Вздорная музыкантша

Больше всего на свете Джейни обожала две вещи: музыку и книги, причем не обязательно в таком порядке.

Ее кумиром среди музыкантов был ныне покойный Билли Пигг из северо-восточной Англии, игравший на нортумбрийской волынке. Вдохновленная его творчеством, Джейни тоже решила выбрать эту волынку в качестве своего основного инструмента.

Как писателя девушка боготворила Уильяма Данторна, и не только потому, что он дружил с ее дедом, хотя старую коричневатую фотографию с их изображением она бережно хранила в пластиковом футляре, который носила в чехле своей скрипки. Снимок сделали перед самым началом Второй мировой войны в их родном Маусхоле, название которого местные жители произносили как «Маузел»: два долговязых корнуэльских парня стоят возле трактира «Корабельный двор», с матерчатыми кепками в руках и застенчивыми улыбками на лицах.

Из-под пера Данторна вышли три книги, но до того дня, когда Джейни, убираясь на Дедушкином чердаке, перетрясла содержимое находившихся там ящиков и сундуков, она знала лишь о двух. Третья книга оказалась тайной и существовала в единственном экземпляре.

Лучшей работой Данторна считался роман «Заколдованный народец», вызывавший у читателей такие же теплые воспоминания, как «Винни-Пух», «Ветер в ивах» и прочая классика детской литературы. В нем рассказывалось о заколдованном племени Маленьких Человечков: в Средние века одна взбалмошная ведьма уменьшила обитателей некой страны до размеров мышей, а потом умерла, так и не успев снять с них наложенное заклятие. Согласно Данторну, в течение столетий Маленькие Человечки благополучно соседствовали с обычными людьми, хоронясь от их глаз, и так дожили до наших дней. «Заколдованный народец» переиздавался множество раз, но Джейни по-прежнему оставалась поклонницей первого издания, сопровождавшегося замечательными рисунками Эрнста Шепарда.[2]

Другим романом была «Утраченная музыка», опубликованная спустя два года после выхода первой. Несмотря на то, что она так и не сумела повторить успех «Заколдованного народца» (вне всякого сомнения, из-за своего меньшего сходства со сказкой и большей сосредоточенности на серьезных темах), изложенная в ней идея о том, что музыка является ключом к затерянным мирам и потаенным мыслям, сразу выделила книгу из общей массы произведений подобного рода. «Утраченная музыка» также до сих пор печаталась, хотя лишь немногие дети, заглядывая под свою рождественскую елку, обнаруживали там ее издание, иллюстрированное каким-нибудь заурядным художником.

Джейни нередко сокрушалась по этому поводу, поскольку долгое время «Утраченная музыка» была ее любимой книгой. Именно благодаря ей девушка увлеклась стариной и обратилась к первоисточникам, углубившись в изучение сказок, мифов и песен, между которыми, как выяснилось, существовала неразрывная связь. Это было замечательное открытие – одно из тех, что определяют судьбу.

Не проявив интереса к писательству, девушка вдруг почувствовала тягу к народной музыке. Овладев игрой на скрипке, она пускалась в долгие странствия по страницам песенных сборников, найденных в книжных лавках, и мелодии оставляли след в ее душе, словно сок диких ягод на юбке, когда Джейн бегала к утесу через поле. Старые мотивы, старые названия, старые истории. Так Уильям Данторн невольно определил судьбу Джейни – вывод, который заставил Дедушку рассмеяться, когда однажды она заявила об этом в его присутствии.

– Вряд ли Билли пришел бы в восторг, моя ласточка, – сказал он ей, – узнав, что, начитавшись его романов, славная корнуэльская девчушка принялась зарабатывать себе на хлеб насущный исполнением ирландской музыки… Не говоря уже о том, что она мотается по свету в компании скрипки да волынки.

– Но ведь тебе нравится моя музыка.

Дедушка кивнул:

– И не сомневаюсь, что и Билла она тронула бы не меньше. Он корпел над книгами при свете фонаря ночи напролет. Он был одержим своим делом, понимаешь? А значит, смог бы по достоинству оценить это качество и в тебе. Билл не мыслил себя без пера, но направлять его хотел только на то, что его действительно волновало, а торговцы требовали все новых и новых сказок. К тому времени у него в голове успели созреть кое-какие стоящие идеи, так что днем он возился с лодками, чтобы заработать на жизнь, а приходя домой, садился писать. Для себя. Он не стал бы создавать еще одну сказку о Маленьких Человечках, потому что не желал возвращаться к уже пережитой теме. Нипочем не желал!

