Но Борис уже сейчас готовился к роли национального героя. За неимением многомиллионной телеаудитории он покровительственно объяснял свое торговое кредо мне:
      — Ты думаешь, кто мой клиент? Богатенькие буратины? Нет, большие люди не для меня. Мой товар покупают такие, ну вот как ты, например. Хочется им купить себе хоть что-нибудь, а в кармане лишь десятка. Что им остается? Только жвачка. Тут важен момент. Десятку потратить — пара пустяков. Вот она уже исчезла, и ты опечален. Но нет, здесь она, лежит еще пока в кармане, ждет. И вдруг ты замечаешь жвачку. Не по десять рублей, не по шесть, не по пять.
      Заметь, всего по три рубля. Пусть немного липкая, ерунда. Сладость остается, и карман не пустой. Взял ты себе жвачку и выбор оставил. Захочу еще куплю, не захочу — дальше пошлепаю. Тут психологию понимать надо.
      Но мне было не до психологии. Я все еще мучительно стеснялся своего присутствия на рынке, боялся встретить знакомых или соседей, отворачивался в сторону при первом же подозрении на знакомое лицо. Не мог я переломить себя в эпоху рыночной экономики. Если и следовало мне изучать психологию, то только свою собственную.
      Уф! Взглянув на Борькин ящик, я с чувством безмерного облегчения отметил, что кучка жевательных резинок заметно сократилась в объеме. Близок, близок час возвращения блудных конспектов! Я осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь не прикоснуться к груде поддельных «Левисов», над которыми высился гигант, ничем не уступающий ростом Арвидасу Сабонису. Последнюю жвачку по три пятьдесят ухватила губастая девица с лошадиной физиономией, а я готов был уже сам заплатить шесть рублей за две оставшиеся. Стояние на одном месте у всех на виду убивало меня. Я лучше буду сидеть целый день за компьютером, доводя до ума какую-нибудь программу, хотя фанатиком ночных или круглосуточных бдений меня тоже не назовешь.
      К неописуемому ужасу Борис выкопал в кармане еще один трехрублевый пластик.
      Да, конец мучений отодвигался. Спасение подоспело в лице мужика, окруженного многочисленным потомством. Он протянул скомканную десятку, и пока Борька искал рубль сдачи, подозрительно стал крутить жвачку в руках. То ли ему не нравилась слишком высокая цена, то ли липкие обертки (и неудивительно, иначе кто продал бы Борису эти пластики по два рубля за штуку).
      — Покажи-ка еще жвачку, — сказал закончивший осмотр отец семейства, намереваясь подловить нас на недоброкачественном товаре.
      — Больше нет, — буркнул Борька, невинно глядя в глаза недовольному клиенту. — Последние остались.
      — Знаем мы, какие последние, — заявил с апломбом его собеседник. Больше всего я боялся, что он сейчас вернет товар Борису.
      — Вот ваша десятка, — невозмутимо ответил Боря. — Давайте обратно жвачку.
      Но мужик, видимо, уже распределивший сэкономленные деньги на что-то иное, предпочел взять рубль и удалиться, раздав жвачку детям.
      — Все! — выдохнул Борька. — Домой!
      Уяснив, что мучения окончились и ничто не мешает нам удалиться восвояси, я вдруг забеспокоился:
      — А если жвачки и в самом деле испорчены?
      — Гляди, — крикнул Борька, вытащив из кармана два пластика совсем непотребного вида и, содрав с них обертки, сунул себе в рот. — Тебе, может, тоже охота?
      Чувствуя себя соучастником преступления, я получил пару жвачек, выглядящих еще более неприглядно, и бесстрашно сжевал их сам. Это в некотором роде облегчило мою вину — если уж быть наказанным, то двойной порцией. Посмотрев на меня внимательно, Борька зашептал так, чтоб не слышали остальные:
 
Если ты, упав в заботы,
Даже в пище не уверен,
Вспомни чудо голоданья
И не ешь ее совсем.
