Несомненно, с ним случился удар.
      Клариса потрясенно опустилась на стул.
      – Боже милостивый! Он сможет жить с этим?
      – В общем, да. Остается ждать, полностью он оправится, частично или совсем не оправится.
      – Его можно оставить здесь, – сказала Кэйт.
      – Это бордель, – с трудом выговорила леди Клариса.
      – Будет только справедливо, если он останется здесь. Он владелец этого здания и имеет долю в бизнесе, – Кэйт сидела в кресле перед камином, том самом, с которого встал Монтегю, чтобы выслушать тираду, приведшую его к удару. Она встала с него – строгая фигурка в черном, с белым от пудры лицом и кроваво-красными от помады губами. Ею словно бы руководила какая-то цель. – Это хороший бизнес. Он получает с него много денег.
      Доктор неодобрительно огляделся вокруг, затем смирился с неизбежностью:
      – Так будет лучше всего, хотя бы на первое время.
      – Мы обеспечим ему хороший уход, – сказала Кэйт. – Чарли будет купать его, а девочки будут по очереди кормить. Я буду давать ему лекарства.
      – Но это такая обуза, – заметила леди Клариса.
      – Вовсе нет, – Кэйт по-кошачьи улыбнулась. – В каком-то смысле это его дом. В документах везде стоит его имя.
 
      Клариса неуверенно взглянула на Герцогиню:
      – Вы моя падчерица.
      – Забудьте это.
      – Но я не могу. У Теренса большое состояние. Часть его по праву принадлежит вам, – она сглотнула. – Бетани и Джульетта наполовину ваши сестры.
      – Я не прикоснусь ни к единому пенни из этих денег, – заверила ее Герцогиня. – Пусть они считают, что Джордж был их братом. Пусть скандал заглохнет.
      Клариса облегченно улыбнулась, но затем напряглась:
      – Этого слишком мало. Я скажу юристам Теренса, чтобы вам выплатили четверть суммы.
      – На самом деле вы этого не сделаете.
      – Сделаю. Как вас зовут?
      – У меня нет имени, – отвела взгляд Герцогиня.
      – Нет имени? – Клариса приложила руку ко рту.
      – На улицах меня зовут Герцогиней.
      – Но как вас звали здесь? Как вас звала эта женщина?
      – Отродьем.
      Леди Монтегю повернулась к Ревиллу и Стиду:
      – Я еще не слышала ничего чудовищнее. Я уверена, что вы, джентльмены, согласитесь со мной. Я призываю вас в свидетели, и вас, Мария Торн, и вас…
      – Джоко Уолтон.
      – Да. Будьте все свидетелями этого. Если потребуется, вы придете в суд, когда я буду оформлять бумаги.
      Все кивнули.
      Затем она обратилась к Герцогине: – На счете, который я прикажу юристам открыть для вас, должно быть имя. Вы можете взять их или оставить, но положенная вам доля будет выплачена и помещена в банк на имя Эвелин Монтегю.
 
      Когда все вышли на улицу, уже светало.
      Стид, прощаясь, приподнял шляпу, поймал кеб и отправился в «Гэзетт». У него была самая великолепная статья за всю свою карьеру и еще больше пищи для рассуждений на эту тему. Мысли о том, что девочек вроде Панси и Бетти могут совершенно безнаказанно похитить для проституции и нет законов, которые защитят их, густо роились в его мозгу.
      Что-то нужно было делать. Влияние прессы должно быть приведено в действие. Пока он ехал по пробуждающимся улицам, образ кампании по борьбе с этим беззаконием складывался у него в голове.
 
