Я пометила компьютерную дискету инициалами «P.M.», чтобы сохранить хотя бы подобие секретности, и убрала ее в сейф. Не так уж много было на ней записано, но я могла управиться с Купидоном только в том случае, когда, как любила говорить Гейл, «не требовался профессиональный подход».

– Одно могу сказать тебе, дорогая. Надеюсь, что с Ральфом у тебя получится лучше, чем у Кэролайн с Патриком. – На дворе стоял февраль и бушевала непогода. Рыжие ее волосы были вздыблены больше обычного. Она с шумом стряхнула капли дождя с плаща. – Не станешь же ты спаривать своего Ральфа с какой-нибудь алкоголичкой-астронавтом! Правда, он у нас теперь звезда… – добавила она, явно упиваясь своим остроумием. – Однако вряд ли захочет, чтоб на его территорию высадилось такое чудо природы!

Что правда, то правда – Ральф был теперь звездой. Уже начались репетиции грандиозного телесериала. И журналисты позаботились о том, чтобы везде, куда ни глянь, в компании с другими знаменитостями были напечатаны глянцевые снимки Ральфа Мертона, взиравшего на каждого загадочным взором, словно ему были ведомы все тайны жизни. Даже главный выпускающий редактор с Би-би-си-1, счастливо расставшийся недавно с одной из наших несчастных клиенток, снисходительно улыбался ему, выныривая откуда-то из-под локтя, что расценивалось на телестудии едва ли не как благословение папы римского. Я была рада за Ральфа. Счастлива, что годы безвестности для него теперь позади; счастлива, что слава и огни рампы, а также свет прожекторов наконец дистанцировали его от того, что мы называли нашей совместной жизнью. О Хизер Кларидж я не сказала ему ни слова. Мы двигались по разным орбитам, и в настоящее время я была счастлива уже тем. Это давало мне время подумать, время – когда оно выкраивалось – задать самой себе вопрос: что жизненно важного следует сообщить Купидону о характере и пристрастиях моего мужа?

Как ни странно, но это оказалось куда сложнее, чем я предполагала. И во мне проснулось сочувствие к Кэролайн. Я наизусть знала все вопросы, которые мы обычно задавали нашим клиенткам о мужьях. На мой взгляд, они были слишком прямолинейными, слишком в лоб, чтобы женщина могла ответить на них откровенно и без колебаний. Теперь же, когда настал мой черед, я изменила мнение. С рубашками, галстуками и носками, которым Ральф отдавал предпочтение, было более или менее ясно. Музыкальные вкусы – самые скверные; книги – заумные; изобразительное искусство – словно не существует вовсе; еда – неразборчив; вино – главное, чтоб в больших количествах; развлечения – мрачная самоуглубленность. Ну и еще перечень объектов, невинных на первый взгляд, но вызывающих категорическое неприятие: званые обеды, церковная служба, садоводство, собаки, физкультура по утрам, Цилла Блэк, папа римский.

Казалось, все эти данные никуда меня не приведут. Купидон продолжал пялиться на меня плоским экраном, напоминавшим разинутый в зевке рот. Я пыталась сосредоточиться на сексуальных привычках Ральфа – может, тогда Купидону будет не так скучно? Как бы там ни было, но чтобы найти для Ральфа идеальную женщину, другого пути, похоже, не существовало.

