VI. Об изгородях и беглецах

Киран проспал завтрак и проснулся, когда солнце уже било в окно, и Бранвин рядом не было. Нащупав молчащий камень на своем месте, он остался лежать с закрытыми низами, ибо тишина была столь приятна ему. Но наконец он собрался с духом и оделся, и спустился, отдохнувший за ночь и с более просветленным взглядом на будущее.

В зале никого не было: замок кипел своими дневными заботами. Но служанка, заметив его, заспешила прочь, и вскоре вошла Бранвин, благоухающая солнечным светом и с надеждой в глазах. Руки у нее были в пыли, и она отерла их о платье.

— Ты крепко спал? — спросила она, словно это утро ничем не отличалось от других, и поцеловала его в губы; он обнял ее, уткнувшись в пропахшие солнцем волосы, и подумал, что ничего прекраснее он еще не вдыхал.

— О да.

Она отстранилась, чтобы взглянуть на него.

— Клянусь. Я прекрасно спал, — и он слегка улыбнулся, устало, но искренне, хотя мог и сфальшивить. — Видишь, в камне мир и покой. Я знал, что они придут, — и он снова прижал ее к сердцу. — Видение обрушилось на меня слишком стремительно, и сразу я не смог его перенести; возможно, из-за того, что камень так долго висел без пользы и только узнал меня — но теперь все успокоилось. Все успокоилось. Он больше не причиняет мне страданий.

Она могла привести и другие доводы. Он ждал их, но она сочла, наверное, что мир и так слишком хрупок, и начала отрясать с него пыль, которой запачкала его, и поправлять воротник, словно он был ребенком, за которым надо было присматривать.

— Мев и Келли полют огород; я решила, что им надо побыть на солнце. С ними Мурна. Я сейчас прикажу кухарке прислать тебе завтрак. Был Шон: безухая овца сегодня утром принесла ягненка, и дети бегали смотреть. Барк где-то здесь: лошади сломали северную изгородь сегодня ночью и забрели на поле с репой; но сейчас почти всех уже отловили.

Он нахмурился.

— Пожалуй, я пойду.

— Сначала позавтракай.

Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб на ходу: его тревожили поля, но он и рад был тому, что можно заняться привычным делом, не требовавшим ни оружия, ни смекалки; разве что надо выяснить, где прорвались разбуянившиеся кобылы, и не передрались ли они с жеребцом в его стойле, а если так, то там все разнесено в щепы и придется звать плотника.

Ему вывели оседланного мерина, и он выехал за ворота, двинувшись к северу вдоль высокой изгороди, которой было обнесено пастбище. В самом конце ее он заметил всадника на горизонте и поскакал за ним.

— Все на месте кроме Белоноски, — сказал Барк. — Я отправил мальчиков прочесывать берег реки.

— Эта кобыла никогда не была гуленой, — заметил Киран. Скорее такого он мог ожидать от Непоседы, которая вечно была заводилой во всех неприятностях.

— Наверное, ей стало стыдно, — предположил Барк, — совести-то у нее побольше, чем у остальных, вот она и убежала.

— А где был пролом?

Барк нахмурился и указал на север.

— Там, у деревьев.

Киран нахмурился тоже. Значит, не у новых полей, а там, где выход на пустошь. Это не было похоже на лошадей.

— Непоседу, верно, вновь обуяла жажда свободы теперь по весне, — рассудил он, — и она повела остальных. Поедем туда и посмотрим.

И они поехали, и смотреть там особенно было не на что, разве что несколько мальчиков укрепляли изгородь, снова устанавливая камни и прибивая жерди. Земля была истоптана лошадиными копытами во всех направлениях.

Киран покачал головой. Здесь нельзя было различить следов никакой отдельной лошади. И они двинулись в обратный путь по дороге, шедшей вдоль берега.

— Я думаю, стража должна была видеть их с ворот, если они вышли отсюда, — промолвил Киран.

— Я думаю, в конце концов она обнаружится на хуторе Гера, — ответил Барк, — если она ушла на север. Или стража не разглядела ее во тьме, или она ушла дальше остальных. Можно послать туда мальчика. Но по сухой земле ее трудно будет выследить.

Киран закрыл глаза. «Если я одарен Видением, — подумал он, — неужто я не могу найти одну отбившуюся кобылу?» Но вокруг по-прежнему был лишь один туман; и вдруг мороз пробежал по его коже, да так, что он резко натянул поводья.

