— Барышня, вы не спали почти всю ночь! — сказала Цзыцзюань. — Зачем же вам благовония? Неужели снова будете писать?
Дайюй кивнула.
— Вы и так проснулись чуть свет, — произнесла Цзыцзюань. — Смотрите, как бы не переутомиться!
— Ничего! — ответила Дайюй. — Чем раньше я все перепишу, тем лучше! Хоть тоску немного развею. Память о себе оставлю. Увидите мой почерк — и вспомните!
Снова слезы покатились из глаз Дайюй. Цзыцзюань окончательно растерялась и, вместо того чтобы утешить Дайюй, сама расплакалась.
Дайюй теперь не прикасалась ни к чаю, ни к пище и постепенно слабела.
Изредка Баоюй, возвратившись из школы, забегал навестить ее, но Дайюй ничего ему не говорила, все таила в себе, понимая, что они уже не дети и нельзя вести себя так, как когда-то. Баоюю хотелось утешить девушку ласковыми словами, но он боялся ее расстроить — она и без того все время болела.
Теперь при встречах молодые люди обменивались ничего не значащими словами. Как говорится, желая сблизиться, все больше отдалялись друг от друга.
Матушка Цзя и госпожа Ван любили и жалели Дайюй, но забота их проявлялась лишь в том, что они не скупились на докторов. Откуда им было знать, что у нее на душе. Цзыцзюань знала, почему болеет барышня, но не смела об этом никому рассказать. Дайюй между тем таяла на глазах.
Через полмесяца она уже с трудом могла есть даже рисовый отвар. Ей казалось, что все только и говорят о свадьбе Баоюя, что люди со двора Наслаждения пурпуром заняты приготовлениями к предстоящему торжеству.
Иногда Дайюй навещала тетушка Сюэ, Баочай совсем не показывалась, и это усиливало подозрения Дайюй. Она не желала никого видеть, отказывалась от лекарств, единственное, чего ей хотелось, — это скорее умереть. Во сне ей чудилось, что кого-то уже называют второй госпожой, эти мысли зловещей тенью преследовали Дайюй.
Наступил день, когда она уже ничего не могла есть и лежала в полузабытьи, ожидая смерти.
Если хотите узнать, что было дальше с Дайюй, прочтите следующую главу.
Глава девяностая
Бедная девушка, потерявшая кофту, терпит обиды от служанок;
молодой человек, получивший в подарок фрукты, теряется в догадках
Итак, настал день, когда Дайюй совсем перестала есть, решив уморить себя голодом.
Первое время, когда Дайюй навещали, она еще заставляла себя что-то сказать, но в последние дни вообще перестала разговаривать. На душе у нее становилось то смутно, то светло.
Матушка Цзя понимала, что неспроста Дайюй тает день ото дня, и раза два с пристрастием допрашивала Цзыцзюань и Сюэянь. Но те не осмеливались сказать правду.
Цзыцзюань не терпелось узнать, как идут приготовления к свадьбе Баоюя, но она не решалась заговорить об этом с Шишу, опасаясь, как бы дело не получило огласки, ведь это убило бы Дайюй.
Сюэянь уже раскаивалась в том, что проболталась, и охотно взяла бы свои слова обратно, но знала, что это невозможно, и помалкивала.
Наконец Цзыцзюань поняла, что надежды на выздоровление нет никакой, поплакала и тихонько сказала Сюэянь:
— Присмотри за барышней, а я пойду к старой госпоже, госпоже Ван и второй госпоже Фэнцзе, спрошу, что делать. Барышне совсем плохо.
Только Цзыцзюань вышла, как Дайюй лишилась сознания. Сюэянь, юная и неопытная, подумала, что Дайюй умерла, и сердце у нее сжалось от страха и жалости, она уже сердилась на Цзыцзюань, что та долго не возвращается.
Наконец снаружи послышались шаги. Девочка с надеждой подбежала к двери, ведущей в прихожую, откинула занавеску, услышала, как зашуршала занавеска на наружной двери. Но вошла не Цзыцзюань, а Шишу. Ее послала Таньчунь справиться о здоровье Дайюй.
— Как чувствует себя барышня? — спросила Шишу.
Вместо ответа Сюэянь сделала ей знак войти. Поглядев на Дайюй, Шишу затрепетала от страха и спросила:
— Где сестра Цзыцзюань?
