Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.

— В таком случае без него обойдемся, — промолвила матушка Цзя. — Цзя Чжэну я велю пока не наказывать служанок, а Цзя Ляню на всем пути следования, Баоюя к Линьаньскому бо, на самых видных местах, вывесить объявления: «Нашедшего яшму просим доставить ее туда-то и туда-то, вознаграждение десять тысяч лянов серебра. Знающего о местонахождении яшмы просим сообщить такой-то семье, вознаграждение — пять тысяч лянов серебра». Только бы яшма нашлась, на деньги скупиться не будем! И она найдется. Я уверена. А на слуг рассчитывать нечего. Они сто лет могут искать, и все тщетно!

Госпожа Ван не посмела возразить. Матушка Цзя велела передать Цзя Ляню, чтобы немедля выполнил ее приказание, а служанкам сказала:

— Все вещи Баоюя перенесите в мои покои! Сижэнь и Шэюэ тоже перейдут ко мне! Остальные служанки останутся присматривать за комнатами!

Баоюй все время молчал, только хихикал.

Матушка Цзя взяла его за руку и увела к себе. За ними последовали Сижэнь и остальные служанки.

Внутренние комнаты, где матушка Цзя собиралась поселить Баоюя, она распорядилась привести в порядок, а затем обратилась к госпоже Ван:

— Понимаешь, почему я так поступила? Людей в саду сейчас мало, а во дворе Наслаждения пурпуром деревья то засыхают, то расцветают. Разве это не странно? Прежде яшма отгоняла всякую нечисть, а теперь препятствий для нее нет. Вот почему я и поселила Баоюя у себя. Пусть несколько дней не выходит из дому. Врачи будут сюда приходить.

— Вы правы, почтенная госпожа, — промолвила госпожа Ван. — Вам покровительствует судьба, и с Баоюем ничего не случится дурного, если он будет жить с вами.

— Какая там судьба! — замахала руками матушка Цзя. — Просто у меня в комнатах чище и много священных книг, а они укрепляют дух. Пусть Баоюй скажет, плохо ему здесь?

Услышав свое имя, Баоюй засмеялся.

Сижэнь подтолкнула его, и лишь после этого он ответил, что неплохо.

Глядя на сына, госпожа Ван украдкой уронила слезу.

Видя, как взволнована госпожа Ван, матушка Цзя сказала:

— Иди! Я сама управлюсь. Мужу ничего не рассказывай, пусть нынче не приходит ко мне!

После ухода госпожи Ван матушка Цзя приняла успокаивающее, как и было предписано врачом. И на этом мы ее оставим.

Между тем Цзя Чжэн, возвращаясь в коляске домой, вдруг услышал голоса:

— Стоит пожелать, и можно легко разбогатеть!

— Как же это?

— Во дворце Жунго пропала какая-то яшма. Я видел объявление, там написано, что нашедший яшму получит десять тысяч лянов серебра. Все приметы яшмы указаны. А тот, кто укажет, у кого она, — пять тысяч лянов!

Цзя Чжэн слышал лишь обрывки разговора, но в душу его закралось подозрение, и, возвратившись домой, он стал допрашивать привратников. Те стали рассказывать:

— Только сегодня, после полудня, мы об этом узнали — второй господин Цзя Лянь передал нам приказание старой госпожи расклеить объявления.

«Род наш, видимо, захиреет! — подумал Цзя Чжэн. — Такого сына судьба послала мне в наказание за грехи! Едва он родился, пошли всякие толки и сплетни, лишь через десять лет прекратились! А тут яшма пропала, да еще объявления вывесили! Ну что за напасть!»

Он стал расспрашивать госпожу Ван, и ей пришлось рассказать все без утайки. Когда речь зашла об объявлениях, Цзя Чжэн не посмел выразить недовольства, ведь это был приказ старой госпожи. Он только поворчал на госпожу Ван, а потом велел тайком от старой госпожи сорвать все объявления. Но было поздно. Многие успели их прочесть.

Вскоре к воротам дворца Жунго пришел какой-то человек и заявил, что утерянная яшма у него.

— Вот и хорошо! — обрадовались привратники. — Сейчас доложим господам! Давай яшму!