— Господин? — спросил Барк.

Мерин развернулся, влекомый поводьями, продолжая пятиться назад — так сильно потянул Киран. «Донкад», — промолвил Киран, ибо снова его охватила та мгла, которую он ощутил накануне, когда ему снился брат.

— Что-нибудь случилось, мой господин?

Голос Барка долетел до него сквозь туман и деревья, которым не должно было тут стоять, и он вернулся на землю, которую знал, вновь ощутив тепло солнца.

— Что-то плохое?

— Плохое, — откликнулся он во власти предчувствий, так что пропажа кобылы вдруг стала неважной, и он вспомнил сон, снившийся ему ночью, о холме рядом с Кер Донном.

— Я позову людей, — сказал Барк.

— Нет, — резко ответил Киран, приходя в себя и глядя на покрасневшее лицо Барка. — Тут ничем не поможешь. Это не связано с кобылой.

И он снова развернул лошадь. И они вновь тронулись в путь вдоль реки, временами даже съезжая с дороги, чтобы приблизиться к самому краю Керберна; и владения Элда слабо шелестели на ветру, и вода булькала средь камышей, насмешливо отвечая им молчанием. Он больше не стал обращаться к камню. Нельзя было пользоваться им для такой ерунды; он был дан ему не для поисков пропавших кобыл, но доверен, как бесценнейший дар Ши, а он хотел, чтобы тот служил ему как взятый взаймы молоток или шило. Будет лучше, решил он, если он и вовсе забудет о нем, зажмет свое сердце, чтобы оно не откликалось на шепот листьев, чтобы воды не казались ему живыми и он не чувствовал сотни крохотных глаз, наблюдающих за ними из чащи.

Здесь веяло тревогой. И его мерин, и лошадь Барка волновались, и он подумал, что ни одной живой твари не может понравиться это место, и они напрасно тратят время и силы, ибо Белоноска никогда бы не пошла сюда.

— Поедем назад, — промолвил он наконец. — Пошли на хутор Гера — может, она объявится там, может, о ней расскажет пони хозяина.

— Так я и думал, — ответил Барк.

И так они вернулись обратно, нигде не встретив следов Белоноски, что несколько ухудшило радостное настроение Кирана. Это была добрая кобыла, одна из лучших, взращенная в течение двух поколений из лучших пород лошадей Кер Велла.

— Может, — сказал Донал, который тоже выезжал на поиски, а теперь стоял у конюшен, разгоряченный и расстроенный, как и они, как и Ризи, который выглядел не лучше, — может, господин, она ушла на запад.

К западу лежали земли Ан Бега, и эта мысль тоже мучила его, ибо он готов был, как и любой другой, взвалить вину на своего соседа.

— Не могу представить, чтоб она была так глупа, — пробормотал Киран. — Она слишком хорошо воспитана, чтобы додуматься до такого. Скорее, она ушла к Геру или куда-нибудь в ту сторону.

— Там леса, — заметил Ризи, лицо у которого было исцарапано, ибо он искал ее среди деревьев, — и так она может попасть в беду… но с чего бы лошади добровольно отправляться туда?

«Добровольно», — услышал Киран и взглянул на вечно сурового Ризи, уловив его подозрения.

— Если не добровольно, и она попалась в лапы какому-нибудь мелкому Ши… ну что ж, остается надеяться, что она сможет выйти потом к какой-либо ферме.

От этого предположения ему еще больше стало не по себе, и он двинулся вверх по лестнице.

— Мне пришло в голову, — заметил он, когда остальные последовали за ним, — что мы можем перенести оружейную в башню, а ее помещение в замке использовать для другого. Не займетесь ли этим?

— Использовать для другого, — чуть не задохнувшись, повторил Барк.

— Стол, пара кресел — и будет библиотека; можно перенести туда расчетные книги. — Яд проникал в него все больше, пока они приближались к этой комнате, полной ужасного железа; но он терпел и лишь вздрогнул, когда они достигли второго пролета.

— Да, господин, — откликнулся Барк, — но расчетных книг мало…

— И все же займись этим, Барк, нынче днем. Пусть мальчики все перенесут в башню. А то, что в башне, пусть будет здесь, — с облегчением он вошел в собственный зал, где их ждал накрытый стол с элем и свежим хлебом, и вкусным кухаркиным сыром.

