И, вспомнив еще о Голливуде и о Венецианской лагуне, она не могла не улыбнуться. Да, она могла бы поехать с ним и на Северо-Запад, на Тихоокеанское побережье — половить там лососей, или махнуть в Колорадо и покататься там на лыжах, или отправиться на «круговую экскурсию» по Техасу! Она могла бы…

Они уже подъехали к своей маленькой гостинице типа «ночлег и завтрак», а Дуглесс все еще размышляла о том, что еще можно ему показать, пока она не вспомнила, что Николас лишь временно будет с нею. Но все-таки он ее, ее Рыцарь в Сверкающих Доспехах, не так ли?! И потом, он еще может вернуться в эту эпоху!

Николас велел таксисту вытащить с заднего сиденья машины все их многочисленные пакеты и отнести ко входу в гостиницу; Дуглесс же тем временем собиралась расплатиться с водителем последними оставшимися после продажи монет деньгами. Она как раз соображала, сколько дать водителю на чай, когда сверху, поспешно спускаясь по ступенькам, появилась хозяйка.

— Он здесь целый день провел, мисс, — сообщила она. — Явился еще утром и с тех пор никуда не уходил. Он в ужасном настроении и говорил просто кошмарные вещи! Я-то ведь считала, что вы состоите в браке с мистером Стэффордом!

У Дуглесс опять появилось знакомое сосущее чувство в желудке, и она тотчас вспомнила о своем «либраксе» — за все прошедшие дни он ей ни разу не понадобился!

— Кто же этот «он»? — тихо спросила она хозяйку.

— Роберт Уитли, — ответила та.

— Он один?

— Нет, — сказала хозяйка, — с ним некая юная леди. Кивнув, Дуглесс стала подниматься по лесенке, чувствуя все нарастающую боль в желудке. Николас отдавал какие-то последние приказания таксисту, но, увидев, какое у Дуглесс лицо, замолчал. Она, не произнося ни слова, спокойно расплатилась с таксистом, потом прошла в холл, где ее поджидали Роберт с Глорией.

— Наконец-то! — воскликнул Роберт, стоило Дуглесс предстать перед ними. — Мы тут ждем тебя весь день. Где он? Она знала, что он имеет в виду, но не подала виду. Кажется, он вовсе по ней не скучал!

— Что именно ты имеешь в виду? — переспросила она.

— Браслет, который вы украли! — встряла Глория. — Да, вот потому-то вы и толкнули меня там на кладбище, чтобы похитить мой браслетик!

— Ничего я такого не делала! — воскликнула Дуглесс. — Ты сама упала на…

— Послушай, — проговорил Роберт, прерывая ее и обнимая за талию, — мы сюда приехали вовсе не затем, чтобы ссориться! Нам с Глорией тебя очень недоставало! — И, слегка усмехнувшись, он продолжил:

— О, видела бы ты нас! Мы чуть ли не каждые пять минут сбивались с дороги! Ведь ни один из нас не умеет разбираться в этих дорожных картах, а в гостиницах мы вообще ничего не понимаем! А ты всегда так отменно продумывала наши маршруты и расписание и легко определяла, предоставляет отель услуги в номер или же нет!

Дуглесс как-то не была уверена, должна ли она восторгаться или возмущаться тем, что только что услышала. Значит, она ему нужна, но лишь затем, чтобы разглядывать дорожные карты и заказывать им обоим обслуживание в номер.

Целуя ее в щеку, Роберт добавил:

— Я же знаю, что ты не крала этого браслета, ты просто нашла его благодаря счастливой случайности!

Глория хотела было что-то сказать, но Роберт взглядом остановил ее, и этот его взгляд заставил Дуглесс почувствовать себя лучше. Может, наконец-то он вознамерился потребовать от дочери, чтобы та выказывала ей хоть какие-то признаки уважения?! А может…

— Ну, пожалуйста. Лесса, — проговорил Роберт, поглаживая ее ушко, — пожалуйста, поедем с нами! Ты даже сможешь полпути сидеть впереди, а вторую половину пути там будет сидеть Глория. И это только справедливо, верно же?

