Глава 14

Восток — дело тонкое

Роли распределили ещё в Москве. Платону досталось вести переговоры с большими и средними начальниками, а Ларри взял на себя все неформальные контакты с уважаемыми людьми, общественными и религиозными лидерами. Он же отвечал за финансирование кампании, присматривал за Платоном, которому ровным счётом ничего не стоило нарушить достигнутое соглашение и влезть не в своё дело.

В один из первых дней Платон летел на машине на встречу с кем-то из руководства, увидел толпу, велел остановиться. И оказался на казачьем сходе.

Нельзя сказать, что казакам сильно понравился московский гость. Он им совсем не понравился. И закончиться эта история могла бы из рук вон плохо. Но Платон извлёк откуда-то из глубин памяти обрывочные сведения о положении казаков и вообще русских в этом регионе и заявил, что полностью поддерживает раздачу оружия казачьим формированиям, чтобы они могли защищать свои дома и семьи.

Казаки, несколько лет просившие Москву именно об этом и неизменно получавшие недвусмысленные отказы, воодушевились и проводили Платона до «Мерседеса» с криками «Любо! Любо!».

Ларри, узнав о происшествии, рассвирепел, устроил Платону нагоняй. Тот всячески выкручивался.

Потом Ларри махнул рукой:

— Всё равно тебя не переделаешь… Знаешь, я что придумал? Я тебе сам расписание буду составлять. Я тебе такое расписание составлю, чтобы на глупости времени не осталось. Ты у меня по двадцать четыре часа в сутки пахать будешь. Как этот… Микула Селянинович. И ещё. Мне тут сказали. Ты к главе администрации зачем с девкой впёрся? Здесь тебе не Майями. Это Кавказ, тут свои порядки. Если тебе ещё хоть одну в самолёт загрузят, клянусь, что она сюда не долетит. Скажу охране — выкинут прямо в воздухе. Без парашюта.

Вторая встреча Ларри с главами общины проходила на привокзальной площади. Хозяин кафе, как мог, приукрасил холодное неотапливаемое помещение, побросал на пол ковры и шкуры, развесил по стенам турьи рога. В чёрном от копоти чреве обложенного грубыми булыжниками камина метался огонь. Две официантки в чёрном с любопытством выглядывали из-за занавески, закрывающей вход на кухню.

Ларри приехал заранее, с неудовольствием оглядел зал и поманил хозяина пальцем.

— Ты вот это зачем сделал? — мрачно спросил он, показывая на укрытый красным сукном стол с графином и двумя стаканами посередине. — Здесь что будет, партсобрание? Придут уважаемые люди, со мной встретиться, поговорить. Покушать немного. Это всё убери. Столы сдвинь, чтобы один стол был, как на Кавказе положено. Зелень поставь, хлеб, сыр… Я тебя учить должен? Зачем ты здесь нужен, если я тебя учить должен? Ты к себе в туалет заходил? Мыла нет, полотенце грязное. Замени! Эй! — крикнул он хозяину вдогонку. — Быстро распорядись и встань у двери. Приедет человек — встретишь, поздороваешься, проводишь сюда и иди следующего встречать. Совсем идиот, — пробормотал Ларри в усы, когда хозяин вылетел из зала. — Ничего не понимает. Ты куда смотрел? — обратился он к следующему за ним по пятам начальнику охраны. — Чтобы впредь так было — посылай вперёд человека, пусть все проверит. Чтобы я этой ерундой больше не занимался.

К заходу солнца старики собрались все. Было их одиннадцать, с белыми усами, в папахах и черкесках, один — в генеральской форме, с золотой звездой Героя. Неторопливо обнялись, расселись за столом, с осторожным интересом поглядывая на чёрный костюм Ларри, повертели в тёмных пальцах стаканы с водкой, приготовились к продолжению разговора.