– Но в «Утраченной музыке» тоже есть что-то от сказки.

– Конечно. Однако, по словам Билла, он не делал этого нарочно – просто в ходе работы какие-то детали появлялись сами собой. «Утраченная музыка» стала для него способом поделиться своей верой в то, что старые сказки и напевы – это всего лишь далекое эхо, долетающее до нас из других измерений… эхо чего-то, о чем все мы когда-то знали, но потом забыли. Билл был очень серьезен, объясняя мне это. Думаю, его умение выражать свои мысли так, чтобы они были поняты другими, являлось даром свыше. Скорее всего, он и Маленьких Человечков не считал плодом своего воображения.

– По-твоему, он и вправду допускал существование подобных вещей?

Дедушка пожал плечами:

– Я не могу ответить ни да, ни нет. Хороший парень и надежный друг, наш Билл всегда был немного не от мира сего. Иногда у него был такой вид, словно он только что увидел лесного эльфа, корчащего ему рожицы из-за дверного косяка, и тогда в течение какого-то времени он ничего не говорил – по крайней мере, ничего связного. Но при этом я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь нес околесицу так красноречиво, как Билл Данторн, не раз и не два ему удавалось убедить меня в ней…

Данторну также принадлежал ряд очерков, рассказов, путевых заметок и стихов, хотя из всего этого милости издателей удостоилась лишь пара рассказов, периодически перепечатываемых в детских сборниках: «Маленькие Человечки», первая версия «Заколдованного народца», и «Человек, который жил в книге» – восхитительное откровение о реальности, существующей внутри книги и готовой открыться тому, чье изображение там хранится. Джейни помнила, как ребенком она оставляла свои фотографии между страницами любимых произведений, в самых лучших их местах, и шла спать, надеясь проснуться в одном из неведомых волшебных царств.

– Ничто не мешает мне попытаться и сейчас, – пробормотала она себе под нос, смахивая пыль и паутину с сундука, задвинутого под свес чердачной крыши.

Джейни все еще не могла поверить в то, что Алан бросил ее в такой трудный момент – прямо накануне турне по Новой Англии и Калифорнии.

Нынешним летом отношения между ними складывались не лучшим образом, что лишний раз подтверждало справедливость старой поговорки: «Никогда не смешивай работу с удовольствием». Что ж, пожалуй. Но не так-то просто устоять перед классным парнем, который ко всему прочему еще и играет вместе с тобой. В этом есть довольно много преимуществ: тебе не приходится расставаться с любимым на время гастролей. Ну разве это не здорово? Долой одинокие ночи, когда все музыканты развлекаются, а ты должна куковать одна в гостиничном номере лишь потому, что почувствовала острую внутреннюю потребность побыть немного вдали от толпы и незнакомцев; не нужно напяливать на лицо парадную улыбку в то время, как тебе хочется просто укрыться где-нибудь со своим другом, ничего не делать и не изводить себя догадками о том, как зрители оценили твое выступление.

Но человеческие отношения имеют обыкновение разрушаться при отсутствии должного внимания к ним, и Джейни с Аланом не удалось стать исключением. К концу своего последнего турне по континенту они превратились в настоящих ворчунов, жаловавшихся уже не друг другу, а друг на друга. Дело касалось различной житейской ерунды, мелких обид и недоразумений. Тем не менее, вскоре все это начало сказываться на музыке, и вот однажды наступил момент горького прозрения: они больше не могли сыграть ни единой композиции без того, чтобы не устроить шумную ссору.

По мнению Алана, Джейни оказалась вздорной особой. Возможно, он был прав. Но она ни за что на свете не согласилась бы принести в жертву искусство и потому бурно протестовала против попыток Алана под предлогом импровизации увиливать от заучивания произведения или лупить по струнам гитары как по наковальне.

Имя Джейни все еще оставалось на афишах. Люди шли на ее концерты, и она считала себя обязанной оправдать потраченные ими деньги. Желающих смотреть на ее подвыпившего дружка не находилось, и никто даже даром не пошел бы слушать темы из репертуара «Погс»[3], как бы великолепно они ни звучали в его исполнении. И это стало самой больной мозолью Алана. Народ не интересовался им, Аланом МакДоналдом. Все стремились послушать его подругу.

– Ну и черт с ним! – объявила Джейни, вытаскивая сундук из-под свеса.

