Глава девяносто вторая

Итак, Баоюй покинул павильон Реки Сяосян и взволнованно спросил у Цювэнь:

— Зачем меня звал батюшка, не знаешь?

— Не звал он вас, — призналась Цювэнь. — Но скажи я вам правду, что вас сестра Сижэнь зовет, вы вряд ли пошли бы!

Баоюй, успокоившись, произнес:

— Ну, если Сижэнь, тогда ладно! Зачем же меня пугать?

— Где ты пропадал? — спросила Сижэнь, едва завидев Баоюя.

— У барышни Дайюй был. Зашел разговор о сестре Баочай, и я засиделся.

— О чем же вы говорили? — поинтересовалась Сижэнь.

Баоюй рассказал, как они вели беседу в подражание буддийским классикам.

— Делать вам нечего! — улыбнулась Сижэнь. — Рассуждали бы лучше о хозяйственных делах или о стихах. А о буддистах зачем? Ты же не монах!

— Ничего ты не понимаешь! — засмеялся Баоюй. — У нас, как и в буддийском учении, есть свои сокровенные тайны, и посторонним в них не проникнуть!

— Постигая эти тайны, вы выворачиваете наизнанку истину и нас ставите в дурацкое положение! — засмеялась Сижэнь.

— Когда мы с барышней Дайюй были детьми, — стал объяснять Баоюй, — она очень сердилась, если я говорил глупости. А сейчас я обдумываю каждое слово и не даю ей повода сердиться. Да и видимся мы с ней не часто: она сюда не приходит, а я занят учебой. Постепенно между нами родилось отчуждение, и мы не можем говорить прямо все, что думаем.

— Вот и хорошо, — сказала Сижэнь. — Вы уже не дети и должны вести себя подобающим образом!

— Я и сам понимаю, — кивнул Баоюй, — и нечего об этом говорить. Скажи, — спросил он, — не присылала старая госпожа сюда служанку с каким-нибудь поручением?

— Нет, не присылала, — ответила Сижэнь.

— Ну, конечно, бабушка забыла! — воскликнул Баоюй. — Ведь завтра первое число одиннадцатого месяца! В этот день бабушка имела обыкновение отмечать день наступления морозов, любила посидеть в компании, выпить вина, посмеяться! Ради этого я и отпросился на день из школы! А теперь не знаю, как поступить. Может быть, пойти в школу, а то батюшка рассердится?

— По-моему, лучше пойти! — промолвила Сижэнь. — Будешь пропускать занятия — успехов не добьешься. На первом месте должна быть учеба, а уж потом развлечения. Вчера госпожа Ли Вань рассказывала, как прилежно учится Цзя Лань. Приходит из школы и сразу садится за уроки, а спать ложится только в четвертую стражу, а то и позднее. Все время сидит над книгами. А ты старше его, дядей ему приходишься. Если не будешь стараться, бабушку огорчишь. Так что вставай завтра пораньше и иди в школу!

— Погода стоит холодная, пусть дома побудет, ведь он отпросился. А явится в школу — все удивятся и пойдут разговоры! — вмешалась Шэюэ. — Скажут, что у него не было причины отпрашиваться и он обманул учителя. А наступление морозов мы можем сами отпраздновать, без старой госпожи.

— Если мы что-то затеем, второй господин останется дома! — воскликнула Сижэнь.

— Вот и хорошо, я тоже денек повеселюсь! — отвечала Шэюэ. — Мне не нужны лишние два ляна серебра в месяц, как тебе!

— Ах ты дрянь! — вскричала Сижэнь. — Тебе говорят серьезно, а ты всякий вздор мелешь!..

— Никакой не вздор, — парировала Шэюэ, — все для себя стараешься!

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Сижэнь.

— Ведь ты сама не любишь, когда второй господин уходит в школу, вечно ворчишь и с нетерпением ждешь его прихода, а едва он появится, у вас начинаются шутки и смех. Зачем же притворяться, будто ты заботишься о его занятиях? Меня не проведешь, я все вижу.

Сижэнь хотела отчитать как следует Шэюэ, но вошла девочка-служанка и сказала:

— Старая госпожа не велела второму господину завтра ходить в школу. Она пригласила тетушку Сюэ и беспокоится, что барышни, разъехавшиеся по домам, не успеют приехать. Праздник, который собирается отмечать старая госпожа, называется «день наступления морозов».

