И вот за этим асфальтом чернел травами, кустами и деревьями кусочек зелени, затенявший окна подъезда № 3. Решительно махнув рукой, я выскочил на всеобщее обозрение и бросился к этому укрытию, но сразу же развернулся. Из зарослей между четвертым и пятым подъездами ко мне потек черный туман. Пространство передо мной превратилось в огромную сцену, заполненную клубами дымящегося газа, словно сейчас должна выйти Алла Борисовна и спеть свой незабвенный шедевр про айсберг. Только вот черный цвет…
Не дожидаясь пока вражеское войско доберется до моих ног, я проскочил по бортику клумбы, изящно обогнул шиповник, продрался сквозь кусты напротив восьмого подъезда, пропоров об жесткий обломок ладонь, чуть не врезался в сложную конструкцию, предназначенную для выбивания ковров, и начал широкомасштабное отступление. Скорость нарастала с каждой секундой, а мой бег закончился только в дальнем углу двора среди скопища тополиных стволов. Черная погоня растворилась в ночи и безнадежно отстала, вероятно, сбившись с курса. Я растерял все свои достижения и стоял теперь гораздо дальше от цели, чем в начале черного часа. Неудача. Самая откровенная и потрясающая неудача.
Раненая ладонь неприятно покалывала. Толчки боли усилились и подбирались к локтю. В оба глаза залетели довольно крупные соринки. Заныли уставшие ноги.
Проснулась тупая боль в голове. Засвербило сердце и печень. Боль растекалась по телу. Сверлящее зудение возникло во вех без исключения зубах. Но понадобились ужасающие колики в почках, согнувшие меня, как столетнего старика, прежде чем я догадался, что снова попал в засаду. Мрачная темная глыба с горящими точками глаз обнаружилась сразу возле меня, когда глаза от боли полезли на лоб. Рост ее вряд ли превышал мой, но теперь, когда я не мог выпрямиться, она снисходительно посматривала на меня сверху вниз.
Более пристально рассматривать противника я был не в состоянии. Глаза слезились и никак не освобождались от инородных предметов. А пальцами хотелось залезть в рот и к черту выдернуть зубы, пригодные теперь только для того, чтобы стать источниками изнуряющей боли. Но самые непереносимые страдания доставляли почки. Я сполз на землю и принялся кататься по острым камням в надежде хоть как-то отвлечься от непередаваемой словами боли. Теперь я готов был заплатить любую цену и пожертвовать чем угодно, лишь бы только прекратились эти адские мучения. Темное пятно маячило где-то сверху, ускользая от моих невидящих глаз. Обезболивающего! Где обезболивающее? Обезболивающего, самого мощного, сюда и немедленно. Да вызовет, черт возьми, хоть кто-нибудь скорую помощь?
Секунда за секундой я начал пересиливать себя, стараясь думать о Лауре, о талисмане, о скором начале учебного года, о растущих ценах, о погоде, о все тех же видах на урожай, об американском президенте, о культе личности, об Альпах, о солнечной активности, об антиматерии, о матрицах и определителях, о курсе доллара, о Франции, о призах «Поля Чудес», о несостоявшейся поездке в Прибалтику, о Джейн Фонде, об олимпийских играх в Барселоне, о группе «Пинк Флойд», об испорченной клавише «си» первой октавы на старом школьном пианино, подаренном шефами к тридцатилетию школы, об… Нет! Я не мог забыться! Я не мог думать ни о чем! Черепушка совершенно не варила. И теперь я боялся только одного. Того, что все это будет продолжаться вечно, и никто никогда не вызволит меня из пронизывающих огненных волн.
Черная громада нависла надо мной и обрушилась. Я утонул, растворился в мягкой мгле, сотрясаясь от ужасающих приступов, а потом вдруг разглядел далекую мерцающую звезду. Чернота схлынула и растеклась мелкими струйками. Внутри сработала невидимая пружина, подбросившая меня и вытолкнувшая к стене пятиэтажки. Ноги самостоятельно вынесли мое ничего не соображающее тело за пределы двора. И вот тогда я понял, что боль отступила.
