Ястреб ломает крылья

      – Из Чечни, вестимо.
      – О том, что владеть огнестрельным оружием без лицензии запрещено, вам не известно?
      – Ну, почему же… Известно. Сказалась чеченская привычка – без оружия ни шагу. Эту вину признаю и готов нести наказание.
      – Хотите избежать более серьезной ответственности?
      – Мне нечего избегать. Кроме незаконного владения пистолетами, ни я, ни мои друзья ни в чем ином не виноваты.
      – А если подумать?…
      – Думай не думай – сто рублей не деньги.
      – У Васютиных вы взяли значительно больше.
      – Что за Васютины?
      – Отец и сын, которых вы с друзьями застрелили ночью первого апреля на автотрассе у села Раздольного.
      Дурдин внезапно расхохотался:
      – Чудеса в решете… Мы боевые друзья по чеченской службе, но не разбойники с большой дороги.
      – Позвольте с вами не согласиться, – нахмуренно сказал Бирюков. – Как раз на большой дороге вы и разбойничали. От штрафных поборов с автовладельцев докатились до грабежа с убийством.
      – Какие «поборы»?! Какой «грабеж»?! – возмутился Дурдин.
      – Напрасно возмущаетесь, – Бирюков показал протоколы обысков. – Вот документы, подтверждающие вещественные доказательства, обнаруженные у вас и ваших друзей. Здесь все указано подробно и подтверждено подписями понятых.
      – Это произвол. Почему обыски проведены без нас?
      – Потому, что вы находились, мягко говоря, в бегах.
      – Мы отдыхали в «Белокурихе» и никуда не убегали.
      – А по словам Риммы Парфеновны, вы уезжали не в «Белокуриху»…
      – Куда же?
      – На похороны друга то ли в Омск, то ли в Томск.
      – Да, уезжал туда, но сразу после похорон присоединился к отдыхавшим друзьям.
      – Где и кого хоронили?
      – Это мое личное дело.
      – Ваши личные дела стали нашими заботами. Сказать на этот вопрос вам нечего, так как любой ответ будет досконально проверен. Зырянов поступил умнее. Он оставил сожительнице записку, что уехал на курорт. Там и оказался.
      – Я не хотел огорчать маму. Она считает, будто от курортной жизни можно стать алкоголиком или заразиться венерической болезнью, – после некоторого молчания проговорил Дурдин.
      – За что вы Шиферову лишили жизни? – внезапно спросил Бирюков.
      На смуглом горбоносом лице Юлиана появилось подобие скорби, а голос словно охрип:
      – Не сыпьте мне соль на рану. Когда убили Шиферову, меня в райцентре не было. О смерти Клавы я узнал от мамы, позвонившей по мобильнику.
      – Но в вашем джипе обнаружена автоматная гильза, идентичная гильзам, оставшимся на месте преступления у ресторана.
      – Это происки убийц, чтобы свалить вину на меня. Как они ухитрились такое сделать, объяснить не могу. Поверьте, у нас с Клавой были серьезные намерения создать семью. После моего возвращения с курорта мы планировали зарегистрировать брак и поселиться в Клавиной квартире.
      – Против вашего брака с Шиферовой категорически выступала Римма Парфеновна.
      – Я давно уже вырос из того возраста, когда шел у мамы на поводу. Она противилась всему, что мне хотелось сделать, да не всегда ей удавалось остановить меня.
      Бирюков показал «поминальную» фотографию:
      – Узнаете себя?
      – Узнаю, – чуть прищурившись, спокойно ответил Дурдин.
      – Шиферову хоронили на третьи сутки после убийства. Если вы находились на курорте в Алтайском крае, то каким образом оказались на похоронах в Березовке?
      – Приезжал из Белокурихи с Михаилом Хомяковым в его «Мерседесе». Не проститься с любимой женщиной было сверх моих сил.
      – И вас не смутило, что накануне вашего бракосочетания любимая женщина ужинала в ресторане с Ремером?
      – Хотите сказать: кто даму «ужинает», тот ее и «танцует»? – шутливо спросил Юлиан.