Человек вытащил из-за пазухи объявление и показал привратникам:

— Ваше? Здесь сказано, что нашедший яшму получит десять тысяч лянов серебра. Не смотрите на меня с таким презрением, ведь я сразу разбогатею!

— Дай-ка взглянуть, что ты принес, — попросил привратник, ошеломленный самоуверенностью незнакомца, — и я тотчас же о тебе доложу.

Человек было заупрямился, но потом все же вытащил яшму, положил на ладонь и спросил:

— Она?

Привратники никогда не бывали во дворце и уж конечно не видели яшмы, знали о ней только понаслышке. Поэтому со всех ног бросились докладывать.

Цзя Чжэна и Цзя Шэ дома не было, и слуги побежали к Цзя Ляню. Выслушав их, Цзя Лянь первым долгом осведомился, не фальшивая ли яшма.

— Я видел ее собственными глазами, только в руках не держал, — ответил привратник. — Пришедший сказал, что передаст ее лично кому-нибудь из господ, никак иначе, чтобы получить обещанную награду.

Цзя Лянь, не помня себя от радости, поспешил к госпоже Ван, а та не замедлила сообщить новость матушке Цзя. О том, как счастлива была Сижэнь, и говорить не приходится. Она не переставала благодарить Будду.

Матушка Цзя приказала:

— Пусть Цзя Лянь приведет этого человека в кабинет, возьмет у него яшму и принесет мне! Деньги отдать немедленно!

Цзя Лянь велел привести незнакомца, встретил со всеми положенными церемониями, как самого почетного гостя, поблагодарил и сказал:

— Позвольте показать эту яшму владельцу, если он ее опознает, награду получите сполна! Можете не сомневаться.

Незнакомцу ничего не оставалось, как вытащить завязанный узелком красный шелковый платок и протянуть Цзя Ляню. Тот развернул его и увидел прекрасную молочно-белую яшму.

Прежде Цзя Лянь не обращал особого внимания на яшму Баоюя, но сейчас принялся ее тщательно осматривать. Долго вертел в руках, приглядывался, и ему показалось, что на внешней стороне выбиты иероглифы «изгоняет наваждение». Не в силах сдерживать свою радость, Цзя Лянь велел слугам ожидать его, а сам со всех ног бросился к матушке Цзя и госпоже Ван. Там уже собрались все домашние и, как только Цзя Лянь появился в дверях, Фэнцзе выхватила у него яшму, мельком взглянула на нее и отдала матушке Цзя.

— Даже в такой мелочи не позволяешь мне услужить бабушке! — упрекнул ее едва слышно Цзя Лянь.

Матушка Цзя развернула платок, и ей сразу бросилось в глаза, что яшма потускнела. Она ощупала ее, затем велела принести очки и еще раз внимательно осмотрела, после чего промолвила:

— Странно! Яшма как будто та! Но почему-то не блестит!

Осмотрела яшму и госпожа Ван, но не могла сказать, та это или не та, и отдала Фэнцзе.

— Как будто похожа, но цвет не тот, — заявила Фэнцзе. — Давайте покажем Баоюю.

Сижэнь тоже казалось, что это не та яшма, но она не решалась об этом сказать — уж очень ей хотелось, чтобы яшма оказалась настоящей.

Приняв яшму из рук матушки Цзя, Фэнцзе с Сижэнь понесли ее к Баоюю.

Он как раз проснулся.

— Твоя яшма нашлась! — крикнула Фэнцзе.

Глаза у Баоюя были сонные, но все же он протянул руку к яшме. Однако тут же, не глядя, швырнул яшму на пол.

— Вы обманываете меня! — воскликнул он с холодной усмешкой.

— Странно! — вскричала Фэнцзе, подобрав яшму с пола. — Откуда ты знаешь, если даже не поглядел на нее.

Баоюй усмехнулся.

В этот момент в комнату вошла госпожа Ван — она все видела.

— Значит, и говорить не о чем! — решила она. — Он родился с яшмой во рту и лучше нас знает, какая она. Кто-то прочел объявление, в котором были приметы яшмы, и подделал ее.

Против этого трудно было возразить.

Цзя Лянь, находившийся в прихожей, услышав слова госпожи Ван, крикнул:

— Отдайте мне эту яшму, я проучу мошенника! У нас несчастье, а он нас морочит!

