Глава 28

Выволочка

Особой чувствительностью генерал не отличался и наползающие ледяные волны презрения и гадливости сперва принял за обычное стариковское брюзжание. Потом начало приходить понимание.

— Поддавшись на ваши просьбы и уговоры, — монотонно цедил Старик с противоположной стороны стола, — я принял решение, которое чуть было не оказалось роковым. При этом масштаб развала спецслужб мне был прекрасно известен, но я никак не мог предположить, что развал этот дойдёт до того, что на одну из высших и важнейших должностей назначат субъекта, подобного вам. Морально неустойчивого. Интеллектуально неразвитого. Профессионально неподготовленного. Вам, милейший, нельзя доверить элементарные вещи, с которыми без труда справился бы милицейский оперуполномоченный. Вы, буквально ползая на коленях, умолили меня поручить вам провести начальную стадию операции. Я позволил и совершил ошибку. Мне и в голову придти не могло, что вы, участвуя в решении серьёзнейшей геополитической задачи, займётесь несанкционированной самодеятельностью.

— Я… Это… Самодеятельностью не занимался, — пролепетал Батя. — Я все, как было сказано…

— Вам было сказано — два объекта. Два! Я правильно припоминаю?

— П-правильно.

— А зачем вы в Смоленск полезли?

— Это… Про запас… На всякий случай. Вдруг в Москве не получится…

— Что? Про запас? Я вам поручил эту часть операции не для того, чтобы у вас что-то там не получилось. Это во-первых. В двух московских взрывах погибло триста шестьдесят восемь человек. Это во-вторых. В Смоленске, в доме, который ваши кретины так здорово заминировали, проживает сто четыре человека. Живые люди. Мужчины, женщины, дети, между прочим. Это вы своей волей свыше сотни человек про запас отложили? Это вам что — крупа, заготовки на зиму, огурчики солёные? Это, милейший, живые русские люди. И не вам решать, кто из них останется жив, а кто погибнет от рук международных террористов. Я вам решать не разрешал!

— Виноват.

— Да вы не виноваты. Были бы вы, голубчик, виноваты, у нас с вами другой разговор был бы. Вы просто непригодны. Вам регулировку уличного движения доверить нельзя. Как получилось, что ваших людей в Смоленске вычислили? Как вы смели допустить, чтобы их вычислили? Как это вы так замечательно сделали, что после этой дурацкой пресс-конференции про предотвращённый теракт сразу начали сообщать про учения по гражданской обороне или как это там у вас сейчас называется? Так это предотвращённый теракт? Или учения? Если теракт, почему террористы до сих пор не в розыске? Почему они живы и ходят на работу? Если учения, то где документация? Вы, любезнейший, эту кашу заварили, так у вас хоть на один вопрос, но должен быть ответ.

— Наши люди… Сотрудники… Мы их должны оберегать…

— Что? А сто четыре спящих человека в жилом доме — не наши люди? Вы кого оберегать, господин генерал, вознамерились? Недоучившихся идиотов, которые по открытой связи звонят из Смоленска в приёмную ФСБ и сообщают, что на дорогах кордоны, и они, видите ли, проехать не могут? Я в Отечественную от Минска до Москвы лесами прошёл, с одним грибным лукошком и тремя патронами. А ваши аристократы разведки исключительно на автомобилях приучены передвигаться, им без машины под задницей одна дорога — в пункт междугородных переговоров, чтобы связаться с такими же недоумками в Москве и открытым текстом попросить помощи…

Старик сполз в кресле и тяжело вздохнул.

— Даю вам неделю. Ровно семь календарных дней. За это время вы обязаны обеспечить следующее. Первое. Эти ваши три умельца должны исчезнуть. Бесследно. Поняли меня? Второе. Версия об учениях должна быть полностью и безоговорочно дезавуирована из-за её полнейшего идиотизма и невозможности оформления необходимых документов без привлечения излишне большого количества посторонних лиц. ФСБ приносит извинения общественности за дезинформацию об учениях, которая была необходима для скрытного проведения масштабных оперативно-розыскных мероприятий. И третье. Объявление всех троих в федеральный розыск.