На самом деле позиции обозначились ещё на первой встрече. Республика была заброшена и никому не нужна. Курортный и туристический бизнес, которым когда-то кормилось население, сведён на нет чеченской войной, обострившимися вдруг межплеменными конфликтами и нарастающим вытеснением русских за предгорья. Промышленность развалилась, из любых десяти заводов хорошо если один работал, и то в непонятном режиме, сколачивая табуретки — единственную мебель, имеющую платёжеспособный спрос, и разливая по бутылкам минеральную воду. Традиционно сильная в этом регионе оборонка перестала существовать — орденоносные директора привидениями бродили по заброшенным цехам и скрежетали зубами от бессильной ненависти к демократам, олигархам и прочей жиреющей в Москве сволочи. Блестяще реализованная либеральными экономистами гайдаровской школы операция по уничтожению рабовладельческого колхозно-совхозного строя похоронила и сельское хозяйство, уцелели лишь нарезанные ещё Хрущёвым приусадебные участки да немногочисленные бараньи отары. Ограбленное реформами и обнищавшее население с утра заполняло дикие рынки, пытаясь наторговать на хлеб насущный, но покупать было некому.

В Москве про республику вспоминали от случая к случаю. То есть при наступлении даты очередных всенародных выборов или какого-нибудь придуманного Кремлём референдума. Тогда в аэропорту начинали приземляться чартерные самолёты, набитые журналистами, пиарщиками, социологами, группами поддержки кандидатов. На республику обрушивался золотой дождь, без счёта скупались войлочные шапки, папахи, разукрашенные сувенирные кинжалы, раздавались налево и направо фантастические обещания, невиданные деньги — десятки и сотни тысяч долларов в пакетах и сумках — начинали кочевать из рук в руки, оседая в карманах чиновников и самозванных лидеров общественного мнения.

Потом карнавал заканчивался, гости разлетались восвояси, и территория продолжала приостановленное было движение вниз.

Так что ничего нового в появлении очередных московских визитёров не было. Им что-то нужно, они привезли деньги и заплатят тому, кого сочтут полезным для своего дела. Что это за дело, никому не было интересно, потому что его успех или неуспех на территории не отразится никак. Важно лишь, на кого из местных сделают ставку гости.

Это хорошо, что рыжий грузин, приехавший с чернявым миллионером из Москвы, судя по всему, оказался умным человеком, который не считает собеседников дураками и баранами, не рассказывает сказки про политику, очередное светлое будущее и небо в алмазах. В открытую объясняет, что ему нужно и сколько готов заплатить. Спокойно, уверенно и с достоинством. С таким человеком можно говорить.

— У нас есть хорошие новости, — сказал Ларри, оглядывая собравшихся. — Но меня просили сегодня никому про это ещё не рассказывать. Поэтому я хочу, чтобы мы просто посидели за этим столом, поговорили о наших семьях, немного выпили. А завтра я приглашаю вас к нам, в дом, где мы живём с моим другом. Там мы обсудим дела.

Старики обиженно загомонили. Тот, что со звездой, приподнял ладонь. Все замолчали, будто по команде.

— Ты и твой друг — вы живёте у Якуба. Никто из нас никогда не переступит порог его дома.

— Я ещё в прошлый раз хотел сказать, уважаемые, — спокойно ответил Ларри. — Но тогда я не был готов. А у нас не принято говорить — я сделаю. У нас говорят — я сделал. Я — не бедный человек. Прямо скажу вам — я богатый. Очень богатый. Когда я прилетел в ваш город, я пошёл в гостиницу. В одну, в другую. Я там жить не могу. Мне там неудобно. И моему другу неудобно. А мы здесь будем долго — месяц, может быть, два. Мы посоветовались и решили, что лучше купим дом, сделаем все, как надо. Будем там жить, чтобы было удобно. Пока не купили — жили у того, про кого вы сказали. Сегодня уже переехали. Теперь у себя в доме живём. Я хочу, чтобы вы были первыми гостями в нашем доме. Завтра. А послезавтра к нам придёт в гости человек, у которого мы жили. Потом другие люди тоже придут. Мы — я и мой друг, — мы хотим, чтобы к нам приходили люди, сидели с нами за столом, пили вино. Я прошу, чтобы вы были нашими первыми гостями в вашей стране.

Старики переглянулись, помолчали. Тот, со звездой, встал:

— Сказано в Коране — поистине, те, которые разделили свою религию и стали партиями, ты не из них. Их дело — к Аллаху, потом Он сообщит им, что они делали. И ещё. Действуйте, и увидит ваше дело Аллах и посланник Его и верующие. И будете вы возвращены к ведающему тайное и явное. И Он сообщит вам то, что вы делали. Мы принимаем твоё приглашение с уважением и благодарностью. Завтра мы поговорим о делах.

По дороге к местному водочному королю Якубу Ларри заехал на Солнечную улицу, вылез из машины и поманил рукой охранника из машины сопровождения.

