Монтгомери - Рыцарь

Глаза ее широко раскрылись. Нет, об этом она просто не в состоянии думать! Она не могла представить себе, как прекрасная голова Николаса катится по деревянному помосту эшафота!

Постояв, она подхватила сумку, вышла за пределы территории замка и прошагала пару миль до ближайшей железнодорожной станции. Там она купила билет до Торнвика: быть может, в торнвикской библиотеке, в их коллекции книг о Стэффордах, она сумеет хоть что-то прояснить для себя?!

Библиотекарша в Торнвике приветствовала ее возвращение, но на расспросы Дуглесс заверила, что никогда не видела Дуглесс в обществе какого-либо мужчины. Утратив бодрость духа, Дуглесс прошла к стеллажу с книгами о Стэффордах и принялась их проглядывать. Во всех без исключения книгах сообщалось о казни Николаса, и нигде даже не упоминалось о том, что он умер еще до казни и существовали подозрения на отравление. В каждой из книг Николас описывался в осуждающих тонах: «Граф, у которого была дурная слава», «Прожигатель жизни», «Человек, у которого было все и который растратил все»!

Когда библиотекарь сообщила, что они закрываются, Дуглесс захлопнула книгу и встала. В голове у нее все кружилось, она покачнулась и ухватилась за стол.

— С вами все в порядке? — спросила библиотекарша.

Дуглесс удивленно на нее поглядела. Мужчине, которого она любила, только что отрубили голову! Нет, разумеется, с ней далеко не «все в порядке»!

— Да, все хорошо, — пробормотала Дуглесс. — Просто я устала и, возможно, немного голодна. — Слабо улыбнувшись, она вышла из библиотеки.

Какое-то время Дуглесс постояла во дворе, соображая, что надо бы найти для себя комнату и, быть может, даже поесть, но все это казалось ей несущественным. Вновь и вновь перед глазами ее возникал Николас, поднимающийся по ступенькам, чтобы встретиться со своим палачом. Интересно, а руки ему связали за спиной? А священника к нему допустили? Впрочем, нет, конечно: ко времени возвращения Николаса Генрих Восьмой уже окончательно уничтожил католичество в стране!

Присев на чугунную скамью, Дуглесс опустила голову на руки. Значит, он являлся к ней, любил ее и покинул! И ради чего? Выходит, он вернулся лишь ради эшафота и окровавленного топора?!

— Ой, Дуглесс! Вы ли это?

Подняв голову, она увидела стоявшего рядом с ней Ли Нолмана.

— Я так и подумал, что это должны быть вы: ни у кого другого нет волос такого цвета! А я считал, что вы уехали из городка! — сообщил Ли.

Она хотела было встать, но бессильно откинулась на спинку скамьи.

— С вами все в порядке? — спросил он. — Выглядите вы ужасно!

— Пустяки, — отозвалась она. — Просто устала немного. Он внимательно посмотрел на нее: круги под глазами, сероватые тени на щеках.

— И еще, насколько я могу понять, вы голодны, — заметил он и, взвалив на плечо ее сумку, взял ее под руку — Пошли, тут за углом — паб. Давайте-ка перекусим малость!

Дуглесс позволила ему увести себя. Разве ей теперь важно, что может с нею случиться?!

В пабе он отвел ее в отдельный кабинет, заказал пару бутылок пива и кое-что из снеди. Стоило Дуглесс сделать единственный глоток, и пиво сразу ударило в голову. Только сейчас она поняла, что ничего не ела со вчерашнего дня, с того времени, когда они с Николасом, позавтракав, занимались любовью прямо на полу!

— Ну, так что же вы делали с тех пор, как на прошлой неделе уехали из Торнвика? — спросил Ли.

— Мы с Николасом поехали в Эшбертон, — ответила она и пристально поглядела на него.

— Значит, вы кого-то повстречали, да? — полюбопытствовал Ли.

— Верно, повстречала, — шепотом ответила она. — Ну, а вы как?

