Поскольку теперь внимание аудитории было ей обеспечено, Калли слегка приосанилась. У нее хватало ума не строить из себя первую красавицу, но, когда дело касалось историй, она обожала строить из себя великую рассказчицу. Весь обратный путь до дома внимание Талиса ни на секунда не отвлекалось от рассказа о том, как на нем были волшебные башмачки, благодаря которым он ничего не весил, и потому сумел взобраться дракону на спину и пронзить его сердце.
Когда она закончила, Талис нахмурился.
— А хорошо, что я убил его, Калли, правда? А то бы он взял и захотел тебя съесть со всеми твоими историями — тогда бы они навсегда принадлежали ему.
— А ты бы расстроился, если бы дракон меня съел?
— Само собой, — кивнул Талис. — Если бы тебя не было, то кто тогда стал бы рассказывать истории?
Поддев ее, он спрыгнул с телеги и пробежал несколько футов, оставшихся до дома. Уилл проснулся (потому что лошадь знала, когда дернуть вожжи, чтобы его разбудить), и завел телегу во двор.
— Ах вот как? Я тебя сейчас поймаю! — завизжала Калли, тоже спрыгнув, и помчалась за ним.
Талис помчался туда, где в проеме двери стояла Мег, встречая их, как всегда, когда они возвращались Уилл уверял, что она чувствует, когда они вернутся. Однако на самом деле она всегда настолько сильно беспокоилась, что вдруг однажды они исчезнут и не вернутся, что большую часть дня ярмарки проводила, стоя у двери
Талис, который был уже почти такого роста, как и Мег, обхватил ее за пояс и попытался увернуться от Калли, которая намеревалась дать ему тумака.
— Ну, ну, ну, в чем дело? — попыталась урезонить их Мег — Вы что, опять ссоритесь? — Она, как обычно, пыталась быть сурова, иначе Уилл ей всегда говорил, что она ужасно портит детей. Но ей не удалось их обмануть. Они прекрасно знали, что Мег даст им все на свете, что только сможет.
Что касается детских ссор, тo Калли и Талис не очень злились друг на друга, но немилосердно дразнились. Они постоянно соревновались друг с другом во всем они не брали во внимание, что Талис может что-то сделать, чего не может Калли, потому что он мальчик, а не девочка, или что некоторые вещи Калли должна делать как-то по-другому. Например, они устраивали соревнования, кто выше заберется на дерево, и, к ужасу Мег, Калли следовала за гораздо более сильным Талисом повсюду.
Мег было никогда не забыть, что случилось, когда однажды, два года назад, Уилл решил взять Талиса с собой на ярмарку в первый раз. Калли-то сразу поняла, что ее не возьмут, но ничего не сказала. В то утре, когда надо было ехать, Мег не пришлось будить Талиса, что было весьма необычно, поскольку тот был большим соней. Он быстро оделся, проглотил завтрак и, когда Мег ему велела садиться в телегу, бросился к двери. Потом резко остановился, нахмурился и нетерпеливо позвал:
— Ну, давай скорей, Калли, пора!
Что Калли слишком мала, чтобы ехать с ними, ему сказал Уилл.
Мег никогда не забыть, какое выражение появилось на красивом лице Талиса. Ему не приходило в голову, что Калли с ними не поедет. Она сильно сомневалась, что ему вообще когда-нибудь приходило в голову сделать что-нибудь без Калли. Они спали в одной кровати, и целый день не расставались ни на секунду. Насколько ей было известно, они до сих пор еще не провели друг без друга больше нескольких минут с того самого дня, как родились вместе.
Талис молча пошел за Уиллом и сел в телегу возле него. Мег знала, что он просто демонстрирует ложную доблесть. Он не оглянулся, чтобы бросить взгляд на Калли, которая стояла около дома и смотрела им вслед большими одинокими глазами
Мег и Уилл уже несколько раз обсуждали это друг с другом и пришли к выводу, что детям будет «полезно» иногда расставаться ненадолго. Это приучит их к будущей самостоятельной жизни.
Но разве могли взрослые предвидеть, каким ударом это будет для детей, которых они так любили?