— Вот, вот! Этого я и ждал! — обрадовался Баоюй, не дослушав до конца. — Бабушка в хорошем настроении! В школу я не пойду и буду делать что вздумается.

Следует сказать, что Баоюй теперь занимался с усердием и мечтал хоть день провести беззаботно, повеселиться. Раз на праздник приедет тетушка Сюэ, значит, и Баочай с собой возьмет, думал Баоюй, радуясь предстоящей встрече.

— Лягу-ка я сейчас спать, — сказал Баоюй, — а завтра встану пораньше.

Ночь прошла без особых происшествий, а утром Баоюй первым долгом побежал справиться о здоровье бабушки, матери и отца. Отцу он сказал, что бабушка разрешила ему не ходить в школу, и тот не стал возражать.

Выйдя от отца неторопливыми шагами, как того требовали приличия, Баоюй стремглав помчался к матушке Цзя. Там еще никого не было, только маленькая Цяоцзе, ее привела кормилица, сопровождаемая целой толпой девочек-служанок.

— Мама велела справиться о вашем здоровье и занять вас разговором, — обратилась Цяоцзе к матушке Цзя. — Она скоро сама к вам придет.

— Милая девочка! — улыбнулась матушка Цзя. — Я встала нынче пораньше, в надежде, что кто-нибудь придет, но пришел только второй дядя Баоюй.

— Барышня, справьтесь о здоровье дяди, — напомнила девочке нянька.

Цяоцзе справилась о здоровье Баоюя.

— А ты как себя чувствуешь, малышка? — в свою очередь осведомился Баоюй.

— Вчера вечером мама сказала, что ей надо с вами поговорить, — произнесла Цяоцзе.

— О чем же это? — удивился Баоюй.

— Мама хочет, чтобы вы проверили мои знания, — ответила девочка. — Несколько лет меня учила Ли Вань, но мама не знает, чему я выучилась. Я ей сказала, что все знаю, а она не верит, говорит, что я целыми днями бездельничаю, играю с подружками. Но выучить иероглифы совсем не трудно. Я свободно читаю «Книгу дочернего благочестия». Мама и в это не верит. Поэтому хочет пригласить вас, чтобы вы проверили, когда у вас будет свободное время.

— Милое дитя, — промолвила матушка Цзя. — Твоя мама не знает грамоты и не может тебя проверить. Пусть это сделает второй дядя Баоюй, только при ней. Вот тогда она поверит.

— Сколько иероглифов ты знаешь? — осведомился Баоюй.

— Более трех тысяч, — отвечала Цяоцзе. — Прочла «Книгу дочернего благочестия», а полмесяца назад принялась за «Жизнеописание выдающихся женщин».

— И все тебе там понятно? — поинтересовался Баоюй. — Если нет, я могу объяснить.

— Конечно, — заметила матушка Цзя. — Ведь ты ей дядя, и это твой долг.

— О любимой супруге Вэнь-вана ты, конечно, все знаешь, — начал Баоюй. — А известно ли тебе, что Цзян-хоу[35], которая распустила волосы и, невзирая на грозящую ей казнь, пыталась образумить своего мужа, а также У Янь[36], установившая порядок в государстве, — были самыми знаменитыми среди всех княгинь?!

— Да, конечно! — ответила Цяоцзе.

— Если говорить о женщинах, прославившихся своими талантами, то прежде всего следует упомянуть о Цао Дагу[37], Бань Цзеюй[38], Цай Вэньцзи[39] и Се Даоюнь[40].

— А каких женщин можно считать мудрыми и добродетельными? — спросила Цяоцзе.

— Например, Мэн Гуан. Она одевалась в холщовую юбку, а волосы закалывала шпильками из терновника. Или же мать Бао Сюаня[41], которая носила воду в простом глиняном кувшине, также мать Тао Каня[42], отрезавшую волосы, чтобы удержать гостя. Этих женщин даже нищета не сломила, как же не назвать их мудрыми и добродетельными?

Цяоцзе радостно закивала головой.

— Но были и другие женщины, которым приходилось терпеть много страданий, — рассказывал Баоюй. — Это прежде всего Лэ Чан[43], которая носила при себе половинку разбитого зеркала, Су Хуэй[44], сочинявшая стихи, которые можно читать справа налево, слева направо, сверху вниз и снизу вверх, а смысл останется тот же. К ним же можно причислить женщин, глубоко почитавших родителей, например, My Лань[45], и еще Цао Э — когда утонул ее отец, она следом за ним бросилась в реку. Всех и не перечесть.