— Я дальше сам доберусь, — сообщил он. — А ты оставайся здесь и собери всех. У нас завтра вечером гости. Меньше суток у тебя времени. Я тебя прошу — постарайся, дорогой. Чтобы было, как в Москве, только лучше. Вот тебе деньги — потрать, сколько надо.

Охранник окинул взглядом каменный особняк с полуразобранной крышей и вытянулся в струнку.

— Будет исполнено, Ларри Георгиевич.

— Хорошо. Я на тебя рассчитываю. А сейчас соедини меня с Платоном Михайловичем.

— Алло! — сказал Ларри, когда охранник протянул ему трубку. — Ты где? А… Понял. Это хорошо. Смотри. У нас завтра гости. Тут такая история получилась, понимаешь… Я их пригласил, а потом только сообразил, что к Якубу они в жизни не пойдут. Это ты хорошо придумал, насчёт купить дом. Он, правда, немножко без крыши… Так что я сейчас на Солнечной, дал ребятам задание. Да. Да. Думаю, справятся. А так все хорошо прошло. Посидели. Потом стали друг другу подарки дарить. Я все свои зажигалки раздал, авторучки. Галстук с себя снял. Они мне тоже кое-что подарили. Так что всё нормально. Ты во сколько будешь?

Глава 15

Что было, что будет

Между первым и вторым взрывами прошло меньше двенадцати часов: примерно в шесть тридцать вечера громыхнуло на Краснопресненской набережной, а в четыре утра уже на Новом Арбате.

Главное здание Хаммеровского центра — с кукарекающим золотым петушком и стеклянным, спускающимся прямо в фонтан, лифтом, с офисами, ресторанами и пальмами в кадках — подпрыгнуло от ударной волны и сползло вниз бесформенными мусорными кучами. Гостиница «Международная» зазвенела вылетевшими стёклами, потом на четвёртом этаже начался пожар, который удалось погасить только к середине ночи.

Среди постояльцев гостиницы обошлось без жертв, поскольку время было раннее и гости столицы, удалившиеся по своим делам, ещё не успели вернуться. Так и не удалось обнаружить сумасшедшую парочку, которая шумно возилась в номере на пятом этаже под завывания сирены и не реагировала на стук в дверь. Может, успели выскочить в последнюю минуту и раствориться в толпе, а может, так и сгорели — счастливыми.

Что же касается обитателей рухнувшего здания, то покойников считали сотнями. Прошедшая по цокольному этажу ударная волна поглотила не меньше ста человек, находившихся в вестибюле в момент взрыва. Они исчезли почти бесследно, остались только куски мяса и окровавленные обрывки одежды. В японском ресторане в это время готовили небольшой банкет по поводу чьей-то свадьбы. Гости, на своё счастье, собраться не успели, и по телевизионным каналам крутили изображение рыдающей невесты в белом платье рядом с оградой, в которой застрял вышвырнутый вихрем букет с ленточками.

Спасатели с собаками ползали в цементном облаке по развалинам, пытаясь обнаружить живых. Иногда раздавался крик, и сразу же сбегались люди.

Как это обычно бывает, прибыло невероятное количество начальства. Руководители всех рангов с мрачными и озабоченными лицами орали, махали руками, командовали, мешали спасателям и гоняли журналистов, не забывая при этом предстать перед телекамерами в нужном ракурсе.

Террористический акт, совершенный загадочной организованной группой под водительством Аббаса Гусейнова, поражал дерзостью и непостижимой бессмысленностью. Будто бы некто огромный, проходя мимо муравейника, небрежно швырнул окурок, и суетящиеся среди вспыхнувших сосновых иголок муравьи тщетно пытаются постичь смысл произошедшего.

Ещё более неожиданным был второй взрыв — на Новом Арбате. Включившие поутру телевизор, увидев бушующее пламя и снующих пожарных, сперва подумали, что запустили вчерашнюю картинку. И лишь потом до них начало доходить — картинка-то новая.

Удивительно, но здание, начинённое разнообразными конторами, приютившее театр Калягина и радиостанцию «Эхо Москвы», построенное ещё при раннем Брежневе, не рухнуло, перегородив улицу. Оно всего лишь выгорело дотла и торчало в начале проспекта подобно чёрному обелиску. Восемь охранников, находившихся ночью при исполнении в фойе первого этажа, испарились, превратившись в облачка пара.