Весь день Мег пыталась привлечь внимание Калли к тому, что она делала. Но Калли просто села на траву перед домом и стала смотреть на дорогу. Калли всегда очень любила животных, так что кормить кроликов было ее обязанностью, но в тот день она не обратила никакого внимания, когда Мег сказала ей, что кролики хотят есть.
Мег пыталась заставить ее сказать хоть что-нибудь, но Калли молчала. Калли просто сидела, обняв руками колени, и молча смотрела на дорогу. Мег предложила было ей помочь приготовить что-нибудь особенно вкусное для Талиса, но и на это она ничего не сказала.
Прошло некоторое время. Мег больше не могла это выдержать — подошла к девочке, подняла ей крошечное тельце и хотела унести домой. Никто в жизни не дрался с Мег так, как дралась Калли. Обычно Калли была ласковым ребенком, но, когда Мег тронула ее в тот день, она будто превратилась в дикого зверя. Она извивалась всем телом, царапалась и впивалась в руки Мег ногтями, больно лягала ее ногами.
Мег быстро решила оставить ее в покое и позволить сидеть и дальше, молча глядя на дорогу. Утро подходило к концу, и начинался день. Мег оставила попытки чем-нибудь заинтересовать ее, вынесла из дома на крыльцо свое кресло, уселась в него и принялась очищать бобы, наблюдая за девочкой. На лице Калли отражалась такая пустота, что у Мег заболело сердце.
Около полудня Калли внезапно подняла голову и, точно как собака, которая к чему-нибудь прислушивается, навострила уши. Мег внимательно осмотрела дорогу, которая шла в оба направления от старой фермы, но на этой дороге ничего не было. Калли выпрямилась, еще послушала, а потом мгновенно вскочила на ноги и кинулась бежать.
Мег выронила бобы и побежала следом, но, конечно же, не смогла угнаться за восьмилетним ребенком. Она больше всего боялась, что в таком состоянии Калли попадет под колеса телеги.
Мег добежала до перекрестка и увидела, что крошка Калли стоит там, на пересечении нескольких дорог, и оглядывается кругом в растерянности. Мег, запыхавшись, подошла к ней, присела рядом с ней и попыталась обнять:
— Калли, солнышко мое, Талис скоро вернется. Вот увидишь. Он очень скоро вернется, и все будет в порядке.
Калли смотрела так, будто ее не видела.
— Он не может меня найти. Он не может меня найти. Он меня ищет. Он не может меня найти. Он меня ищет. Он не может меня найти. Он не может.
Единственное, что могла сделать Мег, чтобы прекратить сумасшедшие вскрикивания Калли и ее дикие размахивания руками, это прижать ее к своей груди. Первым побуждением Мег было отвести Калли домой и уложить в постель. Она попыталась начать снова уверять ее, что Талис в полном порядке с Уиллом, что не может быть, чтобы он потерялся, но потом сердце Мег екнуло и она подумала: «А что, если девочка права? Что, если где-нибудь в деревне Талис удрал от Уилла и решил бежать домой? Хоть Талис и выглядел почти как взрослый, но ему ведь было только восемь лет, и он впервые был в деревне. А если с ним творилось что-то похожее на то, что было с Калли, то он, конечно, мог потерять чувство направления и не найти дороги домой».
В настоящий момент они стояли на перекрестке, где сходились шесть дорог. Даже взрослому тут было легко запутаться, не то что маленькому мальчику, который как сумасшедший бежит домой.
Мег встала и положила руки Калли на плечи:
— Слушай меня внимательно, Калли. Я хочу, чтобы ты пошла по той дороге и покричала во всю мочь, позвала Талиса. Только не уходи далеко. Я не хочу, чтобы еще и ты потерялась. Ты хорошо поняла?
Поскольку выражение страха в глазах Калли не исчезало, Мег ее чуть-чуть подтолкнула.
— Да, — прошептала Калли.
— Если кто-нибудь пойдет навстречу по дороге, скажи ему, какой Талис из себя, и спроси, не видел ли он его. Спроси…
— Как волшебный принц, — пробормотала Калли — Он как волшебный принц.
