Охота за атомной бомбой

      В процессе создания атомной бомбы устройство, сконструированное Пайерлсом и Фришем, получило название "подрывное устройство, или урановое ружье". Взрыв происходил за счет быстрого сжатия в цилиндре двух масс урана, помещенных с его противоположных концов и называемых "пуля" и "мишень", что и вызывало цепную реакцию. Используемый для этого уран не тот, который существует в природе, а изотоп урана-235, доля которого в природном уране составляет 71%. Исследователи установили, что активным участником процесса расщепления атома является именно уран-235, а не уран-238, которого в составе природного урана содержится 99,28%. Третьим естественным изотопом урана является уран-234, доля которого в составе природного урана составляет 6% и который при бомбардировке атома дает очень незначительный эффект1. Пайерлс и Фриш установили, что первым условием, которое необходимо выполнить при создании атомной бомбы, является получение из природного урана примерно одного фунта урана-235, который в незначительных количествах содержится в ураните2 и других редких минералах. Это оказалось новым существенным фактором, так как по прежним оценкам минимальное количество урана, необходимое для создания атомной бомбы, доходило до нескольких тонн, что превращало идею создания транспортабельной атомной бомбы в утопию. Пайерлс и Фриш подсчитали, что при использовании соответствующих технологий получение одного фунта урана-235 может занять несколько недель и, следовательно, бомбы можно делать конвейерным способом. Этот изотоп урана с его высокой способностью к расщеплению атомов должен сохраняться долями с массой, обеспечивающей гарантию от самопроизвольного расщепления до того момента, когда несколько таких долей соединяются вместе, образуя критическую массу.
      Здесь следует еще раз обратиться к справке НКВД, в частности к той не очень понятной ее части, где говорится о "минимальной скорости относительного перемещения частей взрывчатой массы в шесть тысяч футов в секунду". Величина шесть тысяч фут/с появилась при первоначальном расчете скорости, с которой две части урана-235 должны были столкнуться друг с другом (отсюда и относительное перемещение). В справке уточняется, что даже при более низкой скорости столкновения "мощность взрыва будет неизмеримо выше, чем при использовании обычной взрывчатки". Однако при этом имеется риск преждевременного взрыва, то есть бомба вместе с непосредственным окружением могут взлететь на воздух.
      В справке используется несколько терминов из ядерной физики, которые необходимо уточнить, так как в дальнейшем они еще будут встречаться: "критическая масса", "эффективное сечение", "диффузия". Первый термин, введенный Пайерлсом, обозначает минимальное количество урана, необходимое для осуществления цепной реакции. Произвольная масса урана, подвергнутая бомбардировке нейтронами, не обязательно даст взрыв, так как, если ее поверхность достаточно велика по отношению к ее объему, то большое количество нейтронов, высвобожденных в результате деления атомов, может не столкнуться с другими ядрами атомов и, достигнув поверхности этой массы, покинет ее. Когда же поверхность уменьшена по отношению к объему, то есть когда масса плотная, тогда высвобожденные нейтроны имеют больше шансов столкнуться внутри нее с атомными ядрами, прежде чем они покинут эту массу, что увеличивает вероятность возникновения цепной реакции. Именно эта масса и была названа "критической".
      Количество нейтронов-"беглецов" можно сократить до минимума, если уран поместить в контейнер из стали или свинца. Вылетевшие через поверхность урана нейтроны отскакивают от внутренней стенки контейнера и вновь возвращаются к его центру, увеличивая таким образом шансы создания критической массы в более ограниченном объеме. Можно сделать контейнер из обычной или тяжелой воды или же из углерода в виде графита, для того чтобы замедлить или ослабить этот процесс. Использование модератора (замедлителя) имеет важное значение для управления процессом деления атомов и получения таким образом взрыва или непрерывного потока энергии, иными словами, атомного оружия или соответственно атомной электростанции.
