По сведениям паспортного стола тридцатилетний Николай Зырянов проживал в частном доме по улице Южной, расположенной недалеко от Степной. Шлакоблочное серое строение под тесовой крыжей Слава отыскал в два счета. Выбравшись из «Запорожца», он оглядел замусоренный дворик со ржавым металлическим гаражом, поднялся на невысокое крыльцо и, постучав в приоткрытую дверь, громко спросил:
      – Хозяева, можно к вам войти?
      – Заходитьте, – ответил чуть заплетающийся женский голос.
      Миновав узкую прихожую. Голубев вошел в просторную светлую кухню. За обеденным столом сидела пышногрудая смазливая шатенка лет двадцати пяти в ярком цветастом халатике длиною, как сказал бы ироничный судмедэксперт Медников, «по самое небалуйся». На столе стояли рюмка, фужер, початая поллитровка водки и полуторалитровая пластиковая бутылка пива «Очаковское». Из закуски были только несколько ломтиков хлебного батона и нарезка красной рыбы.
      – Завтракаете? – спросил Слава.
      – Завтракаю, – игриво ответила шатенка.
      – С водочкой?
      – Пиво без водки – деньги на ветер.
      – Живете до принципу: с утра выпьешь – весь день свободна?
      – Я всегда свободная.
      – Как мне переговорить с Николаем Зыряновым?
      – Никак. Зыряй улизнул на курорт.
      – На какой?
      – Фиг его знает. Мы не контролируем друг друга.
      – А вы кто и кем доводитесь Зырянову?
      – Я Милана Запольская, гражданская жена Зыряя. А вы?…
      – Я оперуполномоченный уголовного розыска.
      Девица, дурашливо вскинула руки:
      – О, мама-миа, хэнде хох! – И, посерьезнев, вроде удивилась: – На фига вам Зыряй понадобился?
      – Дачу его обворовали, – слукавил Голубев.
      – Какую дачу? Где?
      – В поселке «Астра», под Кузнецком.
      – Чего вы мне мозги крутите? Никакой дачи у Зыряя нет.
      – По-вашему, нет, а на самом деле есть.
      – Вот, хохма с яйцами!.. Ты забавный мальчиш-кибальчиш. Садись, прими со мной сотку за мир-дружбу.
      Голубев присел на табурет, но от выпивки отказался. Милана на это ничуть не обиделась. Слово по слову Слава узнал, что родом она с Украины, но жила в Адлере. Работала в курортном ресторане официанткой. Там летом прошлого года познакомилась с Зыряновым, отдыхавшим с «двумя корефанами». Около месяца хорошо погуляли и «запрягайте, хлопцы, коней» – приехала с любовником в Сибирь. На вопрос – какими достоинствами очаровал ее Зырянов? – ответила шаловливо: «Мужскими плавками образца ”девушка, вам не скучно на пляже, а то у меня в номере бутылка водки”». Где работает Зырянов, Запольская знала только, что «вкалывает менеджером», но фирму вспомнить не смогла.
      – Теперь и колхозный пастух – менеджер, – сказал Слава.
      Милана хохотнула:
      – До пастуха Зыряй не опустился. Зарабатывает он кучеряво.
      – Неужели о покупке дачи Николай вам не сказал?
      – На фига ему дача! Он же не баба, стремящаяся и рыбку съесть, и на лодке покататься.
      – А вдруг, скажем, у него появились лишние деньги…
      – Деньги не люди, лишними не бывают. На даче надо вкалывать, а мы – не свиньи, в земле рыться не любим.
      – Чем же вы лично занимаетесь?
      – Лично ничем. Хотела устроиться в ресторан «Сосновый бор», но Зыряй сказал: «Не егози. Там тебя быстро затрахают местные кобели».
      – Не скучно целыми днями бездельничать?
      – И скучно, и грустно, и некому морду набить. Иногда такая хандра накатывает, что жить не хочется, и застрелиться лень. Спасибо, водка выручает.
      – Давно Зырянов уехал?
      – С неделю его не вижу. Если скоро не вернется, бля буду, умотаю отсюда на ридну Украину. Баксов, которые он оставил, мне за глаза на дорогу хватит.
      – Один уехал или с друзьями?