      Бирюков шутку не принял:
      – Хочу получить серьезный ответ. По достоверным сведениям, Шиферова выходить замуж за вас вовсе не собиралась. Последним ее увлечением был Оскар Ремер.
      Дурдин насупился:
      – Не собирайте районные сплетни. О привлекательных женщинах завистницы и завистники сочиняют всякие небылицы.
      – Ладно, оставим Шиферову в покое, – сказал Бирюков. – Объясните, как попали к вам статуэтка танцующего Шивы и комплект дамского белья, принадлежавшие погибшим Васютиным?
      – Никаких Васютиных не знаю и знать не хочу. Шиву и белье я купил в Новосибирске.
      – Когда и в каком магазине?
      – Теперь уже не помню.
      – А свидетель, который опознал эти вещи, помнит.
      – Откуда он взялся?
      – Из автосалона «Обские зори», где Васютины первого апреля покупали «Жигули». Помните, когда Шиферова, называя вас Ястребком, рассказывала до мобильному телефону о понравившихся ей оленьих рогах, привезенных богатым северянином для друга?
      – Свидетель ввел вас в заблуждение. Не было такого разговора с Клавой, и прозвище свое я со школьной поры ни от кого не слышал.
      – А как же фраза Ястреб, они в машине, прозвучавшая по рации «Гродно» перед стрельбой у ресторана?
      – Чушь собачья!
      – При обысках такие рации обнаружены у вас и у Зырянова.
      – Рации – память о Чечне, но это не означает, что мы с Зыряновым совершили преступление. Жизнь полна случайностей и, если нас кто-то подставил, то зачем нам отдуваться за чужой грех? Повторяю, когда убили Шиферову, меня с друзьями в райцентре не было.
      Бирюков повернулся к писавшему протокол Лимакину:
      – Сегодня же, Петр, запроси администрацию «Белокурихи», какого числа друзья прибыли к ним на отдых.
      – Мы двое суток не могли купить путевки в «люкс» и жили в Белокурихе дикарями, – торопливо сказал Дурдин.
      – Выясним и это.
      – У кого?
      – У администрации спросим, какого числа вы подали заявки на «люкс».
      Дурдин внезапно уставился на сосредоточенного адвоката и сердито спросил:
      – Маэстро, вы почему молчите?!
      Адвокат встрепенулся:
      – Пока мне нечего сказать. Допрос идет в рамках закона.
      – В рамках… При таком обрамлении меня без вины упрячут за решетку!
      – Не надо нервничать, Юлиан Самвелович.
      – Как это не надо?! Разве можно сохранять хладнокровие, когда задают провокационные вопросы?
      – Ничего провокационного нет. Прокурор без подвоха выясняет фабулу уголовного дела…
      – Ну, маэстро… – голос Дурдина сорвался. Глубоко вздохнув, он процедил сквозь зубы: – Такой защитник мне не нужен. Попрошу маму, чтобы заказала из Москвы самого дорогого специалиста.
      – Ваше право, – с обидой сказал адвокат, а Бирюков тут же добавил:
      – Напрасно потратите деньги. Следствие будет проведено добросовестно, и никакому «специалисту» не удастся «развалить» дело в суде.
      – Не пугайте. Запишите в протокол, что я отказываюсь от дальнейших показаний.
      – Зря горячитесь. Отказом давать показания только осложните свою судьбу.
      – Не хочу оправдываться перед вами. Попробуйте без моей помощи доказать вину.
      – Если виноваты, докажем. Ваше решение окончательное?
      – Да, окончательное.
      – Что ж, так и запишем…
      Бирюков вызвал конвойного.
      Следующим на допрос доставили Николая Зырянова. В отличие от Дурдина Зырянов выглядел невыспавшимся. Усевшись на стул, он начал нервно позевывать. На стандартные вопросы о биографических данных отвечал полусонным голосом, но, как только Бирюков спросил его о взаимоотношениях с Беломорцевым, моментально «проснулся»:
      – Имеете в виду Альберта?
      – Да, Альберта Кирилловича, – уточнил Антон.
      Широкоскулое лицо Зырянова расплылось в улыбке:
      – С Альбертом мы, без преувеличения, как братья.
      – Давно знакомы?
