Оставшись с Калли наедине, Аллен тотчас принялся с ней заигрывать, уверенный, что она будет продолжать вести себя так же — вольно и кокетливо. Но стоило ему протянуть руки, чтобы ее коснуться, как она залепила ему звонкую пощечину (для девушки она была чрезвычайно сильна). Потом деловито и быстро убрала свои роскошные волосы снова под шляпку, и ее лицо из сияющего снова стало таким же скучным и замкнутым, каким Аллен видел его раньше.

Аллен в жизни никогда не был так заинтригован ни одной женщиной. Ему казалось, было две Калли: одна — та, которую он видел перед собой сейчас: целомудренная, застенчивая, скромная и скучная, а вторая — которая мелькнула и исчезла два дня назад: сверкающая, пылкая, излучающая чувственность.

Аллен прождал уже два дня, ожидая, когда снова появится вторая Калли. Но она не появлялась. Ему уже давно было ужасно скучно. Больше такого приступа желания вызвать в ней не удавалось, и он раздумывал, но никак не мог понять, чем же он тогда его в ней вызвал? Мысль о том, что ее чувственность была пробуждена не им, а появившимся и исчезнувшим Талисом, была для него страшно неприятна, и он гнал ее от себя.

Когда тот мужчина, что подходил к ним сейчас, приблизился настолько, что Аллен разглядел, кто это — всего лишь какой-то крестьянин, — он равнодушно отвернулся. Главное, что это был не Талис. Даже тогда, когда Калли бросила на землю тяпку и бегом помчалась мужчине навстречу, Ал-лену было по-прежнему все равно. Леди Алида намекнула ему в разговоре, что эта девушка — не леди, несмотря на то, что официально она была дочерью Гильберта Рашера. Разумеется, то, что она бросилась на шею какому-то крестьянину и принялась целовать его, подтверждало ее низкое происхождение.

Калли вернулась с этим крестьянином под руку, причем тот, поздоровавшись, тотчас же велел молодому человеку оставить их наедине, Аллена обидело, что какой-то фермер позволяет себе так с ним разговаривать, однако все-таки подчинился. Несмотря на то, что одет Уилл Уоткинс был в бедные, грубые одежды, что-то в его манере держаться, в тоне его речи заставляло людей слушаться его и прислушиваться к тому, что он говорил. Изо всех сил пытаясь сделать вид, что он давно собирался уходить, Аллен сел на лошадь и ускакал.

— Ну, а теперь, — сказал Уилл, когда они с Калли удобно расположились под тенистым деревом, — рассказывай. Я хочу знать все.

Уилл не удивился, когда Калли. обвив руками его шею, спрятала лицо у него на груди и расплакалась. Он еще никогда не видел, чтобы у нее было такое отчаяние и горе на лице. А на свете только одна вещь могла сделать ее несчастной: отсутствие Талиса.

— Где он? — прямо спросил Уилл, не тратя лишних слов.

— С женщинами! — всхлипывая, воскликнула Капли и стала вытирать глаза. — Талис все время, каждый день с красивыми женщинами, и эти женщины прекрасно одеты, и у них такие фигуры, как… как… — Она посмотрела на свою плоскую грудь. — Он только и делает что болтает с ними, любезничает и сыплет комплименты. Они постоянно вокруг него вертятся. Он оказывает им всяческие услуги, вывозит их кататься на лошадях, касается их, целует их и все такое. Он занимается любовью с ними днем и ночью. Это никогда не прекращается. Он…

При этих словах Уилл посмотрел на нее с усмешкой:

— Занимается любовью днем и ночью? Талис? Да как же он в таком случае умудряется проспать те двенадцать часов, которые ему необходимы?

Калли не улыбнулась в ответ.

— Это уже не тот Талис, которого мы знали. Теперь это… Животное! Он больше не человек. Если ты его сейчас увидишь, ты его возненавидишь!

— Ну, разумеется, разумеется… А скажи-ка мне, кто этот молодой человек, который разлегся тут под деревом и рассматривает тебя? И еще — что ты тут делаешь со всей этой гадостью? — Уилл обвел рукой Ядовитый Сад, с явным отвращением глядя на опасные растения, которые не мог не узнать.