      – Фиг его знает. Утром проснулась – мужика дома нет. Только записка на столе: «Уехал на курорт». Даже обидно, почему без меня?… Ну и пусть катится колбасой, попутный лом ему в спину.
      – Друзья в райцентре у него есть? – не отставал с вопросами Слава.
      – Никого не знаю.
      – А те, с которыми в прошлом году отдыхал?
      – При мне он с ними здесь не встречался.
      – Имена, фамилии их не знаете?
      – Зыряя они называли Ника. Один из них был Миха. Другой – Юлька. Фамилий, по-моему, не говорили.
      – А клички?…
      – Они не урки, чтобы кликухи иметь.
      – Но Зырянова вы называете Зыряем…
      – Это одна я так его зову.
      Голубев показал фото с похорон Шиферовой и спросил:
      – Этого джигита не знаете?
      – Какой кацо-о-о… – нараспев протянула Запольская, приглядываясь к фотоснимку. – Так это же Юлька!
      – Он в райцентре живет?
      – А фиг его знает.
      – Из Адлера разве не вместе возвращались?
      – Нека. Мы с Зыряем раньше улетели, а Миха с Юлькой остались там с полюбившимися девками бухать. Больше я не видела их.
      – Автомашина у Зырянова есть?
      – Имеется красное зубило.
      – «Жигули» восьмой модели?
      – Ну, с двумя дверками.
      – Посмотреть ее можно?
      – Нека. Она в гараже замкнута. А ключи от гаража и от машины Зыряй мне не доверяет. Боится, что, забалдев, вздумаю покататься и во что-нибудь кучеряво врюхаюсь. У меня в Адлере хорошая «Тойота» была. Так я на ней с пьяных глаз в море заехала. Пришлось продать.
      – Не верится, что у Зырянова здесь нет ни одного друга, – сказал Голубев.
      – Может, и есть, да он их в гости не приглашает.
      – Почему?
      Милана игриво повела глазами:
      – Боится, рога ему наставлю.
      – Вероятно, причина есть?
      – Без причины и чирей не садится. Сама виновата. Еще в Адлере зашел разговор о мужиках. Дескать, бывают такие-сякие, ужасно плохие. Я взяла да в шутку брякнула: «Для меня не бывает плохих мужиков – бывает мало денег или водки». Зыряй на этой шутке зациклился: «Дома одна бухай сколько влезет, но с мужиками – засохни! Удушу!» Вот и пью теперь в гордом одиночестве как последняя алкашка. Надоело – жуть!.. Ты больше не приезжай ко мне днем, чтобы соседи не накапали Зыряю, будто у меня фраер завелся. Если хочешь повеселиться, приходи ночью без свидетелей. Принесешь литряк – козырно побалдеем…
      – Спасибо за приглашение, но по ночам я ходить опасаюсь, – схитрил Слава.
      – Какой же ты к черту опер, если дрейфишь, как малолетка, – удивилась Милана. – У тебя же служебный пистолет должен быть в заначке.
      – У меня-то есть, а у Зырянова?…
      – Нет у него ни фига. Он ведь не мент и не урка с прибабахом.
      Подвыпившая Милана, кокетливо играя озорными глазами, беспардонно выставляла напоказ впечатляющий бюст и обнаженные сверх меры привлекательные ноги, то и дело закладывая их одна ла другую. Завершая с ней разговор. Голубев пришел к убеждению, что внезапный отъезд Зырянова на «курорт» вызван не случайной прихотью, а серьезными обстоятельствами. Скорее всего, это было убийство Шиферовой и Ремера. Появилось предположение, что Зырянов причастен к кровавому преступлению. У него имелась красная «восьмерка». Именно из такой машины, стоявшей возле ресторана «Сосновый бор», наводчик информировал по рации Ястреба, что Шиферова и Ремер сели в машину.

      В отделе милиции Голубева дожидался участковый Анатолий Кухнин, смуглостью лица и черными, как смоль, волосами похожий на рослого крепкого в плечах цыгана.
      – Полчаса, Дмитрич, тебя жду, – здороваясь за руку, сказал Кухнин. – Где мотаешься?
      – Оперативника ноги кормят, – весело ответил Слава и, открыв ключом свой кабинет, предложил: – Заходи. Угощенья предлагать не стану, но деловой разговор поддержу.