      – Много лет корефаним.
      – На какой почве?
      – В смысле – дружим?
      – Да.
      Зырянов щелкнул себя по горлу:
      – На почве: «Не дай себе засохнуть».
      – Не хитрите. Беломорцев не алкоголик.
      Серые глаза Зырянова удивленно расширились:
      – Разве я сказал, что Альберт алкаш?… Мы с ним при встречах так это… по махонькой употребляем для душевного разговора.
      Бирюков укоризненно покачал головой:
      – Вы же всего раз с ним встречались, когда подсунули под аванс в тридцать тысяч чужие «Жигули». Правда, была еще встреча на развилке дорог у дачного поселка» Астра», но там вы не дали «брату» и слова сказать. А свела вас с Беломорцевым Клава Шиферова. Неужели забыли дела недавних дней?
      Зырянов, будто онемев, долго молчал. Видимо, спохватившись, что пауза подозрительно затягивается, он возмущенно заговорил:
      – Гражданин прокурор, подобную туфту могла наплести только Клавка. Она, зараза, до безумия задурила башку Юльке Дурдину, но я с ней не корефанил. В прошлом году я из Адлера привез себе секс-куклу. Милана, конечно, тоже не подарок, но насчет левых закидонов сдержаннее Клавки.
      – Дурдин всерьез хотел жениться на Шиферовой? – спросил Бирюков.
      – Еще как всерьез! Мы с Хомяковым ему внушали, мол, одумайся, чудак. Клавка ведь неисправимая прости… господи. Юлька ощетинился: «Заткнитесь, лопухи! Какая есть, такую и возьму». Ну, прямо анекдот: «У каждого свой вкус», – сказал индус и женился на обезьяне, – Зырянов хихикнул. – А видели бы вы, как Дурдин разрыдался, когда мамка сообщила ему, что какие-то паразиты замочили Шиферову…
      Бирюков обратился к Лимакину:
      – Надо узнать на АТС, звонила ли Римма Парфеновна в Белокуриху.
      – Юлька с ней по мобильнику разговаривал, – быстро вставил Зырянов.
      – Разговоры по мобильной связи тоже учитываются автоматикой, – ответил Антон и сразу спросил: – Какого числа вы приехали на курорт?
      – Число не помню, но за несколько дней до того, как бандиты укокошили Клавку.
      – В курортной гостинице сразу поселились?
      – Две или три ночи кувыркались в «Мерседесе». Ждали, когда номер-люкс освободится.
      – Точнее не можете сказать?
      – Не могу. Пьяный в драбадан был. Мы, как приехали туда, закиряли по-черному.
      – Обрадовались, что алиби себе обеспечили?
      – В смысле чего?
      – В смысле того, что за убийство Шиферовой и Ремера отвечать не придется. Вспомните свою фразу, сказанную по рации «Гродно» у ресторана: «Ястреб, они в машине»…
      – Какой идиот такую туфту придумал?!
      – Свидетели рассказали. Вы, друзья, так опрометчиво спешили ликвидировать Шиферову, чтобы она не выдала ваши темные махинации, что отважились на бессмысленный риск.
      Побледневшее было круглое лицо Зырянова стало багроветь от возмущения.
      – Я протестую и требую не обвинять нас голословно! – с апломбом заявил он. – Русским людям не свойственны бесшабашные налеты. Здесь очевиден след чеченских террористов. Вы же ловите в мутной воде ту рыбку, которая сама плывет к вам в руки…
      «Бузила», как назвал Зырянова во время обыска понятой Струков, откровенно нарывался на скандал, и Бирюков вынужден был осадить его.
      – Мы не на митинге, где можно протестовать и требовать, – строго сказал Антон. – Опровергайте мои слова фактами, а не прожектерскими вымыслами. Против вашей троицы набралась такая масса убедительных улик, что никакими хитростями вам всем не избежать наказания за жестокие преступления. Чтобы не играть в кошки-мышки, сообщу самое неприятное лично для вас: Беломорцев, которого возле «Астры» вы посчитали мертвым, выжил и дал подробные показания, как вы хотели сплавить ему «Жигули» Васютиных.
      Зырянов будто не дослышал:
      – Каких Васютиных?
