Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.

В полдень Дайжу сказал юноше:

— Вот тебе раздел из книги! Дай к нему свое толкование!

Баоюй заглянул в книгу. «К молодым людям нужно относиться с почтением», — назывался раздел.

«Хорошо, что не из „Великого учения“ и не из „Учения о середине“![4]» — обрадовался Баоюй.

— Как давать толкование? — спросил Баоюй.

— На каждое слово, и поподробнее!

Баоюй четко и выразительно прочел весь раздел вслух, подумал и сказал:

— В этом разделе мудрец учит молодых людей не щадить сил своих, чтобы добиться…

Баоюй умолк и вопросительно посмотрел на Дайжу.

— Продолжай, продолжай! — улыбнулся старик. — При толковании канонических книг дозволено произносить любые слова. В «Записках об этикете» говорится: «При толковании текста нет ничего запретного». Ну, так чего же следует добиться?!

— Славы и высокого положения, — выпалил Баоюй. — Словами «нужно относиться с почтением» мудрец побуждает молодых людей старательно учиться, а словами «не достойны почтения» предостерегает на будущее.

— Допустим, что так, — кивнул Дайжу. — Ну, а точнее?

— Мудрец хочет сказать, — продолжал Баоюй, — что в молодых бывают сокрыты такие таланты, о которых старикам и мечтать не приходится. Но если отлынивать от учебы и проявлять леность, таланты не разовьются, и к сорока — пятидесяти годам человек каким был, таким и останется, ничего не добьется.

— Что же, — произнес учитель. — Толкование вполне приемлемое. Правда, некоторые фразы ты толкуешь по-детски. Например, «не получить известности» здесь вовсе не означает, что подобные люди не могут стать чиновниками и занять высокое положение. Смысл здесь другой: человек, даже не будучи чиновником, может прославиться, если глубоко познает высшую справедливость и истинный путь. Среди древних мудрецов есть отшельники, презревшие мирскую суету. Они не были чиновниками, но прославились! Как это объяснить? «Не достойны» ты тоже истолковал не совсем точно. Это выражение лишь противопоставляется словам «откуда знать». Оно вовсе не означает, что перед молодыми следует трепетать от страха. Здесь имеется в виду трепет восторга, восхищение человеком, сумевшим вознестись на недосягаемую высоту благодаря своим талантам. Лишь при таком толковании можно проникнуть в суть этого раздела. Понял?

— Понял.

— Дай толкование второму разделу, — велел Дайжу, полистав книгу и найдя нужное место.

— «Я не встречал людей, влекомых к добродетели так же, как к пороку», — прочел Баоюй.

Ему показалось, что Дайжу нарочно подбирает разделы, чтобы поддеть его. Баоюй смущенно улыбнулся и произнес:

— В этой фразе нет ничего, что требовало бы толкования.

— Глупости! — оборвал его Дайжу. — А если тебе эту тему предложат на экзаменах, ты тоже так ответишь?

Баоюю нечего было возразить, и он снова принялся за толкование:

— Смысл этой фразы таков: люди ценят добродетель, а стремятся к пороку, не ведая, что добродетель свойственна человеческой природе. Свойствен человеку и порок, к нему тоже влечет. Добродетель — дар Неба, а Небо от нас далеко, порок же — в самом человеке. Трудно ценить далекое больше, чем близкое. Об этом с горечью говорил Кун-цзы, но все же надеялся, что люди вернутся на истинный путь. Тяжко было ему видеть прослывших добродетельными, а на деле тяготевших к пороку. Будь влечение к добродетели так же сильно, как влечение к пороку, лучшего можно бы и не желать.

— Пожалуй, верно, — согласился Цзя Дайжу. — А теперь скажи: если тебе понятны мысли мудреца, почему сам ты подвержен порокам?! Мне никто ничего не рассказывал. Я не живу в вашем доме. Я все понял с первого взгляда. Ты не думаешь о праведном пути. А ведь именно в твоем возрасте формируются качества, без которых нельзя «быть достойным почтения». Прославишься ты или же окажешься «не достойным почтения», зависит от одного тебя. Даю тебе месяц на повторение пройденного, после чего ты будешь писать сочинения на заданную тему. Не вздумай отлынивать, спуску не дам. Еще древние говорили: «Не будешь лениться — преуспеешь. Будешь лениться — не преуспеешь». Хорошенько запомни все, что я тебе сказал.