Охвативший страну ужас смешивался с ненавистью к убийцам. Газеты, радио, телевидение, ораторы на стихийно возникающих митингах — все требовали немедленных и беспощадных действий. В Москве и в регионах начались погромы.

Хотя все пребывали в убеждении, что за взрывами стоит мятежная, но обречённая отныне Чечня, били грузин и армян, азербайджанцев и турок, почему-то вьетнамцев и негров.

За спиной у бронзового Пушкина, на фасаде одноимённого кинотеатра, неведомо каким образом появилось полотнище «Смерть жидам» и провисело полдня, пока не разобрались, что это не афиша нового фильма.

Для Восточной Группы, с угрюмым нетерпением ожидавшей хоть какого-то кризиса, чтобы заявить о себе, наступил момент принятия решения. Принимать его приходилось самостоятельно, потому что сбивший губернаторов в прочную связку Воробушек поматросил и бросил. То по пять раз на день звонил, обхаживал всячески, а потом вдруг — раз! И с концами. А так с серьёзными людьми, между прочим, не поступают. Особенно когда уже подтянуты ресурсы и взяты определённые обязательства. Ну ничего, потом сочтёмся. Тем более, что страна уже посыпалась, до Кремля рукой подать, и в самую пору начинать делить посты.

Как часто бывает в подобных ситуациях, возникли неразбериха и замешательство. Очень уж привлекательным казалось оседлать волну народного гнева и на плечах взбунтовавшихся масс ворваться в бездействующий Кремль, допустивший озверевших бандитов до седой столицы России, куда и Гитлеру-то дойти не удалось.

Но настораживал неизбежный резонанс. Для прямой связки новой народной власти с толпой, измолотившей и затоптавшей до полусмерти двух чернокожих морских пехотинцев из охраны американского посольства, время ещё не наступило. Однако и откреститься от бережно взращённой силы, вырвавшейся на оперативный простор, тоже было никак нельзя — такого русский народ не прощает.

Чтобы миновать Харибду, не угодив по дороге в пасть к Сцилле, Папа Гриша избрал единственно верную линию поведения. Собравшиеся губернаторы слушали его с уважением — за последние месяцы Папа Гриша завоевал нешуточный авторитет.

— Русский народ, — поучительно произнёс Папа Гриша, — он, понимаешь, устал за последние годы от всякой безответственной болтовни. Нам, народу то есть, это всё не надобно. Есть, в конце-то концов, в стране верховная власть, которую мы избрали практически единодушно (спасибо, значит, Борису Николаевичу), и доверяем ей безоговорочно, и понимаем, что эта самая верховная власть обязана нас, понимаешь, защитить. Жалованье наша власть получает исправно, вот пусть и объяснит народу, как это могло случиться, что у нас дома взрывают, люди гибнут, все такое… В мирное, между прочим, время. Вот какой принципиальный вопрос у нас должен быть обращён к нашей родной российской власти. И мы с вами, друзья, имеем полное право этот самый вопрос поставить со всей серьёзностью.

Вот каким образом Восточная Группа вышла на свет. Пятеро губернаторов с Папой Гришей в центре возникли на телеэкранах, напомнив чем-то недолго просуществовавший комитет по чрезвычайному положению. Но руки ни у кого из них не дрожали.

Да и с чего было им дрожать, если сзади слева в инвалидной коляске сидел сам таинственный сибирский олигарх-одиночка Кондратов, просвечивающий лысым черепом сквозь паутинку свалявшихся седых волос. Кондратов, о котором никто ничего толком не знал и лишь легенды расходились по стране. Будто бы он, ещё будучи просто Кондратом, заключённым и королём Кандымской зоны, затеял невиданную афёру, в ходе которой забрал под себя алмазные прииски Якутии и золото Индигирки, неким странным образом потерял надёжно укрытые в Америке деньги, после чего жестоко отомстил, чуть было не обрушив американскую финансовую систему посредством фантастического по силе и количеству грязи скандала с «Бэнк оф Нью-Йорк». Тот самый Кондрат, который с презрением и скукой сказал про политическую суету московских олигархов: «В стае только бобики бегают».

— Мы со всей решительностью требуем от президента и правительства, — весомо произнёс Папа Гриша, — положить конец террору! Народ должен знать, почему взлетают на воздух дома, почему в мирное время гибнут сотни ни в чём не повинных людей. На эти вопросы должно ответить действующее руководство страны, — в этом месте Папа Гриша сделал хорошо отрепетированную паузу и добавил: — Если оно действующее. И если оно руководство.