Улыбаясь улыбкой Чеширского Кота, как если бы ему было известно нечто необыкновенно важное, Ли сообщил:

— На следующий же день после вашего отъезда лорд Хэарвуд велел рабочим починить стену в кабинете леди Маргарет Стэффорд, и, догадайтесь-ка только, что мы там нашли?

— Крыс, наверное, — отозвалась Дуглесс, уже более ни о чем не заботясь.

Перегнувшись к ней через стол, Ли заговорщическим тоном сказал:

— Мы там обнаружили маленькую железную шкатулочку, а в ней — записки леди Маргарет, излагающие подлинную историю того, почему казнили лорда Николаса. И я уверяю вас, Дуглесс; то, что содержится в этих записках, поможет подтвердить и доказать мою безупречную репутацию как историка! Это означает, что раскрыта тайна, которой уже четыре сотни лет!

Дуглесс в ее горе потребовалось некоторое время, чтобы полностью осознать смысл сказанного Ли.

— Ну же, расскажите мне! — прошептала она. Но Ли, откинувшись спиной к стенке, ответил:

— Ох нет, и не просите! Вы выпытали у меня имя Роберта Сидни, но это — нет! Придется вам дождаться выхода моей книги!

Дуглесс хотела что-то сказать, но тут появилась официантка с подносом. Дуглесс даже не взглянула на картофельную запеканку с мясом. Когда они остались одни, она перегнулась к нему через столик и с таким странным блеском в глазах, которого Ли не видел ни у кого из живых существ, тихо, но настойчиво проговорила:

— Не знаю, что именно вам известно о моем семействе, но мы, Монтгомери, принадлежим к самым богатым людям в мире. Когда мне исполнится тридцать пять лет, я унаследую миллионы. Если вы мне расскажете, что именно написала леди Маргарет, я сию же минуту выпишу для вас чек на миллион долларов!

Ли так растерялся, что утратил дар речи. Разумеется, он ничего не знал о ее семействе, но ей поверил: с таким выражением лица нельзя лгать! Он понимал, что Дуглесс очень хочет получить эти сведения — достаточно вспомнить, как она донимала его, выпытывая имя Роберта Сидни! И он, Ли, как-то не расположен расспрашивать ее, зачем ей они! Ведь если она желает выложить за это миллион долларов, а ее семейка, как она утверждает, обладает огромными деньжищами и таким же могуществом, стало быть, все это, скорее, смахивает на ситуацию с джином, который предлагает исполнить ваше единственное заветное желание!

— Я хотел бы получить кафедру в департаменте истории в каком-нибудь из старейших университетов Новой Англии, — скромно сообщил он.

— Заметано! — воскликнула Дуглесс голосом аукциониста.

Что ж, если потребуется, она готова подарить этому университету целое новое крыло или пристроить к нему новый корпус!

— Ну, хорошо, — согласился Ли, — тогда сядьте на стул и поешьте. История эта — потрясающая! Я, быть может, даже сумею продать сценарий киношникам! И начинается она задолго до того, как несчастному старикану Нику оттяпали голову.

Он…

— Только — Николасу, — поправила его Дуглесс, — ему не нравилось, когда его звали Ником!

— А, конечно, пусть будет Николасом! — согласился Ли. — Так вот, еще ни в одной из книг по истории мне не удалось прочитать про то, что семейство Стэффорд через свое родство с Генрихом Шестым имело некоторые — достаточно, сомнительные, правда, — права на английский престол. Насколько я понимаю, никто из историков не удосужился посчитать эту информацию существенной! Стэффорды были прямыми потомками Генриха Шестого по мужской линии, а королеву Елизавету кое-кто вообще считал полным ничтожеством, да к тому же непригодной к тому, чтобы править Англией, еще и потому, что она — женщина. Вы, наверное, знаете, что в течение довольно долгих лет ее пребывание на троне не считалось достаточно легитимным?

Дуглесс кивнула.

— Ну вот, — продолжил Ли, — если историки и позабыли про то, что Стэффорды были в родстве с английскими королями, то все же существовал на белом свете один человек, никогда не забывавший об этом. Это была женщина и звали ее — Летиция Калпин.