С этого дня Баоюй стал усердно учиться, аккуратно выполнял все задания, но рассказывать об этом мы не будем.

Теперь Баоюй целые дни проводил в школе, и его служанкам нечего было делать, Сижэнь даже занялась вышиванием. «Хорошо, что Баоюй стал учиться, — подумала однажды Сижэнь, вышивая сумочку. — И хлопот меньше, и неприятностей. Начни он раньше посещать школу, не случилось бы несчастья с Цинвэнь. Есть поговорка: „Когда гибнет заяц, лисица плачет“. Сижэнь вспомнила о Цинвэнь и тяжело вздохнула. Сама она — наложница Баоюя. А что, если попадется ему злая жена? Не постигнет ли Сижэнь участь Ю Эрцзе или Сянлин?! Хорошо, если Баоюя женят на Дайюй, хотя и у нее много странностей.

Сижэнь разволновалась, лицо горело, работа валилась из рук. В конце концов она отложила вышивание и побежала к Дайюй. Дайюй, которая в это время читала, поднялась навстречу Сижэнь, пригласила ее сесть.

— Как чувствуете себя, барышня? — осведомилась Сижэнь. — Выздоровели?

— Что ты! Просто мне стало немного лучше! А ты что поделываешь?

— Да так, ничего. Второй господин целыми днями в школе, дел нет, вот я и решила вас навестить.

Цзыцзюань подала чай.

— Садись, сестрица, — обратилась к ней Сижэнь. — Я слышала от Цювэнь, будто ты что-то про нас болтала.

— И ты ей поверила? — засмеялась Цзыцзюань. — Ничего плохого я не говорила, сказала только, что второй господин ходит в школу, барышня Баочай нас покинула. Сянлин тоже забыла, и теперь у нас скучно.

— Бедняжка Сянлин! — печально произнесла Сижэнь. — Не позавидуешь ей! Такая злая госпожа ей попалась. Покруче той!.. — Сижэнь подняла два пальца, намекая на Фэнцзе. — Никаких приличий не понимает.

— Фэнцзе тоже хороша! — промолвила Дайюй. — Помнишь, как умерла Ю Эрцзе?

— Еще бы не помнить! — вскричала Сижэнь. — Все мы — люди. Только положение у нас разное. Но разве можно проявлять такую жестокость?! Вот она и снискала себе дурную славу!

Дайюй никогда не слышала, чтобы Сижэнь кого-нибудь осуждала, и очень разволновалась.

— Что тут скажешь, — произнесла она. — В семейных делах всегда так бывает. «Не одолеет восточный ветер западный, западный одолеет восточный».

— Наложницы всегда держатся робко, — возразила Сижэнь. — Разве посмела бы Сянлин кого-нибудь обидеть?

Пока они разговаривали, во дворе появилась женщина и спросила:

— Здесь живет барышня Линь Дайюй? Кто есть в доме?

Сюэянь выбежала во двор и увидела одну из служанок тетушки Сюэ.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила Сюэянь.

— Наша барышня прислала барышне Линь Дайюй подарок, — ответила женщина.

— Подожди! — сказала Сюэянь и побежала к Дайюй.

Дайюй велела привести женщину.

Женщина справилась о здоровье Дайюй и вперила в нее пристальный взгляд. Дайюй стало не по себе, она спросила:

— Какой же подарок прислала мне Баочай?

— Барышня посылает вам банку засахаренных фруктов, — с улыбкой ответила женщина и, заметив Сижэнь, спросила: — Это, кажется, барышня Хуа Сижэнь, из комнат второго господина Баоюя?

— Откуда вы меня знаете, тетушка? — изумилась Сижэнь.

— Я-то вас знаю, — ответила женщина. — Вы бывали у нас, и не раз. А вот вы меня не знаете. Я не сопровождаю господ при выездах, а присматриваю за комнатами.

Она передала Сюэянь банку с фруктами, снова взглянула на Дайюй и обратилась к Сижэнь:

— Неудивительно, что наша госпожа считает барышню Линь Дайюй самой подходящей парой второму господину Баоюю. Она настоящая фея!

— Тетушка, ты устала, — перебила ее Сижэнь, смекнув, что та говорит не то, что следует. — Присядь, выпей чайку!