Возглас девушки гулко раскатился по чердаку, и она невольно закусила губу: что сказал бы Дедушка, обнаружив ее тут сидящей на полу и разговаривающей с самой собой? Впрочем, в доме она была одна. Дед уехал в Пол пропустить с приятелями несколько пинт в «Королевской рати». Наверное, ей тоже следовало быть там. Вне всякого сомнения, туда бы заглянул старый Чоки Фишер с одним из своих инструментов, и они смогли бы вместе сыграть. А потом Джим Рэфферти достал бы из кармана куртки свой вистл[4] и спросил: «Вы ведь знаете, что это такое, да?» – прежде чем осчастливить присутствующих новой версией «Джонни Коупа».[5]

Впрочем, Джейни прекрасно понимала, что сегодня ей не найти утешения в музыке. Турне висело на волоске, а ей не с кем было выступать. Она дала объявление в пару газет, но для прослушивания претендентов пришлось бы возвращаться в лондонскую квартиру. И мало шансов, что туда вообще кто-нибудь позвонит. Разве только какой-нибудь чудак, едва овладевший игрой на первых трех струнах, которого требовалось научить обращаться с остальными, прежде чем приступать к работе над конкретной композицией. Так или иначе, все, кто что-то собой представлял, сейчас были недоступны. Ну, если только не уговорить Алана провести с ней хотя бы эти гастроли.

Но нет, спасибо.

Джейни распахнула деревянный сундук и чихнула – внутри уже успела поселиться плесень. В сундуке, сложенные пачками, лежали старые журналы. Она взяла один из них, принялась листать его и чуть не подпрыгнула, увидев знакомое имя. «День Тома Бокока в Маусхоле» Уильяма Данторна. Статья посвящалась празднику, отмечаемому в Маусхоле двадцать третьего декабря[6], – в этот день рыбаки готовят пирог, в котором рыбины запекаются целиком так, чтобы их головы выглядывали наружу через корочку.

Джейни просмотрела еще несколько журналов: все они содержали очерки Данторна. Большинство из них были ей знакомы (Дедушка бережно хранил все, вышедшее из-под пера его друга), но обнаружилась и пара неизвестных работ, и к их печатным версиям прилагались рукописные.

Что ж, неплохая находка, не правда ли? Вот бы здесь оказался незаконченный роман! А еще лучше законченный, которому просто не терпится быть прочитанным…

Джейни затаила дыхание, когда ее руки нащупали что-то на дне сундука, и через секунду вытащила оттуда книжку в кожаном переплете.

«Сердечко, не бейся так сильно!» – взмолилась она.

Рукавом джемпера Джейни стерла плесень, покрывавшую обложку, и тисненые буквы заглавия заставили ее пульс застучать с удвоенной силой.

«Маленькая страна». Роман Уильяма Данторна.

Дрожащими пальцами Джейни открыла книгу. Какая-то сложенная бумажка упала ей на колени, но девушка проигнорировала ее, сосредоточившись на пожелтевших страницах.

Это действительно был роман. Законченный роман Данторна, о котором Джейни даже не слышала.

Она пробежала глазами титульный лист – пробежала несколько раз, поскольку не сразу осознала смысл написанного: «Отпечатано в единственном экземпляре».

Единственный экземпляр.

Она держит в руках единственный экземпляр!

Но почему он здесь?

Джейни осторожно положила драгоценную находку на стопку журналов и рукописей и подобрала выскользнувший из него сложенный вдвое листок.

«Мой дорогой друг Том», – прочла она, развернув его.

Джейни посмотрела на подпись: Дедушке писал Данторн. Поморгав, она вернулась к началу текста.

«Вот книга, которую ты обещал мне хранить. Прочти ее, если хочешь, но помни: нельзя допустить, чтобы она покинула твой дом и увидела свет. Никогда! И существование самого романа, и суть изложенного в нем должны оставаться тайной.

Я знаю: иногда ты думаешь, что я сумасшедший, и – Бог свидетель – я дал тебе для этого достаточно оснований („неисправимый тип" – ты часто награждал меня подобной характеристикой), но я буду бесконечно благодарен тебе, если ты выполнишь мою последнюю просьбу.

Меня терзают дурные предчувствия насчет наступающего года (да, полоумного Билла Данторна вновь посетило знаменитое предвидение!), поэтому я спешу вручить свою книгу тебе, понимая, что рядом с тобой она будет в безопасности.