— Ну, может, и так, только ты лучше скажи, что он высокий, у него черные волосы и одет он в зеленый кожаный жилет, и при нем наверняка его ужасный меч. Можешь ты это сделать?
Калли кивнула. Мег была убеждена, что та сделает для своего возлюбленного Талиса все что угодно.
Они кричали и спрашивали всех прохожих о Талисе в течение двух часов. Потом, хлеща до крови свою лошадь, по дороге от деревни примчался Уилл. Его лицо посерело.
— Исчез, — только и сказал он Мег, ничуть не удивляясь, что она и Калли стоят на перекрестке в полутора милях от дома.
Глаза Калли так расширились от ужаса, что, казалось, стали величиной во все лицо. Она весь день не ела, но даже не притронулась к воде, которую Мег протянула ей.
— Талис хочет спать. — Вот и все, что сказал этот ребенок. Миновал еще час тщетных поисков. Оба взрослых очень боялись потерять и Калли из вида. Но она вдруг села на краю дороги и произнесла каким-то очень взрослым голосом:
— Я сейчас его позову в уме.
— Да-да, конечно, — сказала Мег. — Надо тебе его все время звать. Может, он тебя еще услышит. Она всеми силами старалась, чтобы голос не выдал ее панику. Уйлл, проехав по каждой дороге, по меньшей мере, милю, возвращался и говорил одно и то же — он не видел ничего, и никто, с кем бы он ни говорил, не видел мальчика, похожего на Талиса.
Калли сидела в траве около дороге, где росло несколько деревьев, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом.
— Отдыхает, — сказал жене Уилл. — Пусть отдохнет.
Но Мег знала, что Калли не будет отдыхать, пока нет Талиса. Она подошла к ней, опустилась на колени рядом с ней и прислушалась. Тихо, едва слышно Калли повторяла:
— Иди сюда. Я здесь. Иди сюда. Иди на мой голос. Слушай. Иди сюда. Иди сюда. Иди сюда.
У Мег мурашки побежали по коже и волосы на затылке встали дыбом. Она встала и ответила на вопросительный взгляд мужа:
— Она молится.
Но Мег знала, что Калли не молится. Мег не сомневалась, что Калли «говорила» с Талисом — и более того, она не сомневалась и в том, что Талис ее «услышит».
В абсолютной уверенности, что она поступает правильно, Мег прекратила бессмысленно метаться по дорогам и кричать Она села неподалеку от Калли, почти под самыми деревьями, чтобы не беспокоить ее, и стала ждать. Уилл сказал, что нужно продолжать поиски, но она ответила ему, что это бесполезно Ей хотелось быть рядом, когда Талис вернется к Калли.
Время показалось им вечностью, но на самом деле не прошло и часа, когда в роще на другой стороне дороги раздался какой-то шорох.
Калли подняла голову, но Мег поначалу подумала, что это не Талис, потому что иначе, думала она, Калли бросилась бы ему навстречу. Калли же продолжала сидеть, пристально, не мигая, смотря в том направлении, откуда донеслись звуки. К удивлению Мег, через момент показался Талис
Больше всего Мег хотелось броситься к нему, схватить его в объятия и сжать с такой силой, чтобы затрещали ребра. Но она заставила себя сидеть. Никогда еще до этого момента она не понимала так отчетливо, что эти двое детей не принадлежат никому из взрослых — они принадлежали только друг другу.
Медленно, как взрослая, Калли опустила ноги и протянула руки к Талису, который медленно ковылял к ней по пыльной дороге. Он был весь покрыт грязью, из носа у него когда-то днем шла кровь, и сейчас на верхней губе и подбородке были видны засохшие кровоподтеки, на одном колене его штаны были разорваны, и Мег было видно, что рана была глубокой и нехорошей. Он где-то потерял один башмак и хромал так, как будто порезал обе ноги. По полосам на его грязных щеках было видно, что он плакал. В этот день он перенес настоящее испытание.