— Что и говорить! — захихикала женщина. — Хлопот по горло. Скоро свадьба барышни Баоцинь. Еще надо отнести подарок второму господину Баоюю — две банки личжи.

Сказав это, женщина стала прощаться.

Дайюй рассердилась на женщину за бесцеремонность, но промолчала — ведь ее прислала Баочай. Лишь когда женщина собралась уходить, Дайюй проговорила:

— Поблагодари барышню за подарок!

А женщина, направляясь к двери, не переставала бормотать:

— Только второй господин Баоюй достоин такой красавицы!

Дайюй притворилась, будто не слышит, потом сказала:

— Почему человек, как только состарится, начинает болтать всякие глупости? Право, досадно и в то же время смешно.

Сюэянь подала банку с фруктами.

— Убери, — махнула рукой Дайюй. — Я сейчас не хочу!

Пока они беседовали с Сижэнь, настал вечер. Сижэнь ушла, а Дайюй сняла украшения и отправилась в боковую комнату, где стояла банка с фруктами. Поглядев на нее, Дайюй вспомнила болтовню женщины. И словно игла вонзилась ей в сердце. Все уже спали, дом словно замер, и от этого было еще тоскливей.

Мысли одна печальней другой лезли в голову. Здоровье у нее слабое, она уже взрослая, но ни тетя, ни бабушка пока ни словом не обмолвились о замужестве, хотя сердце Баоюя принадлежит ей, сомнения тут нет. Как жаль, что родители в свое время не помолвили ее с Баоюем! Но ведь могло быть и хуже — просватали бы за другого, и неизвестно, каким бы он оказался — хорошим или плохим.

Нет, пусть лучше все будет так, как сейчас. По крайней мере, есть хоть какая-то надежда.

Терзаемая сомнениями, Дайюй вздохнула и, как была, не раздеваясь, прилегла на постель…

— Барышня, к вам пожаловал господин Цзя Юйцунь! — вдруг услышала она голос девочки-служанки.

«С какой стати он явился? — удивилась Дайюй. — Ну, училась я у него, и что? Не мальчишка же я, чтобы так запросто ко мне заявляться. И хотя он друг моего дяди, мне незачем к нему выходить».

— Поблагодари господина Цзя Юйцуня за внимание и скажи, что я нездорова и выйти никак не могу, — приказала Дайюй служанке.

— Он пожаловал с доброй вестью. За вами приехали из Нанкина, — произнесла служанка.

Вдруг появились Фэнцзе, госпожи Син и Ван и с ними Баоюй.

— Мы пришли тебя обрадовать, — сказали они, — и проводить в путь.

— Я вас не понимаю, — промолвила Дайюй.

— Не строй из себя дурочку, — покачала головой Фэнцзе. — Ты прекрасно знаешь, что твой отец назначен на должность начальника провиантского управления провинции Хубэй, что он женат вторым браком и живет с новой супругой в полном согласии. В нынешнем его положении он не может допустить, чтобы дочь его находилась у чужих, это наносит ущерб его достоинству. Вот он и поручил господину Цзя Юйцуню просватать тебя за вдовца, родственника твоей мачехи, и сразу после возвращения в родительский дом тебе предстоит переехать к мужу. Так решила мачеха и попросила, чтобы в пути тебя сопровождал господин Цзя Лянь.

От услышанного Дайюй покрылась холодным потом, но, взяв себя в руки, решительно заявила:

— Все это выдумки сестры Фэнцзе!

Госпожи Син и Ван переглянулись:

— Ну, раз она не верит, пойдем!..

— Не уходите, — сдерживая слезы, взмолилась Дайюй. Но женщины, будто не слыша, холодно усмехнулись и пошли к выходу.

У Дайюй комок подступил к горлу. «Надо бежать к старой госпоже, — подумала девушка, — просить, умолять. Некому больше меня спасти».

Она помчалась к матушке Цзя, пала перед ней на колени, взмолилась:

— Бабушка, спасите меня! Я лучше умру, чем уеду отсюда! Позвольте мне быть всегда возле вас!

— Мне нет до этого никакого дела, — ответила матушка Цзя равнодушно.

— Как же быть, бабушка! — Дайюй разрыдалась.

