Воспоминание

Но сейчас-то, когда стало ясно, что рыцарь не умер, чего они боятся? Талис, к слову сказать, спас ему жизнь; он, скорее всего, пожелает как-нибудь отблагодарить своего спасителя.

Пока она смотрела на Уилла и Мег, Талис расспрашивал Найджела о людях, которые оказались их гостями.

— Они ехали мимо и остановились купить сидра, — говорил Найджел. — В этом году у этого господина был неурожай яблок. И ему сказали, что в окрестности самый лучший сидр у Уилла, вот он и решил купить немного. Но сначала он приказал подать ему яблоко попробовать. Ну, в общем, все как обычно… Уилл дал ему яблоко, и в эту минуту из дома вышла Мег. Этот мужчина уставился на нее с таким видом, как будто привидение увидел. — Найджел нахмурился, потому что сам не понимал, что произошло с этим человеком. — Он в тот момент сидел на лошади. Увидев Мег, он глубоко так вздохнул, лошадь заржала, и вот тут-то он и подавился. Все пытались его спасти, но кусок в горло ушел очень глубоко, так что когда его стащили на землю, он был уже… мертв. — Произнеся это, Найджел кинул вопросительный взгляд на Талиса, как будто тот был колдуном, вернувшим мертвеца с того света.

— Он был жив. Неужели ты не слышишь? — сказал Талис равнодушно, не обращая внимания на подозрение во взгляде Найджела. Они отлично слышали, как тот человек кашлял. Видно его не было, поскольку его окружали рыцари, а слышно было прекрасно.

— Кто он? — спросила Калли, все еще смотря на Меги Уилла. Мег молча вытирала слезы. Уилл пытался ее успокоить, но и он выглядел растерянным. Калли хотелось подойти к ним, но ей подумалось, что они ей, наверное, ничего не станут рассказывать. Она уже давно замечала, что у Мег и Уилла есть секреты, которые они никому не говорят. Одно из того, чем всегда занимаются рассказчики историй — это наблюдение за людьми и за тем, как те отвечают на вопросы. Калли уже давно был известен тот факт, что секреты есть в этом мире у всех.

— Я о нем ничего не слышал, — пожал плечами Найджел. — Его имя лорд Джон Хедли. Третий сын какого-то графа. Скорее всего, титул из недавно пожалованных. Удачно женат. — Таким образом, Найджел сообщил, что лорд Джон Хедли — не из верхушки аристократии. — Еще тут говорили, что раньше он никогда не бывал в этих краях. Вроде, говорили, ему было видение, чтобы сюда ехать. — И он пристально посмотрел на Калли.

Прежде чем Калли успела что-либо ответить, люди расступились, открывая проход для самого лорда Хедли, который пожелал своими глазами взглянуть на тех, кто его спас. Он стоял, пошатываясь, стоящие рядом мужчины поддерживали его.

— Его светлость желает вас видеть, — произнес один из приближенных, красивый мужчина, одетый в длинные бархатные одежды, с волосами, которые доставали ему до плеч. По его манерам было ясно, что, с одной стороны, он не имеет ни малейшего желания общаться с крестьянским быдлом, но, с другой стороны, желает выразить приличествующую случаю признательность. К тому же в глазах Хью Келлона все еще была тревога за своего господина, которого он искренне любил.

Сам Джон Хедли, в отличие от него, не колебался. У него не было ни малейшего сомнения, что какое-то время он был мертв. Джон Хедли как бы со стороны уже видел свое расцарапанное мертвое тело. Он видел людей, которые склонились над этим телом. Его же душа медленно уплывала от них. Он был только рад, что наконец покинул мир, в котором никогда не видел настоящего счастья. Большинство дней, которые он прожил на земле, его преследовало чувство утраты.

Сегодня, когда он вдруг увидел ту женщину, это чувство вдруг так же остро вернулось к нему. И ему показалось, что он на какое-то время перенесся в прошлое, в тот день, когда, единственный раз в жизни, был счастлив. Тогда он наконец получил то, чего желал больше всего на свете: крепкого и здорового сына.