Страна увидела, что Кондрат одобрительно кивнул.

— Представляешь, что сейчас будет? — спросил Платон, не отрываясь от телевизора. — Какая подставка, просто высший пилотаж! Фантастика! Всё-таки они идиоты…

— Так ты не знал, что они это затевают? — поинтересовался Ларри. — Не рано ли ты их в свободный полёт выпустил?

— В самый раз! Они же всерьёз все принимают. И вправду: решили страну спасать. Поэтому я и говорю — идиоты.

— Они не идиоты, — пробурчал Ларри. — Если бы что другое сказали, то были бы идиоты. А так — они просто по инерции движутся. Ты подпихнул — они и поехали.

— Совершенно необязательно. Были бы умными, молчали бы в тряпочку. Они же Федору Фёдоровичу просто парадный выход устроили. Чу! Жрица Солнца к нам сейчас должна явиться!

— А они что — знают, кто такой Эф Эф? Это мы с тобой знаем. А для них он кто? Пришёл, в костюмчике… Мышка серая, третий премьер за два года. И звать никак. Просто Федя.

— Поэтому и идиоты, — не сдавался Платон. — Давно уже могли бы собрать информацию.

Понятно было, что вся эта телевизионная затея Восточной Группы, столь пренебрежительно оценённая Платоном, направлена на провоцирование президента — чтобы тот, не оправившись после очередного приступа, вылез на экран и ляпнул что-нибудь похожее на ельцинских снайперов в кустах. То, что вместо себя президент выпустил ничем не приметную фигуру в сером, с водянисто-голубыми глазами и загаром неясного происхождения, для Платона было первым аккордом победного марша. Для Старика — тоже. Но про это Платон не знал.

Конференц-зал ИТАР-ТАСС был набит до отказа. За столом перед микрофонами сидели двое — новый премьер и недавно возникший кремлёвский идеолог, напоминающий Маркса в молодые годы, но в чёрной косоворотке под Гарибальди. Идеолог оглядывал зал и делал в блокноте какие-то пометки, премьер сидел, глядя в стол и явно чувствуя себя неуютно.

Журналисты толкали друг друга плечами и перемигивались — добыча была в пределах досягаемости, и курки взведены.

— Добрый вечер, дамы и господа, — звучным басом произнёс идеолог. — Сегодня у нас как бы протокольное мероприятие, в смысле того, что Федор Фёдорович впервые встречается с журналистами в ранге премьер-министра. Я предлагаю следующий формат встречи. Сейчас Федор Фёдорович кратенько расскажет о последних трагических событиях в Москве и о мерах, которые правительство намерено предпринять в этой связи. Потом у вас будет возможность задать вопросы. Я так полагаю — и мы это согласовали, — идеолог кивнул в сторону премьера, — что по времени у нас ограничений не будет. С учётом возможностей прямого эфира, естественно. Я, то есть, хочу сказать, что мы сможем продолжить разговор и без телекамер. Передаю микрофон Федору Фёдоровичу.

— Добрый вечер, — глуховато сказал Федор Фёдорович и откашлялся. — Добрый вечер. У меня есть поручение президента ознакомить вас с позицией руководства страны по поводу совершенных терактов. — При упоминании президента голос Федора Фёдоровича окреп, и стало видно, что он почувствовал себя увереннее. — Начну с того, что сообщу некоторые данные, собранные к настоящему времени прокуратурой, — вам известно должно быть, что уголовное дело по статье «терроризм» возбуждено Генеральной прокуратурой и создана следственная бригада.

Дженни, сидевшая во втором ряду, сделала пометку в блокноте.

— На сегодняшний день вырисовывается вот такая картина, — продолжил Федор Фёдорович. — В Москве, начиная с девяностого года зарегистрирована и функционирует группа компаний под общим названием, — он заглянул в бумажку, — «Даймокх». Такое вот название. По-чеченски слово «даймокх» означает «родина».

При имени чеченцев по залу прокатилось что-то вроде оживления. Федор Фёдорович с вызовом осмотрел зал, мгновенно засверкавший вспышками фотокамер.