— Ты выходишь за вдовца? И прекрасно! — произнесла матушка Цзя. — По крайней мере, у тебя будет два туалетных ящика — один твой, другой — первой жены!

— Бабушка! — молила Дайюй. — Мне ничего не нужно, спасите меня!

— Глупости! — отвечала матушка Цзя. — Ты как малый ребенок. Девушка рано или поздно должна выйти замуж. Не вековать же тебе у нас!

— Не гоните меня! Я готова быть вашей рабыней, чтобы заработать на пропитание! Заступитесь же за меня! — Дайюй еще крепче прижалась к коленям старой госпожи. — Ведь вы любили и жалели меня! А в такой тяжелый момент хотите покинуть? Я — ваша внучка, дочь вашей дочери! Хоть ради нее спасите меня!

— Юаньян, отведи барышню, — промолвила матушка Цзя. — Я устала от ее нытья!

Поняв, что мольбы тщетны и остается лишь покончить с собой, Дайюй вышла. Значит, все это время бабушка и сестры лишь притворялись добрыми, лицемерили! Да и зачем, кому нужна сирота?

Может быть, Баоюй поможет? Что-то его не видно? В тот же миг появился Баоюй.

— Поздравляю, сестрица! — захихикал он.

Дайюй не выдержала и прямо при посторонних напустилась на него:

— Теперь я вижу, какой ты безжалостный!

— Безжалостный? — удивился Баоюй. — Но у тебя есть жених, и отныне каждый из нас пойдет своей дорогой.

Гнев душил Дайюй, но она не знала, что делать. Схватила за руку Баоюя и воскликнула:

— Дорогой брат! И ты гонишь меня.

— Я тебя не гоню! Живи здесь, если хочешь, — ответил Баоюй. — Ты приехала к нам потому, что мы с тобой были помолвлены. Вспомни, как я относился к тебе!

Может быть, их и в самом деле в детстве помолвили, — подумала Дайюй, и печаль ее сменилась радостью.

— Я поклялась хранить верность тебе всю жизнь! — воскликнула девушка. — Ты не отвергнешь меня?

— Я же сказал, оставайся! Не веришь словам — загляни в мое сердце.

Он схватил нож, ударил себя в грудь, хлынула кровь. Дайюй подбежала, зажала рану рукой, зарыдала:

— Зачем ты это сделал? Лучше меня убил бы!

— Не плачь! — стал успокаивать ее Баоюй. — Я просто хотел показать тебе свое сердце!

Дайюй, плача, обняла его.

— Да, плохо дело! — вздохнул Баоюй. — Как же мне теперь жить без сердца?

Глаза его закатились, и он со стоном рухнул на пол. Дайюй закричала и тут же услышала голос Цзыцзюань:

— Барышня, барышня! Вам что-то страшное приснилось? Проснитесь же! Разденьтесь и снова ляжете!

Дайюй открыла глаза. Это был дурной сон. В горле пересохло, сердце неровно билось, все тело было в поту, даже подушка намокла.

«Родители не успели помолвить нас с Баоюем. Что же это мне вдруг приснилось?»

Она вспомнила, какой одинокой и бесприютной видела себя во сне, и представила, что было бы с нею, не стань Баоюя. С трудом заставила она себя раздеться, легла и велела Цзыцзюань накрыть ее одеялом. Однако уснуть не могла и ворочалась с боку на бок. Ей чудились чьи-то жалобные стоны — не то дождь шумел, не то завывал ветер. С этими звуками смешивалось мерное похрапывание Цзыцзюань.

Из окна потянуло холодом, Дайюй стало знобить, она приподнялась, натянула одеяло на плечи. Снова легла и задремала было, но в это время в ветвях бамбука защебетали птицы. За окном посветлело.

Сон как рукой сняло. Дайюй закашлялась и позвала Цзыцзюань.

— Вы не спите, барышня? — удивилась Цзыцзюань. — Опять кашляете? Может, простудились? Уже светает. Скоро солнце взойдет. Поспите хоть немного, не думайте ни о чем. Сон придаст вам сил!

— Неужели ты думаешь, что я не хочу уснуть? — усмехнулась Дайюй. — Просто не могу. Это ты спишь себе да похрапываешь.

Дайюй снова закашлялась, а потом спросила:

— С чего это вдруг ты проснулась?