Он приближался к Калли медленно, конечно же, из-за боли в ноге и колене. Он не видел, что Мег тоже сидит неподалеку, скрытая деревьями. Когда он дошел до Калли, он упал прямо на нее всем телом, обняв руками за шею. Он весил значительно больше, чем Калли, но она со всей силой поддержала его, и ее маленькое тельце стало твердым, как камень.
Совершенно по-взрослому Калли уложила Талиса так, чтобы он лежал головой у нее на коленях, потом уложила обе его руки ему на грудь и стала одной рукой гладить их, а другой — его грязные волосы.
Талис тихо заплакал:
— Я тебя никак не мог найти. Ты потерялась. Я везде искал.
— Да, — прошептала Калли.
— Я слышал, что ты меня зовешь.
— Я бы тебе не дала потеряться. Ты мой. Ты — это все равно что я сама.
— Да, — прошептал Талис, а слезы продолжали литься У него по щекам. Он тихо всхлипывал. Пальцы Калли переплелись с его пальцами, и она сжала их изо всех сил.
Мег тоже заплакала. Она-то знала, каким гордым мальчиком был Талис. Ничто на земле не могло заставить его заплакать. Несколько месяцев назад Уилл наказал его тремя ударами ремня за то, что он оставил незапертой дверцу курятника, а туда забралась лиса и утащила четырех цыплят. Но Талис от боли не пролил ни слезинки. Когда ему было четыре года, он свалился с дерева и вывихнул руку, но и тогда он не плакал. Даже когда ему был всего один год и за ним погналась собака, которая размером была намного больше его, он не заплакал. Как только он научился говорить, он сразу же заявил: «Мужчины не плачут».
Но сейчас он лежал головой на коленях у Калли и плакал так, что Мег думала, у нее разорвется сердце.
Калли достала из-за спины длинную светлую косу я развязала ленточку, которой та был перевязана. Калли трудно было назвать хорошенькой, У нее было простое личико, не запоминающиеся черты, светлые глаза, светлые брови и ресницы, бледно-розовые губы. Ее даже трудно было заметить рядом с ярким красавцем Талисом. Но у нее было одно сокровище: роскошные волосы. В отличие от обыкновенных светлых волос, которые часто бывают тонкими и жидкими, ее волосы были замечательно густые, цвета меда, некоторые пряди были темнее, другие более светлые.
Почти каждый, кто, вспоминая Калли, не мог вспомнить ее лица, упоминал ее волосы.
И вот Калли развязала косу, рукой распустила ее так, что длинные волосы покрыли ее тело одеялом, а потом принялась проводить своими прядями по лицу Талиса, вытирая его слезы.
Мег смутилась, и ей захотелось отвернуться. Не следовало на это смотреть: никому нельзя видеть то, что происходит между двумя людьми в такие моменты истинной интимности. В тот момент эти двое не казались ей детьми, которым на самом деле всего лишь восемь лет — напротив, это были двое взрослых людей. Ласка Калли была древней, как сама любовь, и если бы Мег было известно это слово, то она, наверное, сказала бы, что это — эротика. То, что делала с Талисом Калли, делала бы с мужчиной любящая женщина.
Вытерев ему лицо волосами, Калли начала что-то говорить ему, тихо-тихо, так что Мег ничего не слышала. Ей, конечно, было страшно любопытно, о чем они могут говорить. Она и раньше не раз раздумывала, о чем говорят эти двое, но дети держали свои беседы в секрете и никогда никому не рассказывали, о чем говорят между собой. Мег иногда наблюдала, как Талис, сидя под деревом, не меньше часа слушает, не шелохнувшись, Калли. Но сколько бы Мег ни спрашивала, они ей все равно никогда ни а чем не рассказывали. Она даже несколько раз пыталась подбить Уилла, чтобы он послушал, что же такое Калли рассказывает Талису, когда они возвращаются с ярмарки, но Уиллу, в отличие от нее, это было совершенно не интересно. «Они говорят о том же, о чем и все дети: привидения, колдуньи и драконы. Мне-то какое дело?» — отмахивался он.