— У старой госпожи, — отвечала Сюэянь и, пользуясь тем, что Дайюй без сознания, а Цзыцзюань нет, осторожно тронула Шишу за руку и спросила: — Помнишь, ты говорила, что какой-то господин Ван сватал свою дочь за второго господина Баоюя? Это правда?
— Конечно правда!
— А сговор когда?
— Какой сговор? — удивилась Шишу. — Я рассказала тебе лишь то, что слышала от Сяохун. А потом ходила ко второй госпоже Фэнцзе и из ее разговора с сестрой Пинъэр узнала, что это сватовство друзья предлагали господину Цзя Чжэну, чтобы снискать его расположение и добиться покровительства. Между прочим, старшая госпожа плохо отозвалась о семье невесты, но не это главное, потому что с ее мнением никто не считается. Дело в том, что старая госпожа давно присмотрела для Баоюя невесту из девушек, живущих у нас в саду. Но старшая госпожа об этом не знала. А старая госпожа лишь приличия ради решила с ней посоветоваться о сватовстве. Еще госпожа Фэнцзе сказала, что старая госпожа решила просватать Баоюя по своему усмотрению и ни о каком другом сватовстве слышать не хочет.
— Что ты говоришь? — воскликнула Сюэянь, забыв об осторожности. — Выходит, напрасно наша барышня решила себя погубить.
— С чего ты это взяла? — удивилась Шишу.
— Ничего ты не знаешь! — воскликнула Сюэянь. — Недавно я рассказала Цзыцзюань о нашем с тобой разговоре, а барышня услышала и стала себя изводить.
— Тише! — сказала Шишу.
— Да она без сознания! — промолвила Сюэянь. — Сама погляди! И жить ей осталось не больше двух дней!
В это время вернулась Цзыцзюань.
— Неужели нет другого места для разговоров? — возмутилась она. — Уж лучше убейте ее прямо сейчас!
— Не верю, что эти разговоры так сильно подействовали на барышню! — вскричала Шишу.
— Не сердись на меня, сестра! — произнесла Цзыцзюань. — Ничего ты не понимаешь! Иначе не стала бы болтать!
Дайюй вдруг закашлялась. Цзыцзюань бросилась к ней, а Шишу и Сюэянь сразу умолкли.
Цзыцзюань тихо спросила:
— Барышня, пить хотите?
Дайюй кивнула. Сюэянь налила в чашку воды и подала Цзыцзюань. Шишу тоже подошла к кану. И только было хотела заговорить, как Цзыцзюань знаком велела ей молчать.
Дайюй снова закашлялась.
— Барышня, выпейте воды!
Дайюй попыталась поднять голову, но не могла. Цзыцзюань забралась на кан, взяла чашку, отпила немного воды сама, а потом, поддерживая голову Дайюй, поднесла чашку к ее губам.
Девушка отпила глоток, но когда Цзыцзюань хотела взять чашку, жестом остановила ее и выпила еще глоток, после чего, переведя дух, в изнеможении опустилась на подушку.
Через некоторое время она открыла глаза и спросила:
— Кто здесь только что был? Шишу?
— Да, — ответила Цзыцзюань.
Шишу снова приблизилась к Дайюй и справилась о ее здоровье.
Дайюй поглядела на нее широко открытыми глазами, несколько раз кивнула и сказала:
— Когда вернешься домой, кланяйся от меня своей барышне!
Шишу подумала, что Дайюй устала, и тихонько вышла.
Дайюй между тем слышала почти весь разговор Шишу с Сюэянь, она только делала вид, что потеряла сознание, потому что у нее не было сил говорить. Из слов Шишу она поняла, что Баоюя только хотели просватать, но ничего не получилось. Мало того, старая госпожа, оказывается, решила сама женить Баоюя и выбрала невесту среди девушек, живущих в саду. Кто же эта девушка, если не она, Дайюй? Чем темнее ночь, тем светлее утро — на душе у Дайюй рассеялся мрак. Она уже собралась подробнее расспросить обо всем Шишу, но в это время пришли матушка Цзя, госпожа Ван, Ли Вань и Фэнцзе.
Дайюй не думала больше о смерти, клубок сомнений был распутан, но ей стоило огромных усилий даже коротко отвечать на вопросы пришедших ее навестить.