— Жена Николаса? — воскликнула Дуглесс.

— Ну, вы и впрямь замечательно осведомлены в истории! — сказал Ли и продолжил:

— Да-да, прекрасная Летиция! Возможно, ее собственное семейство тоже имело некоторые притязания на английский престол, но они были еще более ненадежными, чем в случае Стэффордов. Леди Маргарет полагает, что Летиция, будучи чрезвычайно амбициозной молодой особой, решила выйти замуж за кого-нибудь из Стэффордов, родить от него наследника и посадить ребенка на английский трон!

Дуглесс призадумалась.

— Но почему в таком случае ее мужем должен был стать именно Николас? — спросила она. — Почему не старший из братьев? Ведь более вероятно, что ей захотелось бы выйти замуж за мужчину, уже имевшего графский титул?

— Вы прямо-таки на пятки мне наступаете, и я должен быть с вами предельно осторожен, не правда ли? — с улыбкой заметил Ли. — Вам все же как-нибудь придется рассказать мне, откуда вы набрались столь обильной информации о Стэффордах! Так вот, старший из братьев… как бишь его?..

— Кристофер, — подсказала Дуглесс.

— Именно. Так вот, этот Кристофер уже был обручен с одной весьма богатой француженкой. Той было лишь двенадцать лет, но ей предстояло унаследовать большое состояние, и он намеревался жениться на ней. Насколько я понимаю, он попросту решил, что лучше заполучить деньги, чем Летицию, несмотря на то, что Летиция была красавицей!

— Но Кит умер, и графом стал Николас, — тихо сказала Дуглесс.

— Леди Маргарет намекает в своих записках, что, возможно, смерть ее старшего сына вовсе не была несчастным случаем, — сказал Ли. — Он утонул, но леди Маргарет пишет, что он был великолепным пловцом. Хотя, конечно, достоверных сведений о его смерти у нее не было — это просто ее предположения.

— Итак, Летиция вышла замуж за Николаса.

— Верно, — отозвался Ли, — но позже все приняло совсем не тот оборот, на который рассчитывала Летиция. Видимо, Николаса вовсе не интересовало продвижение вверх при дворе или участие в заговорах и поисках приверженцев, вздумай он претендовать на английский престол. Более всего Николаса интересовали женщины!

— И еще — приобретение знаний! — выпалила, словно выстрелила, Дуглесс. — Он посылал монахов делать копии с книг. Он спроектировал замок Торнвик. Он… — она запнулась.

— Да, это так, — подтвердил Ли, в изумлении вытаращивая на нее глаза. — Все это пишет и леди Маргарет. Но вы-то откуда это знаете?

— Неважно, — ответила Дуглесс. — Ну, и что же случилось после того, как Николас женился… женился на… этой?..

— О, а сейчас у вас такой голос, будто вы ревнуете! — воскликнул Ли. — Ну, ладно, не сердитесь! После того, как они вступили в брак, Летиция, видимо быстро выяснив, что Николас вовсе не собирается делать то, что хотела она, стала искать способа избавиться от него.

— Так же, как она раньше избавилась от Кристофера! — подсказала Дуглесс.

— Но вот это-то никогда никем не было доказано. Возможно, происшествие с Кристофером было всего-навсего «счастливым несчастным случаем» — счастливым по крайней мере для Летиции! Леди Маргарет пишет, что, скорее всего, большинство соответствующих гипотез — попросту чисто спекулятивные рассуждения, однако же Николас тоже получал кое-какие, весьма отчетливые предостережения: то у него стремя ломалось, то…

— С лошади падал и икру при этом распорол, — шепотом подсказала Дуглесс.

— Я не знаю, что он себе распорол, — леди Маргарет об этом ничего не сообщает! — с легким раздражением воскликнул Ли. — Слушайте, Дуглесс, а вы уверены, что у вас все в порядке, а?

Она, не отвечая, пристально глядела на него.

— Ну, в общем, — продолжил тогда Ли, — как выяснилось, подготовить и совершить убийство Николаса оказалось сложнее, чем устранить Кристофера, поэтому Летиция принялась искать кого-нибудь еще, кто мог бы оказать ей в этом деле помощь.