Цяоцзе сидела молча, задумавшись.

А Баоюй так увлекся, что все говорил, говорил. Рассказал, в частности, о том, как госпожа Цао[46] поклялась хранить верность погибшему мужу и отрезала себе нос. Цяоцзе слушала с трепетом и прониклась глубоким уважением к этой мужественной женщине.

Чтобы не напугать девочку этими страшными историями, Баоюй заговорил о красавицах:

— Или взять хотя бы Ван Цян, Си Ши, Фань Су, Сяо Мань[47], Цзян Сян, Вэньцзюнь, Хун Фу, ведь все они…

Заметив, что Цзяоцзе притихла и сидит задумавшись, матушка Цзя остановила Баоюя:

— Хватит, замолчи! Ты и так наговорил лишнего. Разве она все запомнит?

— Кое-что из того, что рассказывает второй дядя, я читала, — произнесла Цяоцзе, — но не все. А теперь, после объяснений, мне стало намного понятней даже то, что уже прочитано.

— Разумеется, иероглифы, которыми написаны эти сочинения, ты знаешь, — сказал Баоюй, — и проверять тебя незачем!

— Мама говорит, что наша Сяохун была когда-то вашей служанкой, — сказала вдруг Цяоцзе. — Мама взяла ее от вас, а новую служанку вам так и не дали. Теперь мама хочет послать вам какую-то Лю Уэр, но не знает, угодит ли она вам.

— Так мама сказала? — обрадовался Баоюй. — Что же, пусть присылает. Зачем же меня спрашивать? — И, обращаясь к матушке Цзя, он промолвил: — Смотрю я на Цяоцзе и думаю, что она и умнее и грамотнее матери.

— Грамота — это, конечно, хорошо, — улыбнулась матушка Цзя, — но лучше бы ей заняться рукоделием и прочей женской работой.

— Этому меня учит няня Лю, — поспешила объяснить Цяоцзе. — Вышиваю я не очень хорошо, все эти кресты и цветы, но кое-чему научилась.

— При нынешнем положении дел рукоделие нам вряд ли пригодится, но научиться не мешает, на случай, если наступят тяжелые времена.

Цяоцзе поддакнула и хотела попросить Баоюя продолжить толкование «Книги дочернего благочестия», но заметила, что Баоюй задумался, и не стала его тревожить.

О чем же думал Баоюй? Он был огорчен, что до сих пор Уэр не появлялась во дворе Наслаждения пурпуром. Но дело в том, что девочка долго болела, а потом госпожа Ван, после того как прогнала Цинвэнь, приказала не посылать к Баоюю похожих на нее служанок. Баоюй вспомнил, как встретился с Уэр и ее матерью в доме У Гуя, куда они принесли вещи Цинвэнь. Уэр тогда показалась ему необыкновенно привлекательной. И сейчас, узнав, что Фэнцзе собирается прислать ему эту девочку, он очень обрадовался.

Матушка Цзя между тем никак не могла дождаться своих гостей и послала за ними девочку-служанку. Девочка возвратилась, а следом за ней появились Ли Вань с младшей сестрой, Таньчунь, Сичунь, Сянъюнь и Дайюй. Девушки справились о здоровье матушки Цзя, а затем поздоровались с остальными.

Тетушка Сюэ так и не пришла, и матушка Цзя, потеряв терпение, послала за нею еще раз.

Наконец тетушка явилась. Ее сопровождала Баоцинь.

Баочай и Син Сюянь не пришли.

— А где сестра Баочай? — спросила Дайюй.

Тетушка Сюэ солгала, что дочь нездорова. Син Сюянь не пришла, потому что не знала, что здесь тетушка Сюэ, ее будущая свекровь.

Баоюй было опечалился, но скоро успокоился — ведь рядом была Дайюй.

Вскоре пришли госпожи Син и Ван.

Фэнцзе, узнав, что старшие женщины все уже в сборе, прислала Пинъэр с извинением.

— Моя госпожа уже собралась было к вам, — сказала Пинъэр, — но вдруг почувствовала себя плохо, поэтому придет немного позднее.

— Если она нездорова, пусть отдыхает, — промолвила матушка Цзя. — Кстати, пора садиться за стол!