Она не знала, как ей быть: Роберт вроде ведет себя столь мило, и так приятно слышать его извинения и знать, что она ему нужна!

— Так что же, сударыня, — произнес в этот момент Николас, появляясь в холле гостиницы, — вы что, намерены сказать «прости» нашему с вами договору, да?!

Роберт так и отпрянул от Дуглесс, и она тотчас же ощутила волны исходящей от него ненависти, ненависти к Николасу. Неужто Роберт ревнует ее? До этого она никогда что-то не замечала за ним признаков ревности к какому-либо иному мужчине: если он и ревновал, то лишь к ее времяпрепровождению! Он просто не желал, чтобы Дуглесс тратила свое время на что-либо или кого-либо, кроме него самого!

— Кто это такой? — спросил Роберт. У Дуглесс было большое искушение выскочить вон из комнаты и никогда более не видеть ни одного из них!

— Так кто же это такой? — настаивал Роберт. — Ты что, уже успела… успела найти себе любовника за те несколько суток, которые миновали с той поры, когда ты меня бросила?!

— Это я тебя бросила?! — возмутилась Дуглесс. — Нет, это ты бросил меня и увез с собой мою сумочку! Это ты оставил меня без денег, без кредитной карточки, без…

Но Роберт жестом руки остановил ее.

— Да, это было ошибкой, — сказал он. — Это Глория взяла с собою — для твоего же блага! — твою сумочку. Она хотела только помочь тебе! Она же понятия не имела, что ты вздумаешь остаться здесь и откажешься путешествовать дальше вместе с нами! Разве это не так, дорогая?

— Хотела, значит, мне помочь? — переспросила Дуглесс, и у нее дыхание перехватило. — Стало быть, я сама решила остаться здесь, да?!

— Послушай, Дуглесс, — сказал Роберт, — нам что, обязательно обсуждать наши очень-очень личные проблемы именно здесь, в присутствии этого незнакомца?! Твой чемодан у нас в машине. Поехали! — И, взяв ее под руку, он повел Дуглесс к выходу.

В дверях стоял Николас и пристально смотрел на нее.

— Так вы намерены расстаться со мной? — спросил он, гневно повысив голос. — Вы что, намерены уехать с этим человеком, которому вы нужны лишь из-за услуг, которые вы ему оказываете?!

— Я… я… — забормотала Дуглесс, чувствуя полную растерянность. Слишком она хорошо знает обоих мужчин! Роберту она нужна для того, чтобы изучать дорожные карты, а Николасу — чтобы помогать в его изысканиях! У обоих корыстные цели! Как же ей быть?!

Николас принял решение за нее.

— Я нанял эту женщину, — заявил он. — И пока мне требуются ее услуги, она останется со мной! — Он ухватил Роберта за плечо и стал подталкивать к выходу.

— Уберите руки! — вскричал Роберт. — Вы не смеете так со мной обращаться, я сейчас полицию на вас напущу! Ну-ка, Глория, звони в полицию! А ты, Дуглесс, либо сей же момент отправишься со мной, либо никогда не дождешься предложения вступить со мною в брак! Тебе уже никогда… — Но никто не услышал его последних слов, потому что Николас с силой захлопнул за ним дверь.

Дуглесс, понурив голову, опустилась в кресло. Николас повернулся к ней, но, увидев Глорию, рявкнул:

— Вон отсюда?

Глория кинулась к дверям и буквально слетела со ступенек.

Подходя к окну, Николас сообщил:

— Ну вот, они наконец-то убрались, а ваши саквояжи швырнули на землю. Слава Богу, мы от них избавились!

Дуглесс продолжала сидеть, не поднимая головы. И как это она умудряется впутываться в подобные скандалы?! Даже отпуск не в состоянии провести по-человечески! Ну почему, почему у нее не может быть обычных, самых заурядных отношений с мужчинами?! Разве не славно было бы познакомиться с каким-нибудь симпатичным мужичком, ходить на свидания, вместе посещать кинотеатр или же играть в мини-гольф? Вполне вероятно, что после нескольких подобных встреч, как-нибудь за бутылкой вина, он и сделал бы ей предложение. И у них была бы вполне пристойная свадьба, и пристойный же дом, и двое пристойных детишек! И вся ее жизнь тогда была бы такой простой и самой-самой обычной!