Фэнцзе обратилась к Цзыцзюань:
— Ты зачем вздумала нас пугать? Барышне, я смотрю, полегче!
— Она была совсем плоха! — оправдывалась Цзыцзюань. — Иначе я не осмелилась бы вас побеспокоить. Я и сама удивляюсь, ей стало гораздо лучше!
— Не надо ее ругать, — остановила Фэнцзе матушка Цзя. — Ей показалось, что Дайюй плохо, она и прибежала к нам. Это ее обязанность. Такое старание достойно похвалы.
Женщины поговорили еще немного и разошлись.
Поистине:
Сердечную болезнь излечишь
Лекарством своего же сердца.
На шею тигра кто подвесил,
Тот сам и снимет колокольчик[31].
Мы не будем рассказывать о том, как с этого дня Дайюй постепенно поправлялась, а вернемся к Сюэянь и Цзыцзюань. Глядя на свою барышню, они то и дело благодарили Будду.
— Амитаба! Она выздоравливает! — говорила Сюэянь.
— Все это странно, — отвечала Цзыцзюань. — То вдруг заболела, а теперь сразу выздоровела.
— Что заболела, ничего странного в этом нет! Но так быстро выздороветь? Тут уж действительно есть чему удивляться! — произнесла Цзыцзюань. — Не иначе как судьба нашей барышни связана с судьбой Баоюя. Недаром говорят: «Свадьба — дело хлопотное, но нерасторжимы предначертанные судьбой брачные узы». Так случилось, что желание людей совпало с волей Неба… Помнишь, я как-то в шутку сказала Баоюю, что барышня Дайюй собирается уезжать на родину? Так он от волнения чуть не умер, подняв на ноги весь дом! А сейчас одного неосторожного слова оказалось достаточно, чтобы довести барышню чуть ли не до смерти! Верно говорят, что «судьба связывает людей за пятьсот лет до рождения».
Девушки засмеялись, а Сюэянь сказала:
— Счастье, что она поправилась! Впредь подобных разговоров заводить не будем! Если даже я увижу собственными глазами, что Баоюй женится, все равно не скажу ни слова.
— Так, пожалуй, лучше, — согласилась Цзыцзюань.
Не только Цзыцзюань и Сюэянь, остальные служанки тоже обсуждали случившееся каждая на свой лад, удивляясь странной болезни Дайюй.
Разговоры эти дошли до Фэнцзе, а также госпожи Ван и госпожи Син и очень их встревожили. Да и матушка Цзя догадывалась, в чем дело.
Однажды госпожи Син и Ван пришли вместе с Фэнцзе к матушке Цзя поболтать и завели разговор о Дайюй.
— Я и сама собиралась обсудить это с вами, — подхватила матушка Цзя. — Баоюй и Дайюй вместе росли, и привязанность их я считала детской. Но потом поняла, что Дайюй неравнодушна к Баоюю, и нередко именно это является причиной ее болезней. Им нельзя больше быть вместе, иначе это кончится плохо. Что вы на это скажете?
После некоторого раздумья госпожа Ван ответила:
— Барышня Дайюй себе на уме. А Баоюй простодушен и не умеет скрывать своих чувств. Он как дитя малое. Вряд ли стоит их разлучать, они сразу обо всем догадаются. Еще древние говорили: «Когда юноша становится взрослым, его надо женить. Когда взрослой становится девушка, ее следует выдать замуж». Так не поженить ли нам их?
— Настойчивость Дайюй заслуживает похвалы, — нахмурившись, произнесла матушка Цзя, — но именно поэтому она не пара Баоюю. Да и здоровьем слаба, долго не проживет. Баочай — вот невеста для Баоюя!
— Мы все тоже так думаем, почтенная госпожа, — отозвалась госпожа Ван. — Но в таком случае и барышню Линь Дайюй нужно просватать. Можно ли поручиться, что она не таит к Баоюю любовных чувств? И если узнает, что Баоюй помолвлен с Баочай, ничего хорошего ждать не приходится.
— Согласна, — произнесла матушка Цзя. — Женим Баоюя, а потом и ее выдадим замуж. Прежде всего надо заботиться о своих детях. Главное, чтобы Дайюй до времени ничего не знала.