Но потом в мгновение ока у него это было отнято. Он получил все и тут же все потерял. За прошедшие годы боль утраты несколько притупилась. Он всецело сосредоточился на строительных делах и на попытках сделать хоть что-то из тех двух бесполезных сыновей, которые у него были. Хотя ничто больше уже не могло вернуть ему радость в жизни, но он умудрился не умереть.

И вот сегодня он увидел эту женщину, и она напомнила ему ту ночь. Она там была… Он помнил точно. Она там была…

Эту боль он не мог перенести. В тот момент ему с новой силой захотелось умереть. Лучше смерть, чем воспоминания о той ночи.

Он выбрал смерть. Он почти не боролся с удушьем, от которого умирал, — только чисто инстинктивно. У него не было воли к жизни.

Но когда он уже парил над своим собственным телом, ему явились два ангела. Один был высокий юноша — красивый, с черными глазами и волосами, со смуглой загорелой кожей, стройный и сильный, как рыцарь из сказки. А девушка рядом с ним была такая бледная и нежная, словно явление из потустороннего мира. Во всем ее лице не было ни пятнышка цвета. Ее брови, ресницы, даже ее губы — все было однотонного цвета слоновой кости. Только необычные сине-фиолетовые глаза привлекали внимание на ее лице.

Вокруг этого высеченного из слоновой кости лица, подобно гриве, развевалась огромная масса золотых волос, достающих до талии, облепивших ее руки, и эта масса, казалось, весила столько же, сколько и тело.

Джон взглянул вниз, посмотрел на них и заколебался, прежде чем оставить этот мир насовсем. Что-то в этих двух молодых существах привлекло его внимание.

Теперь он знал: тот момент, когда он колебался и не мог решить, улетать ему или нет, и стал решающим в том, что он остался жив. Мальчик бросил девочку прямо ему на живот, кусок яблока вылетел из горла, а в следующий момент Джон уже был вновь в своем теле и вновь дышал.

И вот, пошатываясь и едва не падая с ног, с обоих сторон поддерживаемый слугами, он смотрел перед собой и пытался вспомнить что-то, что вертелось у него в голове. Это было имя, которое проскочило у него в мыслях, как раз когда мальчик бросал девочку на его безжизненное тело. Он долго вспоминал и не мог вспомнить, а когда вспомнил, зашелся приступом кашля.

«Гильберт, — думал он. — Гильберт Рашер».

Люди вокруг Джона расступились, чтобы у него была возможность увидеть молодого человека, спасшего ему жизнь Талис стоял, бесстрашно и прямо глядя ему в глаза

Хотя его и воспитывали на ферме, в манерах Талиса никогда не было ни малейшего намека на привычку прислуживать. Напротив, он отличался непоколебимым самомнением, которое происходило от его молодости и ума. Он верил в то, что он имеет право, — вот почему он его и имел.

Джон медленно оглядел мальчишку с ног до головы. Но вряд ли его можно было назвать мальчишкой, потому что, несмотря на свою явную молодость, он был выше, чем большинство присутствующих мужчин. Но тело его еще не до конца сформировалось, и пока еще ладони его рук и ступни ног были непропорционально велики, а плечи — слишком широки для очень тонкой талии.

— Как тебя звать? — с трудом прохрипел Джон. Выпрямившись, юноша ответил:

— Талис.

Он не назвал фамилию Уилла, Уоткинс, потому что уже давно знал, что настоящая его фамилия какая-то другая. Но в том, что Талис — его имя, он был уверен твердо. Оно не могло принадлежать никому другому.

Услышав это имя, Джон едва не упал. Это было имя его отца, старое и редкое имя, которое он больше никогда не встречал. Он сам дал его своему сыну. Он не знал — и, по правде говоря, ему было это совершенно все равно, — как его мальчик выжил после пожара. Но у него не было никаких сомнений в том, что перед ним тот самый мальчик, которого он получил шестнадцать лет тому назад. Это был его сын!