      – Я заберу у вас этого вора, мисс Торн, – сказал Ревилл в пространство, глядя на удаляющегося журналиста.
      Джоко опустил плечи.
      – Я всего лишь выполнял то, что вы мне приказали, – запротестовал он. – Вы не можете жаловаться…
      – У меня есть подписанное вами признание, – напомнил Ревилл.
      – Вы можете поступить с этим признанием по-доброму, – Мария вздернула подбородок и взглянула на инспектора в упор. – Или, еще лучше, найдете другой лист и напишете на нем рекомендацию.
      – Рекомендацию?
      – Правильно. Мистер Джоко Уолтон должен быть срочно взят на честную работу. У него большой опыт работы в правоохранительных органах. Вы использовали его бесплатно. Пора вам начать платить ему.
      – Мисс Горн, в одном вы были правы.
      – В чем, инспектор?
      Он беспомощно потряс головой:
      – Я был бы рад видеть вас в последний раз.
      – Я обещаю вам, что не буду вмешиваться в его дела после того, как он начнет работать в Скотленд-Ярде, – улыбнулась Мария.
      – Вор будет ловить воров, – Ревилл не выглядел смущенным этой идеей.
      – Вот именно. Он приступит к работе сразу же после того, как мы поженимся и совершим короткое свадебное путешествие.
      – Так вот откуда дует ветер!
      – Рия, – предупредил Джоко. – Незачем говорить об этом так безапелляционно.
      – Что ты понимаешь под «говорить безапелляционно», Джоко Уолтон? – она остановилась перед ними обоими и помахала пальцем перед носом Джоко. – Ты имеешь в виду, что не собираешься сделать меня честной женщиной? После того, как ты соблазнил меня?
      – Рия! – Джоко встряхнул ее за плечи, пытаясь заставить замолчать. – Послушайте, инспектор, она…
      Ревилл сдержал смешок. Его нос сморщился, но лицо осталось суровым.
      – Он соблазнил меня, – громко заявила она. – Он нашел ко мне подход.
      – Мария Торн!
      – Ну, не я же его нашла. Ты женишься на мне и сделаешь меня честной женщиной, а себя – честным мужчиной.
      – Похоже, ты должен подчиниться ее требованию, мистер Уолтон, – буркнул Ревилл. – А я оставлю у себя твое признание, пока ты не поступишь с этой девушкой как порядочный мужчина.
      – О Боже! – только и успел сказать Джоко. Мария обняла его за шею и крепко поцеловала прямо на улице перед «Лордс Дрим».
 
      – Мария…
      – Джоко.
      Он заключил ее в объятия, его рука, утонув в ее волосах, опустилась ей на шею. Их губы соприкоснулись, поцелуй длился и длился нескончаемо. От счастья он опьянел, у него закружилась голова. На мгновение их уста разомкнулись, и в этот миг он снова прошептал ее имя.
      – Не говори ничего, – прошептала она в ответ.
 
      Обитатели Уайтчапела, бродяги и нищие, взлелеяли для себя миф. Об этом они судачили, за это они пили холодными ночами в мрачных притонах. Ссылаясь на это, они утешали тех, кто начинал роптать. Об этом они вспоминали, когда мимо них проезжали важные господа в роскошных каретах, а честные торговцы прогоняли их от своих дверей.
      Они считали, что под внешним лоском и приятными манерами богачей скрываются зачастую порочные и мелкие душонки, что леди и джентльмены по своей сути так же ничтожны, как и они сами. Только по воле случая Виктория родилась королевой, а Нельсон был возведен в ранг героя.
      Теперь этот миф был развенчан. Джоко держал в объятиях леди… и она была не такой, как другие женщины, которых он знал. Совсем не такой.
      Она была небесами – небесами, которых он и не надеялся достичь. Но когда он коснулся устами ее щеки, ее губы снова стали искать его рот. И тогда он понял…
      Он понял, что любит ее.