Удачи тебе, друг мой. Жаль, что мое время на исходе».

Джейни перечитала письмо и задержала взгляд на дате: Данторн написал его всего за два месяца до смерти.

Знаменитое предвидение?

Скрытое от людей произведение?

Девушка задумчиво сложила листок и сунула его обратно в книгу под обложку. Затем, устроившись на полу Дедушкиного пыльного чердака, она открыла роман на первой странице и уже через несколько строк забыла обо всех своих тревогах, попав в чарующий плен тайной книги Данторна.

Жизнь переменчива

– Если наши жизни – это книги, – сказала Джоди Дензилу Госсипу, – то кто-то вырвал уйму страниц из моей.

– Да что ты говоришь! – произнес тот с мягкой насмешкой. – Вы только послушайте ее!

Старик сидел на высоком табурете за верстаком, расположенным под самым свесом крыши, и колдовал над моделью очередного летательного аппарата. Прищурившись и глядя через очки, он старательно затягивал гайку на последнем крошечном болтике – это была уже третья попытка с тех пор, как Джоди пришла к нему на чердак тем дождливым днем. Девушка терпеливо ждала. Наконец Дензил справился с болтом и достал из кармана своего твидового пиджака кусочек сыра «Берк», предназначенный для задабривания двух мышей, коим предстояло привести в действие очередное изобретение, – если, конечно, их удастся выманить из клетки и поместить в центр вращающихся механизмов, похожих на два беговых колеса, которые были прикреплены с обеих сторон машины. Дензил никогда не добивался своего силой – особенно от тех, кто играл решающую роль в его экспериментах.

– Нужно, чтобы мыши сами захотели это сделать, – объяснил он Джоди, когда та спросила, почему бы просто не вытащить их за шкирку. – Они ведь не рабы, а мои партнеры в решении этой задачи.

Мыши – гораздо более умные, чем многие могли бы подумать, – проигнорировали предложенное лакомство и остались в своем убежище, с любопытством поглядывая на сыр через отворенную дверцу и подергивая своими розовыми носиками. Джоди попыталась вспомнить, которая из них пилотировала миниатюрный воздушный шар, наполненный горячим паром, – тот самый, что во время ее визита к Дензилу на прошлой неделе сумел пролететь через весь чердак. Кажется, это была испытательница с коричневым пятнышком на левой задней лапке.

– Я не вижу в этом никакого смысла, – призналась девушка.

– Что? – Дензил внимательно посмотрел на нее поверх очков в проволочной оправе. – Ну и ну! Мы тут почти вплотную подошли к раскрытию тайны полета, а тебе наплевать?

– Не совсем, – поспешила уточнить Джоди. – Но что толку в создании летающей машины, если ты должен крутить колесо как сумасшедший, чтобы заставить ее держаться в воздухе? Проще добраться на поезде, при этом можно еще и выспаться.

– Джоди! Где же твой авантюризм?

– Должно быть, я оставила его в другом жакете. Сходить за ним?

Дензил крякнул и вернулся к мышам, а Джоди уселась в засаленное кресло, предварительно передвинув его от очага к верстаку, откуда было удобнее наблюдать за происходящим.

– Сходить за ним, – повторил попугай Дензила голосом хозяина, усаживаясь на спинку кресла.

Джоди обернулась и погладила его перья:

– Не начинай, Ноз.

Чердак Дензила являл собой любопытнейшую помесь зоопарка, лаборатории алхимика и гаражной мастерской.

В клетках, выстроенных вдоль стены, обитали четыре мыши, две белые крысы, жирный вислоухий кролик, пара зеленых ящериц и черепаха. По соседству с ними приютился темный аквариум с сонными полосатыми зубатками. Под коньком была прибита жердочка Ноза, занятая в данный момент черноглазым вороном, а под ней располагалась пустая клетка, куда Олли, светло-коричневая макака, запирался за плохое поведение. Сейчас он спал на книжном шкафу вместе с Рамом, старым ярко-рыжим котом с разорванным ухом.

Верстак был разделен на две приблизительно равные части. На одной из них красовалось умопомрачительное месиво из пробирок, мензурок, стеклянных трубок, горелок, зажимов, штативов, термометров, склянок, набора весов и микроскопа с целым подносом грязных предметных стекол; на другой валялись различные инструменты, мотки проволоки, кусочки металла, часовые механизмы и тому подобные атрибуты изобретателя.