Я сидела, тупо глядя на экран Купидона, и размышляла о Ральфе и сексе. И гадала, что может по-настоящему заинтересовать эту хитрую машину… Проклятый компьютер, твердила я про себя. Ну почему бы ему не поговорить со мной, не дать совет? Чем же отличается Ральф в плане секса? Ну, он предпочитал классическую позу по ночам, после чего тут же начинал храпеть. Правда, перед тем как захрапеть, спрашивал меня: «Как тебе?», что меня всегда раздражало. Орального секса он не любил (а может, любил?). Я не знала, ни разу не пыталась выяснить (кстати, почему?). Были ли у него фантазии на эту тему? Не знаю, никогда не спрашивала. Мастурбировал ли он? Возможно. Все мастурбируют, если верить Кэролайн. Хотя лично я этим почти не занималась (возможно, многое потеряла). Какая часть женского организма возбуждала его больше всего? Ну грудь, наверное. Хотя, возможно, то было ложное предположение, о чем свидетельствовал тот факт, что груди у Хизер Кларидж не было вовсе. И еще ему нравились волосы, разметавшиеся по подушке. Но какие именно волосы? У меня были темные и прямые. У миссис Кларидж – блондинистые и кудрявые. Так что поди разберись… Ну а что касается глаз, зубов, рук, ног, голоса, духов, косметики, одежды?.. Какого рода женские разговоры ему нравились? Нравились ли ему скромные или, напротив, резкие и наглые женщины? Сильные или покорные? Нравилось ли ему, когда они флиртовали с другими мужчинами на вечеринках? Нравилось ли ему… Я испустила долгий вздох. Я не имела ни малейшего понятия.

В результате я пришла к выводу, что за десять лет совместной жизни узнала о Ральфе не больше, чем Кэролайн о Патрике. И впала от этого в депрессию, а Купидон продолжал скучать.

В этот момент вошла Кэролайн. У нее через пять минут встреча с клиенткой, так какого дьявола я тут торчу? Я быстренько вытащила дискету из компьютера и сунула ее в сумочку – не хотелось, чтобы она видела, как я прячу ее в сейф.

В течение нескольких следующих дней я пыталась снова и снова. Напрягала мозги, строила догадки. Вспоминала такие вещи о Ральфе, которые, казалось, давно забыла. Всякие мелочи, которые вдруг начинали казаться страшно важными, помогли бы найти ключ. И вот наконец решила, что что-то должно получиться. Собравшись с духом, нажала на кнопку и приказала Купидону выдать мне портрет идеальной женщины для Ральфа.

Купидон издавал тихое жужжание и воркование. Я боялась, что Кэролайн явится снова, но этого, слава Богу, не произошло. Я наблюдала, как работает компьютер. И представляла себе некое совершенно божественное создание, способное угодить всем тайным вкусам и чаяниям Ральфа, словно образ– из глины лепила. Ждала и не могла дождаться, когда же наконец окажется передо мной эта женщина, чудесная, сияющая и благодарная, готовая соответствовать всем нуждам и желаниям бывшей жены. Которая никогда не будет склочничать из-за закладных, платы за школу, летних каникул или Рождества. Она станет мне другом, преисполненным благодарности за то, что я подарила ей Ральфа, и будет изливать на меня теплые лучи этой благодарности. Купидон уже помог десяткам жен, пусть теперь поможет и мне.

Компьютер перестал ворковать. Я ждала. Но ничего не происходило. Наверное, подумала я, Купидон тщательно систематизирует все данные, оттачивая тем самым свое мастерство. Нарочно медлит с ответом, чтобы он оказался абсолютно точным и правильным. Я так и замерла в предвкушении. Настал момент истины.

Наконец на экране возникла строчка. Всего одна:

«Информация не принимается».

Я тупо смотрела на нее. Ничего не понимаю! Хотелось как следует встряхнуть этого маленького негодяя. Нет, надо попробовать еще раз. Может, что-то там не сработало. И я в отчаянии принялась нажимать на разные клавиши, чтоб пробудить машину к жизни. В результате чего экран погас. Так… Что же теперь делать? Стараясь сдерживать раздражение, я уже более нежно прошлась по клавишам. Ведь в конце концов компьютеры – хрупкие создания, еще бы, их внутренности набиты тончайшей и сложнейшей «высокой технологией», как теперь принято говорить. Снова пауза… Я ждала. На экране возникли те же слова: «Информация не принимается».

Полная отчаяния, я схватилась за инструкцию и разные буклеты. И обнаружила, что, оказывается, компьютер можно спросить, почему он выдает тот или иной ответ. Проблема лишь в одном – здесь не объяснялось, как это делается. Хорошо бы спросить Имонна, но я не осмеливалась. Нашла в брошюре новый раздел и стала жать на другие клавиши. Снова долгая пауза, сопровождаемая тихим и важным гудением. Я поймала себя на том, что бормочу под нос: «Давай же, давай! Говори, что я сделала неправильно! Ну, скажи наконец, скажи!..» Затем я уловила обнаруживающее жужжание, потом – щелчок где-то в недрах Купидона, а затем на экране загорелась уже совсем другая надпись. Всего одно слово:

«Ошибка».