— И тогда она нашла Роберта Сидни! — воскликнула Дуглесс.

— Пари готов держать, что вы — большая любительница детективов, — улыбнулся Ли, — вы как-то всегда умеете угадывать, что случится в конце! Верно: Летиция отыскала Роберта Сидни. Он был супругом Арабеллы Хэарвуд, и, должно быть, вся Англия потешалась над историей со Стэффордом, женой Сидни и этим столом! К тому же, дела обстояли даже хуже: через девять месяцев после известного события Арабелла одарила Сидни черноволосым мальчиком-наследником!

— А затем и ребенок, и сама Арабелла погибли! — вставила Дуглесс.

— Именно так! — подтвердил Ли. — И, по мнению леди Маргарет, Сидни был причастен к этим смертям! Глубоко вздохнув, Дуглесс спросила:

— Стало быть, Летиция и Роберт Сидни вместе задумали подставить Николаса, чтобы его обвинили в измене и казнили?

— Да, — ответил Ли. — Как считает леди Маргарет, Летиция просто ожидала подходящего случая, чтобы как-то заманить Николаса в ловушку, так что, когда Стэффорд стал собирать войско для обороны своих владений в Уэльсе, она тотчас известила об этом Сидни, а тот, в своей авантюрной одержимости, прокладывавшей ему дорогу прямиком в ад, не мешкая поскакал к королеве. И, в общем-то, понятно, почему Елизавета ему поверила: всего за несколько месяцев до этих событий Мария, правительница шотландцев, провозгласила себя королевой Англии и Шотландии, а тут граф Стэффорд вздумал собирать войско! Елизавета, разумеется, поспешила закопать Стэффорда в кандалы, спешно провела сомнительный судебный процесс, на котором главную роль играли некие «тайные улики», и лишила Стэффорда головы!

Дуглесс вздрогнула, а затем спросила:

— А что, Летиции и Роберту Сидни все так и сошло с рук, да?

— В известном смысле — да, — улыбаясь, ответил Ли. — Но, но сути дела, события, которые последовали после казни Стэффорда, развивались по довольно-таки забавному сценарию. Видимо, Летиция, все так тщательно продумавшая, не предусмотрела в своих планах амбициозности Роберта Сидни. Леди Маргарет считает, что Летиция хотела выйти замуж за одного английского герцога, кузена Елизаветы, и таким образом начать всю игру сначала. Но у Сидни планы были совершенно иные. Он стал угрожать Летиции, что откроет все королеве, если Летиция не выйдет за него замуж. Ибо он стремился посадить на престол собственного наследника!

— То есть — он шантажировал ее! — взволнованным шепотом спросила Дуглесс.

— Именно! — отозвался Ли. — Шантажировал! Я же говорил вам, что интрига — прямо как в кино! Или в бестселлере каком-нибудь! Может, я все-таки накатаю об этом романчик! Но, так или иначе, Сидни принудил Летицию выйти за него замуж. — Не удержавшись. Ли насмешливо фыркнул, а затем продолжил:

— Но вот что и впрямь смешно в этой истории, так это то, что Летиция-то оказалась бесплодной. Она вообще была неспособна зачать ребенка, из-за выкидышей или по другой подобной причине. Выходит, она отправила своего первого супруга под топор палача ради ребенка, которого никогда не смогла бы заиметь! Просто невероятно, правда?!

— Да, невероятно! — пробормотала Дуглесс, и горло ее сжала спазма. Помолчав, она спросила:

— А что же сталось с леди Маргарет?

— Старушка знала обо всем, что они натворили. Но ни Летиция, ни Сидни об этом понятия не имели. Нет, иначе убили бы и ее. Но леди Маргарет была старым стреляным воробьем и держала рот на замочке! Или же понимала, что доказать ничего не сможет. Королева конфисковала все, чем она владела. Тут вмешался Сидни и предложил выбор: либо доживать дни на бедной ферме, либо выйти замуж за лорда Хэарвуда, его бывшего тестя. Разумеется, Сидни преследовал и собственные цели и был весьма заинтересован в этом браке: ведь поскольку трое из детей Арабеллы жили с ним, замужество леди Маргарет могло бы их всех породнить. По нашим сегодняшним стандартам, конечно, это — никакое не родство, и, вообще вещь сомнительная, но для тех времен его оказалось достаточно для того, чтобы королева Елизавета передала Сидни во владение два из поместий Стэффордов.