      Термин "эффективное сечение" подразумевает, что не каждое атомное ядро, на которое пришлось столкновение с нейтроном, обязательно дает в результате расщепление. В некоторых случаях оно поглощает нейтрон, отражает или рассеивает его. Вероятность или потенциал реализации каждого из этих трех вариантов - расщепления ядра, поглощения или рассеяния нейтрона называется эффективным сечением. Эффективное сечение атомного ядра изменяется в зависимости от химического элемента, типа его изотопа и скорости нейтронов. Выраженное в долях квадратного сантиметра оно может рассматриваться как размер мишени на данной площади поверхности. Чем больше мишень, тем больше потенциал реализации, и соответственно чем она меньше, тем меньше этот потенциал.
      В справке указывается, что англичане пока еще не замерили эффективное сечение урана-235 для процесса расщепления его атомных ядер при их бомбардировке быстрыми электронами. Одна из причин состояла в том, что экспериментаторы в основном занимались бомбардировкой медленными электронами урана-238. Другой причиной была нехватка достаточного для эксперимента количества урана-235. Но в отчете высказывается обоснованное предположение, что эффективное сечение урана-235 при бомбардировке быстрыми электронами не имеет существенного отличия от природного урана. Отто Фриш делал упор на бомбардировке урана-235 быстрыми нейтронами только в теоретическом плане. Это была непроверенная гипотеза, ведущая к объяснению "уранового ружья"1.
      Выделение урана-235 из природного урана - последний технический вопрос, который хотелось бы рассмотреть. Для этого были разработаны четыре метода: термический, электромагнитный с использованием центрифугирования и газовый. Последний метод, называемый диффузионным, основан на том, что уран-235 легче урана-238. Если уран превратить в газ гексафлюорид или шестифтористый уран и пропустить его через фильтр, то будет получена некая газовая смесь, содержащая значительно больше урана-235, более легкая и свободнее проходящая через фильтр, чем газ, полученный из природного урана. Но этот обогащенный уран нелегко получить: с газом, который сокращенно называли "гекс", было сложно обращаться, а фильтр - трудно изготовить. Начали с того, что установили тонкие фильтры и пропускали газовую смесь через парообразную сельтерскую воду, пока не получили небольшое количество газа "гекс". Можете себе представить эту "кухню"! Вскоре разработали более тонкие методы диффузии газа "гекс" через определенное число металлических фильтров (ступеней), отсюда и упоминание в сообщении в Москву об установке в двадцать ступеней. Естественно, что для получения существенного объема обогащенного урана количество фильтрационных ступеней нужно было увеличить в тысячи раз; по завершении этой операции газ необходимо было перевести в твердое состояние. Как писал один из исследователей, не будь такого мощного стимула, как война, технические проблемы посчитали бы непреодолимыми1.
      Оказалось, что урановая смесь с десятикратным увеличением содержания урана-235 по сравнению с природным ураном не отвечала требованиям создания атомной бомбы. Фришу удалось установить, что только чистый изотоп мог бы дать желаемый результат. Этот отчет был переправлен из Лондона в Москву еще до перепроверки этих положений и их подтверждения. Теперь мы уже знаем, что Фриш и Пайерлс были правы, хотя получить абсолютно чистый уран-235 невозможно. Тем не менее при 90-процентном содержании урана-235 смесь вполне отвечала предъявляемым к ней требованиям.
      Теперь снова вернемся к их меморандуму. Во второй его части рассматривались предполагаемые свойства нового оружия. "От бомбы на основе урана-235, - пишут оба ученых, - по-видимому, невозможно будет защититься. Она будет способна разрушить любое укрытие или укрепление. Каков бы ни был объект, выбранный в качестве ее цели, она обязательно уничтожит также и большое число гражданских лиц даже только за счет выделения радиоактивных частиц". Ученые указывали, что Германия работает над такой же бомбой и предупреждали, что Третий рейх станет непобедимым, если его атомный проект будет доведен до конца. "Тогда, - продолжали они, - единственным сдерживающим фактором для вермахта станет угроза применения против него такого же оружия". Таким образом, в своем меморандуме 1940 года Пайерлс и Фриш уже предсказали послевоенные отношения супердержав, за исключением лишь того, что противостояние произошло не между Германией и Великобританией, а между США и СССР, которые угрожали друг другу.