– Чтоб тебя!.. – выругалась я. Можно подумать, я не догадывалась об этом прежде! Стала бы я возиться с этим проклятым компьютером, если б мой брак не оказался «ошибкой».

Минуту-другую я тупо смотрела на машину, пытаясь справиться с одолевшим меня отчаянием. Мне хотелось разбить ее вдребезги. Но я все же сдержалась. Выключила компьютер и несколько раз глубоко вдохнула. Анжела, сказала я себе, почему бы тебе не ограничиться торговлей уцененными тряпками?

Еще какое-то время я сидела в офисе, униженная и угнетенная. Как же это получается, что с браками других женщин Купидон творит просто чудеса, а мне помочь не желает? Это чертовски несправедливо! Лучше бы я вообще к нему не притрагивалась.

А потом вдруг я услышала внутренний голос: «На кой черт тебе вообще это понадобилось, а?» Я не знала. Действительно, на кой черт? Я встала и прошлась по комнате, задавая себе этот вопрос: зачем, зачем мне это понадобилось? И никак не могла найти ответа. Это привело меня в смятение. Возможно, я просто забыла зачем? Нет, не забыла. Тут и забывать-то нечего… И внезапно все стало ясно! Я проделывала эти глупости с Купидоном, слепо веря в то, что ничем не отличаюсь от всех других женщин, которые приходили сюда со своими проблемами и несчастьями, Но ведь я совсем другая! И ситуация у меня совсем другая. Женщины, приходившие сюда, были загнаны в ловушку. У них не было независимости, не было никакой личной жизни Чего никак не скажешь обо мне. Я вовсе не загнана в ловушку, я независима, у меня есть личная жизнь, есть, наконец, собственные деньги. И самое главное – есть человек, которого я люблю. И что бы там ни вытворял Ральф, это его личное дело, не мое. И если он делит постель с какой-то женщиной, мне плевать. И если эта Хизер Кларидж действительно такая сучка, как о ней говорят, что ж, пусть выяснит это сам. Меня она не тронет. Рейчел останется со мной. Ральф был хорошим отцом, он не допустит, чтоб дочь от него отлучили. А если следующая миссис Мертон произведет на свет наследников – что ж, тем лучше! У Рейчел появятся братья и сестры, она всегда мечтала о братике или сестричке. Зато не мне придется вставать к ним по ночам. Да это же редкостное везение!

Похоже, зима отступила. Я подошла к окну: солнце сверкало на голых ветвях, наискосок, через площадь было видно миндальное дерево. На нем уже проклюнулись почки…

Я взглянула на компьютер. Вот упрямый маленький стервец! Чего это ему понадобилось говорить: «Информация не принимается»? Почему было прямо не сказать: «Анжела, я тебе не нужен»?..

Что ж, по крайней мере он помог мне разобраться в ситуации. И я даже испытывала к нему нечто вроде благодарности. И решила сказать ему об этом. Довольно глупо с моей стороны, но большого вреда от этого не будет. Я снова включила машину и напечатала: «Спасибо!»

Экран осветился. Затем появились четыре слова:

«Всегда к вашим услугам!»

И я расхохоталась.