Но Мег понимала, что между ними происходит что-то большее, что-то, чего не бывает между обычными детьми. Иногда ей казалось, что Уилл совсем забыл, откуда эти дети. Ведь они были детьми лордов и леди. Иногда ей казалось, что Уилла заботит только одна вещь на свете — его ферма. Ей не приходило в голову, что безопасность этих детей однажды будет зависеть от того, насколько они будут казаться «обычными» среди крестьянских детей.
И вот Мег высунулась вперед, пытаясь услышать что-нибудь. Ей казалось, что Калли удалось успокоить Талиса, потому что его тело постепенно расслабилось. Но как только она вроде бы расслышала одно или два слова, тишину нарушил гневный крик Уилла:
— Я обегал все графство из-за тебя, парень! Как ты мог от меня убежать? — кричал Уилл. — Ну-ка, Калли, убери свои волосы с его лица, чтобы он меня слышал. Талис! Ты знаешь или нет, как мы все из-за тебя волновались?
Мег прекрасно знала своего мужа. Ей было известно, как он испугался, когда Талис исчез, как боялся потерять этого ребенка, которого так полюбил. Она знала, что сейчас он попытается наказать Талиса за его выходку, и решила этого не допустить.
Мег шагнула к ним из тени под деревьями.
— Уилл, — твердо произнесла она, загородив детей своей спиной — Талис сегодня достаточно перенес. Ему больно. К тому же мы все хотим есть.
Еще больше, чем слова, сказали ее глаза Она была хорошей женой, женщиной с мягким характером, и обычно соглашалась с Уиллом. Согласилась, когда в прошлый раз он сказал, что Талиса надо наказать за открытый курятник Но на этот раз ему стало ясно, что она отстоит мальчика.
Когда Мег была уверена, что права, никто не мог взять над ней верх. Уилл не задавал себе вопроса, почему так происходит Он был слишком счастлив видеть Талиса живым и невредимым, а к тому же он сам был слишком измучен, и больше всего на свете ему хотелось, чтобы все плохое наконец закончилось.
— Да, — согласился он. — Вижу, что о мальчике нужно позаботиться. — Ничего больше не сказав, он наклонился над Талисом, сгреб его большое тело в охапку и поднял.
Когда Талис запротестовал, уверяя своим самым взрослым голосом, что вполне может идти сам, Уилл не обратил на это внимания и понес его к телеге.
Когда все уселись, Мег и дети сзади, она с одного бока, а он — с другого, вдруг они как бы в один миг разом превратились опять в детей. Моргая, как будто очнувшись от сна, они прильнули к ней, пряча грязные лица у нее на груди и ища у нее материнского тепла.
Ни Мег, ни Уилл никогда не обсуждали то, что произошло в тот день, но больше никогда не предпринимали попыток разлучить детей.
18
— Мег! — окликнул Уилл, заставив ее выйти из задумчивости. — Как насчет ужина для голодающих?
— Ну конечно же, — ответила она, возвращаясь в дом.
Смеющиеся и бегающие друг за другом дети остались на улице. — Заходи, расскажи, как у тебя сегодня день сложился. Как шла торговля? Что новенького видел?
Потом, уже после ужина, когда Уилл и Мег легли в постель, она, как обычно, спросила мужа, о чем сегодня по пути домой говорили дети. Уилл ответил, что он об этом не имеет ни малейшего понятия, и отвернулся, собираясь заснуть. Но Мег не отставала от него.
Когда мы их слышим, всегда говорит Талис. Он за словом в карман не лезет — не пуганная еще ворона… А Калли, как правило, и слова не скажет.
По крайней мере, есть хоть одна женщина на свете, которая умеет помолчать, — пробормотал Уилл, оглядываясь на жену через плечо.
Но Мег не поняла намека.
— Но когда дети знают, что их никто не слышит, тогда всегда говорит Калли, а слушает Талис. Она говорит целыми часами, не замолкая ни на секунду, а он не произносит ни слова. Стоит мне подойти, как она сразу замолкает.