А вместо этого она только и делает, что встречается с париями, недавно вышедшими из тюрьмы или готовящимися туда сесть, или же с мужиками, которые под каблуком у своих препротивных дочек, а теперь вот с чокнутым рыцарем из шестнадцатого столетия! Да она попросту не знает ни одной другой женщины, у которой бы было так много проблем с мужчинами, — думала Дуглесс.

— Так в чем же все-таки дело?! — прошептала она, закрывая ладонями лицо.

Николас опустился перед нею на колени и отвел ее руки.

— Я чувствую себя совершенно изнемогшим! — заявил он. — Пойдемте наверх, вы мне почитаете, пока я отдохну!

Будто какое-то бессловесное животное, она позволила Николасу взять ее под руку и отвести наверх, в их номер. Однако, как выяснилось в номере, он вовсе не рассчитывал на то, что она будет ему читать. Вместо этого он велел ей самой прилечь на постель, — что она и исполнила, — а потом принялся петь для нее! Это была нежная приятная колыбельная, и она очень сомневалась, что кто-либо, кроме нее, когда-либо слышал такую песню в этом столетии! И незаметно для себя она уснула.

Николас же прислонился к кроватному изголовью и, когда она заснула, решился погладить ее по волосам. Бог ты мой, как же ему хотелось обнять ее! Погрузить ладони в эти густые, великолепные, с рыжим отливом волосы! Погладить бледную кожу ее щек, дотронуться до ее ног, укрытых простыней — так близко от него! Он хотел бы поцелуями осушить ее слезы, а затем поцеловать ее в губы, вообще целовать ее всю, целовать до тех пор, пока она не рассмеется, не почувствует себя совершенно счастливой!

Спала она безмятежно, будто младенец, лишь время от времени ее сонное дыхание прерывалось всхлипываниями. Никогда еще он не встречал женщины, которая плакала бы столь часто, как она! Ну, и вообще, он никогда не видел подобной женщины. Ей так хочется быть любимой!

Он расспрашивал ее, как в этом их странном новом мире обстоит дело с браками, и ее ответы не понравились ему Ведь браки должны заключаться по контракту, и в них вступают с целью заключения союза, ради того, чтобы вырастить потомство! А нынче вот, в этом столетии, похоже, брачующиеся выбирают друг друга по любви!

Любовь. Да это же для мужчины попросту растрата своих сил! Видел он их, тех мужчин, которые все потеряли по причине этой самой «любви» к женщине!

Коснувшись виска Дуглесс, он погладил нежный локон на нем и поглядел на ее красивое тело, на налитые груди и стройные ноги. Вот, достаточно узнать, что пришлось этой девушке вынести ради этой самой «любви»! И Николас подумал о том, что бы сказала его мать, поделись с ней кто-нибудь мыслью о том, что можно вступить в брак по любви! Да, у леди Маргарет Стэффорд было четыре мужа, и никогда ей и в голову не приходило испытывать хоть к кому-либо из них чувство любви!

Но сейчас он, Николас, разглядывая эту современную женщину, вдруг ощутил в своем сердце нежность, никогда не испытываемую им прежде. Да она прямо-таки спешит отдать кому угодно свое сердце, кто только добр с нею! Насколько ему подсказывал опыт общения с Дуглесс, у нее, казалось, не было каких-либо веских причин заниматься им.

Он положил руку ей на щеку, и она во сне потерлась об нее. Какие узы сблизили их? Что это за узы, удерживающие их вместе? Он не делился с нею своими мыслями на этот счет, ибо она, похоже, ничего подобного не испытывала, но он-то знает, что способен чувствовать ее боль! С самой первой их встречи так и шло: когда она чувствовала боль, он тоже ощущал ее! В первый же день, когда она, выйдя из церкви, прошла к какой-то будке — теперь-то он знал, что это был «телефон»! — чтобы позвонить сестре! Он понятия не имел о том, что она там делала, но боль ее чувствовал!