Ощущение было такое, словно я поднялась на высокую гору и смогла наконец увидеть раскинувшийся передо мной мир. Он был чист и светел. На небе – ни облачка. Нет, одно все же имелось: Джош уехал на Дальний Восток, где собирался пробыть почти два месяца. На одном месте он сидеть не собирался, но в случае необходимости я могла оставить для него сообщение в отеле «Мандарин» в Гонконге. Ему обязательно передадут. О, Джош, как же ты мне нужен! Как нужен именно сейчас!.. Перед отъездом он подарил мне кольцо с опалом. Я взглянула на него, и душу захлестнула тоска по Джошу. Затем я надела его на безымянный палец левой руки, туда, где обычно носят обручальное кольцо. А потом села и начала писать письмо: «Джош, дорогой, я люблю тебя! Пожалуйста, приезжай скорее! И береги себя…» Написав эти строки, я задумалась. Господи, ну почему, когда речь заходит об истинных чувствах, все звучит так банально? Неужели для любви не существует других, каких-то совсем особенных слов? Что же еще написать?.. Я добавила еще одну банальность – нарисовала маленькую улыбающуюся рожицу, а ниже приписала: «Точно не помню, но вроде бы ты просил переехать и жить с тобой. Это предложение в силе? Да или нет? И если „да“, то когда?» Больше ничего придумать не удавалось. Я подписалась: «Анжела, та самая, с длинными черными волосами, которая делала мертвую петлю. Это на тот случай, если ты забыл». И еще приписала «целую» несколько раз.

Теперь весь вопрос в том, когда лучше поговорить с Ральфом. Последние дни я почти не видела его. А скоро, наверное, не увижу месяцы. Во всяком случае, встречаемся мы куда реже, чем он со своей Хизер Кларидж… Что я ему скажу? Нет, главное, что я скажу Рейчел? Я боялась этого разговора. Возможно, во мне говорила трусость, но я решила сперва привыкнуть к мысли о расставании с Ральфом. А уж потом Рейчел сама решит, в этом я была уверена.

Меня пугали и одновременно возбуждали предстоящие события.

– Что это с тобой, Анжела? – как-то спросила Кэролайн за ленчем. – Последнее время ты прямо не в себе… – Наверняка она решила, что у меня завелся новый любовник. – Все это просто отвратительно! – фыркнула она. – Надо же как-то сдерживать свои чувства! – И с улыбкой добавила: – О Господи, как же я тебе завидую!

За последние несколько дней я едва обменялась с Кэролайн парой слов – обе мы были страшно заняты в магазине и офисе. Но сегодня нам удалось вырваться на ленч к Ренато вдвоем. Гейл проворчала вслед, что никогда больше не будет связываться с парой бездельниц из среднего класса, которые сваливают на нее всю работу и могут вот так, запросто взять и усвистать в самый критический момент. В ответ на что Кэролайн, выходя из магазина, рявкнула:

– Я тебе не средний класс, Гейл!

И словно в доказательство своих слов вдруг решила заказать шампанское.

– Анжела, – сказала она, задумчиво взирая на ризотто с белыми трюфелями, которые Ренато готовил специально для нее, – тебе никогда не приходило в голову, что мы просто сбагриваем этих мужей с рук, а потом даже не интересуемся их дальнейшей судьбой?

Я подняла глаза от тарелки с дарами моря. К чему это, интересно, она клонит?

– Ну а что с ними еще делать? – спросила я.

Кэролайн начала ковыряться вилкой в ризотто с таким видом, словно пыталась отыскать там не трюфели, а ответ на вопрос.

– Создать нечто вроде службы надзора, к примеру. Или гарантийных услуг. Ну как это бывает, когда покупаешь новую машину.

Я рассмеялась:

– У нас машины не новые.

Кэролайн нахмурилась:

– Анжела, я серьезно. Если в новом браке они живут плохо, тогда нечего было и разводиться, а нам – получать свой процент.

– Так чего ты конкретно хочешь? – спросила я. – Мы что, должны позвонить и сказать: «Это из дружественного агентства по разводам. Мы беспокоимся, хотим знать, все ли у вас в порядке». Так, что ли?

Кэролайн раздраженно прищелкнула языком и снова принялась ковыряться в ризотто.

– Ну, думаю, мы должны предложить им что-то, – пробормотала она. – Нечто романтическое. Съездить куда-нибудь… Ну не знаю! В конце концов, кто у нас генератор идей? Ведь ты, Анжела!

Идей у меня не было, и я принялась оглядывать стены ресторана. Ренато увешал их воздушными изображениями Рима и Венеции, перемежавшимися с весьма художественными снимками виноградников Тосканы, принадлежащих, несомненно, его многочисленным дядьям.