— Так ведь утро уже, — ответила Цзыцзюань.

— Раз проснулась, дай мне другую плевательницу, — попросила Дайюй.

Цзыцзюань взяла плевательницу, чтобы сменить, и заметила в ней кровь.

— Вот беда! — не сдержала она испуганного возгласа.

— Что случилось? — спросила Дайюй.

— Ничего особенного, — спохватившись, ответила Цзыцзюань. — Я чуть не уронила плевательницу.

— Только-то? — с сомнением произнесла Дайюй.

— Конечно! — быстро ответила Цзыцзюань.

Голос ее дрогнул, комок подступил к горлу, из глаз покатились слезы. Дайюй не раз чувствовала во рту сладковатый привкус крови, и сейчас, по взволнованному голосу Цзыцзюань, все поняла.

— Иди в комнату, а то простудишься!

Цзыцзюань поддакнула, голос ее прозвучал еще печальнее — казалось, девушка всхлипывает. Дайюй похолодела от страха.

— Почему ты плачешь? — спросила она Цзыцзюань, когда та подошла, утирая слезы.

— А я не плачу, — с притворным изумлением произнесла девушка. — Что-то в глаз попало. — И добавила: — Сегодня, барышня, вы полночи кашляли и проснулись раньше обычного!

— Мне очень хотелось спать, — ответила Дайюй. — Но, как нарочно, сон бежал от меня.

— Вы нездоровы, барышня! — встревожилась Цзыцзюань. — Постарайтесь не думать о печальном. Главное — здоровье. Недаром пословица гласит: «Хочешь, чтобы всегда был огонь в очаге, береги деревья!» Кто здоровье бережет, тот долго проживет. Уж если о себе не думаете, пожалейте старую госпожу и госпожу, они вас так любят!

Тут на память Дайюй пришел недавний сон, в глазах потемнело, словно от сильного удара…

Цзыцзюань быстро поднесла Дайюй плевательницу, а Сюэянь стала хлопать ее по спине. Дайюй выплюнула кровь. Заметив в плевательнице кровь, служанки побледнели от страха и едва успели подхватить под руки лишившуюся сознания Дайюй.

Цзыцзюань сделала знак Сюэянь позвать кого-нибудь на помощь.

Сюэянь бросилась из комнаты и столкнулась с Цуйлюй и Цуймо, которые весело хихикали.

— Что это барышни Линь Дайюй не видно? — спросила Цуйлюй. — Наша барышня Сянъюнь с третьей барышней Таньчунь пошли к четвертой барышне Сичунь посмотреть, как она нарисовала сад.

Сюэянь замахала руками.

— В чем дело? — в один голос спросили Цуйлюй и Цуймо. Сюэянь рассказала о том, что только что произошло.

— Ну и глупы же вы! — воскликнули Цуйлюй и Цуймо. — Разве можно такое скрывать? Бегите скорее к старой госпоже!

— Я к ней как раз и направлялась, — ответила Сюэянь. — И вот встретила вас!

— О чем вы там разговариваете? — послышался голос Цзыцзюань. — Барышня спрашивает…

Цуйлюй, Цуймо и Сюэянь поспешили в комнату. Дайюй лежала в кровати.

— Кто вам обо мне рассказал? — спросила Дайюй. — Не надо поднимать шум!

— Барышня Сянъюнь и барышня Таньчунь пошли к барышне Сичунь смотреть, как она нарисовала сад, — принялась рассказывать Цуймо. — И велели мне пригласить вас, — они не знают, что вам нездоровится.

— Ничего страшного, просто слабость, — улыбнулась Дайюй. — Полежу немного, и пройдет. Так и передайте барышням. И попросите после завтрака прийти, если будет свободное время. Второй господин Баоюй у вас не был?

— Не был.

— Второму господину Баоюю теперь некогда, он ходит в школу, и отец каждый день проверяет, как он занимается.

Дайюй молчала. Девушки-служанки постояли немного и потихоньку вышли.

Незадолго до этого Таньчунь и Сянъюнь обсуждали картину «Сад Роскошных зрелищ». Не все им нравилось.

Когда же речь зашла о стихотворной надписи к картине, девушки решили посоветоваться с Дайюй и послали за нею Цуйлюй и Цуймо. Служанки вернулись озабоченные.

— Что с барышней Дайюй? — спросила Сянъюнь.