      Более дюжины свидетелей собрались в церкви Святого Бонифация, чтобы посмотреть, как Мария Торн в последний раз распишется своим девичьим именем в регистрационной книге. Джоко поставил свое имя вслед за ней. Затем, когда миссис Эйвори Шайрс и детектив инспектор Ревилл расписались в качестве свидетелей, он заключил новобрачную в объятия. Его поцелуй был залогом долгой и счастливой совместной жизни.
      – Мне кажется, что это сон, – прошептал он.
      – Я люблю тебя, – прошептала в ответ Мария. Бет и Панси хихикнули.
      Миссис Шайрс подтолкнула Ревилла локтем:
      – Вот и нет больше жулика. Верно, инспектор?
      – Полное и окончательное исправление, – кивнул ее спутник, раздуваясь от гордости.
      Затем вор повел свою леди в розовом подвенечном платье и отделанной кружевами шляпке к выходу из портала, на солнечный свет.
      Перед ними шли две девочки-цветочницы, одетые в бледно-розовые платьица и кружевные передники. Они несли корзинки с лепестками роз, которые разбрасывали на пути новобрачных. На их головках были розовые чепчики, отделанные атласными лентами, их улыбки сияли как два маленьких солнышка.
      – Мне все так нравится! Джоко такой красивый, – счастливо лепетала Панси. – Я хочу замуж.
      – Сначала вырасти, – с терпеливым видом объяснила ей Бет. – Подожди, пока вырастешь.
      – Я почти выросла, – Панси встала на цыпочки и выпятила тощую грудку. – Семь – это почти уже взрослая.
      – Вовсе не взрослая.
      – Но теперь я уже хожу в школу. Я больше не ребенок.
      Герцогиня, одетая в прелестный шерстяной костюм с модным турнюром, положила руки на плечи своим питомицам и шепнула им на ушко, что в такой счастливый день, как сегодня, нельзя пререкаться друг с другом.
      Леди Клариса сдержала свое слово. Чек с причитающейся долей, положенный на имя Эвелин Монтегю, обеспечил обучение в школе этих малышек и помог Герцогине пристроить других питомиц. Однако имя Эвелин Монтегю осталось только на счете. Хотя Герцогиня поселилась в удобных, пусть и скромных комнатах, она все равно носила свои лохмотья и бродила по улицам, высматривая девочек, попавших в беду.
      – Ты выглядишь такой красавицей, Мария, – Мелисса обняла свою сестру, а затем и зятя. – Джоко, ты тоже выглядишь замечательно. Ты понимаешь, как тебе повезло?
      Волосы Джоко были расчесаны до золотого блеска, лицо сияло счастьем. Он крепко прижал к себе Марию.
      – Кажется, понимаю. Она красива, как ангел, и очень умная. Я женился на машинистке.
      Мария лучезарно улыбнулась ему:
      – Скажу то же и про тебя, милок, – сказала она на уличном жаргоне. – Ловкий как кнут. Крутой. О-о, я вышла замуж за проклятого легавого!
      Герцогиня положила ладонь на руку Марии:
      – Ты заботься о нем получше.
      Они обменялись красноречивыми взглядами.
      – Надеюсь, что буду, – вздернула подбородок Мария.
      Длинные ресницы Герцогини опустились, а затем снова поднялись.
      – Уверена, что будешь, Мария Уолтон. По-моему, ты даже позволишь ему красть, если ему этого захочется.
      Мария улыбнулась ей, и каждая из них прикоснулась губами к щеке другой. Затем Герцогиня встала на цыпочки и звонко чмокнула Джоко. Тот наклонился, чтобы обнять Пан и Бет, а те восторженно расцеловали его.
      Питер радостно кивнул им с кучерского сиденья экипажа миссис Шайрс. Берт с глубоким поклоном и широкой улыбкой распахнул перед ними дверцу.
      На ступеньках экипажа Мария отдала Мелиссе букет и помахала всем рукой. Джоко поставил ногу на ступеньку, но рука Ревилла жестко легла на его плечо. Вор замер.
      Усмехнувшись, инспектор протянул ему свою правую. Джоко потряс ее. Раздался шорох бумаги.
      – Мой дополнительный подарок, – сказал Ревилл в ответ на вопросительный взгляд Джоко. – Кое-что, в чем больше я не нуждаюсь.
      Когда экипаж отъехал, Джоко развернул бумагу.
      – Что там, любимый?
      Не сказав ни слова, он подал ей листок. Ревилл вернул ему признание.
 
      Не помня себя, Мария положила руки на горячие, влажные плечи Джоко. Губами и языком он ласкал ей грудь. Ее сосок пульсировал и ныл от сладкой муки.
      Джоко двигался внутри нее длинными, осторожными толчками. Они начинались у отверстия в ее теле и обжигающей лаской погружались в самые глубины ее влажного чрева. Глубоко внутри себя она предвкушала его силу и стонала каждый раз, когда он прикасался к самой сокровенной точке ее тела.
      – Не надо, – выдохнула она. – Ох, пожалуйста… не надо…
      – Не надо? – прошептал Джоко, ухватив зубами ее сосок.
      – …не надо останавливаться… ох, пожалуйста… не останавливайся.
      Он промычал что-то в знак согласия и перешел к ее другой груди. Мария запустила пальцы в его волосы и выгнулась дугой.
      – Любимый… любимый…
      Джоко встал на колени, подняв ее за собой, она обхватила ногами его бедра.
      – Так лучше? Так тебе нравится?
      Мария открыла глаза, невидящим взглядом обведя уютную комнату, погружавшуюся в сумерки, потому что за кружевными занавесками опускался вечер. Все ее чувства сосредоточились на изысканном наслаждении, пока Джоко резко отодвигал ее от себя и снова привлекал к себе.
      – Рия?
      Мгновение замешательства в зените ужасающего, прекрасного желания:
      – Да! – она подтолкнула свое тело к нему, соединяя двоих в одно. – Да! Джоко! Да! Да! Да!
      Ее тело билось в судорогах, проходящих волнами по ним обоим. С криком наслаждения Джоко присоединился к ней, удерживая ее на вершине блаженства. Блеснули кристальные секунды, затем их глаза закрылись, и они вместе провалились в темную и сладостную бездну.
 