Кроме того, на чердаке имелись небольшая софа, заменявшая Дензилу кровать, и кресло – точная копия того, что облюбовала для себя Джоди; темная чугунная плита в окружении кухонных принадлежностей и шкафы, набитые книгами, папками и свернутыми листами ватмана. А все свободное пространство было завалено прочими вещами Дензила, так что каждый, кто пытался пройти по его чердаку, неизменно натыкался то на груду металлолома у двери, то на пакет с едой, то на тубус с картами, то на отдельные стопки книг, журналов и газет.

Словом, жилище было похоже на своего владельца, выставлявшего на обозрение миру лишь помятую физиономию, пестревшую заплатами одежду и прическу в стиле «воронье гнездо», тогда как за этим непритязательным обликом скрывался блестящий ум, никогда не устававший исследовать окружающий мир. Джоди проводила на этом чердаке гораздо больше времени, чем где-либо еще в Бодбери. И сильнее, чем пребывание здесь, ей нравились только прогулки за городом, куда она нередко отправлялась в поисках каких-нибудь ингредиентов, необходимых для очередного эксперимента Дензила.

Визиты к нему на чердак становились серьезным испытанием для обоняния Джоди, потому что помещение было насквозь пропитано чудовищной смесью запахов, исходящих от пробирок с химикатами, клеток с живностью, бутылок с машинным маслом и курительной трубки хозяина. Зато как бы последний ни был увлечен своими занятиями, он всегда с удовольствием поддерживал разговоры на самые различные темы. Правда, иногда они прерывались паузами, длившимися с утра до обеда, но потом неизменно возобновлялись.

– Ну, и каких же страниц не хватает в твоей книге? – спросил Дензил и теперь.

Положив ломтик сыра на пол между мышиной клеткой и летательным аппаратом, он поправил очки и взглянул на Джоди.

– Ну, не знаю, – протянула она. – Болтаюсь без дела. У меня и мыслей-то конкретных нет. Наверное, такое случается, когда человек начинает стареть.

Дензил хихикнул:

– Стало быть, ты скоро совсем рассыплешься. Сколько тебе сейчас? Семнадцать?

– Восемнадцать. А чувствую себя на сто.

– На сто. Так-так-так. Пожалуй, я дал бы тебе немного меньше.

Он подтолкнул кусочек сыра поближе к клетке.

– Я срочно должна что-то предпринять, – вздохнула Джоди. – Мне нужна Цель.

– Что ж, пожалуй, – согласился Дензил. – Ты не можешь всю свою жизнь проторчать на моем чердаке. Это абсолютно ненормально.

– Но я же тут не просто сижу. Я твой ассистент. Ты сам так говорил!

– А это было до или после того, как мы решили, что в обязанности ассистента входит уборка за животными?

– До, – поежилась Джоди. – И решил это ты один.

– Хм.

Дензил поднял сыр с пола и сунул себе в рот. Затем достал из кармана маленький треугольный кусочек другого сыра, тамширского, и положил его на место прежнего. Мыши посмотрели на угощение с явным интересом, но выходить по-прежнему не спешили.

– Цель, значит? – продолжал Дензил. – И недостающие страницы?

Джоди кивнула:

– Словно время остановилось. Взять, к примеру, эту весну. Неужели вся моя жизнь пройдет в таком же бездействии? Вот чем я занималась с конца зимы?

– Кроме того, что помогала мне?

Джоди снова кивнула.

– Сказать по правде, не помню. А что думает по этому поводу Нетти?

Джоди жила у своей тетки Нетти, хозяйки борделя на окраине города. Бедняжка испытала глубокое разочарование, когда племянница наотрез отказалась унаследовать семейную традицию и, подобно всем женщинам их рода, заняться «легким заработком».

«Некоторые мужчины души не чают в тощих, мальчишестых девицах», – увещевала она Джоди, но так и не смогла пробудить в той интерес к древнейшей профессии.

«И вовсе я не тощая, – утешала себя девушка. – Я просто стройная. Ну, может, худенькая. Но уж никак не тощая. Тощими бывают только кошки. Или дети».

Джоди ростом была не более пяти футов, коротко стригла свои светлые волосы и ходила в мешковатых штанах и рубашке, словно пацан из Трущоб – бедного района Бодбери, представляющего собой ряд прислонившихся друг к другу ветхих домишек над Старым Причалом.

– Нетти постоянно ворчит, что с меня толку не будет, – скривилась Джоди. – Ничего другого я от нее еще не слышала.