– Полагаю, мы всегда можем открыть бюро путешествий, – рассеянно заметила я.

Глаза Кэролайн радостно засверкали.

– Блестяще! – воскликнула она. – Господи, да это же просто замечательная идея! Бюро путешествий!.. Анжела, выпей шампанского!

Неужели эта идея действительно столь замечательна? Ведь бюро путешествий и туристических агентств в Лондоне хватает. К чему же еще одно? Но Кэролайн уже закусила удила и понеслась. Глаза ее горели тем неукротимым блеском, который помогал преодолевать полицейские кордоны, таможенные запреты и открывать двери клубов для мужчин. Она так и не доела свой ризотто.

– Синьора Кэролайн… она что, заболела? – с огорчением спросил Ренато на выходе.

В тот день мы ее больше почти не видели. Она засела за телефон в офисе и не подпускала к нему никого. Примерно через час Карен осведомилась, может ли она уйти сегодня пораньше, потому как делать ей все равно нечего. Имонн время от времени заходил в магазин, вид у него был усталый и недовольный.

– Все еще висит, – со вздохом говорил он. – Скажите, есть на свете люди, с которыми Кэролайн не находилась бы в родстве?

Затем, примерно в пять тридцать, она вышла из офиса с торжествующим выражением на лице.

– Прекрасно! Третий этап развития «Прикида»! – громко объявила она. – Хотите послушать? И плюхнулась в кресло, не обращая внимания на двух покупательниц, все еще бродивших по магазину.

Мы стали слушать. И все еще слушали уже после того, как последний посетитель ушел и магазин закрылся. По твердому убеждению Кэролайн, наши клиенты заслуживали достойного начала новой жизни, и мы были просто обязаны предоставить им эту услугу. Она сделала несколько звонков – Имонн насчитал минимум двадцать, – в том числе в страны, о которых он сроду не слыхивал. И результат выглядел многообещающе, если, конечно, нам интересно знать.

Один ее дядя – вроде бы герцог, небрежно добавила она, – владеет контрольным пакетом акций небольшой авиакомпании, зарегистрированной на острове Гернис. Из-за всеобщего снижения деловой и туристической активности они едва сводят концы с концами. Даже собираются продать пару маленьких самолетов какой-то конкурирующей компании. Дядя уже подумывает о том, а не продать ли заодно и торфяное болото, участок для охоты на куропаток. Идея Кэролайн расширить предприятие пришлась ему по вкусу. Более того, он сам лично знаком со многими из потенциальных клиентов, то ли по Палате общин, то ли по встречам в Балморале 71. Кэролайн расхохоталась, сообщая эту последнюю деталь, и призналась, что если и преувеличивает, то совсем чуточку.

Но это еще не все. Для клиентов, предпочитающих более спокойное времяпрепровождение, у нее имеется кузен, исполнительный директор пассажирских пароходных линий. Его компания тоже терпит убытки в связи с экономической обстановкой в целом, особенно не хватает клиентуры для роскошных морских лайнеров. Его корабли отправляются в Вест-Индию полупустыми; лишь круизы по Средиземноморью вокруг греческих островов приносят приличную прибыль.

– Ал истер страшно заинтересовался, – уверила нас Кэролайн. – Считает это великолепной идеей, хотя вообще-то он придурок и старый шут гороховый. Я придумала замечательный текст для рекламы: «Развод через радость круиза». И знаете, этот осел счел, что девиз звучит вульгарно!

Мы с Гейл обменялись взглядами. Затем я принялась разглядывать ногти.

– Ладно, – продолжила Кэролайн. – У этого Алистера имеется братец. Человек с куда более широким кругозором. У него небольшая сеть отелей – на Канарах, в Марокко, на Крите, в Санта-Лючия, на Гавайях – словом, в разных таких местах. Отели уединенные, предназначены для молодоженов. И стены там необыкновенно толстые, из номера ничего не услышишь, как бы ни бушевала парочка по соседству.