      Меморандум Пайерлса - Фриша попал в заинтересованное ведомство, получил статус государственного секрета и "Мауд коммитти" приступил к его обсуждению, в котором Пайерлс, как иностранец, поначалу не принимал участия. В июле 1941 года, подготовив свой доклад, комитет перестал проводить свои заседания и к концу этого же года был расформирован. Однако его не забыли. Как писал официальный историограф Британского управления по атомной энергии, "если бы не было "Мауд коммитти", какое-то ценное время было бы потеряно, возможно всего лишь несколько месяцев, но решающих месяцев". Доклад "Мауд коммитти" ускорил ход событий именно настолько, сколько требовалось, чтобы изготовить бомбу до окончания войны. Последовательно и быстро доклад от лорда Хэнки проследовал к военному министру, затем к Черчиллю и, наконец, к Рузвельту1.
      Но еще до того, как о последних изменениях ситуации были проинформированы премьер-министр Великобритании и президент Соединенных Штатов, документы были переправлены в разведывательный Центр НКВД в Москве, как будто Лубянка фигурировала в списке наиболее доверенных партнеров британского правительства.
      Американский след
      Сообщения из Лондона поступали непрерывно. Некоторые из них в большей степени, чем первое, насыщены техническими подробностями, но после нашего короткого экскурса в область ядерной физики они не должны представлять особых трудностей для читателя.
      "Особой важности
      Обзор сообщений,
      поступивших из Лондона шифротелеграммами №7073 и №7081/1096 от 3 октября 1941 года.
      Вадим информирует о передаче Листом доклада, представленного 24 сентября 1941 года военному министру, в отношении проектов Уранового комитета.
      В докладе изложены следующие вопросы:
      Расчет критической массы зависит от способа определения эффективного сечения при расщеплении атомного ядра урана-235. Полагают, что критическая масса находится в интервале между десятью и сорока тремя килограммами. Это количество установлено исходя из общих данных, полученных на основании свойств урана-235 и результатов воздействия быстрых нейтронов на атомы других химических элементов.
      Корпорация "Импириэл кемикл индастриз" запускает производство шестифтористого урана. Уже получено три килограмма этого вещества. Производство F2351 ведется путем диффузии газообразного шестифтористого урана через ряд мембран или очень тонких проволочных сеток.
      Строительство завода по разделению изотопов связано со следующими серьезными проблемами:
      1. Шестифтористый уран разрушает смазочные материалы. В этой связи необходимо разрабатывать специальные смазки. Но даже при этом варианте придется устанавливать газовые затворы2.
      2. В присутствии водяного пара шестифтористый уран разлагается. Даже при незначительной влажности шестифтористый уран оказывает сильное коррозирующее воздействие на оборудование".
      В справке перечислены и другие проблемы:
      "Полагают, что этому заводу потребуется девятнадцать тысяч3 десятиступенчатых диффузионных установок, в связи с чем площадь завода должна составить около десяти гектаров.
      Общий расход шестифтористого урана будет не более полутонны в сутки. Следовательно, химический участок завода займет только небольшую его часть.
      Сообщается, что, помимо огромного ударного воздействия атомного взрыва, атмосфера над местом взрыва будет насыщена радиоактивными частицами, способными уничтожить все живое в пределах их досягаемости.
      Потапова".
      Очевидно, что последний доклад лорда Хэнки вышел на следующий день после вышеизложенного обзора информационных сообщений. В заключение в нем говорилось, что необходимо безотлагательно начать создание атомной бомбы с целью ее завершения за период от двух до пяти лет, причем последний названный срок более реален. "Нужно задействовать все возможности, говорилось в докладе комитета по науке, - для всемерного ускорения работ". В докладе были определены ближайшие цели, такие, как измерение эффективного сечения урана-235 и строительство предварительного варианта завода в качестве прообраза основного завода, который будет отвечать результатам последних по времени исследований. Комитет по науке рекомендовал завязать сотрудничество с Соединенными Штатами и Канадой, подчеркнув, однако, необходимость сохранения контроля за британскими научно-исследовательскими работами в руках правительства Великобритании. Под этим подразумевалось, что бомба будет британской. Мы вправе утверждать, что НКВД получил этот доклад, даже несмотря на то, что он не фигурирует в списке документов, к которым открыла доступ Служба внешней разведки.