Со всей силой, на которую он был способен, Джон оттолкнул от себя людей, которые поддерживали его. Он сделал несколько нетвердых шагов вперед и раскрыл объятия. От волнения он едва мог говорить.

— Подойди, — наконец выговорил он. — Поцелуй своего отца.

Не колеблясь, Талис бросился в объятия Джона Хедли. Всю свою жизнь, с тех самых пор как он научился думать, он знал, что этому предначертано случиться. Он этого ждал с раннего детства.

И он готовил себя к этому, как умел, изучая все, что мог узнать о рыцарях, о том, какие они и как быть одним из них. И теперь — когда явился его отец, он надеялся, что не разочарует его. С тех пор, как много лет назад Мег вернулась после долгого отсутствия, сказав, что отлучалась, чтобы найти учителя, Талис ничему не удивлялся. Рыцарю надо учиться. Ему надо изучать все что угодно, и Талис изучал все, чтобы быть готовым к тому, что произошло в этот день.

Талис почувствовал, что по его щеке текут слезы Джона Хедли. Самому ему вовсе не хотелось плакать. Он думал только одно: вот теперь-то все, наконец, начнется. Теперь в его жизни появится настоящая цель.

Джон отодвинул Талиса от себя, чтобы как следует рассмотреть его, чтобы провести руками по его лицу, ощупать его молодую, еще не огрубевшую кожу, потрогать его кудри. И, когда он ощупывал этого юношу, ему показалось, жизнь начала возвращаться к нему. Уже долгие годы — точнее, шестнадцать лет — он внутренне ждал смерти. Все это время у него не было причин желать жить, но сейчас, ощупывая своего заново обретенного красавца, он вместе с ним обрел причину жить.

Он проводил ладонями по лицу и телу Талиса, как будто это была лошадь, которую он только что купил. Талис же счастливо и гордо улыбался, смотря на людей, которые стояли вокруг. Некоторые из этих людей хмурились, некоторые полуулыбались, а некоторые пребывали в недоумении.

Внезапно Джон выпрямился:

— Нам пора ехать. Мы и так не вернемся до темноты. Хью! Отдай свою лошадь моему сыну.

В течение всего этого времени Калли, Мег, Уилл и Най-джел стояли в полном молчании. С каждым словом, которое было произнесено, Мег все крепче прижималась к Уиллу. Уилл же пытался выглядеть стойким. Но на самом деле это было не так. О том, что он сейчас потеряет Талиса, он думал с ужасом. До этого момента он и не понимал, как он его любит. Талис, с его насмешливостью и переменчивым настроением, с его постоянным требованием внимания к собственной персоне, и даже с его огромным ростом и длинными ногами — для него с женой, не говоря уже о Калли, он значил все.

Найджел ни за что не признался бы в этом — потому что до сих пор он всегда подчеркивал, что принадлежит к другому классу, не то что они, крестьяне, но в глубине души он уже давно думал, что так хорошо, как здесь, ему никогда и нигде не было. Тут его кормили, заботились о нем и обращались с ним с почтением. И, хотя он и делал в отношении своих учеников определенные замечания, он заразился их стилем жизни. Это были два самых симпатичных человека на свете, которых он когда-либо встречал. И вот это кончалось.

Что касается Калли, то она была слишком потрясена тем, что происходило, чтобы как следует собраться с мыслями. Она была счастлива за Талиса. Да-да, твердила она самой себе, она очень-очень счастлива за него. Вот этого он всегда и хотел. Он это, конечно же, заслужил. Может быть, когда-нибудь она увидит его издалека, краешком глаза, какой он в доспехах. Может быть, когда-нибудь он подъедет к их бедному домику и позволит им всем посмотреть на него.

При этой мысли ей показалось, что она смотрит на себя со стороны и видит свое будущее. Она в лохмотьях, ей нечего есть. Зимой они полено за поленом разбирают коровник на дрова, чтобы согреться. И ей представилось, как в этот дом однажды вернется Талис и скажет, что его жизнь была несчастна без нее — богата, но несчастна, — и нельзя ли ему попросить их всех переселиться к нему?