Уилл слышал, с какой обидой в голосе Мег это говорила. Он понял, как ее расстраивает, что на свете существует что-то, что касается «ее» детей, а она не принимает в этом никакого участия. Найдя в темноте ее руку, он пожал ее:
— Ты узнаешь. Не сомневаюсь, что очень скоро ты это будешь знать.
— Надеюсь, — ответила она и повернулась, уютно прижавшись спиной к спине мужа, — ей это было так удобно и так знакомо.
Уже три дня шел дождь. Поскольку была зима, Уилл не жаловался. Он всегда говорил, что после тяжелого лета, которое проходит в трудах и заботах, зимой человек должен отдыхать. Он это осуществлял таким образом: садился перед очагом, клал на колени уздечки, так что можно было подумать, будто он что-то мастерит, и… спал.
Мег сидела напротив него, у нее в руках было вязание. Она всегда отличалась чрезвычайным трудолюбием. Дети, сидя на полу, смотрели в огонь и вроде бы ни о чем не говорили. Мег заметила, что Талис что-то нашептывал Калли, но та едва заметно покачивала головой и многозначительно указывала на Мег через плечо глазами.
Мег, как обычно, стало любопытно. Посмотрев на мужа, она вдруг поняла, как узнать, о чем же говорят между собой дети. Медленно, чтобы это не выглядело подозрительно, она выронила свое вязание из рук, и ее веки медленно смежились.
Через несколько минут она была вознаграждена громким шепотом Талиса:
— Нет, честно, она спит. Погляди сама.
Мег услышала, как Калли подкрадывается на цыпочках, тихонько шурша по полу кожаными башмачками. Когда Калли совсем подкралась, вязание Мег упало на пол, голова запрокинулась к стене, а рот приоткрылся. Она испустила короткий громкий храп, и тут же услышала, как Калли хихикает.
— Точно, — сказал Талис обычным голосом. — Я говорил, она спит. Сама знаешь, что, когда они уснут, их уже ничем не разбудить. Мы столько раз проверяли!
Мег чуть было не открыла глаза и не спросила Талиса, как это они проверяли, что ни ее, ни Уилла не разбудишь, если уж они заснули. Но сейчас нужно было молчать — иначе упустишь все остальное. Чуть-чуть приоткрыв глаза, в свете огня она увидела силуэты детей.
— Сейчас будет кое-что покруче, — предупредил Талис, и его лицо так нахмурилось, что он стал похож на тридцатилетнего мужчину.
— Да-да, пожалуйста. — Глаза Калли сверкнули. — Давай так, чтобы стало совсем круто. В глазах Талиса мелькнула идея.
— Пусть он будет желтой бабочкой.
— А ее?
— Она — мерзкая и страшная. Длинная и худая, как селедка. С ужаснейшим характером.
Услышав это, Мег чуть было не расхохоталась. Сегодня дети весь день ссорились, потому что Талис сказал, что ему нужно сделать гораздо более сложные коресы, чем ей. Калли вызвалась ему помочь. Талис был мальчик самоуверенный и всегда считал, что он может сделать все на свете лучше всех, поэтому в полную силу он никогда не работал. Что касается Калли, то ей было присуще типично женское понимание того, что всегда и везде приходится работать. Поэтому она взялась за дело. У нее заняло в два раза меньше времени сделать коресы Талиса, чем у него. Поэтому сейчас упоминания о некоей «тощей и длинной, как селедка» и с «ужаснейшим характером» относились явно к Калли, преуспевшей в коресах лучше, чем он.
Калли улыбнулась — она это тоже поняла.
— Ну? А еще что?
— М-м-м… Три ведьмы. Мне понравились те три ведьмы, и еще… Я еще хочу, чтобы была битва. Не нужно, чтобы в этот раз опять так много целовались.
Калли устремила взгляд в огонь. На ее губах медленно появилась усмешка, полная тайны. Бросив взгляд на Мег, чтобы убедиться, что та спит, она начала рассказывать о том, как жил маленький мальчик, который обидел злую колдунью, и она превратила его в желтую бабочку. Чтобы снова стать собой, ему нужно было найти девочку, которая бы полюбила его. Это было трудно, потому что он никогда никому не сказал доброго слова, и даже и не знал никогда, как это делается.