— И в международный? — генерал, услышав понятные слова, явно испытал облегчение.

— Дурак! — взвизгнул Старик, не помня себя от ярости. — Имбецил! Какой международный розыск? Все ваши сотрудники давно уже числятся во всех картотеках! Вы бы уж сразу расписались, что это ваши люди взрывают российских граждан. Господи, за что мне это? Розыск — только федеральный. Или… Так… Не смейте объявлять этих троих, вычислят сразу. Кого хотите, того и объявляйте, только не их. Их — нет! Поняли меня?

— Понял, — соврал генерал и встал навытяжку.

— Сядьте, чёрт вас побери! Я с вами ещё не закончил. Сядьте, я сказал! Единственное, что во всей этой истории вы сделали правильно, и то постольку-поскольку, это подобрали кандидатуру Гусейнова. С ним ваш человек работал? Так вот. За подбор кандидатуры этого вашего человека надлежит поощрить. А за всю последующую цепь событий его надлежит расстрелять. Вместе с вами и прочими причастными. Потому что, по утверждённому мною плану, господин Гусейнов должен сегодня сидеть в Лефортово и давать правильные показания. А он где сейчас, если не секрет?

Генерал побагровел, потом позеленел и счёл наилучшим промолчать.

— Вот именно. Вам что — не хватило людей? Транспорта? Спецсредств? Как вы могли его упустить? Вот, — Старик потряс мятой пачкой страниц, — это ваши отчёты. Четыре машины наружки, круглосуточное наблюдение… И что?

Генерал не слишком убедительно изобразил негодование.

— Я приказал, — сказал он начальственным басом, — брать его у ресторана на улице. А он ушёл через подвал и сгинул. Такое случается. И от американцев, и от англичан наши люди тоже уходили.

— Да прекратите нести чушь! От американцев и англичан уходили не ваши, а мои люди. Мною лично отобранные и мною обученные. А от ваших людей в состоянии уйти любая подзаборная рвань, вами же и прикормленная. Причём не просто уйти, а ещё и сообщить по ноль два про новые взрывы. Вы его даже после этого обнаружить не смогли.

— Он передислоцировался, — сообщил генерал.

— Голубчик, — ласковым голосом, от которого генералу стало сильно не по себе, сказал Старик. — Передислоцироваться могут войсковые соединения. Один-единственный человек, на которого охотится столь уважаемая служба, как ваша, передислоцироваться может единственно в Лефортово, о чём я уже упоминал, или в безымянную могилу, на худой конец. Ваш же клиент передислоцировался, как вы изволили выразиться, за тысячу километров отсюда, причём вы об этом даже не подозреваете. На Кавказе сейчас ваш клиент. С одним симпатичным олигархом делится своими горестями. Что? Что это вы, господин генерал, так в лице переменившись? Может, вы с непривычки устамши, — юродствовал Старик. — Может, вам водички подать? Или покрепче чего, к чему вы на своём рабочем месте приучились?

Генерал и вправду напрягся. С тех самых пор, как Аббас Гусейнов, вежливо именуемый клиентом, в последний раз вышел на связь, Кузьминки, Выхино и все соседние районы были блокированы так, будто там прятался от посторонних глаз не кто иной, как сам партайгеноссе Борман, чудом укрывшийся от Нюрнбергского трибунала. Станции метро, автобусные и троллейбусные остановки патрулировались круглосуточно? Свободный пробег любого автомобиля — от момента включения первой передачи до вынужденного торможения по сигналу специально обученного гаишника — никак не превышал двухсот метров. У водителя проверяли документы, потом наклоняли на капот и начинали потрошить машину вместе с пассажирами. В невиданно массированном заграждении стояли лучшие люди Федеральной службы охраны, усиленные оперативниками ФСБ и головорезами из отряда «Вымпел». Особое внимание обращалось на пешеходов, потому что добраться от Кузьминок до кольцевой, а там сигануть огородами было вполне реально. Даже если бы Аббас Гусейнов превратился, к примеру, в мышь и в таковом обличье попытался миновать многочисленные кордоны, он был бы тут же изловлен в подземных коммуникациях, которые охранялись привычными к просачиванию через канализацию альфовцами.