Однако они были свидетелями того, как Талис отступил на шаг от человека, который только что назвал себя его отцом и сказал, стараясь говорить самым вежливым тоном:

— Нет, сэр. Сожалею, но я не могу бросить свою семью.

После этих слов все ахнули и замолчали. Никто не мог и слова произнести. Некоторые мужчины, которые постарше, улыбнулись над этим милым юношеским идеализмом. Они знали — идеализм зимой не согреет и не прокормит… Этот мальчишка и представления не имел, от чего он отказывается, отвергая предложение его светлости о покровительстве.

Хотя Талис внешне выглядел так, как будто каждый день отвергает предложения о жизни с аристократами, Калли-то отлично знала, что он сейчас чувствует на самом деле. Он был растерян, испуган и ни в чем не уверен. Он слушал голос своей чести, а она велела ему сделать то, что он считал правильным сделать, и ничто иное. Но хотел-то он совершенно иного… Его желание и голос чести страшно боролись в нем.

Она молча подошла к нему и встала сзади. Она не прикоснулась к нему, но ей было известно, как придает ему силы ее близкое присутствие. Вместе они были гораздо сильнее, нежели порознь.

Она молча посылала ему мысленное пожелание быть спокойным, не спешить. Не зря же Мег говорила тысячу раз: «Талис такой сильный, пока Калли верит в его силу».

Несколько секунд Джон, казалось, не понимал, что ему было сказано. Без сомнения, его замешательство было вызвано отчасти физическим состоянием — он все еще никак не мог откашляться и плохо соображал, его мозг был как бы окутан дымкой. И он никак не мог понять, почему сын от него отказывается.

Хью Келлон служил своему господину уже много лет. Он поступил к нему на службу как раз после пожара — а также и после того дня, о котором слышал в течение всей службы столько воспоминаний и сплетен. Дня, когда у Джона наконец родился сын, а потом этот сын сгорел в огне. Ему доводилось слышать самые разные версии того, что тогда произошло и с господином, и с госпожой, но в одном все сходились: Джон с тех пор стал не таким, какой он был раньше.

Так, значит, этот мальчик и есть тот самый сын Джона, о котором все думали, что он погиб в огне? Значит, его выкрала эта пара крестьян? Почему же они не вернули его тогда назад родителям, когда опасность миновала? А кто эта девочка-привидение, которая стоит рядом с красавцем-юношей? Она выглядит как белая тень этого молодого человека…

Позади себя Хью слышал, как переговариваются другие члены отряда. Они с интересом обсуждали путешествие. Оно начиналось весьма заурядно, потом чуть было не обернулось трагедией, а в настоящий момент оно оборачивалось загадкой. «Сейчас лучше всего будет пригласить всех поужинать, — подумал Хью. — Хорошая закуска и немного доброго вина наверняка всех успокоят».

Он сделал шаг вперед и положил руку на плечо мальчику:

— Таким сыном, как этот молодой человек, можно гордиться. Разумеется, он поедет с нами, милорд. И девушка тоже. — Он попытался вытащить ее из-за спины Талиса, но она его оттолкнула, найдя защиту у Талиса под рукой.

— Да, так вот, хм, — сказал Хью, качая головой, чтобы в ней прояснилось. Немало нужно будет ему сегодня выпить, чтобы окончательно сообразить что к чему. — И все остальные тоже поедут с нами праздновать. Разве не так, милорд?

— Да, разумеется, — пробормотал Джон Хедли. — Всех берите с собой. Но какое мне дело до крестьян-то?

— Девчонка как раз, судя по ее виду, не из крестьян, — прошептал кто-то у Джона за спиной.

— Наверное, подружка этого парня, а ты как думаешь? — спросил еще один.

— Если да, то он, наверное, и вправду сын Джона, — ответил первый, хихикая.