Ничего не болело! Вы даже представить себе не можете, какой подъем блаженного счастья охватил мое измученное сознание. Такое я испытывал разве что в совместном полете с королевой. Остались правда еще отголоски в правой почке, да пара-тройка зубов никак не желала окончательно успокоиться. Но это были пустяки по сравнению с мировой революцией. Словно Кавказский хребет свалился с плеч. Словно я вышел на свободу после двадцати лет заточения. Словно…
Впрочем, зачем тратить лишние слова, когда я был цел, невредим и по-прежнему здоров.
Что уничтожило врага? Кто бы объяснил! Возможно, импульсы, излучаемые моими нервными окончаниями, вошли в резонанс с волновой энергией призрака, что в свою очередь привело к преждевременному распаду… Нет, в эту минуту я меньше, чем когда-либо желал вычерчивать на доске диаграммы и формулы. Главное, я еще жив, хотя тщательно продуманная кампания завершилась безрезультатно.
Дислокация военного лагеря моей непобедимой и легендарной армии располагалась на территории чужого двора. Сама армия, состоящая из одного человека (лично меня), успешно продвигалась по нейтральным землям, не неся никаких потерь. В голове протекало заседание Генштаба, разрабатывающего план нового наступления.
Идти по второму кругу не хотелось, и поэтому я выбрал спираль — символ развития всего человечества. Несмотря на громкие слова, это означало лишь то, что я описал круг более широкого радиуса и замер, притаившись за стеной железного гаража в правом углу двора, приготовившись совершить вылазку с другой стороны.
Влажное железо блаженно холодило мою разгоряченную щеку. Запас смелости кончился. Я чувствовал себя тростником, который гнулся и гнулся, увиливая от порывов бури, а потом вдруг не успел и сломался. Я решил чуть-чуть потянуть время и еще немного отдохнуть перед вторым наступлением. Секунды черного часа таяли, не желая остановиться и поразмышлять о смысле жизни. Значит, пора делать еще один нелегкий первый шаг.
И я его сделал. Правда, немного в сторону. И, как оказалось, назад. Собственно говоря, я «…отклонился в северо-западном направлении». Так, успокаивая себя фразами «кратковременная потеря курса» и «вынужденные обходные маневры», я добрался до угла. Нет, не собственного дома, а ближайшей пятиэтажки, что никоим образом не приблизило меня к цели. Памятуя, как хорошо и спокойно мне было в ракете, я цеплялся ладонью за шероховатую стену и шел вдоль нее, теряя уже и без того изрядно сократившееся время.
Наконец, заглотнув побольше воздуха и надув щеки, я решил оторваться от оплота цивилизации и, споткнувшись, угодил в лоно природы в лице невысоких кустов, чуть не выткнув себе глаза. Черный сгусток взметнулся из-под ног, вырос, окутал меня с ног до головы, поглотив самые малые участки света. Я как будто очутился в черной яме.
Как только подобное сравнение посетило мою голову, земля эмигрировала из под кроссовок, словно показывая, что вряд ли ей отыщется альтернатива. Как и следовало ожидать, я ухнул вниз, набирая ужасающую скорость. Свистел рассекаемый воздух, а может и сквозняк в мозгу, все мысли из которого вырвались и остались где-то наверху. Полет ошеломлял своей стремительностью.
Вернее даже не полет, а нескончаемое падение. И более всего пугала неопределенность.
Выпав с девятого этажа, человек только успевает подумать «Вот черт, сейчас размажусь по асфальту!» И планы тут же воплощаются в жизнь. Покинув этот мир и узрев адские ворота, человек, вспомнив про символический котел, обнаруживает, что уже сидит по уши в вонючем кипятке. Но он хотя бы в курсе, через сколько тысяч лет его прошение попадет под амнистию, а он сам займет вполне сносную камеру предварительного заключения в чистилище. Я же не знал ничего.