      Когда оба уселись возле стола, Кухнин достал из кармана размноженную на цветном сканере фотографию с похорон Шиферовой и показал ее Голубеву.
      – Не хвались, у меня такая карточка есть, – быстро сказал Слава.
      Участковый интригующе подмигнул:
      – Зато я знаю этого парня…
      – Не томи душу. Говори, кто он и чем занимается?
      – Это сын Риммы Парфеновны Дурдиной – хозяйки частного магазина «Марианна».
      Голубев, зажмурившись, тряхнул головой:
      – Не тумань мне разум. Я знаю хозяйку «Марианны» красавицу Жанну Мерцалову. Познакомился с ней, когда разматывали уголовное дело под кодовым названием «Фартовые бабочки».
      – Отстаешь от жизни, опер. Жанка давно продала магазин и теперь ворочает коммерцией в Новосибирске.
      Слава мгновенно оживился:
      – Это уже интересно! Что собою представляют Римма Парфеновна и ее большеносый сынуля?
      – Парфеновна – бабища весом больше сотни кэгэ и гренадерского роста. С таким же носом, как у сына. Прожженная торговка. Когда магазин принадлежал Мерцаловой, цены в нем были самые низкие для райцентра. Теперь – самые высокие. Ее единственному сынку тридцать годиков. Зовут Юлиан…
      – Стоп, Анатолий, – перебил Слава. – Юлиан… Значит, Юлька?…
      – Запанибрата можно и Юлькой назвать.
      – Под какой фамилией и где проживает?
      – Фамилия Дурдин. Живет у мамы, на втором этаже магазина «Марианна».
      – Очень интересно! Юлька Дурдин – житель нашего райцентра. Правильно, Анатолий, я тебя понял?
      – Правильно, Дмитрич.
      – Сегодня у меня везучий день. Поехали, Толя, дальше. Выкладывай все подробно, что ведаешь о Юлиане Дурдине.
      – Могу рассказать только со слов Риммы Парфеновны.
      – Лично с Юлианом не знаком?
      – Нет, хотя при встрече здороваемся.
      – Мама, конечно, информатор предвзятый, но за неимением другого источника можно послушать и из ее уст словесный портрет сына.
      – По словам Парфеновны, портрет получается красивый. В школе Юлиан учился хорошо. Увлекался лыжным спортом. Летом играл в футбол, но особо любил бокс. В этом виде узаконенного мордобоя неоднократно занимал призовые места на областных соревнованиях и олимпиадах. Парфеновна показывала дипломы и кубки. После школы хотел поступить в военное училище, но, чтобы убедиться в правильности выбираемой профессии, решил сначала отслужить действительную службу…
      – Впервые встречаю такого предусмотрительного юношу, – сказал Слава. – Что-то, Анатолий, тут не то.
      Кухнин усмехнулся:
      – Рассказываю со слов матери. Как говорится, за что купил, за то и продаю. В действительности, наверно, завалил приемные экзамены и волей-неволей загремел в армию. Слушай дальше… «Нанюхавшись» дедовщины, от училища отказался. Отслужив положенный срок, поступил на платное заочное отделение юридического факультета Томского университета, филиал которого находится в Новосибирске. Проучился больше двух лет и бросил. Специальность юриста не понравилась.
      – Разборчивый, словно капризная невеста.
      Кухнин вновь усмехнулся:
      – Невесту ему выбирает мама.
      – Сам не может?
      – Сам Юлиан выбрал Клаву Шиферову, когда она в кафе «Русалочка» красовалась в белоснежном костюме «Армани». Парфеновна срочно навела справки о предполагаемой невестке и заявила сыну: «Только через мой труп!» Это было позднее. До неудавшейся помолвки с Шиферовой Юлиан закончил ускоренные курсы прапорщиков и контрактником отправился в Чечню. Участвовал там во многих боевых действиях по ликвидации бандформирований. Надо отметить, что воевал геройски. Парфеновна показывала армейский мундир сына, увешанный наградными знаками. Есть награды серьезные: два ордена Мужества, медаль «За отвагу», медаль «За заслуги перед Отечеством» второй степени и медаль Жукова.