Джон с большим трудом попытался собраться с мыслями. Смерть, возвращение, жизнь — и все в течение одного часа — сначала сбили его с толку. Но постепенно он начал вспоминать все, что произошло шестнадцать лет назад. Он тогда заявил, что его жена родила сына. Но он-то знал, что это было не так. Она родила дочь. И эта бледная девочка, которая стоит так близко к «его» сыну, — она-то и есть почти наверняка его настоящая дочь.

— Подойди-ка ко мне, дитя, — велел он, протягивая к ней руку.

Калли, колеблясь, взглянула на Талиса. Когда он кивнул, что все в порядке, она сделала шаг вперед.

«Да, — подумал Джон. — Это совершенно точно». Она очень похожа на его жену, когда та была помоложе. Хотя эта, конечно, не такая красавица. Слишком бесцветна для того, чтобы быть красивой. Особенно, когда стоит рядом с этим видным молодым человеком, который по сравнению с ней кажется башней.

— Да, — прошептал он скорее для себя, чем для кого-либо, а вернее, просто подумал вслух. — Ты моя дочь.

Никто не был готов к тому, какая яростная реакция последовала на это чрезвычайно щедрое утверждение.

— Нет! Нет! Нет! — завизжала Калли. — Я не ваша дочь! Нет! Вы меня слышите?! Я не ваша дочь! Нет! Нет!

Хотя внешне это было хрупкое и слабое существо, тот, кто был знаком с Калли достаточно долго, отлично знал, что темперамента ей было не занимать. И особенно, когда дело касалось Талиса.

— Семейка ненормальных, — произнес кто-то из присутствующих. — Только что парень отказался последовать за своим богатым отцом в замок, а теперь эта дура девчонка орет на всю деревню, что она не его дочь.

Крики и вопли возлюбленного ребенка вывели из оцепенения Мег. Она-то, в отличие от остальных, прекрасно понимала, в чем дело. Калли волновало не то, дочь она или не дочь Джону Хедли, а то, сестра она или нет Талису. Ведь брат и сестра не могут пожениться.

— Милорд, — громко сказана Мег, делая шаг вперед. — Вы разве забыли, что девушка-то — дочь другого?

Сначала все замолчали, а потом кто-то из тех, что присутствовали в тот день, вспомнил:

— Это дочь старика Гильберта Рашера, милорд. — И добавил про себя: «Хотя, по правде говоря, трудно даже представить, чтобы этот тип мог быть отцом такого нежного существа». — Я бы скорее мог понять, если бы у такого жеребца, как Гильберт Рашер, родился бы сын наподобие вашего. — И он, не подозревая ни о чем, кивнул на Талиса.

Разумеется, он совершенно не понял, почему после этих слов Джон повернулся к нему с искаженным от ненависти лицом и приказал ему заткнуться. Он же просто прокомментировал, как выглядит эта девица На самом деле, он готов был пожалеть ее. Ей придется очень несладко, если она будет вынуждена жить с Рашером и его парнями, которые были ближе к животным, чем к людям. Вся компания Рашеров — мерзкие, жестокие, грязные твари, и девочка там долго не протянет.

Джон, стряхнув оцепенение, выпрямился:

— Да, вспомнил. Это дочь Рашера, — кивнул он. Какое ему до нее дело? У него дочерей больше, чем достаточно, целый питомник. Больше не надо.

— Бери свою девчонку с собой, — сказал он Талису. — И можешь взять с собой, ей-Богу, хоть всю эту чертову деревню, — я не возражаю.

Ему было нужно только одно: чтобы этот мальчик отныне и навсегда стал его сыном.

В течение всего этого разговора Талис стоял молча, выпрямившись, не произнося ни слова. Смотря на его лицо, никто бы ни за что не догадался, как страстно ему хочется уехать отсюда. Как ему хочется быть с этими людьми, быть такими же, как они, носить такую же одежду, как носят они, и восседать на такой же великолепной лошади. Только его семья это знала.