      – Васютиных, – отчетливо повторил Антон. – Северянина с сыном, которых вы лишили жизни ночью с первого на второе апреля у села Раздольного и упрятали раздетые тела убитых в лесопосадке.
      – Ну, это во-о-още туфта безразмерная, – нараспев протянул Зырянов. – Жигулевскую «семерку» синего цвета я купил первого апреля в автосалоне «Обские зори». Позднее по просьбе Беломорцева там же переоформил документы на его имя.
      – Не лгите. Ничего вы в «Обских зорях» не переоформляли. Есть официальная справка автосалона, что за первоапрельский день текущего года там было продано всего две автомашины. «Жигули» седьмой модели приобрел Юрий Семенович Васютин, а «девятку» купил Оскар Эрнстович Ремер. Кстати, с Ремером была Клава Шиферова и разговаривала по мобильному телефону с «Ястребком». Не она ли навела вашу троицу на Васютиных?
      Зырянов тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб. Натянуто усмехнувшись, обидчиво заговорил:
      – Вы, гражданин прокурор, рассказываете такие страсти-мордасти, которые не укладываются в моей голове. Ни Васютиных, ни Ремера я никогда в глаза не видел и разговор Клавки с каким-то Ястребом… или Ястребком не слышал.
      – Почему «с каким-то»… Разве не знаете кличку Дурдина?
      – Я хорошо знаю Дурдина Юльку, но какая у него кликуха мне до едрени-фени. И, если он на самом деле о чем-то болтал с Шиферовой, пусть исповедуется перед вами сам. С какого бодуна я должен ввязываться в их отношения?
      – Отношения вашей троицы переплелись так плотно, что подпадают под определение «Организованной преступной группировки». Изъятые у вас и ваших друзей пистолеты сейчас находятся на экспертизе. Завтра станет ясно, в каких преступлениях они участвовали. А лично вам уже сейчас можно предъявить обвинение по нескольким статьям уголовного кодекса.
      – По каким, например?
      – Вымогательство с разбоем на автотрассе. Покушение на Беломорцева. Кража в особо крупных размерах…
      – Какая еще кража?! – возмутился Зырянов. – Если имеете в виду мебель Альберта, которую я перевез на дачу, то это сделано по его просьбе. Мы хотели обменяться жилплощадью.
      – Не сочиняйте сказку про белого бычка. Подобное оправдание выглядит детским лепетом, – сухо сказал Бирюков. – Повторяю, Беломорцев жив и при очной ставке уличит вас во лжи. Самым разумным в вашем безвыходном положении является чистосердечное признание. Оно в какой-то мере снизит срок наказания.
      – Перечислите все улики против меня.
      – Сегодня это делать преждевременно. Обмозгуйте хорошенько хотя бы то, что сказано. Надеюсь, при следующей встрече поговорим более содержательно.
      Зырянов ухмыльнулся:
      – Вряд ли…
      Доставленный на допрос после Зырянова Михаил Хомяков оказался самым неразговорчивым. На все вопросы, кроме биографических, он, словно психически больной, мрачно отвечал одной и той же фразой: «Я никого не убивал». Получить от него вразумительный ответ удалось лишь на один вопрос, когда Бирюков спросил:
      – Где вы взяли номерные знаки от угнанных пять лет назад в Новосибирске «Жигулей» и кто подделал их под милицейские?
      – В этих «Жигулях» с поддельными номерами и маячком-мигалкой на нас нарвались боевики в Чечне. Юлька Дурдин подорвал их гранатой, а я снял с развороченной взрывом машины номера и мигалку, – уставясь тупым взглядом в пол, тихо проговорил Хомяков и сразу добавил: – Но я никого не убивал.
      – Для чего вам понадобились номера и «мигалка»?
      – Привлек индекс Новосибирской области на номерных знаках. Хотел, когда вернусь домой, сдать их в ГАИ, чтобы не искали угнанную машину, от которой осталась груда металла, да забыл.
      – И стали привинчивать к «Мерседесу», чтобы промышлять штрафными поборами на автотрассе?
      Не отрывая взгляда от пола, Хомяков вздохнул:
      – Честное слово, я никого не убивал.