 
      И мы двинулись к выходу, слившись с плотной массой покупателей. Народ шел медленно, как на демонстрации. Под ногами хрустела бумага от мороженого, расползались шкурки от бананов по шестьдесят за штуку. А вокруг раскинулись торговые ряды. Джинсы «Carrera», «Wrangler», «Rifle», футболки с вышивкой «Chanel», «BOSS», «Benetton», изготовленные в Польше, бейсболки «USA-California», кроссовки «SIMOD» и «Reebock» китайского производства, спортивные костюмы «KAPPA» и «PUMA» из Гонконга, одежда «Second Hand», закупаемая на вес в Европе. Все известнейшие фирмы светились своими ярлыками на нашем рынке, но как-то ущербно, неполноценно, с кривыми строчками, разъезжающимися швами и законспирированными дырами. А рядом лежали турецкие и китайские брюки, куртки из Таиланда, пуховики. В общем, все, что только возможно купить по дешевке, было уже куплено и завезено сюда, чтобы прельщать глаз неразборчивого покупателя со средним достатком.
      «Не обманешь — не продашь.» А если Вас трудно обмануть? Если Вы в «фирменной» немецкой коробке обнаруживаете ярлычок «Made in China» и недовольно тянете:
      «У, это Китай?» Тут же слышится бодрый и уверенный голос: «Это не Китай, это сделано в Китае, а фирма настоящая, германская!»
      «Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи», — взывали валютные магазины. Хлопая по тощему рублевому кошельку, мне всегда хотелось добавить:
      «А уж дорогие нам тем более не по карману». В любом случае приходилось довольствоваться лишь предложенным ассортиментом. «На рынке будет все», заявляли маститые экономисты. И что же? Есть все? Какое там! Где фирменные хромные кассеты? Где настоящая французская парфюмерия? Где всеми хваленый «Nike»? Где товары высшего качества? На рынке таких нет по той простой причине, что ввозить их в массовом масштабе не выгодно, а накладно. Гораздо успешнее можно проворачивать дела, закупая дешевку и клятвенно заверяя лопухов, что именно в этом и выросла вся Америка.
      Да, великолепие западных супермаркетов оставалось пока только для элитных магазинов. Из образа жизни развитого капитализма до рынка добрался лишь навязчивый сервис, напрочь прогнав тупое безразличие продавцов государственной торговли. Но народу от этого не легче.
      — Какой это размер?
      — Ваш, девушка! Берите!
      — А сапоги итальянские?
      — Самые что ни на есть! Только вчера из Италии привезла. Дешевле нигде не найдете.
      — А хоть крепкие?
      — Да я точно такие же пять лет ношу. Как новенькие!
      Ну как тут девушке, с детства привыкшей к неизменным ценникам в универмагах, не поверить и не купить. Да и продавца понять надо. У него таких, как Вы, в день больше сотни. Неужели, задавая вопрос, Вы надеялись в ответ услышать:
      «Нет, девушка, не итальянские сапоги, а китайские. В грязь лучше не надевайте, а то подошва отвалится. А в соседнем ряду вторая с краю женщина продает точно такие же на двести рублей дешевле. Но вы все равно покупайте у меня»?
      Однако, бывает предел даже такому сервису. Вот через неделю девушка разыскивает услужливого продавца и предъявляет ему полуразвалившиеся сапоги.
      Что тут начинается! Продавец, брызгая слюной в лицо, орет, что ни девушки, ни сапог он до этого и в глаза не видел. Толпа одобрительно гудит. А со стороны уже несется дружная команда добрых молодцев, которые отработанными приемами резво и слаженно выталкивают за пределы рынка клиента, посмевшего вернуть товар.
      Мы тем временем протолкнулись почти к самому выходу. Осталось миновать старушек с цветами и наших конкурентов со жвачкой, а также вездесущих цыган.
      Бетонные ворота рынка остались за нашими спинами — мы на свободе!..
      …Три часа спустя, получив долгожданные конспекты, я нервно переступал с ноги на ногу в прохладном коридоре главного корпуса. Группа собиралась в аудитории за моей спиной на удивление дружно и без опозданий — деньги нужны всем. Но я готов был отложить получение стипендии даже на неделю — лишь бы только удалось наше с Борькой мероприятие.
      Борис уверенно подпирал стену с совершенно спокойным видом. А меня била внутренняя дрожь, и требовались неимоверные усилия, чтобы выглядеть, как обычно. Подходящий момент никак не наклевывался. Трудно сказать, какую гамму чувств я сейчас испытывал, представляя то вежливый отказ Маши и Лины, то благополучный исход. Я уже с трудом переживал затянувшееся представление.
      Возникало чувство призрачной надежды, что девушек не удастся застать вдвоем, которое сменялось тягостным и нудным ожиданием. Я настолько переволновался, что чуть было не исчез и поля боя. В этот момент Боря отклеился от стены и, толкнув меня в бок, ринулся в атаку.