— Ах, — промолвил он, чувствуя, как вновь к нему возвращается радость и он испытывает приятный голод. — Моя госпожа добра. Садитесь со мной, вы все трое.

— Это папа? — послышался с лестницы звонкий голос, и в зал вбежали Мев и Келли, за ними спустилась Бранвин. Киран подхватил бросившуюся к нему Мев и закружил, так что юбки ее взлетели ворохом.

— Ты нашел Белоноску? — спросил Келли.

— Нет, — признался он, ставя дочь на пол. — Похоже, она ушла на какой-нибудь хутор, но мы отыщем ее.

— Если ее не поймают эльфы, — заметила Мев.

— Не надо так говорить, — строго посмотрев на нее, ответил Киран. — Она осталась одна из всего своего народа, и неужто ты заподозришь ее в краже нашей кобылы?

— Только одна? — переспросила Мев, тоже став очень серьезной. — Всего лишь одна?

— Во всем мире. Остальные Вина Ши давно ушли, так давно, что нет человека, который помнил бы это. Осталась лишь она одна, и вы не должны дурно отзываться о ней.

— Да. Но почему они ушли? — спросила Мев.

— Т-с-с, — оборвала ее Бранвин. — Т-с-с, и не смей задавать таких вопросов. Оставь в покое своего отца. Неужто ты не видишь, что он устал и хочет отдохнуть? Не будь такой бессердечной.

Мев поникла, и взгляд ее стал печален. «Прости меня», — молил ее взор и больше никаких вопросов ей не хотелось задавать.

— Идите сюда, — пригласил он детей, отодвигая в сторону скамью, — посидите с нами и разделите с нами хлеб.

И детские лица просияли — быть приглашенными в такую взрослую компанию, где были Барк и Ризи, и Донал, и сам отец. Они залезли на скамейки, сияющие чистотой и свежестью, а от мужчин все еще пахло лошадьми, хоть они и вымылись в корыте. И Бранвин, благоухая травами и лилиями, тоже заняла свое место за столом, сложив свои прекрасные руки перед собой.

— Все нашлись кроме одной? — спросила она.

— Да, госпожа, — ответил Барк. Вошла Мурна и занялась нарезанием хлеба: взяв нож у Ризи, она порезала хлеб и сыр, а Донал разлил эль.

— И немного для Мев и Келли, — сказал Киран. — Но помни — лишь немного. Я думаю, мы сделали все, что могли, а репу все равно надо было проредить. И все же, скорее всего, виновница этого — Непоседа.

— Но она никогда прежде не направлялась в ту сторону, — заметил Донал.

— Придется поставить эту кобылу в конюшню, — продолжил Киран. — Я не намерен кормить ее репой, — и вдруг он неожиданно заметил, что все были удивительно покорны ему, и Бранвин ни слова не сказала об эле, и глаза ее лучились, и она была счастлива, как и дети. И, набив рот хлебом и сыром, он довольно вздохнул — мир снова вошел в свои берега, даже если выяснится, что кобылу украли волшебные твари.

Но потом он снова вспомнил о своем сне, как они сидели за столом в Донне, и ощутил печаль, исходящую из камня.

— У нас появился ягненок, — сказал Келли. — Овца принесла ягненка.

— Овца, — повторил он. — Ну что ж, хорошо.

— И мы пропололи сорняки, — сказала Мев, показывая свои покрасневшие руки.

— Тихо, — снова прервала ее Бранвин, — воинам твоего отца такие мелочи ни к чему.

— Но как бы то ни было, дело ведь сделано хорошо, — улыбнулся Киран, и дочь ответила ему слабой улыбкой. — Вам сопутствовала большая удача, чем нам — он жевал свой хлеб, и мужчины, проработавшие все утро, тоже с волчьим аппетитом набросились на еду. — Может, нам объехать все изгороди?

— Да, — откликнулся Барк. — Я скажу Шону, чтобы он отрядил на это мальчиков.

— Я сам это сделаю. Твое дело — оружейная. Я решил… — повернулся он к Бранвин с заговорщицким видом, — перенести туда счетные книги.

Сегодня Бранвин ни с чем не станет спорить, хотя в этом зале всю ее жизнь хранились оружие и доспехи.