      В ноябре из Лондона поступила шифротелеграмма с информацией о развитии обстановки в атомном проекте. Великобритания, нуждаясь в существенной финансовой помощи, обратилась к Соединенным Штатам с просьбой взять на себя расходы по своей части проекта создания атомной бомбы. Президент Рузвельт дал зеленый свет обменам научной и технической информацией с Великобританией и направил премьер-министру Черчиллю личное послание, предложив, чтобы все усилия по реализации этого важного проекта координировались и предпринимались совместно.
      Президент Соединенных Штатов следил за развитием ситуации в атомной области еще с октября 1939 года, когда его друг экономист Александр Сакс нанес визит в Белый дом и рассказал о перспективах создания "бомбы с неслыханными ранее мощностью и радиусом действия". Сакс привез с собой письмо президенту от Альберта Эйнштейна. Выдающийся ученый порекомендовал американскому правительству внимательно следить за обеспечением безопасности своих запасов урана и фундаментальных научных исследований в ядерной физике, а также быть в курсе результатов исследований в этой области.
      Осведомленный только в отношении экспериментов с природным ураном, Эйнштейн считал, что новая бомба будет слишком крупных размеров для доставки ее самолетом, вследствие чего ее придется везти только морем до ближайших к цели иностранных портов. Поэтому он закончил письмо почти на мрачной ноте, напомнив, что если Германия прекратила продажу урана через Чехословакию, то вполне вероятно, что она приступила к своим собственным ядерным экспериментам.
      Перед лицом опасности Рузвельт отреагировал незамедлительно, предложив Американской академии наук образовать Консультативный комитет по урану. Такой комитет был сформирован, но приступил к работе с изрядной медлительностью. На следующий год ему на смену была создана Комиссия по научным исследованиям для национальной обороны под руководством Ванневара Буша. Но она также не слишком ускорила дело, так что в октябре 1941 года, ознакомившись с выводами "Мауд коммитти", который внес коррективы в предположения Эйнштейна в отношении размеров атомной бомбы и предсказал весьма небольшие ее размеры, удовлетворяющие требованиям авиадоставки, президент Рузвельт создал Высший политический совет, который сам и возглавил. Одной из основных задач Совета было выяснение у англичан дополнительных сведений, но таким образом, чтобы Америка не тащилась вслед за своей прародительницей1.
      До ознакомления американского руководства с докладом "Мауд коммитти" продвижение США к созданию атомной бомбы шло параллельно с Великобританией. Крупные ученые, изгнанные из Европы Гитлером и Муссолини, - Эйнштейн, Лео Сцилард, Эдвард Теллер, Ханс Бете, Энрико Ферми и ряд других - примкнули к различным университетам и находились в курсе их дел. Зная о военном применении результатов этих работ, они настаивали на поддержке правительства. Сотрудничество в этих областях между англичанами и американцами было довольно тесным, но не всегда и не в той мере, как этого хотела бы та или другая сторона.
      После получения доклада "Мауд коммитти" Америка с ее огромным экономическим и технологическим потенциалом, к которому добавлялась ее удаленность от европейского театра военных действий, начала обгонять Великобританию в области "взрывных" исследований.
      В лаборатории металлургии Чикагского университета Энрико Ферми создавал урано-графитовый реактор, с помощью которого он рассчитывал получить к концу 1942 года управляемую цепную реакцию. В Калифорнийском университете в Беркли Гленн Сиборг со своей группой занимался изучением искусственных химических элементов, производных от урана, так называемых трансурановых элементов: нептуний (№ 93 по Периодической системе) и плутоний (№ 94). Они выяснили, что атом плутония легко делится при его бомбардировке медленными нейтронами. Это открытие давало надежду на создание атомной бомбы второго типа - плутониевой бомбы, того самого "Толстяка", который уничтожит японский город Нагасаки.