Эти слова Кэролайн произнесла с каким-то особым удовольствием. Похоже, ей импонировала идея толстых стен. Для ее собственного медового месяца наверняка требуются только такие.

Однако и это еще не все. Теперь самое главное, подчеркнула она, открывая шкафчик с напитками и колеблясь, что выбрать. Ее родной брат является владельцем небольшого туристического агентства, и он согласен организовать и скоординировать абсолютно все – круизы, полеты, гостиницы – словом, то, что потребуется. Мало того, «Предприятие „Прикид“» будет получать по двадцать процентов от суммы, которую выложит ему каждая посланная нами пара.

– Неплохие деньги и практически за нечего делать! – добавила она, щедро плеснув себе в бокал со льдом водки. – Но погодите, и это еще не конец. Он хочет переехать в более просторное помещение. Я сказала ему, что агентство новостей, которое находится рядом с нашим офисом, вроде бы закрывается. Так что почему бы ему не перебраться сюда? К нам, на Пимлико-сквер? – Кэролайн с торжеством оглядела нас с Гейл. – Ведь это значительно упростит ведение дел, верно? Кстати, знаете, – как называется его агентство? Это нечто!.. «Туры для взрослых»!.. Иными словами, они не желают связываться с разными там семейными пляжами для детишек. – Она отпила большой глоток. – Ну и я сказала ему, что политика у него правильная. А вот название следует немного изменить. «Адюльтуры»! Объяснила, и он был просто в восторге! Ну, что скажете?

В помещении настала тишина. Затем Гейл протянула:

– О Господи!

Я налила себе почти столько же водки, что и Кэролайн, и промолчала. Я не была уверена, что поверила во все это, хотя бы частично. Но ведь и в «Предприятие „Прикид“» я тоже в самом начале не очень-то верила, а каких успехов мы добились! Так что, возможно, Кэролайн и права.

– Что ж, тогда за «Адюльтуры»! – воскликнула она, поднимая стакан. – И за тебя, Анжела. В конечном счете изначально это была твоя идея. Ты просто гений, черт бы тебя побрал!

Я тоже подняла свой стакан. Правда, не совсем понимая, за что именно.

Но мне не понадобилось много времени, чтоб понять это. И если прежде я считала, что идеи Кэролайн о «дополнительных услугах» не более чем пустая болтовня, то заблуждалась. На следующее утро – а затем и всю следующую неделю – Кэролайн работала как проклятая, создавая свою новую империю. Она уже успела сбегать в агентство по соседству и провела с ними переговоры от имени брата. Она обзванивала одного клиента за другим, предлагая им круизы в Вест-Индию, полеты для молодоженов на Средиземное море, роскошные отели в уединенных уголках – и все это по ценам, которые просто в сравнение не идут с расценками других агентств, так она, во всяком случае, уверяла. Я даже слышала раз, как она предлагала «сафари для любовников» в Кении, о которых никогда не упоминалось прежде. Очевидно, еще какой-то один из ее родственников владеет там заповедником с отелем в виде хижины, обитатели которого, попивая прохладительные напитки, могли созерцать из окна или с террасы каких-нибудь толстокожих, купающихся в грязи.

– Знаешь, как можно завестись, наблюдая за носорогами, – сказала она. – Можешь мне поверить. Очевидно, все дело в этом роге, не случайно туземцы продают их в качестве зелья для поднятия потенции.

– Понятия не имею, – ответила я. – Видела носорогов только в зоопарках. И не могу сказать, чтоб так уж завелась.

Кэролайн заявила, что у меня напрочь отсутствует воображение, и снова взялась за телефон и дело организации «Адюльтуров».

Видимо, она права. И у меня действительно отсутствует воображение. Или же оно занято чем-то другим.