Вот и сегодня: когда стоял у входа в гостиницу и отдавал распоряжения таксисту, вдруг почувствовал всю глубину охватившего ее отчаяния. И встреча с бросившим ее любовником оказалась для него, Николаса, настоящим шоком, он даже не смог вникнуть в суть их разговора.

И думал лишь о том, что Дуглесс намерена с ним расстаться. Но как же он разгадает загадку своего возвращения обратно, если она покинет его? И что он станет без нее делать?!

Он все еще с трудом понимал современный английский, но все-таки понял, что бывший любовник требует, чтобы Дуглесс уехала с ним, а она в затруднении, не знает, на что решиться. Движимый исключительно примитивным инстинктом, Николас попросту выставил этого мужчину за дверь! И как это Дуглесс могла размышлять, уехать ли ей с мужчиной, который позволяет дочери одерживать над нею верх?! Дуглесс заслуживает уважения, просто хотя бы потому, что она старше этой девчонки, если уж не принимать в расчет иные соображения! И что же стало со страной, где детей теперь настолько балуют, что можно подумать, будто они — особы королевской крови!

Николас коснулся ее плеча и погладил ее руку. Всего лишь трое суток, — подумал он. — Лишь какие-то трое суток тому назад она была для него просто незнакомкой, а нынче он чувствует, что готов сделать все, что в его силах, только бы побудить ее улыбнуться! И ей ведь так легко доставить удовольствие: сказать доброе слово, подарить что-нибудь, просто улыбнуться!

Наклонившись к спящей, Николас нежно поцеловал ее волосы. Эта женщина нуждается в заботе и внимании. Она — будто розовый бутон, которому требуется лишь толика солнечного света, чтобы раскрыться в прекрасный цветок. Ей нужно…

Николас резко отодвинулся от Дуглесс и отошел к окну. Нет, он не должен позволять себе слишком погружаться в заботы о ней! Даже если б ему удалось каким-нибудь образом прихватить ее с собой, в прошлое, все, чего он мог бы добиться для нее, это превратить ее в свою любовницу! Он криво усмехнулся: нет, ему не кажется, что мягкая как воск Дуглесс смогла бы стать хорошей любовницей! Она бы никогда ничего не стала выпрашивать у своего повелителя и раздавала б все, что имеет, первым встречным или же босоногим детям!

В этом двадцатом веке есть нечто недоступное для его понимания, и это — гораздо важнее машин, производящих свет, и картины на стенке. Он не понимает их философии! Вот, скажем, вчера он видел эту оскорбляющую вкус штуку, так называемое «кино». Потребовалось время, чтобы он оказался в состоянии воспринимать его — изображения были такими большими! — да и понять сам замысел, связанный с появлением на экране этих плоских гигантов, которых можно было обозреть с разных сторон, ему было трудно. Дуглесс разъяснила ему, что сами по себе исполнители — люди обычных размеров и, точно так же, как кого-то можно нарисовать маленьким, можно сделать и чье-то большое изображение. Но когда наконец он преодолел ужас перед этими картинами, выяснилось, что ему недоступен сам сюжет. Какая-то юная девица должна была выйти замуж за вполне подходящего ей мужчину со средствами, но она почему-то бросила его ради некоего молодого человека, не имевшего ни пенса в кармане, да и вообще не имевшего ничего, кроме пары стройных ног!

А по окончании фильма Дуглесс заявила, что, по ее мнению, сюжет «замечательный» и «романтичный»! Нет, подобной философии он решительно не понимает! Если бы, скажем, у его матери была дочь, которая отказалась проявить уважение к пристойной брачной сделке, то леди Маргарет, скорее всего, стала бы колотить ее, пока не утомилась бы, ну а потом поручила бы кому-то из самых крепких слуг продолжить битье! Однако, похоже, в этом столетии строптивость в детях лишь поощряется!