      Когда Мария зашевелилась, в комнате было совсем темно. Еще сонная, она повернула лицо к Джоко и стала целовать его – в лоб, щеки, губы, стройную шею. Тот завозился, застонал и тоже начал целовать ее в ответ. Его рука легла ей на талию, затем соскользнула на бедра.
      Несколько мгновений они лежали переполненные чувствами, наслаждаясь темнотой и близостью.
      – Джоко?
      – Мария? – сонно ответил он.
      – Если не хочешь, то можешь не быть легавым. Джоко ткнулся лицом ей в шею. Его губы нашли и потянули мочку ее уха.
      – Ты хочешь, чтобы я был кем-то еще?
      – Нет, я не хочу, чтобы ты был кем-то еще. Я хочу, чтобы ты был тем, кем ты хочешь быть. Герцогиня сказала мне, что всю свою жизнь ты был тем, кем тебя заставляли быть. Но я этого не хочу, – Мария крепко поцеловала его в губы, отодвинулась и легла на бок. Она надолго уставилась в темноту, а затем сказала с глубоким вздохом: – Ты можешь быть даже вором.
      Ее смелое заявление было встречено молчанием. Затем Джоко хмыкнул:
      – Рия, девочка моя, мужчина должен смотреть в будущее, а какое будущее у вора? Билет легавого – вот что я для себя вижу.
      Мария перевернулась на живот:
      – Почему?
      По-хозяйски уверенным движением он перевернул ее на спину и одарил долгим, довольным поцелуем, возобновившим их страсть.
      – Почему? – повторила она, пока он коленом раздвигал ее бедра.
      – Потому что я самый лучший вор на свете. Я украл себе другую жизнь и не отдам ее назад. Никогда.