— Слышали? — обратилась Фэнцзе к служанкам. — Ни слова о том, что второго господина Баоюя собираются женить! Проболтаетесь — спуску не дам!
— Девочка моя, — сказала Фэнцзе матушка Цзя, — из-за болезни ты не следишь за тем, что происходит в саду. Советую тебе быть повнимательнее! Я имею в виду не только нынешний случай, а и все остальное. К примеру, в минувшем году прислуга пьянствовала, играла в азартные игры! Надо построже держать людей! Тебя они не смеют ослушаться.
С этого дня Фэнцзе часто появлялась в саду. Однажды неподалеку от острова Водяных каштанов она приметила старуху, что-то бубнившую себе под нос.
Фэнцзе неслышно приблизилась к ней. Старуха увидела Фэнцзе, когда та была уже совсем рядом, и поспешила поклониться.
— Ты что бормочешь? — спросила Фэнцзе.
— Госпожи мне велели присматривать за цветами и фруктами, — отвечала старуха. — Уж я так старалась, так старалась, а тут заявилась служанка барышни Син Сюянь и меня воровкой обозвала!
— За что же это? — удивилась Фэнцзе.
— Вчера я взяла с собой мою Хэйер, пусть, думаю, здесь поиграет, — стала объяснять старуха, — а девочка забрела ненароком в дом барышни Син Сюянь. Я увела Хэйер оттуда. А нынче утром услышала от служанок, будто у барышни Син Сюянь что-то пропало. Спрашиваю, что пропало, а они отвечают: тебе, воровке, лучше знать!
— Ну пусть даже они обвинили тебя, стоит ли так сердиться? — проговорила Фэнцзе.
— Ведь сад этот не служанкам принадлежит — господам, — возразила старуха. — С какой же стати эти девчонки нас обзывают? Не они нам велели за садом присматривать, а госпожи!
— Не ворчи! — разозлилась Фэнцзе и плюнула старухе в лицо. — Вам велено здесь присматривать, и если У барышни что-то пропало, с кого же спрашивать, если не с вас?! Ишь разболталась! Позвать сюда жену Линь Чжисяо, пусть прогонит старуху!
Девочка-служанка бросилась было исполнять приказание, но тут появилась Син Сюянь и с улыбкой сказала:
— Ничего особенного не случилось. Да и дело прошлое.
— Не вмешивайся, — возразила Фэнцзе. — Как бы то ни было, нечего позволять этим бабам язык распускать!
Старуха пала на колени, моля о прощении, и Син Сюянь, пожалев ее, пригласила Фэнцзе к себе, чтобы упросить не наказывать женщину.
— Знаю я этих старух, — не унималась Фэнцзе. — Никого не признают, одну меня боятся!
Син Сюянь всячески ее успокаивала, заявила даже, что во всем виновата ее служанка.
— Ладно, — бросила Фэнцзе старухе. — Ради барышни Син прощаю тебя.
Женщина поднялась с колен и низко поклонилась.
— Что же у тебя пропало? — спросила Фэнцзе у Син Сюянь, когда старуха ушла.
— Ничего особенного — старая красная кофта, — отвечала Сюянь. — Я велела служанке поискать, а она не нашла и по глупости пошла спрашивать об этом старуху. Ну та и обиделась. Служанку я отругала, и больше не стоит упоминать о таком пустяке.
Фэнцзе оглядела комнату, окинула взглядом Син Сюянь: на девушке был сильно поношенный ватный халат, вряд ли защищавший от холода. Одеяла на кане лежали совсем тонкие, а вещи, подаренные Син Сюянь матушкой Цзя, были аккуратно сложены на столе — Сюянь, видно, ими не пользовалась.
Проникшись к девушке еще большей симпатией и уважением, Фэнцзе сказала:
— Кофта, конечно, не такая уж ценность, но в ней тебе было бы теплее. Прикажи служанкам ее разыскать! Эти девчонки совсем обнаглели!
Вернувшись к себе, Фэнцзе велела Пинъэр достать телогрейку, крытую красным заморским крепом, дымчато-зеленую шелковую куртку, подбитую мехом, бирюзового цвета юбку, расшитую бисером, синюю курму на беличьем меху и отнести все это Син Сюянь.