Он еще раз поглядел на Дуглесс — та спала, раскинувшись на постели, коленки поджаты, рука под головой.

Если бы он собирался остаться, то вполне вероятно, не расстался бы с нею. Должно быть, жить со столь мягкого нрава женщиной было бы одним удовольствием — с женщиной, которая спрашивала бы, нужна ли ему подушка, с женщиной, обнимавшей его, когда ему снились дурные сны. С женщиной, которой он был бы нужен вовсе не потому, что имел графский титул или был богат! Да, жизнь с нею была бы радостью!

И все-таки нет! — подумал он и, отвернувшись от нее опять, стал глядеть в окно. Он вновь вспомнил о старой карге из Беллвуда, о ведьме, что поглумилась над памятью о Николасе Стэффорде! Если он останется с Дуглесс, ему уже никогда не удастся изменить воспоминания о себе. Та баба в Беллвуде сказала, что после кончины Николаса королева Елизавета забрала все поместья Стэффордов в казну и что впоследствии большая часть из них подверглась разграблению в ходе гражданской войны, а к двадцатому веку уцелели лишь четыре из его некогда многочисленных поместий.

Да, честь! В этом веке люди, похоже, мало заботятся о своей чести! Дуглесс ведь толком не поняла, что именно он имел в виду, когда говорил о чести. Она посчитала эту историю про леди Арабеллу забавной! Да и сама идея насчет того, что человека могли казнить за измену, в общем-то, оставила ее равнодушной! «Ой, да ведь все это происходило так давно!» — сказала она ему.

Но для него, для Николаса, это происходило вовсе не «давно» — по его собственному счету, это случилось всего лишь трое суток тому назад!

Все, что тогда было с ним, явно имело какую-то причину! И Господь теперь вторично дает ему шанс! Где-то в этом столетии надо искать ответ на вопрос, кто же мог так сильно возненавидеть его, что даже, пожелал увидеть его мертвым! Кем же был тот, кто выиграл от его смерти? И кто мог иметь столь огромное влияние на королеву, что она с готовностью поверила всему, что он нашептал ей на ухо?

В ходе судебного разбирательства против него не нашлось никаких улик, и единственным доказательством его вины послужило то, что он собрал войско, не испросив предварительного разрешения у королевы. Его подданные тогда прибыли из Уэльса и клятвенно свидетельствовали, что это они просили его прислать войско, но судьи и слушать их не желали! Эти судейские под присягой подтвердили, что обладают, мол, некими «тайными данными» о том, что Николас Стэффорд намеревался лишить королеву власти и вернуть Англию в лоно католической церкви!

И когда его, Николаса, приговорили к смерти, он и сам поверил в то, что, видно, такая уж у него судьба. Он и держался этого мнения до тех пор, пока мать не прислала ему записку о найденных ею доказательствах его невиновности. Она писала, что вскоре истина выйдет наружу и он, Николас, станет свободным!

Но прежде чем ему удалось выяснить, что же это за доказательства, ему пришлось «умереть»! Во всяком случае, именно так теперь это преподносится в исторических сочинениях! А если уж по правде, то это — подлая, недостойная его кончина! Нашли, видите ли, лежащим без чувств над неоконченным письмом!

Но почему же тогда после его кончины мать не представила этих доказательств, чтобы восстановить его доброе имя? Вместо того, чтобы сделать это, она, стало быть, утратила власть над владениями Стэффордов и вышла замуж за Дики Хэарвуда, у которого мозги заплыли жиром!

Да, как много вопросов, на которые нужно найти ответы! И сколько же несправедливостей предстоит исправить! Сама честь его во многих отношениях поставлена на карту!

Его переправили сюда, в этот век, чтобы он получил возможность выяснить все, что требуется, а эту красивую молодую женщину придали ему в помощницы! И, обернувшись к Дуглесс, он с улыбкой поглядел на нее. Интересно, а был бы он столь же великодушен к ней, если бы она явилась к нему и сообщила, что прибыла из будущего? Нет, — подумал он, — нет, конечно! Он бы сам запалил костер, на котором ее сожгли бы как ведьму!