Вокруг простиралась только беспросветная тьма. Я мчался уже со скоростью «Красной Стрелы» и вскоре намеревался достигнуть уровня межпланетного корабля.
Голова кружилась, но не от успехов, а от всеобъемлющего ужаса, крутящегося где-то внутри мозга. Не в силах справиться с ним, я замахал руками, стараясь отогнать дикий страх, и… задел стенку ямы, холодную, похожую на сырую глину.
В тот же момент падение прекратилось, словно кто-то резко нажал на клавишу «Пауза». Мгла рассосалась за секунду, и я вновь увидел знакомый с детства пейзаж. Перед глазами все плыло и качалось, но враг исчез. Куда? Да бог его знает! А мы будем считать, что победа в очередной раз выпала на нашу долю.
Расслабившись, я важно зашагал вперед, шатаясь, как бравый моряк при сильной качке. Блаженство продолжалось до той поры, пока я не обнаружил, что иду по совершенно открытому пространству, напрочь позабыл все меры предосторожности.
Молниеносным прыжком я укрылся за стволом одиночного дерева. Два низкорослых куста прятали лишь мои ноги и более ничем не могли помочь мне. Оставалось уповать на то, что призраки отвечали только за отведенный каждому район, а я еще не пересек границу соседнего участка.
Короткая пробежка привела меня к шелестящему клубу следующего куста. И здесь врагов не обнаружилось, что немало ободрило и придало сил для затяжного рывка.
Теперь я надежно замаскировался в сплетении зеленых насаждений. Фронт прикрывал белый кубик компрессорной. Чем увереннее я себя чувствовал, тем скоротечнее были мои недолгие остановки. Скользнув по стене, я упал в траву, встретившую меня промозглой сыростью, и принялся строить планы, выискивая грядущие позиции.
А позиций было всего ничего. В любом месте маршрута меня могли засечь, окружить, нейтрализовать и уничтожить.
Эйфория по поводу преодоления третьей засады рассеялась окончательно, и все же я не мог не похвалить себя за то, что вырвался. Как часто мы виним в собственных бедах суровую жизнь, перестройку, правительство, все прогрессивное человечество, непрогрессивное тоже и даже свою горячо любимую персону, а надо то только взять, да пошевелить рукой. Не зацикливаться в себе, не проклинать других, не размышлять о том, как нам обустроить Россию, не штурмовать заоблачные высоты, а поставить реальную цель и протянуть к ней руку. Вот не взмахни я немеющими от безысходности пальцами, так и летел бы сейчас, летел бы до бесконечности, до самого края времени.
Еще раз порадовавшись за себя, я вскочил, ускорился и стилем спортивной ходьбы двинулся ломаной, постепенно приближающей меня к дому. Справа остались камни, на которых мы с Лаурой переживали призрачное наводнение. Мелькнула выбивалка — родная сестра той, с противоположного края двора, а на ее деревянных проломленных перекладинах сидел… черный призрак.
Это был очень маленький призрак: ростом с локоть. Он напоминал сына полка, ловко выведывающего расстановку вражеских сил. Оранжевые глазки прямо вонзились в меня, но сам призрак и не пошевелился. Он не вопил, не размахивал флажками, не сигналил собратьям по разуму какими-то другими способами, а просто неподвижно замер, уставившись на меня, как собачонка. Собачонка тихая, но размышляющая про себя: «Захочу — укушу. А вот захочу — и не укушу.»
Впрочем бросаться и кусать черная собачонка не торопилась. Она терпеливо ждала моих активных действий, но я решил обойти ее стороной и не нарываться на нежелательные последствия.