— Я сообщаю официальные сведения, — сказал Федор Фёдорович, и в голосе его прорезался металл. Зал притих. — И ещё я хочу обратить ваше внимание на то, что мы сейчас говорим о настоящей трагедии. Погибли сотни людей. Сегодня утром я встречался с представителями семей погибших. Не самая лёгкая встреча в моей жизни, скажу честно, и давайте не будем превращать обсуждаемую тему в фарс. Это моя единственная просьба к вам, а в остальном можете писать всё, что сочтёте нужным. Итак. Некоторое время назад первоначальный владелец группы компаний «Даймокх» при невыясненных до конца обстоятельствах погиб, и его место занял некто Аббас Гусейнов. Поскольку есть веские основания считать, что за взрывами стоял именно Гусейнов, сейчас он в розыске. И будет найден. Вам, я так полагаю, этот человек хорошо известен — многие брали у него интервью, интересовались будущим российской экономики и так далее. Брали? Вот господин Блюмкин, которого я вижу в первом ряду, точно брал интервью и написал про Гусейнова всякие любопытные вещи. Правда, господин Блюмкин? Да вы не стесняйтесь, не стесняйтесь… Так что, если интересно, то это к господину Блюмкину, он вам многое сможет рассказать, если захочет…

— Вы записываете? — спросил политический обозреватель Карнович, наклонившись к Дженни. — Магнитофон у вас включён? Можете зафиксировать моё мнение. Это не премьер-министр. Это агитатор какой-то, красный матрос. Премьеры так не разговаривают. Чёрт знает что!

Карнович был совершенно прав. Бородатый гарибальдиец Еремей Иванович тоже так считал и понапрасну убил немало времени на дрессировку новоявленного премьера, который его вежливо выслушал и столь же вежливо отмёл все советы.

— Это ваш первый выход на публику, — зловеще шипел Еремей Иванович, пропуская премьера в конференц-зал, — здесь очень важно, чтобы…

— Я понял, — ответил Федор Фёдорович спокойно, — я понял вашу точку зрения. Давайте закончим дискуссию. Буду говорить так, как считаю нужным.

Но, к удивлению идеолога, демонстративное пренебрежение византийским величием ничуть не мешало премьеру довольно эффективно влиять на поведение аудитории. Шум, возникавший в наиболее щекотливые моменты, Федор Фёдорович гасил играючи, движением руки или нарочито ленивым взглядом.

— Он не матрос, — прошептала Дженни Карновичу. — Актёр. И очень хороший.

Начались вопросы. Про операцию в Чечне, которая должна была стартовать с минуты на минуту, причём под личным руководством всех силовых министров, уже занимающих места в самолёте. Ещё и ещё раз просили пояснить два совершенно новых момента — про перенесённую на территорию России партизанскую войну и про угрозу международного терроризма.

— Скажите, господин премьер-министр, арабские террористы — порождение советской внешней политики, дети КГБ и холодной войны, теперь направившее свои силы против Российского государства… Не чувствует ли Россия вину за поддержку Ирака и Палестины?

Федор Фёдорович отвечал, несколько раз произнеся «российское руководство» и ни разу не упомянув президента, что было отмечено всеми.

— Последний вопрос, господин премьер-министр. Погромы в столице и других городах… Что намерено предпринять правительство? И ещё в этой связи… Позиция Восточной Группы, как вы её видите?

— К Восточной Группе у меня особое отношение. В последние дни много пишут о том, что именно она ответственна за беспорядки в Москве. Я не могу в это поверить. Прежде всего потому, что лично знаю многих, причисляющих себя к так называемой Восточной Группе. Давайте говорить откровенно. Собрались люди, решили совместно позаниматься политикой на федеральном уровне. Придумали себе политическую нишу, скорее всего, не совсем удачную, поэтому моральная ответственность определённая есть. А насчёт организовать что-то… — Федор Фёдорович улыбнулся краешками губ, — мне как-то не верится… Мне довелось быть в Сибири во время наводнения. Если элементарно бульдозеры завести не могут, то о чём тут говорить? Самое время пойти в большую политику. Что же касается погромов и других проявлений бытового национализма, то здесь мы будем стоять твёрдо. Мы не позволим в очередной раз вышвырнуть Россию на обочину исторического процесса, неважно — планирует это кто-то или просто, извините, шпана решила порезвиться. Меры будут приниматься самые жёсткие. Ещё вы хотели спросить?