Несмотря на то что Фэнцзе быстро уняла старуху, на душе у девушки было неспокойно, и она думала: «Никого из сестер прислуга не осмеливается оговаривать, только меня, несчастную. И, как нарочно, это случилось при Фэнцзе!»
Сюянь чуть не плакала, когда появилась Фэнъэр с подарками от Фэнцзе, и ни за что не хотела их принимать.
— Госпожа наказывала все это вам передать, — говорила Фэнъэр, — а покажется вам одежда старой, она пришлет новую.
— Поблагодари госпожу за заботу, — отвечала Сюянь, — и скажи, что я не смею принять столько вещей взамен пропавшей кофты. Унеси все обратно и поблагодари госпожу! Ее внимание мне дороже всяких подарков!
Пришлось Фэнъэр взять узел с одеждой и отнести обратно.
Через некоторое время Фэнъэр снова явилась, но теперь уже вместе с Пинъэр. Сюянь выбежала навстречу, предложила сесть.
— Наша госпожа говорит, — промолвила Пинъэр, — что вы нас чуждаетесь!
— Не чуждаюсь я, просто неловко мне брать подарки, — отвечала Син Сюянь.
— Госпожа просила принять, иначе она подумает, что вы либо сердитесь на нее, либо пренебрегаете ее вниманием. Да и нам достанется.
Сюянь, краснея, улыбнулась:
— В таком случае не смею отказываться.
Она угостила девушек чаем.
Выйдя от Сюянь, служанки встретили по дороге старуху из семьи Сюэ. Старуха им поклонилась.
— Ты куда идешь? — спросила Пинъэр.
— Наша госпожа послала меня справиться о здоровье всех почтенных госпож, их невесток и барышень, — отвечала старуха. — Я только что была у вашей госпожи и справлялась о вас, но госпожа сказала, что вы ушли в сад. Вы сейчас от барышни Син?
— Как ты догадалась? — улыбнулась Пинъэр.
— Слышала, что ваша госпожа и вы совершили доброе дело, поистине достойное благодарности, — ответила женщина.
— Пойдем к нам, посидим, — улыбаясь, предложила Пинъэр.
— В другой раз, — ответила женщина. — Дел много!
Пинъэр, возвратившись домой, рассказала Фэнцзе о своем разговоре с Сюянь. Но речи об этом мы вести не будем.
В доме матушки Сюэ и без того хватало неприятностей из-за Цзиньгуй, а тут еще вернулась из дворца Жунго служанка и рассказала, как тяжело живется Син Сюянь. Тетушка Сюэ и Баочай даже прослезились.
— Чего только не приходится терпеть Сюянь из-за истории со старшим братом, — сказала Баочай. — Мы даже не можем взять ее к себе. Спасибо сестре Фэнцзе за ее доброту. Сюянь принадлежит к нашей семье и нам тоже нельзя ее забывать!
Вошел Сюэ Кэ и сказал:
— С какими же подлецами якшался мой старший брат! Ни одного порядочного человека! Хоть бы кто-нибудь из них проявил беспокойство! Только и знают, что шляться сюда да разнюхивать, как у Сюэ Паня дела, не удастся ли что-нибудь урвать. Мне надоело их гонять, теперь велю привратникам даже не докладывать, если кто-нибудь из этих негодяев явится!
— Что, опять Цзян Юйхань с дружками? — спросила тетушка Сюэ.
— Нет, другие, Цзян Юйхань не приходил, — отвечал Сюэ Кэ.
Тетушка Сюэ расстроилась.
— Мне кажется, нет у меня больше сына. Пусть даже его помилуют. Ты хоть и племянник, а станешь настоящим человеком, будешь мне всю жизнь опорой. Невеста твоя не из богатых, ее родители на тебя надеются, на твой ум и способности, считают, что ты в состоянии прокормить жену. Но если барышня Син окажется такой же дрянью… — Она указала на комнаты, где жила Цзиньгуй, и продолжала: — Ладно, не надо об этом. Уверена, что невеста твоя скромная и честная девушка, стойко переносит лишения и богатство ее не ослепит. Скорее бы у нас все уладилось и мы могли отпраздновать твою свадьбу!
— Прежде всего вам следовало бы побеспокоиться о сестрице Баоцинь, ведь она до сих пор не переехала в дом мужа, — возразил Сюэ Кэ. — А обо мне не думайте, не так уж это важно.