И вот, перебравшись через дорогу, я стоял меж стволов двойного дерева. Дальше плескалось море травы, к сожалению доходившей только до щиколоток. Я прижался к прохладной, черной в ночи, коре и напряженно посматривал вперед. Все, дальше не пройти. Открытое пространство лишало возможности маневрировать. Я уже хорошо ориентировался во тьме, расплескавшейся по окрестностям. Воздух не пропитался мраком целиком, поблескивала в нем какая-то неуловимая частичка, позволявшая сохраниться прозрачности. На ее фоне мрачно чернели силуэты далеких кустов, стоек для сушки белья, едва различимых скамеек. Только дом продолжал отливать каким-то странным светом.
Маршрут оказался еще более неудачным, чем первый. Подъезд так и остался недосягаемым. Казалось, я зря покинул заросшую клумбу. В несбывшихся мечтах я отчетливо видел, как вырываюсь из ее пределов, в два шага преодолеваю дорогу и огромными прыжками добираюсь до синей дверцы, ловко виляя меж кустов у самых стен. Как просто и как легко! Скорость — и ни один призрак не успел бы даже коснуться меня. Но благоприятные позиции остались далеко в прошлом и несвершившемся. Впрочем и сейчас реально предпринять попытку прорваться, взяв за ориентир могучую колонну одинокого ствола, за которым трава резко прибавляла в росте, и спрятаться в ней не составляло особого труда.
В отчаянии я ринулся в лихую чапаевскую атаку и понесся с максимальным ускорением к заветной двери. В ту же секунду из под «колонны», из тьмы полумертвого куста, из мокрой и мрачной травы вверх взвился знакомый черный туман. При ближнем рассмотрении он казался мягким и пушистым. Края его излучали серовато-белое сияние, как у облака, за которым пряталась Луна. Он клубился, переливался с места на место и наступал с ужасающей быстротой, стремясь обхватить меня кольцом. Но я уже отступал. Быстрее, чем когда-либо в жизни, мои ноги помчались по холодной сырой траве. В кроссовках хлюпало, а джинсы промокли чуть ли не до колен и противно касались ног своей тяжелой тканью, словно меня облепили бородавчатые тела жаб. Я прошелся по красивой гиперболе, уходящей в темную рощицу между детским садом и боковой пятиэтажкой, разместившейся неподалеку и никак не решающейся залезть торцом в пределы моего двора. В общем, пришлось совершить все возможное и невозможное, чтобы потусторонние ледяные щупальца не схватили меня, лишив спасительной энергии.
Глава двадцать девятая
Take Me (2)
I can't wait for you to put your hands on me
Ноги чуть не перенесли меня через дорогу в плотный лесок за «Искрой», но вовремя тормознули. Во-первых, в голове сидела мыслишка о том, что не следует отрываться от цивилизации и прятаться в местах, где пришельцы могут оказаться в десятки раз сильнее и увереннее. Во-вторых, импульсивно дернувшись назад голова не углядела никакого преследования. Вероятно, оставшихся сил противника было недостаточно для грандиозной погони, а хватало лишь на то, чтобы контролировать район моих вылазок. В-третьих, черный талисман вот-вот уже собирался родиться, а я, как ни крути, обязан был ему помешать.
Несколько минут спустя я, касаясь рукой стены, пробирался к цели с третьего угла двора. Зеленые насаждения здесь начинались почти от самой двери бокового пожарного выхода все той же поликлиники. В связи с крайне неутешительным состоянием дел нельзя было терять такую хитрую возможность, как пробиться к желаемому самым кратчайшим путем. Невысокие деревья все же имели достаточно листвы, образовав непроницаемый шатер сверху, а кусты охраняли от посторонних взглядов, протянувшись между мной и изгородью, роль которой выполняла толстая труба, покоящаяся на опорах из своих подружек. Под ногами шуршали то ли прошлогодние, то ли свежевыпавшие листья. Дом отбрасывал мрачную тень, и мне чудилось, что я иду по мертвому лесу из страшной сказки. Крошечный отдых не повредил бы, поэтому я остановился у самых стен зеленой крепости и стал думать.