Девочки-служанки убрали жаровню, поставили два столика, все сели и принялись есть. А после еды расположились вокруг жаровни и стали болтать. Но об этом мы рассказывать не будем.

Вы спросите, почему не пришла Фэнцзе?

А вот почему. Во-первых, ей было неловко опаздывать, а кроме того, ее задержала жена Ванъэра, которая сообщила:

— Барышня Инчунь прислала служанку справиться о вашем здоровье; служанка говорит, что пришла к вам, а к старшим госпожам не пойдет.

Теряясь в догадках, Фэнцзе велела позвать служанку Инчунь и спросила:

— Как живется твоей барышне в новой семье? Хорошо?

— Какое там хорошо! — воскликнула служанка. — Но меня не барышня к вам послала, я пришла передать просьбу матери Сыци.

— Ведь Сыци больше здесь не живет. О чем же может просить меня ее мать? — удивилась Фэнцзе.

— Сыци, когда ушла от вас, все время плакала, — стала рассказывать женщина. — И вдруг в один прекрасный день приезжает ее двоюродный брат. Мать Сыци, увидев его, рассердилась, стала ругать за то, что сгубил ее дочь, даже хотела поколотить. А парень стоит, слова сказать не смеет. Услышала это Сыци, вышла и говорит: «Меня прогнали из-за него! А он, бессовестный, сбежал! Но сейчас лучше задушите меня, а его не бейте!» — «Бесстыжая девчонка, — обрушилась на нее мать. — Что ты затеяла?» Сыци ответила: «Каждая девушка должна выйти замуж. Пусть я грех совершила, но замуж пойду только за него! Обидно, конечно, что он такой трус, ведь если провинился, сам и отвечай! Зачем же убегать? Но не явись он, я бы век в девушках сидела! Просватаете за другого — покончу с собой! Спросите, зачем он приехал. Если за мной, я с ним уйду, и считайте, что я для вас умерла. Куда угодно пойду, если даже придется жить подаянием!» Мать Сыци рассердилась, заплакала: «Да как ты смеешь?! Ведь ты моя дочь! Не захочу — не отдам тебя ему, что ты сделаешь?» Однако Сыци оказалась упрямой. Услышав слова матери, она стукнулась головой о стену, хлынула кровь, и девушка скончалась. Мать, обезумев, стала требовать, чтобы молодой человек возместил ей потерю дочери, а тот ответил: «Матушка, не волнуйтесь. За то время, что меня здесь не было, я успел разбогатеть. И приехал сюда ради вашей дочери, с самыми искренними намерениями. Не верите — поглядите!» С этими словами он вытащил из-за пазухи коробочку с головными украшениями из золота и жемчуга. Это были подарки к свадьбе. Увидев их, мать сразу смягчилась и спросила: «Что же ты сразу не сказал?» — «Чтобы испытать Сыци. Ведь многие девушки ветрены и легкомысленны, — зарятся только на богатство, — ответил племянник. — Но теперь я понял, что такую, как Сыци, трудно найти! Все свои драгоценности я отдаю вам и распоряжусь насчет похорон». Мать Сыци, вдруг разбогатев, забыла о дочери и предоставила племяннику делать все, что ему вздумается. А племянник велел принести два гроба! Увидав это, мать Сыци перепугалась: «Зачем тебе два гроба?» Племянник с улыбкой ответил: «Два человека в один гроб не улягутся». Он говорил спокойно, и мать Сыци решила, что это он с горя ополоумел. А молодой человек, положив Сыци в гроб, перерезал себе ножом горло! Тут мать Сыци раскаялась, что так жестоко обошлась с дочерью, и заплакала в голос. Соседи обо всем пронюхали и хотят донести властям. Вот мать Сыци и послала меня к вам просить защиты, госпожа. А благодарить придет сама.

— И почему так бывает, что сумасбродным девчонкам попадаются такие безумцы! — выслушав ее, воскликнула Фэнцзе. — Теперь понятно, почему Сыци ничуть не смутилась, когда у нее обнаружили вещь, при одном взгляде на которую можно было сквозь землю от стыда провалиться! Кто бы мог подумать, что у нее такая страстная натура? Говоря откровенно, мне некогда заниматься этим делом, но своим рассказом ты разжалобила меня. Скажи матери Сыци, что я поговорю со вторым господином, а затем велю Баньэру все уладить.