— Ляньэр! — прикрикнула матушка Цзя. — Отдай тому человеку яшму, и пусть убирается! Человек он бедный и просто хотел заработать! Он и без того потратился, чтобы подделать яшму. Надо ее вернуть, дать ему несколько лянов и сказать, что яшма не наша. Если же подвергнуть его наказанию и об этом узнают другие, рисковать больше никто не захочет.

Цзя Лянь поклонился и вышел.

Человек все еще ждал в кабинете и уже беспокоился, почему никто не является.

Но тут как раз пришел Цзя Лянь…

Если хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Глава девяносто шестая

Чтобы обмануть Баоюя, Фэнцзе предлагает хитроумный план;

Дайюй, раскрыв тайну, впадает в отчаяние

Итак, разгневанный Цзя Лянь с фальшивой яшмой в руках бросился в кабинет. Человек, его ожидавший, сразу понял, что ничего хорошего вид Цзя Ляня ему не сулит, и поспешно встал.

— Ну и наглец! — зло усмехнулся Цзя Лянь. — Я тебя проучу, негодяй! Ты понимаешь, кого вздумал обманывать?! Эй! Слуги! Связать его! А как только вернется домой господин Цзя Чжэн, мы отправим этого мошенника в ямынь!

— Слушаемся! — хором ответили слуги, но с места не двигались.

Незнакомец не на шутку перепугался, упал на колени и, земно кланяясь, вскричал:

— Не гневайтесь на меня, почтенный господин! Только бедность толкнула меня на бесчестный поступок. Яшму я подделал, но подношу ее молодому господину в подарок! — Он не переставал отбивать поклоны.

— Ах ты, скотина! — бушевал Цзя Лянь. — Только этой дряни нам в доме не хватало!

Тут вошел Лай Да и с улыбкой обратился к Цзя Ляню:

— Этот ничтожный человек недостоин вашего гнева, второй господин! Пощадите его, и пусть убирается на все четыре стороны!

— Безобразие! — кричал Цзя Лянь, а Лай Да ему поддакивал.

— Глупый пес! — вторили слуги. — Вымоли у господ прощение — и вон отсюда! Или ты ждешь, чтобы тебе надавали пинков?!

Человек еще раз поклонился и, схватившись за голову, убежал, словно перепуганная крыса.

И пошли по улицам гулять слухи:

— Цзя Баоюй распознал «цзя баоюй»[57] — фальшивую яшму.

Цзя Чжэн между тем возвратился после визитов домой.

Праздник фонарей близился к концу, и никто не решался господина сердить. Поэтому слуги ничего не сказали про фальшивую яшму. Во дворце Жунго по случаю праздника устроили семейное пиршество, но все были подавлены и печальны — недавно умерла Юаньчунь, а теперь заболел Баоюй. Праздник прошел тихо, и рассказывать о нем мы не будем.

Наступил наконец семнадцатый день первого месяца, и госпожа Ван с нетерпением ждала прибытия брата в столицу. Неожиданно вошла Фэнцзе и сказала:

— Второй господин Цзя Лянь от кого-то слышал, что наш старший господин Ван Цзытэн по дороге в столицу неожиданно заболел и умер. Вам известно об этом, госпожа?

— Нет! Мне никто ничего не сказал, — взволнованно ответила госпожа Ван. — А где Цзя Лянь слышал об этом?

— В доме тайного советника Чжана, — ответила Фэнцзе.

Из глаз госпожи Ван хлынули слезы, но она тут же их вытерла и сказала:

— Пусть Цзя Лянь разузнает поподробней и сообщит мне!

После ухода Фэнцзе госпожа Ван тихонько заплакала. Только что умерла Юаньчунь, а теперь вот скончался брат. И за Баоюя тревожно. На семью обрушиваются несчастье за несчастьем. На душе у госпожи Ван было очень тяжело.

Пришел Цзя Лянь и сообщил подробности кончины Ван Цзытэна.

— Дядюшка от чрезмерной спешки в пути сильно устал, — рассказывал Цзя Лянь, — а потом простудился. Прибыв в деревню Шилитунь, послал за врачом, но разве найдешь в этом захолустье хорошего доктора? Деревенский лекарь прописал лекарство, дядя принял его и умер. Где его семья, не знаю. Она ехала следом за ним.