Никак этот самый Гусейнов не мог оказаться на Кавказе. Ну никак.

— Ознакомьтесь с документиком, — Старик перебросил через стол тощую папку. — Всего-то заключение технической экспертизы. Сравнительный анализ обеих записей. Могу избавить вас от связанного с чтением напряжения умственных способностей. Первая запись — это запись живого голоса. А вот вторая… Здесь чуть сложнее. Вторая запись — это запись магнитофонной записи. Надо объяснять? Вместо того, чтобы попытаться понять, каким же это образом человек переместился с блокированного запада Москвы на ещё не блокированный восток и на кой чёрт ему понадобилось сообщать славным органам об этом перемещении, вы с готовностью пошли у него на поводу. Он всего лишь переправил на восток запись своего голоса, дождался, пока вы переместили туда свою чрезвычайно квалифицированную охрану, спокойно вышел из укрытия и отправился по назначению.

— Невозможно, — пробормотал генерал. — Вы его не знаете. Он просто дурак. Шашлычник. Хачапури тухлый. Он такого и придумать никогда в жизни не мог бы!

— А он ничего и не придумывал. Все придумали за него. Поэтому он сейчас в полной безопасности на Кавказе, а я вынужден общаться с… Поверьте, милейший, если бы хоть один нормальный человек нашёлся, согласный подчищать за вами, я бы на вас минуты лишней не потратил.

Генерал выбрался из кресла, хрустнув коленями, и выпрямился по стойке «смирно».

— Готов искупить! — отрапортовал он, вспомнив виденный в молодости военный фильм. — Прошу разрешить оправдать доверие!

— Слушайте меня внимательно. Я сейчас буду с вами говорить совершенно откровенно, потому что иного способа заставить вас хотя бы минимально исполнять свои обязанности не вижу. Вы сделаете то, что я вам сейчас скажу, и больше я не желаю вас видеть. И слышать тоже. У вас работа есть? Президента охраняете? Вот и охраняйте. Если вы допустите ещё одну ошибку или же полезете в государственные дела, я лично прослежу за вашей дальнейшей судьбой. И судьба эта будет печальна и незавидна. Чрезвычайно. Я понятно изъясняюсь?

— Так точно.

— Сегодня на Кавказ вылетает один человек. Доверенное лицо нашего первого лица, специально вызванное из города СанктПетербурга. Летит он по приглашению людей, которые в настоящее время укрывают вашего воспитанника. После того, как он увидится с ними, а также с Аббасом Гусейновым, он немедленно вернётся в Москву. Так вот. Он не вернётся.

Не то чтобы у генерала была короткая память. Просто он всегда очень болезненно переносил унижение и в таких ситуациях желал немедленной реабилитации. Он солидно кивнул и стал загибать пальцы на руке.

— Автокатастрофа. Авиакатастрофа…

Старик брезгливо поморщился.

— Достаточно. Вы не умеете слушать. Я, кажется, упомянул, по чьему поручению этот человек летит на Кавказ. Мне не нужны расследования. Точнее говоря, мне не нужны расследования, которые могут привести хоть к чему-то. Если я верно осведомлён, у вас среди чеченцев есть свои люди. Да?

— Так точно.

— Нефть? Старая история с чеченскими авизо? С липовыми векселями «Менатепа»? — задушевно спросил Старик. — Я ничего не упустил?

Кое-что Старик упустил. Но и сказанного было достаточно, чтобы генерал покрылся липким противным потом:

— Всё будет сделано. Можете даже не тревожиться. Значит, как делать будем? — и он изобразил пальцами правой руки эдакое зловещее кручение.