      Но вернемся к телеграмме от ноября 1941 года. Она была адресована Виктору, то есть Павлу Фитину - начальнику Управления зарубежных операций НКВД, назначенному на эту должность в 1939 году. Он имел репутацию интеллектуала и был известен своими продуманными и взвешенными решениями. В том, что касалось атомных проблем, всегда консультировался с Леонидом Квасниковым (Антон), который руководил в НКВД небольшим отделом научно-технической разведки (НТР). Фактически именно Квасников принял решение обратить внимание специальных служб на растущую актуальность ядерной физики.
      В 1940 году, задолго до указаний сверху, Квасников направляет телеграммы руководителям резидентур разведки в странах, в которых проводились серьезные исследования в ядерной области. В своих указаниях, сохранившихся в делах КГБ, он рекомендует резидентам направить усилия на проникновение в научные лаборатории, чтобы выяснить, что там происходит. Он направляет четкие запросы в отношении характера требуемой информации, ссылаясь при этом на научные статьи в зарубежных изданиях. В то время как большинство физиков в мире проявляло осторожность в своих прогнозах по поводу ядерной энергии, некоторые из ученых полагали, что это дело уже ближайшего будущего. Квасников, химик по образованию, относился к категории последних. Он до такой степени безоглядно ринулся в этом направлении, что если бы та научно-техническая ориентация внутри НКВД, которую он изо всех сил поддерживал, не оправдалась, привела к пустой трате времени и денежных средств и отвлекла бы силы и энергию, которые могли быть использованы для удовлетворения других военных нужд, его карьере в разведке пришел бы конец. Те, кто его поддерживал, тоже сильно рисковали своими надеждами и планами на будущее. Но уже через год донесения из резидентур подтвердили мнение Квасникова, хотя все это еще нужно было перепроверять.
      К этому времени два интересных сообщения поступили из Америки. Отправителем в обоих случаях был коренной американец, друг Советского Союза. В первом из них он информировал, что его друга предупредили о его предстоящем участии в секретной разработке оружия, основанного на атомной энергии. В другом его послании говорилось о том, что приятель автора был включен в делегацию, направляющуюся в Великобританию для координации работ по созданию атомной бомбы. Эти отрывочные слухи полностью вписывались в общую информационную картину. Фитин и Квасников пришли к убеждению, что совместная англо-американская программа создания атомной бомбы реально существует.
      2. Зарождение лаборатории
      Для начальника отдела научно-технической разведки Леонида Квасникова и руководителя Управления загранопераций генерала Павла Фитина стало ясно, что англичане и американцы развернули реализацию секретного проекта по созданию оружия беспрецедентной мощности. Разумеется, такого рода информацию нельзя было держать на среднем уровне властной иерархии. Необходимо было срочно сообщить о ней наверх, руководителю НКВД1.
      Способный и умелый администратор, Лаврентий Берия был известен своим подозрительным и жестоким характером, как и у большинства окружавших Сталина людей, но в отличие от таких соратников вождя, как Молотов или Маленков, которые старались держаться в тени Хозяина, властный характер Берия отражался уже в чертах его лица. Его крупные, четко очерченные губы и нос и большой покатый лоб производили устрашающее впечатление, которое усиливалось холодным взглядом за стеклами пенсне. Осенью 1941 года в его активе был уже внушительный перечень "заслуг". Наряду со Сталиным Берия, как и Ежов, в первую очередь несет ответственность за гибель многих тысяч людей, расстрелянных по ложным обвинениям или нашедших смерть в ГУЛАГе. Его власть простиралась от разведывательных служб за рубежом и внутри страны до аппарата цензуры, системы тюрем и лагерей и пограничной службы.
      Берия давно привлек внимание Сталина, еще с того времени, когда он работал в Закавказье в секретных службах в различных их ипостасях - ЧК, ОГПУ, НКВД. После того как Сталин взял в свои руки абсолютную власть, Берия стал его личным представителем в регионе, хозяином и господином народов Грузии, Армении и Азербайджана. В 1935 году он отблагодарил своего патрона, опубликовав брошюру под названием "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье". Эта брошюра была написана специально, чтобы показать, что в то время как Ленин готовил большевистскую революцию октября 1917 года за границей, Сталин с не меньшей энергией делал то же самое внутри страны. Следовательно, оба равны, оба - товарищи по борьбе за дело революции. Короче, как провозглашал один из лозунгов того времени: "Сталин - это Ленин сегодня". Эта грубая фальсификация очень понравилась верховному Хозяину и послужила толчком для дальнейшего искажения и "причесывания" истории в целях возвеличения "вождя народов". Учитывая личную преданность и деловые качества Берия, Сталин в 1938 году поставил его во главе НКВД.