Госпожа Ван впала в отчаяние. Сердце защемило от боли. Она велела Цзя Ляню обо всем рассказать Цзя Чжэну и с помощью Цайюнь легла на кан.

Узнав эту печальную новость, Цзя Чжэн сказал Цзя Ляню:

— Немедля собирайся в дорогу, надо помочь с похоронами. Только смотри не задерживайся, не волнуй жену!

Цзя Лянь попрощался и отправился в путь.

Цзя Чжэн тяжело переживал постигшие семью утраты, к тому же заболел Баоюй, госпожа Ван жаловалась на боли в сердце.

В тот год в столице шла проверка деятельности чиновников, и Ведомство работ аттестовало Цзя Чжэна как одного из лучших, в связи с чем во втором месяце он был вызван на аудиенцию к государю.

Зная Цзя Чжэна как усердного и неподкупного чиновника, государь назначил его начальником по сбору хлебного налога в провинции Цзянси.

Цзя Чжэн поблагодарил государя за милость и доложил день отбытия к месту службы. К Цзя Чжэну приходили с поздравлениями многочисленные родственники и друзья, но у него не было ни малейшего желания их принимать из-за постигших семью бед. Однако задерживаться с отъездом он не решался.

Цзя Чжэн был погружен в раздумья, когда его позвала матушка Цзя. Пришла к ней и госпожа Ван.

— Ты скоро отправишься к месту службы, и я хочу тебе кое-что сказать. Быть может, до тебя уже дошли слухи об этом.

Матушка Цзя уронила слезу.

— Я слушаю вас, матушка, приказывайте! — проговорил Цзя Чжэн, приподнявшись с места. — Любое ваше слово для меня закон!

— Мне уже за восемьдесят, — прерывающимся голосом произнесла матушка Цзя. — В отставку ты выйти не можешь, сославшись на старость родителей, ибо твой старший брат живет дома. Ты уедешь в провинцию, и самым дорогим для меня из всех родных останется Баоюй. Он тяжело болен. Вчера я велела жене Лай Шэна пойти погадать о его дальнейшей судьбе.

Гадатель сказал, что Баоюя надо женить на девушке, чья судьба связана со стихией металла; только это может его спасти. Иначе ни за что ручаться нельзя. Предсказаниям ты не веришь, я знаю, но все же позвала тебя, чтобы посоветоваться. Кстати и жена твоя здесь. Хотите, чтобы Баоюй выздоровел? Или положимся на судьбу?

— Матушка, вы всегда любили меня, как же я могу не любить сына?! — взволнованно произнес Цзя Чжэн. — Огорчает меня лишь его нерадение в учебе, то, что я не могу, как говорится, железо превратить в сталь. Ваше намерение женить его, матушка, вполне справедливо! Я, как и вы, желаю своему сыну счастья и очень обеспокоен его болезнью. Но вы не разрешаете мне с ним видеться, и я не смею настаивать.

Госпожа Ван, не спускавшая глаз с мужа, видела, что он с трудом сдерживает слезы. Она поняла, как тяжело у него на душе, и сделала знак Сижэнь привести Баоюя.

Сижэнь пошла за юношей, подвела его к отцу и велела справиться о здоровье. Баоюй, словно заводной, совершил приветственную церемонию.

Осунувшееся лицо, потускневшие глаза и безумный взгляд потрясли Цзя Чжэна, и он сделал знак поскорее увести сына, а сам подумал: «Мне скоро шестьдесят, я должен ехать в далекую провинцию. Вернусь ли домой, не знаю. Если с мальчиком что-нибудь случится, я на старости лет останусь без прямых потомков — мой внук Цзя Лань не в счет. Между нами целое поколение; к тому же матушка души не чает в Баоюе, и я буду считать себя виновным, если не спасу его».

Скользнув взглядом по заплаканному лицу госпожи Ван, он еще больше обеспокоился — здоровье жены оставляло желать лучшего.

— Матушка, — произнес он, вставая, — как вы скажете, так и будет, — разве я посмею перечить, если вы хотите устроить счастье своего внука? Вы лучше моего знаете жизнь. У вас такой опыт! Не знаю только, договорились ли вы с тетушкой Сюэ!

— Тетушка Сюэ в общем-то согласна, — поспешила ответить госпожа Ван. — А со свадьбой мы не торопимся из-за истории с Сюэ Панем.