Поговорив еще немного с тетушкой, Сюэ Кэ возвратился к себе и стал думать о том, как тяжело живется Син Сюянь в семье Цзя, как она одинока и обездолена. Он давно был знаком с этой девушкой, и она ему нравилась — не только своей красотой, но и добрым характером. У него было много общего с Сюянь. «Небо не всегда справедливо к людям, — размышлял Сюэ Кэ. — Цзиньгуй и ей подобных наделяет богатством и в то же время несносным характером, а таким, как Сюянь, посылает страдания. А Янь-ван, видимо, распоряжается человеческими судьбами по настроению».
Печальные мысли навеяли вдохновение, и Сюэ Кэ захотелось выразить свою грусть в стихах. Но времени было мало, и он наспех набросал такие строки:
И дракон, потерявший воду,
Уподобится рыбе сухой[32].
Наши чувства разбиты разлукой,
Одинок я в жилище своем.
Оказавшись в грязи невольно,
Я объят гнетущей тоской, —
Где то время, когда довольством
Общий наш наполнится дом?
Прочел стихотворение и хотел наклеить на стену, но постеснялся — вдруг станут смеяться? Затем прочел его вслух и воскликнул:
— А! Пусть видят! Наклею на стену и сам иногда буду от скуки читать.
Сюэ Кэ снова перечел стихи, они показались ему плохими, и он сунул листок в книгу.
«На нашу семью без конца валятся несчастья, — думал он. — Когда же, наконец, я смогу устроить свою жизнь? Ведь из-за меня страдает беззащитная девушка!»
Его размышления были прерваны появлением Баочань. Она вошла, толкнув ногой дверь, и, хихикая, поставила на стол короб. Сюэ Кэ быстро вскочил и предложил девушке сесть.
— Моя госпожа посылает вам фрукты и чайник вина, — сказала Баочань.
— Передай твоей госпоже от меня благодарность, — улыбнулся Сюэ Кэ. — Только зачем она утруждает тебя, вместо того чтобы послать девочку-служанку?
— Это не важно, — ответила Баочань. — Мы люди свои, к чему церемонии? Право же, старший господин Сюэ Пань доставил вам немало хлопот, и госпожа давно хотела вас отблагодарить, но боялась, как бы вы не истолковали это превратно. Сами знаете, в доме у нас все как будто живут в согласии, а в душе ненавидят друг друга. Фрукты и вино — сущие пустяки, но кто знает, не вызовет ли это кривотолков? Поэтому моя госпожа и велела мне отнести их вам собственноручно.
Баочань пристально поглядела на Сюэ Кэ и продолжала с улыбкой:
— Надеюсь, второй господин, вы никому об этом не скажете? Мы, служанки, люди маленькие, и нам все равно, кому прислуживать — старшему господину или вам.
От природы прямодушный и честный, Сюэ Кэ был к тому же молод и простодушен и очень удивился, что Цзиньгуй и Баочань проявили о нем такую заботу. Но упоминание о Сюэ Пане рассеяло возникшее было подозрение, и он произнес:
— Фрукты оставьте, а вино унесите! Я редко пью. Только если заставляют, и то всего один кубок. Неужели вы с госпожой об этом не знаете?
— В другом случае я сделала бы так, как вы говорите, — ответила Баочань, — а сейчас не могу. Вы же знаете мою госпожу! Она не поверит, что вы не пьете, скажет, я не сумела уговорить вас.
Пришлось Сюэ Кэ оставить и фрукты и вино.
Уже у дверей Баочань обернулась и, лукаво улыбнувшись, указала пальцем в сторону внутренних покоев:
— Пожалуй, она и сама придет вас благодарить!..
Не понимая намека, Сюэ Кэ смущенно ответил:
— Лучше вы за меня поблагодарите свою госпожу! Сейчас холодно, простудиться можно. Да и к чему все эти церемонии, ведь она мне золовка.
Баочань, хихикая, выскользнула за дверь.
Сюэ Кэ сначала решил, что Цзиньгуй перед ним в долгу из-за истории с Сюэ Панем, и в благодарность прислала фрукты и вино. Но потом стал сомневаться. На что намекала Баочань? Неужели жена старшего брата способна на бесчестный поступок? Или же Баочань, говоря о госпоже, имела в виду себя? Но ведь она наложница старшего брата… Тут мысли его снова вернулись к Цзиньгуй. Она не желает вести себя как подобает порядочной женщине, не знает удержу в любовных утехах, наряжается, воображая себя красавицей. Вот и сейчас в голове у нее дурные мысли. А может быть, она не поладила с сестрицей Баоцинь и придумала этот коварный план, чтобы ей отомстить?