– Ладно, если ты спрашиваешь моего совета, я скажу так: выбрось все это из головы.

– И что делать? Потихоньку сходить с ума?

– Не обязательно. Ты могла бы помочь мне уломать этих твердолобых мышат приступить к испытаниям моей машины, прежде чем все мы умрем от старости.

– Вот так всегда, – пробубнила Джоди, вставая. – Даже чертовым грызунам уделяется больше внимания.

– Мания, – повторил Ноз, расправляя крылья и перебираясь со спинки кресла на сиденье.

– Топин говорит, – продолжала Джоди, прокладывая строчку из сырных крошек от мышиной клетки к летательному аппарату, – что мир – это книга, которую кто-то написал, а мы все – ее персонажи. Вот почему я упомянула об отсутствующих страницах. Кажется, кто-то действительно вырвал их.

– Топин! Бьюсь об заклад, он не различил бы ни одной оригинальной мысли, даже если бы она и забрела в его голову, – хмыкнул Дензил. – Что он может знать?

– Наверное, ты прав. К тому же кто стал бы выпускать книгу о наших жизнях? Она была бы слишком скучной.

– Я вовсе не считаю свою жизнь скучной, – возразил старик.

– Но у тебя же есть Цель.

– Точно. И я ставлю перед тобой твою – убеди мышей в том, что этот эксперимент послужит на благо человечества. Ну, и мышиного народа тоже, разумеется.

Убеждаемые моментально слопали весь положенный в клетку сыр, но не сделали и шага в направлении дверцы.

– Вот паразиты! – выругалась Джоди, запустила руку в клетку и вытащила зверьков наружу. Затем подошла к машине и посадила их в колеса.

– Я надеюсь, ты осознаешь, что это самое настоящее принуждение, – заметил Дензил.

Мыши между тем отчаянно замолотили лапками, и вращающиеся колеса привели в действие остальные части аппарата. Вскоре миниатюрный пропеллер повернулся, и вся конструкция медленно поползла по верстаку.

– Получилось! – закричал Дензил. – Бог мой, получилось!

Он взял машину со стола и поднял ее вверх. Пропеллер вращался уже с такой скоростью, что лопастей не было видно. Дензил улыбнулся Джоди, а попутай спорхнул с кресла и поспешно забрался на один из книжных шкафов. Наконец Дензил отпустил свое изобретение, и оно, двигаясь неровными толчками, пролетело почти половину чердака, пока вдруг не ушло в крутое пике.

Джоди кинулась вслед за аппаратом и успела поймать его прежде, чем он ударился о пол. Осторожно достав оттуда мышей, она принялась убаюкивать их, ласково приговаривая «тихо-тихо».

– Ты напугал их до смерти! – упрекнула она Дензила.

– Исключительно во имя науки.

– Это ничего не меняет – они ведь могли пораниться.

– Совершенно верно, – насупился Дензил. – Вот почему мне были нужны добровольцы. А наши подневольные мышки надулись, и их обиды хватило на то, чтобы утянуть машину вниз.

– Ты мелешь ерунду.

Но Дензил уже не слушал ее.

– О боже, – пробормотал он, взяв аппарат в руки. – Ты только посмотри. Зубья сломались.

Джоди вздохнула: нет, и это было не то, чем она хотела бы заняться сегодня. С утра тетка уже успела выставить ее из борделя за «кислую мину», и девушка немного побродила по Маркет-стрит, а затем на пляже в течение целого часа бросала камешки в волны и вот теперь не знала, как скоротать остаток дня.

Джоди вернула мышей в клетку и выглянула в окно: небо было еще серым, однако дождь уже прекратился, и Питер-стрит заманчиво поблескивала мокрой мостовой.

– Я пойду прогуляюсь, – объявила она.

– Возьми с собой Олли, ладно? Он досаждал мне все утро.

– Но он спит, – возразила Джоди, покосившись на обезьянку.

Дензил покачал головой:

– Я его насквозь вижу: это он отдыхает перед вечерним погромом. С ним мне не удастся продвинуться в работе ни на шаг. Измотай его так, чтобы он спал всю ночь как убитый.

Джоди надела жакет и сманила Олли с книжного шкафа. Макака сонно примостилась у нее на плече, обвив лапкой ее шею, а хвост намотав девушке на руку.

– Если ты найдешь страницы, которые я потеряла… – повернулась Джоди к Дензилу уже на пороге.

– Я немедленно вышлю их тебе, – заверил он ее.