— И это правильно, — промолвил Цзя Чжэн. — Как может девушка выходить замуж, если ее старший брат в тюрьме? Смерть гуйфэй хотя и не может помешать заключению брака, но гуйфэй приходилась Баоюю старшей сестрой, и ему полагается девять месяцев носить по ней траур. А раз так, то и ему пока жениться нельзя. К тому же близится день моего отъезда, и если бы даже мы захотели устроить свадьбу, все равно не успели бы. А отложить отъезд невозможно!

«Он прав, — подумала матушка Цзя. — Но ждать так долго нельзя, ведь Цзя Чжэн уедет. А если Баоюю станет хуже? Нет, придется поступиться установленными правилами».

— Если ты согласен на этот брак, — сказала матушка Цзя, — я берусь все устроить сама. Мы с твоей женой прямо сейчас поедем к тетушке Сюэ договариваться. А Сюэ Кэ попросим съездить к Сюэ Паню, все рассказать и объяснить, что от этой свадьбы зависит жизнь Баоюя. Уверена, он возражать не станет. Нехорошо, конечно, устраивать свадьбу во время траура, да и Баоюй тяжело болен. Как его женить? Поэтому устроим брачную церемонию только для вида, чтобы взбодрить Баоюя, вывести его из состояния безразличия. Брак этот — радость для обеих семей, детей наших — золото и яшму — связала судьба, даже гороскоп не потребуется — надо лишь выбрать счастливый день и отправить в дом невесты подарки, приличествующие положению нашей семьи. Затем выбрать день для брачной церемонии и совершить ее по-домашнему, без шума. Невесту доставим в дом в паланкине с восемью носильщиками, впереди слуги понесут двенадцать пар фонарей. По обычаю, существующему на юге, молодые совершат поклоны Небу и Земле, затем сядут под пологом, и мы осыплем их зерном.

Баочай — умница, за нее можно не беспокоиться. И за Сижэнь тоже. Они будут удерживать Баоюя от опрометчивых поступков. Так даже лучше. Сижэнь с Баочай поладят. Кстати, тетушка Сюэ рассказывала, что один монах увидел у Баочай золотой замок и предсказал, что она непременно выйдет замуж за обладателя яшмы. Как знать, может быть, приезд Баочай предначертан самой судьбой? Тут трудно что-нибудь сказать. Но разве не будет для всех нас счастьем, если Баоюй выздоровеет? А пока нужно обставить как надо комнаты. Ни друзей, ни родственников звать не будем, пиршество устроим, когда пройдет траур по гуйфэй и Баоюй поправится. Если сделать так, как я говорю, то вполне управимся. Да и ты уедешь со спокойной душой, зная, что женил сына.

План матушки Цзя не очень понравился Цзя Чжэну, но перечить он не посмел и, через силу улыбнувшись, произнес:

— Вы замечательно все придумали, матушка! Нужно только строго-настрого запретить прислуге болтать о свадьбе. Одно меня беспокоит — не станет ли возражать тетушка Сюэ. Если не станет, мы сделаем все, как вы предлагаете, матушка!

— С тетушкой я все улажу сама, — оборвала его матушка Цзя, — ты можешь идти!

Цзя Чжэн вышел с чувством смутного беспокойства. Перед отъездом ему надо было получить грамоту в ведомстве, принимать родных и друзей, приходивших с различными просьбами. Как говорится, хлопот полон рот. Поэтому приготовления к свадьбе он, по совету матушки Цзя, поручил госпоже Ван и Фэнцзе. Единственное, что он сделал, это выбрал для новобрачных дом из двадцати комнат, неподалеку от личных покоев госпожи Ван, позади зала Процветания и счастья.

Матушка Цзя ничего не решала без Цзя Чжэна, но он на все соглашался и лишь поддакивал ей.

Однако об этом речь впереди.

Итак, Баоюй повидался с отцом, и Сижэнь увела его во внутренние покои, где усадила на кан. Поскольку Цзя Чжэн все еще находился у матушки Цзя во внешних покоях, никто не осмеливался разговаривать с Баоюем, и он погрузился в дремоту.