Отхлебнув пива, Ли продолжил:

— После того, как леди Маргарет вышла замуж за Хэарвуда, она все подробно описала, положила бумаги в железную шкатулочку, а затем попросила одного старого преданного слугу замуровать ее в стенной нише. Поразмышляв еще, она и письма свои спрятала в сундук и велела его тоже вложить туда же, в стену, а потом все замаскировали кирпичной кладкой.

Помолчав, Ли продолжил рассказ:

— Она мудро поступила. Как явствует из письма ее подруги, — а письмо это сохранилось до нашего времени — всего лишь через две недели после замужества леди Маргарет со сломанной шеей нашли мертвой у подножия лестницы. Насколько я могу понять, мистеру и миссис Сидни, заполучившим два поместья Стэффордов, ничего больше не было нужно от леди Маргарет!

Дуглесс какое-то время молчала, потом все же спросила:

— Ну, а что сталось с ними? С этими… — ей было трудно выговаривать их имена, — …с Летицией и с Робертом Сидни?

— Как я себе представляю, они сейчас поджариваются в аду! — воскликнул Ли и добавил:

— По правде говоря — я не знаю! Мне известно только, что детей у них не было и владения их перешли в руки племянника Сидни, маленького, всеми забытого ублюдка, и всего лишь за пару десятилетий тот умудрился довести поместья Сидни до банкротства. Мне потребуется провести дополнительные исследования, чтобы выяснить, что именно случилось с Летицией и ее супругом — историки как-то не проявляли к ним особо большого интереса! — И, улыбаясь, он заключил:

— Ну вот, в целом пока и все! Выход моей книги внесет изменение в ход истории!

— Да, изменит ход истории! — едва слышно прошептала Дуглесс. Да, именно это и хотел выполнить Николас, но все, чего они оба с ним достигли, лишь поспособствовало его казни! — Ладно, мне надо идти! — резко оборвав разговор, сказала она.

— А вы где остановились? — спросил Ли. — Давайте я вас провожу — Я ничего для себя не смогла забронировать, — ответила Дуглесс и, непроизвольно вскидывая голову, добавила:

— Но мне хотелось бы остановиться в «Замке Торнвик»!

— Да что вы говорите? — с иронией откликнулся Ли, — Этого-то все хотят! Однако для того, чтобы попасть туда, надо заказывать номер загодя, чуть ли не за год! Подождите-ка минуточку и не глядите на меня с такой грустью! Я сейчас справлюсь! — И он отлучился, но уже через несколько минут вернулся, улыбаясь:

— Ну, вам чертовски везет! У них отменили заказ, так что можете тотчас же регистрироваться и въезжать! Я провожу вас.

— Нет, не нужно, — ответила Дуглесс. — Мне необходимо побыть одной. Спасибо вам за обед и за все, что вы мне рассказали! Разумеется, вы получите вашу кафедру! — И, протянув руку, она обменялась с ним рукопожатием и вышла из паба.

Глава 12

В Торнвике никто не помнил Николаса. Дуглесс просмотрела регистрационный журнал, и там, где Николас в свое время поставил подпись, чьей-то незнакомой рукой было написано: «мисс Дуглесс Монтгомери». Безразличная ко всему, она занесла свою дорожную сумку в номер с единственной кроватью и вышла на улицу, собираясь пойти осмотреть незаконченную часть замка — ее так никто никогда и не достраивал, ибо Николаса казнили.

Глядя на стены без крыши, на цепляющиеся к ним плети дикого винограда, Дуглесс стояла и вспоминала дословно все, что Николас рассказывал ей о своих планах в отношении этой части замка. «Тут должен был находиться центр учености», — сообщил тогда он. Да, и вся эта затея так ничем и не кончилась!