      Бирюков вынужден был прекратить никчемный разговор.

Глава XXVIII

      В середине следующего дня в прокурорский кабинет вошли Лимакин и Голубев. Следователь сразу достал из папки листок с компьютерным текстом, передал его Бирюкову и, усаживаясь на свое излюбленное место у приставного столика, сказал:
      – Вот, Антон Игнатьевич, ответ по электронной почте из администрации курорта «Белокуриха». Подозреваемая нами троица друзей появилась там вечером первого дня после убийства Шиферовой и Ремера. «Люкс» был свободен, и поселили их в номер без проблем. Таким образом, придуманное друзьями алиби рухнуло, словно карточный домик.
      – Я в этом не сомневался, – читая текст, ответил Антон.
      Лимакин взял из папки другой листок и тоже передал его Бирюкову со словами:
      – А вот справка АТС. Римма Парфеновна Дурдина ни по мобильнику, ни по обычному телефону в Белокуриху не звонила.
      – Откуда же Дурдин узнал о дне похорон Шиферовой?
      В разговор включился Слава Голубев:
      – Вчера, Игнатьич, я разговаривал с помощником Бориса Медникова. Он мне рассказал, что на второй день после стрельбы у ресторана в морг звонил по междугородке неизвестный мужчина и интересовался, когда будут хоронить Шиферову. Помощник ответил, что родители уже забрали тело дочери, и похороны состоятся завтра в Березовке. Наверняка это был звонок Дурдина.
      – Конечно, его, – поддержал Лимакин. – Получив такую информацию, Дурдин примчался в «Мерседесе» с Хомяковым из Белокурихи в Березовку, чтобы изобразить горечь утраты «любимой» и свою непричастность к убийству.
      – Резонно, – согласился со следователем Бирюков. – Экспертиза пистолетов что показала?
      Лимакин достал из папки три заключения экспертов:
      – Оружейники установили, что из пистолета, изъятого у Дурдина, убит Олег Васютин. Пистолет Зырянова «засветился» дважды. Из него застрелен Васютин-старший и совершено покушение на Беломорцева. А вот пистолет Хомякова оказался «чистеньким».
      – Выходит, не зря он твердил: «Я никого не убивал»…
      – Похоже, что не зря, Антон Игнатьевич.
      – Ну, и как они, подозреваемые? – спросил Голубев.
      – Ничего так ребята. Бойкие, – сказал Бирюков.
      – Только Хомяков впал в меланхолию, словно «крыша» у него поехала иди «фаза» замкнулась, – добавил Лимакин.
      Антон повернулся к следователю:
      – По-моему, Хомяков первым из троих осознал безысходность ситуации, в которой оказались друзья. Если умело подвести его к откровенным показаниям, то замысловато закрученный клубок начнет разматываться стремительно.
      – Очень уж пышный букет преступлений на совести дружков, – огорченно проговорил следователь. – По фактам вымогательства на автотрассе новосибирские и кузнецкие сотрудники ГИБДД уже выявили более тридцати потерпевших водителей и продолжают работать в этом направлении. Характерно, что райцентровские водители поборам не подвергались.
      – А Ремер?… – вставил вопрос Голубев.
      – Ремера «штрафанули» либо по ошибке, либо Дурдин из ревности решил наказать соперника. Других не трогали. Видимо, опасались, как бы не наткнуться на знакомых. Они и место промысла выбрали у Раздольного, чтобы видеть выезд из райцентра на трассу. Словом, по этому делу у нас доказательств будет предостаточно. По эпизодам, связанным с Васютиными и Беломорцевым, улики тоже неопровержимые… – Лимакин помолчал. – Труднее на сегодняшний день уличить друзей в убийстве Шиферовой и Ремера.
      – Свидетели помогут, – сказал Слава.
      – Конечно, свидетельские показания и вещдоки имеются. Две рации «Гродно» обнаружены у подозреваемых. Есть даже гильза, найденная в джипе Дурдина. Но нет основной улики – автомата Калашникова. Без него доказательства покажутся судьям хилыми.
      Бирюков спросил Голубева:
      – Не прекратили искать автомат?