— Хорошо, — тихо ответила она и больше не промолвила ни слова.

— Нам можно помочь? — спросил Келли.

— Только не в этой нарядной одежде.

— Мы снова переоденемся, — сказал Келли.

— По-моему, вы можете найти чем заняться, не мешаясь у взрослых под ногами, — промолвила Бранвин. — Я уверена, что смогу найти вам дело.

— Да, — горестно согласилась Мев, сложив руки.

— Вы можете попросить на кухне, чтобы прислали мальчиков, — заметил Киран. — Там надо будет снять паутину.

— Да, — откликнулся Келли.

Так шел их разговор, и в оружейной началась уборка и беготня с водой. И Кер Велл пропитал запах мокрого камня и уксуса, и соснового дыма, так что, казалось, весь замок стронулся с места.

И Бранвин ходила, распоряжаясь, туда и сюда с озабоченным видом, и выбившиеся пряди из кос вились у нее на висках от обилия влаги.

И Киран гулял вдоль стены, обретя покой в этой неразберихе, словно ему только того и надо было, чтобы все встало с ног на голову. Он ничего не менял со времен Кервалена, но ради своего спокойствия должен был изменить.

«Они должны потерпеть, смириться со мной», — подумал он и тут же вспомнил, что его странная просьба ни у кого и не вызвала вопросов — нет, даже у Барка.

А все они знали, что значило железо для волшебного мира. Они знали. И все же безмолвно пошли на эту перемену ради него.

Но в это время от Гера вернулся мальчик и сообщил, что Белоноски там не было и что фермер будет посматривать, не появится ли она. Вид у юноши был подавленный и несчастный.

— Ну, может, она испугалась и не сразу выйдет на хутора, — предположил Киран, — зато теперь всякий будет знать, откуда она. — Он чувствовал, что ему надо утешить юношу, который был сам не свой от горя, ибо именно он работал с лошадьми.

— Она никогда не убегала, — ответил тот, словно Киран усомнился в нраве лошади.

— Она еще может вернуться домой, — обнадежил его Киран и отослал прочь, больше переживая за мальчика, чем из-за кобылы: у него было довольно лошадей, и ничто не могло омрачить его в этот день, когда он усмирил зло, охватившее его, и вновь восстановил мир в доме.

Он проводил взглядом мальчика, который повел свою лошадь в конюшню, поднялся наверх — в тепло и свет свежевымытой комнаты, в которой отныне не будет железа, а лишь расчетные книги. В ней витал еще запах влаги и сожженной сосны.

Он направился дальше, в зал, где его ожидала Бранвин, и мирно сел за ужин вместе с детьми, Барком и Ризи, Доналом, Шиханом и Роаном, с Мурной и женой Роана Шамарой, и Леннон играл им песни, так что, несмотря на все неприятности, им было весело.

Но Мурна, спустившаяся на кухню за кувшином, вернувшись, так и не разлила эль по чашам, а стремительно кинулась к Бранвин, забыв обо всех приличиях. Она нагнулась и зашептала что-то Бранвин на ухо, и Киран увидел, как та отшатнулась в сторону, и глаза ее уставились в пустоту.

— В чем дело? — нахмурившись, спросил Киран у Мурны, а арфа замерла, и звуки слабо затихли.

— Калли, — прошептала Бранвин. — Калли никто не видел.

— Что значит «не видел»? — он отогнал дурные мысли, чтобы выяснить вес до конца. — И как давно его не видели?

— Пожалуйста, господин, — промолвила Мурна, чей голос и так всегда был тих, а теперь его нельзя было различить и в тишине. — Кухарка думала, что он опять лентяйничает, и будет после говорить, что был на починке изгороди или днем переносил оружие — так думали все; но его не было ни там, ни там; и во дворе его никто не видел.

— Калли, — пророкотал Барк.

— Да, Калли, — повторил Киран. И его охватил такой гнев, что прервалось дыхание. Он сжал подлокотники кресла и почувствовал, как краска заливает его лицо. — Вот чем он отплатил за мое милосердие — кражей доброй лошади и только богам известно чем еще. А я еще верил этому висельнику, я принял его в замок. И он сбегает обратно к своим хозяевам в Ан Бег рассказывать небылицы… О, это свыше моего терпения.