Интересно, покинув ее вчера, попал ли он прямиком в тюремную камеру? Неужели он вернулся в тот же самый временной отрезок, когда писал письмо матери и пытался понять, кто же его оклеветал? И что он успел свершить за трое суток, что оставались до казни? Неужели же никто не захотел прислушаться к его словам, когда он рассказал о навете Роберта Сидни?!

Дуглесс устало прислонилась к стене. Кому же он мог рассказать все о Роберте Сидни? Летиции? Приходила ли его дражайшая супруга на свидание с ним? И рассказал ли он ей то, что узнал? Просил ли ее помочь?

Ирония судьбы! — подумала Дуглесс. — И Ли говорил, что вся эта история прямо-таки дышит иронией! Но подлинная ирония в том, что Николас умер потому, что был слишком хорош! Он отказался вступить в заговор со своей супругой, даже и думать об этом не захотел — и вот по этой-то причине он и погиб! И умер он не мгновенной, пристойной смертью, но смертью на потеху толпе, смертью, задуманной, чтобы его осмеять! Он потерял жизнь, честь, свое доброе имя, свои земли, утратил уважение к себе со стороны многих последовавших поколений людей, и все потому, что отказался участвовать в заговоре, задуманном женщиной, которая маниакально стремилась к власти!

— Это несправедливо! — вслух произнесла Дуглесс. — Все, что случилось, — несправедливо! — Медленно, будто в трансе, она побрела обратно в гостиницу. Приняла душ, надела ночную рубашку и улеглась в постель, но долго-долго не засыпала: гнев мешал ей уснуть. Ирония судьбы! — мысленно повторяла она, и слова «клевета», «предательство», «шантаж» без конца прокручивались у нее в голове.

Только перед рассветом она забылась неспокойным сном, а когда проснулась, почувствовала, что ей еще хуже, чем накануне вечером. Ощущая себя прямо-таки на тысячу фунтов отяжелевшей и очень-очень постаревшей, она оделась и пошла вниз завтракать.

Итак, Николасу был предоставлен шанс все начать сначала, и он просил ее о помощи, но она подвела его. Ее ревность к Арабелле была столь сильна, что она упустила из виду главную цель, ради которой они и прибыли к Хэарвудам. Ей бы следовало добывать новую информацию, а вместо этого она более всего беспокоилась, не обжимаются ли где-нибудь по углам Арабелла с Николасом! Зато уж теперь никому не доведется дотрагиваться до Николаса — никому и никогда, ни в двадцатом веке, ни в шестнадцатом!

После завтрака она выписалась из гостиницы, побрела на вокзал и поехала обратно в Эшбертон. Непонятно почему, но и дороге она почти перестала ощущать свое горе и только спрашивала себя: что же все-таки можно сделать теперь? Может, если Ли издаст свою книгу, это поможет восстановить доброе имя Николаса? Может быть, предложить Ли свои услуги секретаря на добровольных началах, чтобы помогать в его изысканиях? В этом случае, вполне вероятно, она хоть чем-то компенсирует то, что не сумела сделать для Николаса, когда тот пребывал в двадцатом веке!

Дуглесс прижалась головой к окну вагона. О, если б только ей предоставилась возможность проделать все сначала, она не поддалась бы ревности и не стала бы попусту растрачивать драгоценное время, когда они были вместе!

Ну, почему, находясь в Гошок-холле, она не спросила у Ли, не обнаружились ли еще какие-нибудь тайные документы, спрятанные за стеной?! И почему она тогда сама не посмотрела? И почему…

Тут она увидела, что поезд приближается к Эшбертону. Уже шагая по платформе, Дуглесс вдруг осознала, что решительно ничего не может изменить в случившемся! Прошло время, когда она могла хоть чем-нибудь помочь! Ли и сам в состоянии написать книгу, и она знает, что он в любом случае будет работать над ней очень тщательно. У Роберта есть дочь, а она, Дуглесс, ему не нужна! Единственным, кому она была нужна, оказался Николас, но и его она подвела!