Из разговора Цзя Чжэна с матушкой Цзя он не услышал ни слова. Зато услышали Сижэнь и остальные служанки. Они, собственно, уже знали о помолвке Баоюя, но от посторонних людей, верили в это, поскольку Баочай совершенно перестала появляться у них, но уверенности не было. Однако теперь все их сомнения рассеялись. И они обрадовались.

«Поистине старая госпожа сделала замечательный выбор! — подумала Сижэнь. — Баоюй и Баочай прекрасная пара. И мне повезло! По крайней мере станет легче, если она придет в дом. Но ведь сердце его принадлежит другой. Хорошо, что он не слышал этого разговора, не то учинил бы скандал!»

При этой мысли радость ее померкла, и она продолжала размышлять, но уже о другом: «Как же все-таки быть? Разве знает старая госпожа о сокровенных чувствах Баоюя к Дайюй? Она думает, Баоюй обрадуется предстоящей свадьбе и сразу выздоровеет! А что, если его чувства к Дайюй не изменились?! Недаром при первой встрече с Дайюй он хотел разбить свою яшму. Потом, это было летом, когда мы с ним повстречались в саду, он принял меня за Дайюй и стал говорить о своей любви. А как он плакал и убивался, когда Цзыцзюань в шутку сказала, будто Дайюй уезжает…

Конечно, если он совсем потерял разум, то отнесется к этой новости безразлично. А если хоть что-то соображает, это может его просто убить. Придется поговорить с госпожой. Это мой долг. Иначе могут оказаться несчастными сразу три человека!»

Как только Цзя Чжэн ушел, Сижэнь оставила Баоюя на попечение Цювэнь, а сама отправилась к госпоже Ван и попросила ее пройти во внутренние покои. Матушка Цзя подумала, что Баоюю что-либо понадобилось, и приходу девушки не придала особого значения, поглощенная мыслями о том, какие подарки послать невесте и как устроить свадебный обряд.

Пройдя во внутреннюю комнату, Сижэнь бросилась перед госпожой на колени и заплакала. Теряясь в догадках, госпожа Ван взволнованно спросила:

— Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?

— Я не должна была вам этого говорить, но иного выхода нет! — воскликнула Сижэнь.

— Рассказывай, — ласково произнесла госпожа Ван. — Только не торопись!

— Баоюй и Баочай — прекрасная пара! Что и говорить, — начала Сижэнь. — Но к кому Баоюя больше влечет — к барышне Баочай или к барышне Дайюй?

— Конечно к Дайюй, — отвечала госпожа Ван. — Ведь они дружны с самого детства!

— Я не об этом, — возразила Сижэнь и принялась рассказывать об отношениях Баоюя и Дайюй, а потом промолвила: — Да что это я вам говорю, вам и так все известно, вот только о моем разговоре с Баоюем однажды в саду вы не знаете.

— Я и сама кое-что замечала, — проговорила госпожа Ван, коснувшись руки Сижэнь. — А сейчас лишний раз убедилась в этом. Но ведь он, наверное, слышал сегодняшний разговор? Какое он произвел на него впечатление? Ты не заметила?

— Дело в том, — отвечала Сижэнь, — что Баоюй, когда с ним говорят, хоть и улыбается, но ничего не понимает. А в остальное время дремлет.

— Как же быть? — нерешительно произнесла госпожа Ван.

— Я всего-навсего ваша рабыня, госпожа, — сказала Сижэнь, — и обязана все вам рассказать, а вы можете доложить старой госпоже и посоветоваться, что делать.

— Ладно, иди, — махнула рукой госпожа Ван. — Сейчас у старой госпожи полно людей, неудобно. Но я выберу время и поговорю с ней. Что-нибудь придумаем.

Она вышла из комнаты и отправилась к матушке Цзя.

Матушка Цзя в это время беседовала с Фэнцзе, но, увидев госпожу Ван, прервала разговор и спросила:

— О чем это вы секретничали с Сижэнь?

Воспользовавшись случаем, госпожа Ван не преминула рассказать матушке Цзя все, что ей было известно о чувствах Баоюя к Дайюй. Матушка Цзя выслушала ее, подумала и сказала:

— Бог с ней, с Дайюй, а вот если у Баоюя к ней серьезные чувства, могут возникнуть осложнения.

— Какие еще осложнения, — промолвила Фэнцзе. — Я уже кое-что придумала, не знаю только, согласится ли тетушка.