На вид Талис казался взрослым. Ростом он был даже выше взрослого мужчины, взрослой была его манера держаться, но в душе он был неопытен и невинен, как ребенок. Получив от Джона все, чего он только мог желать — и честь, и лошадь, — он обернулся к тому человеку, который был для него всем: к Калли. С легкостью, отработанной долгой практикой, он подхватил ее за талию и поднял вверх. Она скрестила руки на груди, ничуть не удивившись. Талис подбрасывал ее, а она успевала еще в воздухе повернуться вокруг своей оси. Этот трюк они видели однажды у бродячих комедиантов, которые побывали у них в деревне, и он им страшно понравился. Им сразу же захотелось его повторить. С тех пор они упражнялись над ним много месяцев. Излишне говорить, что Талис за все это время ни разу не уронил Калли.

Соседи, которые жили рядом с ними в деревне, уже не раз видели, кик Талис подбрасывает Калли высоко вверх, и это было для них обычное зрелище. Но не для тех пятнадцати человек, которые стояли вокруг молодых людей сейчас. Эти люди, увидев такое, открыли рты от изумления. И они так и стояли с открытыми ртами, глядя, как девушка крутится, а ее волосы развеваются как облако. И почти все невольно задержали дыхание, когда Талис должен был ее поймать в очередной раз.

Но он проделывал это чрезвычайно уверенно и легко. Наконец юноша поставил девушку на землю, и, схватившись за руки, молодые люди побежали в дом.

25

В первый раз в своей жизни увидев Хедли Холл, Калли и Талис разинули рты. Это произошло после того, как два дня они ехали на одной лошади, Калли впереди, Талис сзади. Они направлялись в то место, которое отныне должно было стать их домом. Все эти два дня они пытались психологически подготовиться к перспективам своей новой жизни. Калли поплакала, прощаясь с Мег и Уиллом, которые отказались от предложения Джона поехать с ними.

— Наше место здесь, — сказал Уилл. — Когда мы вам понадобимся, вы нас всегда сможете здесь найти.

Мег была слишком расстроена и ничего не сказала.

Талис пытался не показывать, как он растерян, покидая дом. С одной стороны он страстно желал отправиться в это великолепное приключение, но в то же время не хотел бы разлучаться с Уиллом. Этот человек научил его почти всему, и он привык, что его всегда ждала спокойная мудрость Уилла.

Что касается Найджела, то при расставании с ним ни Калли, ни Талис не пролили ни слезинки. Лорд Джон дал ему пару золотых монет, и он отправился восвояси.

По дороге к Хедли Холлу они долго беседовали, и Талис нежно подготавливал Калли к тому, что, когда они прибудут на место, им придется на некоторое время расстаться. Ей нужно быть сильной и вытерпеть эту разлуку.

— Я буду всегда наготове, чтобы позаботиться о тебе, — говорил он. — Но тебе нужно научиться иногда быть без меня. До сих пор мы были вместе каждую минуту, день заднем, но нужно отвыкать от этого.

Калли кивнула, с трудом проглотив комок в горле.

— А ты будешь по мне скучать?

— Ну, конечно. Но мы уже больше не дети. Надо быть взрослыми. Обещай мне, что ты будешь вести себя хорошо. Ты будешь слушаться моего отца?

Калли кивнула. Она постарается. Она сделает так, что Талис будет ею только гордиться. В этой новой жизни она будет очень взрослой и очень разумной. Больше им уже не придется спать всего лишь в нескольких футах друг от друга. Больше им уже не… уже ничего не придется делать, думала она, вспоминая те дни, когда они принадлежали друг другу.

— Когда мы теперь увидимся?

— Как только я смогу. Прежде всего мне нужно понравиться своему отцу. Сначала заставлю его подумать обо мне, а потом начну его просить… насчет нас с тобой.

Калли точно не знала, что Талис имел в виду, говоря это. Но она надеялась — она молилась, — что он имел в виду, что они поженятся. Если они не будут мужем и женой, им вообще не разрешат быть вместе, как они были раньше, на ферме. Она это знала, потому что представляла себе, как живут аристократы — главным образом, наблюдая за богатыми и знатными людьми, которые иногда проезжали через их деревню.