Молодого человека охватила тревога. В этот момент под окном раздался смешок. Сюэ Кэ испуганно вздрогнул.
Если хотите узнать, кто стоял под окном, прочтите следующую главу.
Глава девяносто первая
Баочань, поощряя разврат, пытается обольстить молодого человека;
Баоюй, запутавшись в сетях сомнений, рассуждает об истинах буддийского учения
Итак, под окном Сюэ Кэ кто-то рассмеялся, молодой человек вздрогнул от неожиданности и в голове мелькнула мысль: «Это Баочань или Цзиньгуй. Не буду откликаться!»
Он долго прислушивался, но стояла тишина.
Не решаясь прикоснуться к вину и фруктам, он запер дверь и собрался лечь спать, как вдруг зашуршала бумага на окне. А надо вам сказать, что Баочань смутила покой Сюэ Кэ, и сердце его неистово заколотилось. Что же делать? Он снова прислушался — нигде ни звука. «Померещилось», — подумал Сюэ Кэ, овладев собой, сел к лампе, протянул руку к блюду с фруктами, взял один и повертел в руке, внимательно разглядывая. Вдруг он заметил, что бумага на окне увлажнилась, и, подойдя ближе, услышал, как кто-то на нее снаружи шумно подул. Сюэ Кэ отпрянул назад, а под окном раздался смешок. Сюэ Кэ быстро погасил лампу и лег в постель, стараясь не дышать.
— Почему вы не отведали вина и фруктов, второй господин? — послышался за окном тихий голос.
Сюэ Кэ показалось, что это Баочань, и он притворился спящим. Наступило молчание, но вскоре снова раздался голос, в нем звучали нотки досады:
— И откуда только берутся в Поднебесной такие жалкие людишки?!
Нет, это не Баочань, скорее Цзиньгуй. Ясно, что они действуют заодно. До пятой стражи не мог Сюэ Кэ уснуть, все ворочался на постели. А едва рассвело, послышался стук в дверь.
— Кто там? — спросил Сюэ Кэ.
Ответа не последовало.
Сюэ Кэ открыл дверь. Перед ним стояла Баочань, неприбранная, в плотно облегающей кофте, перехваченной зеленым поясом, в темно-красных узких штанах и красных туфлях с узорами.
Баочань нарочно не стала приводить себя в порядок и поспешила к Сюэ Кэ пораньше, чтобы незамеченной унести блюдо с фруктами. Стоило Сюэ Кэ увидеть девушку, томную, в живописном наряде, как сердце его дрогнуло, и он улыбнулся:
— Что это вы в такую рань встали?
Баочань залилась румянцем, но ничего не ответила, собрала фрукты, сложила на блюдо и унесла.
Сюэ Кэ понял, что Баочань обижена за вчерашнее, и подумал: «Ну и пусть! По крайней мере приставать больше не будет».
Придя немного в себя, он умылся и решил день-другой посидеть дома. Отдохнуть и не показываться на глаза друзьям Сюэ Паня, которые не давали ему покоя. Пронюхав, что всеми делами теперь ведает Сюэ Кэ, человек молодой и неискушенный, они решили извлечь из этого выгоду. То добивались всяких мелких поручений, связанных с делом Сюэ Паня, то составляли бумаги, заводили знакомства с письмоводителями из ямыня, обещая их подкупить. Некоторые советовали Сюэ Кэ воспользоваться деньгами Сюэ Паня, шли на прямое вымогательство, на клевету.
Сюэ Кэ всячески избегал встреч с этими проходимцами, но обострять с ними отношения не решался, предпочел укрыться дома и ждать решения вышестоящих инстанций. Однако рассказывать об этом подробно мы не будем.
Между тем Цзиньгуй с нетерпением ждала Баочань, которую послала к Сюэ Кэ с вином и фруктами. Баочань вернулась и рассказала все, как было. Цзиньгуй поняла, что затея ее не удалась, и расстроилась. Однако виду не подала — чего доброго, Баочань станет над ней насмехаться — и переменила тему разговора. Но от намерения своего отказываться не собиралась.