      Слава тяжело вздохнул:
      – Участковые перешерстили всю райцентровскую братву, связанную с криминалом. К Сожалению, братки «клянутся мамками», что ни видом не видывали, ни слыхом не слыхивали, чтобы у кого-то в райцентре имелся калашниковский «ствол». Так как банда Дурдина орудовала обособленно, то о наличии у них автомата уголовники, естественно, не знают.
      – Не прекращайте поиск.
      – Будем рыть землю до победного конца, – заверил Бирюкова Слава.
      В это время никто из участников разговора не предполагал, что ночью следующих суток в райцентре пророкочет автоматная очередь.

Глава XXIX

      В дежурной части РОВД телефонный звонок раздался в полночь.
      Испуганный женский голос с сонной хрипотцой истерично прокричал:
      – По магазину «Марианна» стреляют! Приезжайте немедленно! – И в трубке зачастили короткие гудки.
      Минут через десять дежурившие в эту ночь по районному отделу милиции Слава Голубев и эксперт-криминалист Тимохина подъехали в оперативной машине к месту происшествия. У входа в магазин их встретила возмущенная Римма Парфеновна Дурдина. Непричесанная, в наспех подпоясанном длинном халате она с демонической злостью напустилась на Голубева, выскочившего из машины первым:
      – До каких пор в нашем захолустье будут твориться столичные безобразия?!
      – Что, собственно, произошло? – спросил Слава.
      – Ослепли, что ли?! – Дурдина показала на освещенные изнутри магазина большие окна. – Небьющееся стекло бандиты изрешетили пулями. Это тысячи убытка! Да бутылок с ликероводочными напитками расхлестали вдребезги не на одну тысячу.
      – Не видели, кто стрелял?
      – Из черного джипа, как градом, шарахнули по окнам!
      – В какую сторону уехали?
      – Кажется, к выезду из райцентра.
      – Точно не знаете?
      – У меня нет прибора, чтобы в темноте видеть.
      Голубев взглянул на яркий серп луны:
      – Нынешняя ночь не так уж и темна…
      – Вот и ловите бандитов пока светло, – съязвила Дурдина и вновь стала наливаться яростью: – Никого. вы не поймаете! При обыске прокурор требовал от меня выдать автомат. Жалко, что его сейчас здесь нету. Хотя мне хочется плакать, но я рассмеялась бы ему в лицо.
      – Иной раз поплакать полезнее, чем смеяться, – сказал Голубев. – Говорят, смеется тот, кто смеется последним.
      – Не учите меня жить!
      – Извините, я не учителем работаю, – отпарировал Слава и направился к Тимохиной, которая осматривала пулевые отверстия в оконных стеклах. Подойдя, спросил: – Много дырок?
      – В стекле – семь. Три пули расплющились, угодив в кирпичную стенку между окнами, – ответила эксперт-криминалист.
      – Разброс пуль очень большой, – глядя на отверстия в стеклах, сказал Слава. – Парфеновна говорит, будто из проезжавшего джипа по окнам шарахнули, но на дороге гильз не видно.
      – Скорее, стрелок был неопытный, – Тимохина показала на огромный тополь у противоположной стороны улицы. – Надо поискать возле того дерева. Похоже, оттуда стреляли.
      К магазину прибежал поднятый по тревоге участковый Кухнин с двумя похожими на студентов парнями. Запыхавшись, проговорил:
      – Женихов… с любовного свидания увел… в понятые.
      – Спасибо, Анатолий, – сказал Голубев. – Благодаря твоей смекалке, не станем среди ночи беспокоить соседей. Пойдемте искать вещественные доказательства стрельбы.
      Как и предполагала Тимохина, справа от тополя, если смотреть на магазин, в радиусе каких-то пяти-шести метров быстро отыскали десяток стреляных гильз от автомата Калашникова. Гильзы были совсем «свежими», не утратившими запаха пороховой гари. Молчаливо наблюдавшая за поиском Дурдина неожиданно сказала:
      – Вот, оказывается, откуда стреляли.
      – Выходит, что черного джипа не было? – спросил Голубев.