— Он? Да никто. Просто так. Какой-то Аллен Фробишер. — Калли равнодушно махнула рукой. — Талис врет всем этим женщинам. Например, говорит им, что не умеет петь, а ведь умеет. Он хочет, чтобы они вертелись вокруг него и все ему показывали. Ты же знаешь, что он все прекрасно умеет делать сам! Если что-то вообще можно сделать, то он это непременно сделает, но когда они рядом, он притворяется, что ничего не может. Меня от него просто тошнит! Он…

— И кто он такой, этот Аллен Фробишер? — стоял на своем Уилл.

— Понятия не имею. Приходит сюда. Наверное, его ко мне подослала эта леди Алида. Мне она ужасно не понравилась. Наверняка у нее какие-то планы на Талиса. А сейчас от Талиса можно ожидать чего угодно. Его хоть сам дьявол будет использовать, он этого не поймет. Конечно, дьявол может добиться от него чего угодно, если предложит ему женщину. Он душу продаст, чтобы только женщины вокруг него вертелись. Ему ничего другого попросту не надо. Он…

— Калли! — прервал ее Уилл. — Пожалуйста, забудь, что у Талиса много женщин, и постарайся сосредоточиться на других вещах. Скажи-ка мне…

— Много женщин — это не то слово! У него тысячи женщин! Столько женщин во всем мире нет, сколько их вертится там вокруг него. Когда-то он хотел быть рыцарем. Ему показали женщин, и он уже забыл обо всем на свете. Теперь ему надо одно — женщины. У собак и то больше благородства, чем у него! Теперь у него там…

— Он видел тебя с этим Алленом Фробишером?

— …Там целый гарем, он погряз в грехе, он стал развратен, как… — Когда она наконец расслышала вопрос Уилла, она довольно улыбнулась. — Да, он нас видел. — Она насмешливо хихикнула. — Аллену нравятся мои волосы, и история, которую я рассказала, ему тоже понравилась.

Уилл, вздохнув, покачала головой.

— Ты отдаешь себе отчет, Калли, как это выглядит со стороны? Ты понимаешь, кто такой этот Фробишер? — Когда она посмотрела на него в недоумении, он спросил: — Ну хоть ты понимаешь, что этот парень очень красив?

Калли уставилась на Уилла с таким видом, как будто он сошел с ума и несет чепуху.

— Красив? Он?! Да у него же волосы светлые! — Она произнесла это с вежливым отвращением, как будто Уилл был слепой, иначе он заметил бы это и разделил ее отвращение. — И глаза у него голубые. А кожа такого цвета, как непропеченное тесто! И ноги — такие тощие, как у цыпленка. — Она обернулась к Уиллу и говорила медленно, прямо ему в лицо, как будто была уверена, что тот не может понять простейших вещей: — И к тому же Аллен Фробишер невысокий.

— Ну, понятно: если молодой человек не похож на Талиса, не такой же высоченный, как он, значит, он уже и не может быть красивым?

Калли с гордостью откинула голову:

— Я такого не говорила. Я уверена, что на свете существует масса красивейших мужчин!

Немного помолчав, Уилл поинтересовался:

— Вот в последние месяцы ты и насмотрелась на мужчин. Кто из них был особенно красив?

— Очень много из них было красивых, — упрямо повторила она, — много, много, очень много

— Я жду какого-нибудь одного имени. Скажи, кто-нибудь из них показался тебе хоть наполовину таким же замечательным, как твой возлюбленный Талис?

— Он, во-первых, не мой возлюбленный, а во-вторых, вовсе не замечательный, — сказала она, смотря в сторону. Потом внезапно резко повернулась к нему, бросилась ему на грудь и принялась горько плакать, повторяя: — Никого на свете нет лучше, чем Талис. Никого, он красивее, чем все остальные, он красивее, чем все что угодно, чем само солнце, только он меня забыл. Я ему больше не нужна. Он даже обо мне не думает. Он думает только обо всех тех женщинах, что там вокруг него .. Он думает о них все время.

— Ночью, наверное, он спит.