Она положила голову Талису на плечо. Она не знала, как она сможет жить без него. Она страдала даже, когда Найджел заставлял их сидеть на разных скамьях в течение нескольких уроков. За обеденным столом они с Талисом всегда сидели так, что их колени и локти касались друг друга, и против этого никогда не возражали ни Уилл, ни Мег.

Талис, как всегда, знал, о чем она думает. Обе ее руки лежали на седле; он положил на них свою.

— Скоро, — прошептал он, — скоро. Я тебе обещаю. Я сделаю все, что надо, сделаю, как только смогу. Будет труднее, если мы с самого начала наделаем шуму. Понимаешь?

— Да, — ответила она. Она это и вправду поняла. Злые взрослые люди не позволят молодым людям любить друг друга. Если в конце концов все будет так, что Талис все-таки будет принадлежать ей, то она согласна выдержать без него целый год. Конечно, с каждым проходящим днем этого года она будет чуть-чуть умирать, но она вытерпит, она сделает все, что необходимо.

Все время, пока они ехали домой, Джон Хедли проводил за одним-единственным занятием: он любовался своим сыном. Его голову переполняли мысли о том, что они теперь смогут сделать вместе. Наконец-то в его жизни появится смысл. У него теперь будет кто-то, кому он сможет оставить в наследство все, что у него есть. Тех двоих слабаков, которых родила его жена, он в расчет не брал. В свои девятнадцать и двадцать лет его сыновья не были такими высокими, и такими здоровыми, как этот молодой темноволосый красавец, который так покровительственно склонился над бледной девушкой.

За время пути Джон сделал удивительное открытие: оказывается, этот юноша столь же мил, сколь и красив внешне. И робким он себя не выказал, когда прошлым вечером они останавливались на постоялом дворе. Говоря по правде, сначала Джон опасался, что, воспитанный крестьянином, он окажется крестьянином и по своему характеру, и по манерам. Но этот мальчик держался так, словно был принцем, несмотря на то, что его руки загрубели от тяжелого физического труда, а его грубая и белая одежда была изрядно поношена. Он держался с таким достоинством, словно был рожден, чтобы сесть на трон Англии.

Язык из чистого серебра. Так выразился о Талисе один из людей Джона: «Язык у него словно из чистого серебра». Прошлым вечером он беседовал и шутил с людьми вдвое старше его, а когда они сказали, что он слишком молод, чтобы пить то пиво, которое пили они, он их всех посрамил. Талис выпил в два раза больше их и все-таки, поднимаясь по лестнице, устоял на ногах. К тому же он заявил, что у Уилла пиво было лучше, чем у хозяина этого двора, потому что Уилл-де не разбавлял его водой.

«Да, — думал Джон, — этот парень — чудо: красив, приятен в общении, умен, силен физически (в борьбе на руках он победил троих), а потом все смеялись, когда он уверял их, что по сравнению с его жизнью их жизнь — сущая безделица. Таким сыном, как Талис, каждый бы гордился».

Единственное, что в нем было странно — это что он никуда не отпускал от себя эту девочку, вернее, эту бледную тень девочки, которая, молча сидя рядом с ним, наблюдала за всем. Вечером в кабаке Джон приказал ей отправляться в пост ель, но Талис, даже не обернувшись, сказал:

— Калли может остаться.

Вот так. В Джоне начал закипать гнев. До сих пор не было еще такою человека, которому он позволял бы так разговаривать с собой. Но тут внутри него какой-то голос шепнул, что, если он сейчас грубо запретит Талису держать девчонку подле себя, тот встанет и уйдет. В мгновение ока исчезнет с постоялого двора, а потом предлагай ему все сокровища мира, и он откажется вернуться из гордости.

Все наблюдали за этой сценой с большим интересом. Джон подумал, что из принципа следовало бы настоять на своем, но это обернется чересчур серьезными последствиями. И, помедлив, он расхохотался.