А она вот посвятила ему все свое время, хотя сначала делала это не очень охотно. Нет, быть неблагородной — вовсе не в ее характере!

Теперь она явно испытывает к нему влечение! Он прочитал это в ее глазах. Там, в его времени, когда женщина начинала питать к нему любовное чувство, он ее просто бросал! Женщины, навязывавшие свою любовь, только раздражали! Он, безусловно, предпочитал женщин вроде Арабеллы, которым больше нравились драгоценности или кусок изысканной шелковой ткани. И они с Арабеллой вполне понимали друг друга, кроме секса, между ними ничего не было!

Но с Дуглесс все представлялось совершенно иным: она, конечно, та, кто дарит любовь и кто любит всем своим существом. Этот мужчина, Роберт, получил толику ее любви, но он слишком глуп и потому просто не знает, что ему делать с нею! Он использовал, как мог, Дуглесс, поиграл с ее любовью и сделал ее несчастной!

И Николас хотел уже было шагнуть к ней: если бы он сам оказался любимым ею, он-то знал бы, что с этим делать! Он бы…

Нет, ни в коем случае! — приказал он самому себе и отвернулся от постели. Он не может позволить Дуглесс полюбить его: ведь когда он покинет ее, она с ума сойдет от горя! И ему, Николасу, тоже не нужно по возвращении тосковать о ней, представляя, как она живет здесь в одиночестве; даже мысленно не следует воображать ее испытывающей любовь к человеку, который ушел из жизни уже более четырех сотен лет тому назад!

Надо будет придумать какой-нибудь способ убить ее любовь к нему! Ему, конечно, нужна ее осведомленность об этом чужом для него мире, и сейчас он не может просто так отпустить ее от себя!

Но вместе с тем он также не способен просто уйти и оставить ее тут в горе! Он обязан придумать способ уничтожить ее любовь так, чтобы она была в состоянии понять его, чтобы способ этот был соотнесен с ценностями ее мира!

И, сам смеясь над абсурдностью своей идеи, Николас подумал, что мог бы, скажем, признаться ей, что любит другую. Такие признания обычно расхолаживают любую женщину! Но в кого бы он мог влюбиться? В Арабеллу? И он едва не расхохотался, вспомнив открытку, которую приобрела Дуглесс. Возможно, лучше было назвать какую-нибудь женщину, о которой она никогда и не слыхивала? Может, Алису? Елизавету? Джейн? Ах эта милая, милая Джейн!

И тут улыбка сбежала с его лица. А что, если Летицию?

Назвать себя влюбленным в собственную супругу?!

Об этой суке с ледяным взором он ведь неделями даже и не вспоминал! Когда его заключили в тюрьму по обвинению в измене, его Легация тотчас же занялась поисками нового мужа!

А сможет ли он уверить Дуглесс, что влюблен в собственную жену? Во вчерашнем фильме он видел тех, кто вступает в брак по любви. Возможно, если он скажет Дуглесс, что желает вернуться в свою эпоху именно потому, что чрезвычайно любит свою жену, то… Как-то не верится, что Дуглесс способна посчитать любовь чем-то более важным, нежели честь, но ведь этот их век такой странный!

Ладно, теперь все, что ему требуется, это найти подходящий момент и сообщить Дуглесс об этом!

Решение-то он принял, но от этого легче не стало! Тихонько выйдя из комнаты, он решил сходить к торговцу и договориться о продаже нескольких монет. А завтра они с Дуглесс отправятся в Торнвик и там попробуют найти ответы на все вопросы!

Бросив взгляд на Дуглесс, он вышел из комнаты.

Дуглесс внезапно проснулась, и, когда увидела, что одна в комнате, ее вдруг охватила паника, но она поспешила успокоить себя. Сцена с Робертом снова возникла у нее перед глазами. Правильно ли она поступила? Может, ей следовало поехать с ним? Ведь в конце концов, Роберт извинился — ну, не вполне, но все-таки! Возможно, он даже объяснил бы, почему бросил ее: он вполне мог подумать, что Дуглесс не желает больше путешествовать с ним! И, может статься, Глория и впрямь прихватила с собой ее сумочку без всякой задней мысли!