И единственное, что ей теперь остается, это возвращаться домой!

Выйдя из здания вокзала, Дуглесс медленно побрела к гостинице. Надо будет позвонить в кассу аэропорта и выяснить, нельзя ли тотчас забронировать место на самолет. Возможно, дома, в привычной обстановке, она подумает, как искупить свою вину!

По пути ей надо было пройти мимо церкви, где находилась могила Николаса, и ноги ее, как бы сами, свернули к церковной калитке. В церкви никого не было. Через верхние окна с витражами струился солнечный свет, и лучи его осторожно касались могилы Николаса. Белизна мрамора была холодной И мертвой.

Дуглесс медленно прошла к надгробию: а может, если она помолится, Николас вернется? Быть может, она попросит Господа хорошенько, и Он позволит Николасу вернуться к ней?! Ну, хотя бы на пять минуточек! — подумала она. Этого вполне достало бы, чтобы рассказать ему о предательстве жены!

Но, коснувшись холодной мраморной поверхности, она поняла, что это невозможно: то, что с ней произошло, случается лишь раз в столетие! Ей была дана возможность спасти человеку жизнь, но она не сумела этого сделать!

— О Николас, — шептала она, и впервые с момента его исчезновения по щекам ее полились слезы — горячие, крупные слезы, застилавшие глаза. — Мне опять лук в глаза попал! — почти с улыбкой произнесла она. — Я так виновата, Николас, мой дорогой, что подвела тебя! Похоже, мне решительно ничего не удается! Но только до этого случая никто еще не погибал из-за моих оплошностей! Боже ты мой! — прошептала она и, повернувшись, присела на краешек надгробия. Как же ей теперь жить, когда на ее руках — его кровь?

Расстегнув молнию на сумке, болтавшейся на плече, Дуглесс принялась рыться в ней, извлекла из ее недр пакетик с мягкими салфетками. Вытащила одну и высморкавшись, вдруг увидела какой-то клочок бумаги, выпавший из сумки. Нагнувшись, она подняла его и… это была та самая записка, которую Николас когда-то написал ей и сунул под дверь!

— Ой, записка! — воскликнула она и вскочила с надгробия. Ведь послание написано собственной рукой Николаса! Оно нечто, к чему он прикасался, нечто… Да это же — свидетельство!

— О Николас! — простонала Дуглесс, и снова полились слезы, обильные слезы, вызванные истинным, глубоким горем! Ноги ее вдруг ослабели, и она тихонько опустилась на каменный пол, прижимая записку к щеке. — О, Николас, я так виновата! — рыдала она. — Я очень-очень-очень виновата в том, что не оправдала твоих надежд!

И она подалась вперед, прислонившись лбом к холодному мрамору надгробия, а потом свернулась калачиком.

— О Боже! — шепотом молила она. — Ну, помоги же мне забыть Николаса!

Дуглесс так была поглощена своим горем, что не обратила внимания на то, что сверху через витражное стекло пробился лучик солнца и коснулся ее волос. Витраж представлял собою изображение коленопреклоненного и погруженного в молитвы ангела. Луч прошел как раз через сияющее гало над головою ангела, поиграл в волосах Дуглесс, а затем, когда облачко на небе проплыло, осветил и мраморную руку Николаса.

— Ну, пожалуйста, — со слезами молила Дуглесс, — пожалуйста, сделай это!

Вдруг она услышала смех, и узнала его, это смеялся Николас!

— Это ты, Николас? — шепнула она и, подняв голову, несколько раз моргнула, чтобы стряхнуть слезы и видеть получше. Но в церкви никого не было!

Неуклюже поднявшись, она опять, несколько громче, позвала:

— Это ты, Николас? — и вновь услышала смех, на этот раз где-то за спиной. Резко повернувшись, она вытянула вперед руку — опять никого! — Да, — воскликнула она тогда, выпрямляясь, а потом еще громче крикнула:

— Да! — Подняв глаза навстречу солнечному лучу и ангелу в витражном стекле, сна зажмурилась, а затем, откинув голову назад, еще раз прошептала:

— Да!