      Берия доложили, что англичане и американцы совместно работают над созданием невероятной бомбы, и он безотлагательно решил сообщить об этом Сталину. Он был довольно близок к нему, насколько это было возможно. Оба грузины, они говорили друг с другом на одном языке. Будучи абсолютно предан Сталину, Берия выполнял такие его поручения, которые у любого другого вызвали бы отвращение. И при всем этом он прекрасно знал, что его услуги ценились не очень высоко, если вообще ценились. И что, когда потребуется, Сталин запросто может ликвидировать своего сеида1, как он ликвидировал его предшественников, не менее услужливых и исполнительных. Берия был в высшей степени лоялен к Сталину, так как знал, что в любой момент может прийти день его собственной ликвидации.
      Если верить Никите Хрущеву, Берия проявил явную радость, увидев Сталина, сраженного мозговым кровоизлиянием, но он упал на колени и стал целовать руку тирана, когда тот проявил какие-то признаки возвращения к жизни2. Молотов в своих мемуарах утверждает, что Берия якобы сказал, обращаясь к остальным соратникам Сталина, что "он их всех спас", давая этим понять, что он поспособствовал уходу Сталина из жизни, задержав вмешательство врачей3. Некоторые авторы еще совсем недавно утверждали, что Берия имел намерение изменить политику Сталина, либерализовать режим и воссоединить после смерти Сталина восточную часть Германии с западной ее частью, однако этим благим намерениям помешал его арест в июле 1953 года, спустя три месяца после так ожидаемого им ухода вождя4. Вне зависимости от того, насколько реальны подобные предположения, ясно, что Берия хорошо знал своего патрона и в отношениях с ним вел себя чрезвычайно осторожно.
      Ноябрьским вечером 1941 года он совершил поездку с Лубянки в Кремль. Сталин работал допоздна, и по этой причине вся официальная Москва тоже поздно задерживалась на работе. Берия поднялся на второй этаж, и в кабинет Сталина его провел Александр Поскребышев - лысый, молчаливый и вездесущий помощник Хозяина. Кабинет председателя Совета Народных Комиссаров и Маршала Советского Союза представлял собой довольно скромное помещение, обставленное в спартанском стиле, идущем еще от Ленина: письменный стол, длинный стол для заседаний и на стене карта мира в виде полушарий. На стене над письменным столом - портрет Ленина. То, о чем говорили Берия и Сталин во время этой встречи, известно только им и Поскребышеву. Но то, что Берия рассказал об этом разговоре другим, сохранилось в устном изложении бывших сотрудников Госбезопасности. Сегодня есть возможность восстановить ход той встречи.
      Сталин прерывал Берия, как обычно слегка приподняв правую руку, а затем сказал: "Подожди, Лаврентий. Немцы уже под Волоколамском, а ты тут мне рассказываешь бог знает что. Я не думаю, что можно выиграть войну при помощи какого-то химического элемента, которого никто и никогда реально не видел. Тебе не кажется, что тут пахнет дезинформацией? Мне представляется, что они изо всех сил стараются отвлечь советских ученых от работы по новым видам вооружений, раскачать нашу экономику и столкнуть нашу промышленность с рельсов военного производства".
      Высказав свои сомнения и приведя Берия в некоторую растерянность, он добавил: "Мне хотелось бы знать, Лаврентий, соответствует ли законам природы взрыв с эквивалентной мощностью в тысячи тонн тринитротолуола? Ну, отправь эти документы нашим ученым на экспертизу".
      На том встреча и закончилась.