Старик тяжело вздохнул. «Где умный человек спрячет упавший лист?» — вспомнился ему вопрос из старой книжки. «А где умный человек спрячет песчинку?» Ну не обсуждать же заветное с подобной безмозглой тварью…

— Не вздумайте. Вас проинструктируют. Докладывать будете лично. Только не мне, уж увольте. Игорь! Зайдите.

Глава 29

Доклад

Обычно Старик делал вид, что информация в письменном виде его совершенно не интересует. Когда ему приносили очередной документ, он пренебрежительно отодвигал его в сторону и начинал капризничать. Серия претензий включала в себя жалобы на недостаточно свежий хлеб, слишком крепкий чай, плохо проветренную комнату, неважный сон и отвратительную работу желудка.

Когда посетитель окончательно утрачивал ориентацию и начинал ёрзать, Старик брюзгливо произносил:

— Вы, голубчик, не в службу, а в дружбу, попросите там, у этих олухов, чтобы нашли красную папку с фотографиями. Она мне вскоре может понадобиться.

Как правило, поиски папки занимали минут пятнадцать, после чего посетитель появлялся в кабинете снова.

— Ну так расскажите, — предлагал Старик. — С чем пришли?

С этой минуты он уже проявлял незаурядную осведомлённость в существе обсуждаемого вопроса.

— Одну минуточку, — останавливал он посетителя, улавливая некое несоответствие между устной речью и содержанием якобы незнакомой ему бумаги. — Одну минуточку. Здесь, пожалуйста, поподробнее.

Эти безобидные Стариковские фокусы давно уже ни для кого не были тайной. Старику даже специально подыгрывали:

— Ах! — говорил в расстройстве пойманный за руку докладчик. — Это как же вы так здорово заметили! Действительно. Это не совсем так было, а вот так.

Старик удовлетворённо улыбался. Он прекрасно понимал, что с ним играют в предложенную им же игру. Но игра ему нравилась, и отказаться от удовольствия он уже не мог.

Когда-то давно Ходжа Насреддин, замаскировавшись под некоего мудреца Гуссейна Гуслию, проник во дворец к эмиру Бухарскому, а самого Гуссейна Гуслию, объявив его Ходжой Насреддином, надёжно упрятал в темницу.

Глубокомысленные изречения новоявленного мудреца сперва эмиру нравились. Однако потом он начал ревновать. Мудрец явно оказывался умнее эмира, а такое ещё никому и никогда не прощалось.

Как-то они гуляли в саду, и эмир холодно спросил:

— Ну и когда же этот злодей Насреддин откроет нам свои страшные секреты? Ответь мне, Гуссейн Гуслия, что ты намерен с ним сделать?

— Я намерен, о великий эмир, — ответил коварный Ходжа, — пронзить ему язык раскалёнными иголками. После этого он непременно откроет свои страшные секреты.

— Ага! — возликовал внезапно осчастливленный эмир. — Ты, Гуссейн Гуслия, не такой уж и великий мудрец. Если проткнуть человеку язык раскалёнными иголками, он уже никогда никому и ничего не скажет. Я, эмир Бухарский, мудрее тебя, потому что знаю про это, а ты нет.

Сперва Старик изображал Бухарского эмира только с посторонними, потом вошёл во вкус и стал проделывать то же с людьми из ближнего круга.

Так он заставил Игоря своими словами пересказать ему им же самим разработанный план действий, умело симулируя при этом временную утрату памяти.

— В соответствии с планом, — говорил Игорь, — до аэропорта он добрался без нашего сопровождения. Учитывая профессиональную подготовленность объекта, на борту никого из наших также не было. Служба аэропорта назначения доложила о прибытии лично мне, сразу после посадки самолёта. Его встретила автомашина «Волга» с водителем и охранником, доставила к дому на Солнечной улице, где он и заночевал. В течение ночи выходил на связь дважды. Вот расшифровки.

— Да вы без бумажек, голубчик, без бумажек, — хитрил Старик. — Вы так расскажите.