— Если придумала, расскажи старой госпоже, — вмешалась госпожа Ван, — а потом вместе обсудим!

— Сейчас надо, как говорится, забросить удочку! — сказала Фэнцзе.

— Что это значит? — удивилась матушка Цзя.

— А то, что нужно распустить слух, будто отец решил женить Баоюя на барышне Линь Дайюй. Посмотрим, как Баоюй к этому отнесется. Если останется равнодушным, беспокоиться нечего. А обрадуется — тогда хлопот не миновать!

— Допустим, он обрадуется, — произнесла госпожа Ван. — Что тогда?

Фэнцзе наклонилась к госпоже Ван и что-то прошептала на ухо.

— Да, да, — закивала госпожа Ван. — Неплохо!

— Хватит вам шептаться! — с шутливым укором произнесла матушка Цзя. — Хоть бы мне рассказали, что собираетесь делать!

Опасаясь, что намеков матушка Цзя не поймет, а если сказать прямо, кто-нибудь услышит, Фэнцзе стала шептать ей на ухо. Сначала матушка Цзя ничего не поняла, но когда Фэнцзе ей все разъяснила, расплылась в улыбке.

— План, конечно, хороший, — сказала она, — но ведь Баочай будет страдать! А о Дайюй и говорить не приходится!

— Мы скажем только Баоюю, — стала успокаивать ее Фэнцзе. — А остальным строго-настрого прикажем молчать.

Вошла девочка-служанка и доложила:

— Вернулся второй господин Цзя Лянь!

Опасаясь, как бы матушка Цзя не узнала от него о кончине Ван Цзытэна, госпожа Ван незаметно сделала знак Фэнцзе. Та поспешила навстречу мужу и предупредила, чтобы ничего не рассказывал бабушке. Они вместе прошли в комнату госпожи Ван и стали ее дожидаться. Госпожа Ван вскоре пришла и сразу заметила, что у Фэнцзе глаза покраснели от слез.

Цзя Лянь приблизился к госпоже Ван и справился о здоровье. Затем рассказал о своей поездке и сообщил:

— Есть высочайшее повеление о пожаловании покойному посмертного титула Ученейшего и Прилежнейшего гуна. Членам семьи покойного приказано сопровождать гроб с телом к месту погребения, а чиновникам из учреждений, находящихся на пути следования, оказывать им всяческое содействие. Они тронулись в путь еще вчера. Жена вашего брата кланяется вам и весьма сожалеет, что из-за неблагоприятного стечения обстоятельств не может приехать в столицу излить вам душу. Кроме того, ей стало известно, что мой шурин Ван Жэнь собирается в столицу, и если она встретит его по пути, непременно велит ему побывать у вас, и он все вам расскажет.

Незачем описывать, какова была скорбь госпожи Ван. Фэнцзе всячески ее утешала.

— Отдохните немного, госпожа! — проговорила она. — А я приду вечером, и мы посоветуемся, как быть с Баоюем.

Она оставила госпожу Ван и вместе с Цзя Лянем возвратилась домой. Фэнцзе рассказала мужу о предстоящей свадьбе Баоюя и попросила послать людей для обустройства покоев.

Но об этом речь пойдет ниже.

Однажды после завтрака Дайюй в сопровождении Цзыцзюань отправилась навестить матушку Цзя. Ей хотелось справиться о здоровье бабушки, а заодно немного рассеяться.

Едва выйдя из павильона Реки Сяосян, она вдруг вспомнила, что забыла платочек, и послала за ним Цзыцзюань, а сама медленно пошла вперед.

Добравшись до моста Струящихся ароматов, Дайюй свернула за горку, где когда-то вместе с Баоюем хоронила опавшие лепестки цветов, и вдруг услышала плач и причитания.

Девушка прислушалась, но ни голоса не узнала, ни слов не разобрала. Движимая любопытством, Дайюй, неслышно ступая, пошла к тому месту, откуда доносился плач, и увидела большеглазую девочку с густыми бровями. Это была служанка.

Дайюй подумала, что ее хотят выдать замуж насильно, и она пришла сюда выплакаться.