Дуглесс прижала ладони к вискам. Она совсем запуталась! Что она значит для Роберта? А для Николаса? И что оба они значат для нее? И отчего Николас явился именно к ней? Почему не к кому-нибудь еще? К кому-то не столь запутавшемуся в жизненных проблемах, как она?

Тут дверь открылась, и на пороге появился сияющий Николас.

— Я продал всего лишь несколько монет, и мы теперь богаты! — сообщил он.

Она тоже улыбнулась ему и вспомнила, как он выставил Роберта за дверь. Неужели правда, что этот мужчина — ее Рыцарь в Сверкающих Доспехах? Может, его послали к ней, потому что она попросту очень-очень нуждалась в нем?!

Ее пристальный взгляд, видимо, рассердил Николаса, потому что он нахмурился и отвернулся от нее.

— Мы будем ужинать? — осведомился он.

Ужинать они отправились в индийский ресторан, и Николас пришел в восторг от запаха корицы, кориандра, горячей подливы с перцем, пряностями и цитрамоном. Он уже почти освоился с вилкой, и Дуглесс заметила завистливые взгляды нескольких сидевших за соседними столиками женщин. Она стала расспрашивать о его прежней жизни, о 1564 годе и о том, чем, по его мнению, век двадцатый отличается от шестнадцатого.

Он рассказывал, но Дуглесс почти не слушала, а только смотрела на его глаза, волосы, на то, как движутся его руки. Нет, ему не следует возвращаться, думала она. Она хотела бы, чтобы он проявил инициативу и первым потянулся бы к ней! Она всегда хотела быть с таким мужчиной: добрым, вдумчивым, насмешливым, сильным, решительным, — с мужчиной, который знает, чего хочет!

К концу ужина Николас несколько притих, похоже, его что-то беспокоило. Обратный путь в гостиницу они проделали в молчании. Он не захотел разговаривать и в номере, не попросил ее почитать ему. Улегшись в постель, он отвернулся от нее и даже не пожелал спокойной ночи!

Дуглесс долго лежала без сна и все пыталась разобраться в том, что с нею приключилось за эти последние несколько суток. Значит, она плакала и молила о том, чтобы явился Рыцарь в Сверкающих Доспехах, и вот перед нею предстал Николас! Теперь он принадлежит ей, и она намерена удержать его!

Где-то около полуночи ее неожиданно разбудили беспокойные вскрикивания. Она улыбнулась, зная, что Николасу вновь снится какой-то дурной сон. Все еще улыбаясь, она перебралась к нему в постель. Он тотчас заключил ее в объятия и спокойно уснул. Дуглесс придвинулась к нему поближе, прижалась щекой к его волосатой груди и, удовлетворенная, стала засыпать. Что ж, пускай случится то, что и должно случиться, — подумала она, засыпая.

Пробудившись, Николас обнаружил, что уже наступил день и у него в объятиях лежит Дуглесс. Он понял, что мечты его сбылись. Ее тело так идеально совмещалось с его собственным, как если 6 их вылепили из одного куска глины! Как это она говорила?

Телепатия?! Да! Несомненно, между ними зародилось чувство, некая глубокая, очень глубокая связь, и он никогда ни с одной другой женщиной не испытывал ничего подобного!

Зарывшись лицом в ее волосы, он глубоко вздохнул и стал ласкать ее. Никогда прежде он не испытывал подобного вожделения и не подозревал, что такое возможно!

— Дай же мне силы, — молил он Бога, — силы свершить то, что должен! И прости меня! — прошептал он.

Он исполнился надежды на то, что сумеет сделать то, что положено, но сначала ему хотелось отведать ее, только разочек, лишь один-единственный раз, а потом уже он никогда не позволит себе коснуться ее!