— Предоставляю своему сыну — принимать решение, — решил он.

Талис же взглянул на него с удивлением. Мальчишка и не догадывался, что, ослушавшись приказа Джона, он, по мнению окружающих, бросил тому вызов. Дело было просто в том, что до сих пор никто — ни Мег, ни Уилл и никто другой — не говорил, что Калли нужно уйти. С точки зрения Талиса, Калли была частью его, она всегда была с ним, и он хотел оставить ее с собой до последней возможности.

Джон оглядел девицу с отвращением. В первый раз в своей жизни он ощутил укол ревности. До сегодняшнего дня он еще никогда не хотел обладать кем-либо до такой степени, чтобы не желать разделить это ни с кем на свете. Но этим мальчиком он хотел обладать во что бы то ни стало. Он хотел Талиса, как не хотел еще никого в жизни. И главное — чтобы тот принадлежал только ему, и больше никому другому. Его дико раздражало, что Талис так часто говорил об этом крестьянине, Уилле Уоткинсе, как будто тот представляет из себя бог знает что. Джону не нравилось, что Талис упоминает Уилла, и девица, которая повсюду ходила за Талисом, ему не нравилась тоже.

Не задумавшись ни на секунду, Джон принял решение: он разлучит их, как только представится возможность.

Калли и Талис смотрели на дом, в благоговении разинув рты.

— Ты когда-нибудь такое видел? — прошептала Калли.

— Никогда! В жизни бы не подумал, что бывают такие огромные дома.

Последние шестнадцать лет Джон Хедли провел в непрерывном строительстве. Всю свою недюжинную энергию он вкладывал в этот дом. Дом превратился в смысл его жизни, заменив ему семью и друзей. Несмотря на то, что у него было столько детей, жизнь его была бесплодна. Дочери его до смерти раздражали, двое слабаков-сыновей приводили в отчаяние. И вот он сделал самое лучшее, что он мог оставить на земле в память о себе.

Огромный каменный дом простирался в виде буквы L, что издали казалось сплошным массивом, но на самом деле скрывало в себе несколько удобных и красивых внутренних двориков. Был внутренний дворик для слуг и вассалов, был кухонный, был для семейных прогулок, а в самый большой можно было выйти прямо из огромного главного холла.

Неподалеку от дома располагалось много маленьких зданий из серого камня, и везде и всюду бегали и суетились люди. Мужчины на плечах несли косы, у женщин в руках были мотки шерсти, и все, судя по их виду, куда-то торопились и выглядели очень занятыми.

Подражая Джону, Талис и Калли спешились и отдали поводья мальчикам, которые стояли наготове. Слуги с любопытством оглядывали вновь прибывших. Незнакомцы были одеты не как знать, но ехали на лошади, на которой ездят благородные всадники. Но что было особенно удивительно — Джон Хедли улыбался!

— Заходи, — приветливо сказал Джон Талису и он с Калли медленно пошли по двору, задрав головы и смотря вверх на трехэтажный дом, окружавший их. Солнечные блики сверкали в окнах, в которые были вставлены настоящие стекла. Временами из этих окон выглядывали лица, с любопытством смотрели на них и исчезали.

Они вошли в огромный холл с великолепным, роскошно отделанным потолком, величественно возвышавшимся над их головами. Оштукатуренные стены были покрыты разнообразным оружием и доспехами, которые были начищены и полностью готовы к использованию в случае опасности.

Столы были накрыты и уставлены огромными подносами с едой. Обедая, богато одетые люди беседовали и весело смеялись. Один конец длинного стола возвышался, и в центре возвышения были установлены два изысканно отделанных кресла. В меньшем из кресел сидела уже увядшая женщина, которая, судя по ее виду, когда-то, должно быть, была хорошенькой. На большем кресле сидел мальчик, может, ненамного постарше Талиса. Он был худ, высок, с тонкими чертами лица. Когда он увидел своего нового брата, если что-то и было приятное в его лице, то оно исчезло.