      – Не на черном рынке награды куплены?
      – Этого не знаю. Документы не проверял.
      – Ладно, уточним в военкомате. Поехали дальше.
      – Несколько раз был ранен. Залечив последнее ранение, уволился в запас. В прошлом году больше двух месяцев поправлял здоровье на Черноморском побережье, в Сочи и в Адлере.
      – Один или с друзьями?
      – Об этом Парфеновна не говорила.
      – А что она еще сказала?
      – За участие в боевых действиях Юлиан получил много денег. Конкретную сумму не назвала. Купил джип «Лэнд Крузер»…
      – Какого цвета? – тотчас вставил вопрос Слава.
      – Черного. Видел его несколько раз. Мощный новенький внедорожник с никелированными прибамбасами. Оставшиеся деньги пристроил в коммерческий банк под хорошие проценты.
      – Позволяющие ему не работать?
      – О работе сына, как мне показалось, Парфеновна чего-то темнила. Работает якобы менеджером в крупной коммерческой фирме Новосибирска. А название фирмы вспомнить не смогла.
      – Такой же «менеджер» неведомой фирмы живет на улице Южной. Николая Зырянова не знаешь?
      – Не знаю. Чем интересен?
      – В прошлом году он тоже отдыхал в Адлере. С друзьями Михой и Юлькой. Привез оттуда сожительницу, обожающую выпить и пошухарить. Недавно тайком от пассии купил дачу под Кузнецком и втихомолку внезапно исчез из дома, оставив подруге записку, будто уехал на курорт.
      Кухнин удивленно уставился на Голубева:
      – А Юлиан Дурдин, по словам Парфеновны, на днях внезапно поехал то ли в Омск, то ли в Томск, точно она не помнит, хоронить скоропостижно скончавшегося друга.
      – Вот любитель похоронных дел, – Голубев покачал головой. – К Шиферовой на похороны заглянул с букетом цветов. Теперь к другу сквозанул. Друг, случайно, не Миха?
      – Ни имени, ни фамилии его Парфеновна не знает.
      – Когда с ней разговаривал?
      – Вскоре после похорон Клавы Шиферовой.
      – Надолго сынуля улизнул из дома?
      – Это мамуле тоже неизвестно.
      – На джипе уехал?
      – Нет. Джип замкнул в гараже, а ключи от гаража и от машины забрал с собой. Собственно говоря, из-за джипа и состоялась моя встреча с Парфеновной. Когда была установка осматривать все черные джипы на предмет обнаружения стреляной автоматной гильзы, я намеревался тщательно осмотреть джип Юлиана. Попасть в гараж без хозяина можно было только взломав замок. У меня на взлом смелости не хватило. Если бы осмотр ничего не дал, неприятностей было бы по самую макушку. Поэтому решил дождаться возвращения с похорон Юлиана, но тот до сих пор не вернулся.
      – Парфеновне сказал о цели визита?
      – Прежде времени не стал ее настораживать. Разговор о Юлиане завел исподтишка. Мол, как у него здоровье, как дела и все в таком, обывательском, духе.
      – Правильно поступил. Так и дальше веди себя. Не выказывай интереса к Юльке. Но возьми его под бдительное негласное наблюдение. Когда появится, немедленно сообщи мне или в прокуратуру. Очень меня беспокоит одновременное исчезновение Зырянова и Дурдина. Кстати, Зырянов так же, как Дурдин, замкнул гараж и ключи от красной «восьмерки» увез с собой.
      – Черный джип и красная «восьмерка»… – будто рассуждая вслух, проговорил Кухнин.
      – Улавливаешь связь? – подхватил Голубев.
      – Автоматная стрельба у ресторана?…
      – Вот именно! Двоих предполагаемых подельников мы вычислили. Теперь надо выйти на след третьего.
      – Думаешь, третий был?
      – А как же. Одновременно управлять джипом и прицельно стрелять из Калашникова никакой виртуоз не сможет. Значит, в джипе находились двое: один – за рулем, другой – с автоматом. А наводчик сидел в «восьмерке». Усекаешь такую арифметику?