Баочань чувствовала, что Сюэ Пань вряд ли вернется домой и надо как-то устраивать свою жизнь, но от Цзиньгуй свои планы скрывала. Неспроста вызвалась она пойти к Сюэ Кэ, это был прекрасный случай прибрать его к рукам. Соперничества госпожи Баочань не боялась. Однако завлечь в сети Сюэ Кэ оказалось не так-то легко, и Баочань действовала осторожно, в то же время подзадоривая Цзиньгуй быть настойчивее.
Сюэ Кэ своей робостью несколько разочаровал Баочань, и она решила ничего не предпринимать, пока не выяснит намерений Цзиньгуй.
Когда Баочань поняла, что Цзиньгуй готова отказаться от своей затеи, ей ничего не оставалось, как отправиться спать.
Но сон не шел к ней. Всю ночь она думала и, наконец, нашла выход: она встанет пораньше, пойдет к Сюэ Кэ неприбранная, в вызывающем наряде, притворится обиженной и совершенно равнодушной. Если Сюэ Кэ пожалеет о случившемся, значит, как говорится, он «повернул лодку к берегу» и теперь у нее в руках.
Однако Сюэ Кэ и не думал раскаиваться и вел себя так же, как накануне вечером, не поддаваясь соблазну. Тут Баочань рассердилась не на шутку, собрала фрукты и ушла, а вино оставила в качестве предлога, чтобы снова зайти.
Едва Баочань вернулась, как Цзиньгуй спросила:
— Ты никого не встретила по пути?
— Нет, не встретила, — отвечала Баочань.
— Второй господин тебя ни о чем не спрашивал?
— Ни о чем.
Цзиньгуй тоже всю ночь не спала, пытаясь что-то придумать, и, когда выслушала Баочань, в голове мелькнула мысль: «Можно обмануть кого угодно, только не Баочань. Придется делить с ней Сюэ Кэ, тогда, по крайней мере, она не будет мешать! Тем более что ходить к нему я не могу, надо прибегать к ее услугам. Уж лучше составить общий план действий».
— Ну, что скажешь? — спросила она служанку. — Какое впечатление производит на тебя второй господин?
— Дурак дураком, — ответила Баочань. — Не оправдал он ваших надежд, госпожа! — Баочань усмехнулась. — Потому я и говорю, что дурак!
— Что значит не оправдал надежд, ну-ка, говори! — вспыхнула Цзиньгуй.
— Не притронулся к угощению, которое вы ему послали! Вот что это значит! Неблагодарный!
Она лукаво глянула на Цзиньгуй.
— Что за глупые намеки! — засмеялась Цзиньгуй. — Я послала ему угощение в знак благодарности за то, что он, сил не щадя, старается выручить нашего господина. Я сама пошла бы, но послала тебя, чтобы не вызывать лишних толков и подозрений. Не понимаю, что значат твои слова!
— Вы чересчур мнительны, госпожа! — воскликнула Баочань. — Я — ваша служанка и не могу думать иначе, чем вы! Главное — все соблюсти в тайне, чтобы не нарваться на неприятности.
Цзиньгуй смутилась и покраснела.
— Дрянная девчонка! Он, видно, самой тебе приглянулся, вот ты и прячешься за мою спину, строишь всякие планы!
— Как вы могли такое подумать! — притворившись возмущенной, вскричала Баочань. — Но от вас я все готова стерпеть. Если он нравится вам, я скажу, что надо делать. Знаете пословицу: «Крыса не откажется от куска масла»? Второй господин боится, как бы все не раскрылось. Поэтому, госпожа, торопиться не следует. Старайтесь все время быть поближе к нему, расставляйте сети там, где он и не ждет. Оказывайте ему знаки внимания, ничего в этом странного нет. Ведь он вам доводится деверем и к тому же не женат. А когда он захочет отблагодарить вас за доброту, пригласите его на угощение, мы вместе напоим его, и ему некуда будет деваться. А захочет сбежать, вы поднимете шум, скажете, будто он заигрывал с вами. Он, конечно, испугается и будет согласен на все. А откажется — значит, он не мужчина и жалеть не о чем. Что вы на это скажете, госпожа?