      Вероятно, Сталин имел в виду не обычных ученых, работающих по своему выбору в том или ином институте и способных выступить в качестве консультантов, но вызванных из лагерей и работающих в так называемых "шарашках" - специальных тюрьмах, где они занимались выполнением тех или иных работ и решением научных проблем по заданиям государства. Эти ученые, среди которых находились и всемирно известные, были помещены в лагеря после того, как их приговорили к наказанию якобы за шпионаж и измену. Но с началом войны Сталин решил, что их потенциальная полезность перевешивает их "преступления", почему и вытащил их из ада, для того чтобы перевести в "специальные институты", где их прилично одели, накормили и предоставили им постели с белыми простынями. И тем не менее они оставались рабами, которые день за днем и неделя за неделей работали над военными проектами. Одни из них занимались исследованиями в области криптографии, другие - подводными лодками, третьи - бактериологическим оружием. Свое новое место назначения они и называли "шарашками". В Советском Союзе существование таких тюрем держалось в строгом секрете. Об этих заведениях, расположенных в Москве, Болшеве, Таганроге и других местах, не было известно обычным гражданам и семьям заключенных. Так что, когда Сталин дал Берия указание направить материалы "нашим научным экспертам", подразумевались именно обитатели "шарашек"1.
      Читатель без труда представит себе, что те физики, к которым обратился Берия, оказались в положении по меньшей мере деликатном. Вопрос Сталина подобен той загадке, которую король из сказок задавал претендентам на руку его дочери-принцессы. Если оказывалось, что претенденты не могут дать ответ, они сильно рисковали оказаться на лесосеке в одном из сибирских лагерей. Если же они давали плохой ответ, то могли получить пулю в затылок. Хороший ответ, каким бы он ни был, давал им возможность жить в относительном комфорте. Физики из шарашки знали, что нужно говорить, чтобы выжить, - они выходили из положения, отвечая уклончиво: "Сделать урановую бомбу можно, но это займет много времени".
      Такого рода ответ давал им шанс на спасение в ближайшем будущем. Берия, однако, вспомнил похожую ситуацию. Весной 1941 года, когда находившиеся за рубежом советские разведчики сообщали о военных приготовлениях Гитлера, Сталин отказывался им верить, считая, что они доводят британскую дезинформацию, направленную против нацистов, которым он в то время доверял. И то, что эти разведчики в конечном итоге оказались правы, совершенно не оправдало их в глазах Сталина. Они были наказаны, и последующее восстановление их статуса на службе совсем не означало, что Сталин стал им доверять. Разумеется, Берия не верил никому, что при сталинском режиме было общим правилом. Но он понимал, что если сообщения относительно открытия атомной энергии соответствовали действительности, то это может быстро выясниться с драматическими последствиями не только для советского государства, но и лично для него самого. Его подчиненные в Лондоне сообщали, что англичане спешно занялись созданием урановой бомбы. Ученые-лагерники говорили, что это займет много времени. Как следовало ему довести эту разноречивую информацию до Сталина, чтобы впоследствии не подставиться самому?
      Берия решил проконсультироваться у ученого, находившегося на свободе, - у академика Абрама Иоффе, - самого известного физика СССР. Именно Иоффе руководил созданием научных институтов в разных городах страны. Они назывались физико-техническими институтами, и в них выросло целое поколение блестящих исследователей.
      Однако Иоффе, сознавая научную и политическую сложность проблемы, как и ученые из "шарашки", не дал категорического ответа, но подошел к вопросу иначе. Он заявил, что бомбу создать невозможно - по крайней мере в ближайшем будущем. Это дело, считал он, займет два или три десятилетия. Данная пессимистическая оценка была, однако, более позитивной, чем та, которую он сделал двумя годами раньше. "Если освоение ракетной технологии, - говорил он своим коллегам, - это дело пятидесяти последующих лет, то овладение внутриядерной энергией займет целый век"1.
      Берия пришел к выводу, что ответ Иоффе дал ему конкретную позицию, поэтому он снова поехал к Сталину, который в то время находился на кунцевской даче, и, по своему обыкновению, принялся льстить мудрому вождю:
      - Вы были правы, товарищ Сталин. Вы были совершенно правы, усомнившись в достоверности сообщения из Лондона. Это, скорее всего, не что иное, как дезинформация, которую англичане доводят до нас, чтобы втянуть нас в пустую и бесконечную гонку.