      Лорд Теренс Монтегю сидел в инвалидном кресле, которое приобрела для него Кэйт. Фактически, он был привязан к нему. Кожаный ремень, проходивший по его груди и под мышками, был застегнут за спинкой кресла. Он удерживал больного от падения или соскальзывания набок.
      Дни и ночи, ночи и дни он оставался в кресле. Когда он хотел спать, то откидывал назад голову. Чудовищное создание, которое Кэйт называла Несси, раз в день прибирало под ним и раз в неделю мыло его бессильное тело. Так как его нужно было подмывать, словно младенца, эта процедура была весьма унизительной.
      Монтегю ненавидел и кресло, и своих содержателей, и весь мир.
      От удара он лишился речи, его руки и ноги остались парализованными, телесные функции отправлялись бесконтрольно. Однако он полностью сознавал все, что происходило вокруг. Но вокруг происходило немного. Никто не заходил в комнату на втором этаже «Лордс Дрим», кроме Кэйт и бесформенной Несси.
      Сначала он прислушивался, не раздастся ли поблизости голос Гермионы, с уверенностью думая, что она смягчится и вернется. Но она не появлялась. Однажды Кэйт, следя темными глазами за его лицом, обронила, что леди Гермиона больше не вернется в «Лордс Дрим». Она бросила это заведение. Теперь она проводила время за изучением биржевых акций и встречами с русским, который регулярно заезжал к ней домой.
      Монтегю отвел глаза к окну. Он никогда не забывал, что Кэйт оскорбила его и не пустила на верхний этаж. Если бы не она, он спас бы своего сына.
      Приподнявшись на кресле и повернувшись к окну, он мог весь день смотреть на улицу. Трижды в день, через регулярные промежутки времени его кормили. Из-за того, что ему было трудно глотать, он потерял в весе. Он боялся, что со временем умрет голодной смертью. Эта мысль, как и все остальные, бесила его.
      Он надеялся, что Кэйт когда-нибудь вспомнит, как он любит бренди, и включит его в вечерний рацион. И она никогда не пыталась дать ему сигару.
      Поначалу Монтегю пытался наладить общение с ними. Он дошел до того, что придумал простую систему звуков и постоянно издавал их в подходящее время. Однако Несси игнорировала их, а Кэйт делала вид, что не понимает. С ним обращались так, словно он был куском угля или полным идиотом.
      Постепенно он разочаровался и оставил свои попытки. Его неразборчивые крики и хрюканья звучали как вопли идиота. Он неделями не издавал никаких звуков. Но как-то вечером Кэйт вошла к нему в комнату.
      Она развернула его кресло к себе и села напротив с бутылкой виски в руке. Ее лицо раскраснелось. Когда она обратилась к нему по имени, он почувствовал, что от нее пахнет вином.
      Монтегю смотрел, как она налила чуть-чуть себе, а затем ему. Затем она подняла оба бокала для тоста:
      – Думаю, с этого времени я буду называть тебя отцом.
      Свирепый взгляд Монтегю остановился на ней. Его зрачки расширились, когда она подошла ближе, отойдя от света, так, чтобы ему было видно ее лицо. Встав прямо перед ним, она оперлась руками на ручки кресла и наклонилась к нему, пока ее лицо не оказалось в нескольких дюймах от его лица.
      – Знаешь, я – твоя дочь. Ты даже не помнишь меня, но это я – твой первый ребенок. Когда драгоценный ребенок Эвелин умер, ребенок леди Гермионы остался жив. Держу пари, что ты даже не помнишь этого. Ты дал ей в управление этот дом. Леди Гермиона говорила мне об этом, когда я была маленькой. Наверное, она считала, что я слишком мала, чтобы понять это или запомнить. Но я это запомнила – я всегда помнила об этом. Даже когда она отправила меня работать в «Лордс Дрим», я помнила, что я – дочь Монтегю.
      Монтегю открыл рот, пытаясь заговорить, но оттуда раздались только невнятные, резкие звуки. Он вдохнул поглубже и попытался заговорить снова.
      Она засмеялась:
      – О, не хочется ли папе глоток виски?
      Из угла его рта потекла слюна, но Кэйт не побеспокоилась о том, чтобы ее вытереть. Она подняла бокал для тоста:
      – Ты не можешь двигаться. Ты не можешь говорить. Ты никогда не сможешь говорить снова. Но ты не настолько плох, чтобы не понимать меня.
      Монтегю дико завращал глазами. Слюна снова потекла из его открытого рта.
      Кэйт снова засмеялась:
      – Когда к нам попала Герцогиня, ты заплатил за ее воспитание. Она получила хорошее образование, прекрасную одежду – все, что твоя совесть заставила тебя дать своей второй дочери. Но мне – твоей первой – ты не дал ничего. Ничего, даже лоскутка прикрыться.
      Он взвизгнул, словно издыхающий пес.
      – Слишком поздно, дорогой папочка. Я не могу понять твои полные любви слова. Слишком, слишком поздно. Но ты можешь понять мои. Так слушай, что я скажу тебе – это я убила его. Это я была у окна в той комнате. Я схватила его за лодыжку и толкнула за перила. Констебль Ревилла Уилки, тот самый, которого ты подкупил, должен был прийти и взглянуть на выступ. А он и не подумал это сделать, решив, что незачем, А позже я пришла туда с молотком и отбила камень.
      Он снова замычал. Кэйт засмеялась:
      – В конце концов они все добились, чего хотели. Джоко, Мария и ее хорошенькая сестричка, даже Герцогиня. Каждый из них, кроме меня. Никому не было дела до того, чего хочу я. Но я поняла, чего хочу, когда ты упал на пол. А теперь у меня это есть. Я получила себе своего дорогого папочку.
      Монтегю отчаянно попытался сдвинуться с места. Заключенный в своем умирающем теле, словно в ловушке, он пытался вскочить со стула, наброситься на нее, рассказать обо всем кому-нибудь, но из его перекошенного рта выходило только жалкое мычание.
      Кэйт похлопала его по вялой руке, лежавшей на неподвижной ляжке:
      – Ужинать ты будешь позже, папа.

      В следующем, 1885 году, Вильям Стид купил у родителей тринадцатилетнюю девочку по имени Элиза Армстронг. Он вывез ее в парижский бордель без малейших препятствий со стороны английских властей. Проделав это, он доказал, что английские законы ущербны и неэффективны и этим открывают путь неописуемому злу. Его усилия и заметки, написанные в «Пэл мэл гэзетт», так зажгли страну, что привели к поправке в юридическом законодательстве 1885 года, называемом обычно законом Стида, в которой сутенерство было объявлено уголовным преступлением.
      Он во многом служит великим примером для журналистов-следователей наших дней. В 1912 году, направляясь в Америку, чтобы расследовать другую историю, он погиб во время кораблекрушения «Титаника».
       Дина Джеймс
       Даллас, Техас