И вдруг ее как будто кто-то сильно ударил в живот. Согнувшись пополам от острой боли, она сползла на каменный пол. А когда попыталась встать на ноги, перед глазами все закружилось и возникло чувство тошноты. Надо добежать до туалета — не могу же я позволить себе изгваздать церковь! — мелькнуло в голове.

Но когда она попробовала сдвинуться с места, у нее ничего не получилось: было такое ощущение, будто тело более не повинуется ей!

— О, Николас! — прошептала она и протянула руку к гробнице, но в следующее мгновение все вокруг почернело, она потеряла сознание и рухнула на пол.

Очнувшись, она почувствовала дурноту и слабость и не могла понять, где она. Открыла глаза и увидела голубое небо над головой, а рядом покрытое пышной листвой дерево.

— И что же теперь? — прошептала она. Неужто она как-то выбралась из церкви?

Она смежила веки, потому что чувствовала себя очень слабой, хотелось спать, а где именно она находится, она выяснит потом.

Дуглесс уже начала дремать, когда до нее откуда-то донеслось хихиканье — похоже, женщина смеялась неподалеку. Дети, наверное, — подумала Дуглесс, — это дети играют.

Но затем послышался ответный смех мужчины, и она открыла глаза. Уж не Николас ли? — взволновалась она и, резко поднявшись, села и стала озираться по сторонам. Оказалось, что она сидит на траве под деревом, а вокруг красивый, типично английский, сельский пейзаж. Она хотела повернуться и забрать свои вещи. И когда это она успела уйти из церкви?

Она так и застыла на месте, увидев мужчину, работавшего в поле. Он находился довольно далеко от нее, и его трудно было разглядеть хорошенько, но ей показалось, что одет мужчина в какое-то подобие короткого коричневого халата и что он вспахивает поле сохой, которую тянет за собой бык. Дуглесс несколько раз моргнула, но видение не исчезло. Что ж, — отметила она, — сельская Англия и впрямь остается сельской!

Где-то за спиной вновь послышалось хихиканье женщины.

— Сэр Николас! — томно произнес женский голос. Дуглесс, даже не обдумав хорошенько, что делает, мгновенно отреагировала: вскочила на ноги, кинулась к кустам, которые были за ней, и, раздвинув ветки, прошла вперед.

На траве лежал Николас. Ее Николас! Рубашка почти свалилась у него с плеч, и он, катаясь по земле, своими сильными руками тискал какую-то пухленькую девицу в весьма странного вида платье, из которого все прелести девицы чуть ли не вываливались наружу!

— Николас! — громко воскликнула Дуглесс, — да как же ты мог?! Как ты мог проделать такое со мной?! — Голос ее прерывался: ее вновь душили слезы. — Я так беспокоилась о тебе, чуть с ума не сошла, а ты, оказывается, здесь, с этой… с… О, Николас, ну, как ты мог?! — И, вытащив из кармана бумажную салфетку, Дуглесс громко высморкалась.

Николас и девица прекратили возню на траве. Девица, вроде бы в испуге, поспешно завязала тесемки на передней части платья и, выбравшись из-под Николаса, кинулась бежать прочь, перепрыгивая через изгороди меж полями.

Николас обернулся к Дуглесс, и его красивое лицо исказила сердитая гримаса. Откинувшись назад и опершись о локоть, он гневно взирал на рыжеволосую женщину.

— И что же вы всем этим хотели сказать? — требовательно выкрикнул он.

Волна негодования схлынула с Дуглесс. Некоторое время она молча стояла, как бы застыв и уставясь на него: Николас здесь, с ней! Он здесь!

Затем она кинулась к нему и, обвив его шею руками, принялась целовать. Он тоже заключил ее в объятия, и они оба упали на траву.

— Ведь это же — ты, да, Николас?! Ну конечно же ты! Любимый мой! — говорила Дуглесс. — После того, как ты ушел, все было так ужасно! Ни одна живая душа не помнила тебя! И никто не мог вспомнить нас с тобою вместе! — И, целуя его в шею, она добавила: