Считаем необходимым информировать также о том, что американская пропаганда продолжает утверждать, что Советским Союзом подписан перед войной предательский пакт Молотова-Риббентропа о ненападении, который позволил Гитлеру легко расправиться с соседними странами. В связи с этим ставится вопрос о прекращении экономических и торговых отношений с СССР. Наиболее реакционные круги США открыто оправдывают нападение гитлеровской Германии на нашу страну и надеются, что немцы и русские обескровят в этой войне друг друга, а США и Англия установят в СССР и Германии послушные им режимы. Кроме того, добытые нами материалы свидетельствуют о том, что руководители США и Великобритании ведут тайные переговоры об оказании помощи Советскому Союзу военной техникой, которая пригодна лишь для оборонительных действий.
      Максим".
      Меркулов отреагировал незамедлительно:
      "Прошу подготовить записку в МИД с сообщением о намерениях Соединенных Штатов и Великобритании оказать нам военно-техническую помощь".
      Прочитав резолюцию, Фитин бросил взгляд на настенный календарь: на нем были жирно обведены красным карандашом цифры 20.00. Вспомнив, что на этот час Абакумов назначил оперативное совещание, он взглянул на старинные часы на стене. Заседание начиналось через шесть минут. Фитин устремился к сейфу, взял из него нужные документы и вышел из кабинета.
      Вернулся в кабинет он далеко за полночь, и вызвал Яцкова и Квасникова. Оба были на месте, так как во времена Сталина сотрудники ведомства на Лубянке заканчивали рабочий день не раньше трех часов ночи.
      После нескольких слов по поводу совещания, которое только что состоялось у Абакумова, Фитин продолжил жестким тоном:
      - Мне были высказаны серьезные упреки по поводу работы наших резидентур за рубежом. А именно в отношении сбора важной информации оборонного характера. Мы ведем войну. Советские люди гибнут из-за недостатка военного снаряжения...
      Яцков и Квасников обменялись взглядами. Это не ускользнуло от внимания генерала, который продолжал:
      - Да, Советский Союз не был готов к войне. Мы должны это честно признать. Но сейчас я не буду говорить о виновных. Не об этом сейчас речь. Следует сказать, что для нас нет сейчас задачи более срочной, чем добывание военной информации и развертывание широкомасштабных операций по проникновению на военные объекты и в научно-исследовательские учреждения, в которых разрабатываются и создаются новые образцы военной техники. В самую первую очередь мы должны сконцентрировать наши усилия на новых видах вооружений. Вспомните, что говорил в Америке по этому поводу руководитель УСС1. Что в настоящее время война идет не только на полях сражений, но и на других фронтах. Именно так же думает и мистер Черчилль. Но, очевидно, ваш уважаемый коллега Вадим не слыхал этого, хотя сидит от него на расстоянии человеческого голоса. Вот уже два месяца или даже больше, как мы не получаем никакой информации от Горского. Он послал нам отчет о заседании Комиссии по урану и считает, что больше у него никаких забот нет.
      Фитин оставил свой язвительный тон и продолжил:
      - Вчера мы получили шифродонесение генерала Склярова о том, что военная разведка завербовала в Лондоне ученого-атомщика самого высокого уровня. Я взбешен оттого, что это сделали не мы. Ученый несколько дней крутился вокруг советского посольства и хотел по своей инициативе предложить Советскому Союзу свои услуги. Надо полагать, наши ребята спали там беспробудным сном. Абакумов пообещал поставить о нем в известность Лаврентия Павловича, с тем чтобы узнать, не передадут ли военные нам этого источника.
      Фитин сделал паузу, повернулся к Квасникову и произнес:
      - Подготовьте в Лондон шифротелеграмму с указанием Горскому на его оплошность. Проинформируйте его о возможной передаче агента Чарльза на связь нашей резидентуре. Попросите переговорить с генералом Скляровым, пусть он объяснит тому, что не нужно доводить дело до такого состояния, чтобы потребовалось вмешательство Берия.
      - Хорошо, - согласился Квасников. - Но есть ли хоть какой-то шанс, что военная разведка позволит нам забрать себе такого ценного источника?
      - Если Берия будет вынужден вмешаться, для них это кончится очень плохо. Он может сломать хребет любому, и вы это хорошо знаете. Он один отвечает за создание атомной бомбы. И этим все сказано!
      Случилось так, что новый агент Чарльз, которым был, как мы далее выясним, Клаус Фукс, оставался на связи с резидентурой ГРУ до конца 1943 года, когда он выехал из Великобритании в Соединенные Штаты. И только после этого его дело передали в разведку НКВД. В дальнейшем, в феврале 1944 года, в Нью-Йорке с ним установил связь агент Раймонд (американец Гарри Голд) и оговорил условия продолжения встреч. На следующей встрече Фукс передал сведения о строительстве завода по разделению изотопов в местечке Окридж (штат Теннесси), который должен был производить обогащенный уран для производства бомбы. Фукс хорошо знал это дело еще с того времени, когда ему поручили произвести расчеты процесса газовой диффузии. Будучи протеже Пайерлса, он имел доступ к большому количеству другой информации, которую он также не преминул передать. Получив эту информацию, Раймонд немедленно вручил ее оперативному работнику, у которого он был на связи, для срочного направления ее в Центр1.
      Излив свой гнев по поводу несостоявшейся вербовки Фукса, Фитин все еще недовольным тоном приступил к обсуждению другого вопроса. Он хотел знать, почему уже давно ничего не слышал о письмах оперативного сотрудника Твена, то есть Семена Семенова. Последний отправил в Центр два письма, но Фитину доложили только второе. Квасников и Яцков утверждали, что ничего не знали об этом письме, после чего Фитин распорядился, чтобы ему представляли на ознакомление всю оперативную почту сотрудников зарубежных резидентур. Затем он протянул Квасникову второе письмо Твена:
      "Дорогие товарищи! Пользуюсь случаем, чтобы направить вам второе письмо с просьбой о моей замене. При этом прошу вас не рассматривать мою просьбу как признак трусости или желание поскорее уехать отсюда, так как в моих действиях нет ни того, ни другого. Проблема в том, что мне здесь будет трудно работать. За мной ведется слежка, что может повлечь большие неприятности не только для меня, но и для тех, с кем я работаю.
      Естественно, не следует преуменьшать и серьезность угрозы, нависшей лично над моей головой. У меня нет впечатления, что угроза носит неотступный, немедленный характер. По крайней мере, я так ее не воспринимаю, но зачем дожидаться, пока возникнут неприятности и повлекут за собой катастрофу?
      Прошу вас также принять во внимание тот факт, что по прибытии нового оперработника мне на замену придется два или три месяца вводить его в курс дела. А это не простая задача, тем более что те, с кем я здесь работаю, рассеяны по территории штатов и у всех у них весьма разные характеры.
      Конечно, я понимаю, как нелегко найти мне замену, но именно по этой причине еще раз прошу вас уделить моему письму необходимое внимание и правильно понять мои мотивы.
      С большевистским приветом.
      Твен".
      Квасников возвратил письмо шефу, ожидая его реакции.
      Генерал Фитин подвел итоги:
      - Семенов, за которым ведется постоянная слежка, находится на пределе сил. Создается впечатление, что товарищи в Центре, по-видимому, забыли, что представляет собой оперативная работа "в поле". Семенов - ас разведки, и его не следовало бы подвергать такому риску. Если его разоблачат, это вызовет огромные заголовки газет по всему миру и может ухудшить политические отношения. Ему нужно дать возможность перевести дыхание.
      Квасников возразил, утверждая, что они контролируют ситуацию:
      - Проблема заключается в том, что Семенову трудно найти замену. У нас нет в наличии оперативного работника с таким опытом и такими возможностями, как Твен.
      - Не создавайте сами себе трудностей, - заметил Фитин. - Кого вы видите здесь перед вами? Яцкова! Почему бы ему не поехать на замену? Он хорошо знает дело Луиса и ведет его весьма грамотно.
      - У меня нет возражений, Павел Михайлович, - заявил Квасников.
      Однако это не совсем устраивало Яцкова.
      - Но я же не знаю английского языка, - решился он вмешаться. - Я изучал французский язык. Нельзя ли меня послать во Францию?
      Но Фитин ничего не хотел слышать:
      - Поедете в Соединенные Штаты. Мы даем вам три месяца на освоение английского языка. Если этого будет недостаточно, завершите учебу непосредственно в Америке.
      Вопрос был решен, и никакие возражения не принимались.
      Фитин перевел разговор на Луиса, который, судя по всему, тоже нуждался в отдыхе. Он совмещал множество обязанностей: был вербовщиком, связником, наводчиком, групповодом, то есть руководителем агентурной группы под названием "Волонтеры". НКВД требовало от него быть в курсе всех дел, являясь доверенным лицом разведки.
      - Я не понимаю, в чем особая проблема? - спросил Квасников.
      - Вы не понимаете, а Луис работает за шестерых. Что вы по этому поводу думаете, товарищ Яцков?
      Не успел он еще получить назначение в качестве замены Семенову, как его уже подвергают испытанию. Он ответил, что агентурную группу в Нью-Йорке и его окрестностях можно было бы поручить заботам Лесли, а Луис, как американский гражданин, занялся бы вербовками в других штатах США, которые были практически недосягаемы для оперработников резидентур советской разведки.
      - То есть перейти на нелегальное положение, - пояснил Яцков.
      Удовлетворенный таким дельным ответом, генерал Фитин сказал Квасникову:
      - Отправьте соответствующую телеграмму Максиму.
      Старинные часы отсчитывали время в ритме качающегося маятника. Взглянув на них, Фитин увидел, что уже два часа ночи.
      - Возьмите служебную машину и поезжайте домой, - предложил он. - Я жду на подпись вашу телеграмму в Нью-Йорк завтра к одиннадцати часам утра...
      Поворотный пункт
      Не считая нескольких не очень существенных сообщений, советская разведка почти не имела прямой информации в отношении американских атомных исследований с самого начала войны и почти до середины 1942 года. Ее британские источники сообщали, что Соединенные Штаты приняли от Великобритании эстафету в атомных исследованиях и добились крупных успехов в этой области. Но по мере своего продвижения на этом пути они стали менее открытыми, меньше склонны делиться секретами со своими союзниками. Эти темы затрагивались в беседах все реже и реже, а сами термины "атомная энергия" и "атомная бомба" исчезли из газет и журналов, не говоря уже о научных публикациях.
      Напомним, что резидентуры советской разведки по указанию Леонида Квасникова стали следить за развитием за рубежом ядерной физики. В марте 1942 года Берия направил Сталину объемный меморандум по проблеме атомной энергии, после чего они обсудили состояние дел в этой области. Хотя и тот и другой допускали возможность дезинформации со стороны англичан, они тем не менее в результате донесений зарубежных резидентур и разведки, анализа содержания тетради немецкого офицера, убитого в местечке Кривая Коза под Таганрогом, а также вследствие почти категоричных писем молодого физика Флёрова были убеждены, что какие-то мероприятия в этой области всерьез замышляются. Берия поручил генералу Фитину контролировать развитие ситуации. Тот, в свою очередь, доверил Квасникову следить за научной стороной этого вопроса, а Квасников проконсультировался у Курчатова, чтобы знать, что в первую очередь необходимо ученым. Впрочем, война шла полным ходом, и непосредственные и насущные оборонные задачи пользовались бесспорным приоритетом. Однако понемногу НКВД нащупывал суть проблемы. 14 июня 1942 года Фитин направил в Лондон и Нью-Йорк шифротелеграммы следующего содержания:
      "В Центр поступают сообщения, что Белый дом выделил крупные ассигнования на чрезвычайно секретные научные проекты по созданию атомной бомбы. Аналогичные проекты осуществляются в Великобритании и Германии. Ввиду вышеизложенного прошу вас принять меры с целью получения информации по следующим вопросам:
      1. Научные принципы и практические решения, используемые при создании атомной бомбы, в том числе составные части ее ядерного взрывчатого вещества и механизм ее подрыва;
      2. Различные методы разделения изотопов урана с указанием приоритетности наиболее предпочтительных из них;
      3. Трансурановые элементы, физика нейтронов и деление ядер атомов;
      4. Возможные изменения в будущей политике Соединенных Штатов, Великобритании и Германии в связи с появлением ядерной бомбы;
      5. Какому министерству и его департаментам поручены работы над проектом бомбы, где ведутся эти работы и под чьим руководством.
      Виктор".
      Резидент Зарубин дал соответствующие указания своим подчиненным, что главным приоритетом в их разведывательной деятельности становится атомная разведка. Сотрудники советских учреждений в Вашингтоне и Нью-Йорке, посещавшие заводы, торговые фирмы, палаты патентов и изобретений, военные базы и библиотеки, тоже стремились выуживать там сведения военного, промышленного и научного характера. Не имея прямого доступа к секретам, они тем не менее надеялись собрать фрагменты нужной им информации косвенным путем.
      Пока они занимались этим делом, появился новый источник информации именно из тех мест, где концентрировались секреты по оборонной тематике. Однажды весенним днем 1942 года, когда Моррис прокладывал себе путь в плотной толпе к поезду метро, он случайно встретился со старым знакомым. Моррис хорошо его помнил, так как они вместе воевали в лагере республиканцев во время гражданской войны в Испании. Они остановились поболтать. Знакомый по имени Джо (фамилию не будем называть) сказал, что приехал в Нью-Йорк на пару дней навестить своих больных приятелей. Узнав о том, что Джо живет и работает инженером в пригороде Нью-Йорка в одной из ведущих в США секретных радиокомпаний, выпускающей различную аппаратуру и приборы для вооруженных сил, в том числе радары и сонары (прибор для определения точного местонахождения подводных лодок в погруженном состоянии), Моррис проявил к нему повышенный интерес как к возможному источнику разведывательной информации.
      Убедившись еще раз, что Джо по своим политическим взглядам остался таким же прогрессивным человеком и убежденным интернационалистом, каким он был в Испании, Моррис сообщил ему, что работает в "Амторге", то есть в советской торговой миссии, и что Советский Союз, как союзник США, очень нуждается для отпора фашистским агрессорам в информации о новейших военных разработках. Джо понял намек однополчанина по Интернациональной бригаде и дал ему понять, что готов со своей стороны предоставить необходимую для СССР информацию, но сам он из опасения попасть в поле зрения американских спецслужб не намерен искать встречи с советским представителем.
      Эту информацию Моррис Коэн передал Семенову, который сообщил о ней резиденту Зубилину. Тот направил в Москву шифротелеграмму следующего содержания:
      "Секретно.
      Москва, Центр.
      Тов. Виктору.
      В конце марта Луис случайно встретился около метро со своим сослуживцем по Интернациональной бригаде Джо Чидлом1, который в настоящее время работает инженером на секретном радиозаводе одной из ведущих компаний оборонного направления. На этом заводе разрабатываются и изготовляются радиолокаторы для военных кораблей, приборы для обнаружения подводных лодок и управляемые снаряды.
      По месту жительства и работы Чидл характеризуется положительно. К происходящему в Аттике1 относится с пониманием и готов оказать нам посильную помощь в разгроме фашизма.
      Предлагаем разрешить Луису, как лично знающему Чидла, провести его вербовку. Подобного рода задания, и всегда успешно, Луис уже выполнял не раз.
      Просим рассмотреть.
      Максим".
      Решение Центра было положительным, и Луис завербовал Джоди Чидла под псевдонимом Сетер. Однако поработать с ним Луису не пришлось: спустя немного времени после вербовки Сетера, самого Морриса Коэна "завербовали"... в армию Соединенных Штатов.
      Хотя военная служба должна была помешать его нелегальной деятельности в пользу Советского Союза, а также многообещающе начавшемуся разведывательному делу, он не высказал никаких возражений против призыва на армейскую службу. Она предоставляла ему еще одну возможность бороться с нацизмом, только другими средствами. Его тридцатидвухлетний возраст и раны, полученные в ходе гражданской войны в Испании, очевидно, не стали достаточным основанием для освобождения от военной обязанности. У него взяли отпечатки пальцев и назначили в часть военных квартирмейстеров, а в мае того же года перевели на Аляску для службы по программе ленд-лиза.
      Летом 1942 года был открыт новый путь для транспортировки грузов из Америки в Советский Союз. Американские самолеты перевозили непрерывный поток грузов, состоящих из товаров, машин и военного снаряжения, из города Грейт-Фолс в штате Монтана до города Фэрбенкс на Аляске, где производилась их перевалка на советские самолеты, перелетавшие на посадочные площадки в Сибири. Моррису предстояло заниматься этим делом в течение двух лет; затем его переведут в Великобританию для участия в подготовке высадки войск союзников в Нормандии.
      Леонтина также была обязана пройти процедуру снятия отпечатков пальцев, так как она работала на заводе военного снаряжения. Таким образом, супруги Коэн оставили свои отпечатки пальцев в правительственных досье, к которым имело доступ ФБР. Эти отпечатки позволили впоследствии идентифицировать таинственных Питера и Хелен Крогер при их аресте в Лондоне в январе 1961 года.
      Поскольку Моррис Коэн в связи с призывом в армию отошел от оперативных дел, необходимо было найти кого-либо другого для работы с Сетером.
      Резидент Максим принял решение передать его на связь опытному Твену неофициальному руководителю научно-технического направления советской разведки в США. Сетер был весьма дисциплинированным и ценным агентом, он не сорвал ни одной явки, передавал Твену до трех тысяч листов секретных материалов в год, большинство которых получало в Центре самую высшую оценку.
      В 1943 году в связи с большой загруженностью Твена резидент по указанию Москвы распорядился передать часть его агентурного аппарата Яцкову и Феклисову. Сетер перешел на связь к Калистрату (А.С. Феклисову), который обеспечил его фотокамерой "Лейка" и попросил переснимать секретные документы на пленку. В непроявленном виде она передавалась оперработнику, и в случае опасности ее нетрудно было засветить. Это позволяло не только обезопасить агента и разведчика, но и значительно упростить передачу объемной информации, иногда достигающей шести-семи сотен страниц за одну явку.
      Вернувшийся с фронта Луис снова принял на связь своего агента Сетера, с которым работал вплоть до своего отъезда в Советский Союз. Сетер вскоре после этого тоже выехал в другой штат, и контакт с ним был утерян.
      Проект "Манхэттен"
      После вербовки Сетера и отъезда на военную службу Коэна в американской программе создания атомной бомбы произошли значительные изменения. Руководитель Института Карнеги и член Высшей группы по вопросам политики при президенте Рузвельте Ванневар Буш начал терять терпение. Различные гражданские комиссии по атомной энергии оказались неэффективными, и он решил их распустить и создать вместо них военный управляющий орган. Согласно его предложениям в августе 1942 года армия США получила задание спроектировать, построить и руководить деятельностью комплекса по разработке и производству атомной бомбы. Проект создания комплекса был поручен генералу Лесли Гроувзу, который построил здание Пентагона. Весь проект в целях маскировки получил название "Инженерный округ Манхэттен". Очень скоро все стали сокращенно называть его проект "Манхэттен"1.
      Во главе команды ученых - наиболее крупного объединения гениев за всю историю науки - генерал Гроувз поставил Роберта Оппенгеймера - физика, выпускника Гарвардского университета, которому едва исполнилось тридцать восемь лет. В поисках места для такого комплекса, удаленного от городской суеты и любопытных взглядов, Гроувз вместе с Оппенгеймером нашли обширное и засушливое горное плато в штате Нью-Мексико. Оно называлось Лос-Аламос (Тополя) по имени соседней школы, которая сама получила это название из-за тополей в близлежащем каньоне. В течение трех последующих лет - с ноября 1942 по октябрь 1945 года - Гроувз осуществлял общее руководство проектом его строительством, снабжением и обеспечением безопасности, в то время как Оппенгеймер занимался организацией исследовательских работ, научных экспериментов и обеспечением как материальных, так и духовных потребностей приезжающих ученых. Сотрудничество Оппенгеймера и Гроувза было нелегким союзом между миром науки и военными, между индивидуумом и организацией, свободной мыслью и регламентированием, об этом создано большое число книг, очерков и фильмов.
      В Америке все, что относилось к этому проекту, охранялось как секрет номер один. Вокруг атомного Центра была возведена стена молчания и уклончивых и вводящих в заблуждение терминов, хотя окрестные жители догадывались, что там что-то происходило. Место под строительство было подготовлено на вершине плато в тридцати милях от Санта-Фе - одного из самых древних городов Старого Запада с населением преимущественно индейского и испанского происхождения, что позволяло легко заметить приезжих.
      Взобраться на Холм, как называли это место тамошние жители, можно было только по единственной дороге, пробитой экскаваторами в вулканической породе, пересечь затем индейскую резервацию, снова спуститься и переправиться через реку Рио-Гранде, долго петляя и созерцая величественный вид горного хребта Джемез-Маунтинз. Дважды за милю до комплекса, а затем у самого въезда машины проходили контроль на постах военной полиции, где требовалось предъявить действующий пропуск, а разрешения на въезд регистрировались. Ограда вокруг места расположения комплекса преграждала доступ к нему любому лицу, включая и возможных шпионов1..
      Сооружение комплекса в Лос-Аламосе завершилось в первые месяцы 1943 года, хотя переделки и ремонты продолжались в течение всего срока его существования. Ученые и члены их семей стали прибывать в феврале - марте и обустраивать свое однообразное и неудобное жилье. Научная работа началась с установочных заседаний и споров, а затем пришла очередь специальных экспериментов. Первые результаты появились в середине года. Таким образом, проект "Манхэттен" в Лос-Аламосе и "Лаборатория-2" в окрестностях Москвы начали функционировать приблизительно в одно и то же время, хотя и с огромной разницей в ресурсах.
      Советские секретные службы были информированы о проекте "Манхэттен" с самого зарождения этого замысла и внимательно следили за каждым этапом его развития почти вплотную. Из Нью-Йорка Зарубин направил краткий отчет в Центр:
      "Сверхсекретно.
      Москва, Центр.
      Товарищу Виктору
      834/23 от 14 июля 1942 года
      Ситуация, создавшаяся в результате вступления США в войну против Японии, заставила правительство и Пентагон предпринять решительные действия по разработке военного аспекта применения атомной энергии. Все лаборатории по расщеплению атомов урана в Нью-Йорке, Беркли, Принстоне и Чикаго начали работать по единому плану с кодовым названием проект "Манхэттен". Правительство возложило ответственность за организацию всех сторон деятельности по проекту на армию.
      Много времени ушло на решение вопроса о выборе места нахождения научного центра. В конце концов выбрали место на горном плато под названием Лос-Аламос в штате Нью-Мексико. Эта пустынная местность, равноотстоящая от атлантического побережья, к которому иногда в разведывательных целях подходят германские подводные лодки, и от населенных районов, которые могли бы пострадать от возможных несчастных случаев во время предварительных испытаний. Пока ученые, инженеры и техники размещены во временных строениях рядом с научным центром. Тех, для кого жилье еще не построено, ежедневно привозят на автобусах из города Санта-Фе.
      Посторонние лица допускаются в расположение центра только по разрешениям Агентства Уильяма Донована1. Всем постоянным обитателям атомного центра, из числа как сотрудников, так и членов их семей, разрешается пересекать границу городка в последнее воскресенье каждого месяца. Вся входящая и исходящая переписка подвергается цензуре. Строго запрещается отправлять письма через почтовые отделения за пределами Лос-Аламоса. Жители обязаны сообщать военной администрации и службе безопасности обо всех их новых знакомых и всех контактах, установленных во время их выездов с режимной территории, а также о лицах, которые ведут разговоры с посторонними людьми о функциях проекта "Манхэттен".
      Введенный в центре режим безопасности имеет целью:
      - предупредить любые утечки информации об атомном проекте;
      - гарантировать, что применение атомной бомбы окажется абсолютно неожиданным;
      - сохранить в тайне от советских представительств научные открытия и любые подробности американских планов, а также заводов, которые производят материалы для создания бомбы;
      - ограничить осведомленность каждого сотрудника только уровнем его прямых служебных обязанностей - каждый должен знать только то, что касается его прямых служебных обязанностей, и не больше;
      - каждое подразделение обязано выполнять только свои задачи и не должно знать, что делают другие.
      Служба безопасности занимает особое место в проекте "Манхэттен". Она насчитывает около пятисот сотрудников. Много сотрудников ФБР находится в Лос-Аламосе и Санта-Фе, где проживают ученые и другие специалисты. За наиболее известными из них, т.е. имеющими доступ ко всем секретам, устанавливается наружное наблюдение. Они не имеют права покидать свои квартиры или комнаты после десяти часов вечера. На их рабочих местах устанавливаются скрытые микрофоны. Все их телефонные разговоры прослушиваются. За учеными неамериканского происхождения, которые, по мнению ФБР, могут поддаться соблазну и выдать секреты, установлен особый контроль.
      В центральной прессе не используются слова "Лос-Аламос", "проект "Манхэттен", "урановая бомба", "уран", "эка-осмий", а также такие географические названия, как Хэнфорд и Окридж, где строятся гигантские заводы по получению плутония и обогащению урана1.
      Несмотря на строгие меры безопасности, мы делаем все необходимое для проникновения нашей агентуры в Лос-Аламос.
      Максим".
      Можно задать себе вопрос о том, что имел в виду резидент Зарубин, употребляя слова "делаем все необходимое". Как советский разведчик или агент из числа американцев мог попасть в Санта-Фе и проникнуть в Лос-Аламос? Даже если предположить, что он проник бы внутрь комплекса, то что он мог там обнаружить? Изолированность рабочих мест, цензуру, наблюдение. Система безопасности проекта "Манхэттен" казалась абсолютно непроницаемой.
      Было ясно, что фронтальный подход не имел никаких шансов на успех. Однако ведь Лос-Аламос не был самодостаточным, замкнутым на себя предприятием. Его поддерживали и обеспечивали другие лаборатории, институты и заводы в Канаде, Великобритании и в самой Америке, что давало немало возможностей для советских секретных служб. Исходя из этого в течение 1944 года ГРУ создало в Канаде агентурную сеть, двадцать членов которой спустя всего год были выданы перебежчиком Игорем Гузенко. Тогда же были завербованы Дэнфорд Смит, Израэль Гальперин и Нэд Мазерал, а к эксперту по сплавам из Кембриджа по имени Аллан Нанн Мэй вербовочный подход был осуществлен в последующем году.
      И все же двое разведчиков были избраны судьбой, чтобы проникнуть и внедриться в эту изолированную цитадель американских ядерных исследований. Они попали туда не благодаря усилиям ГРУ или НКВД. Их пригласили американские власти в связи с их высокой научной репутацией. В середине 1943 года Роберт Оппенгеймер предложил Теодору Холлу и некоторым из его коллег по Металлургической лаборатории приехать в Лос-Аламос. Это произошло через несколько месяцев после того, как группа ученых во главе с Энрико Ферми осуществила в Чикаго первую управляемую цепную реакцию. Затем в конце года в США приехал Клаус Фукс в составе группы британских ученых. Ее возглавлял высокопоставленный член "Мауд коммитти" Джеймс Чедвик. В составе группы были Рудольф Пайерлс и недавно натурализованный британский подданный Отто Фриш. Фукс снял квартиру в Нью-Йорке, получил лабораторию в Колумбийском университете и приступил к расчетам завода газовой диффузии в Окридже, в посещении которого ему, однако, отказали. В начале 1944 года резидентура НКВД восстановила с ним связь и возобновила получение от него разведывательной информации, которая представляла целые связки документов. Связь с ним поддерживал Гарри Голд, которого он знал по кличке Раймонд. В период между февралем и июнем они встретились в Нью-Йорке шесть раз1. Затем руководитель теоретического подразделения научного Центра в Лос-Аламосе Ханс Бете пригласил приехать туда Пайерлса, а тот, в свою очередь, не забыл о своем протеже Фуксе, которого он взял с собой. Фукс стал работать в группе Т-1, специализировавшейся на разработке взрывного устройства и динамике ядерного взрыва. И Фукс и Холл весь период войны прожили в исследовательском Центре и ни один из них не подозревал другого в принадлежности к советской агентурной сети.
      Весьма вероятно, что армия осуществляла за Фуксом контроль и находила его приемлемым с точки зрения безопасности, хотя его либеральные политические взгляды могли вызывать определенное недоверие генерала Гроувза. С другой стороны, Фукс был известен только по своей переписке с лицами из Великобритании, и на неоднократные запросы в эту страну руководителя ФБР Эдгара Гувера в отношении его благонадежности английское министерство обороны неизменно давало положительный ответ, ссылаясь при этом на то, что национальные службы безопасности уже проверяли его. Когда Фукса разоблачили, выяснилось, что англичане проводили проверку очень поверхностно и только в отношении менее одного процента лиц, на которых поступали запросы.
      Для того чтобы приспособиться к реализации американской атомной программы, советские разведывательные службы ввели некоторые изменения в исследовательские работы.