«Но какие чувства могут быть у этой глупышки! — Дайюй даже стало смешно. — Ведь это простая служанка для черной работы. Видимо, кто-то из старших служанок ей дал нагоняй…»

Дайюй внимательно оглядела девочку, но не смогла определить, чья она. Девочка же, завидев Дайюй, перестала плакать, вскочила и принялась утирать слезы.

— Ты чего плачешь? — спросила Дайюй.

— Барышня Линь! — воскликнула девочка, готовая снова разразиться слезами. — Посудите сами! Они разговаривали, я не знала, в чем дело, и сказала не то, что следовало, а старшая сестра меня за это поколотила!

Дайюй сначала ничего не поняла и спросила:

— Как зовут твою сестру?

— Чжэньчжу, она служанка старой госпожи, — отвечала девочка.

Только теперь Дайюй стало ясно, что девочка эта из комнат матушки Цзя.

— Как тебя зовут?

— Сестрица Дурочка.

— За что же тебя поколотили? — поинтересовалась Дайюй, не скрывая улыбки. — Что ты такое сказала?

— Ничего особенного! — воскликнула девочка. — Сказала, что наш второй господин Баоюй женится на барышне Баочай.

Словно гром грянул среди ясного неба. У Дайюй все перепуталось в голове. Но она нашла в себе силы сказать:

— Пойдем со мной!

Дайюй отвела девочку в то место, где они с Баоюем хоронили опавшие лепестки. Здесь не было ни души, и Дайюй, забыв об осторожности, выпалила:

— А что за дело твоей сестре до того, женится второй господин Баоюй на барышне Баочай или не женится? За что, собственно, она тебя поколотила?

— Господин Цзя Чжэн скоро уезжает, и вот старая госпожа, госпожа Ван и вторая госпожа Фэнцзе решили обо всем договориться с тетушкой Сюэ и взять барышню Баочай к себе, — принялась объяснять сестрица Дурочка. — Говорят, что это обрадует второго господина, да и… — Тут она захихикала и, наконец, сказала: — А сразу после свадьбы собираются просватать барышню Линь…

Дайюй была ошеломлена. А сестрица Дурочка продолжала трещать без умолку:

— Я и не знала, что служанкам запрещено об этом болтать, чтобы не смущать барышню Баочай. Однажды взяла да сказала Сижэнь, служанке второго господина Баоюя: «Интересно у нас получается: барышню звали Бао, теперь будут звать второй госпожой Бао, а мужа ее зовут второй господин Бао!..» Подумайте, барышня Линь, что обидного я сказала Чжэньчжу? А она ко мне подскочила, надавала пощечин, стала кричать, что я несу всякую чепуху, не уважаю приказания старших и что меня следовало бы выгнать из дома! Откуда мне было знать, что господа запретили об этом вести разговоры?! Хоть бы кто-нибудь из служанок сказал, а то сразу бить!

Слезы снова навернулись на глаза девочки.

Как невозможно определить, что за вкус у смеси масла, острого соевого соуса, сахара и уксуса, так не могла Дайюй разобраться в охвативших ее противоречивых чувствах. Постояв немного в растерянности, она дрожащим голосом сказала:

— Не болтай глупостей. А то услышат, и не миновать тебе порки. Иди!

Дайюй круто повернулась и пошла в сторону павильона Реки Сяосян. Будто груз в тысячу цзиней взвалили ей на плечи; ноги сделались ватными, и Дайюй еле плелась. Неизвестно, сколько времени девушка добиралась до моста Струящихся ароматов. Она сбилась с дороги и прошла лишнее расстояние, равное двум полетам стрелы.

У моста Струящихся ароматов она зачем-то свернула в сторону и побрела вдоль плотины.

Цзыцзюань тем временем сбегала за платочком, но, вернувшись, барышни не нашла. Бросилась искать и вдруг увидела Дайюй, которая брела, шатаясь словно пьяная; лицо было белее снега, глаза блуждали, как у безумной.

Впереди, быстро удаляясь, шла девочка-служанка, но Цзыцзюань издали ее не узнала.

Взволнованная, подбежала Цзыцзюань к своей барышне и спросила:

— Почему вы вернулись? Не пошли к старой госпоже?

— Я пойду к Баоюю, — ответила Дайюй. — Мне надо его кое о чем спросить.

Цзыцзюань терялась в догадках. Ей пришлось взять девушку под руку и вести к дому матушки Цзя.