      — Маша, Лина, — скромно, без обычных выкрутасов начал он. — Вы уже смотрели «Терминатора»?
      Девушки переглянулись и ответили:
      — Еще нет, пока.
      «Ну так как же?» — хотел спросить я, но простые слова застряли у меня в горле.
      Не получив моей должной поддержки, Борис свирепо взглянул на меня и продолжил:
      — А ведь у нас билеты продают. На самые лучшие места, однако.
      Последнее слово Борька нарочно исказил, копируя чукчу.
      — Хорошо, мы подумаем, — ответила Лина, и они быстро покинули аудиторию.
      — Только не забудьте, — добавил я вслед.
      Сердце бешено колотилось у меня в груди. Сегодня осуществилась моя первая попытка наладить контакт с прекрасным полом. С другой стороны, я находился в весьма выгодном положении. Если бы девушки отказались, то я оказывался на вторых ролях и вроде бы ничем не прокололся, так как приглашал Борис, а моя персона скромно стояла в стороне. Если бы Маша и Лина ответили согласием, то я смотрелся наравне с Борькой и уж проявил бы свои лучшие стороны. Так что, как ни крути, я был в выигрыше при любом исходе. Мне больше нравилась Лина кудрявенькая блондиночка с длинными волосами и удивительно бледной кожей лица.
      У Лины имелся лишь один существенный недостаток. Она жила в отдаленном районе новостроек. Я с тоской представил, как после последнего сеанса буду провожать ее домой, а потом целый час добираться обратно.
      Девушки, получившие стипендию, куда-то потерялись. Отхватив свои кровные одну тысячу пятьсот сорок четыре рубля, я вместе с Борисом бросился обшаривать первый этаж. Маша с Линой как в воду канули. Борис уже собирался плюнуть на затянувшиеся поиски, но я возражал. Когда еще представится такая возможность.
      Надо же начинать взаимоотношения с девушками. Тем более, что самая трудная половина дела уже позади.
      — Может, они в столовой, — жалобно тянул я.
      — Балбес, — Борька ласково постучал кулаком мне по лбу. — Сегодня воскресенье.
      Столовая не работает.
      — Может посмотрим, — не сдавался я, и мы отправились в столовую.
      Непостижимым образом она работала. То ли перенесли рабочий день на выходной в связи с годовщиной обретения суверинетета Россией. То ли она обслуживала абитуриентов, посещавших высокооплачиваемые подготовительные курсы. Тем не менее, двери столовой были открыты, а за одним из дальних столиков мы обнаружили наших беглянок. Пока я раздувался от гордости за свою догадливость и доказывал Борису, что без меня не видать бы нам девушек как своих ушей, Маша и Лина исчезли и из столовой. Но теперь мы вовсе не собирались упускать удачу.
      Уныние сменилось счастливой радостью, ибо они не отказали, не сбежали домой, а просто отправились пообедать.
      Мы без труда догнали Машу и Лину в конце коридора. Увидев их лица, я вдруг заподозрил неладное.
      — Так мы идем? — загадочно улыбнулся Борис.
      — Хорошо, — кивнула ему Лина. — Только втроем.
      «Маша не пойдет, — сообразил я. — Значит, Борька будет опекать Лину». Но в этот раз моя догадливость не справилась со своими должностными обязанностями.
      Маша улыбнулась и что-то зашептала, поглядывая в мою сторону. Борис за спинами девушек взглянул на меня и виновато развел руками. Такого ужасного варианта я не предусматривал, он просто не укладывался в моей голове. Если уж отказ, то совместный. Как и победа. А тут…
      … Мы с Борисом, не глядя друг на друга, попрощались и разбежались. Он с девушками в кино, а я в душный автобус в нелепой для лета аляске, бичуя себя уничижительными словами. Мне оставалось утешаться только пошлой пословицей «Первый блин комом» да словами Ди Снайдера «Отказ красотки никогда не должен служить поводом для расстройства». Да, плохо, плохо я изучал принцип гарантированного результата.
      День был безнадежно испорчен. Я даже не представлял, как буду учиться в одной группе с Машей и Линой, ежедневно ловя их презрительно-ехидные взгляды. Меня спасало только то, что сессия закончилась, и новая встреча с группой состоится только в октябре, не считая поездки на базу. И все же я был морально убит, безусловно и окончательно. Ну почему всегда везет Борису и не везет мне?