— Ей нездоровится, — ответила Цуйлюй. — Всю ночь она кашляла. А Сюэянь сказала, что в мокроте у нее — кровь.

— Не может быть! — воскликнула Таньчунь.

— Разве я стану врать?! — проговорила Цуйлюй.

— Мы только что были у барышни Дайюй, — подтвердила Цуймо. — На ней лица нет, она даже говорить не может…

— Говорить не может! — вскричала Сянъюнь. — А как же с вами разговаривала?

— Дуры вы! — обругала Таньчунь служанок. — Когда человек не может говорить, значит, он…

Таньчунь спохватилась и умолкла.

— Барышня Дайюй умна, а по пустякам расстраивается, — заметила Сичунь. — Разве можно верить всему, что болтают в Поднебесной?

— Давайте навестим ее, — предложила Таньчунь. — Если она и в самом деле серьезно больна, скажем старой госпоже и Фэнцзе, пусть пригласят врача.

— Вот это верно! — согласилась Сянъюнь.

— Вы прямо сейчас идите, — обратилась к сестрам Сичунь, — а я следом за вами.

Таньчунь и Сянъюнь со своими служанками отправились в павильон Реки Сяосян.

Увидев их, Дайюй расстроилась. Ей снова вспомнился недавний сон. «Если даже бабушка меня не любит, что говорить о сестрах?! Не пригласи я их, ни за что не пришли бы!» Однако Дайюй не подала виду, что расстроена; попросила Цзыцзюань помочь ей подняться и пригласила сестер сесть.

Таньчунь и Сянъюнь сели на краю кровати. Они видели, что Дайюй и в самом деле серьезно больна, и опечалились.

— Что, сестрица, опять нездоровится? — спросила Таньчунь.

— Ничего особенного, — отвечала Дайюй. — Просто слабость, и все.

Цзыцзюань, стоявшая за ее спиной, показала на плевательницу. Сянъюнь заглянула в нее и, не умея скрывать своих чувств, вскричала:

— Сестрица, ты погляди! Какой ужас!

Только сейчас Дайюй увидела кровь и совсем пала духом.

Таньчунь попыталась исправить положение и сказала:

— Ничего особенного, такое случается, когда усиливается огонь в легких. А эта Сянъюнь невесть что болтает!

Сянъюнь покраснела от смущения и раскаивалась в своей неосторожности.

Таньчунь, обеспокоенная болезненным видом Дайюй, поднялась со словами:

— Старайся не волноваться, сестра! Мы еще к тебе зайдем!

— Спасибо! — с горькой усмешкой произнесла Дайюй.

— Хорошенько заботься о барышне! — приказала Таньчунь, обращаясь к Цзыцзюань.

Цзыцзюань кивнула. Только Таньчунь собралась уходить, как снаружи послышался голос. Если хотите узнать, кто это был, прочтите следующую главу.

Глава восемьдесят третья

Родные навещают заболевшую Юаньчунь в покоях императорского дворца;

Баочай удерживается от слез во время скандала на женской половине дома

Итак, когда Таньчунь и Сянъюнь собрались уходить, снаружи послышался голос:

— Ах, негодяйка! Кто позволил тебе в саду безобразничать?

— Здесь совершенно невозможно жить! — вскричала Дайюй, указав рукой на окно.

Хотя Дайюй была любимицей матушки Цзя, служанки не очень-то ее жаловали. И вот сейчас Дайюй решила, что кто-то подбил старуху ее обругать, потому что она сирота. Как же стерпеть подобную обиду? Внутри у Дайюй все перевернулось, к горлу подступил комок, и она лишилась сознания.

— Барышня! — с горестным воплем бросилась к ней Цзыцзюань. — Что с вами? Очнитесь!

Мало-помалу к Дайюй вернулось сознание, но, все еще не в силах произнести ни слова, она только указывала рукой на окно.

Таньчунь вышла во двор и увидела старуху с костылем, которая гнала грязную, растрепанную девчонку.

— Я здесь присматриваю за фруктами, а ты зачем явилась? — орала старуха. — Погоди, придешь домой, живого места на тебе не оставлю!

Девчонка стояла поодаль и, сунув в рот палец, смеялась.

— Бессовестная! — напустилась на старуху Таньчунь. — Как ты смеешь здесь ругаться?