Мег долго не могла понять, что делает Калли, пока наконец до нее не дошло, что она эту историю выдумывает. Конечно, она услышала ее сначала где-то в деревне, — а вот Мег такой истории никогда не слыхала, — но по ходу дела она придумывала все новые и новые подробности. В какой-то момент Мег открыла глаза, выпрямилась и стала слушать. Больше она не притворялась, что спит. Ей тоже хотелось послушать эту историю.
Как только Калли увидела, что Мег проснулась и слушает, она тотчас замолчала. Ее истории предназначались Талису, и только ему. Еще ни один человек, кроме него, их не слышал и даже не знал об их существовании. Это была тайна, которая принадлежала только им двоим. Калли была уверена, что Талису нравятся ее истории потому — ну, потому что ему нравится она сама и он ее любит. А больше, конечно же, никому не захочется ее слушать. У других людей, разумеется, как и у нее, в голове много своих историй.
Но как только она замолчала, Талис нетерпеливо подтолкнул ее в бок, чтобы она продолжала. Мег тоже нахмурилась, потому что и ей хотелось услышать, что произойдет дальше.
Поначалу Калли была очень смущена, но постепенно, минута за минутой, она смелела, и вот она уже увлеченно продолжала рассказывать, свода историю. Оказалось, что когда тебя слушает одни, то это очень хорошо, но когда слушают двое — это еще лучше.
Когда она закончила, Мег ничего не сказала. Она только подобрала свое вязание с пола и сказала детям, что им пора ложиться спать.
Калли была этим страшно разочарована. Почему Мег ничего не говорит о ее истории? Понравилось ей или нет? Может быть, для нее это слишком глупо — всякие желтые бабочки, которые на самом деле мальчики.
Весь следующий день Калли была как в воду опущенная. Она плохо ела. Все, что нужно было, она сделала: покормила кроликов, покормила цыплят, но, вопреки обыкновению, без всякого удовольствия. Зато она весь день намекала Мег, что та должна отпустить комплименты ее истории.
Но Мег, которая была обычно так сообразительна во всем, что касалось детей, казалось, и не понимает, на что намекает Калли. Она, как обычно, делала свои дневные дела, ни словом не вспоминая о вчерашнем вечере.
Вечером, когда они расселись подле очага, Талис слегка подтолкнул Калли.
— Давай, — сказал он. — У тебя здорово выходит.
— Нет, — упрямо ответила Калли. Теперь она уже была по-настоящему обижена на то, что Мег так и не сказала ни слова о ее истории.
Через некоторое время Уилл, уложив свои вечно починяемые уздечки на колени, стал клевать носом, Мег заявила так громко, что он едва не упал со стула:
— Я хочу, чтобы была лошадь. Белая лошадь, которая…которая умеет летать.
Уилл посмотрел на нее с таким: видом, как будто она сошла с ума.
— Ты что-то не то говоришь, мать, — заметил он. — Лошади вообще-то не летают. А если и найдется где такая, чтоб летала, так я навряд ли смогу ее тебе купить.
Мег держала в руках большую охапку одежды, которую ей надо было заштопать. Она делала вид, что очень внимательно ее рассматривает, но на самом деле искоса кидала взгляды на Калли. Весь день она и веселилась, и жалела ее, видя, как она переживает. Мег было даже приятно, что ребенок так выпрашивает ее похвалу. Уилл по-прежнему пристально смотрел на жену, ожидая, когда же она объяснит ему, что она имела в виду, сказав, что хочет летающую лошадь. Талис же высоко подпрыгнул и захлопал в ладоши:
— Да! Да! Белая лошадь, которая умеет летать, и мальчик, который сидит у нее на спине и летит прямо к звездам.
Глаза и рот Уилла открывались все шире.
— Ну как, Калли, тебе это нравится? — спрашивал Талис, чтобы ее подбодрить.
Калли сидела, обхватив колени руками. На ее лице была улыбка глубочайшего удовлетворения. Наконец она поняла, что весь день Мег ее попросту дразнила, как, впрочем, и Талис. На самом деле Мег очень-очень понравилась ее история. Она сделала Калли самый большой комплимент, который можно сделать рассказчику: она просила рассказать еще.