Он стал целовать ее волосы, шею, тихонько касаясь языком ее нежной кожи. Рука его скользнула вверх по ее руке, а потом ладонь обхватила ее грудь. Удары сердца отдавались у Николаса в ушах, так сильно оно колотилось.

Дуглесс, просыпаясь, развернулась в его объятиях, чтобы поцеловать его — поцеловать так, как никогда и никого она не целовала прежде! Этот мужчина — моя вторая половинка, — думала она. — Он тот, кого мне недоставало всю жизнь!

— Летиция, — пробормотал в этот момент Николас где-то возле ее уха.

Ноги их были переплетены, а руки сжимали друг друга в объятиях. Дуглесс, улыбаясь, откинула голову назад, когда Николас принялся осыпать ее шею страстными поцелуями.

— Меня иногда называли… — с трудом сумела выговорить она, — …называли Морковкой, — она совсем задохнулась! — ну, из-за цвета моих волос, но никому еще не приходило в голову называть меня латуком!

— Летиция — это… — начал он, осыпая поцелуями ее шею и спускаясь все ниже и ниже. — Летиция — это имя моей жены.

— Уф! — выдавила Дуглесс, когда его рука принялась ласкать ее грудь, а губы опустились еще ниже.

Но тут вдруг до нее дошли его слова. Отодвинувшись, она взглянула на Николаса.

— Что?! Жены?! — переспросила она. Он привлек ее к себе и ответил:

— Да, но сейчас нам нет до нее никакого дела! Вновь отстраняясь от него, она воскликнула:

— Однако, я вижу, вам есть до нее дело, если, целуя меня, вы произносите ее имя!

— Да ну, просто с языка сорвалось! — заявил он, опять делая попытку привлечь ее к себе.

Но Дуглесс, с силой оттолкнув его, вскочила с постели, запахивая на ходу халатик.

— А почему же вы ничего мне не говорили про вашу жену?! — сердито спросила она. — Почему я прежде ничего о ней не слышала?!

— Не было никакой нужды рассказывать о Летиции, — ответил Николас, садясь в постели так, что нижняя половина его туловища оставалась прикрыта простыней. — И ее красота, и ее таланты, и моя к ней любовь — все это касается одного только меня! — И, беря в руки с тумбочки часы Дуглесс, он добавил:

— Пожалуй, сегодня надо будет купить и мне нечто в этом же роде!

— Ну-ка, положите часы на место! — завопила Дуглесс. — Я вполне серьезно! И, как мне кажется, вам следует мне кое-что объяснить!

— Объяснить вам?! — вскричал Николас, торопливо вскакивая с постели и натягивая брюки. Он повернулся к ней, все еще застегивая молнию:

— Послушайте, сударыня, да кто вы такая? Вы что, герцогская дочка? Или, может быть, графиня?! Я — граф торнвикский, а вы — у меня в услужении и должны на меня работать. Я же со своей стороны вас кормлю и одеваю и, возможно, вдобавок к этому положу вам и небольшое жалование, ежели, разумеется, вы этого заслужите. И я никогда не брал на себя обязательств что-либо рассказывать вам о своей личной жизни!

Дуглесс так и села на постели.

— Но вы ведь никогда не говорили ни о какой жене, — тихо сказала она. — Ни разу не упоминали ее в наших разговорах!

— Я был бы скверным супругом, если б стал трепать всуе имя моей любимой супруги, сообщая его своей служанке.

— Служанке?! — прошипела Дуглесс. — Так что, вы ее очень любите?

Презрительно фыркнув, Николас ответил:

— Это именно из-за нее я обязан вернуться. Я должен выяснить истину и вновь очутиться в любящих объятиях моей любящей жены!

Так, значит! — подумала Дуглесс. — Вчера — Роберт! А сегодня вдруг выясняется, что у Николаса есть жена — и жена, которую он безумно любит!

— Не понимаю! — вскричала Дуглесс и закрыла лицо руками. — Я хотела, чтобы вы явились сюда, я призывала вас в молитвах! Зачем же вы пришли ко мне, если любите другую?!