Старуха с заискивающей улыбкой ответила:

— Да я не ругаюсь. Внучку отсылаю домой. Чтобы не натворила чего-нибудь. А то увязалась за мной.

— Нечего оправдываться! Живо убирайся отсюда! — оборвала ее Таньчунь. — Барышня Линь Дайюй нездорова, а ты здесь кричишь!

Старуха сокрушенно покачала головой и поспешила ретироваться. Следом за ней убежала девчонка.

Вернувшись в комнату, Таньчунь увидела, что Сянъюнь держит Дайюй за руку и плачет, а Цзыцзюань, обняв барышню, растирает ей грудь.

Наконец Дайюй приоткрыла глаза.

— Ты подумала, что старуха тебя ругает? — спросила Таньчунь.

Дайюй кивнула.

— Она внучку свою ругала, — продолжала Таньчунь. — Этим грубиянкам все нипочем. Ни с чем не считаются!

Дайюй вздохнула, взяла Таньчунь за руку, промолвила:

— Сестрица… — и умолкла.

— Не тревожься, — сказала Таньчунь. — Я пришла навестить тебя, как сестра сестру. У тебя мало преданных служанок. А тебе сейчас нужны покой и забота. Надо вовремя принимать лекарства и выбросить из головы мрачные мысли. Тогда ты поправишься, и мы снова соберем наше поэтическое общество. Как это будет прекрасно!

— Это будет для нас просто счастьем, — добавила Сянъюнь.

— Вы хотите меня утешить, я понимаю, но мне не дожить до этого дня! — прерывающимся голосом произнесла Дайюй.

— Ну что ты! — возразила Таньчунь. — Кому не приходится болеть? И как только ты могла такое подумать! Лучше отдыхай! Мы пойдем к старой госпоже и скоро вернемся. А что-нибудь понадобится — пусть Цзыцзюань скажет мне.

— Дорогая сестренка! — сквозь слезы проговорила Дайюй. — Скажи старой госпоже, что я хотела справиться о ее здоровье, но из-за болезни не смогла прийти. И непременно передай, что у меня ничего серьезного, пусть не беспокоится.

— Все передадим, как ты просишь, — пообещала Таньчунь. — А ты лечись!

Она вышла, а следом за ней Сянъюнь.

Цзыцзюань помогла Дайюй лечь и села возле нее, поручив все домашние дела Сюэянь. При взгляде на Дайюй сердце ее сжималось от жалости, и она с трудом сдерживала слезы.

Дайюй долго лежала с закрытыми глазами, однако уснуть не могла. Раньше сад казался ей глухим и безлюдным, а сейчас чудился шум ветра, стрекот насекомых, пение птиц, чьи-то шаги, детский плач — все это тревожило, и Дайюй велела опустить полог над кроватью.

Сюэянь принесла суп из ласточкиных гнезд. Цзыцзюань подняла полог и тихо спросила:

— Барышня, может быть, съедите немного супа?

— Съем, — еле слышно отозвалась Дайюй.

Цзыцзюань помогла Дайюй сесть. Потом взяла чашку с супом, прежде сама попробовала, а затем поднесла чашку к губам Дайюй. Девушка открыла глаза, начала есть, отпила несколько глотков и покачала головой — не хватило сил сказать, что не хочет. Цзыцзюань отдала чашку Сюэянь и осторожно уложила Дайюй.

Полежав немного, Дайюй почувствовала себя спокойнее, но тут за окном послышался тихий голос:

— Сестра Цзыцзюань дома?

Сюэянь выбежала во двор, увидела Сижэнь и еще тише ответила:

— Она в комнате у барышни.

— Что с барышней? — спросила Сижэнь.

Они вошли в дом, и Сюэянь все подробно рассказала: что было ночью и что случилось сейчас.

Сижэнь взволнованно произнесла:

— К нам только что приходила Цуйлюй, сказала, что ваша барышня заболела. Второй господин Баоюй как услышал, так сразу послал меня узнать, что с ней.

В это время из-за дверной занавески показалась Цзыцзюань и поманила рукой Сижэнь.

— Барышня уснула? — спросила, подходя, Сижэнь.

— Слышала, что рассказала сестра Сюэянь? — вопросом на вопрос ответила Цзыцзюань.