— Оба раза звонил Первому. Сперва коротко доложил, что на месте и всё нормально. Во второй раз сказал, что товар покажут завтра вечером.

— А он по какому телефону звонил? Как это сейчас говорится — по рации?

— По мобильному телефону.

— Там какой-то номер есть? Как у обычного телефона?

— Так точно.

— А откуда вы номер узнали?

Игорь покорно вздохнул. О том, как можно снимать информацию с сотовой связи, совершенно не интересуясь номером абонента, он рассказывал Старику раза четыре. Ну ничего. Можно рассказать и в пятый. Играть так играть.

— То есть, если я вас, Игорь, правильно понял, перехваченные вами сообщения — единственные. Других не было?

— Совершенно правильно.

— Хорошо. Продолжим.

— Первоначально нельзя было ничего исключить. Гусейнов мог быть или на Солнечной, или в любом другом месте. Собственно, задача и состояла в том, чтобы понять — объект куда-то поедет или останется на Солнечной. А если останется, то привезут к нему кого-то и куда потом увезут?

— Правильно.

— Поэтому на всех выездах с Солнечной были поставлены наши люди. Примерно в двадцать сорок объект на той же «Волге» с охранником проследовал в сторону гор.

— А как вы установили, что он был в машине?

— Когда он оказался неподалёку от нашего поста, на его мобильный позвонили. Спросили Галину Алексеевну. Он ответил, что таких здесь нет. По уровню сигнала и установили.

— Не понимаю. Сейчас техника до такого совершенства дошла?

— Дошла.

— Хорошо. Продолжайте.

— Собственно, продолжать нечего. Объект прибыл на Белую Речку.

— Простите?

— На Белую Речку. Там есть селение. По-местному — аул. У заброшенного клуба на окраине объект вышел из машины. Отсутствовал четыре с половиной часа.

— Как установили?

— Визуально. С километровым отставанием за ними шла машина со спецтехникой. Заняли позицию на высоте, отсмотрели через приборы ночного видения.

— Дальше.

— Оттуда он позвонить не смог, там мобильная связь плохо работает. Сел в «Волгу», двинулся к городу, примерно через минут тридцать пять позвонил Первому. Вот распечатка.

— Своими словами, своими словами.

— Вылетаю завтра первым же рейсом. Информацию подтверждаю, подробности при встрече. Все, собственно. Какие будут указания?

Старик перегнулся через стол, что для него было совершенно несвойственно, похлопал Игоря по плечу и сказал:

— Знаете, голубчик, никаких не будет указаний. Идите-ка отдыхать. Только вот что. Прежде чем поедете спать, наберите вот этот номер. Вы там расскажите, где находится эта самая Чёрная Речка…

— Белая.

— Белая. Пусть — Белая. И — ложитесь. Когда отдохнёте, позвоните сюда. Если будут новости, я вам сообщу. А так — спасибо большое. Огромную и очень полезную работу проделали.

Глава 30

Захват

Вопреки уже укоренившейся на кавказских рейсах традиции, посадка в самолёт прошла даже не то чтобы вовремя, а минут на десять раньше.

От минеральной воды и пива Илья Игоревич, измученный бессонной ночью и обилием впечатлений, отказался. В иллюминатор ему было видно, как доставившая его прямо к трапу «Волга» разворачивается и направляется к выезду с лётного поля. У ворот «Волга» затормозила, охранник Андрей высунулся и приветливо махнул рукой на прощанье.

Вот и всё. Сейчас самолёт начнёт выруливать на полосу, заревут моторы, шасси заскачет по неровному бетонному покрытию, потом задерётся нос, прекратится тряска, все шторки слева задёрнут, чтобы солнце не слепило, и можно будет полтора часа поспать. В Москве встретят, отвезут за город, там пять минут в душе. И потом — доклад.

Чего угодно ожидал Илья Игоревич от поездки, чего угодно… Только не этого. Он прекрасно знал, как, не имея ничего за душой, надувают щеки, стараясь повысить свою ценность в глазах собеседника. Сам неоднократно это наблюдал и на старой работе, и среди облепивших Балтийское пароходство коммерсантов.