      – Усекаю, да не могу поверить, что в разборке участвовал Дурдин. По моим наблюдениям, Юлиан – парень уравновешенный. Да еще его сердечная привязанность к Шиферовой…
      – Я не утверждаю, что именно Юлька поквитался с Клавой и Ремером, хотя… – Слава вгляделся в похоронную фотографию. – Горбатый нос его очень уж напоминает мне одну птичку. Знаешь, есть такая хищная птица с крючковатым клювом и длинными острыми когтями. Ястребом называется. Не отсюда ли кличка?
      – Не слышал, чтобы Дурдина называли Ястребом. А горбинка на носу у него со школьной поры. Перебили нос, когда боксом начинал заниматься.
      – Он в здешней школе учился?
      – Здесь, в райцентре.
      – Поищи его одноклассников. Обычно в школьные годы клички приклеивают.
      – Радиотехника Федю Полозкова знаешь?
      – Конечно, знаю.
      – Про перебитый нос он мне рассказывал. Кажется, Федя и учился вместе с Юлианом.
      – Сей миг это выясним, – Голубев, полистав телефонный справочник, набрал номер. Услышав в трубке голос Полозкова, поздоровался и сразу спросил: – Федя, ты хорошо знаешь Юлиана Дурдина?
      – Относительно, – чуть помолчав, ответил Полозков.
      – Не вместе с ним в школе учился?
      – В одно время, но в разных классах.
      – Будь другом, забеги ко мне на несколько минут.
      – Жди, скоро прибегу.
      Когда Голубев положил телефонную трубку, Кухнин собрался было уходить, однако Слава предложил ему остаться, чтобы «для расширения кругозора» послушать разговор с Полозковым. Федор появился быстро. Пожав Голубеву и Кухнину руки, сел возле стола и улыбнулся:
      – К допросу готов.
      – Допрос заменим дружеской беседой, – тоже с улыбкой сказал Слава. – Расскажи нам о Юлиане Дурдине. Чем он, на твой взгляд, интересен?
      – Прежде всего, как достойный защитник Отечества. Четыре года контрактником в Чечне оттрубил, а это не баран начхал. Порассказывал, в какие сложные передряги там попадал. Чужой крови насмотрелся и свою от ранений не раз пролил.
      – Это, Федя, нам известно. Воевал Дурдин достойно. А вот, как человек, что он собою представляет?
      – По внешнему облику и поведению, нормальный мужик.
      – Внешний облик и поведение людей часто не отражают их душевного состояния.
      – В чужую душу не заглянешь.
      – И все-таки…
      – Конечно, после кровавых схваток с бандформированиями на душе Юлиана вряд ли сохранились чистота и покой. Наверняка там много грязи накопилось.
      – В школьные годы какое у него прозвище было?
      – В начальных классах не помню. Года за два до окончания школы, когда Юлиану на областных соревнованиях по боксу разбили переносицу и нос обрел крючковатость, стали Ястребом называть.
      Голубев глянул на Кухнина:
      – Мотай, Анатолий, на ус. – И вновь обратился к Полозкову: – Как Дурдин реагировал на такую кликуху?
      – Ничего, не обижался. Ему даже нравилось. Ястреб – птица боевая, задиристая.
      – Любил задираться?
      – Нет, никого не обижал. За обиженных, бывало, заступался. Веселый, компанейский был парень. Теперь замкнутый стал, нелюдимый.
      – Часто с ним общаешься?
      – Редко. Последний раз был у Юлиана осенью прошлого года. Портативную рацию «Гродно» починил.
      – Зачем ему старомодная рация, если сейчас мобильные телефоны в моде? – удивился Слава.
      – Сказал, в Чечне она жизнь ему спасла. Привез домой как реликвию в память о войне.
      – А с Беломорцевым у Дурдина какие контакты были?
      – Никаких не было. По-моему, они даже не знают друг друга. Альберт ведь приезжий.
      – А Шиферова не могла их познакомить? Говорят, будто Дурдин увлекался Клавой.
      – О любовных увлечениях Юлиана ничего не знаю. Мы с ним просто знакомые, но не друзья, чтобы откровенничать на интимную тему…
      Разговор прервал телефонный звонок. Антон Бирюков срочно пригласил Голубева в прокуратуру на оперативное совещание.