      – Был. Понимаете, я проснулась от грохота выстрелов. Сразу посмотрела в окно и увидела джип, сорвавшийся на полный ход с этого места.
      – А того, кто стрелял, не видели?
      – Не видала. Наверное, он успел сесть в машину.
      – С таким же успехом можно было отстреляться из машины. Ради чего стрелок вылез из джипа?
      – Узнайте это у него, – грубо ответила Дурдина и с язвинкой прибавила: – Если поймаете.
      – Куда он, суслик, денется. Поймаем, – сказал Слава.
      Кроме гильз, при осмотре торгового зала «Марианны» удалось найти пригодную для идентификации пулю, застрявшую в мешке с сахарным песком. Перед отъездом с места происшествия Голубев с глазу на глаз обратился к Кухнину:
      – Анатолий, чэпэ произошло на твоем участке. Интуиция мне подсказывает, что организаторы стрельбы обитают в этом краю. Приложи все силы и смекалку к их поиску. Как только наступит утро, поговори с жильцами улицы. Может, свидетели найдутся. Автомат нам нужен до зарезу.
      – Постараюсь, Дмитрич, – заверил участковый. – Но, честно признаться, стрельба эта выглядит бессмысленной хулиганской бравадой.
      – Смысл, Толя, узнаем позднее, когда задержим «хулигана», который здесь «бравировал».
      Утром Голубев доложил Бирюкову о ночном происшествии. Присутствовавший при разговоре следователь Лимакин, как и Кухнин, недоуменно проговорил:
      – Странная стрельба. Не вижу смысла.
      – Может, ошибаюсь, но смысл, по-моему, есть, – сказал Слава. – Лена Тимохина исследовала гильзы и извлеченную из мешка с сахаром пулю. Они отстреляны из того же автомата, из которого убиты Шиферова и Ремер. На основе такого факта, подумай: подозреваемая нами троица друзей сидит в следственном изоляторе, а автомат продолжает стрелять…
      Лимакин наморщил лоб:
      – Неужели не тех подозреваем? Или кто-то из соучастников надумал отвести подозрение от друзей?
      – Вопрос щекотливый. На мой взгляд, стреляли разные люди. «Девятку» Ремера кучно изрешетил явно профессионал. А по магазину десятипатронную очередь выпустил вроде как новобранец. В его неопытных руках автомат плясал, будто черт, выскочивший из табакерки.
      – Для отвода глаз изобразить плохого стрелка мог и профессионал.
      – Это само собой, но… Если хотели отвести подозрение от друзей, надо было сохранить «почерк» стрельбы. В данном случав получилось нечто противоположное.
      – Да, что-то здесь не вяжется, – подумав, согласился Лимакин.
      – И совсем уж мне не понятно, – продолжил Голубев, – почему именно по окнам дурдинской «Марианны» пульнули? То ли из какой-то мести, то ли по глупости…
      – Ущерб большой причинен магазину? – спросил Бирюков.
      – Тысяч на десять-пятнадцать. Для бизнеса Дурдиной – это сущий пустяк.
      – Черный джип во время стрельбы не выдумка Риммы Парфеновны?
      – По-моему, Игнатьич, Дурдина воспользовалась случаем. В черном джипе Юлиана мы нашли автоматную гильзу. Чтобы хоть как-то реабилитировать сына, Парфеновна приплела аналогичный автомобиль. Был ли он на самом деле, не знаю.
      – Свидетелей не опрашивали?
      – Время было неподходящее. Полночь. Ни в одном доме не светились окна. Поручил Кухнину спозаранку этим заняться.

Глава XXX

      Участковый Кухнин, вернувшись с места происшествия домой, прилег на диван, чтобы прикорнуть до рассвета. Вывел его из недолгой дремы раскукарекавшийся горластый петух. Стараясь не разбудить семью, Кухнин тихо умылся, на скорую руку позавтракал и отправился выполнять задание Голубева. Первым делом он обошел дворы, где, несмотря на раннее утро, хозяева уже встали и занимались уходом за домашним скотом. О ночном происшествии никто из опрошенных ничего не знал. Лишь одна пожилая женщина сказала, будто ночью то ли во сне, то ли наяву слышала короткий раскат грома.