Конечно же, Платону и Ларри дешёвый трюк не нужен. Первое, что пришло Илье Игоревичу в голову во время беседы с Фёдором Фёдоровичем, — разводка. Невероятная, фантастическая разводка. Без смысла, без видимой цели, наглая по Геббельсу. Кроме того, и Федор Фёдорович вроде бы тоже не слишком верил в эту историю и посылал его, Илью, в гости к старым знакомым скорее для очистки совести.

Первому серьёзному испытанию его неверие подверглось при встрече с Ларри. Медленно пробивавшиеся сквозь рыжие усы слова неопровержимо свидетельствовали, что Ларри совершенно уверен в произносимом и даже кое-чего не договаривает, чтобы оставить на сладкое. А уж случившееся впоследствии и вовсе зашкаливало.

Сама по себе ночная двухчасовая поездка по серпантину могла довести до грани кого угодно. Хотя Илья Игоревич оценил все по достоинству — если уж и прятать человека, то только в таких медвежьих углах, где, кроме бородатых вооружённых горцев, ни одной живой души, и любой пришлый бросается в глаза. Ещё он отметил хорошую профессиональную подготовку Андрея — несколько раз машина останавливалась, охранник выходил, делая Илье Игоревичу извиняющиеся знаки, дескать, приспичило, исчезал в темноте. Водитель тут же выключал двигатель. Через десять-пятнадцать минут Андрей появлялся, кивал, и машина трогалась.

— Где ж вы до этого работали? — не удержался Илья Игоревич после очередного появления сопровождающего.

— Я не работал, — улыбнулся Андрей одними губами. — Я служил.

— А служили где?

— В армии. Командир разведроты.

— Афганистан?

— В том числе. Костик, там, не доезжая моста, будет просёлок влево. Сверни и метров через сто встань.

На просёлке пришлось постоять подольше. Андрея не было с полчаса, потом он материализовался из темноты, поманил водителя Костика рукой. Костик вышел, посовещался о чём-то с Андреем, вернулся и вытащил из-за сиденья автомат.

— Посидите пока, — посоветовал он. — Мы тут прогуляемся…

Причину тревоги Илья Игоревич обнаружил мгновенно. Вслед за ними с горы сползали две светящиеся точки. На середине спуска неизвестный автомобиль остановился, вроде послышалась музыка.

Андрей вернулся, сел рядом с Ильёй Игоревичем.

— Там наверху раньше было кафе, — объяснил он. — Местные останавливались, шашлыки жарили. Кафе давно разнесли в щепки, а они все жарят… Костик сейчас посмотрит и вернётся. Не тревожьтесь.

— А я и не тревожусь, — соврал Илья Игоревич. — Вы зачем осторожничаете?

— Низачем. Указание такое. А вот и Костик.

Костик кивнул Андрею успокаивающе, отодрал от куртки репейники, пристроил автомат на место и повернул ключ зажигания.

— За мостом осторожнее, — предупредил Андрей. — Там стекло.

— Знаю.

Здание на краю аула архитектурой напоминало сельский клуб. Таковым и являлось. Андрей проводил Илью Игоревича внутрь, посветил фонариком, убедился, что окна плотно забиты и тогда уже зажёг свечу.

— Сейчас к вам подойдут, — сказал он. — Если чаю нужно или ещё чего, скажите. Закончите разговаривать, свечку погасите и выходите вон в ту дверь.

Вместо ожидаемого азербайджанского террориста в тёмную комнату вошла тоненькая девушка. Она куталась в байковое солдатское одеяло, из-под которого торчали джинсы, заправленные в когда-то бывшие белыми вязаные шерстяные носки. Рыжие волосы выбивались из-под мохнатой папахи.

Девушка села за стол рядом с Ильёй Игоревичем, зябко поёжилась и спросила:

— Может быть, у вас есть сигарета, пожалуйста?