      В прокурорском кабинете только что вернувшийся из дачного поселка «Астра» следователь Лимакин разговаривал с Бирюковым. Усевшись к приставному столику напротив него, Голубев спросил:
      – Как съездил?
      – Удачно, – Лимакин показал многостраничный протокол опознания. – Вся мебель и вещи Беломорцева находятся в дачном доме, купленном нашим земляком Николаем Зыряновым.
      – Соседи опознали?
      – Без малейшего сомнения. У тебя какие свежие новости?
      – У меня, Петя, такая сногсшибательная информация, что закачаешься…
      – Смотри, не упади, – сказал Бирюков.
      – Прежде, чем падать, постараюсь довести дело до победного конца, – бодро ответил Слава и стал подробно излагать содержание своих разговоров с подвыпившей Миланой Запольской, участковым Кухниным и радиотехником Полозковым.
      Когда Голубев высказался, Бирюков задумчиво проговорил:
      – Информация на самом деле очень серьезная. Давайте, друзья, детально ее обсудим.
      – Надо, Игнатьич, немедленно объявлять в розыск Зырянова и Дурдина, – тотчас предложил Слава. – Внезапное исчезновение их из райцентра – это откровенный побег, чтобы скрыться от ответственности за совершенное преступление.
      – Объявить в розыск – дело несложное. Сначала надо хорошенько обмозговать: не опрометчиво ли будет такое объявление?… – подумав, сказал Бирюков. – А в первую очередь давайте подумаем над тем, какая может быть связь между убийством Васютиных, покушением на жизнь Беломорцева и беспрецедентным расстрелом Шиферовой с Ремером.
      – Это, пожалуй, труднее всего сделать, – нахмуренно проговорил Лимакин.
      Бирюков повернулся к нему:
      – На вопрос «Что труднее всего делать» один умный священник ответил: «Труднее всего Богу молиться, старых доглядывать и долги отдавать». Ни под одну из этих категорий, Петр, наши трудности не подпадают.
      Лимакин в ответ усмехнулся:
      – Священник не знал нашей специфики.
      – Зато мы свою специфику основательно знаем. Главное в ней – не хандрить и активно думать. – Бирюков глянул на Голубева. – Так, Слава?
      – Так точно, Игнатьич! Мозговую деятельность постоянно надо стимулировать.
      – Подскажи, каким способом? – иронично спросил Лимакин.
      – Способов, Петя, великое множество. Самый простой из них – ковырять в носу, – в тон следователю ответил Голубев. – Недавно прочитал в газете, что американские физиологи сделали открытие и утверждают: такой массаж слизистой оболочки носа, набитой разными рецепторами, круто улучшает работу мозга.
      – Врут шарлатаны, – с усмешкой буркнул следователь. – Российская практика не подтверждает американскую теорию. Если бы такой закон природы существовал, наша держава давно была бы впереди планеты всей.
      – Скептик ты неисправимый, – с наигранным упреком проговорил Голубев и, повернувшись к Бирюкову, посерьезнел: – Игнатьич, я стопроцентно убежден, что все три, перечисленных тобой, криминальных эпизода – звенья одной преступной цепи. Натворила эти беды банда, возглавляемая Юлианом Дурдиным, со школьной поры имеющим кличку Ястреб.
      – А ты не допускаешь мысли, что школьной кличкой Дурдина воспользовался иной главарь? – спросил Лимакин.
      – Не вижу в этом смысла, – ответил Слава.
      – Тогда объясни, какая необходимость привела убийцу Шиферовой явиться с цветами на похороны своей жертвы?
      – Вот тут я допускаю, что стрелял другой бандит, а Ястреб управлял джипом. Еще возможен иной вариант. Дурдин появился на Березовском кладбище, пытаясь обеспечить себе алиби. Мол, не шизик же я, чтобы «засветиться» на похоронах жертвы. – Голубев посмотрел на Бирюкова: – Какое, Игнатьич, у тебя мнение на этот счет?
      – Такой вариант возможен, – сказал Бирюков. – Но есть и еще один. Не знаю, может, это из области мистики, однако психологи говорят, будто что-то неотвратимое, чему нельзя противиться, влечет убийц на могилы своих жертв. Хотя нет тут ни чувства вины, ни угрызений совести. Тут что-то другое, скорее, подсознательно связанное с примеркой, с предчувствием их собственной участи.