      Возле «Марианны» Кухнин увидел Настю Веснину – грудастую толстуху лет под тридцать, работавшую у Дурдиной техничкой. На этот раз Настя сердито подметала асфальтированную площадку перед входом в магазин.
      – Ты что не своим делом занимаешься? – подойдя к ней, спросил участковый.
      – Баба Яга заставила, – недовольно буркнула Веснина.
      – Римма Парфеновна?
      – Ну, а кто же… Только я не дура, как Прошка Пимокатов, задарма вкалывать. Раз – другой подмету и откажуся. Совсем охамела скряга. За техничку и подсобницу ишачу, а получаю всего-то полторы тысячи. По нынешним ценам разве это деньги? Это сдача. Теперь еще и Прошкину обязанность на меня взвалила.
      – А Прохор куда делся?
      – Хрен его знает, придурка. Наверно, запил… – Настя метлой показала на добротный дом у тополя, где ночью подбирали автоматные гильзы. – Купчик Пимен Карпович сбил с панталыку слабоумного.
      – Выпивкой?
      – Нека, деньгами. Купил старик полный грузовик березовых чурок. Прошка за день расколол их на дрова, и Купчик заплатил ему три сотняги. Мог бы ветеран так здоровски не раскошеливаться. Прошку что ни попроси сделать у него один тариф: «На бутылку пива дашь?» Баба Яга платила придурку за уборку территории сто рублей в месяц, а тут в один день – триста. Вот слабоумный и возгордился: «Дрова колоть выгоднее».
      – Ты ведь в соседях с Купчиком живешь.
      – Ну, а где же.
      – Ночью стрельбу слышала?
      – Нека.
      – Так крепко спишь?
      – Еще как крепко. Ночью меня из пушки не разбудишь. Утром пришла на работу, а в магазине окна продырявлены. Хозяйка зверем рычит.
      – Какие разговоры идут?
      – Продавщицы меж собой хихикают и что попало шепчут. Маловато, мол, жадной ведьме накрошили. Надо бы покруче «Марианну» разгромить.
      – Не уважают хозяйку?
      – За какие милости ее уважать… Она и раньше была стервой, а теперь, когда сына заподозрили в убийстве, совсем остервенела. Если б в райцентре было где устроиться на работу, мы бы пионерским строем враз все ушли от Бабы Яги.
      – О том, кто ночью стрелял, не говорят?
      – Шепчутся, будто рэкетиры осерчали на ведьму за то, что отказалась платить за «крышу».
      – Раньше платила?
      – Регулярно. Взбрындела ведьма, когда увешанный наградами Юлиан вернулся из Чечни. Такой королевой стала – не подступись. Теперь, как Юлиана арестовали, лафа Бабы Яги кончилась.
      Кухнин словно удивился:
      – Разве Юлиан арестован?
      – Ну, так базарят… – Веснина, будто испугавшись, торопливо принялась мести. – Иди с Купчиком поговори на эту тему. Пимен Карпович лучше киношного Штирлица все знает.
      – А ты чего испугалась?
      – Испугаешься… Если ведьма увидит, что с тобой болтаю, она всю мою душу вывернет наизнанку.
      – Скажи ей, что мы про любовь болтали.
      – Придется соврать. Иначе мне каюк. Отваливай по-быстрому отсюда…
      Ветеран Отечественной войны, бывший полковой разведчик, награжденный шестью боевыми орденами и несметным количеством юбилейных медалей, Пимен Карпович Купчик, несмотря на солидный возраст, обладал неиссякаемой энергией. Невысокого роста, с круглым животикам, он постоянно был чем-нибудь занят. Но, если появлялся собеседник, сразу бросал работу и мог часами вести разговор неважно на какую тему. На этот раз Кухнин застал старика за починкой будильника. На приветствие участкового ветеран по-военному отчеканил:
      – Здравия желаю, околоточный начальник! – И, сняв старинные роговые очки, показал на табурет возле стола. – Садись, Толян, давно мы с тобой не беседовали. А потолковать ныне есть о чем. События на нашей улице разворачиваются нешуточные. Юлиана Дурдина, говорят, посадили, а?…