От Джоша – ни слова. Уже прошло несколько недель, как я отправила ему письмо, и я начала нервничать. И одновременно убеждать себя в том, что он, возможно, где-нибудь в тысячах миль, в джунглях Бирмы или на Великой китайской стене. Да что там говорить, мир так огромен… и опасен. Не только в Бейруте и Сараево работали снайперы; и разве не все тоталитарные режимы склонны считать журналистов шпионами? О, как я мечтала о том, чтобы он вернулся и сказал, что в будущем намерен заниматься только коммерческой рекламой контактных линз и дамских ночных рубашек. Я бы предпочла ревновать к истощенным моделям, позирующим перед его объективом, чем жить в постоянном страхе и ожидании полуночного звонка в дверь, открыв которую я увидела бы перед собой взволнованного констебля и услышала бы: «Мне страшно жаль, мадам, но…»

Весна была уже почти в разгаре. Ровно год, как мы знакомы с Джошем. Почти столько же являемся любовниками. Интересно, а как долго знаком Ральф с этой Хизер Кларидж? Интерес, как я понимала, носит чисто академический характер, просто мне хотелось знать, кто из нас предал первым. Меня это почему-то волновало. Если Ральф изменил первым, это несколько обесценивало мою неверность. Мне хотелось думать, что охлаждение в наших с Ральфом отношениях наступило именно по моей вине. Что моя страсть к Джошу была в своей основе чистым и не навязанным никем и ничем проявлением похоти, чему не было никакого морального оправдания, что то было ярким проявлением эгоизма с моей стороны. Не уверена, что здесь есть чем гордиться, но именно так мне хотелось думать. За последние месяцы я выслушала столько откровений от жен-Шин, признававшихся, что заводили интрижки только потому, что ощущали себя одинокими, брошенными, никому не нужными. И бешено ревновавшими к любовницам мужей. И я представляла, как они рыдают в подушки любовников, корят и упрекают себя в грехе и вовсе не считаются с мужчинами, с которыми спят. И уж совсем не извлекают из этого удовольствия. Если уж грешить, думала я, пусть это будет смертный грех.

Все это время я страшно скучала по Джошу. Ходила как потерянная. Мне нужны были его тело и смех, его любовь и ласки. Я хотела, чтоб он оказался близко-близко, чтоб его можно было потрогать, обнять, чтоб я всякий раз испытывала восторг и удивление от одного того факта, что он рядом. Я не хотела, чтобы он и дальше торчал там, на Великой китайской стене.

И еще меня очень тревожила Рейчел. Что я скажу ей и что она скажет на это? Мысль о том, что моя дочурка заплачет, вызывала слезы и у меня. О, это маленькое милое личико, искаженное болью! Я просто не в силах этого видеть. И все же этого не миновать. И мне снова вспомнились женщины, приходившие к нам за. помощью. Посеревшие от переживаний и унижений, печально повествующие о том, что расстались бы с мужьями давным-давно, если бы не дети. И как затем те же дети, с облегчением покидая родительский дом, убивали их на прощание фразой: «Ну к чему тебе понадобилось так долго терпеть, а, мама?» Нет, со мной этого не случится. Я не допущу.

А письма от Джоша все не было.

Оставалось искать утешения в работе. Ее с каждым днем прибывало. Похоже, весенняя лихорадка охватила женщин, и они очертя голову бросались на поиски «нового счастья». Придуманный нами девиз «К чему дожидаться смерти? Расставайтесь прямо сейчас!» был напечатан в качестве цитаты года в лондонском выпуске «Ивнинг стэндард», что вызвало неоднозначную реакцию и гневную статью на смежную тему в «Дейли телеграф». Автор выставлял себя защитником традиций и моральных устоев, называл нашу идею «образчиком крайне заразного и опасного для общества цинизма и постыдного кривлянья». Затем следовала гневная обличительная речь, направленная против «так называемых эмансипированных женщин, прикрывающих свой оголтелый феминизм показной заботой о своих сестрах». В конце статьи содержался намек на то, что эти дьявольские силы свили свое гнездо в скандально известном агентстве на Пимлико-сквер, которое, как надеялся автор, скоро закроют по настоянию возмущенной общественности.

Статья послужила грандиозной рекламой для нашего бизнеса. Как-то после очередного полного суеты дня мы всерьез задумались о том, что штат необходимо расширить. Но кого брать? Кому можно довериться? И мы пришли к выводу, что у нас всего один выход. Быть более избирательными в том, что касается клиентуры. Надо начинать кому-то и отказывать.