Сижэнь кивнула и, нахмурившись, спросила:

— Что же делать? Прошлой ночью Баоюй до смерти перепугал меня.

— Баоюй? — изумилась Цзыцзюань.

— Да, Баоюй. Когда он ложился спать, все как будто было в порядке, — стала рассказывать Сижэнь. — И вдруг среди ночи он стал кричать, что у него болит душа, что кто-то ножом вырезал ему сердце — словом, болтал всякий вздор. Лишь на рассвете немного успокоился. Ну скажи, как тут не напугаться! Нынче он даже в школу не пойдет, надо звать врача.

В этот момент Дайюй снова закашлялась и слабым голосом спросила:

— С кем ты там разговариваешь?

— Это сестра Сижэнь пришла навестить вас, барышня, — отвечала Цзыцзюань.

Дайюй попросила Цзыцзюань помочь ей подняться и жестом пригласила Сижэнь сесть. Сижэнь принялась уговаривать Дайюй:

— Не надо вам подниматься, барышня, лучше лежите.

— Ладно, — отвечала Дайюй, — не волнуйся по пустякам. Ты, кажется, говорила, что ночью у кого-то болела душа? У кого же?

— У второго господина Баоюя, — отвечала Сижэнь. — Наваждение на него нашло. На самом деле ничего не было.

Дайюй поняла, что Сижэнь не хочет ее огорчать, и, тронутая заботой девушки, опечалилась. Затем, помолчав, спросила:

— А еще что он говорил?

— Больше ничего.

Дайюй кивнула, снова умолкла, а потом со вздохом промолвила:

— Не говори второму господину, что я болею, а то забросит занятия и навлечет гнев отца.

Сижэнь обещала.

— Барышня, ложитесь, — продолжала она уговаривать Дайюй.

Дайюй послушалась и легла. Сижэнь посидела еще немного и вернулась во двор Наслаждения пурпуром. Она сказала Баоюю, что у Дайюй ничего серьезного, и он успокоился.

А сейчас расскажем о Таньчунь и Сянъюнь. Покинув павильон Реки Сяосян, они отправились к матушке Цзя.

По дороге Таньчунь предупредила Сянъюнь:

— Будь осторожна, сестрица, не расстраивай старую госпожу, не болтай лишнего, как только что у Дайюй.

— Да, да, — с улыбкой отвечала Сянъюнь. — Это я от расстройства забыла об осторожности!

Услышав, что Дайюй нездорова, матушка Цзя сокрушенно сказала:

— Как часто она болеет! И Баоюй тоже. Дайюй выросла, и теперь ей особенно надо беречь здоровье. Уж очень она впечатлительна.

Все молча слушали матушку Цзя, никто ни слова не проронил.

— Распорядись, чтобы врач, который придет к Баоюю, заодно и барышню Линь Дайюй осмотрел, — обратилась матушка Цзя к Юаньян, и та пошла выполнять приказание старой госпожи.

Поужинав у матушки Цзя, Таньчунь и Сянъюнь возвратились в сад, но об этом мы рассказывать не будем.

На следующий день пришел доктор Ван, осмотрел Баоюя и сказал, что никакой опасности нет; немного нарушено пищеварение и легкая простуда.

В это время к Дайюй послали служанок предупредить, что к ней сейчас придет врач.

Цзыцзюань поспешила укрыть Дайюй одеялом, опустила полог над кроватью, а Сюэянь принялась за уборку.

Вскоре появился Цзя Лянь в сопровождении врача и сказал:

— Барышни могут остаться, почтенный доктор — свой человек в доме.

Старуха служанка откинула дверную занавеску и пропустила врача в прихожую, где его пригласили сесть.

— Сестра Цзыцзюань, — сказал Цзя Лянь, — расскажи доктору о болезни твоей барышни.

— Погодите, — остановил его доктор. — Разрешите сначала исследовать пульс больной, выслушайте мое заключение, а потом скажете, прав ли я. Если ошибусь, барышни мне подскажут.

Цзыцзюань высвободила из-под полога руку Дайюй, положила на подушку, сняла браслеты.

Доктор долго прощупывал пульс то на одной руке, то на другой, после чего вышел в прихожую и сказал Цзя Ляню:

— Все шесть пульсов бьются неровно. Причиной тому, пожалуй, меланхолия.