Если между вторым и третьим подъездами имелись приличные заросли, вполне пригодные для безопасного укрытия, то газон, раскинувшийся передо мной, такими достоинствами пока не обладал. Одиночные кустики, изредка накиданные по асфальту, словно посадили только вчера. Нехоженая трава конечно вымахала неплохо, но все же недостаточно для того, чтобы незримо проползти под ее прикрытием. А деревца выстроились так, что любой, проникший на их территорию, был виден отовсюду. Переться напролом выглядело крайне неразумным делом. Ведь если призраки устроили такие серьезные засады по окраинам, то у самой цели меня несомненно поджидали жесткие клещи. Настораживало также, что в «мертвом лесу» не оказалось ни одного призрака. А что значили слова «пересечь двор»?
Можно ли пересечь двор, прокравшись вдоль самых стен? Вряд ли. Может проход никем не охраняется, потому что главное условие в таком случае отсутствовало.
Ну, и что мне теперь делать?
Мой взгляд перелетел через широкую полосу асфальта и поймал мощную группу сплотившихся кустов по ту сторону. Воровато зыркнув по окрестностям, я покинул зеленый шатер и устремился к ним во всю прыть. В какую-то долю секунды мне показалось, что кто-то подсматривает за моими действиями, но тело уже ввинчивалось в темноту, раздвигая упругие ветви. Перебежка закончилась без всяческого постороннего вмешательства, но я не стал медлить на всякий случай и переполз туда, где было листьев погуще и к подъезду поближе.
С юридической точки зрения я теперь выполнял все условия договора. Кусты находились явно не у стен, и я брался утверждать, что их расположение приблизительно прилегало к области, которую можно с натяжками охарактеризовать как «средний пояс двора и относящиеся к нему территории». Следовательно, двор я все же пересекал. От таких слов сразу же стало веселее, хотя напряжение никуда не делось. С каждой секундой я все более убеждался в собственной правоте. В конце концов, путешествовать вокруг света можно не только по экватору, но и вблизи полюсов. Значит я мог с полным правом продолжить свой путь, отметившись в нужном месте так, что и комар носа не подточит.
Как заправский десантник, я перекатился к следующему кусту, попутно обнаружив, что кувыркаться по жесткой земле вовсе не так эффектно и интересно, как это выглядит в западных боевиках. Пышностью он похвалиться не мог, значит задерживаться здесь крайне рискованно. Но я и не собирался останавливаться, так как внутренний подъем пробудил во мне жажду действий, и теперь она распирала мое тело. Словно тигр, я выскочил из кустов, пружинисто оттолкнулся от твердой поверхности дороги и ухнул в самую середину заросшего пространства между вторым и третьим подъездами, собрав всю сконденсировавшуюся на листьях влагу.
И тут же я наткнулся на Него. Черный сгусток головы на две с половиной повыше меня безмолвно встретил своими злыми оранжевыми зрачками мое появление. Он тут же раздался в объеме, не давая возможности увильнуть в сторону. Облако мрака медленно вздыбилось и нахлынуло на меня. Ноги оцепенели от ужаса и неожиданности, сознание на секунду помутилось, глаза перестали видеть, облепленные темнотой, но почти сразу же я почувствовал себя нормально.
Исчезли запахи, померкли едва различимые краски, улетучились неприятные и иные рассуждения. В голове стало пусто и спокойно. С очередным выдохом меня покинули всяческие проблемы и неурядицы. Я медленно озирался по сторонам, презрительно поджав губы и сощурив глаза. Теперь меня не волновали никто и ничто. Все было как положено. Все было нормально.
Мое состояние легко можно представить, вникнув в суть этого слова. Нормально — не хорошо и не плохо, не темно и не ярко, не высоко и не низко. В общем, нормально. «Как дела?» — кричат нам при встрече. «Нормально,» - отвечаем мы, пресекая дополнительные вопросы «А почему хорошо?» или «Из-за чего плохо?» Зачем ненужные объяснения, все равно у людей нет ни времени, ни желания вникать и понимать. «Как себя чувствуешь?» Вот ведь вопросец! «А нормально!» Так то вам! Скажешь «хорошо», а в ответ поток зависти: «Живут же люди. Ну ничего, посмотрим, как будет завтра. Не одним же нам страдать.» А на ответ «плохо» люди с удовлетворением подумают: «Вот и хорошо…» И только на «нормально» довесить нечего, приходится кивать и разбегаться дальше.
«Нормально», как ноль — особая личность в бесконечном мире положительных и отрицательных чисел. В математике нельзя делить на ноль, а в жизни невозможно ничего сделать, находясь в «нормальном состоянии», поскольку любое осознанное действие предполагает положительные или отрицательные эмоции. «Нормально» значит лишь «никак», «неопределенно» и «безразлично». Последнее относилось именно ко мне.
Мои глаза не видели ничего, кроме грязно-серого неба над головой и бескрайней черной жижи до самого горизонта. Она чавкала под ногами, словно жила особой, понятной только ей жизнью. Я не знаю, сколько простоял там. Может минуту, а может быть вечность. Впрочем, меня это не интересовало. А почему бы мне и не стоять посреди этого болота? Ответьте-ка мне.
В этот миг я узнал сокровенный смысл существования — никогда никому ничем не быть обязанным, чтобы никто никогда ничего мне не должен был отдавать или просить. Я не зависел ни от кого. И никто не зависел от меня. Я парил на крыльях свободы. Хотя со стороны могло показаться, что я попросту завяз в жидкой грязи. Ну и что? Какое мне дело до вас всех вместе взятых? Хочу — и буду здесь стоять, а нет — так уйду куда-нибудь. Но скорее всего останусь, потому что и здесь хорошо, вернее нормально. И сердце прекратило бессмысленно стучать, остановившись и утонув в безразличии. А маска упала с лица, превратившись в обычную деревяшку.
Мой плавно текущий взор наткнулся внезапно на несколько крохотных фигурок. Тут же глаза словно вырвались из своих гнезд и со страшной скоростью понеслись к незванным пришельцам, оставив тело покоиться в жирной черной грязи. Вскоре я уже мог пересчитать их — одна, две, три, четыре. Таинственные силуэты неумолимо приближались, приобретая до ужаса знакомые черты. Далекое сердце дало пробный удар, не сумев сдержаться от изумления. То были не мама с папой, не друзья-приятели и даже не Лаура с Ыккщщером. По колено в грязной каше стояли Чип и Дейл, а чуть поодаль Гайка и Рокки. Рядом с ними, чудом удерживаясь на поверхности примостился почти неприметный Вжик. Спасатели с грустным видом смотрели на невысокий бугорок, где на серой каменной плите темнели высеченные буквы, образуя мои имя и фамилию. Ниже значились цифры, из которых я заключил, что жизнь моя оборвется в текущем году. Может она и оборвалась уже, не поставив меня в известность о случившемся. Впрочем, какая разница? Вы помните, что у меня все нормально (а может и не помните, мне что за дело).
Сердце вновь затихло, а глаза продолжали надменно взирать сверху за происходящим. Спасатели погрустнели еще больше, а Гаечка, кажется, даже смахнула слезинку. Судя по всему, они чуть-чуть припозднились и теперь жалели об этом. Мимо пронеслись обрывки воспоминаний о том, как я мечтал когда-то занять место в их рядах. Я мысленно усмехнулся, вспоминая каким дурнем был еще совсем недавно. Им не дано понять, насколько полезна полная оторванность от мира и отсутствие впечатлений. На белом листе бумаги можно написать великие слова, а можно накарябать и бессмысленные почеркушки. Но правильнее всего — оставить лист чистым. В этом — истина!
Пока мой мозг в благодатной пустоте упивался собственной значимостью, краешком глаза я отметил, что болото вовсе не заснуло, как могло показаться с первого взгляда. Оно тихо, но неустанно затягивало спасателей в свое нутро. С каждой секундой спасатели незаметно погружались все глубже в мерзкую жижу, а бедняга Вжик вообще влип до пояса. Я понял, что еще немного, и им уже никогда не выбраться из всепоглощающего безразмерного существа, прикинувшегося ничем не примечательным болотом. А что я смогу сделать? Ведь ноги, руки и голова остались за горизонтом, а может и потонули уже безвозвратно. Словно в ответ сердце тревожно застучало, тело вздрогнуло и рванулось прочь. И сразу же черное болото с всхлипом осело и испарилось, прихватив заодно и грязное небо.
Я очнулся. Никаких спасателей, конечно же, рядом со мной не оказалось. Зато вокруг обнаружились знакомые деревья, кусты и темные окна первого этажа. А по траве стелились мелкие обрывки и клочки черного тумана. Безразличие схлынуло, а на образовавшуюся пустоту накатила безудержная волна ликования. Я выиграл, я перетерпел превосходящего в силе противника, я одержал значительную победу, преодолев еще одну ступеньку на пути к вершине.
В порыве восторга я чуть не своротил скамейку и вместо того, чтобы открыть дверь, рухнул в кусты следующего квадрата. Восторг унесся прочь. На смену ему пришла нервная дрожь. Дурак! Потерял самообладание. Кто мог гарантировать, что здесь на меня не обрушится воин еще сильнее, еще могущественнее предшественников. Но ничего не изменилось, не донеслось посторонних звуков, только обычные ночные шорохи не давали воцариться абсолютной тишине.
И я решился на последнюю передышку перед встречей с черным талисманом. Может засада таилась неподалеку, может она уже заметила меня и готовилась к бою.
Плевать, я вытребовал право на очередной маленький отдых перед решающей схваткой. Тем более, что подумать не мешало, так как Лаура не выдала никаких рекомендаций по борьбе против черного талисмана. Но я не знал, о чем именно нужно думать, и поэтому, как обычно, погрузился в себя и свой мир.
Да, у меня был свой мир. Мир, куда я не пускал и не пущу никого и никогда. Я боялся заглянуть в чужие миры, очень боялся и не позволял приоткрыться своему.
За огромным железным замком мир мой хирел, плесневел и медленно умирал. Но такой вариант все же лучше, чем двери нараспашку, когда кто-нибудь посторонний не упустит возможности дыхнуть туда ледяным холодом равнодушия. Или, еще хуже, воровато оглянувшись, плюнет туда и, выбрав самое больное место, для пробы кольнет иголочкой, а потом схватит орудие помощнее и начнет палить, кромсать, резать с чувством собственного превосходства.
Поэтому я и боялся чужих миров. Я боялся не понять, боялся уколоть ненароком, боялся тяжелой ответственности, которая неизбежно наступает, когда перед тобой открывают двери. Боялся, боюсь, да и придет ли когда-нибудь тот момент, после которого страх исчезнет. «Мы в ответе за тех, кого приручили» — все-таки очень великие слова, вместившие в себя неописуемо много. А я не хотел отвечать! Или хотел? Но не так, а по-другому. А по-другому не выходило… В общем, я уже сам запутался в своих закрученных бессмысленными спиралям рассуждениях и снова остался один на один со своим чудом спасенным миром. Именно спасенным, потому что черные воины нападали не на меня. Призрак ничего не может сделать с физическим телом. Они атаковали мой мир, стремились разрушить мою душу и чуть было не преуспели в этом. Еще немного, и я превратился бы в «зомби». К счастью мое противостояние черным силам завершилось в пользу человечества. Мой мозг не умер, руки-ноги шевелились, сердце стучало, во рту сохранялся кислотно-щелочной баланс. Мне бы жить, да радоваться, только вот камнем висел над душой черный талисман.
Кстати, о нем! Может он уже объявился в моей квартире, а сейчас набирал силу и поджидал меня для последнего боя. Может я уже просрочил все мыслимые и немыслимые резервы времени! Значит, пора заканчивать перерыв и в путь, на четвертый этаж.