— Нет, — тихо сказала Калли. — Эта лошадь не любит мальчиков. Терпеть их не может. Однажды один мальчик ее ударил.
Уилл перестал пытаться понять, что происходит. И Мег, и Талис в гробовой тишине вперили взоры в Калли и слушали. Он поспешил сделать то же самое.
— Прежде чем она посадит мальчика к себе на спину, он должен завоевать ее доверие. Потому что она кобыла, и у нее прекрасная длинная золотая грива.
Калли сделала паузу. Талис знал, что теперь ему нужно задать вопрос.
— И что он сделает, чтобы завоевать ее доверие?
Все слушали. Калли начала рассказывать длинную историю о колдовстве.
19
— Ну почему я-то должен собирать ягоды? — хныкал Талис. — Это же женская работа. Я мужчина!
Не дожидаясь, что ответит Мег, Калли хихикнула.
— Ты ничуть не больше мужчина, чем я, — засмеялась она. — Ты еще маленький мальчик, и ничего ты пока не можешь, только собирать ягоды.
Ее слова, конечно, звучали весьма обидно, но дело было в том, что за зиму Талис вырос, по крайней мере, на три дюйма, а у нее, похоже, росли только волосы. Ее раздражало, что иногда он бегал играть с мальчиками, которые были в два раза старше, чем он, а она при этом оставалась дома одна не меньше; чем на целый час. Хорошо бы ей, конечно, пойти поиграть с девочками — с теми, кто был того же возраста, что и она. Но — Талису она в этом не призналась бы никогда в жизни — с девчонками ей было скучно. И вот получалось, что она сидела дома, с Уиллом, пока Талис бегал и играя где-то в деревне.
Но вчера Талис наступил ногой на двух пчел, а сегодня его ступня так сильно распухла, что он не мог выполнять свои дела — те, что, как он полагал, способен сделать только лишь мужчина — вопреки тому, как делала Калли, чтобы доказать ему обратное. Осмотрев его ногу, Мег решила, что Талис может пойти с ней и с Калли собирать ягоды. На склоне холма они уже налились соком. И вот теперь Талис негодующе протестовал, говоря, что это дело, не достойное мужчины.
Но Калли знала, в чем дело. Талис обычно притворялся, что он человек очень сильный, небрежный и жесткий, но она знала то, что не знала даже Мег — у него была чрезвычайно чувствительная кожа. Его так страшно обжигала крапива, что по ночам он молча сжимал зубы, и по его лицу лились слезы. Не то чтобы он боялся боли, нет. Даже когда Уилл за его небрежность бил его (а эта случалось не раз), ему было не так больно. Но он буквально не переносил все, что ранило кожу. К его великому огорчению, его кожа очень быстро краснела, и его кожаная одежда иногда натирала на ней ужасные мозоли. Так что часто Калли в страшной тайне нашивала мягкие заплатки вокруг особенно жестких мест его одежды.
А сегодня, из-за этой ужаленной ноги ему придется идти на гору и заниматься там сбором ягод, продираясь через густые заросли крапивы, которые еще сильнее обожгут его нежную кожу.
Обычно Калли о нем очень заботилась, но сегодня она на него сердилась. Ужалился-то он вчера за то время, пока бегал по всей деревне с какими-то парнями, оставив ее в одиночестве. Когда Уилл, чтобы подразнить Талиса, за-явил, что потом он может еще испечь пирогов из этих ягод, она расхохоталась неестественно громко. Талис так взглянул на нее прищуренными глазами, что было ясно — он отплатит ей позже.
«Самое .ужасное на свете — это когда мужчина начинает делать то, что ои не хочет делать», — думала Мег, в течение часа наблюдая, как Талис собирает ягоды. Он к тому же, не переставая, жаловался на все подряд. Но больше всего на то, что Калли не выполняет свою «обязанность» и не рассказывает ему какую-нибудь историю, чтобы чем-нибудь занять время, пока он тут работает как проклятый.