— Да, спасибо. Газета «Красная звезда». Федор Фёдорович, скажите, а вы сами верите в успех операции в Чечне? Что действительно удастся на этот раз уничтожить все бандитские гнезда?

— Верю. Знаете почему? Потому что не так важно — сколько народу будет задействовано в операции, какая техника и всё такое. В нашей ситуации важно другое. Наличие политической воли. Так вот. Политическая воля — есть. Разрешите, я вам Галича процитирую: «Ты ж советский, ты же чистый как кристалл, начал делать — так уж делай, чтоб не встал».

Гарибальдиец мысленно схватился за голову.

Глава 16

Начало дороги

— Он так сказал? — допытывался Аббас. — Он так и сказал?

— Да.

— Повтори!

— Что они… из службы безопасности, вошли в твой офис, все обыскали. Нашли документы про эти машины. Потом нашли адрес гаража. Ещё адреса водителей. Потом поехали сначала в гараж, осмотрели машины. Увидели, что они заминированы, вызвали инженеров…

— Сапёров.

— Да. Сапёров. Те вывезли машины из Москвы и там взорвали.

— Зачем взорвали? Не могли разминировать?

— Наверное. Я думаю, не смогли. А другие — они поехали искать водителей. Водители поняли, что их сейчас арестуют, и начали стрелять. Тогда их убили.

— А про моё сообщение — он сказал?

— Нет. И я это не понимаю. Я сначала хотела спросить — что он знает про твой звонок. Потом передумала.

— Правильно сделала, что не спросила. Про этот звонок я знаю. Те, кому звонил, знают. Ты про него никак знать не можешь. Точно ничего про звонок не сказал?

— Ничего. Ни слова.

Аббас положил голову на руки и задумался. В ту самую ночь, как раз перед взрывом на Новом Арбате, Дженни уговорила его сообщить в милицию об остальных машинах. Они проехали на машине Дженни несколько кварталов, зашли в телефонную будку, и он набрал номер горячей линии.

— Важная информация о взрыве, — сказал Аббас срывающимся голосом. — Возможно, будет ещё один или больше. Могут быть заминированы микроавтобусы с номерами у391хб, и614ск, р285мн. Фамилии водителей — Чхеидзе Леван, Калиничев Пётр, Гаджиев Беслан. Это говорит Аббас Гусейнов. Я ни в чём не виноват.

Потом они бежали дворами к оставленной машине, тяжело дыша и напряжённо вслушиваясь в ночную тишину. Милицейские сирены взвыли, когда Дженни уже въезжала во двор.

А этот новый начальник, этот премьер-министр, он вёл себя так, будто никакого звонка не было. Будто бы все сделала его ФСБ. Конечно. Теперь им всем ордена дадут, за то, что предотвратили взрывы. Зачем им говорить начальнику про звонок Аббаса? Чтобы он их наказал — почему не поймали, почему не засекли? Поэтому они все скрыли про его звонок и про то, что он, Аббас Гусейнов, ни в чём не виноват.

— Мне надо уходить, — подвёл он итог своим грустным размышлениям.

Но теперь уже Дженни, раньше упорно выталкивавшая его за дверь, воспротивилась. Даже ей, несведущей в технике спецслужб, бросилось в глаза необычное оживление в округе. Как будто население микрорайона в мгновение ока увеличилось за счёт фланирующих по дворам и подпирающих стены подворотен, сидящих в грязных машинах с работающими двигателями. Время от времени машины уезжали, но их место занимали новые.

— Ты не можешь, — сказала она. — Ты не можешь выйти за дверь. Мы сделали ошибку, когда звонили по телефону ночью. Они проследили звонок и теперь ждут на улице. У нас, в Америке, они бы давно уже обошли все апартаменты, но здесь слишком много больших домов.

— Мне нельзя оставаться. Рано или поздно они пойдут по квартирам. Теперь, когда водители убиты, остался только я. Я им очень нужен.

— Куда ты пойдёшь?

Аббас пожал плечами. Ему было настолько страшно находиться в превратившейся в мышеловку квартире, ежеминутно ожидая появления гостей, что желание вырваться на волю — неважно куда — парализовало способность хоть как-то планировать.

— Вот что, — сказала Дженни. — Ты должен придумать, куда отправишься, когда выйдешь из квартиры. Когда придумаешь, скажешь, и я тебя выведу. Что-нибудь соображу. А пока приготовь чай. Я иду в ванную.