Я повертел головой по сторонам, чутко прислушиваясь к шорохам за спиной, а затем резким броском финишировал на крыльце. И когда дверь приглушенно захлопнулась за моей спиной, я погрузился в совсем иную атмосферу. В замкнутом подъезде меня встретил мягкий, согревающий уют. Темнота, сырость, неприятный холодок, странные запахи, ночные звуки остались там, за стенами. А я уже был здесь, почти у себя дома. Звуков конечно не доставало, а запах имелся. Особый запах. Каждая заселенная квартира на белом свете хранит в себе свой, неповторимый запах. У кого-то вечно пахнет жареной рыбой, у других — нафталином, третьи находятся в постоянном ремонте, и воздушные потоки разносят запах свежей краски по всем соседям. Запахи неистребимы и многообразны. Они впитываются в стены и мебель. Хозяева быстро привыкают к своим ароматам, а вот гости частенько падают в обморок от непривычных воздействий на свое обоняние.
Подъезды в этом деле не исключение. Они выступают в роли того самого стаканчика, где смешивают коктейли из безопасных ингредиентов, превращающихся порой в острую взрывную смесь. Но мне нравился запах моего подъезда, и сейчас он снова выступил в роли успокаивающей палочки-выручалочки. Самым непостижимым образом в подъезде горел свет, совершенно не наблюдаемый снаружи. Матовые плафоны, озарявшие лестничные пролеты, разогнали тьму. Черных теней и сгустков так же не обнаружилось. Без всяких приключений я добрался до четвертого этажа, открыл дверь и, не снимая промокших кроссовок, зашел в гостиную.
В этот момент, совсем как в кино, когда отведенный метраж пленки подходит к концу и из сценария выкидываются все не относящиеся к главной линии сюжета события, по стенам запрыгали бледно-желтые блики. Моя рука замерла на полпути к выключателю. Это не могли быть лучи далеких фар или отблески фонарика с балкона соседнего дома. Причудливой формы плоские фигуры перебегали с одного угла в другой, причем каждая в своем направлении. По краям желтых пятен разгорались оранжевые искорки, превратившиеся затем в темно-красные ободки.
Странное беловатое свечение возникало в различных местах комнаты: то над креслом, то у балкона, то в стеклянных глубинах серванта. Световые аномалии бесились и кувыркались повсюду, но нигде не виднелось моей тени: ни на полу, ни на стенах, ни на потолке. Я замер, боясь шевельнуться и уж тем более прикоснуться хоть к одному из солнечных зайчиков, пришедших от неведомого потустороннего Солнца. Невероятным образом я угодил в тот самый миг, в мгновение, когда родился страшный черный талисман.
Движение бликов ускорилось, на стенах замелькали радужные линии, словно перед невидимой лампой быстро раскручивался многогранный бриллиант. Что-то прошуршало, подобно песку, захваченному в объятия смерча, и над моим многострадальным столом заклубилось серебристо-черное облако. Я было подумал, что призраки устроили очередную засаду, но желтые с красным отливом пятна, кружившиеся в сумасшедшем танце, как-то не вязались с предсказуемыми уже черными воинами.
Миг, и воздушное серебро разлетелось. Несколько холодных капель стукнуло меня по лицу, и я импульсивно дернулся. А над столом висел черный кристалл. Темнота вокруг него казалась теперь обычными серыми сумерками. Появившееся создание вряд ли сопоставлялось с классическим определением кристалла. Но как назвать многогранник, каждая сторона которого является черной дырой, уводящей в беспросветные бескрайние провалы. По счастью, кристалл был не так уж велик, чуть больше моей головы, иначе я просто грохнулся бы без чувств от того неназываемого, не имеющего имени ощущения, вылетавшего из черных пространств потусторонья. Но и таких габаритов хватило, чтобы намертво приковать мой взор и заставить его следовать по бесконечному маршруту вглубь мрачных отверстий.
Не оставалось ни малейших сомнений, что черный талисман все-таки явился в мой мир.