— Нет, — ответила она, качая головой. — Мои слезы ему не дают уснуть, и я рада. Я рада, что я ему мешаю. Я хочу, чтобы он вообще не спал. Надеюсь, что сделаю его несчастным.

Уилл погладил Калли по спине и ничего не ответил. Они с Талисом росли в полном одиночестве, привыкли друг к другу и не отдавали себе отчета в том, что кое-что из того, что они говорили, со стороны звучало довольно странно. Калли понятия не имела, что никто из других людей никогда не знает «в уме» (так она всегда это называла), где находится или что делает какой-то другой человек.

Когда они были еще маленькими детьми, несколько раз было так, что Талис не приходил домой с наступлением темноты. Мег сразу же начинала сходить с ума, но очень скоро они с Уиллом поняли, что волноваться нужно только в том случае, если волнуется Калли. В первый раз, когда Талис так «пропал», Уилл велел Калли помочь искать его.

— Да он сейчас придет, — заявила она спокойно. — Я в уме знаю, что с ним ничего не случилось. — И действительно, очень скоро Талис появился.

После этого стало обычным делом спрашивать у одного из детей, что он знает «в уме» о другом. И сейчас, когда Калли сказала, что Талис не спит и что ему мешают слезы Калли, Уилл знал, что она не придумывает.

Но Калли, казалось, не понимала той простой вещи, что если связь между ними настолько сильна, что ее слезы ночью не дают ему спать, то нет никакой угрозы, что Талис влюбится в другую женщину.

— Ну все, все, Калли, хватит, не плачь. — Уилл отодвинул ее от себя. — Я хочу, чтобы ты мне все-все рассказала. А тебе самой неужели не хочется ничего узнать насчет Мег? Ты разве уже забыла Мег? А она сушеных персиков послала Талису и тебе.

— Он никаких сушеных персиков не заслуживает, — воскликнула Калли. — Я бы ему с удовольствием сделала пирог с чем-нибудь из этого. — Она показала рукой на ядовитые растения, которые их окружали.

Уилл явно нахмурился.

— Объясни мне, почему ты здесь? Почему они заставляют молодую девушку работать в саду, где растут ядовитые растения? Почему ты торчишь здесь одна с молодым человеком? — Калли попыталась возразить, что она не одна, а с отцом Керисом, но Уилл ее перебил: — Да, конечно, но от этого сонного старика, вероятно, немного пользы. Нет, ты должна все рассказать. Я слушаю.

Только через час Уиллу удалось наконец восстановить из рассказа Калли все события. Несмотря на то, что Калли прирожденная рассказчица, когда речь заходила о Талисе, она совершенно сходила с ума. Она не могла сказать связно больше двух фраз о том, как она жила в Хедли Холле, и на третьей фразе опять и опять начинала жаловаться на вероломство Талиса, на то, как он теперь ухаживает разом за всеми женщинами в королевстве, а ее совершенно забыл.

Уилл слышал даже не по ее словам, а по голосу, как она одинока, как пуста и скучна ее жизнь. Если Талис был с Калли рядом, она могла интересоваться многими вещами — своими историями, животными, другими людьми, — но когда Талиса, не было, ее ничто не интересовало. Без Талиса некому было рассказывать истории, некого смешить, не для кого жить.

В одну из ее тирад относительно бессердечности Талиса Уиллу удалось вставить:

— Ну, а каково Талису-то все это? — Когда Калли вздрогнула и замолчала, не понимая, он пояснил: — Как Талис-то?.. Счастлив? Радуется жизни?

На обед Калли подала ему пирог с мясом, и теперь они ели его вместе, сидя под деревом. То, что ей не полагается обедать в доме, за одним столом со всей семьей, в очередной раз убедило Уилла в том, что он и так заметил с самого начала — что-то тут не так.

— Нет, — не задумываясь ответила Калли. — Талис не радуется жизни.

— Да? Но как же; скажи пожалуйста, можно не радоваться жизни, когда вокруг тебя столько женщин? В его возрасте я был бы просто счастлив.