      – О таком помешательстве некоторых убийц я тоже слышал, – подхватил Слава. – Возможно, Ястреб как раз из тех самых, кто поддается такому влечению.
      – Положительная характеристика Дурдина тебя не смущает? – вновь спросил Лимакин.
      – Она пока голословная. Надо в военкомате полистать личное дело Юлиана. Кстати, Петя, в каком состоянии сейчас Альберт Беломорцев?
      – По словам полковника Тарана, есть надежда, что скоро Альберт Кириллович заговорит. Но что он расскажет – большой вопрос.
      – Мне думается, скрывать ему нечего.
      – Его причастность к банде исключаешь?
      – По-моему, Клава Шиферова впутала Альберта в махинацию с приобретением машины Васютина, и преступная пирамида стала рушиться.
      – Слишком круто она рухнула.
      – Жадность фраеров сгубила. Мало им показалось штрафных поборов с автовладельцев на трассе. Решили крупный хапок урвать и подавились.
      – По-твоему, переодетые гаишники на серебристом «Мерседессе» – это…
      – Дурдин, Зырянов и кто-то третий, – не дал договорить Лимакину Слава.
      – Уверен, что не Беломорцев?
      – Стопроцентно. Видимо, неизвестному пока для нас третьему принадлежит «Мерседес» с фальшивыми милицейскими номерами, на котором троица шарашила по трассе. В пользу этого предположения говорит такой факт: Беломорцев уже лежал полуживой в лесу около дачного поселка «Астра», когда бандиты расстреляли Шиферову и Ремера. Было их трое. Наводчик – в красной «восьмерке» и два ухореза – в черном джипе. – Голубев посмотрел на Бирюкова. – Как, Антон Игнатьич?…
      – Убедительное предположение, – согласился Бирюков. – Приложи, Слава, все силы, чтобы выявить этого третьего. Если придется объявлять розыск, то надо заранее подготовить ориентировки на всех троих. А теперь, когда появились двое подозреваемых, проведем у них обыск. Надо искать вещи Васютиных.
      – Для опознания придется пригласить из Новосибирска Ивана Турунтаева, – сказал Лимакин. – В протоколе допроса вместе с домашним адресом я записал и номер его мобильника.
      – Созвонись срочно с Иваном Ильичом и попроси, чтобы приехал завтра к девяти часам утра. Начнем с Дурдина. После навестим усадьбу Зырянова. Заодно тщательно осмотрим их автомашины. Возможно, что гаражные замки придется отмыкать без ключей. Предупреди Лену Тимохину, чтобы прихватила с собой набор отмычек.
      – Мое присутствие при обысках необходимо? – спросил Слава.
      – Непременно. Работы будет много.
      – Тогда я сегодня уточню в военкомате характеристику Юлиана Дурдина.
      – Обязательно уточни. Попутно поинтересуйся другими контрактниками. Может быть, среди них найдутся такие, кто служил вместе с Дурдиным.

      Районный военком – сухощавый подполковник предпенсионного возраста встретил Голубева приветливо. Без лишних слов он приказал старшему лейтенанту отыскать личное дело прапорщика Дурдина и после того, как старлей ушел выполнять распоряжение, поинтересовался:
      – Чем Дурдин привлек ваше внимание?
      – Хотим на службу в милицию его уговорить, – увильнул от правды Слава.
      – Не советую этого делать, – сухо сказал подполковник. – Вояка Дурдин хороший, но для работы в органах милиции он не подходит.
      – Почему?
      – Заносчив и груб. Склонен к экстремальным поступкам. Вряд ли такой сотрудник станет находкой для милиции.
      Голубев улыбнулся:
      – Такого добра у нас своего хватает.
      Подтверждение сказанному подполковником Слава нашел в личном деле, которое довольно скоро принес старший лейтенант. «Заносчив и груб. Склонен к экстремальным поступкам и необдуманному риску» – такими словами заканчивалась в целом положительная характеристика, подписанная командиром воинской части, где на контрактных условиях служил прапорщик Дурдин. Все награды подтверждались документами. Была в деле и фотография Юлиана в камуфляжной форме. По просьбе Славы старший лейтенант тут же скопировал ее на ксероксе.