Но кому отказывать? Этот вопрос оказался самым сложным. Гейл в принципе отвергала идею отсева. Бизнес есть бизнес, твердила она, не следует выплескивать младенца с водой или резать курочку, несущую золотые яйца. Она просто засыпала нас цитатами и поговорками.

Я пыталась дать ей понять, что далеко не все наши курочки несут золотые яйца, даже простые не все несут, и мы вполне можем обойтись и без них.

Кэролайн тоже не помогла решить проблему. Слишком уж озабочена она была организацией «Адюльтуров». Мысли ее целиком поглощали каюты кораблей, выходивших в средиземноморский круиз, и гостиничные номера с видом на купание слонов и бегемотов. Я уже начала подозревать, что деликатная работа по разъединению неудавшихся пар была для нее лишь прелюдией, утомительным первоначальным этапом, подготовкой к главному делу жизни. А суть его сводилась к ублажению каких-то импотентов, заводившихся при виде валяющихся в грязи носорогов. Короче, присущую всем представителям высшего общества скуку у Кэролайн как рукой сняло. Энергии ее с лихвой хватило бы, чтобы перевернуть земной шар. Правда, я опасалась, что это ненадолго.

И вот как-то мы втроем обедали у Ренато, и споры снова ни к чему не привели, как вдруг через площадь перебежала Карен в мини-юбке и ворвалась в ресторан. Вид у нее был такой возбужденный, что я тут же подумала: может, Имонн предпринял попытку изнасилования и она ищет у нас спасения? Но оказалось, что все обстоит не столь трагично. Пришел какой-то джентльмен, хочет вас видеть, задыхаясь, сообщила она. Сказал, что дело страшно важное и не терпит отлагательств. Нет, он не сказал, кто он. Но, по мнению Карен, принадлежит к разряду тех, кто не любит ждать. Вообще она почему-то пребывала в полном смятении чувств.

Мы попросили у Ренато счет. Карен побежала в лавку.

– Интересно, кто же это, дорогие мои? – сказала Гейл, нервно поглядывая в окно. – Из полиции, что ли?..

– Я поняла, она думает, что Рик наконец попался.

– Нет. Налоговая инспекция, – пыталась утешить ее я.

Кэролайн покачала головой:

– Да ничего подобного! Какой-нибудь продавец стиральных порошков. Специально одеваются под джентльменов, чтоб их сразу не послали. Так что не спешите, девочки.

Она спокойно допила шампанское, затем небрежно протянула Ренато золотую карту «Америкен-экспресс».

– Сегодня мой день! – объявила она. – Кстати, как только этот торговец порошками уберется, я постараюсь перепрограммировать Патрика. На этот раз точно получится, уверена!

Но Гейл не терпелось пойти и узнать, в чем дело, и мне – тоже. И вот мы с ней поднялись и ушли, оставив Кэролайн наслаждаться ленчем и дальше.

Загадочный джентльмен стоял в офисе, всем своим видом демонстрируя нежелание говорить с Имонном, который, в свою очередь, пялился ему в спину с выражением неприязни на лице. Увидев Гейл и меня, он выразительно покрутил пальцем у виска и скорчил смешную гримасу. Но джентльмен развернулся и успел заметить этот жест. Имонн тут же низко склонился над компьютером. Из окна я видела, как Кэролайн лениво и неспешно вышагивает через площадь.

– Добрый день! – сказала Гейл и протянула руку. – Чем могу помочь?

Мужчина не обратил внимания на протянутую руку. Взглянул на Имонна и Карен и брезгливо поморщился. Он был одет в безупречно пошитый темно-синий костюм. Строгий галстук, из нагрудного кармана торчит уголок бледно-голубого платка. Ботинки столь безупречно начищены и отполированы, словно на них плевал и затем растирал рукавами целый полк солдат. Прическа наводила на мысль, что где-нибудь на туалетном столике он держит пару щеток с серебряными ручками и монограммами на них. Лицо розовое, ухоженное. Лет ему было около пятидесяти.