— Не счастлив он, не счастлив! — закричала Калли. — Он их всех не любит! Он хочет меня! Я же знаю! — Она закрыла лицо руками и снова разрыдалась. — Ну почему он не придет ко мне? Я здесь торчу день и ночь! А этот человек, тот человек, который вроде бы, как он считает, его отец, этот человек ему готов разрешить все на свете! И почему же тогда он ко мне не приходит? Он сказал, что если нам не дадут быть вместе, то он все бросит и мы вернемся на ферму. Но он лгал, лгал! Почему?

— Не знаю, солнышко, — сказал Уилл и снова обнял ее. Он не хотел смотреть, как она плачет, как она потрясена, что Талис ее предал. — Но я это попробую выяснить. — Ему хотелось предложить ей что-нибудь, чтобы улучшить ее настроение, поговорить о чем-нибудь веселом, и он, погладив ее волосы, сказал: — Что бы тебе хотелось, чтобы Талис сделал? Тебе хотелось бы, чтобы он купил тебе в подарок роскошный дом, наподобие того, что у них там? — Он кивнул головой на Хедли Холл.

Калли не расслышала нотку зависти в голосе Уилла. Конечно, он чуть-чуть сожалел, что другой человек мог дать детям то, что он им дать был не в силах. Ведь если бы не Мег, то Калли и Талис сейчас даже не умели бы считать и писать.

— Нет, не надо мне никакого дома, — ответила Калли зло. — Я другого хочу. Я хочу… — вытирая глаза тыльной стороной ладони, она сказала: — Я хочу, чтобы он меня не стыдился, вот чего я хочу!

— Он тебя не стыдился? — Уилл всплеснул руками. — Калли, дружочек, ну, как ты можешь так говорить о Талисе? Он никогда в жизни не хотел быть без тебя. Он всегда тебя любил.

— Да, любил, когда больше никого не было. Ему тогда не из кого было выбирать. А теперь там есть из кого выбирать, там столько красивых женщин, ну вот, он больше не хочет меня видеть. Его отец Джон Хедли богач, а я — дочь какого-то мерзавца по имени Гильберт Рашер, о котором ходят жуткие слухи, рассказывают ужасные вещи или вообще ничего не хотят говорить. Талис не хочет, чтобы его видели с такой, как я. Я — ядовитая девчонка, вот я кто теперь.

Уилл не знал, что сказать, чтобы ее утешить. Конечно, Уиллу было прекрасно известно, что все ее обвинения вызваны ревностью, что на самом деле Талис ее никогда не стыдился, но ему было ясно, что, наверное, происходит что-то странное, если дети не вместе. А может, так было принято у этих богачей? Этого он не знал…

— Ну, так что же? — снова повторил ой. — Чего бы тебе хотелось от Талиса?

— Ничего. Мне от него ничего не надо.

— Ладно, ладно, не надо показывать свою гордость. Я то знаю, как ты его любишь. Расскажи мне историю о том, что бы тебе хотелось, чтобы Талис для тебя сделал.

Он хотел ее развлечь и утешить, но она в ответ серьезно посмотрела ему в глаза.

— Талис полагает, что я принадлежу ему. Он думает, что я его, но ведь он ничего не сделал, чтобы меня заслужить. Понимаешь? Он за меня никогда не боролся!

— Понимаю, — кивнул Уилл, который знал, как важны такие вещи для женщин. Все женщины любят, чтобы за них боролись, чтобы их завоевывали. А Талис, конечно, ничего никогда не делал, чтобы завоевать Калли. Иногда даже казалось, что они родились уже женатыми.

— Я хочу, чтобы Талис всем говорил, что он любит меня больше всего на свете, — тихо сказала Калли. — Я хочу… Я хочу, чтобы он с крыши прокричал о том, что я его и что ему больше, кроме меня, никого не надо.

Уилл не выдержал и расхохотался. Не очень-то просто было вообразить себе, как гордый, самолюбивый Талис забирается на крышу и, как петух, кричит оттуда о том, что любит Калли. Нет, более правдоподобно было представить, как Талис, разлегшись под тенистым деревом, милостиво позволил бы Калли приготовить для него пирог с крыжовником.

Надо сказать, до сих пор Калли этого было вполне достаточно.

— Ну, думаю, ты просишь слишком многого, — отсмеявшись, сказал Уилл. — Но посмотрим, что я смогу сделать, — вздохнув, без большой надежды прибавил он.