      Конечно, можно во всем обвинить неблагоприятные астрологические дни и сверхестественные силы, но я прекрасно понимал, что сам виноват в том, что никому нет дела до моей персоны. Только я сам, и никто более! В тот самый миг, когда Борис с девушками подходил к самому престижному кинотеатру в городе, я ввалился в свою пустую квартиру, думая, что наступил самый мерзкопакостный, самый худший день в моей жизни.
      В груди щемило, так щемило, неописуемо. Ну и пусть. Ну и хорошо. Пусть инфаркт, пусть летальный исход. Не надо будет учиться, работать, страдать, терять. Болело все сильнее. Волны боли пронизывали грудную клетку сверху донизу, иногда меняя направление. Ну зачем так? Почему мир устроен по-другому?
      Да, да, я знаю, что жизнь прекрасна и удивительна, только она не нужна мне, совсем не нужна. Ну почему вокруг пустота, почему? Я ведь ничем не хуже других! Почему я не достоин любви? Где она, любовь? Ведь есть же она? Есть! Но не для меня. Где та, что поймет меня с первого взгляда? Наверняка, она с кем-нибудь другим. Миллионы людей сейчас счастливы и довольны! А мне плевать на них. Не им, мне плохо, и никто не в силах помочь. Миллионы людей плачут и страдают, как я. И на них мне тоже плевать. Вот так-то! Почему я должен думать о них? Почему я не могу позаботиться о себе? Почему к другим бегают прекраснейшие девушки в мире и терпеливо ждут где-нибудь на лестничной площадке? Да я бы сам бегал, носил на руках, сочинял стихи и придумывал миллионы ласковых слов. Но нет! Не нужен! Не требуется!
      Я не мог так больше жить. Со всего размаху я вдарил головой о стену. Затем еще раз, еще, еще. Почему за другими готовы следовать хоть на край света? А за мной? Да, как же! Размечтался, одноглазый! Где та, кому интересны мои проблемы, моя душа? Кто заберет меня отсюда в иной, более прекрасный мир? Да кому ты нужен, козел.
      «Ну, ну, мальчик расстроился, — скажете Вы, — ничего, все образуется, придет время и…» Да мне плевать на Вас! Понятно? Плевать! И на советы Ваши тухлые тоже плевать. Миллионы девушек в этот момент напряженно смотрят на телефон, ждут звонка и мечтают о встрече. С кем? Да уж не со мной, понятное дело.
      Третий лишний. Это про меня. А, ладно, все равно жизнь кончена. Плевать!
      Плевать на все! Я не хочу ждать! Мне надо сейчас, понятно Вам, прямо сейчас, немедленно и самое лучшее. Что? Не заслужил? Не достоин? А другие достойны?
      Так что, мне уже пора вешаться? Не правда ли? К черту такую жизнь. Зачем она, если любви для твоей ничтожной персоны не было, нет и не предвидится? Остается просматривать красочные страницы западных каталогов и завистливо вздыхать. Да, это не сказка, это реальная жизнь, где нет места очаровательным ведьмочкам, которые горят желанием немедленно познакомиться с тобой и остаться рядом навсегда.
      «Ну, так сразу и ведьмочку! — скажете Вы. — Да у тебя в группе, наверняка, масса вполне привлекательных девушек!» Не спорю. Но у одних уже колечко на руке, за другими ежедневно заезжают друзья на автомобилях, а третьи лишь попросят списать практику или лабораторные, да упорхнут в кино с тем же Борькой (черт его дери). И чего мне от них ждать? Пригласительного билета на свадьбу с зарезервированным местом в дальнем конце стола, где выпивки еще хватает, но веселых тостов уже не слыхать.
      Боль по-хозяйски бродила где-то внутри. Я живо представил, как грудная клетка, распираемая болью, взрывается, разбрызгивая внутренности по стенам. Где? Где тот кирпич, что упадет с крыши и положит конец моему никчемному существованию.
      Пора бы уже. Пора!
      Из глаз потекли слезы. Мужчина не должен плакать, но если никто не видит, то немного можно. А если даже и видят, то что? Смотрите. Мне плевать и на тебя, и на тебя тоже, и вот на тебя (да, да, не оглядывайся, нечего оглядываться), на всех вас вместе взятых.
      Мягкая темнота вечера плавно перетекала в ночь, а я не находил себе места, кляня незавидную судьбу. Нет, я же не желал сказочную принцессу. Мне достаточно было обычной девушки, чтобы почувствовать привлекательность жизни.
      Но жизнь не хотела казаться прекрасной и удивительной. Приходилось принимать ее такой, как есть. Но требовалось срочно отвлечься. В очередной раз пожалев об отсутствии видео, я бесцельно обводил глазами комнату. Да, сейчас бы самое время вырубить свет и с головой уйти в мерцающий экран, где в сумеречных коридорах из таинственного тумана выползают склизкие мертвецы. Ужасы прекрасно прочищают мозги от ненужных переживаний. При каждом постороннем шорохе ты вздрагиваешь и ждешь, что вот сейчас проскребут по стене железные когти, и в комнату ввалится сам Фредди Крюгер. Да, тут уж не до несчастной любви. Но видео скрывалось в далеких перспективах.
      Свет включать не хотелось, поэтому книги тоже отпадали. Но мой блуждающий взгляд опустился с потолка на шкаф и замер. Пора было вводить в бой мою гвардию, каждого бойца из которой я знал, ценил и берег. Музыка сейчас — то, что надо! Я врубил звук погромче, так что на всю комнату зашуршал неистребимый фоновый шум в колонках. И в мою руку легли они — мои самые любимые мелодии, записанные на самых любимых кассетах.
      Тишина прогнал «Silent Circle» с ее непревзойденной «Stop the Rain in the Night». Когда-то слова из «Anywhere Tonight» увековечил их неведомый поклонник на институтской парте, и я полностью поддерживал его стремление оставить эти летучие фразы в памяти навсегда. Еще оставался год до того момента, когда группа переиздаст эту программу в новой обработке, и целых два до появления нового хита «Egyptian Eyes». Я, конечно же, не мог видеть будущее, да и не хотел, потому что в данный момент орал вместе с ними «Touch in the Night» или «Man is coming» из «Hide Away», которая мне нравилась больше всего. На смену «Безмолвному Кругу» пришла C.C.Catch и ее блистательные «Heaven and Hell», от которых тащился весь мир, правда, уже в довольно далеком прошлом. После нее в темноту квартиры возникла Sandra, исполнив полузабытые «In to a Secret Land» и «Midnight Man», а затем почти новую, берущую за душу «Jonny Wanna Live».
      Музыка обволакивала меня, прогоняла все плохое, смягчала потери и неудачи. Как лекарство, как живительный бальзам, она текла и пробиралась куда-то в неизведанные глубины, где еще недавно было все так плохо.
      Окончательно тоску разогнал запретный когда-то Dschinghis Khan, выдав «Hadschi Halef Omar», которую я мог слушать до бесконечности. И мне плевать было на заверения ушедших в прошлое идеологов о том, что «… данная группа разлагает моральный облик подрастающего поколения, воспевая факты, не соответствующие советской действительности, и принижая тем самым великие свершения советского народа, достигнутые им под руководством Коммунистической Партии». Душу грели голоса и музыка. А текст песен оставался за кадром, тем более, что в немецком я не понимал ни единого слова.
      После я немного погрустил вместе с «Valerie», но уже не о своем, а о несбыточном, и представил танцующую королеву моего сердца из «Night of the Night» снова в исполнении группы «Joy», которую я по молодости когда-то путал с «Modern Talking». В эти минуты магнитофон был моим единственным другом. Он один понимал меня и находился рядом, невзирая на позднее время суток, сгущавшиеся над городом тучи и неблагоприятную экономическую обстановку в стране. И я уже не варился в собственных проблемах, а слушал и слушал далекие и близкие голоса. В космические просторы меня уносили «Rockets» и «Silicon Dream». Но, оставив мужчин позади, появилась Dee D`Jackson, и я, позабыв про все, внимал приказам космической леди, бесстрашно идущей по космическому курсу во главе галактических сил спасения. Другая жизнь расстилалась передо мной, другие времена и пространства. И мои проблемы растворились в череде электронных звуков и многоголосья, через которое то и дело прорывался неугомонный робот, созданный, чтобы включить в свою сущность все связанное с понятием «Automatic Lover».
      Но окончательно я уплыл, когда в магнитофоне оказалась «Radiorama». Заевшая повседневность ушла. Остались только бой часов, клекот и щебетание неземных птиц и божественные переливы двух голосов, перекликавшихся в поисках друг друга.

Глава пятая
Ti Amo